CC BY
489
УДК 81’373
ББК 81.03
Т 49
Тлехатук С.Р.
Подтекст как лингвистическое явление в смысловой структуре художественного текста
(Рецензирована)
Аннотация:
Цель статьи - исследование имплицитных возможностей содержания высказывания в подтекстовых структурах художественного текста. Подтекст исследуется как разновидность художественного текста, являющаяся частью его смысловой структуры. Автор рассматривает концепции, раскрывающие механизмы его возникновения, понимание как лингвистического явления, вводит в практику употребления слово «подтекст» как способ передачи информации, который возникает в коллективном опыте и отражается в повседневном языке.
Ключевые слова:
Подтекст, фоновые знания, имплицитность, пресуппозиция, концепция, референциальный вид, интеллектуальное восприятие, смысловая структура текста.
Как известно, культура любого этноса неповторима и уникальна. В настоящее время, в эпоху глобализации информационного пространства, межнациональных различий становится все меньше, но, тем не менее, народы продолжают сохранять свою этнокультурную специфику, которая сводится к нематериальным или философским и психологическим категориям: воспитанию, образованию, поведению, мировоззрению, мироощущению и т.д., то есть всему тому, что можно назвать «ментальностью народа».
Применительно к лингвистике вышеперечисленные категории соответствуют понятию «фоновые знания». Этот термин был предложен В.С. Виноградовым. Так, фоновые знания - это социокультурные сведения, характерные для определенной нации и отраженные в ее языке [1].
Безусловно, текстовые структуры художественного текста призваны пояснять смысловую сторону текста, принимая во внимание реальные фоновые знания, которые насыщают когнитивно-информационную природу подтекста.
С точки зрения семантического подхода истолкование подтекста рассматривается с использованием терминов «смысл», «содержание», «информация», «глубинный», «скрытый», «неопределенный», «смутный». «Подтекст - скрытый смысл высказывания, вытекающий из соотношения словесных значений с контекстом и особенно - речевой ситуацией» [2: 830]. «Подтекст - это... тот истинный (авторский, глубинный) смысл высказывания (текста), который полностью не выражен в «ткани» текста, но который имеется в нем, может быть вскрыт и понят при обращении к конкретному анализу и ко всей ситуации общения, структуре общения» [3: 63]. «Подтекст, или имплицитное содержание высказывания - содержание, которое прямо не воплощено в узуальных лексических и грамматических значениях языковых единиц, составляющих высказывание, но извлекается или может быть извлечено при его восприятии» [4: 40]. Во всех приведенных определениях подтекст определяется как имплицитная информация.
Понятие имплицитность существует в разных отраслях науки. Согласно В.Д. Стариченок, «имплицитность - лат. трНске - «скрытый, подразумеваемый» - скрытость, неразвернутость каких-либо фактов языка» [5: 213]. Имплицитность - неявность, подразумеваемость, что является противоположностью эксплицитности.
Понимание как имплицитной, так и эксплицитной информации в тексте свидетельствует о знании лингвокультурного пространства того или иного языка.
В данном исследовании термины «смысл», «содержание» выступают как синонимы. Так, «смысл текста - обобщение, это обобщенное содержание текста, сущность текста, его основная идея, то, ради чего он создан. Содержание текста - проявление этой сущности в ее конкретном референциальном виде, в виде его языкового выражения» [6: 157]. Вышеприведенные определения трактуют подтекст как тот аспект семантической структуры текста, который предназначен для интеллектуального восприятия, которое, по В. А Звегинцеву, «приобретает специфическую двуслойность, когда к непосредственно воспринимаемой информации, заключенной в непосредственно воспринимаемой структуре объекта, приплюсовывается и иная, скрытая, исходящая из модели данного объекта информация» [7: 298]. Следует отметить, что смысл, образующий подтекст, в чем-либо существенно отличается от эксплицитного смысла текста: различие это относится только к способу выражения (и, следовательно, способу восприятия). Несколько иначе трактуется подтекст в концепции И.Р. Гальперина, ставшей одной из самых популярных концепций текста в отечественной лингвистике. Исследователь начинает с достаточно традиционного определения подтекста как дополнительной информации, «которая возникает благодаря способности читателя видеть текст как сочетание линеарной и супралинеарной информации», и рассматривает подтекст как такую организацию содержательно-фактуальной информации (СФИ), «которая возбуждает мысль, органически не связанную с пресуппозицией или импликацией» [8: 47]. Хотя в данном случае, И.Р. Гальперин говорит об организации текста, рассматривая подтекст как аспект формальной организации текста, имея в виду семантическую структуру и взаимодействие смыслов частей высказывания. Также И.Р. Гальперин вводит понятие «содержательно-подтекстовой информации» (СПИ), противопоставленное понятиям «содержательно-фактуальной» и «содержательноконцептуальной информации» (СКИ): «СФИ - описание фактов, событий, места действия, времени протекания этого действия, рассуждения автора, движение сюжета. СКИ. -это выражение мировоззрения автора, основной идеи произведения». СПИ же - второй план сообщения, скрытая, факультативная информация, возникающая из взаимодействия СФИ и СКИ.
Таким образом, «подтекст - это своего рода «диалог» между содержательно-фактуальной и содержательно-концептуальной сторонами информации; идущие параллельно два потока сообщения - один, выраженный языковыми знаками, другой, создаваемый полифонией этих знаков - в некоторых случаях сближаются, дополняют друг друга, иногда вступают в противоречия» [8: 48]. Исследователь, вводя термин «содержательно-подтекстовая информация», разграничивает подтекст как часть семантической структуры текста, способ организации плана содержания текста, и как информацию, в основе которой - СПИ. Возможно, такое разграничение вызывает возможность включить в один понятийный ряд фактуальную, концептуальную и подтекстовую информацию, поскольку первые два понятия противопоставлены по качественному основанию (эту оппозицию можно рассматривать как реализацию общелингвистической оппозиции «денотативное\сигнификативное» значение), тогда как подтекстовая информация противопоставляется по способу ее представления в тексте как имплицитная информация - эксплицитной. Оппозиции «фактуальное \ концептуальное» и «эксплицитное\имплицитное» как независимые характеристики содержания текста образуют классификационную сетку из четырех клеток, что позволяет описывать подтекстовую информацию в терминах «:фактуальная»\»концептуальная»,
противопоставленную остальным типам информации.
Рассмотрим сам механизм возникновения подтекста. Если в одном месте подтекст определяется как «диалог» СФИ и СПИ, то в другом - возможно возникновение СПИ в связи только с «фактами, событиями, сообщенными ранее». При описании подтекста И.Р. Гальперин указывает на особую организацию текста (точнее, части текста - СФИ или предложения, поскольку «подтекст существует лишь в относительно небольших отрезках
высказывания»), а значит, возникает благодаря действиям говорящего. Эта точка зрения на подтекст как «закодированное» содержание, создаваемое адресантом и лишь угадываемое адресатом, достаточно традиционна - следует указать на приведенное выше определение подтекста, данное М.И. Кожиной. В то же время исследователь определяет подтекст как информацию, «которая возникает благодаря способности читателя видеть текст как сочетание линеарной и супралинеарной информации», и тем самым передает функцию порождения подтекста адресату [8: 47]. Данная точка зрения имеет своих сторонников, указывающее на определение подтекста [см.: 4: 50].
Следует отметить, что в современной лингвистике работа И.Р. Гальперина, по-прежнему, остается одной из самых полных и глубоких исследований проблемы текста вообще и подтекста, в частности. Особенно ценными моментами его концепции представляются разграничение фактуальной и концептуальной информации, разграничение подтекста как части семантической структуры текста и "подтекстовой" (имплицитной) информации, а также описание некоторых способов порождения подтекста.
Таким образом, общим для работ, реализующих семантический подход к контексту, является трактовка его как имплицитно содержащейся в тексте информации (как, например, концепция И.Р. Гальперина, проводящего тонкое разграничение между имплицируемой информацией как таковой и подтекстом как частью семантической структуры текста, в которой эта информация содержится). Исследователи рассматривают вопрос об источниках этой информации как продукт сознательного усилия адресанта, как результат особого, аналитического восприятия текста, которое ориентируется на определенную модель ситуации, в которой возник и\или функционирует данный текст. Как представляется, к имплицитной информации применимо различение концептуальной и фактуальной информации, предложенное И.Р. Гальпериным. Это еще раз доказывает отсутствие качественных различий между имплицитной и эксплицитной информацией как таковой. И поэтому семантическое понимание подтекста можно свести к следующему определению: подтекст - это сознательно создаваемая говорящим часть семантической структуры текста, доступная восприятию в результате особой аналитической процедуры, предполагающей переработку эксплицитной информации и вывод на ее основе дополнительной информации.
Но, несмотря на то, что семантический подход к подтексту доминирует в лингвистике текста, в отечественной литературе можно обнаружить и ряд альтернативных концепций подтекста. Поскольку данные концепции могут учитывать некоторые аспекты столь сложного явления, как подтекст, которые игнорирует семантический подход, представляется полезным рассмотреть и их. Как уже говорилось выше, концепции подтекста различаются, прежде всего, тем, к какой стороне текста как знака они относят подтекст. Текст, как и любой другой знак, может быть охарактеризован как единица, обладающая синтактикой, семантикой и прагматикой [9: 10]. Хотя большинство исследователей относит подтекст к семантической структуре текста, существуют концепции, относящие его и к формальной (синтактической), и к прагматической структуре текста.
Одна из первых попыток создать лингвистическую концепцию подтекста принадлежит Т.И. Сильман. В статье «Подтекст как лингвистическое явление» автор определяет подтекст как «рассредоточенный, дистанциированный повтор, ... в основе всякого подтекстного значения всегда лежит уже однажды бывшее и в той или иной форме воспроизведенное заново» [11: 85]. Подтекст в понимании Т.И. Сильман - явление формальное, часть синтактической структуры текста, который всегда имеет двухвершинную структуру: первая вершина задает тему высказывания, создавая
«ситуацию-основу», а вторая, используя материал, заданный первичным отрезком текста, что создает в соответствующем месте текста подтекст. При этом исследователь, усиливая значение термина «подтекст», применяет его к приему рассредоточенного повтора, и ко !
второй вершине», то есть отрезку текста, повторяющему нечто, введенное в «основе». Более того, Т.И. Сильман придерживается положения о том, что подтекст как дистантное расположение ситуации-основы и ситуации повтора «приводит к размыванию точности повтора и к созданию неопределенной психологической атмосферы, психологического (ассоциативного) "ореола", которым окружена ситуация-повтор, благодаря взаимодействию с ситуацией-основой, втянутой вместе со своим «ореолом» в новую ситуацию. Так осуществляется столкновение между первичными и вторичными значениями ситуации, из которого и рождается подтекст» [11: 85]. Основным для Т.И. Сильман является понимание подтекста как разновидности «. рассредоточенного повтора, который возникает на фоне и с учетом непрестанного изменения и углубления контекстуальных связей. Это - сложное явление, представляющее собой единство различных уровней языка, лексического и синтаксического, входя при этом в план общекомпозиционных связей литературного произведения» [11: 89].
Таким образом, подтекст рассматривается Т.И. Сильман как частный случай такой общей категории текста, как когезия, или связность (сцепление), которая реализуется повторами и анафорическими средствами языка [12: 527]. «Приращение смысла» отличает подтекст от других видов повтора, возникающих именно в силу дистанцированности, разнесенности «основы» и подтекста. Столь большое внимание ученых-лингвистов к формальной стороне подтекста, средствам его формирования, фактическое отождествление подтекста с этими средствами определяется тем, что подтекст есть лингвистическое явление, представляющее собой определенное средство выражения в значительной мере связанное с языковыми средствами. Применение термина "подтекст" на уровне поверхностной структуры текста образуется с помощью языковой интуиции, отражающей сложившееся представление о значении данного слова.
Итак, подтекст как лингвистическое явление можно рассматривать явлением не формальным, а семантическим, как информацию и как элемент структуры плана содержания.
Несомненно, что прагматическая структура текста как высказывание представляет отдельный аспект общей структуры текста. Многие прагматические характеристики высказывания, в особенности связанные с другими аспектами структуры текста, являются предметом лингвистического описания. Однако до сих пор остается актуальной задача включения всех этих данных в единую систему представлений о прагматической структуре текста как единой подсистеме «значений коммуниканта». Безусловно, центральной категорией описания прагматической структуры текста должна стать категория интенциональности, которая выполняет коммуникативные задачи текста. Рассмотрение подтекста как прагматического эффекта, части прагматической структуры текста можно обнаружить в работах В.А. Кухаренко [13: 14]. В понимании подтекста В.А. Кухаренко придерживается традиционного, семантического понимания подтекста.
Несомненный интерес представляют индивидуальные, необщепринятые аспекты исследовательской интерпретации подтекста, обусловленные традиционной интерпретацией. Так, например, в своей работе «Типы и средства выражения импликации в английской художественной речи (на материале прозы Э. Хэмингуэя)» исследователь утверждает, что «подтекст - это сознательно избираемая автором манера художественного представления явлений, которая имеет объективное выражение в языке произведений» [13: 72]. Сфера функционирования языка определяется не столько формальными и семантическими средствами, характерными для нее, сколько коммуникативными задачами, интенциями участников коммуникации, осуществляемой в границах соответствующей сферы. Или публицистика как «среда обитания» публицистического функционального стиля определяется как фактическая и концептуальная информация. Соответственно тексты, уровень сложности которых заведомо неадекватен коммуникативным способностям аудитории, для которой они предназначены, выпадают из публицистики, даже если они будут снабжены всеми формальными приметами
публицистического текста. Таким образом, ограничив сферу употребления термина «подтекст» исключительно художественными текстами, В.А. Кухаренко ограничивает пространство реализации понимания этого явления. Это можно считать непроизвольным результатом исследовательской направленности автора не на текст вообще, а именно на художественный текст.
Для восприятия художественного текста чрезвычайно важным является вопрос о соотнесении языковых средств и их разнообразного эстетического функционирования в контексте художественной литературы. И хотя в эстетической организации текста участвуют единицы всех уровней, главная роль все же принадлежит слову как основной единице языка, вокруг которой организуются все остальные единицы. Нисколько не умаляя значения других аспектов языка, можно сказать, что сила художественного воздействия заключается, прежде всего, в словах. Попадая в художественный контекст, слово оказывается обращенным не только к реальной действительности, но и к творчески созданному в художественном произведении особому миру. Будучи обусловлено художественным заданием писателя, слово обогащается эстетическими приращениями смысла, начинает жить по законам сложного эстетического целого. Оно предстает во всем богатстве нюансов и красок, становится орудием образного мышления.
При восприятии слова в художественном тексте необходимо знать, что оно одновременно функционирует, по крайней мере, на трех разных уровнях: семантическом, метасемиотическом и лингвопоэтическом и, соответственно, может становиться объектом трех видов анализа. Первые два уровня относятся к области лингвостилистики и предполагают разграничение собственно смыслового содержания, семантики слова и накладывающихся на нее экспрессивно-эмоционально-оценочных оттенков, или коннотаций. Третий уровень восприятия имеет дело с более тонкими и сложными эстетическими особенностями слова, непосредственно связанными с идейнохудожественным содержанием произведения. Лингвостилистический анализ универсален, в том смысле, что он применим к любому произведению речи, независимо от функционального стиля [15]. Его всеобщность, безразличность к характеру анализируемого текста как бы уравнивает произведения речи, принадлежащие к разным регистрам, ставит их на один уровень. Однако, в случае художественного текста, этого уникального, своеобразного вида речевой деятельности, лингвостилистический анализ лишь первый, предварительный шаг в ее исследовании.
Гораздо более значимым «прагматизирующим» шагом представляется введение в художественный текст (подтекст) термина «манера», «сознательно избираемая». Обычно слово «манера» используется применительно к тексту, подразумевая тот факт, что говорящий, создавая текст, отбирает различные средства выражения, так что текст представляется последовательностью избранных говорящим знаков. В данном случае, текст предстает как цепь (или иерархия) вербальных средств, которые отражают некоторые предпочтения, склонности, установки говорящего. Поэтому определение подтекста как манеры представления материала отождествляется с речевой деятельностью говорящего. По мнению В.А. Кухаренко, деятельностная сторона подтекста является одним способов организации текста, ведущего «к резкому росту и углублению, а также изменению семантического и\или эмоционально-психологического содержания сообщения.» [15: 181].
Таким образом, подтекст как разновидность прагматической структуры художественного текста основан на отождествлении и порождении как поверхностной, так и внутренней структуры текста. Понимание подтекста как часть семантической структуры текста вводит в практику употребления слова «подтекст», как выбор говорящего в пользу определенного способа передачи информации. Подтекст как лингвистическое явление «естественной феноменологии» художественного текста возникает в коллективном опыте и отражается в повседневном языке.
Примечание:
1. Виноградов В.С. Фоновые знания и имплицитная информация. Ц^: http://www.linguistic.ru/articles.
2. Хализев В.К. Подтекст // Краткая литературная энциклопедия. Т. 5. М., 1968.
3. Кожина М.Н. Соотношение стилистики и лингвистики текста // Филологические науки. 1979. № 5.
4. Долинин К.А. Имплицитное содержание высказывания // Вопросы языкознания. 1983. № 4.
5. Стариченок В.Д. Большой лингвистический словарь. Ростов н/Д: Феникс, 2008. 811 с.
6. Реферовская Е.А. Коммуникативная структура текста в лексико-грамматическом аспекте. Л., 1989.
7. Звегинцев В.А. Предложение и его отношение к языку и речи. М.: Изд-во МГУ, 1976.
8. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования / АН СССР, Ин-т языкознания. М.: Наука, 1981.
9. Моррис Ч. Основания общей теории знаков // Семиотика. М., 1983.
10. Степанов Ю.С. Язык и Метод. К современной философии языка. М.: Языки рус. культуры, 1998.
11. Сильман Т.И. Подтекст как лингвистическое явление // НДВШ. ФН. 1969. №1.
12. Гальперин И.Р. Грамматические категории текста / Известия АН СССР. Сер. литературы и языка. 1977. № 6.
13. Кухаренко В.А. Типы и средства выражения импликации в английской художественной прозе (на материале прозы Хэмингуэя) // Филологические науки. 1974. № 1.
14. Кухаренко В.А. Интерпретация текста. М., 1988.
15. О применении лингвостилистического анализа к текстам разных функциональных стилей см.: [Akhmanova, ^е^ 1978], [Задорнова 1984: 109-119].
