CC BY
22Почему Сизиф не может быть счастлив?
Михайлов Даниил Алексеевич
Студент
Российский государственный гуманитарный университет (Москва, Россия)
АННОТАЦИЯ
В статье излагаются основные положения абсурдного жизнечувствия так, как определяет их Альбер Камю в своем философском эссе «Миф о Сизифе». Автором также приводится альтернативное видение Сизифово счастья.
Ключевые слова: философия, абсурдизм, стоицизм, счастье, Сизиф. Key words: philosophy, absurdism, stoicism, happiness, Sisyphus.
«Если бы человек узнал, что вселенная тоже может любить и страдать, он бы почувствовал себя примеренным с судьбой» [2, с. 400].
В действительности, человеку необходимо свести к познанию то, что возможно отказывается быть понятым априори. Страсть к определению — врожденное стремление. Тоска по единству — вечная человеческая драма, которую обнаруживает Камю. Сценическая беспомощность заключается в парадоксе искания, бесконечном порочном круге, сдавливающим каждого думающего. Простые истины оказываются изысканными вертихвостками, обличающими свою притворность. Различные взгляды опровергают сами себя, успев лишь показаться - навсегда скрываются в ненадежности самости.
Первым делом разума является определение различности верного от ложного [2, с. 399]. Вопреки этому, стоит лишь мысли задуматься о собственной природе как оказывается, что у нее есть потрясающие сведения о ложности натуры.
В парадоксе природы идей и мыслей и существует человек. По правде говоря, что знает он наверняка? Без труда способен он ощутить, как наполняется объем легких при глубоком вдохе, как прикасаются губы возлюбленной к его собственным, как точно бьется его сердце. А далее? Беспрекословность фактов на этом заканчивается. Подумать лишь о природе собственного «я», в натуре которого можно быть абсолютно уверенным, как сущность его будет ускользать подобно утекающему сквозь пальцы песку. «Я всегда пребуду чуждым самому себе» [1, с. 402].
Раз я не могу знать наверняка даже смысл своей бытийности, раз я не могу быть уверенным в том, о чем думаю, раз я убежден разве в том, что сегодня утром, за моим окном, красиво пели птицы. Не способен ли я четко определить реальность абсурда? Если утверждение мое искренне, и я со всей ясностью принимаю следствие данной причины, то я оказываюсь загнанным в угол. В этих стенах и пройдет моя жизнь, но на отчаяние нет никакой причины. Нужно принять боль своего сердца и бесконечное терзание души, как сделал это Кьеркегор, жить дальше, находится в реальности вопреки.
Далее начинается путь искания убеждений в сухой и жаркой пустыне, там, где мысль, казалось бы, и не имеет права показываться. Именно этим увлечен в своем труде Камю. Поиски писателя —
Михайлов Даниил Алексеевич
принятие судьбы, согласие с правилами, и следующий за этим вывод, в виде стоического спокойствия и рассудительности.
Альбер Камю откровенен, он честен по отношению к себе [6]. Великой смелости стоит убеждение в нищете духа и принятии своего заточения. Как бы крепко не стесняли грани абсурда, писатель остается верен самому себе. В хаосе безыдейности он обнаруживает собственные стремления.
Мир Альбера Камю становится обособленным от всякой стремящейся проникнуть внутрь идеи. В нейтральном пространстве, где каждая родившееся мысль неминуемо обречена на погибель, писатель ищет утешения. На что остается уповать? На Бога? Но ведь это тоже идея, стремительно увядающая по мере своего вырождения.
«Мое поприще, — сказал Гете, — это время. Вот поистине слова человека абсурда.» — восклицает Камю, голос которого, сухо раздается в стесняющих стенах [2, с.451]. В человеке абсурда существует два начинания — конечное и бесконечное, как удалось точно подчеркнуть датскому мыслителю [3, с.52]. Камю застыл во мгновении вечного, своим нутром глубоко ощущая его, но действующий лишь во благо конечному. У его действий нет продолжения, они стеснены моментом, временем, отведенным на его собственное самоощущение.
Обременен ли подобный человек чувством моральной ответственности? Трижды нет! Единственная, безусловная ценность — Божья. Но он живет без Бога. Если же говорить о моральном жизнеустройстве человека, то это лишь причина оправдания себя самого [2, с.452]. Индивид видит лишь собственную выгоду в подобных делах, об этом говорил Ницше [4]. Слова его как глубокий рубец, оставленный на плоти человека абсурда. «Любая мораль основывается на мысли, что поступок имеет свои последствия, которые его оправдывают или перечеркивают. Дух, проникнутый абсурдом, ограничивается мнением, что об этих последствиях надлежит судить спокойно» [2, с.453].
В подобном мире, лишь собственная ясность, непринуждённость и прозрачность поступков определяет «я». Единственная истина, обличающая себя как надлежащую, отнюдь не лежит на поверхности восприятия: она зарождается и определяет себя в других людях. Мысль эта не нова, она просматривается в атеистическом экзистенциализме Сартра, подробно раскрывающейся в труде «Экзистенциализм — это гуманизм» [5].
Здесь же, стоит обратиться к участи Сизифа, ведь он, как определяет Камю, и есть неподдельный персонаж, рожденный абсурдным жизнечувствием [2, с.505]. Один вид этой непосильной ноши — глыбы, которая ждет его у подножия уготовленного обломка скалы, каждый раз, когда он достигает вершины, вселяет чувство бесконечной покинутости. Разве эта мука стоила мимолетного блага, счастья мгновения, за которым последовало грозное наказание? Иной воскликнул бы тут же — «Отними у меня все, что только есть у меня, да бы не уподобиться участи Сизифа»! Наш герой же остается по-прежнему непоколебим, он уверен в каждом своем шаге, излишняя дотошность дальнейшего здесь не имеет своей ценности. И не было ни минуты, в которую Сизиф, пав духом своим и устремив прошение к небесам, в надежде на то, что слова его будут услышаны, раскаялся в деяниях земных.
Напротив, шаг его тверд, хватка крепка, без задней мысли он продолжает идти вперед, зная, что через несколько мгновений, он вновь окажется у обломка скалы, готовый взбираться бесконечное множество раз.
«Гнетущие истины рассеиваются, когда их опознают и признают» [2, с 507]. В этом заключается пронзающая сердце Сизифа мудрость. Озаренный этой мыслью, древнегреческий герой и обретает свой покой. Судьба его принадлежит лишь ему самому, обломок скалы — его собственная забота. Ясно убежденный в том, что ночь его бесконечна, Сизиф шагает во веки веков.
На этом моменте, возле одиноко воздвигнутого обломка скалы, Альбер Камю покидает своего героя. Он заявляет, что ему хотелось бы видеть Сизифа счастливым. Но так ли это? Удосужился писатель заглянуть в глаза герою собственной обреченности?
Обнаружение гнетущих истин лишь опосредованный путь к молчаливой радости героя. После философского обнаруживания конкретного момента наступает два следствия, нередко они становятся взаимно заменимы: момент приятия, который в дальнейшем ведет к устоявшемуся утверждению — истине, для субъекта ее определившем, и ему противоположный — процесс отторжения обнаруженной вещи. В зависимости от того, как человек справляется с подобными последствиями «обнаружением
гнетущих истин» —определяется его несчастность, или, вопреки этому — благополучие.
Найденная несчастность самости вытекает из процесса отторжения вещи. Координирует отрицание — воспроизводимые, по сути вопроса, мысли субъекта. Определяемое благополучие обретает себя за счёт принятия истины. В данном контексте, понятие «истина», трактуется как стремление к благополучности самости.
Если мы вернемся к Сизифу, обреченному на вечное испытание, и обратим внимание на его взгляд, устремленный к вершине скалы, то увидим, как сменяется выражение глаз. У подножия склона проступают слезы. Каждый раз добираясь до вершины, не успев проводить взглядом скатывающийся вниз камень, Сизиф думает о повторном восхождении. Ему все так же чужды мысли о беспечности земных деяний, он осознает тяжесть груза, возложенного на свои плечи. Древнегреческий герой не корит себя и не взывает к богам с просьбой о помиловании, но он думает о самом процессе, о своей одинокой скале. Осознание и принятие собственной участи нисколько не гарантирует полную изоляцию от мыслей в целом, причем они могут быть настолько пагубными, насколько и целебными. Помимо осознанной собственной ответственности у Сизифа есть сегодняшний день.
Прибывать в сегодняшнем дне означает задумываться о природе текущего. Человеческое ощущение времени, помимо остальных категорий, создают пережитые моменты. Именно по отношению к обстоятельствам, складывающимся на данный момент, и переживаемыми конкретным человеком, рождается чувство спокойности и уверенности, которое иначе определяется понятием «счастье», или неопределенности и беспокойства, что в свою очередь характеризуется как «несчастье». Человек, определяющий себя как счастливого, размышляет о вещах, не таящих в себе зла, то есть апеллирует к природе добра в личных размышлениях, человек несчастный же, напротив, утомленный тяжелыми раздумьями — к природе зла. Состояние счастья не может продолжаться бесконечно, ровно, как и несчастья. Это исключительно моментальные категории, каждый раз провоцируемые настоящим и при воздействии случая сменяющие друг друга.
О природе добра и зла размышляет римский стоик Марк Аврелий. Согласно его философии, человек самовольно вступает на путь дефиниции. В зависимости от того, с чем сталкивается индивид, определяет он ту или иную природу [1, с.149]. Последствия случая, влекущие за собой разрушающие дух размышления, делают человека несчастным.
На самом же деле, все невзгоды и радости жизни имеют индифферентную природу. Способность определять, где добро, а где зло — исключительно человеческая привилегия, а именно, привилегия разума. Сами вещи никакой природой не обладают, они безлики и нейтральны. Каждый счастливый человек, в свою очередь является и несчастливым, ведь только он сам подводит себя под черту такового, и наоборот. Подобно и другим людям у Сизифа есть день и ночь, есть мысли о моменте, его разум не отличается от множества других. Способен он радоваться первым лучам солнца, робко пробивающимся сквозь уходящий ночной мрак и открывающим взору вершину одинокой скалы. Способен он и на безмерную тоску, одолевающую его после каждого изнуряющего подъема. Искусен он в своих убеждениях и мыслях ровно, как и слаб.
Вопреки стойкости древнегреческого героя, трудно определить его как счастливого человека, согласно желанию Камю. Сизиф взбирается в настоящем, он не застрял в моменте первого восхождения. Каждый новый день приносит новые размышления. Каждый новый день он сам определяет для себя радость и печаль. Он не может быть уверенным в своем счастье покуда продолжается его восхождение.
ЛИТЕРАТУРА:
1. Аврелий М. Наедине с собой с М.: АСТ, 2023
2. Камю А. Бунтующий человек; Миф о Сизифе — М.: АСТ, 2022
3. Кьеркегор С. Страх и трепет — М.: Академический проект, 2022
4. Ницше Ф. Генеалогия морали — М.: АСТ, 2022
5. Сартр Жан-Поль. Экзистенциализм — это гуманизм — М.: Вагриус, 2006
ИНТЕРНЕТ-РЕСУРСЫ:
6. Спыну Л. В поисках Истины: философия абсурда и свободы Камю// Киберленинка: сайт. Москва, 2012. — URL: https://cyberleninka.ru/article/n/v-poiskah-istiny-filosofiya-absurda-i-svobody-a-kamyu/viewer
