CC BY
81
УДК 821.161.1.09
ПОЭТИЧЕСКАЯ МОЛИТВА В ЖУРНАЛЕ «МОСКОВСКИЙ НАБЛЮДАТЕЛЬ»
© Г. Г. Рамазанова
Башкирский государственный педагогический университет им. М. Акмуллы
Россия, Республика Башкортостан, 450000 г. Уфа, ул. Октябрьской революции, 3а.
Тел.: +7 (347) 273 28 72.
E-mail: [email protected]
В статье говорится о жанре молитвы, широко представленном на страницах журнала «Московский наблюдатель». Забытые поэты «второго ряда» тридцатых-сороковых годов XIX века - Ф. Менцов, И. Бек, А. Башилов опубликовали в журнале значимые в духовном и эстетическом отношении поэтические молитвы. Публикация этих произведений отвечала общей идейной концепции журнала, которую в основном определял ее неофициальный редактор и ведущий критик С. П. Шевырев.
Ключевые слова: журнал «Московский наблюдатель», С. П. Шевырев жанр молитвы, поэты «второго ряда» А. Башилов, И. Бек, Ф. Менцов.
Молитва для верующего человека - органичная потребность, без которой немыслимо его существование. Закономерно, что русская поэзия не могла обойти вниманием такую исключительно значимую для каждого верующего составляющую его духовной жизни. Абсолютно справедливо высказывание В. А. Шеншиной, посвятившей отдельную статью различным переложениям молитвы «Отче наш» в русской поэзии, о том, что «Молитва или переложение молитвы в стихотворение входили в творчество почти каждого русского поэта» [1]. Исследовательница говорит о благотворном, исцеляющем воздействии поэтической молитвы: «Лирическое духовное слово, восхваляющее Бога, Христа и Божию Матерь и всех Святых, вдохновляло, утешало и успокаивало сердце поэта, которое нередко находилось в бурном и взволнованном состоянии» [1, с. 54]. Широкое бытование жанра молитвы в русской поэзии отмечено М. М. Дунаевым, который не только упоминает в своем фундаментальном труде наиболее яркие и значимые образцы стихотворных молитв, но и говорит об их православном звучании: «Многие поэты XIX века делали молитву темой своих произведений, об этом говорит удивительное созвучие в названиях у Вяземского: «Молитвенные думы», «Любить. Молиться. Петь», «К молящейся». У Козлова: «Молитва», «Моя молитва». У Веневитинова: «Моя молитва». У Лермонтова: «Молитва», вновь «Молитва». У Языкова: «Молитва». У Никитина: «Молитва», «Сладость молитвы», «Молитва дитяти». У К. Р.: «Молитва»... И в отличие от поэтов предшествующего века, с их общехристианскими в большей части идеалами, здесь, несомненно, ощущается именно православное мироощущение, ошибиться в котором невозможно» [2].
Безусловно, к православной тематике обращались не только А. С. Пушкин, поэты «пушкинской плеяды», М. Ю. Лермонтов, оставившие эстетически совершенные образцы духовной лирики. В творчестве поэтов «второго ряда» тридцатых годов XIX в. религиозная тема предстает во всем много -образии осмыслений и форм. Об этом свидетельствует как периодика 1930-х годов, так и весьма значимые в культурном отношении альманахи, в частности, альманах М. А. Максимовича «Денница». Т. К. Батурова, осмысляя место и значение этого альманаха в литературном процессе, подчеркивает,
что публикация духовной лирики в нем не носила случайного характера, напротив - была частью продуманной концепции: «Рассмотренные стихотворения обозначают одну линию в «Деннице» на 1831 год, одну линию в поэзии того времени. Их пронизывает Божественная идея, она определяет высоту поэтического духа в этих созданиях. ... Рассмотренные поэтические публикации «Денницы» убеждают, что в лирике поэтов-философов устанавливается связь идеального и действительного, передается не только стремление к идеалу, но и изображается само движение к нему, указываются пути достижения идеального или же в реальном видится отраженное идеальное» [3].
Значительное место духовной лирике было отведено в журнале «Московский наблюдатель» (российском журнале, выходившем в 1835-1839 г. в Москве) особенно в период его редактирования С. П. Шевыревым (1806-1864). Излишне даже подчеркивать, что Шевырев был глубоко верующим человеком, и это во многом предопределяло его отношение к роли словесности, критики. Сам Шевы-рев придавал исключительное значение молитве, как очистительному и умиротворяющему действу. Об этом свидетельствуют его дневниковые записи. Хотелось бы привести довольно обширную запись от 1860 года - Шевыреву уже пятьдесят четыре года (по представлениям людей девятнадцатого века -пожилой человек), он много повидал и пережил. Эта запись читается и воспринимается как своеобразное стихотворение в прозе, настолько она поэтична, пронизана тончайшим лиризмом. Она многое говорит о мироощущении Шевырева, о его глубокой духовности и преданности русской, православной культуре: «Собор Миланский, когда я нынешний раз вошел в него, произвел весьма стеснительное впечатление на меня. Я почувствовал какое-то внутреннее утомление, бессилие души, тягость нервическую. Таково действие готического зодчества. Я и прежде ощущал его, но не в такой степени. Огромность и темнота храма подавляют дух и потребно усилие в молитве, чтоб вознестись над мраком и осилить первое трудное впечатление. ... Но в наших древних храмах, особенно если строены они об одной главе, нет этого ужасающего мрака, и отсутствует подавляющее с первого раза впечатление. Лучи света, проходя через продольные окна шеи купола, с небес, обливают светом всю церковь и особенно все
ISSN 1998-4812
Вестник Башкирского университета. 2011. Т. 16. №3(I)
969
духовное, христианское небо иконостаса, и четыре столпа храма, изображающие мучеников, исповедников и воинов христианства. Это первое впечатление свободно переносит дух ваш в небо, и Бог принимает вас с любовию в своем доме и с открытыми объятиями Отца...» [4].
В период тяжких страданий, вызванных смертельной болезнью, Шевырев также обращался к молитве. Дочь Шевырева, описавшая его последние дни, воспроизводит следующие трогательные моменты: «Отец говорил во время болезни: «Много курсов я читал, теперь читаю курс страданий моим детям. Но если эти страдания послужат к очищению души моей, то да будет воля Божия. И во время сильнейших страданий сложил эти четыре стиха:
Когда состав слабеет, страждет плоть
Средь жизненной и многотрудной битвы,
Не дай мне, мой Помощник и Г осподь
Почувствовать бессилие молитвы [5].
Шевырев был твердо убежден, что литература должна «возносить к идеалу», а критика - отмечать только те произведения, которые решают эту задачу. Соучредители журнала изначально ставили перед собой определенную цель - всеми силами бороться с губительным влиянием «торгового направления», все более прочно утверждавшегося в русской литературе. Н. И. Мордовченко, всесторонне и подробно изучивший журнал с момента возникновения его замысла, публикует выдержку из дневника М. П. Погодина, документально подтверждающую это: «С Шевыревым о журнале непременно должно нам издавать. Неужели оставить литературу на жертву этим негодяям? Я думал было об одной критике, но дошли до большого журнала. Имя ему: Часовой. Не прибавить ли Кремлевский?» [6].
Низкопробная, безнравственная, потакающая невзыскательному обывательскому вкусу литературная «продукция», которой были наводнены петербургские издания, неоднократно становилась объектом критики неофициального редактора «Московского наблюдателя». Этическое и эстетическое «противостояние» непримиримых оппонентов касалось всего. Литературный материал, предназначенный для публикации в «Московском наблюдателе», тщательно отбирался, и в первую очередь лирика, поскольку Шевырев сам был талантливым поэтом.
Безусловное предпочтение отдавалось, во-первых, стихотворениям, в которых явственно звучал протест против бездуховности, меркантильности эпохи, во-вторых, стихотворениям, утверждающим идеи православия, нравственного совершенствования, в-третьих, произведениям, которые несли идеи формировавшегося в тот период славянофильства. Если иметь в виду, что его фундаментом, этическим базисом стали идеи православия, то и эти произведения, отличавшиеся глубокой духов -ностью, повествовали об особом религиозном мироощущении русского человека.
Среди произведений поэтов «второго ряда», опубликованных в журнале, представляют несомненный интерес стихотворения А. А. Башилова, совершенно забытого автора 1820-1830-х годов, (иногда он подписывал свои произведения А. А. Б., А. Б.), которые целиком соответствуют «духовной» направленности журнала. Стихотворение «Моя молитва» - смиренное обращение к Богу:
О Боже сильный, благотворный! / Меня ты светом озари,
И дух строптивый, непокорный, / Ты сократи и усмири!
Да осенен Твоим покровом, / Гордыню дьявола попру;
И, пересоздан сильным словом, / Я пересозданным умру [7]!
Это - типичный пример стихотворной молитвы, который был представлен в журнале достаточно широко. Его жанровые признаки отчетливо видны: прямое обращение к Богу в минуту душевной смуты (что находит отражение и в синтаксическом оформлении стихотворения), продиктованное желанием обрести нравственные силы, поддержку, признание в собственной слабости, особая исповедальная откровенность. Существует некоторая внутренняя общность с другим медитативным жанром - элегией - и в том и другом обязательно присутствует мотив жалобы, сетований на судьбу. Но, в отличие от элегии, молитва почти всегда гармонична, поскольку пронизана надеждой на поддержку и покровительство Бога.
Второе произведение автора - любовное стихотворение, о чем свидетельствует вполне традиционное название - «К ней»:
Всесильный Бог меня хранил, / Он был всегда моей подпорой,
И от слепца не отвратил / Он сострадательного взора.
Во дни борьбы и мятежа / Страстей, ума, желаний, правил,
Своим созданьем дорожа, / Меня раскаянью наставил!
Представь, в величии своем, / Он рек: «Восстань, прозри, прощаю!»
И ангел в образе твоем / Меня увлек от Ада к Раю [7, с. 612]!
Стихотворение достаточно оригинально. Образ лирической героини, которую поэт уподобляет ангелу, занимает в нем скромное место, в основном оно обращено к Богу. Стихотворения А. Башилова повествуют читателю о самых различных этапах его духовной биографии, возможно, что она, в свою очередь, является отражением определенных моментов его реальной жизни. Показательным в этом отношении представляется довольно объемное стихотворение, состоящее из двух частей - «Я был. Я есмь» [8]. Название, избранное поэтом, может, как представляется, свидетельствовать о влиянии Ше-вырева, опубликовавшего в 1825 году стихотворение «Я есмь», которое вызвало одобрительный отзыв Е. А. Баратынского. На первый взгляд может показаться, что это произведение далеко от православной проблематики. Однако, читая его, убеждаешься, что герой осмысливает и оценивает свою жизнь исключительно с точки зрения верующего человека. Первая часть повествует о холостой жизни лирического героя, а вторая - о его жизни в семье. Поэтика произведения своеобразна. До обретения семьи жизнь героя протекала бурно, душа была ареной борьбы между силами добра и зла. Поэт употребляет новаторские сравнения и метафоры для описания этого этапа его жизни. Молодость поэта «мчалась», «разрушительна, как лава», «дух тревоги, дух сомненья, с адским хохотом в
устах, веру в благость Провиденья отрицал в моих глазах», «нефть текла в крови», «и душе не доставляло, вулканической любви!» [8, с. 152]. Но среди опустошающих душу шумных оргий лирический герой грезит о спокойной, тихой, размеренной семейной жизни. Вторая часть стихотворения «Я есмь» рассказывает об изменениях в судьбе лирического героя, обретшего счастье и покой. Все образные решения стихотворения воссоздают атмосферу умиротворения и довольства, нарисована настоящая семейная идиллия:
И небес переселенец, / Плод сроднившихся сердец, /
Сладко дремлющий младенец, / Наш желанный первенец;
И с молитвой к изголовью, / Мать склоненная над ним,
С грустно-нежною любовью, / С чувством матери святым... [8, с. 156].
Нужно отметить, что характерной чертой любовной лирики, публиковавшейся в журнале, стало то, что и она вся пронизана чистой и высокой духовностью. Типичные примеры такой лирики -стихотворения И. Бека «Встреча» и «К...» [9], их можно рассматривать как маленькую дилогию. Первая часть повествует о разделенной любви, а вторая - о разлуке. Оба обращены к лирической героине, но неповторимое своеобразие им придает то, что они, прежде всего, говорят о возвышающем воздействии любви. Вот некоторые строки из стихотворения «Встреча»:
И каждый раз, с тобой встречаясь, / Я чище сердцем становлюсь.
И пред созданьем преклоняясь, / К Творцу с молитвой возношусь.
И верю я: что так прекрасно, / Что сердце к сердцу так влечет,
Не может в мире быть напрасно, / И бренный прах переживет [9, с. 356]!
Второе стихотворение - элегия «К...» обращено к разлюбившей женщине, это типичный образец любовной элегии, по своему композиционному и образному построению стихотворение очень близко к элегии Баратынского «Признание». В элегии говорится об ушедшей любви, разочаровании, невозможности вновь полюбить.
В стихотворении Ф. Менцова, другого актив -ного автора журнала, «Когда стеснит твою внезапно грудь...» говорится о нравственных исканиях человека, о тяжелом пути постижения истины, о благодатном воздействии молитвы, покаяния и очистительных слез. В стихотворении передано почти физическое ощущение страдания, когда от невыносимой внутренней «боли» тяжело дышать. Укоры совести терзают героя. Средство к очищению и исцелению - молитва:
Когда стеснит твою внезапно грудь / Мысль тяжкая о прежних заблужденьях, /
От горести не сможешь ты вздохнуть, / И совести почуешь пробужденье, /
Когда вся жизнь твоя, и повесть дел твоих / В унылой пред тобой представится картине /
И дух Божественный от помыслов земных / Вдруг повлечет тебя к высокому - к святыне; /
Когда почувствуешь ты совести укор / И жажду чистых дум, и чистых помышлений, /
Тебя покинувших, забытых с давних
пор/Высоких чувств, высоких вожделений, /
Молись, молись! Усердною мольбой / Врачуются душевные страданья./
Молись, молись! И доблестно омой / Грехи свои слезою покаянья!
И на земле великое не прах, / И на земле раскаяние не тщетно,
Так пред Творцом святым на небесах, / Пребудет ли святое безответно [11]?
К жанру молитвы обращались и авторы, анонимно публиковавшиеся в журнале. Среди этих произведений можно выделить стихотворение, подписанное знаком - «-. Некоторые строки стихотворения: Когда бушует перевес / Страстей,- с мольбою призываю
И гений неба храм души / Покровом мирным осеняет,
Страстей порывы усмиряет / И душу в сладостной тиши,
Как мать дитя свое, лелеет, / И искра в храмине моей
Горит и ярче и светлей / И грудь растерзанную греет [12, с. 613-615].
Стихотворение повествует о внутренней борьбе героя, о примиряющей силе веры. Бог видится герою в образе «юного гения неба», пристально наблюдающего за «книгой дел и мнений» поэта.
Все эти публикации свидетельствуют о том, что тщательно отобранная, серьезная по мысли и звучанию поэзия, напечатанная в журнале, отвечала общей концепции «Московского наблюдателя»: воспитывала в читателе высокую нравственность и духовность.
ЛИТЕРАТУРА
1. Шеншина В. А. Молитва «Отче наш» в переложении А. А. Фета. // А. А. Фет. Поэт и мыслитель. Сб науч. тр. М.: ИМЛИ РАН, Академия Финляндии,1999. С. 54-68.
2. Дунаев М. М. Вера в горниле сомнений: Православие и русская литература в XVII-XX веках. М., 2003. 1014 с. иЯЬ: ЬИр.У/'ра1отшс.о^/ЬМ_1й/Ь1ЪШипаеу/
3. Батурова Т. К. Страницы русских альманахов. (Духовные искания литераторов пушкинского круга). М.: изд-во «Век», 1998. С. 76-77.
4. Из бумаг Степана Петровича Шевырева // Русский архив, 1878. II (№5). С. 87.
5. Шевырева Е. С. Биография С. П. Шевырева [1864-1881]. РГАЛИ, ф. №563, оп. 1, №68, С. 13(обор).
6. Мордовченко Н. И. «Московский наблюдатель» (18351837). // Очерки по истории русской журналистики и критики. Л.: изд-во АН СССР 1950. Т.1. Глава XV. С. 370.
7. Московский наблюдатель. 1835. Часть I. С. 264.
8. Московский наблюдатель. 1835. Часть V. №17-20, С. 152154.
9. Московский наблюдатель. 1836. Часть VII. С. 355-356, 502-503.
10. Русский биографический словарь: В 20-ти Т.Т. М., 2001. Т.10. С. 211-212.
11. Московский наблюдатель. 1836. Часть VIII. С. 250.
12. Московский наблюдатель. 1835. Часть I. С. 613-615.
Поступила в редакцию 07.06.2011 г.
