CC BY
208
Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 12 (150). История. Вып. 31. С. 138-144.
ПОЧЕМУ БЫЛА ТАБУИРОВАНА ИСТОРИЯ ВОССТАНИЯ КЕНЕСАРЫ КАСЫМОВА В СОВЕТСКОЕ ВРЕМЯ?
В статье рассматривается историография проблемы, изменение схем классовой борьбы на национальные в ходе её изучения. Выявляются причины идеализации восстания, акцентирования его феодально-реакционного значения. Только со второй половины 1980-х гг. происходит пересмотр этих концепций в контексте дискуссий о характере присоединения к Российской империи различных наций и народов.
Ключевые слова: историография, дискуссии, русский колониализм, национальные движения, степная знать, Оренбургский край, Младший жуз, история Казахстана, феодальные усобицы.
Известно, что в трудах дореволюционных историков восстание Кенесары Касымова в основном рассматривалось лишь как досадное и неожиданное препятствие для закрепления российского военно-политического влияния в Казахстане и во всей Центральной Азии, отсрочившее на два десятилетие завоевание Кокандского ханства. Поэтому не случайно, что в советской историографии тема восстания К. Касымова и других казахских восстаний, направленных против царского гнета, в 20-е и 30-е гг. XX в. стала одной из самых популярных, поскольку призвана была продемонстрировать верность тезиса о классовой борьбе как основной движущей силе истории. В 1920-1930-е гг. практически все восстания рассматривались как освободительные и антиколониальные, а колониальная политика царской России оценивалась исключительно критически, как порождение «торгового капитализма», в духе концепции М. Н. Покровского. Казахи и другие народы Центральной Азии рассматривались как объект классового гнета со стороны русских помещиков и капиталистов. А русский колониализм считался даже более жестоким, чем британский и французский. Безоговорочное осуждение русского колониализма должно было дать большевикам важный козырь в их пропаганде среди народов Востока, еще находящихся под гнетом иноземных держав. Эти народы рассматривались как важный отряд мировой революции, а национальные движения - только как освободительные и имеющие классовый характер. Их национальная составляющая оставалась в тени.
В советской историографии главной движущей силой казахских восстаний считались бедняки-шаруа. Они стремились избавиться от
феодального и колониального гнета, произвола ханов, султанов и царской администрации. А вот султаны, бии и старшины якобы преследовали только собственные классовые интересы - укрепить положение в своем жузе, заставить хана и султанов поделить с ними властью. Причины поражения восстаний, помимо стихийности, свойственной всем крестьянским восстаниям, видели в тесных связях родовой знати с царской администрацией, в неразвитости классовых отношений, в том, что султаны, бии и родовые старшины, в отличие от народных масс, предпочитали переговоры с русской администрацией и саботировали вооруженные формы борьбы. Здесь следует отметить, что тезис о стихийности казахских восстаний должен быть поставлен под сомнение. Как правило, восстания с самого начала возглавлялись представителями степной знати, которые преследовали определенные цели, прежде всего, в сфере создания собственно казахской государственности. Историки сетовали на то, что восстание могло лишь частично приобрести законченные классовые формы, и бии и старшины часто предавали восставших, идя на соглашение с царём.
В советской историографии восстания конца ХУШ и XIX вв. также упорно назвались «крестьянскими восстаниями», хотя кочевники-казахи ничего общего с русскими крестьянами не имели. Вплоть до 1940-х гг. эти восстания считались «антифеодальными», хотя в них самое активное участие принимали и их возглавляли султаны, бии и батыры, которых советские историки относили к феодальному классу. Несомненно, что на самом деле казахские восстания против Российской империи принципиально отличались от крестьянских вос-
станий в России и других странах Европы. Там такие восстания были направлены в первую очередь против своих собственных феодалов, тогда как в Казахстане и феодалы, и рядовые общинники в ходе восстаний совместно выступали против царской администрации и войск, а также против поддерживавшей царскую администрацию части казахских феодалов. И в любом случае рядовые кочевники практически никогда не выступали против своих султанов, биев и батыров. Казахские восстания, как и восстания многих других азиатских народов, очень трудно подогнать под схемы классовой борьбы. Подобно предводителям русских крестьянских восстаний, верившим в «доброго царя», вождям казахских восстаний советские историки приписывали веру в «хорошего хана». На самом деле, учитывая иную природу восстаний в Казахстане, такой веры просто не могло быть. Здесь предводители восстаний порой сами провозглашались ханами, как это было в случае с К. Касымовым, причем, в отличие от того же Емельяна Пугачева, они не были самозванцами, а имели все права на ханскую власть, происходя из ханского рода.
В СССР ещё в 1930-е гг. академиком Б. Я. Владимирцовым была изобретена специальная теория «кочевого феодализма», чтобы втиснуть жизнь кочевых народов в классовые категории1. Между тем, если в европейском варианте одним из главных показателей феодализма служили поземельные отношения и связанные с ними юридические категории, то в тех азиатских регионах, где преобладало ирригационное хозяйство, главным было владение не землей, а водой. А казахское кочевое общество, где и султаны, и бедняки-шаруа представляли собой одно не расчлененное социальное целое, и социальная дифференциация практически отсутствовала вплоть до конца XIX в., вообще не подходило ни под какие классовые категории.
Среди первых советских трудов, посвященных восстанию К. Касымова, следует назвать работы А. Ф. Рязанова2. Он рассматривал восстание в контексте истории Оренбургского края и политической истории Младшего жуза. Вводя в оборот много новых документов Оренбургского архива, историк на их основании делал вывод, что выступление казахов было реакцией на усиление колониального гнета России в Казахстане. А. Ф. Рязанов полагал, что главной целью Кенесары являлось создание независимого казахского ханства в
пределах бывших владений его предка Аблая. Главной причиной поддержки Кенесары со стороны казахов он назвал потерю ими степных кочевий, на которых возводились линейные укрепления, причем часть земли переходила в пользование линейных жителей. События восстания были прослежены А. Ф. Рязановым только до 1845 г. и главным образом на территории Оренбургской губернии, поскольку он не располагал документами Западно-Сибирской губернии. Важную причину восстания он также видел в реформах 1822-1824 гг. в Младшем и Среднем жузах, приведшие к фактическому упразднению ханской власти. А. Ф. Рязанов не стал рассматривать противоречия между Перовским и Горчаковым, что дало возможность Кенесары подготовить восстание в благоприятных условиях. В работе подробно проанализирована история боевых действий отрядов русских войск против участников восстания. Это восстание в целом было охарактеризовано Рязановым как антиколониальное, имевшее целью остановить российскую колонизацию казахских земель. Он также отметил поддержку Кенесары со стороны Хивинского ханства, правители которого тоже старались остановить российское продвижение на восток.
В 1935 г., впервые изданная «История Казахстана с древнейших времен», написанная С. Д. Асфендиаровым, рассматривала восстание К. Касымова как факт национально-освободительной борьбы против царского правительства3. Однако к концу 30-х гг. начали появляться работы, где антиколониальные восстания оценивались уже не только как сугубо прогрессивные. Характерным примером такого подхода стала статья А. Ф. Якунина, который не отступил от господствовавшей оценки политики России в Казахстане как военно-колониальной, направленной на «русификацию» коренного населения4. Главные причины восстания А. Ф. Якунин видел в недовольстве казахов учреждением приказов, укреплений в степи. В то же время предводителя восстания он отнюдь не идеализировал, считая, что в основе его поведения лежали своекорыстные мотивы. Основную причину недовольства клана Касымовых А. Ф. Якунин видел в том, что русские власти не поставили их на должности султанов-правителей. По утверждению исследователя, Кенесары широко использовал методы насилия и террора по отношению не только к представителям феодальной знати, но и к рядовым казахам.
Выводы А. Ф. Якунина, конечно, отличались противоречивостью. Он считал, что Кенесары, преследуя личные цели, прежде всего восстановление ханской власти, не смог выдвинуть прогрессивных, общенародных требований, которые бы объединили всех казахов, и в результате движение султана постепенно оторвалось от масс, что и обрекло султана на гибель. В то же время, А. Ф. Якунин указывал на отсутствие единства среди казахской знати, часть которой поддержала русское правительство. И здесь стоит заметить, что гибель Кенесары в войне с киргизами никак нельзя объяснить его отрывом от масс, её вполне можно рассматривать как историческую случайность. Однако нельзя не признать, что в целом из-за колоссального неравенства сил восставших казахов и Российской империи восстание было обречено на поражение, что, правда, не исключало какой-то вид компромисса между российскими властями и К. Касымовым, если бы последний остался в живых. Таким образом, А. Ф. Якунин счёл прогрессивной саму борьбу против русской колониальной политики в Казахстане, но отказался признать движение Кенесары в целом прогрессивным и революционным, так как предводитель движения преследовал личные цели, стремясь к восстановлению ханской, т. е. монархической власти, которая сама по себе должна была быть признана реакционной.
Скоро последовала ответная реакция историков Н. Тимофеева и Е. Фёдорова5, которые сочли неправильным оценивать восстание Кенесары как оторванное от масс и не выдвинувшее общенародных требований, а лишь преследовавшее личные цели. Политика России в Казахстане рассматривалась как череда колониальных захватов, грабежей и насилия над местным населением, совершаемая царскими властями в союзе с казахской феодальной верхушкой. Восстание Кенесары расценивалось исключительно как протест против завоевания Казахстана Россией и проявление борьбы за независимость казахского народа. Н. Тимофеев и Е. Федоров пытались доказать несправедливость мнения Якунина об отсутствии массовой поддержки у движения Кенесары, поскольку казахским массам были близки идеи независимости казахских жузов от России. Провозглашение Кенесары ханом трактовалось авторами как вынужденная мера, необходимая для объединения казахов и создания казахской государственности. Такая трактовка была очевидной натяжкой, вынужден-
ной данью классовому подходу к истории. Н. Тимофеев и Е. Федоров также считали оправданными действия Кенесары против киргизских манапов. По их мнению, киргизы препятствовали объединению казахов Старшего жуза с ханством Кенесары. Гибель султана в борьбе с киргизами являлось результатом заговора со стороны царского правительства, что представляется нам несомненной натяжкой. Другое дело, что киргизы в борьбе с Кенесары действительно опирались на поддержку России. Итак, восстание 1837-1847 гг. Н. Тимофеев и Е. Федоров определили как войну казахского народа против царского правительства за сохранение своей независимости. Кенесары рассматривался как подлинный выразитель казахских национальных интересов, а восстание, которое он возглавил, характеризовалось как прогрессивное историческое событие.
В опубликованных в 1941 г. «Очерках по истории Казахской ССР», написанных М. П. Вяткиным, одна из глав была целиком посвящена восстанию Кенесары6. Здесь главная причина недовольства Касымовых виделась в реформах 1822-1824 гг., ограничивавших их влияние в Среднем жузе. М. П. Вяткин оценивал политику России в Казахстане как прагматичную, направленную на обеспечение безопасности империи. Основной причиной восстания он считал злоупотребления перешедших на царскую службу представителей казахской знати. Было показано, как не раз в сложной ситуации Кенесары шел на переговоры с властями, лавируя между двумя генерал-губернаторами. Причину казахского вторжения в Киргизию М. П. Вяткин видел в отказе киргизских манапов поддержать Кенесары в борьбе против Коканда, в то же время он признавал, что восстание Кенесары стало наиболее крупным в Казахстане антиколониальным, национально-освободительным движением. Оно было направлено на создание независимого Казахского государства. Для достижения этой цели Кенесары пришлось вести борьбу как с Россией, так и со среднеазиатскими ханствами. При этом Кенесары вовсе не стремился к смене феодального строя и облегчению положения трудящихся масс, хотя и предпринимал ряд шагов по отмене некоторых повинностей, чтобы привлечь казахское общество на свою сторону. «Очерки по истории Казахстана» продолжили начавшуюся в конце 30-х гг. тенденцию к переоценке колониальной политики России на Востоке, которая все
больше рассматривалась не в качестве «абсолютного зла» для местных народов. Историки все больше указывали на положительные моменты присоединения народов Центральной Азии к России.
С началом Великой Отечественной войны изучение истории Казахстана даже активизировалось, поскольку в эвакуации в Алма-Ате оказались многие видные российские историки из Москвы и Ленинграда. В 1942 г. была опубликована статья М. И. Стеблин-Каменской «К истории восстания султана Кенесары Касымова»7. Его причины русский историк видела в принятии в 1822 г. «Устава о сибирских киргизах», ограничившего власть султанов, по сути превратившихся в чиновников, призванных выполнять приказы русских губернаторов. Однако это не объясняет того факта, что восстал именно Кенесары тогда, когда целый ряд султанов остался на стороне русского правительства. Восстание Кенесары М. И. Стеблин-Каменская считала непосредственным продолжением движения его брата Саржана, опиравшегося на поддержку Коканда. Однако Саржан не пользовался широкой поддержкой у казахов, не симпатизировавших Коканду. М. И. Стеблин-Каменская не без оснований полагала, что кокандские ханы проводили более жесткую политику по отношению к своим подданным, чем казахские ханы и султаны. Восстание Кенесары было направлено против колониальной политики царизма, налогового гнета, изъятия пастбищных земель. При этом подчеркивалось, что среди казахских родов не было единодушной поддержки султана Кенесары. М. И. Стеблин-Каменская отметила, что султан применял самые разные политические приемы от уговоров до угроз и шантажа. Вслед за Якуниным она утверждала, что в восстании Кенесары немалую роль играла монархическая составляющая. Кенесары приписывалось стремление к единовластию, что вряд ли справедливо. В условиях традиционного уклада казахского общества ни один хан не мог править без опоры на султанов и знать, а в некоторых случаях - принимать решения без одобрения курултая. К. Касымов здесь не мог быть исключением. Попытка восстановить ханскую власть расценивались исследовательницей как признаки монархического характера движения. Но все движение Кенесары в целом она характеризовала как прогрессивное.
В 1943 г. вышло новое издание «Истории Казахской ССР» под редакцией М. Абды-
калыкова и А. М. Панкратовой. В рецензии, опубликованной в журнале «Большевик Казахстана», А. М. Панкратова остановилась на оценках восстаний в этом труде8. То, что историк публиковала рецензию на труд, вышедший под ее же редакцией, в то время не считалось нарушением норм научной этики. Восстания И. Тайманова, К. Касымова, И. Котибарова и др. А. М. Панкратова характеризовала как борьбу казахов за независимость, против колониального гнета России и коканд-ского господства. В «Истории Казахской ССР» восстание Кенесары Касымова рассматривалось как кульминация освободительной борьбы казахского народа. А. М. Панкратова характеризовала политику России в Казахстане как завоевательную, колониальную, являвшуюся «абсолютным злом».
Однако «История Казахстана» и содержащаяся там оценка национальных восстаний и всей политики России в Казахстане вызвали критику Москвы. На состоявшемся в конце мая - июле 1944 г. известном совещании историков в ЦК ВКП(б) А. М. Панкратова поставила вопрос об освещении колониальной политики царизма9. Академик С. К. Бушуев заявил, что нельзя представлять всю политику царской России только черными красками. По его мнению, в условиях Великой Отечественной войны роль русского народа особенно возросла, и из признания его выдающейся роли в войне вытекает необходимость переоценки многих событий нашего прошлого. Было указано на примеры подлинно добровольного вхождения в состав России Украины и Грузии, свидетельствующие, что вхождение народов в состав Российской империи нельзя во всех случаях считать только «меньшим злом». Академик И. И. Минц обозначил две тенденции: одну -идеализацию национально-освободительной борьбы, которая характерна в том числе и для «Истории Казахской ССР», другую - очернение прошлого народов, присоединенных к Российской империи. С. П. Толстов, напротив, высоко оценил «Историю Казахской ССР», но при этом признал, что образ Кенесары слишком идеализирован, а возглавлявшаяся им феодально-захватническая война показана как национально-освободительное восстание10.
Известно, что, подчиняясь идеологическому и политическому давлению, ЦК КП(б) Казахстана 14 августа 1945 г. принял решение о подготовке переработанного издания «Истории Казахской ССР», чтобы исправить
серьезные идеологические ошибки, содержащиеся в первом издании11. В нем, в частности, восстание К. Касымова, вполне в духе выступлений большинства на совещании историков в Москве, было расценено как феодально-реакционное. В вину авторам и редакторам «Истории Казахской ССР» в первую очередь ставилась именно идеализация восстания Кенесары, которое теперь трактовалось как междоусобная борьба казахской верхушки. От историков потребовали показать не только колониальную политику царизма, но и положительное влияние России на экономическое и культурное развитие казахского народа, на защиту территории Казахстана российскими войсками от внешних врагов. Авторов «Истории Казахской ССР» обвинили в идеализации патриархальных порядков и неоправданном возвеличивании казахских султанов и ханов. Ещё в марте 1945 г. в журнале «Большевик» вышла статья М. Морозова, в которой критиковались её авторы за то, что национально-освободительными они назвали все вооруженные выступления против царского правительства, а их руководителей провозгласили национальными героями12. Морозов утверждал, что война Кенесары против киргизских мана-пов не может рассматриваться как продолжение войны за освобождение казахов Старшего жуза от российского гнета, а должна считаться обычной феодальной междоусобицей.
Новый виток споров вокруг восстания Кенесары Касымова возник, как не раз отмечалось в казахской и российской историографии, с выходом в свет в 1947 г. монографии Е. Б. Бекмаханова «Казахстан в 20-40 гг. XIX в.». До этого времени названная книга представляла наиболее полное и объективное исследование истории Казахстана второй четверти XIX в., в том числе и восстания Кенесары Касымова 1837-1847 гг. Бекмаханов ввёл в научный оборот новые архивные материалы, проследил весь ход восстания, начиная с истоков его возникновения в 1820-е гг., убедительно доказал, что восстание Кенесары носило массовый характер и сыграло прогрессивную роль в истории Казахстана, отсрочив его колонизацию. Е. Б. Бекмаханов рассматривал восстание Кенесары как крупнейшее антиколониальное выступление в истории Казахстана. Из этой позиции проистекала критика работы А. Ф. Якунина за то, что он механически отрывал стремление Кенесары к созданию Казахского ханства от борьбы широких народных масс. Е.
Б. Бекмаханов считал, что Якунин недооценивал способность Кенесары объединить казахский народ на борьбу за свободу и независимость. Он доказывал это, цитируя его письма, свидетельствующие о вполне осознанных политических целях казахского хана.
Значение монографии Е. Б. Бекмаханова показало состоявшееся в феврале 1948 г. в Москве, в Институте истории АН СССР её обсуждение с участием академиков Б. Д. Грекова, Н. М. Дружинина, С. В. Бахрушина, профессора М. П. Вяткина и др. Основные споры разгорелись именно вокруг интерпретации истории восстания К. Касымова. В частности, Х. Г. Айдарова, Т. Шоинбаев и некоторые другие казахские историки открыто ругали работу Е. Б. Бекмаханова, прежде всего, за идеализацию Кенесары. Эти историки трактовали восстание как монархическое и как борьбу за сохранение феодальных привилегий. С. В. Бахрушин, Н. М. Дружинин и другие российские историки в целом оценили труд Е. Б. Бекмаханова позитивно, хотя и отметили некоторую идеализацию целей Кенесары и саму его личность. М. Л. Вяткин, А. Ф. Якунин и М. П. Рожкова, признав идеализацию восстания Кенесары, согласились с автором в оценке восстания как прогрессивного и национально-освободительного.
В июне и июле 1948 г. обсуждение монографии Е. Б. Бекмаханова продолжилось, на этот раз в Президиуме АН КазССР и в Институте истории, археологии и этнографии АН КазССР13. И здесь большинство выступавших историков назвали ее политически вредной, извращающей историческую действительность. Роль положительных оценок в таком контексте, безусловно, не играли решающей роли. На страницах журналов «Вопросы истории»» и «Большевик Казахстана» в 1949 г. появились статьи К. Шарипова о книге Е. Б. Бекмаханова14, в которых прямо утверждалось, что движение Кенесары нельзя рассматривать только как прогрессивное, антиколониальное, национально-освободительное, или, наоборот, исключительно как реакционное, феодально-монархическое. До 1846 г., как полагал К. Шарипов, оно представляло собой антиколониальную, освободительную борьбу казахов против царской России и Коканда, хотя уже тогда проявлялось стремление султана к единовластию, несовместимость его целей с нуждами простых казахов. Война в Киргизии рассматривалась историком как перерожде-
ние освободительной борьбы Кенесары в реакционную феодальную усобицу. При этом не объяснялось, как султан, на протяжении почти десяти лет бывший прогрессивным деятелем национального освобождения, вдруг в одночасье переродился в феодала-реакционера.
Е. Б. Бекмаханов в статье «Справедливая критика» вынужден был признать обоснованными некоторые замечания К. Шарипова, касающиеся внутренних противоречий в восстании К. Касымова между целями султана и интересами рядовой массы кочевников14. Однако эта статья была написана под сильным давлением сверху, поскольку Москва уже склонялась к тому, чтобы признать реакционными все национальные выступления против российского господства. В то же время полностью признать реакционными такие выступления означало оскорбить чувства национальных элит, поэтому большинство движений получали неоднозначную оценку. Тезис об их безусловной реакционности утверждался постепенно. Борьбу казахов Е. Б. Бекмаханов сравнивал с борьбой русского народа против крепостничества и из этого сравнения выводил ее прогрессивный, освободительный характер. В то же время он признавал прогрессивность присоединения Казахстана к России и предлагал рассматривать восстание Кенесары не как борьбу против присоединения к России, а как сопротивление царизму. Однако оппонентов такая трактовка не устраивала.
Выход в 1949 г. второго издания «Истории Казахской ССР» под редакцией И. О. Омарова и А. М. Панкратовой снова вызвал острую дискуссию. Е. Б. Бекмаханов сохранил прежние оценки восстания Кенесары. Поэтому в статье, подписанной Т. Шоинбаевым, X. Айдаровой и А. Якуниным, на Е. Б. Бекмаханова обрушилась критика15. Восстание Кенесары теперь оценивалось как безусловно реакционное, монархическое, имевшее своей целью реставрацию ханской власти и сохранение средневековых феодальных порядков, на отрыв казахских жузов от прогрессивного влияния России.
Спустя несколько месяцев труд Е. Б. Бекмаханова, связанный чуть ли не с «буржуазно-националистическими извращениями» был изничтожен на страницах «Вестника АН КазССР». Взгляды учёного были признаны противоречащими исторической действительности, а сам он обвинён в буржуазном национализме, возвеличивании монархического движения Кенесары, а также
в очернительстве, выразившемся в выпячивании только негативных последствий присоединения Казахстана к России и т. д. Под напором критики, вылившейся в режиссируемую сверху идеологическую кампанию, Е. Б. Бекмаханов вынужден был признать приписываемые ему ошибки, что, как мы знаем, не спасло его от последующих репрессий.
Дискуссии вокруг концепции Е. Б. Бекмаханова были насквозь политизированными. Его оппоненты не ставили своей задачей поиск научной истины. Споры по поводу прогрессивности присоединения к России национальных окраин продолжились в начале 50-х гг. на страницах «Вопросов истории». Было признано, что концепция не может механически применяться к истории присоединения к России различных народов. Термины «захват», «завоевание» и «аннексия» давно уже были табуированы для характеристики политики Российской империи в отношении своих национальных окраин. В качестве эталона выступало добровольное вхождение в состав России украинского, белорусского, грузинского народов. Хотя в случае с белорусским народом ни о какой добровольности говорить вообще не приходилось, поскольку он оказался в составе Российской империи в результате разделов Польши, происходивших без каких либо плебисцитов или иных демократических волеизъявлений. Если со стороны Грузии и Украины, равно как и со стороны Младшего и Среднего жузов Казахстана, были обращения властей (царей, гетманов, ханов) с просьбой о принятии соответствующих народов и территорий в российское подданство, то территория Белоруссии просто была присоединена к Российской империи в ходе трех разделов Польши, без всякого обращения со стороны местных властей или населения. Теперь многие национальные движения стали оцениваться как феодально-монархические, хотя другие, вроде восстания Богдана Хмельницкого, по-прежнему числились прогрессивными.
В новой монографии Е. Б. Бекмаханова упор был сделан на развитие экономических, политических и культурных связей казахского и русского народов16. Ее четвертая глава была посвящена национальным движениям в Казахстане и носила красноречивое название «Реакционная сущность феодально-монархических движений в Казахстане». Причины восстания он, как и его прежние оппоненты, теперь усматривал во введении в действие реформ 1822 и 1824 гг.,
которые отменяли ханскую власть и ограничивали права султанов, а также в строительстве военных линий, укреплений, в потере казахами пастбищ, в произволе администрации. При этом политика клана Касымовых оценивались как антинародная.
Состоявшаяся в 1959 г. в Ташкенте объединенная научная сессия, посвященная прогрессивному значению присоединения Средней Азии и Казахстана к России, декларировала, что в результате принятия российского подданства народы этого региона приобщились к общероссийскому революционному движению. При этом подчеркивался рост национально-колониального гнета и реакционный характер колониальной политики царизма, русских помещиков и капиталистов. Было указано на существование двух стран -России Николая I, Победоносцева, Столыпина и России революционно-демократической, России Герцена и Чернышевского, России В. И. Ленина17. Эти тезисы отразились в трудах советских историков в конце 50-70-х гг., в том числе в многотомной «Истории Казахской ССР»18.
С этого времени и вплоть до середины 1980-х оценка восстания К. Касымова как реакционно-монархического сохранялись в советской историографии неизменной. За это время не было издано ни одной специальной работы, посвященной восстанию. Фактически эта тема была табуирована. Проблемы восстания Кенесары освещались только в общих работах, посвященных истории Казахстана и Киргизии. Перемены в оценке восстания Кенесары пришли только с горбачевской перестройкой. По сути, практически два десятилетия были упущены для творческой дискуссии. Политическая конъюнктура взяла тогда верх и в этом вопросе, идеология подменила науку.
Примечания
1 См.: Владимирцов, Б. Я. Общественный строй монголов. Монгольский кочевой феодализм. Л., 1934.
2 Рязанов, А. Ф. : 1) Исторический Оренбург // Вестн. Просвещенца. 1928. № 4; 2) На стыке борьбы за степь : очерк по истории колонизации Новолинейного района 1835-1845. Оренбург, 1928; 3) Оренбургский край : исторический очерк. Оренбург : Изд. журн. «Вестн. Просвещенца», 1928.
3 Асфендиаров, С. Д. История Казахстана (с древнейших времен). Алма-Ата ; М., 1935.
4 Якунин, А. Ф. Восстание Кенесары Касымова // Большевик Казахстана. 1939. № 8. С. 44-55.
5 Тимофеев, Н. Борьба казахов в 1837-1847 годах за свою независимость / Н. Тимофеев, Е. Федоров // Большевик Казахстана. 1940. №4. С.67-80.
6 См.: Вяткин, М. П. Очерки по истории Казахской ССР с древнейших времен по 1870 г. М., 1941. Т. 1.
7 Стеблин-Каменская, М. И. К истории восстания султана Кенесары Касымова // Ист. зап. М., 1942. № 13. С. 235-254.
8 Панкратова, A. M. Основные вопросы истории Казахской ССР // Большевик Казахстана. 1943. № 10. С. 22-24.
9 См.: Письма Анны Михайловны Панкратовой // Вопр. истории. 1988. № 11. С. 54-80.
10 Там же. С. 74.
11 В ЦК КП(б) Казахстана о подготовке 2-го издания «Истории Казахской ССР» // Большевик Казахстана. 1945. № 6. С. 49.
12 Морозов, М. Об «Истории Казахской ССР» // Большевик. 1945. № 6. С. 74-80.
13 Обсуждение монографии Е. Б. Бекмаханова «Казахстан в 20-40-е годы XIX в.» // Вестн. АН КазССР. 1948. № 3. С. 35-58.
14 Шарипов, К. : 1) Е. Бекмаханов. Казахстан в 20-40 годы XIX века // Вопр. истории. 1949. № 4. С. 109-115; 2) По-марксистски освещать историю Казахстана // Большевик Казахстана. 1949. № 9. С. 38-47.
15 Бекмаханов, Е. Б. Справедливая критика // Вестн. АН КазССР. 1949. № 9. С. 108-110.
16 За марксистско-ленинское освещение вопросов истории Казахстана // Правда. 1950. 26 дек.
17 См.: Бекмаханов, Е. Б. Присоединение Казахстана к России. М., 1957.
18 Материалы научной сессии, посвященной прогрессивному значению присоединения Средней Азии к России. Ташкент, 1959.
19 См.: Зиманов, С. З. : 1) Общественный строй казахов в первой половине XIX в. Алма-Ата, 1959; 2) Политический строй Казахстана конца XVIII и первой половины XIX в. Алма-Ата, 1960; Аполлова, Н. Г. Экономические и политические связи Казахстана с Россией в XVIII - начале XIX в. М., 1960; Басин, В. Я. Россия и казахские ханства в XVI-XVIII вв. Алма-Ата, 1971; История Казахской ССР. Т. 3. Алма-Ата, 1979.
