21АЛКОГОЛЬ В СТРАНЕ СОВЕТОВ
УДК 94(470+571)" 19"
«ПИТЬ ПО РАБОЧЕМУ» — ПРАКТИКИ УПОТРЕБЛЕНИЯ АЛКОГОЛЬНЫХ НАПИТКОВ В РАБОЧЕЙ СРЕДЕ 1940-Х ГОДОВ (По материалам личных дневников А. И. Дмитриева)
А. Н. Кабацков
Пермский государственный национальный исследовательский университет, Пермь, Россия, afsnik@gmail.com
В статье на основании личных дневников Александра Ивановича Дмитриева рассматриваются питейные практики в социальной среде рабочих. А. Дмитриев — квалифицированный рабочий завода № 19 им. Сталина в дневниковых записях военных и послевоенных лет, он описывал события, происходившие с ним, с близкими ему людьми в быту, на производстве, на отдыхе. Он неоднократно описывал различные практики употребления алкоголя, дополняя их собственными комментариями, оценками и суждениями. Социальные контексты употребления алкоголя — в дружеской компании, в праздник, в домашних условиях, постоянно менялись. Вместе с ними менялось символическое и ценностное значение этих практик для самого А. Дмитриева и окружающих его людей. В статье показано, что алкоголь прочно укоренен в жизненной среде советских рабочих как инструмент, позволяющий соединить разрозненные элементы городской культуры, упростить атомизированный мир социальной жизни до простых и понятных на личностном уровне социальных отношений.
Ключевые слова: история сталинизма, советские рабочие, повседневность, городская культура, алкоголь.
«DRINKING AS A WORKER» — THE PRACTICE OF DRINKING ALCOHOL IN THE WORKING ENVIRONMENT OF THE 1940S (Based on the personal diaries of A. I. Dmitriev)
A. N. Kabatskov
Perm State National Research University, Perm, Russia, afsnik@gmail.com
On the basis of the personal diaries of Alexander Ivanovich Dmitriev, drinking practices in the social environment of workers are considered. A. Dmitriev is a skilled worker of the plant No. 19 named after I. Stalin, Molotov (Perm) kept diaries for several decades. In the diary entries of the war and post-war years, he described the events that happened to him, with people close
© Кабацков А. Н., 2020
Публикация подготовлена в ходе работы по проекту № 19-04-013 в рамках Программы «Научный фонд Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» (НИУ ВШЭ)» и в рамках государственной поддержки ведущих университетов Российской Федерации "5-100".
The publication was prepared in the course of work on project No. 19-04-013 in the framework of the Program "Scientific Foundation of the National Research University Higher School of Ec o-nomics (HSE)" in 2019 and in the framework of state support of the leading universities of the Russian Federation "5-100".
Ссылка для цитирования: Кабацков А. Н. «Пить по-рабочему» — практики употребления алкогольных напитков в рабочей среде 1940-х годов (по материалам личных дневников А. И. Дмитриева) // Labyrinth. Теории и практики культуры. 2020. № 2. С. 28—36.
Citation Link: Kabatskov, A. N. (2020) «Pit' po-rabochemu» — praktiki upotrebleniya alkogol'nykh napitkov v rabochey srede 1940-kh godov (po materialam lichnykh dnevnikov A. I. Dmitriyeva) [«Drinking as a worker» — the practice of drinking alcohol in the working environment of the 1940s (based on the personal diaries of A. I. Dmitriev], Labyrinth. Teorii i praktiki kul 'tury [Labyrinth. Theories and practices of culture], no. 2, pp. 28—36.
to him in everyday life, at work, on vacation. The variety of these records, containing narratives, reflections and a simple description of the life of a Soviet worker, allow the historian to reconstruct important elements of the life world of a city dweller in the 1940s and 1950s.
A. Dmitriev has repeatedly described the practice of drinking alcohol. The social contexts of drinking alcohol — in a friendly company, on a holiday, at home — are constantly changing. In one situation, alcohol can symbolize "freedom" from the norms of factory life, play the role of a simulacrum of a private space. In another situation, alcohol allows you to get or, on the contrary, not get admission to a festive party, it becomes a kind of pass into the network of interpersonal relations. In the network of social exchanges that fill the life of factory communities, alcohol also serves as a universal currency, which is used to pay for services of an informal or even illegal nature.
The article shows that alcohol is firmly rooted in the life environment of Soviet workers, as a tool to connect the disparate elements of urban culture, to simplify the atomized world of social life to simple and personal relations that are understandable at the personal level.
Key words: history of Stalinism, Soviet workers, everyday life, urban culture, alcohol.
В Пермском государственном архиве социально-политической истории находится на хранении ценный исторический источник — дневниковые записи рабочего уральского завода Александра Дмитриева. Они охватывают период в несколько десятилетий. В начале нового столетия их сдали на ответственное хранение в архив родственники автора. В настоящий момент опубликованы материалы его личных дневников за 1941—1955 годы. В отличие от многих известных источников — в записях А. Дмитриева содержится широкий спектр разноплановой информации о быте, досуге, производственной деятельности автора и тех, с кем он общался в повседневной жизни. Кроме того, А. Дмитриев постоянно рефлексирует над происходящим в его жизненном мире, не стесняется проявить свое собственное «Я» в виде оценок, суждений или моральных нотаций. В тоже время, эмоциональный компонент в дневниковых записях проявляется нечасто, что позволяет говорить о рутинизации для Дмитриева практик его ведения.
Практически всю свою жизнь А. Дмитриев прожил в г. Перми и проработал на Пермском моторном заводе1. Он получил хорошее профессиональное образование в местной Школе мастеров2. На заводе ему доверяли ответственные функции по испытанию, а затем проверке качества ремонта авиационных двигателей. Его ценило начальство, о чем он с гордостью писал в дневнике: «На работе мне в/преды3 очень доверяют, и я сам принимаю моторы. Иногда даже боишься... вдруг принять мотор и с ним чего-нибудь потом случится. Тогда и мне попадет и в/преду. Но "плохие моторы" я не принимаю» [Дневник рабочего, 2017: 14.08.1943]. Он не боялся брать на себя ответственность в сложных ситуациях, и осуждал тех, кто сознательно или по безалаберности допускал производственный брак.
А. Дмитриев писал грамотно. Общий стиль дневниковых записей повествовательный. Его кругозор достаточно широкий, чтобы включать в контекст повествования как личностные оценки и суждения, так и воспроизводить топосы из окружающей социальной действительности. В дневнике практически нет элементов идеологического нарратива. Властный дискурс воспроизводился эпизодически, преимущественно в виде пересказа сообщений по радио, заимствований из газет или реплик, услышанных на собрании в цехе.
1 В 1940—1957 гг. г. Пермь был переименован в г. Молотов. Пермский моторный завод выпускал авиадвигатели, имел цифровую литеру «№ 19», назывался именем Сталина. В годы войны на площадке завода разместили 6 эвакуированных предприятий авиационной промышленности. Ныне завод является частью российской машиностроительной кампании — АО «ОДК — Пермские моторы».
2 Закончил в 1942 году.
3 Военные представители — представители заказчика, принимавшие продукцию завода.
В рамках настоящего исследования внимание будет направлено на анализ записей 1941—55 годов, затрагивающих практики и обычаи употребления алкоголя в рабочей среде заводского поселка, где жил А. Дмитриев. Тема алкоголя занимает заметное место в его рефлексии и жизнеописаниях. Ее наполнение меняется вместе с трансформацией жизненного мира А. Дмитриева. Благодаря подробностям, которые фиксирует автор дневника, очень часто можно восстановить не только социальный контекст употребления спиртного, но и выявить ценностное содержание этих практик и их символическое значение в системе повседневной жизни советского рабочего.
Для дешифровки социального смысла записей об алкоголе используется методология микроистории К. Гинзбурга [Гинзбург, 2000]. Практики и социальные реакции отдельного индивида, зафиксированные в особого рода источниках, — здесь к таковым можно отнести дневник — позволяют историку рассмотреть социальное прошлое под специальным микроскопом. Эго-документы позволяют историкам, рассматривая детали жизни и рефлексий отдельного индивида, распознать типичные для коллективной социальной реальности феномены, образы мышления, стереотипы оценок и суждений. Можно согласиться с Н. Суржиковой, отмечающей ценность эго-документов для современных исторических исследований [Суржикова, 2014: 6—13]. Важность личных дневников как исторического источника, способного передать широкий спектр эмоций, суждений и оценок конкретного человека, неоднократно демонстрировалась в исторических исследованиях [Быкова, 214: 119—120]. В то же время, дневники, как доказывал в своем исследовании Й. Хелльбек, — это источник позволяющий историку увидеть коллективные формы социального мышления и даже распознать в них элементы институализированного политического воздействия [Хелльбек, 2017].
В архиве сохранены дневниковые записи с июня 1941 г. Именно на страницах дневника он стал реагировать на перемены, происходившие в повседневной жизни: «Сегодня мне пришла мысль о ведении дневника моей жизни. Жизнь настолько стала скучна, что даже ничем другим я не хочу заниматься. Друзей осталось у меня мало. Семен и Витька — в действующей Красной Армии. Пашка учится. Колька, Петька, Владик и Витька С. в рядах Красной Армии служат действительную службу. Витька Ф. и Толька Ч. на Дальнем Востоке работают на заводе. Один только Габдрахман со мной, да — кроме него — еще Зина — это самая моя любимая девушка. Она первая так мне нравится после Тамары Н., и я очень ее люблю» [3, запись от 23.07.1941].
С друзьями связана его первая запись об алкоголе: «В 11 ч. ночи пришли обратно домой, вытащили в ограду патефон и начали играть и пить. Нас было четверо: я, Колька, Медведь и Вася. Вспоминали, как раньше пили. Говорили «по душам», особенно Медведь со своими философскими высказываниями...» [Дневник рабочего, 2017: 16.08.1941]. Повод для сбора — вполне типичный для первых месяцев войны — проводы в армию двоих товарищей. Организуется процедура по довоенному канону. Коррозия паттерна дружеских посиделок еще малозаметна, хотя и побуждает участников вечеринки заметить отличия от довоенного времени. В речи двадцатилетних парней ностальгическая формула «вспоминали, как раньше пили» исполняет роль символической реакции на перемены в жизненном мире людей, начинающиеся с первых дней войны. Призыв в армию ведет к принудительному разрыву дружеских отношений, а зарождающийся дефицит продуктов ограничивает привычное потребление. Алкогольные напитки были одним из доступных товаров в довоенные годы. И реакция А. Дмитриева на их дефицит: «Сегодня 24-я годовщина Великой Октябрьской революции. <...> Дома ничего нет. Вина и пива тоже нет. Скучно.Утром ходил на демонстрацию, видел Зину с Лелей. Вечером они обещались зайти. Хочется выпить, а пить нечего», — отражается комплексное восприятие перемен в системе снабжения, а вместе с ними и масштаб трансформаций структур повседневной жизни [Дневник рабочего, 2017: 7.11.1941].
В первый год войны Александр Дмитриев ностальгически обращается к теме алкоголя. Весной 1942 года, записывая воспоминания о посещении Москвы зимой 1941 года, он особенно красочно рассказывает о доступности спиртного. Для него возможность свободно купить пиво или вино в столовой, буфете, магазине: «Обедал в заводском кафетерии. И, как обычно, всегда перед обедом и после [н]его выпивал по кружечке пива. Да еще кроме этого все время пил» [Дневник рабочего, 2017: 16.02.1942], — ключевое свидетельство потребительского изобилия до войны. Реальность «мирного времени» он конструирует по лекалам собственной социальной группы — городских рабочих, для которых практики употребления спиртных напитков прочно вошли в ткань повседневной жизни, как отмечала в своих исследованиях Н. Лебина, именно в предвоенное десятилетие [Лебина, 2015: 343—347].
Записывая в воспоминаниях о том, что он «все время пил», пока находился в Москве: «Зайдешь в ресторан, закажешь себе пива, вина, пельмени (их я очень любил кушать), выпьешь и куда хочешь иди. <...> Во многих кино буфет устроен так: на столиках поставлено пиво и разные бутерброды, конфеты, яблоки. Садишься за столик, пьешь, ешь, а потом подходит официантка и ты с ней за все, что не хватает на столе, расплачиваешься. <...> А когда я ездил к Нине, то всегда перед встречей заезжал в «Кафе», а оно от них находится через дом, и выпивал там для веселья 100 грамм и бутылочку пива. Это тоже было неплохо» [Дневник рабочего, 2017: 23.02.1942], — А. Дмитриев воспроизводит особый образец заводской культуры.
«Пить» — не тождественно девиации и нарушению общественной нормы. Наоборот, это свидетельство материальных возможностей, освоенных правил поведения в дружеской компании, умения разделять работу и досуг на самостоятельные сферы. А. Дмитриев знает, что на работу следует идти трезвым, а когда в цехе много работы — то следует воздержаться от употребления алкоголя: «Но надо работать с 7 часов вечера, а поэтому, хотя бы и водка была, пить нельзя» [Дневник рабочего, 2017: 30.08.1941]. А. Дмитриев считает необходимым оправдаться перед самим собой и воображаемым читателем дневника, когда нарушает эту норму: «В цехе сработал хорошо, хотя был пьян» [Дневник рабочего, 2017: 19.03.1943]. Для него такая ситуация не совсем типичная, так как происходит размывание границ между производственной и досуговой сферами. И он подчеркивает собственный профессионализм как оправдание и одновременно ситуационную компенсацию произошедшего нарушения социального порядка.
Алкоголь — прежде всего компонент досуга: «Где-то у меня есть немного спирту, но я его берегу к свободному вечеру выходного дня» [Дневник рабочего, 2017: 21.07.1942]. Он интегрирован в сеть межличностных отношений в дружеской компании: «Вечером я, Зина, Леля, Вася, Медведь и Женька ездили в цирк. А перед этим Васька принес ликеру «Прощай, наша молодость», и мы его трое выпили — одну четверть литра» [Дневник рабочего, 2017: 24.11.1941], — и его употребление выполняет символическую роль перехода от строгих норм социального общения в производственной или иной жестко нормативной ситуации к менее формальным межличностным отношениям.
Александр Дмитриев, как и окружающие его друзья, коллеги по работе и соседи по заводскому поселку, преимущественно «новые» горожане. Они осваивали правила жизни в урбанизированном сообществе по советскому образцу в 1930-х годах. Завод, на котором трудился А. Дмитриев, начал работать в 1934 году. Формирование г. Перми как промышленного центра Западного Урала — результат властной политики по ускоренной индустриализации. Большинство жителей таких городов сохраняли связи с деревней. А. Дмитриев не был исключением. В трудные и голодные военные годы он благодаря деревенским родственникам реализовал специфичные практики обменов. С завода он вывозил детали авиационных моторов
и обменивал их на продукты питания4. Война заставила А. Дмитриева вместо поддержания прежних личностных связей с школьными товарищами активно развивать социальное взаимодействие с нынешней окружающей средой. В этой деятельности важную роль играл алкоголь.
В рамках дружеских отношений алкоголь превращается в специфический пропуск в «нормальную» жизнь. Способность достать алкоголь становится признаком достойного положения. Алкоголь как социальный фильтр мог регулировать доступ к той или иной компании: «Недавно Салим достал пива, и мы решили в прошедший выходной день собраться у нас и провести его, как в довоенное время. Но тут получилось очень интересное дело: Тамара Каютина хотела достать спирту и, соединясь с нами вместе, сообразить общую вечеринку. Написала заявку в баз-аптеку, но там спирту получить не удалось. Тогда мы решили организовать вечер только с пивом. И получилось следующее: в выходной день мне пришлось утром работать. С работы я пришел поздно и застал у себя Салима. Он сказал, что вечер будет у Витьки, и посоветовал мне отказаться от вышеуказанной компании» [Дневник рабочего, 2017: 5.10.1942]. Перед нами ситуация, демонстрирующая избирательный доступ на вечеринку. Неисполнение взятых на себя обязательств компрометирует Тамару и ее подруг, в результате чего Салим, обладающий реальным доступом к ценным ресурсам, требует исключить их из круга потребителей «его алкоголя». А. Дмитриев соглашается с обоснованностью этих требований, предпринимая хитрые шаги, чтобы соблюсти выдвинутое требование и сохранить собственное право на потребление дефицитного ресурса.
Трансформация алкоголя в самостоятельную ценность в рабочей среде обнажает социальные основания, по которым конструируется социальный порядок. Алкоголь, помещенный воображением А. Дмитриева в континуум столичной вечеринки довоенного образца, позволяет ему подчеркнуть успешность провинциальной социализации: «Пил я очень много. Пел им песенки, плясал и танцевал, в общем, в грязь лицом не ударил. Большой успех я там заимел, когда спел им "Синий платочек". Они эту песенку знали не всю и почти все ее у меня переписали. Там я познакомился с новыми девушками и ребятами: Юркой, Мишей, Валей, Марусей и др. Напился крепко» [Дневник рабочего, 2017: 8.03.1942]. А. Дмитриев с гордостью предъявляет собственную способность быть не просто пьяным, а использовать алкоголь для создания всеобщего веселья, да еще и московских знакомых удивить знанием новых модных песенок.
Становясь дефицитом в рабочей среде — алкоголь также превращается в эквивалент бумажных денег. Им можно расплачиваться за услуги частного порядка: «Шофера угостили водкой, дали 100 руб. денег, да еще вечером я купил ему 0,5 литра спирту по государственной цене. И я, и он остались довольны. Я еще и на свой пай 0,5 литра спирту купил» [Дневник рабочего, 2017: 5.10.1946]. А. Дмитриев так расплатился с незнакомым ему шофером за помощь в перевозке картофеля, добытого в деревне. Социальный обмен, в который он был интегрирован, содержал негласный закон, что помощь должна вознаграждаться. Алкоголь в данной среде — общепринятый заменитель денег. Деньги важный, но в условиях дефицита недостаточный инструмент оплаты услуг, оказанных в частном порядке. Алкоголь становится дополнительным средством расчета, подчеркивая, что в ситуации обмена участвуют понимающие интересы друг друга люди. Социальные хитрости, манипуляция смыслами, конструирование неформальных сетей взаимодействия поверх официальных отношений — неотъемлемый элемент культуры в рабочей среде этого времени (см.: [Кабацков, 2017]).
4 Подробнее о практиках выживания А. Дмитриева в годы войны см.: Кабацков А. Н. Образы войны по дневникам А. И. Дмитриева 1942—1944 гг. // Вестник Пермского университета. Серия: История. 2016. № 3 (34). С. 117—128.
В структуре неформальных отношений, которыми заполнена жизнь заводских поселков, которые дополняют, а иногда даже замещают официальные иерархии на заводе, алкоголь выполняет множество социальных функций. Он помогает участникам вечеринки превратиться в дружеское сообщество. В незнакомой ситуации — позволяет распознать в партнере по коммуникации «социального чужака». В немного другой ситуации, во время вечеринки на квартире у знакомых по заводу, алкоголь выполняет роль «лакмусовой бумажки», позволяющей отличить настоящих «горожан» от «деревенских переселенцев»: «.зашел к Д., а у нее оказалось, что была пирушка <... > Пил там спирт. Компания была все знакомая, но в бол ь-шинстве были "крестьяне". Им бы только пить, а чтоб повеселиться, так у них на это и способностей нет» [Дневник рабочего, 2017: 8.03.1943].
Алкоголь позволяет ориентироваться в социальном мире, точнее в его частном пространстве, как отделенном от мира производства, так и сконструированном непосредственно в цеху, или кладовке на время перерыва в работе. Вне официальной структуры он позволяет рабочему человеку определить для себя ориентиры социальных поступков, понять нормативный порядок ситуации. Институализация употребления алкоголя в рабочей среде упорядочивала не просто распитие спиртных напитков, она регулировала мир межличностных отношений, не позволяла ему превратиться в пространство девиаций. С одной стороны, эта среда поселковых отношений была ограничена заводским институтом, а с другой — соприкасалась с институтом семьи.
Александр Дмитриев женился в конце 1943 года, в возрасте 25 лет. В течение первых месяцев после заключения брака семейные отношения играют заметную роль, что отражается в содержании записей. Тема алкоголя и семейных практик появляется спустя два года, уже в мирное время. В его записях можно проследить ясное воздействие семьи на практику употребления алкоголя.
Прежде всего, следует отметить уменьшение спонтанности употребления спиртных напитков. Впрочем, это соотносится с ограничениями, которые накладывают семейные роли на произвольный характер небрачных контактов. Семья поменяла порядок частной жизни А. Дмитриева. Он вынужден заниматься хозяйством, сидеть с ребенком, экономить деньги и продукты. Новые обязанности воспринимаются им как важное социальное бремя. Семья требует денег — и тема заработков постоянно упоминается в дневниковых записях. Он планирует бюджет на несколько месяцев вперед. Подсчитывает выгоды от смены места работы, мотивируя в том числе и более справедливой оплатой труда. С большой гордостью сообщает о дополнительных доходах: «Весь февраль и март я на рынке продавал патефонные пластинки и на этом деле зашибал до 100 рублей в день» [4, запись от 22.06.1946]. Одновременно сетует на общие тяготы жизни после войны: «Все ждали улучшения в жизни, а сейчас как раз наоборот. Жизнь стала еще тяжелей. В магазинах ничего нет. В Особторге тоже ничего нет. На базаре все дорого. Хлеб, например, стоит 40—50 рублей буханка. И еще, пожалуй, дороже будет потому, что коммерческого хлеба в магазинах очень мало.
На нормированные товары цены тоже очень повышены. Жизнь стала очень тяжелой. Особенно это отражается на тех, кто мало зарабатывает» [Дневник рабочего, 2014: 4.11.1946].
Алкогольные практики остались частью его жизненного мира. Но семья их по-новому оценивала. Его прежние социальные достижения, когда он в пьяном виде становился «душой компании», подвергались суровой критике: «И вот, когда мы все напились, одна из девок стала во время танца лезьти со мной целоваться. Зина это заметила и давай меня, вместе со своими сестрами укорять. А что я мог сделать, если был сильно пьян» [Дневник рабочего, 2014: 30.05.1946]. И он вынужден оправдываться перед собой, а, может быть, и перед супругой, ведь она могла
увидеть его записи, которые он вечерами делал в тетрадке и хранил дома, на страницах дневника.
Александр Дмитриев осознает ценность семьи. В гостях у отца он старается соответствовать статусу семейного человека: «В праздник Рождества мы были у отца. Покушали пирога, выпили водки и пива. Но я был не пьян» [Дневник рабочего, 2014: 10.01.1947]. Общаясь с коллегами супруги, на коллективной семейной вечеринке, ведет себя сдержанно, не стараясь сыграть роль «рубахи-парня» и массовика-затейника для всей компании. Ищет оправдания, в диалоге с самим собой на страницах дневника, когда в отместку за семейную ссору позволил себе выпить: «В субботу ходил на вечер работников столовых и чайных. Ходил один. Зина заупрямилась и не пошла. Поругалась с Клавкой. Та тоже не пошла. Я разозлился и ушел один. <...> когда я пришел на [ул.] К. Маркса, то трамвая долго не было. Я пошел пешком и. по пути зашел в «Каму». Там заказал себе водки, пиво и селедочку. Выпил, но закусывать совсем не закусывал» [Дневник рабочего, 2014: 15.01.1947].
Подобные проступки для А. Дмитриева выглядят вынужденными отклонениями от нормы. Дневник «помогает» ему переложить ответственность на ситуацию, на супругу и тем самым морально себя оправдать: «Недавно я повздорил с Зиной, разозлился и со злости в вечер пропил 150 руб. денег. Вначале пил десертное на ул. Ленина в киоске, но с него не опьянел. Потом поехал в Особторг — купил 0,5 л. горного дубняка и выпил его дома. А на другой день уже снова все было хорошо» [Дневник рабочего, 2014: 9.03.1947]. Нормализация семейных отношений, о которой он упоминает в конце, — свидетельство возвращения ритма жизни в упорядоченное состояние.
В дальнейшем, по мере рутинизации семейного быта, появления у супруги неплохой работы, смены им самим работы на более высокооплачиваемую — ритмы социальной жизни Александра Ивановича выглядят менее напряженными, чем в военные и первые послевоенные годы. Он меньше уделяет внимания записям про употребление спиртных напитков, ему не требуется дополнительных оправданий в типичных бытовых ситуациях. Наоборот, он с гордостью стремится предъявить собственные достижения: «В день 8-го марта мы пьянку не устраивали. Я купил Зиночке в подарок одеколон «В полет». Говорят, что он очень хороший», — на фоне которых употребление алкоголя в дальнейшем выглядит уже рутинным и малозаметным событием, сопровождающим типичную для рабочей среды практику проведения досуга в городе: «Зато мы ходили на вечера: в субботу в гараж Молото-вугля, а в воскресенье в чайную № 1. Там хорошо выпили, потанцевали. Все прошло хорошо. Я остался этим очень доволен и Зиной тоже» [Дневник рабочего, 2014: 15.03.1951].
Редкие казусы с алкоголем, записи о которых все же встречаются на страницах дневника впоследствии, воспроизводят уже привычные для жизненного мира рабочих паттерны о нормативных границах, отделяющих быт и городскую повседневность от производственного пространства, а также демонстрируют актуальное состояние социальной взаимоподдержки рабочих в проблемной ситуации: «Недавно был у Яшки на именинах. Напились там здорово, и я на другой день, т. е. 14 декабря, проспал на работу. Но очень быстро догадался, что сделать. Пошел к соседу и без десяти минут восемь часов позвонил по телефону на завод. Сказал, что работать не могу, т. к. после пьянки, и за меня остался работать Гуляев. Теперь я ему должен смену, когда-нибудь отработаю» [Дневник рабочего, 2014: 18.12.1951]. Коллеги по работе и непосредственное начальство понимающе воспринимало отдельные срывы работников из-за употребления алкоголя.
Подведем итоги. Война, а затем создание семьи и установление семейных отношений создали в жизненном мире рабочего Дмитриева множество напряженностей.
В дневнике, в диалоге с самим собой, он попытался рефлексировать над сложностями собственной жизни. Для историков такие записи стали бесценным материалом, позволяющим взглянуть на социальный мир советского рабочего изнутри, понять мотивы поступков, выявить модели рационализации и самооправданий.
Записи А. Дмитриева демонстрируют прочное укоренение алкоголя в повседневной жизни советского рабочего класса. В сети социальных обменов, которыми переплетена слободская реальность раннеиндустриального промышленного города, алкоголь стал выполнять целый комплекс социальных функций. В одних ситуациях он выполнял роль специфической валюты, поддерживающей неформальные коммуникации в однородной социальной среде. В других — стал маркером, позволяющим разделить производственное и личное пространство. Семья выступала важным регламентирующим институтом алкогольных практик. Она побуждала советских рабочих принимать соответствующие обязательства в том виде, как их диктовала фабрично-заводская, слободская или социальная традиция. В конечном счете, алкоголь позволял советскому рабочему принять новые нормы жизни в городском сообществе, гибко к ним адаптироваться, подстраивая традиционный по своему культурному наполнению стиль поселковой жизни под сложный мир городской культуры. Благодаря алкоголю атомизированный мир безличных социальных отношений, который воспроизводится в современном городском сообществе, стал для «новых» горожан в процессе властной индустриализации более простым и понятным, адаптированным к элементам сельского быта.
Библиографический список
Источники
Дневник рабочего III. 1946 — XII.1955. Документальная публикация / науч. рук. Лейбо-вич О. Л. Пермь: ПермГАНИ, 2014. [Электронный ресурс] 1 электрон. опт. диск (CD-ROM).
Дневник рабочего VII. 1941 — VII.1944. Документальная публикация / науч. рук. Лейбо-вич О. Л. Пермь: ПермГАСПИ, 2017. [Электронный ресурс] 1 электрон. опт. диск (CD-ROM).
Исследования
Быкова С. И. Дневники 1930-х годов: terra soviética incógnita // История в эго-документах: Исследования и источники / Ин-т истории и археологии УрО РАН. Екатеринбург: Издательство «АсПУр», 2014. С. 117—138.
Гинзбург К. Сыр и черви. Картина мира одного мельника, жившего в XVI в. М.: РОССПЭН, 2000. 272 с.
Кабацков А. Н. Жизненный мир советского рабочего в позднюю сталинскую эпоху (по дневнику А. Дмитриева 1945—1953) // Советское государство и общество в период позднего сталинизма. 1945—1953 гг. М.: РОССПЭН, 2015. С. 183—192.
Лебина Н. Б. Советская повседневность: нормы и аномалии. От военного коммунизма к большому стилю. М.: Новое литературное обозрение, 2015. 488 с.
Суржикова Н. Эго-документы: интеллектуальная мода или осознанная необходимость? // История в эго-документах: исследования и источники. Екатеринбург: АсПУр, 2014. С. 6—13.
Шабалин В. В. Пьянка, выпивка, попойка (фоновые практики районной номенклатуры) // Алкоголь в России: материалы второй Международной научно-практической конференции (Иваново, 28—29 октября 2011) / отв. ред. Н. В. Демьяненко. Иваново: Филиал РГГУ в г. Иваново, 2012. С. 19—25.
Хелльбек Й. Революция от первого лица: дневники сталинской эпохи. М.: Новое литературное обозрение, 2017. 424 с.
References
Sources
Dnevnik rabochego III.1946 — XII.1955. Dokumentalnaya publikaciya / nauch. ruk. Leibovich O. L. Perm: PermGANI, 2014. [Elektronnii resurs] 1 elektron. opt. disk (CD-ROM).
Dnevnik rabochego VII.1941 — VII.1944. Dokumentalnaya publikaciya / nauch. ruk. Leibovich O. L. Perm: PermGASPI, 2017. [Elektronnii resurs] 1 elektron. opt. disk (CD-ROM).
Research
Bikova, S. I. Dnevniki 1930-h godov: terra sovietica incognita [Diaries of the 1930s: terra sovietica incognita], Istoriya v ego-dokumentah_ Issledovaniya i istochniki / In-t istorii i arhe-ologii UrO RAN, Ekaterinburg: Izdatelstvo «AsPUr», 2014, pp. 117—138.
Ginzburg, K. Sir i chervi. Kartina mira odnogo melnika, jivshego v XVI v. [Cheese and worms. Picture of the world of one miller, who lived in the XVI century], Moscow: ROSSPEN, 2000, 272 p.
Kabackov, A. N. Jiznennii mir sovetskogo rabochego v pozdnyuyu stalinskuyu epohu (po dnevniku A. Dmitrieva 1945—1953) [Life of the Soviet worker in the late Stalin era (according to Dmitriev's diary. 1946—1953)], in: Sovetskoe gosudarstvo i obschestvo v periodpozdnego stalinizma, 1945—1953 gg., Moscow: ROSSPEN, 2015, pp. 183—192.
Lebina, N. B. Sovetskaya povsednevnost: normi i anomalii. Ot voennogo kommunizma k bolsho-mu stilyu [Soviet daily life: norms and anomalies. From war communism to great style], Moscow: Novoe literaturnoe obozrenie, 2015. 488 p.
Surzhikova, N. Ego-dokumenty: intellektualnaya moda ili osoznannaya neobhodimost? [Ego-documents: an intellectual fashion or a conscious need?], Istoriya v ego-dokumentah: issledovaniya i istochniki, Ekaterinburg: AsPUr, 2014, pp. 6—13.
Shabalin, V. V. Pyanka, vipivka, popoika: fonovie praktiki raionnoi nomenklaturi [Drinking, drinking, drinking (background practices of the regional nomenclature)], in: N. V. Demy-anenko (ed.), Alkogol v Rossii: materialy vtoroj Mezhdunarodnoj nauchno-prakticheskoj konferencii, Ivanovo, 28—29 oktyabrya 2011, Ivanovo. Filial RGGU v g. Ivanovo, 2012, pp. 19—25.
Hellbek, I. Revolyuciya ot pervogo lica: dnevniki stalinskoi epohi [Revolution from the first person: the diaries of the Stalin era], Moscow: Novoe literaturnoe obozrenie, 2017. 424 p.
