CC BY
15
В своем интервью автор с современных позиций дает оценку реализации программы создания Западно-Сибирского нефтегазового комплекса.
Ключевые слова: Западно-Сибирский нефтегазовый комплекс, темпы извлечения нефти, вахтовый метод освоения, социальная политика, стратегия, технологии добычи
Победы и поражения на нефтегазовом фронте
А.Г. АГАНБЕГЯН, академик, Москва
- Как Вы, Абел Гезевич, сегодня, спустя много лет, оцениваете реализацию такой программы, как создание ЗападноСибирского нефтегазового комплекса?
- Очень высоко, это - выдающаяся программа, среди экономических программ - беспрецедентная в мире. Мне, можно сказать, повезло в том, что я приступил к работе в Сибирском отделении Академии наук в 1961 г. И сразу стал заниматься проблемами развития Сибири. Так получилось, что очень скоро я сблизился с академиком Андреем Алексеевичем Трофимуком, крупнейшим специалистом в области нефтяной геологии. Он возглавлял Институт геологии и геофизики в новосибирском Академгородке и считал, что в Западной Сибири есть огромные запасы нефти и газа, хотя про это в то время ничего не было известно. Я сопровождал А.А. Тро-фимука в поездках к геологам Западной Сибири ещё в начале 60-х годов. Помню простую деревенскую избу, в которой располагался секретарь Сургутского райкома партии. В центре Сургута было картофельное поле, а на месте Нижневартовска, где позже открыли крупнейшее даже по мировым меркам Самотлорское месторождение нефти, раскинулось болото. Да и Нефтеюганск тоже построен на болоте.
Я систематически ездил в Приобье, познакомился со всеми руководителями предприятий разных отраслей. С Геннадием Павловичем Богомяковым мы впервые встретились, когда он работал в геологоразведочном НИИ в Тюмени. Мы продолжали тесно общаться и позже, когда его назначили заведующим отделом нефти и газа Тюменского обкома КПСС,
ЭКО. - 2011. - №9
а потом избирали на высокие партийные посты. Мы постоянно вели наши дискуссии по поводу стратегии развития Западно-Сибирского нефтегазового комплекса, а также методов его формирования. И это естественно: такой масштабной и сложной программы мир не знал не только в 60-70-е годы прошлого века, но не знает и по сей день. А в таком деле без споров, нередко весьма острых, при всем желании не обойтись.
Г.П. Богомяков для того времени был прекрасным организатором. Он очень поддерживал В.И. Муравленко, легендарного руководителя тюменского нефтяного главка. Он не допускал конфликтов ни между руководителями, ни внутри коллективов. Конечно, Геннадию Павловичу очень повезло в том, что на самые ответственные посты в Тюмени назначили прекрасных руководителей. Например, назову Юрия Петровича Баталина - выдающегося строителя. А Эрвье Юрий Георгиевич, первый начальник геологического главка! Когда Эрвье назначили заместителем министра геологии, его сменил Фарман Курбанович Салманов - гениальный геолог.
А руководители и создатели газовой промышленности Тюмени - Виктор Степанович Черномырдин - великий и мудрый руководитель, столько труднейших лет возглавлявший российское правительство. Оруджев Сабит Атаевич, министр газовой промышленности, себя увековечил уже тем, что освоение уникального месторождения газа - Уренгойского -связано с его энергичной деятельностью. Конечно, на этих людях лежал отпечаток времени.
Какие люди раньше были - ни одной проходной фигуры!
Когда умер Муравленко - пошла чехарда, пока не назначили начальником Тюменского нефтяного главка Валерия Исааковича Грайфера. Я до сих пор с ним встречаюсь - он создал нефтяную компанию, использующую инновационные методы добычи нефти. Как-то мне позвонил и сказал: «Абел, я добыл один миллион тонн нефти!»
- В день, как бывало? - спрашиваю. Ведь именно при нём в одном регионе впервые в мире стали добывать такие объемы!
- Нет, за год, - отвечает. - Но этот миллион достался гораздо труднее, потому что мы испытывали и запускали новые методы добычи.
Валерий Исаакович и теперь, в свои преклонные годы -настоящий инноватор!
Г.П. Богомяков очень верил в эту землю и её богатства. Нефтегазовый комплекс Западной Сибири - мировой рекорд. Никто никогда ничего подобного и близко не делал, нигде в мире добыча нефти так не наращивалась: первый миллион тонн был добыт в 1964 г., а в 1970 г.- 31, в 1975 г.- 148, в 1980 г. - 310 млн т. И все эти годы объемы были намного выше пятилетнего плана. В рекордные сроки сооружали нефтепроводы, газопроводы - менее чем за год построили газопровод в Европу с трубой 1420 мм. В очень сложных условиях: по тайге и болотам, через 200 рек и сотни дорог. Да, трубы большого диаметра были немецкими, тяжёлые бульдозеры - американскими и японскими, своих тогда не производили. Но газоперекачивающие агрегаты и станции были нашими, строители - тоже. А автоматическая сварка трубопроводов, созданная в Институте Патона - ничего подобного в мире не было! Неоценима роль премьера Алексея Николаевича Косыгина и председателя Госплана СССР Николая Константиновича Байбакова, которые внимательно следили за всем, что делалось в рамках этой программы и немедленно оказывали помощь, если таковая требовалась!
Конечно, в таком грандиозном деле невозможно было обойтись без ошибок. Но винить в них одного человека, даже если это первый секретарь обкома партии, было бы несправедливо. Такая в те годы была система. И она требовала, чтобы первый руководитель области, прежде всего, занимался производством. Богомяков не мог это не учитывать. Ведь за недостатки в этих делах «стружку снимали», главным образом, с него.
Надо понимать и то, что у геологов и тогда была, да и теперь осталась одна особенность. Они сами нефть не добывают, и им непонятны все тонкости и трудности этой сферы деятельности. А ведь нефтяникам, прежде чем начать полноценную добычу углеводородов, не одну или десяток скважин приходилось бурить, как это делали геологи, а тысячи, да еще инфраструктуру создавать и много чего другого... Геологи же, как правило, напротив, были кочевниками, жили в примитивнейших поселках, и думали, что все так могут.
Другое «родимое пятно» геологов в том, что им всегда казалось, будто нефтяники занижают возможности недр. Я не
раз слышал и от Эрвье, и от Салманова, что, дескать, запасы углеводородов позволяют поднять добычу значительно выше, а нефтяники осторожничают во имя ведомственных интересов. И Богомяков, сам будучи геологом, во многом поддерживал коллег в спорах с нефтяниками. У него всё время была идея добывать больше и больше. Надо сказать, что безудержная добыча такого ценного сырья, как нефть, в конце концов, привела к провалам. Не стоило перевыполнять планы так сильно. За 1965-1970 гг. заданием предусматривалось добыть 25 млн т нефти, а фактически извлекли из недр более 31 млн. В конце следующей пятилетки годовая добыча должна была составить 120-125 млн т, а в 1975 г. добыли 148 млн т. И третью пятилетку тоже заметно перевыполнили: 310 вместо 280-300 млн т по плану.
К тому же нефть добывали, как правило, хищническими методами. Если представить на графике кривую извлечения геологических запасов в Западной Сибири, то на первых порах отбирали примерно половину, а потом скатились до 30% и даже ниже. В то же время из американских месторождений, которые значительно уступают западносибирским и по запасам, и по дебитам, в 1980-х годах извлекали около 50% геологических запасов. Сейчас американцы берут около 40%, и этот уровень держится много лет, а мы всё время сокращаем - уже дошли до 20-25%. Это и есть результаты хищнической добычи, когда не думают о будущем.
В мире внутриконтурное заводнение (когда нефтяное месторождение разрезают водяными скважинами и нагнетают внутрь нефтеносных пластов жидкость) просто запрещено. А мы вовсю пользовались и продолжаем пользоваться такими варварскими методами. Так испортили Самотлор, уникальное месторождение, которое могло бы много лет обеспечивать страну нефтью. Мало того, огромное количество сырья осталось в недрах, и теперь его извлечение обойдётся много дороже.
- В последнее время открыли некоторые секретные документы Политбюро ЦК КПСС. Один из них, в частности, обязывал тогдашнего министра нефтяной промышленности Н.А. Мальцева добыть в 1980 г. дополнительно к плану 10 млн т нефти, поскольку нечем было платить за 42 млн т пшеницы,
купленной в Канаде и США. Конечно, вся дополнительная нагрузка легла на Западную Сибирь - на Тюменскую область. В итоге в 1985 г. Тюмень задолжала к плану 31 млн т нефти. Поскольку Политбюро по определению не могло быть «крайним», за провал наказали министра Мальцева: на пенсию отправили раньше срока...
- Я и в те годы считал, а сегодня тем более убеждён в том, что эта пшеница нам тогда была не нужна. Не в коня корм -давать скотине цельное зерно. Нам и сегодня некуда его девать: очень мало скота в стране. Вот и вывозим зерно. А, между прочим, сейчас мы собираем его меньше, чем в те годы. И не закупаем в баснословных количествах, как раньше, а стали крупнейшим в мире экспортёром.
Другая большая проблема - утилизация попутного нефтяного газа. Объективности ради скажу, что эту проблему Тюменский и Татарский обкомы КПСС вместе с заинтересованными министерствами в 1978 г. ставили перед правительством, однако воз так и не сдвинулся с места, хотя прошло более 30 лет. А учёным, которые пытались добиться решения этого вопроса, всё время повторяли, как заклинание, что, мол, «на войне как на войне». Я не приемлю таких сравнений.
И конечно, на первых этапах формирования нефтегазового комплекса всё обходилось очень дорого. Слишком поздно на юге Тюменской области начали создавать производственную базу. А она была нужна гораздо раньше. Например, для того, чтобы выпускать блочные функциональные конструкции, в которых уже были собраны различные агрегаты. Эти блоки доставляли на север области, в основном, по рекам, и на месторождениях или трассах нефте- и газопроводов из них, как из кубиков, собирали крупные объекты, по сути - целые заводы. Этот способ экономил гигантское количество дорогого труда в условиях Крайнего Севера. К этому всё равно пришли, но много времени было упущено.
Блочный метод, если бы его в полную силу использовали при сооружении социальных объектов в северных районах Тюменской области с самого начала разработки месторождений нефти и газа, не только сэкономил бы изрядное количество ресурсов, но и сделал бы существование огромной армии тружеников в условиях сурового Севера если не
комфортным, то просто человеческим. Но тюменские власти таких целей просто не ставили, и, по данным Тюменского обл-совпрофа, около 400 тысяч человек прозябали в хибарах, которые прозвали «балками». Это типично советское ноу-хау, ни в одной стране таких ужасающих жилищ вы не найдете. Тысячи этих «балков» существуют до сих пор! А весь мир уже в 1980-х годах поставлял нам сборные дома, но их катастрофически не хватало. При этом такая огромная страна, как Советский Союз, их не производила.
По сути, мы вовремя не создали ни социальную, ни производственную базу освоения богатейших месторождений. Представьте себе армию накануне сражения, лишенную тылов. Она бы точно потерпела поражение. Если продолжить аналогию, то напрасно затраченные миллиарды можно было сэкономить, используй мы в полную силу блочные методы как в производственной, так и в социальной сферах с самого начала освоения северных месторождений. Это и есть крупнейшее поражение в экономическом сражении.
Не могу умолчать о том, что партийные руководители области всякий раз с раздражением воспринимали разговоры о неблагополучной социальной политике в регионе. Особенно не любили в Тюмени Т.И. Заславскую, крупнейшего в стране и авторитетного в мире социолога, академика, которая руководила отделом Института экономики и организации промышленного производства СО АН СССР. Татьяна Ивановна несколько раз выступала в Тюмени с докладами, в которых были использованы результаты конкретных социологических исследований по Тюменскому региону. Она остро поднимала вопрос о том, что относиться к социальным делам так, как делают это тюменские власти, нельзя.
- В оправдание эти власти указывали на высокие темпы строительства социальных объектов...
- Да, но, во-первых, на эти темпы область вышла лет на десять позже, чем следовало. А во-вторых, база-то была очень низкой. Когда мы обращали внимание властей на эти проблемы на первой стадии формирования нефтегазового комплекса, нам объясняли, что мы на фронте. А когда ты воюешь, внушали нам, то в последнюю очередь думаешь о собственном благе: что поесть, на чём спать. Мы - на передовой, без
нефти страна не может покупать технику, зерно, кормить народ. Экономика страны на этом держится.
Сам Богомяков несколько раз довольно резко выступал против доводов Т.И. Заславской на конференциях, да и я с ним очень спорил по этим проблемам. Возможно, время диктовало свои условия, от которых он не мог отмахнуться.
Крупные разногласия были у нас по использованию вахтового метода при освоении месторождений Крайнего Севера. Учёные Сибирского отделения Академии наук предлагали для этих целей создать два базовых уровня. Один - на юге Тюменской области, а второй - в Среднем Приобье. И все месторождения, что лежат севернее Оби, брать вахтами. Это не мы придумали, ничего нового тут не было. Так работал весь мир, так осваивали Аляску. Тюменские нефтяники бывали там, всё видели собственными глазами: комфортные жилые помещения, зимние залы, сады в блочных алюминиевых конструкциях... Это же так просто! Но руководители Тюмени хотели заселять Север, в том числе Крайний Север, постоянными кадрами, что не только обходилось втридорога, но и плохо влияло на здоровье. В конце концов вахтовый метод был узаконен, но это произошло на десяток лет позднее, чем надо.
- Сегодня более 90% селений в Ямало-Ненецком и Ханты-Мансийском округах - это моногорода со всеми экономическими и социальными проблемами...
- Мы расплачиваемся за то, что полвека назад вместо широкого использования вахтового метода строили эти моногорода на вечной мерзлоте. Партийное руководство области сопротивлялось вахтовому методу до последнего, пока, что называется, «к стенке не припёрло». Только тогда вахты стали возить из разных регионов страны.
- А был ли Советский Союз готов в то время применить вахтовый метод?
- В масштабах всей страны - не знаю. Но в отдельной Тюменской области всё можно было сделать. И, в конце концов, всё же сделали, пусть довольно примитивно, без садов в блочных конструкциях на Крайнем Севере. Всё это было организовано под руководством и по инициативе Ю.П. Бата-лина. Но нужно было развернуться и раньше, и быстрее, будь
тюменские партийные руководители мудрее. Энергии у них было хоть отбавляй, но этого оказалось явно недостаточно.
- Возвращаясь к нефтегазовой программе Западной Сибири - можно сравнить тогдашние методы её реализации с теми, что используют в мире сегодня?
- Наша программа до сих пор остается крупнейшей, но методы её реализации, увы, были советскими. Они отличались поразительным пренебрежением к человеку и его нуждам. Наверное, по сравнению с Кузбассом в Западной Сибири меньше использовали труд заключённых. Однако наряду с этими варварскими методами хочу отметить ряд совершенно необыкновенных вещей, которые сейчас утрачены. Прежде всего, огромное внимание в советское время к геологам, которые работали на перспективу, видели стратегию отрасли. Это выражалось в приростах запасов, намного опережающих текущую добычу. У нефтяников всегда был выбор, какое месторождение разрабатывать раньше, какое - позже. Сейчас российские чиновники пытаются восстановить в геологии эту традицию, но сколько времени и возможностей упущено!
Советская система управления отличалась возможностью небывалой концентрации ресурсов на нужных стране направлениях. И когда потребовалось - к западносибирской программе подключили всю страну. Летали бригады из Татарии, Башкирии, Азербайджана, города на севере Тюменской области проектировали ленинградцы, а строили их и прибалты, и белорусы...
Оборотная сторона советской модели управления экономикой - она была очень неповоротливой, не могла гибко реагировать на меняющиеся условия, чего требовал современный мир. Так мы по большому счёту проморгали научно-техническую революцию.
- Но почему современные программы - «Урал промышленный - Урал полярный», создание Восточно-Сибирского нефтепровода и другие - либо неэффективны, либо проваливаются?
- «Урал промышленный.» - такой государственной программы просто нет. Это во многом инициатива властей Ханты-Мансийского округа. От того, что эту затею взяла под контроль Государственная дума России, ничего не изменилось.
Восточно-Сибирский нефтепровод - дело реальное, но он обошёлся казне в несусветные деньги. В советские времена каждый год строили по 3 тыс. км труб, а сейчас еле-еле шевелимся и транжирим деньги направо-налево. Такой мощнейшей отрасли строительства нефтегазовой промышленности, как раньше, теперь и близко нет, хотя положение здесь лучше, чем в геологии.
Выбранная нашими руководителями стратегия максимального извлечения нефти и газа, а также торговля энергоресурсами сильно задерживала и задерживает сейчас развитие страны. От этого надо немедля отказываться. Как и во всех странах, требуется развивать нефте- и газохимию и высокотехнологичные отрасли на базе новых синтетических материалов. Достаточно сравнить Россию с Норвегией. Эта страна -самая передовая в мире по технологиям добычи углеводородов, особенно - под водой, для чего они разработали много ноу-хау. У них мощнейшая научно-техническая база, перерабатывающая промышленность, современнейшие верфи для строительства морских платформ.
У нас же огромные запасы углеводородов на шельфах, но нет ни флота, ни подводных аппаратов, ни специалистов и никакого опыта.
- А надо ли нам лезть на шельф, если на суше, где готова инфраструктура, как говорят геологи, есть огромные запасы и нефти, и газа?
- Идти туда придётся, что мы и делаем уже на Сахалине. А куда деться? Конечно, со Штокманом вряд ли надо так спешить, однако научно-техническую базу требуется создавать загодя, а не тогда, когда «жареный петух клюнет». Дело в том, что в новой России плохо развиваются наука и технология в нефтегазовых отраслях, и потому низка производительность труда.
Однако в России не везде плохо. Я недавно побывал на Магнитке, и уже в аэропорту был приятно удивлен. Снег там всегда был чёрный, а теперь белый. Над городом нет дымового навеса, «лисьих хвостов». Я увидел совершенно другой комбинат. На месте допотопных мартенов - современные цеха. Одну мартеновскую печь оставили как экспонат для потомков.
Чтобы видели, на каких динозаврах когда-то работали. А какие новые станы - четвёртого поколения! Стан третьего поколения я видел в Липецке, а четвёртого - только на Магнитке. В данном случае - Магнитка является примером технического обновления, коренной модернизации всей металлургической и трубной промышленности России.
- А почему в нефтянке нет таких перемен? Люди ведь все из одной советской колыбели...
- Потому что правительство использует нефтяную отрасль как кошелек - половина доходов федерального бюджета формируется с доходов нефти и газа. Никто в мире не берёт дань в 300-500 дол. с каждой тонны, кроме нас. Это отдельный спецналог - кроме всех остальных. Он и обескровил отрасль. Нефтяникам не оставляют деньги на реконструкцию, и даже такой задачи не ставят. Требуют одно: давай-давай! Прирастили мы добычу нефти на два процента за последние годы -какой шум в газетах! За 500 тыс. т годовой добычи перевалили! А чем гордиться? В каком убогом состоянии нефтеперерабатывающие заводы - худшие в мире! А сколько газа, самого ценного сырья, до сих пор сжигаем зря на электростанциях, где негодные, созданные 30-40 лет назад, технологии! По оценке, без толку расходуем более 60 млрд м3газа в год на сумму более 20 млрд дол. в год! Это XXI век или какой?
- Любопытно Ваше, Абел Гезевич, мнение. С 1980-х годов ходит такая версия: если бы не открыли нефть и газ Западной Сибири - СССР развалился бы раньше...
- Возможно. Некоторые считают, что Советский Союз развалился из-за того, что цена нефти была слишком низкой. Е.Т. Гайдар, например, так полагал. Он почему-то придавал этому первостепенное значение.
- Но это уже в начале 90-х. А речь-то о 70-х и 80-х годах -именно тогда сибирские углеводороды продлили жизнь СССР.
- Вопрос о причинах распада СССР - не столько экономический, сколько - политический. А здесь я не специалист. История ведь не знает сослагательного наклонения. Не было бы нефти, может, мы что-то другое бы нашли. Стали бы, например, зерно использовать нормально. Я уже говорил, что
нельзя коров кормить цельным зерном, как это делалось в советские времена. Нужен полноценный фу,раж. И все мы тогда приводили эти примеры. Европа с её большим населением производила в те годы 150 млн т зерна. И мы - не меньше, да ещё закупали. И всего потребляли 220 млн т при населении в 1,5 раза меньше европейского. Европа же из 150 млн т ещё и нам зерно продавала, и вдвое больше производила мяса, чем СССР! Может, пастбищ там больше? Да нет же, в 8 раз меньше! Ведь все эти примеры были на слуху в советское время. Может, не будь нефти, перестроились бы так, как в Европе? Трудно сказать, но.
Всякое подобное открытие, как углеводороды Западной Сибири, - палка о двух концах. Если страна централизована так, как СССР, или управляется авторитарно, как новая Россия, то, с одной стороны, получаем благо, а с другой - даровые деньги соблазняют ничего не делать. Даже термины такие применяются, как нефтяное проклятие, голландская болезнь. Мы ею заразились во времена СССР, да и сегодня страдаем.
Само по себе ничего плохого в наличии месторождений сырья нет. Какое благо получила Англия, когда она стала добывать нефть на море! А как Норвегия вырвалась вперёд на той же морской нефти! Причём, и в техническом отношении. А Финляндия? Имея столько леса и озер, там не стали вывозить брёвна, а наладили глубокую переработку сырья, в 5 раз больше нас выпускают готовой продукции на 1000 м3 деловой древесины. В Швеции нашли в своё время богатое месторождение железной руды - знаменитую гору Кируна! И они продавали руду, пока всю гору не срыли. Ничего зазорного в том, что у тебя есть сырьё, нет. Слава богу! Но это никак не должно сдерживать массовое появление высокотехнологических отраслей и производств. Ведь именно они играют ключевую роль, являются катализатором развития страны. А мы, имея даровые деньги, задержались в развитии.
- Как Вы оцениваете имеющиеся стратегические разработки на будущее?
- В целом - положительно. Я не могу оценивать политическую часть «Стратегии 2012», где всякие идеологические вещи, я здесь не специалист. Что касается экономической
части, то лозунги правильные. Да, необходимо приватизировать коммерческую государственную собственность, выдвигать частную собственность на первый план, ликвидировать монополизм, повышать норму инвестирования. Много очень правильных мыслей.
Но там нет программы! Возьмем модернизацию. Что это значит конкретно? В реальном секторе это, в первую очередь, - техническое перевооружение. У нас масса отсталых отраслей, требующих переоснащения, - энергетика, нефтяная, газовая отрасли. На первых порах можно заимствовать самые современные технологии и оборудование на Западе и параллельно непременно создавать своё. Транспорт весь устарел. А наша лёгкая промышленность. Да куда ни кинь - всюду клин.
Второе - нам нужно менять структуру промышленности. Мы могли бы, как я уже говорил, занять ведущее место в мире по нефтехимии, производству синтетических материалов. У нас самые лучшие условия для развития нефтехимии, ни у какой страны нет таких. Да, на создание современных предприятий и отраслей, безусловно, уйдут большие деньги. Но они быстро окупятся. Мы могли бы резко поднять наше энерго- и электромашиностроение. Это позволило бы модернизировать электростанции и одряхлевшие котельные, старьё давно пора выбросить, а не латать бесконечно. Сегодня используется оборудование принципиально иного типа и поколения. Тут можно долго перечислять. Нам нужны такие программы!
- Но ведь программы составляют люди. Что - специалистов высокого класса до этого не допускают, или таковые в стране вывелись, а остались одни менеджеры по разрулива-нию финансовых потоков?
- Уровень нынешних руководителей по реализации крупных стратегических решений просто несопоставим с советскими временами, когда воплощались такие суперпрограммы, как нефтегазовая в Западной Сибири. Поэтому и реальная востребованность этих программ - не та. О программах вспоминают, как о предвыборном рычаге, а не как о двигателе нашего развития.
Беседовал И.А. ОГНЕВ, Тюмень
