CC BY
88
О. А. Штайн ПО ТУ СТОРОНУ ЛИЦЕВОЙ И ИЗНАНОЧНОЙ1
Лицевая и изнаночная стороны есть у всего: это текст и подтекст, слово и молчание, поверхность и глубина. В обыденном понимании лицевая сторона представлена непосредственно для восприятия, в то время как изнаночная сторона спрятана, прикрыта лицевой. Лицевая сторона могла бы быть сущностью вещи, по отношению к которой изнанка является чем-то ограниченным и подчиненным, там нити не видны.
Личность как любое явление или феномен, в зависимости от масштаба образа мысли и образа жизни, в традиционном понимании также предполагает наличие лицевой и изнаночной сторон. Интересно отметить этимологию слова «личность». Принято рассматривать «личность» от «лица» или от «личины» (persona) — «маски», но происхождение «личности» от «личинки» заявляется редко. «Личинка» как постоянно формирующееся, становящееся скрытое, готовое в зрелости вспорхнуть и полететь. «Личинка» как метафора потенциально креативного ядра, снимающего в себе оппозицию поверхностное/глубинное, противопоставляющего сферу публичной лицевой манифестации и скрытой изнаночной частной субъективности.
Рассмотрим традиционную дихотомию личности как лицевой — внешней (лицо, личина) и изнаночной — внутренней (оборотной, оборотень) сторон. Лицевая сторона воспринимается как главная, предъявленная взору Другого, существуя на поверхности взглядов и оценок. Лицевая сторона от слова «лицо». В. Даль писал о лице: «В возвышенном значении лик, в бранном, — рожа, харя»2. Вслушаемся: лицо, об-лик, об-личие. Лицо как особа, человек. Лучшая, передняя, верхняя, казовая сторона предмета. Лицо здания, лицо ткани, лицо монеты, лицо улицы, фасад, верх. «Продать товар лицом» — выказать в хорошем виде, «по списку сто человек, налицо девяносто», — налицо — предъявлено, наяву, явлено девяносто, лицо как «явление», «на нем лица нет» — расстроен, лицо как экран эмоций. Личный — личный состав — люди, из которых он состоит, личная ответственность. Личильщик — полировщик,
1 Статья выполнена при поддержке РГНФ, грант 11-43-93010к.
2 Даль В. Толковый словарь. — М.: Прогресс, 1979. — С. 81.
254
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2011. Том 12. Выпуск 3
гладильщик («Лица, выточенные пилочкой»3, — так говорил Ж.-П. Сартр о людях повседневности). Не только люди повседневности представлены посредством лица. Николай Кузанский пишет, что Бог изображает нас, «меняясь, поскольку не перестаёт быть истиной моего лица»4, и остаётся неизменным, поскольку, как предел, не следует за изменениями изменчивого изображения. Личина — накладная рожа, харя, маска. Личинка — полуживое существо, из которого вылетает подлинное насекомое. Лицезрение — созерцание своими очами, лицом к лицу. Лицемерить, лицемерствовать, принимать на себя личину, быть двуличным, действовать притворно. Лицеприятный — приятный взору.
Лицевая сторона выполняет функцию внешнего нормирования со стороны традиции, культуры и социальных институтов. Лицевая сторона выставляет напоказ предметы, явления, разрешая видеть их. «Благодаря фасаду вещь, хранящая свою тайну, предстает замкнутой в своей монументальной сущности и мифологичности, где она сверкает великолепием, но не раскрывает себя»5. Процесс предъявления знаков на лицевой стороне взору Другого связан с процессом мифологизации: можно предъявить несуществующее или предъявить выборочно, стремясь к контролю или даже манипулированию впечатлениями Другого. Священные знаки на коже в виде архаического орнамента, татуировки, скарификации, пирсинга, обрезания возвращают индивида в сферу внутренне значимых ценностей, вынесенных наружу.
Лицевая сторона это когда лидеры политических партий во время съемок избавляются от очков и сигарет, стараясь приблизить свой облик к идеальному. Р. Барт пишет6, что в предвыборной фотографии кандидаты предъявляют не только политическую программу, но и телесную атмосферу. Лицевая сторона — это постоянная улыбка администратора гостиницы, похожая на уставший оскал. В повседневном мире лицевая сторона перестала быть только «накладной личиной», она растворилась в телесной экспрессии и аффективной «лицёвости»7, в манере поведения и представления себя другим, сохраняя при этом функцию защиты перед волной лиц, взглядов, экспрессий, способных подавить, раздавить или ввести человека в заблуждение. Так, Лейбниц критикует декартовское сравнение природы с механизмом. В образе механизма Лейбниц видел не что иное, как скольжение по поверхности: «устройство механизма ввиду отсутствия у него внутреннего измерения не допускает никакого иного уровня, кроме плоского, внешнего, всецело наружного. Жизнь же требует наличия “внутренности”, некоего глубинного слоя, сокровенного уровня»8. Внутренняя сторона, сокровенная и глубинная, противопоставляется внешней, плоской и наружной.
Изнаночная сторона утверждается через отрицание лицевой: «Обращать изнанку в лицо — значит перелицовывать, выворачивать»9. Изнанка — тыл, ничка,
3 Сартр Ж.-П. Произведения. — СПб.: Азбука, 1999. — С. 157.
4 Кузанский Н. О видении Бога // Кузанский Н. Соч.: в 2-х т. — М., 1980. — Т. 2. — С. 67.
5 Левинас Э. Избранное: тотальность и бесконечность. — М., СПб.: ЦГНИИ ИНИОН РАН, 2000. — С. 199.
6 Барт Р. Предвыборная фотография // Барт Р. Мифологии. — М.: Искусство, 1996. — С. 201.
7 Термин «лицёвости» применяют в своих работах «Тысяча плато», «Капитализм и шизофрения. Антиэдип» Ж. Делёз и Ф. Гватари и в работах «Феноменология тела», «Белая стена — черная дыра» Валерий Подорога.
8 Лейбниц Г. В. Об усовершенствовании первой философии и о понятии субстанции.//Лейб-ниц Г. В. Сочинения: В 4-х т. — М.: Мысль, 1982. — Т. 1. — С. 245.
9 Даль В. Толковый словарь. — М.: Прогресс, 1979. — С. 82.
нелицевая, внутренняя, оборотная или нижняя сторона чего-либо. Она скрытая, обычно отрицательно воспринимаемая, сторона явления; так как содержит в себе подоплеку. Салтыков-Щедрин говорил: «Не раз случалось мне слышать от людей благорасположенных: зачем вы всё изнанку да изнанку изображаете?»10 Но в изнанке есть привлекательность и таинственность. Опять же из народной мудрости: «На лицевой стороне монеты орел, на оборотной (ничке) надпись»11. Вот эта надпись и несет содержание, которое предъявляется лицом. Изнаночная сторона скрывается, прячется. Э. Гоффман12 приводит пример о публично представленном и скрываемом. В обыденной действительности в гостиных комнатах домов занавески бывают яркие и праздничные, в то время, как в комнатах, не предназначенных для принятия гостей, буднично-пастельные или немарко-серые. Если брать такое сравнение, то именно в гостиных комнатах мы видим пустое пространство, предназначенное для Другого, в то время, как комнаты служебные полны бытовыми предметами, но именно они несут информацию о хозяине. Гостиные комнаты стандартно выстроены в соответствии с модой и временем, они схожи между собой. Служебные или скрытые от глаз гостей комнаты приватны, отличны. Как у Толстого: все семьи счастливы одинаково, и все различны в своем несчастье.
Пруст писал, что по изнанке платья можно говорить о благородном происхождении его хозяина. Поворот интересен тем, что по ту сторону изнаночных линий побывать хочется далеко не всем. Приятнее и комфортнее сидеть в гостиных комнатах с занавесками, напоминающими занавес сцены театра. Сценарий поведения прописан давно и стандартен для всех. А вот хозяйственные комнаты будут интересны либо для профессионалов, получающих за это компенсацию, либо для увлеченных (любовь, привязанность).
Изнанка — частная субъективность, идентичность. Она формирует идентичность через остаток от вычитания из внешних требований собственных представлений. Лицевая сторона — внешняя публичность, нормы, мерки. Дистанция внешней публичности по отношению к частной субъективности в общем представлении носит характер разоблачения (развоплощения). Сама дистанция между лицевой и изнаночной сторонами — ссылка на то, что за лицом нашей публичной идентичности скрывается теплое и уязвимое человеческое существо. Это посыл к желанию разоблачения, ненаступление которого ведет к разочарованию. Не нужно ожидать, что солдат в образе строго исполняющего приказы военного станет плакать. Разоблачения может не наступить: солдат действительно не проронил ни слезинки при выполнении милитаризованной операции, убежденный в том, что губит не людей, а врагов. Сл. Жижек13 приводит пример: в 2001 г. аргентинцы вышли на улицы, выступая против правительства и против министра экономики Кавалло в частности. Когда толпа окружила здание, Кавалло сбежал в маске самого себя (они продавались в лавках) и был незамечен. Это неожиданное преднамеренное развоплощение привело к поставленному результату.
Лицевая и изнаночная стороны определяются через границу, порог, своим присутствием указывая не только на наличие комплиментарности, но и на наличие
10 Там же. С. 83.
11 Там же.
12 Гоффман Э. Представление себя другим. — М.: Кучково поле, 2000.
13 Жижек Сл. Кукла и карлик. — М.: Издательство «Европа», 2009. — С. 329.
Другого: «За любой чертой, по ту сторону скрывается Другой»14. Опыт границы — это доступный нам в имманентной действительности опыт трансценденции. Через порог, границу, «границу натяжений» протекает поток событий внешнего мира: он задерживает в себе определенное внешнее воздействие, чтобы тут же измениться в реакции на это воздействие. Но граница не только разделяет, она соединяет. Граница определяет трансфигурацию пустоты между лицевой и изнаночной сторонами. Эта траектория вырисовывается в линии, адекватной для завершения Другого и неадекватной для завершения меня, так как Я существует, постоянно расширяя и изменяя пределы внутреннего пространства. Только Другой переживается мной как сопри-родный внешнему, лицевому миру. Я для себя не соприроден внешнему миру, во мне есть сознание или «внутренняя активность»15, которая конструирует внешний мир. Другой интимно связан с миром, Я с моей «внутренней внемирной активностью»16. Даже если Я конструирую образ себя и его границы, то результат не будет обладать убедительностью, так как Я не перестаю переживать себя изнутри, с изнанки.
Ассоциативным примером линии натяжений между лицевым и изнаночным является кожа, отделяющая внутреннее (психическое) состояние тела от внешней среды. П. Валери говорил, что полный смысл понятию тела придает понятие кожи. Кожа находится в ожидании касания. Кожу как некий покров, защитную высокочувствительную оболочку, нельзя превзойти внешним воздействием. Она, являясь физиологически вибрирующей поверхностью тела, константно меняет свою линию натяжений. Кожа — это граница между реальным и виртуальным, профанным и сакральным, явным и тайным, поверхностным и глубинным. В единстве этих состояний создается некая телесная схема — единая психическая форма внутреннего и внешнего представления тела.
О каких границах личности мы говорим, если нас интересует не только формализм? Лицевая как предъявленная форма и изнаночная как скрытое содержание. Дезавуированные и обезличенные: что между? Разрыв? Пустота? Сущность? Вечное и временное в событии «воплощения», когда обыденная реальность соприкасается с вечностью. Всеобщее и частное: парадокс универсального сингулярного, — сингулярное, которое выступает в качестве заместителя всеобщего. Представление и отставка — пред и отставки, когда ставка сродни норме. Преклонение и отклонение от у-клона, когда клон сродни меры (от-мерить, у-мерить). Поверхностное и глубинное: кто измеряет, что есть сверх, а что у- меры? Универсальное и сингулярное: если Христос — сингулярное универсальное, так как он не разделен на человеческую и божественную части своей природы. Универсальное снимается или обретается в сингулярном? Потустороннее и посюстороннее: по ту и эту сторону границы. Присутствие и отсутствие: при и от-своей сути? Трансцендентальное и имманентное, субъективация и десубъективация. Что это, — предел? Иначе недифференцированность? Перверсия? Любая оппозиция обращает нас к Другому или к образцу: мере, норме, сути. Это вопросы формирования идентичности и вечного поиска невечной личности.
14 Гуссерль Э. Логические исследования. Картезианские размышления. — Минск: Харвест. — М.: АСТ, 2000. — С. 346.
15 Бахтин М. М. Автор и герой: к философским основаниям гуманитарных наук. — СПб.: Азбука, 2000. — С. 66.
16 Там же. С. 67.
Поскольку субъективность истерична, она возникает, ставя под сомнение интерпеллирующий вызов Другого. Мы имеем дело с описанием перверсивной десубъек-тивации: субъект избегает своей конститутивной расщепленности, превращая себя в инструмент воли Другого. Например, в лакановском смысле «счастье» опирается на неспособность субъекта осознавать последовательность своих желаний. В нашей повседневной жизни мы делаем вид, что желаем того, чего на самом деле не желаем, отсюда, худшее, что может с нами случиться, — мы получим то, чего желаем «официально», публично, внешне. Оппозиция определяет интерсубъективность как данность. Интерсубъективность в свою очередь определяет субъективность. Эрнст Юнгер17 говорит о бое лицом к лицу как о подлинно интерсубъективном столкновении.
Ранее случаи смещения лицевой и изнаночной явленности были редкими, сакральными и, конечно, анормальными. Например, юродивый, ряженый в тулупе наизнанку. Дж. Агамбен18 приводит страшный исторический пример о евреях в немецких лагерях. Тех, кто терял человеческое чувство собственного достоинства и сопричастности, называли «мусульманами». У «мусульманина» не было лица и изнанки, то есть черты, которая отделяла нормальное от падшего. «Мусульмане» — люди в экс-тимном смысле, они лишены человеческого достоинства и приличия. Они не боятся смерти, не борются за существование, честь. В них нет злобы, обиды, аппетита, страха, вкуса и воли к жизни.
Если не говорить об исключительных индивидуальных и исторических случаях, то можно отметить, что в современной действительности предел, граница, экзистен-циал теряют свою силу и, как следствие, свою силу теряют оппозиции и бинарности. Современный петербургский исследователь Валерий Савчук говорит: «Серьезное отношение к переходу через линию переносится на серьезное отношение к новой ситуации мира, в которой переход через линию — повседневность, докучливая необходимость»19. Докучливая необходимость заменяет экзистенциал и предел. Отказ от линейного мышления в постмодерне рождает ситуацию игрового отношения к любым табу и демаркациям, ситуацию отказа от границы как таковой. В. Савчук обращается к М. Фуко: «Трансгрессия относится к пределу не как черное к белому, не как запрещенное к разрешенному, внешнее к внутреннему»20. Образ, в котором стираются границы внешнего/внутреннего, поверхностного/глубинного, заменяет личность с ее оппозициями лицевая/изнаночная, лицо/маска. Можно говорить об актуализации рассмотрения «личности» как «личинки», в которой стираются лицевые и изнаночные швы.
Повсеместно контролирующий взгляд фото- и видеокамер принуждает людей превращаться в образы, отслаивая от себя амальгаму видимости. Паноптизм власти по М. Фуко, проявляется в оптической структуре надзора и наказания, дисциплине, воспитании и эмансипации. Вокруг царит апофеоз «бестелесной самости»21. Отсутствие
17 Юнгер Э. Через линию // Судьба нигилизма. — СПб.: Университетская книга, 2009.
18 Цит. по: Жижек Сл. Кукла и карлик. — М.: Издательство «Европа», 2009. — С. 301.
19 Савчук В. Нигилизм. Дискуссия ХХ века // Кампер Д. Тело. Насилие. Боль. — СПб.: РХГА, 2010. — С. 171.
20 Фуко М. О трансгрессии // Танатография Эроса: Жорж Батай и французская мысль ХХ века. — СПб.: Университетская книга, 1999. — С. 118.
21 Кампер Д. Тело, знание, голос и след. Перевод с нем. М. Степанова // Кампер Д. Тело. Насилие. Боль. — СПб.: РХГА, 2010. — С. 90.
предмета и присутствие образа. Лицевая репрезентация вершится через неприсутствие. Еще Р. Барт говорил: «Образ — это смерть в личности», а «участь мира принадлежит картинам мира»22. В лекции «Злой демон образов» Ж. Бодрийяр23 утверждает, что образ обладает собственной имманентной логикой, имморальной логикой без глубины, по ту сторону добра и зла, по ту сторону истины и лжи. Не мир, а картина мира, не личность, а образ личности, не лицевая и изнаночная, а шов, которым пишется биография. Юнгеровская линия имплицитно связана с линией фронта, экзистенциальный предел связан с осознанием абсурда, а современная демаркационная линия вбирает в себя и лицевую, и изнаночную стороны, оставляя на поверхности швы, следы, раны, шрамы, суть которых в них самих. Размываются коннотации между «да» и «нет», и мы оказываемся по ту сторону лицевой и изнаночной.
ЛИТЕРАТУРА
1. Барт Р. Предвыборная фотография // Барт Р. Мифологии. — М., 1996.
2. Бахтин М. М. Автор и герой: к философским основаниям гуманитарных наук. — СПб.: Азбука, 2000.
3. Бодрийяр Ж. Злой демон образов // Искусство кино. — 1992. — № 10.
4. Гоффман Э. Представление себя другим. — М.: Кучково поле, 2000.
5. Гуссерль Э. Логические исследования. Картезианские размышления. — Минск: Хар-вест. — М.: АСТ, 2000.
6. Даль В. Толковый словарь. — М.: Прогресс, 1979.
7. Жижек Сл. Кукла и карлик. — М.: Издательство «Европа», 2009.
8. Кампер Д. Тело, знание, голос и след. Перевод с нем. М. Степанова // Кампер Д. Тело. Насилие. Боль. — СПб.: РХГА, 2010.
9. Кузанский Н. О видении Бога.//Кузанский Н. Соч.: В 2-х т. — М., 1980. — Т. 2.
10. Левинас Э. Избранное: тотальность и бесконечность. — М.; СПб.: ЦГНИИ ИНИОН РАН, 2000.
11. Лейбниц Г. В. Об усовершенствовании первой философии и о понятии субстанции // Лейбниц Г. В. Сочинения: В 4-х т. — М.: Мысль, 1982. — Т. 1.
12. Савчук В. Нигилизм. Дискуссия ХХ века // Кампер Д. Тело. Насилие. Боль. — СПб.: РХГА, 2010.
13. Сартр Ж.-П. Произведения. — СПб.: Азбука, 1999.
14. Слотердайк П. Сферы 1. Микросферология. — СПб.: Наука, 2005. — Т. 1.
15. Фуко М. О трансгрессии // Танатография Эроса: Жорж Батай и французская мысль ХХ века. — СПб.: Университетская книга, 1999.
22 Там же. С. 102.
23 Бодрийяр Ж. Злой демон образов // Искусство кино. — 1992. — № 10. — С. 64-70.
