CC BY
27УДК 13 (470.67) Л.Я. Подвойский
Платон в письмах и дневниках Л.Н. Толстого
Астраханский государственный университет; leonid.podv@gmail.com
В статье анализируются те письма и дневники Л.Н. Толстого, где он упоминает имя Платона, напоминает некоторые его идеи, а также приводит его диалоги, в которых эти идеи нашли отражение.
Ключевые слова: Платон, Толстой, греческая философия, письма, дневники.
The article analyses L.N. Tolstoy's letters and diaries, where Plato is mentioned, some of his ideas are cited and some of his dialogues where these ideas are considered.
Keywords: Plato, Tolstoy, Greek philosophy, letters, diaries.
В 2008 г. исполнилось 180 лет со дня рождения великого русского писателя и мыслителя Льва Николаевича Толстого. Известный современный философ А.А. Гусейнов в очерке о Л.Н. Толстом пишет, что «природа, работая над ним, обнаружила расточительную щедрость: крепкая физическая натура сочеталась в нем с художественным гением и редкой философской одаренностью» [1, с. 197].
Значительный интерес представляют эпистолярное наследие Л.Н. Толстого и его дневники. Известно, что Л.Н. Толстой писал письма на протяжении 70 лет жизни и написал за это время более 10 000 писем, многие из которых, к сожалению, не найдены1. Первое письмо он написал в возрасте 12 лет 20 июля 1840 года тете Т.А. Ергольской, а последнее в возрасте 82 лет, английскому биографу Эльмеру Мооду (оно было продиктовано 3 ноября 1910 года). Тысячи писем великого писателя, яркого художника слова и крупного мыслителя подтверждают истину слов А.И. Герцена, которые приводит С. Розанова: «Письма больше, чем воспоминанья, на них запеклась кровь событий, это - само прошедшее, как оно было, задержанное и нетленное» [2, т. 18, с. 776].
Нас в данном случае в первую очередь интересуют те письма, в которых Л.Н. Толстой так или иначе упоминает имена великих античных мыслителей Сократа и Платона, их идеи, а также и диалоги Платона, в которых эти идеи нашли отражение.
О большом интересе Льва Николаевича к греческой философии говорит тот факт, что он специально выучил греческий язык, чтобы в оригинале читать Платона, Ксенофонта, Аристотеля и других греческих авторов. В письме к С.С. Урусову от 29-31 декабря 1870 года он признавался, что уже две недели ничего не пишет, потому что «занят страстно уже три недели - не угадаете, чем? Греческим языком. Дошел я до того, что читаю Ксенофонта почти без лексикона (без словаря. - Л.П.). Через месяц же надеюсь читать также Гомера и Платона» [3, т. 18, 692]. Свидетельства этого увлечения греческим языком запечатлены и в дневнике С.А. Толстой, которая записывает 9 декабря 1870 года: «В настоящую минуту Л. сидит с семинаристом в гостиной и берет первый урок греческого языка. Ему вдруг пришла мысль учиться по-гречески» [4, т. 1, с. 498].
Судя по всему, Л.Н. Толстому доставляло несомненное удовольствие изучение греческого языка и чтение в оригинале сочинений великих греков. Это явственно следует хотя бы из его письма к А.А. Фету от 6 января 1871 года, где он констатирует: «Я ничего не пишу, а только учусь... Но как я счастлив, что на меня бог наслал эту дурь. Во-первых, я наслаждаюсь, во-вторых, убедился, что из всего истинно прекрасного и простого прекрасного, что произвело слово человеческое, я до сих пор ничего не знал, как и все (исключая профессоров, которые, хоть и знают, не понимают), в-третьих, тому, что я не пишу и писать дребедени многословной, вроде «Войны», я больше никогда не буду. Ради бога, объясните мне, почему никто не знает
1 Письма и дневники процитированы по: Толстой Л.Н. Собр. соч.: в 22 т. - М.: Художественная литература, 1978-1985._
басен Эзопа, ни даже прелестного Ксенофонта, не говорю уже о Платоне, Гомере, которые мне предстоят» [3, т. 18, с. 694].
Можно только порадоваться за человека, предвкушающего получение огромного удовольствия от предстоящего знакомства с сочинениями Платона и Гомера на их родном языке; более того, можно даже позавидовать ему в этом. Как видим, здесь, в словах «не говорю уже о Платоне», сказанных после оценки Ксенофонта как «прелестного», косвенно дана очень высокая оценка автора «Пира», «Политика» и других диалогов, с которыми хорошо был знаком ЛЛ. Толстой.
Софья Андреевна также зафиксировала факт чтения Львом Hиколаeвичeм античных авторов в своем дневнике. Так, 27 марта 1871 года она записывает: «Читал прежде Ксенофонта, теперь то Платона, то «Одиссею» и «Илиаду», которыми восхищается ужасно» [4, т. 1, с. 498499]. (Заметим, что, наверное, только в русском языке приемлем такой синкретизм - «ужасное восхищение».)
Важная мысль относительно понимания роли философии в обществе Платоном высказана ЛЛ. Толстым в письме к H.H. Страхову от 13 октября 1871 года: «Я говорю чисто в смысле отрешенности от современности; но не говорю чисто в смысле отрешения от поэтического, религиозного объяснения вещей. Ибо философия чисто умственная есть уродливое западное произведение; а ни греки - Платон, ни Шопенгауэр, ни русские мыслители не понимали ее так» [4, т. 18, с. 698]. Эта мысль требует, на наш взгляд, некоторого пояснения, поскольку здесь ЛЛ. Толстой не совсем прав. Дело в том, что нельзя «уродливость чисто умственной философии», как он пишет, полностью относить ко всей западной философии в плане ее отрешенности, поскольку еще Гегель в свое время отчеканил такую формулу: «Философия есть современная ей эпоха, постигнутая в мышлении», относя ее как к своей философии, так и к философии других западных мыслителей. Поэтому, с учетом этой формулы, о какой полной отрешенности от современности может идти речь? Скорее всего, ЛЛ. Толстому было важно подчеркнуть «непродуктивность» так называемой «чистой философии» наряду, например, с «чистым искусством», к теории которого он к тому времени полностью охладел.
С учетом высокой значимости произведений Платона для умственного и нравственного развития его имя упоминается ЛЛ. Толстым и в списке авторов, знакомство с произведениями которых, по его мнению, просто обязательно. Речь идет о следующей ситуации. Книгоиздатель М.М. Ледерле попросил ЛЛ. Толстого прислать список книг, оказавших на него в разные периоды жизни наибольшее влияние, и произведений, с которыми необходимо познакомить молодежь и читающую публику. ЛЛ. Толстой послал начатый, но так и неоконченный список «Сочинения, произведшие впечатление», указав, что имеет в виду период жизни человека с 20 до 35-ти лет. Итак, по признанию ЛЛ. Толстого, такие произведения, как «Герман и Доротея» Гете и «Notre Dame da Paris» В. Гюго произвели на него очень большое впечатление, тогда как стихи Ф. Тютчева, А. Кольцова, А. Фета, «Одиссея» и «Илиада» Гомера (читанные по-русски), а также диалоги Платона «Федон» и «Пир» (в переводе с греческого на французский В. Кузена) - просто большое [3, т. 19, с. 229-230].
Важная, неотъемлемая часть литературного наследия ЛИ Толстого - его дневники, которые он писал в течение 63 лет (иногда с перерывами на несколько лет). К литературному наследию их можно отнести потому, что именно в них он задумывал и в дальнейшем обдумывал сюжеты своих художественных произведений, вносил какие-то коррективы. Можно сказать, что дневник для ЛЛ. Толстого был своеобразной литературной лабораторией на протяжении всей его сознательной и творческой жизни. А.И. Шифман в комментариях к дневникам ЛЛ. Толстого замечает, что «он начал их в 1847 году 18-летним юношей-студентом и закончил в 1910 году 82-летним всемирно известным писателем. Hи один русский писатель не оставил после себя столь обширного по времени и богатого по содержанию Дневника, как Лев Толстой» [3, т. 22, с. 425].
В целом ряде дневниковых записей встречается имя Платона и как просто упоминание великого мыслителя всех времен и народов, и как автора каких-то определенных мыслей и идей. Если учесть, что имя Платона в дневниках впервые упоминается ЛЛ. Толстым в 1852 году (с 1870 г. оно появляется уже и в письмах), то становится совершенно очевидным, что этот
древний мыслитель был близок и дорог Л.Н. Толстому с молодых лет и навсегда вошел в его богатый духовный мир.
Кстати, идеями, мыслями и образами именно таких мыслителей, как Платон, духовный мир личности и обогащается. Так было раньше, так есть сейчас, так будет и впредь, хотелось бы надеяться. Такая постановка вопроса не отменяется тем фактом, что далеко не в каждом человеке духовный мир личности «оплодотворен» Платоном. Правда, таких людей, по-видимому, не так уж и много, если учесть, что понятие идеального государства, идеальной (платонической) любви, идеи о мужчинах и женщинах как половинках когда-то единого целого знакомы практически каждому более-менее образованному человеку.
Вот и 24-летний Лев Николаевич обращается к Платону, чтобы уяснить для себя содержание понятия добродетель. При этом он не просто конспектирует то, что говорил по этому поводу первый в мире академик, а как бы расшифровывает и переосмысливает его, и в результате 2 января 1852 г. появляется следующая запись: «Платон говорит, что добродетель составляют три качества: справедливость, умеренность и храбрость» (имеется в виду диалог Платона «Политик». - Л.П.). Справедливость есть, мне кажется, моральная умеренность. Следовать в физическом мире правилу - ничего лишнего - будет умеренность, в моральном - справедливость. Третье качество Платона есть только средство сообразоваться с правилом - ничего лишнего -Сила» [3, т. 21, с. 55].
Обращает на себя внимание и такая фиксация Л.Н. Толстым некоторых моментов своей духовной жизни в дневнике (22.05.1852 г.): «Ничего не писал, а болтал с Буемским о математике и рассказал ему банкет Платона (речь идет о диалоге «Пир». - Л.П.), который забыл» [3, т. 3, 70]. Нельзя не обратить внимания на то, что слово болтать в данном контексте приобретает совсем не обыденный и потому, вроде бы, не совсем серьезный смысл, а, напротив, смысл вполне серьезный. Ведь одно дело - болтать ни о чем и обо всем, как говорится, или сплетничать о ком-то (кстати, как утверждают психологи, мужчины порой сплетничают ничуть не меньше, чем женщины) и совсем другое - «болтать» о математике и об одном из самых значительных диалогов Платона. Можно сказать, что такая «болтовня» дорогого стоит, тем более, если учесть, что речь идет о молодом человеке 24-х лет от роду, который в те годы (после ухода из Казанского университета) значительное время тратил на светские развлечения. Но, как видим, оказывается, что далеко «не развлечениями едиными жил человек».
Примечательно, что, по-видимому, всерьез заинтересовавшись социально-политическими вопросами, Л.Н. Толстой в этот же период, в 1852 г., читал «Общественный договор» Ж.-Ж. Руссо и диалог «Политик» Платона, о чем в дневнике (3 августа 1852 г.) появляется такая запись: «Читал «Politigue» [3, т. 21, с. 78]. Интерес к великому античному мыслителю не ослабевал у Льва Николаевича и в дальнейшем. Он обращался к нему и в свои очень зрелые годы, о чем свидетельствуют следующие записи (2 мая 1891 г.): «Читал Платона «Les lois» («Законы». - Л.П.) [3, т. 21, с. 460]; (22 ноября 1896): «Читал Платона: эмбрионы идеализма» [3, т. 22, с. 57].
Помимо таких кратких, можно сказать, предельно скупых записей есть записи и более пространные, в которых содержатся не только констатация факта чтения Платона, но и определенная оценка взглядов его и других мыслителей. Например, рассуждая о философских системах, Л.Н. Толстой 3 февраля 1870 года обращает внимание на то, что «даже у больших мыслителей, составивших системы, читатель, для того чтобы ассимилировать себе существенное писателя, с трудом разрывает систему и разорванные куски, относя их к человеку, берет себе. Таков Платон, Декарт, Спиноза, Кант» [3, т. 22, с. 264]. Здесь с Л.Н. Толстым в отношении Платона можно и не согласиться, поскольку его философия, в отличие от указанных мыслителей, не представляет строгой системы (на этом, например, настаивает А.Ф. Лосев). Но, с другой стороны, авторитет Платона как мыслителя настолько высок, что говорить о философских системах великих мыслителей, не упоминая Платона, просто невозможно, вот и Л.Н. Толстой не мог его не назвать. К тому же, он, конечно, не настолько глубоко исследовал Платона, как А.Ф. Лосев, чтобы говорить о строгости или не строгости его системы.
Еще одна дневниковая запись Л.Н. Толстого, связанная с Платоном, требует некоторого пояснения. 28 декабря 1873 года Л.Н. Толстой пишет: «Если человек думает, что его жизнь есть только преходящее явление - звук лиры Платона, то это происходит оттого, что жизнь всех
других людей представляется ему только звуком лиры, но если любим или любит, значение своей жизни станет для него глубже» [3, т. 21, с. 269].
Здесь Л.Н. Толстой имеет в виду диалог Платона «Федон», но не совсем точно передает слова Сократа, который тело сравнивал с лирой, а душу - с издаваемой ею гармонией. Лев Николаевич же, как видим, звук лиры (гармонию) сравнивает с жизнью. Поразительно, но факт, что с Л.Н. Толстым, условно говоря, согласен А.Ф. Лосев, который в комментарии к диалогу Платона «Федон» говорит, что одним из аргументов Сократа в доказательстве бессмертия души является теория души как эйдоса жизни [6, т. 2, с. 419]. «Поразительно» потому, что вряд ли А.Ф. Лосев знал об этих словах Л.Н. Толстого. А слова Л.Н. Толстого о том, что человек любящий или любимый по-иному, т. е. гораздо глубже, оценивает свою жизнь, в комментариях не нуждаются.
Вот еще пример «общения» Л.Н. Толстого с античным академиком. Так, работая в течение длительного времени над статьей «Что такое искусство?», он считал необходимым оттолкнуться именно от Платона, обдумывая его мысли, подвергая его при этом критике, переосмысливая и переоценивая его взгляды. В результате 9 августа 1899 г. он записывает в дневнике: «Читал Платона об искусстве и думал об искусстве. Платон соединяет красоту и добро - неправильно. В «Республике» («Государство». - Л.П) говорит о без- или ненравственности поэтов и потому отрицает их. В то время, как и теперь, поэты стояли ниже уровня Платона... Чувствую, что чего-то недостает в моих мыслях об искусстве и что я найду недостающее» [3, т. 21, с. 395].
В контексте наших рассуждений совсем не случайным представляется тот факт, что имя Платона «возглавляет» список великих людей, которые дают человечеству мудрые советы и открывают новые горизонты, являясь, по сути, его учителями на протяжении очень длительного времени даже по историческим меркам. (Запись 29 января 1905 г.), «Платон, Солон, Конфуций, Сен-Симон, Фурье, Овен (Оуэн - в современной транскрипции. - Л.П.) высказывают новые идеалы и новые законы; рядовые люди работают для себя, своей семьи, своей общины, предлагая свои мнения о ближайших интересах; но ... какое значение всех этих разговоров и статей о всем известном и надоевшем?» [3, т. 19, с. 395].
Заслуживает внимания и следующая пространная запись Л.Н. Толстого 29 сентября 1910 года о качестве современной ему литературы: «Цитируют словечки из Платона, Гегеля, Дарвина, о которых пишущие не имеют ни малейшего понятия, и рядом словечки какого-нибудь Андреева, Арцыбашева и других, о которых не стоит иметь какого-нибудь понятия; во-вторых, вредна эта болтовня тем, что, наполняя головы - не оставляет в них ни места, ни досуга для того, чтобы познакомиться с старыми, выдержавшими проверку, не только десяти, ста, тысячи лет писателями» [3, т. 22, с. 404].
В этой записи для нас важно то, что великий писатель настоятельно подчеркивает необходимость вдумчивого, серьезного прочтения произведений Платона и других мыслителей, а не просто умения их цитировать, ибо только тогда это чтение будет иметь образовательный и нравственно-воспитательный смысл.
Внимательное прочтение писем Л.Н. Толстого и его дневниковых записей позволяет сделать, по крайней мере, следующие выводы:
- упоминание имени Платона - не простая формальность, это признание величия и заслуг мыслителя в интеллектуальном и нравственном развитии человечества;
- чтение диалогов Платона на протяжении, можно сказать, всей сознательной жизни Л.Н. Толстого с целью приобщения к духовному наследию античности, ставшей основой европейской и мировой культуры, представляло для него настоятельную потребность;
- не исключено, что постоянный интерес к Платону определялся не только его высоким интеллектуальным и духовным уровнем, но и ярким литературным языком, что для писателя Толстого тоже было немаловажно;
- близкое знакомство с В.С. Соловьевым, скорее всего, еще больше способствовало сохранению и углублению интереса к Платону, ведь в своих разговорах они не могли не касаться его учения в разных аспектах;
- логично предположить, что не случайно одному из своих героев в романе «Война и мир» он дает имя Платон (Платон Каратаев - один из весьма значимых персонажей в этом романе);
- не случайно именно Л.Н. Толстой посоветовал Н.Я. Гроту опубликовать его работу «Очерк философии Платона», представляющую издание курса лекций, прочитанных в 1891 году в Московском университете;
- Л.Н. Толстой, который довольно резко и порой субъективно оценивал признанных писателей и мыслителей; который, например, терпеть не мог Шекспира, а у Пушкина признавал только поэму «Цыганы», считая остальные поэмы «ужасной дрянью»; который нелицеприятно отзывался (в письмах и дневниках) о собратьях по литературному труду (о Тургеневе, Писемском, Панаеве и др.), о философах, с которыми близко общался (о Соловьеве, Чичерине, Гроте и др.), никогда не позволил себе ничего подобного в отношении Платона даже тогда, когда был с ним не согласен. Можно сказать, что русский литературный гений высоко ценил греческого философского гения. Наследие их обоих - это духовное достояние человечества на все времена.
Литература
1. Гусейнов А.А. Великие моралисты. - М.: Республика, 1995.
2. Розанова С. Эпистолярное наследие Льва Толстого // Толстой Л.Н. Собр. соч.: в 22 т. Т. 18. - М.: Художественная литература, 1984.
3. Толстой Л.Н. Собр. соч.: в 22 т. - М.: Художественная литература, 1978-1985.
4. Толстая С.А. Дневники: в 2 т. Т. 1. - М., 1978.
5. Шифман А.И. Комментарии. Дневники Льва Толстого // Толстой Л.Н. Собр. соч.: в 22 т. Т. 22. - М.: Художественная литература, 1985.
6. Лосев А.Ф. и Тахо-Годи А.А. Примечания // Платон. Собр. соч.: в 4 т. Т. 2 / общ. ред. А.Ф. Лосева, В.Ф. Асмуса, А.А. Тахо-Годи. - М.: Мысль, 1993.
Поступила в редакцию 11.03.2012 г.
