CC BY
160
УДК 94(47+57) «19» С.Ш. КАЗИЕВ
кандидат исторических наук, старший преподаватель, кафедра истории и социально-гуманитарных дисциплин, Северо-Казахстанский государственный университет им. М. Козыбаева E-mail: [email protected]
UDC 94(47+57) «19» S.SH. KAZIEV
Candidate of historical sciences, Senior teacher, Department of History and Social Humanities Disciplines, North Kazakhstan University named after M. Kozybayev
E-mail: [email protected]
НАЦИОНАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА В КАЗАХСТАНЕ (1941-1953 ГГ.)
NATIONAL POLICY IN KAZAKHSTAN (1941-1953)
Анализируются основные направления советской национальной политики в 1941-1953 годы. Советский патриотизм и интернационализм разделялся абсолютным большинством казахстанцев. Республика в годы войны понесла огромные людские потери и приняла сотни тысяч представителей «наказанных» народов. Кампания борьбы с национализмом в Казахстане в конце 1940-х - начале 1950-х годов была инициативой местных кадров.
Ключевые слова: казахи, русские, национализм, патриотизм, Е. Бекмаханов.
The main directions of Soviet national policy in 1941-1953 years are analysed. The Soviet patriotism and internationalism were divided by vast majority of Kazakhstan citizens. The republic suffered huge human losses in war years and accepted hundreds of thousands representatives of "punished" peoples. The struggle campaign against nationalism in Kazakhstan was an initiative of local personnel in the late forties - the early fiftieth years of the XXth century.
Keywords: the Kazakhs, the Russians, nationalism, patriotism, E. Bekmakhanov.
Великая Отечественная война проверила прочность единства советского общества и показала отсутствие реальной альтернативы национальной политики 1920-30-х гг., обеспечившей фактическое и правовое равенство народов, населявших Советский Союз. Необходимость обращения к национальному патриотизму советских народов была вызвана активным участием прежних «инородцев» совместно с русскими, украинцами и белорусами в защите своей Советской Родины. В связи с тем, что основой советского патриотизма была избрана русская историческая традиция, союзным властям в военные годы пришлось реабилитировать историческое прошлое и поощрять возрождение национальных начал у большинства «титульных» наций. Лишь после завершения войны начались преследования национальных элит, но меры союзных властей носили больше ограничительный характер, в отличие от репрессивной политики второй половины 1930-х годов в отношении «национал-уклонистов». В настоящей статье исследуются изменения национальной политики в военные годы и в первое послевоенное десятилетие.
Начало войны вызвало подъем общенародного патриотизма. Казахстан все военные годы был надежным тылом страны, в отличие от периода Первой мировой войны, когда край оказался охвачен общенародным восстанием. Участие казахстанцев в обороне страны было особо ощутимым в конце 1941 - первой половине 1943 г. Всего по республике было мобилизовано 1366 тыс. военнослужащих (более 70 % мужского населения в возрасте от 18 до 50 лет), еще 700 тыс. жите-
лей республики было призвано в Трудовую Армию [7, с. 323; 11, с. 170]. Население Казахстана по переписи 1939 г. составляло чуть более 6 млн. человек. С учетом того, что корейцы, немцы и поляки не призывались в действующую армию (более 240 тыс. человек по переписи 1939 г. без учета депортированных в 1940 г. поляков), доля мобилизованных составляла около 26 % от общего населения. Всего в республике за годы войны было сформировано 12 стрелковых, 4 кавалерийских дивизий и 7 стрелковых бригад. Четыре стрелковые дивизии и одна морская бригада в ходе войны были преобразованы в гвардейские дивизии. Основную часть призванных военнослужащих из Казахстана составляли русские, казахи и украинцы, что определяло многонациональный состав формируемых в республике дивизий и бригад. Все дивизии, за исключением кавалерийских, были многонациональными. В 38 стрелковой дивизии (второго формирования), сформированной зимой 19411942 гг. в Алма-Ате, воевали представители 30 народов, населявших Казахстан [5, с. 21]. Первоначально казахи составляли от 25 до 40 % личного состава дивизий, русские казахстанцы - 30-45 %; украинцы - 20-25 % [6, с.55; 7, с. 55]. В 310 стрелковой дивизии, формировавшейся в Акмолинске, национальный состав дивизии соответствовал национальному составу населения области - 40 % составляли казахи, 30 % - русские, 25 % -украинцы [6, с. 67].
Постоянная замена погибших и раненых солдат способствовала изменению национального состава казахстанских дивизий. По расчетам А. П. Артемьева, к
© С.Ш. Казиев © S.Sh. Kaziev
20 октября 1942 г. в 8 гвардейской Панфиловской дивизии казахи составляли 14,7 %, на 1 января 1944 года -21,4 %; в 27 гвардейской дивизии на 1 января 1944 г. - 0,8 %; в 30 гвардейской дивизии на 1 января 1943 г. казахи составляли 6,4 %, на 1 июля 1943 г. - 3,7 %, на 1 января 1944 г. - 2,8 %; в 72 гвардейской дивизии на 1 января 1943 г. - 3,8 %, на 1 июля 1943 - 4,8 %, на 1 января 1944 - 2,1 %; в 73 гвардейской дивизии на 1 января 1943 г. - 1,9 %, на 1 июля 1943 г. - 7 %, на 1 января 1944 г. - 2,1 % [3, с. 55]. В остальных дивизиях, сформированных в Казахстане, также с июля 1943 года снизилось представительство военнослужащих казахской национальности и по своему составу эти дивизии ничем не отличались от боевых частей, сформированных в других республиках. А.П. Артемьев указывает на то, что в ряде дивизий, сформированных на Урале и в Сибири в начале 1943 г. (41,73,81 и 12 стрелковые дивизии), имелось больше казахов (от 10 до 15 %), чем в казахстанских соединениях [3, с.55; 4, с. 29]. В 196 стрелковой дивизии второго формирования, созданной в 1942 г. в Чкаловской (Оренбургской) области, 80 % военнослужащих составляли казахи, 20 % - русские; 4129 казахов насчитывалось в 195 стрелковой дивизии, сформированной в Башкирии; значительной была доля казахских солдат в 333 и 193 стрелковых дивизиях и в 124 стрелковой бригаде, сформированных в Оренбуржье и в Башкирии [3, с. 40].
Потери населения Казахстана были весьма высокими. По трем северным областям республики велика доля погибших солдат: в Кокчетавской области было призвано 61011 человек, погибло 24333 человек (39,9% призванных), в Северо-Казахстанской области было призвано 91005 человек, погибло 33950 человек (37,2 %), в Акмолинской области призвано 97801 человек, погибло 33950 человек (28,9 %). В основном солдаты трех областей в национальном «разрезе» были русскими, казахами, украинцами и татарами. В 2011 году Министерство обороны РФ передало базу данных по 587 тыс. казахстанцев, павших на поле боя, умерших в госпиталях и пропавших без вести (44 % от общего числа призванных или 9,8 % от всего населения республики на 1939 год). Согласно материалам «Книги памяти Казахстана», на фронте погибло 601011 казахстанцев, или 11,2 % от общего населения [7, с. 330]. Разница в 14 тыс. погибших возникла в результате учета призванных первоначально на Дальний Восток казахстанцев, которые впоследствии в составе «дальневосточных» дивизий убыли на фронт, проходя по учету как призванные с Дальнего Востока. Эти данные согласуются с данными по Северо-Казахстанской области, где на фронт было призвано 74 тыс. человек, из них погибло или умерло от ран, пропало без вести 45 тыс. человек (59 % призванных на фронт, или 11 % от населения области) [8, с. 277, 293].
Казахстанские историки расходятся в оценках потерь казахского народа. П.С. Белан полагает, что на фронте погибло 95,5 тыс. казахских воинов [7, 1995, с. 330]. По оценке М.К. Козыбаева, на фронте погибло
130 тыс. казахских солдат и офицеров, а с учетом без вести пропавших около 200 тыс. человек [10, с. 214215]. Высокий уровень потерь объясняется тем, что основная часть казахстанцев была призвана в Красную Армию до войны (178 тыс. человек) и с июня 1941 - по декабрь 1942 годов (681 тыс. человек), т.е. во время наиболее ожесточенных и кровопролитных боев войны [11, с. 174]. С учетом гибели от тяжелых ранений уже комиссованных из армии солдат, потери взрослого мужского населения в республике были колоссальные и влекли негативные демографические и социальные последствия для «воюющих народов». Лишь к 1959 году казахи, как и русские, в значительной степени благодаря демографическому переходу, смогли преодолеть последствия «демографического шока», вызванного войной.
Призыв в Действующую Армию и в Трудовую Армию в Казахской ССР происходил в течение всей войны. В научной и публицистической литературе имеются ссылки на нормы Постановления ГКО от 25 октября 1944 г. № ГОКО-7686сс «О призыве на военную службу призывников, родившихся в 1926 году, местных национальностей Грузинской, Азербайджанской, Армянской, Туркменской, Таджикской, Узбекской, Казахской и Киргизской Союзных Республик», трактуемые как освобождение на постоянной основе от военной службы народов Центральной Азии и Закавказья1. Однако в самом тексте Постановления ГКО нет упоминаний об освобождении на постоянной основе от призыва достигших совершеннолетия призывников. Приводим выдержки из текста Постановления: «В целях подготовки обученных резервов для Красной Армии, Государственный Комитет Обороны постановляет:
1. Обязать НКО (т. Смородинова) в ноябре месяце 1944 года призвать на военную службу всех граждан мужского пола, родившихся в 1926 году, местных национальностей Грузинской, Азербайджанской, Армянской, Туркменской, Таджикской, Узбекской, Казахской и Киргизской Союзных Республик.
2. От призыва освободить:
а) ИТР и рабочих, имеющих квалификацию 3 разряда и выше, работающих в промышленных предприятиях всех наркоматов;
б) работающих в сельском хозяйстве в качестве директоров, инженеров, техников и механиков МТС и МТМ, ст. агрономов и агрономов, ветврачей, ветфельдшеров, зоотехников, бригадиров, комбайнеров, рабочих МТС и МТМ с 5 разряда и выше и трактористов» [13. Д. 324. Л.118]. В упомянутом Постановлении изъятие от призыва допускается только для высококвалифицированных специалистов, в которых остро нуждалось народное хозяйство, образование и здравоохранение. Аналогичное Постановление ГКО от 25 октября 1944 № ГОКО-6785сс освобождало от воинского призыва квалифицированных специалистов на освобожденных территориях [13. Д. 324. Л.117].
1 См. например: Дмитриев Т. «Не возьму никого, кроме русских, украинцев и белорусов»: национальное военное строительство в СССР 1920—1930-х гг. и его испытание «огнем и мечом» в годы Великой Отечественной войны // Вопросы национализма. №14. 2013.
Постановлением ГКО от 25 октября 1944 года отменялись положения Постановления ГКО от 13 октября 1943 г. № ГОКО-4322сс., согласно которым действительно: «Призыву не подлежат призывники местных национальностей: Узбекской, Таджикской, Туркменской, Казахской, Киргизской, Грузинской, Армянской и Азербайджанской Советских Социалистических республик, Дагестанской, Чечено-Ингушской, Кабардино-Балкарской, Северо-Осетинской автономных Советских Социалистических республик и Адыгейской, Карачаевской и Черкесской автономных областей» [13. Д. 163. Лл.1-3]. Тем самым, призывники, достигшие 18 лет в указанных республиках, призывались на общей основе в Действующую Армию. Речь здесь идет не о эт-нонациональных преференциях, а об обеспокоенности политического руководства страны физическим состоянием в республиках семнадцатилетних призывников, неокрепших в полуголодной стране и в массе своей слабо знающих русский язык. Через год, в октябре 1944 года эти призывники, достигнув 18 лет, были призваны на военную службу.
Причины временного свертывания призыва в ряде национальных республик и последовавшего через год нового призыва требуют тщательного рассмотрения. Постановлением 13 октября 1943 года в список республик, где временно был приостановлен призыв местных национальностей, была включена Грузия. Сомнительно, что кто-либо, зная об отношении вождя к выполнению патриотического долга, решился бы предложить Сталину прекратить набор грузин в Красную Армию. Подлинные причины принятия ограничений на призыв лиц, не достигших 18 лет, крылись, скорее, в значительном истощении людских ресурсов в союзных республиках Закавказья и Центральной Азии и в Северной Осетии, а также в слабом знании русского языка призывниками из этих республик. Еще в начале августа 1943 года советское руководство требовало от военного руководства бережного отношения с солдатами неславянских национальностей и не ставило вопрос о необходимости прекращения призыва в национальных республиках. Начальник Главного Политического Управления Красной Арии А.С. Щербаков в своем выступлении на совещании агитаторов среди бойцов нерусских национальностей особо подчеркнул важность преодоления «невнимательного» отношения к бойцам нерусских национальностей, признав: «Имели известное распространение среди некоторых командиров и такие разговоры, что бойцы нерусских национальностей неполноценны как бойцы, т.е. боевые качества некоторых национальностей не ценились. Было и такое предубеждение и мнение. После указаний ЦК партий, после указаний лично товарища Сталина о том, что нельзя далее терпеть такую недооценку политической работы среди бойцов нерусской национальности, многое поправили, многое сделали» [15, с. 762].
Постановлением ГКО от 13 октября 1943 г. призыву не подлежали призывники только 1926 г. рождения, т.е. лица еще не достигшие 18 лет. Через год, т.е. по дости-
жении ими призывного возраста, они были призваны в Красную Армию. Постановление ГКО от 13 октября 1943 года должно было воспрепятствовать практике призыва неокрепших молодых людей на фронт. В отношении других возрастных категорий это ограничение не действовало. Материалы «Книги памяти Казахстана» свидетельствуют, что многие казахи более ранних возрастов, павшие на фронте, были мобилизованы после издания Постановления ГКО от 13 октября 1943 года и до выхода Постановления ГКО от 25 октября 1944 года. Тем самым, круг лиц, на которых распространялось действие Постановления, был ограничен не только по этническому признаку, но и по возрастной категории. Дело в том, что Государственный Комитет Обороны Постановлением № ГОКО-6784сс от 25 октября 1944 года вновь освободил от призыва граждан «местных национальностей» 1927 года рождения в закавказских и центральноазиатских союзных республиках, в автономных республиках Северного Кавказа [13. Д. 324. Лл.106-116]. Сопоставление содержаний Постановлений ГКО говорит как раз о заботе советского руководства к призыву юных солдат нерусских национальностей. В течение года призывники 1927 года могли окрепнуть физически и подучить русский язык. Незнание солдатами неславянских национальностей русского языка было одной из проблем, ведших к крупным потерям. На следующий год лица 1927 г. рождения, как годом раньше призывники 1926 года рождения, подлежали призыву в армию.
Ничего не говорится об отмене призыва казахов и в документах местных органов власти. Так, в своем Постановлении «Об итогах призыва в Красную Армию граждан 1926 года рождения и подготовке призыва граждан 1927 года рождения» от 17 марта 1944 года Северо-Казахстанский обком партии отмечал высокий уровень организации призыва. Из нескольких тысяч призванных только 170 человек оказались неграмотными. Обком партии отмечал, что 18 отсрочек по состоянию здоровья было в Айртауском районе, населенном казахами; 10 в Ленинском районе, населенном казахами и русскими крестьянами; 10 в Пресновском районе, населенном сибирскими казаками и казахами [14. Д. 73. Л. 208]. Всего же за годы войны в СевероКазахстанской области в Красную Армию было призвано 74 тыс. человек из 404 тыс. проживавших на начало войны (18,5 %) [8, с. 277, 293]. С учетом не призываемых в Красную Армию выселенных в довоенное время 9,3 тыс. корейцев, 65 тыс. поляков и немцев, следует признать сверхвысокий уровень мобилизации в данной области русских, казахов, украинцев и татар (23,4 % от населения). Очевидцы тех лет говорят о полном отсутствии взрослого мужского населения из числа русских, казахов, украинцев в сельской местности в годы войны. Война выбила основную часть призванных в 1941-1943 годах. Из 74 тыс. северо-казахстанцев пало на поле боя, умерло в госпиталях и от последствий ранений 45 тыс. человек (52 % призванных) [8, с. 277].
К концу войны в республике отмечалось истощение
людских ресурсов. В 1944-1945 годах ЦК Компартии Казахстана направлял обкомам партии письма с требованиями изыскать людские ресурсы, годные к несению военной службы. Республиканский ЦК требовал от местных партийных органов отмены «брони» и рекомендовал «периодически проводить подворные обходы и облавы», «переосвидетельствовать всех негодных, нестроевых, отсрочников и отпускников и всех, оказавшихся годными к строевой службе, призвать и отправить по имеющимся нарядам» [10, с. 216].
Национальная политика в Казахстане в военные годы была целиком посвящена патриотическому воспитанию населения и помощи мобилизации населения на фронт и в производство. Активизация небезуспешной нацистской пропаганды в отношении мусульманских народов, которым было обещано освобождение от русского «плена», потребовало заметных уступок в отношении местных национальных традиций и преференций в отношении «титульного» этноса. Э. Каррер д. Анкосс считает, что Сталин заложил основы мусульманского советского патриотизма, напомнив в 1942 г. о совместной борьбе мусульман и православных христиан за Россию [9, с. 308-309]. Ислам наряду с православием стало одной из официально признанных вероисповеданий. В 1943 года было объявлено о создании Центрального духовного управления мусульман во главе с муфтием.
Реабилитация героев русской истории вынуждала согласиться и с возвращением в национальные истории «воюющих» народов их исторических персонажей. В Казахстане за исключением личности Амангельды Иманова пантеон основных исторических героев был связан с Золотой Ордой и домом чингизидов (эмир Эдигей, ханы Аблай, Абулхаир и Кенесары), боровшихся с Российским государством. Временно с прославлением национальных героев можно было примириться и даже подтолкнуть местный аппарат к оказанию помощи историкам и деятелям культуры. 20 мая 1944 года редактор-переводчик Управления агитации и пропаганды ГлавПУРККА С. Аманжолов писал начальнику Управления агитации и пропаганды ЦК ВКП(б) Г.Ф. Александрову о том, что «среди интеллигентных слоев - казахов, которых незаслуженно поддерживают некоторые руководящие работники республики, наблюдается узконационалистическая тенденция, выражающаяся в возведении всех казахских ханов-феодалов в национальных героев-освободителей (см. «Историю Казахской ССР с древнейших времен до наших дней»). Люди с этой тенденцией, пользуясь покровительством высокопоставленных лиц, вошедших в коллектив авторов и редакторов «Истории Казахстана», делали нажим на русских товарищей и добились субъективного, одностороннего, а не объективного описания фактов, обобщений. В результате такой дальновидный, умный хан, как Абильхаир, первый присягнувший российскому правительству, принявший подданство, фигурирует в качестве изменника» [15, с. 827].
Письмо-донос будущего классика казахской филологии предваряло атаку на Е. Бекмаханова за главу в
учебнике, где движение казахов во главе с Кенесары Касымовым было охарактеризовано как «национально-освободительное движение казахского народа». 29 мая 1944 года в Институте истории АН СССР под руководством конкурировавших между собой секретарей ЦК ВКП(б) Жданова и Маленкова прошла публичная дискуссия. Контроль со стороны давних оппонентов в ЦК, придерживавшихся различных взглядов в вопросе о патриотизме, гарантировал беспристрастное рассмотрение дела казахского историка .
Выдающиеся историки патриотической направленности академик Е.В. Тарле, медиевист А.И. Яковлев и С.К. Бушуев дали критическую оценку «Истории Казахской ССР», отметив ее антирусскую направленность. С.К. Бушуев указал на возрастание роли русского народа в Великой Отечественной войне и необходимость переоценки исторического прошлого народов страны. С.П. Толстов высоко оценил книгу, признав идеализацию вождя восстания - Кенесары Касымова [12, с. 74]. Московские чиновники и историки ограничились критикой Е. Бекмаханова, позволив ему в октябре 1946 года защитить докторскую диссертацию, что было бы невозможным в случае действительных гонений на ученого со стороны центральных органов власти.
Удар по выдающемуся казахскому историку был нанесен самими казахскими историками Т. Шойынбаевым, М. Акынжановым, Х. Айдаровой, добившимися в феврале 1948 года нового рассмотрения дела Бекмаханова в Институте истории АН СССР. Однако С.В. Бахрушин, М.Л. Вяткин, Н.М. Дружинин, А. П. Кучкин и М.К. Рожкова отказались поддержать казахских критиков Бекмаханова. Признав идеализацию восстания Кенесары Касымова, выдающиеся советские ученые высоко оценили научный потенциал вышедшей в 1947 г. монографии Е. Бекмаханова «Казахстан в 20-40 гг. XIX в.». Академик Н.М. Дружинин посоветовал критикам монографии обратиться к критике своей критики [1, с. 142]. Однако казахские борцы с национализмом на волне патриотизма и борьбы с космополитизмом осенью 1951 года добились публичного партийного остракизма не только в отношении Е. Бекмаханова, но и его соратников А. Жиреншина и Е. Дилмухамедова. Бекмаханов был лишен научных званий и в сентябре 1952 года арестован и осужден на 25 лет.
Сигналы о националистическом «уклоне» посылались и в адрес выдающегося казахского писателя М. Ауэзова за его роман «Путь Абая». Сабит Муканов, возглавлявший писательскую организацию республики, заявлял о продолжении М. Ауэзовым националистической деятельности, только в более тонкой форме [15, с. 859]. Критики шедевра мировой литературы находили у автора негативное изображение представителей русского народа, романтизацию старины, намеки на то, что «пришельцы - русские - направили развитие общественной жизни Казахстана не по тому руслу, которое было проложено для Казахстана историей» [15, с. 858]. Пока шла война партийные инстанции рекомендовали держать под контролем бывшего алаш-ордынца
[15, с. 859]. В 1945 г. в Москве вышла его первая книга об Абае, за которую писатель был награжден орденом Трудового Красного Знамени и на следующий год был избран академиком АН Казахской ССР. В 1949 г. писатель получил Сталинскую премию первой степени. Преследования писателя в республике перешли в активную фазу с 1952 года, когда ему пришлось бежать в Москву, где он два года проработал в МГУ [См.: 2].
Осенью 1951 года публичному остракизму подвергся первый Президент АН Казахской ССР выдающийся советский геолог Каныш Сатпаев, обвиненный в опеке над националистами и сокрытии своего социального происхождения. Сатпаев был отстранен от руководства казахстанской наукой, но благодаря поддержке руководства АН СССР сохранил должность директора Института геологических наук.
Постоянные обращения в союзные инстанции и в органы госбезопасности «бдительных» воинствующих интернационалистов, находивших отступления от идей пролетарского интернационализма у своих оппонентов и наводивших на них удар репрессивного аппарата, были использованы после войны. Попутно удар наносился и по местному руководству, покровительствовавшему повороту науки и культуры к национальным истокам. Главный редактор республиканской партийной газеты «Казахстанская правда» К. Нефедов сигнализировал 22 июня 1945 года Маленкову об отсутствии в деятельности казахстанских руководителей Шаяхметова, Абдыкалыкова, Ундасынова, Койшигулова, Шахшина «настоящей, большевистской борьбы с националистическими проявлениями в практике работы», приводя примеры этнических предпочтений в пользу казахов при встречах казахстанских Героев Советского Союза разных национальностей [15, с. 962].
В октябре 1945 года группа работников Управления пропаганды ЦК ВКП(б) и Союза писателей СССР проверила пропагандистскую и идеологическую работу ЦК Компартии Казахской ССР и доложила Маленкову об отдельных вскрывшихся недостатках, в числе которых была идеализация золотоордынского правителя Эдигея (Едиге). Наиболее чувствительной была критика Героя Советского Союза и будущего академика Малика Габдулина за рукопись книги «Мои фронтовые друзья», в которой, по мнению проверяющих, была дано «заведомо извращенное описание роли русского солдата в войне. В рукописи Габдулина события изображаются таким образом, что под Москвой героически сражались одни казахи» [ЦК ВКП(б) и национальный вопрос, 2009, с. 994]. Вероятно, проверяющие работники пытались обвинить Малика Габдулина в местном национализме. К этому времени уже была известна негативная реакция Сталина на киноповесть А. Довженко «Украина в огне» и роман М. Шолохова «Они сражались за Родину». Великий русский писатель и великий украин-
ский кинорежиссер были обвинены Сталиным в узкой национальной ограниченности в отображении участия народов СССР в войне. Запрет на прямые репрессии в отношении М. Шолохова и А. Довженко говорит о том, что Сталин пытался ограничить проявления национализма «воюющих» народов. Сколь-нибудь значимых оргвыводов в отношении казахстанского руководства и творческой интеллигенции по материалам проверки не последовало.
События тех лет показывают, что антинационалистическая кампания в Казахстане в конце 1940-х - начале 1950-х годов была результатом не столько давления союзных органов власти, сколько местной инициативой «интернационалистов» из числа творческой и научной интеллигенции, сводивших счеты с давними недругами, замеченными когда-то в приверженности национальным началам. Союзные органы власти и научные структуры даже препятствовали местным «инициативникам» (С. Муканов, С. Аманжолов, историки Т. Шоинбаев, Х. Айдарова, М. Акынжанов, редактор газеты «Казахстанская правда» К. Нефедов и др.) в расправе над оппонентами. Иначе трудно объяснить награждение в 1948 г. Государственной премией СССР Мухтара Ауэзова, избрание 3 июня 1946 года Каныша Сатпаева первым Президентом открывшейся Академии наук Казахской ССР, утверждение докторской диссертации Е. Бекмаханова, назначение в 1946 г. Ж. Шаяхметова руководителем республиканской партийной организации. Лишь в период развертывания нового маховика репрессий общесоюзного масштаба в 1949-1952 годах последовали репрессии в отношении казахских писателей и историков.
Вероятно, союзное руководство в годы войны убедилось в патриотических чувствах казахского народа и не планировало широкомасштабной репрессивной кампании в отношении «национал-уклонистов». Американская исследовательница М.Б. Олкотт признает, что казахи, понесшие ужасные потери от политики оседания и коллективизации в начале 1930-х гг., были стойкими защитниками Советской Родины: «Сталинский режим, кажется, был относительно успешным в формировании советского патриотизма среди казахов. Нет или почти нет доказательств нелояльности казахов во время Второй мировой войны. Кроме того, Сталин превратился в народного героя, и усилия по искоренению практики сталинского культа личности были менее успешными в национальных регионах, чем в России» [16, 208]. Следует признать также, что практики повседневных межэтнических отношений в военные и послевоенные годы между казахским и русским населением отличались высоким уровнем толерантности и солидаризма. На их основе формировалась многонациональная общность казахстанцев.
Библиографический список
1. Абдилдабекова А.М. Почему была табуирована история восстания Кенесары Касымова в советское время? // Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 12 (150). История. Вып. 31. С. 138-144.
2. АнастасьевН.А. Мухтар Ауэзов. Трагедия триумфатора. М.: Молодая гвардия, 2006. 449 с.
3. Артемьев А.П. Братский боевой союз народов СССР в Великой Отечественной войне. М.: Мысль, 1975. 199 с.
4. Белан П.С. Казахстанцы в битве на Волге. Алма-Ата: Гылым, 1990. 270 с.
5. Белан П.С. Казахстанцы в боях за свободу Украины и Молдавии. 1941-1945 гг. Алма-Ата: Наука, 1984. 176 с.
6. Белан П.С. Казахстанцы в боях за Сталинград. Алма-Ата: Наука, 1973. - 244 с.
7. Белан П.С. На всех фронтах: Казахстанцы в сражениях Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. Алматы: Гылым, 1995. 336 с.
8. Великая Отечественная война в документах и материалах архивов Северо-Казахстанской области. Петропавловск: Управление архивами Северо-Казахстанской области, 2010. 384 с.
9. Каррер д'Анкосс Э. Евразийская империя. История Российской империи с 1552 года до наших дней. М.: РОССПЭН, 2010. 431 с.
10. Козыбаев М.К. Казахстан на рубеже веков: размышления и поиски. Т. 1. Алматы: Гылым, 2000. 420 с.
11. Козыбаев М.К. Проблемы методологии, историографии и источниковедения истории Казахстана. (Избранные труды). Алматы: Гылым, 2006.
12. Письма Анны Михайловны Панкратовой // Вопросы истории. 1988. № 11. С. 54-80.
13. Российский государственный архив социально-политической истории (далее - РГАСПИ). Ф. 644. Оп. 1.
14. Северо-Казахстанский государственный архив (далее - СКГА). Ф. 1232. Оп.1.
15. ЦК ВКП(б) и национальный вопрос. Книга 2. 1933-1945. Сост. Л.С. Гатагова Л. Кошелева, Л.А. Роговая. М.: Росспэн, 2009. 1096 с.
16. OlcottM.B. The Fabrication of a Social Past: The Kazakhs of Central Asia // Political Anthropology Yearbook 1. Ideology and Interest: The Dialectics of Politics. New Brunswick: Transaction Publishers, 1980. Pp. 193-213.
References
1. Abdildabekova A.M. Why was the history of revolt of Kenesary Kasymov tabooed during Soviet time? // Vestnik of Chelyabinsk State University, 2009, No. 12 (150). History. Issue 31. Pp. 138-144.
2. AnastasyevN.A. Mukhtar Auezov. Tragedy of the victor. M.: Molodaya Gvardiya, 2006. P. 449.
3. ArtemyevA.P. Brother fighting union of the USSR people in the Great Patriotic War. M.: Mysl, 1975. P. 199.
4. Belan P.S. Kazakhstan citizens in the fight on the Volga. Almaty: Gylym, 1990. P. 270.
5. Belan P.S. Kazakhstan citizens in the fights for freedom of Ukraine and Moldova. 1941-1945. Almaty: Nauka, 1984. P. 176.
6. Belan P.S. Kazakhstan citizens in the fights for Stalingrad. Almaty: Nauka, 1973. P. 244.
7. Belan P.S. On all fronts: Kazakhstan citizens in the battles of the Great Patriotic War of 1941-1945. Almaty: Gylym, 1995, p. 336.
8. The Great Patriotic War in documents and materials of archives of North Kazakhstan oblast. Petropavlovsk: Archives management of North Kazakhstan oblast, 2010. P. 384.
9. Carrerd'AncossE. Eurasian empire. History of Russian Empire since 1552 up to now. M.: ROSSPEN, 2010. P. 431.
10. KozybaevM.K. Kazakhstan at the turn of the centuries: reflections and searches. Vol. 1. Almaty: Gylym, 2000. P. 420.
11. Kozybaev M.K. Problems of methodology, historiography and sources study of Kazakhstan history. (Selected works). Almaty: Gylym, 2006.
12. Letters of Anna Mikhaylovna Pankratova // History problems, 1988, No. 11. Pp. 54-80.
13. Russian State Archive of Social and Political History (further - RGASPI). Fund 644. Inventory 1.
14. North Kazakhstan State Archive (further - NKSA). Fund 1232. Inventory 1.
15. Central Committee of All-Union Communist Party (b) and national question. Book 2. 1933-1945. Gatagova L. S., Kosheleva L., Rogovaya L. A. M.: ROSSPEN, 2009. P. 1096.
16. Olcott M.B. The Fabrication of a Social Past: The Kazakhs of Central Asia // Political Anthropology Yearbook 1. Ideology and Interest: The Dialectics of Politics. New Brunswick: Transaction Publishers, 1980. Pp. 193-213.
