CC BY
18
Л. Мнацаканян
ПИСЬМО ЦЕНИТЕЛЮ МУЗЫКИ ОБ ОПЕРЕ г-жи АРАКС МАТЕБОСЯН
Любезный друг мой, Михаил Афанасьевич!
Пишу к Вам, находясь в состоянии душевной зыбкости и растерянности, порожденной грустной картиной музыкальной жизни последних лет. Вы - музыкант, но, несмотря на это, по-видимому, человек легкого, веселого нрава, и удручение духа Вам мало свойственно. Природой ли вложен неизменный оптимизм Ваш, или же следствие это украшенного благородными сединами опыта? В частых беседах наших имею тайное желание заимствовать хоть толику Вашего благовосприятия современной действительности. Моему же взору, касательно нашего музыкального окружения, представляется картина серая, тусклая, вязкая и безысходная. Кому нужна музыка, кто живет, кто дышит флюидами истинного искусства!? Наше общество давно уж существует по каким-то неведомым мне законам, оно не помнит заветов муз Аполлона! Оно жаждет забирать и властвовать, порабощать и топтать. Но отрадно и то, что мир этот порождает и островки надежды, подчас, к великому моему прискорбию, почти необитаемые.
Столь печальными строками предваряю мою к Вам скромную повесть о премьере оперы нашего общего знакомого - небезызвестной меж ценителей тонкой музыки композитора Ма-тевосян. Что желали Вы, мой почтенный друг, услышать от меня, когда третьего дня весьма настоятельно рекомендовали поехать в концерт? Высказывание ли восторга от грядущего приобщения к высокому искусству или же искренней радости от предвкушения выхода в свет? К великому моему сожалению... нет, не в силах оправдать Ваших надежд. Тягостное бремя залегло в мою искушенную душу и сковало вечно мятущийся дух. Менее всего в нашей и без того злой жизни хотелось бы нарушить душевное спокойствие автора услышанного мною произведения и солистов, вложивших в спектакль все свои способности и эстетическое чувство. Не представилось видеть Вам, как трогательно переживала Аракс Суреновна выстраданную ею премьеру, как повергал во внутренний трепет бой курантов перед тем, как первые ноты укротят шорох ожидания в зале.
Однако первое, что тронуло меня несказанно, - публика. Дамы почтенных лет в театральных туалетах с веерами и бархотками, с бан-
тами и моноклями посетили в тот морозный мартовский вечер Городской Дом творчества; именно они - представители той старой интеллигенции, которую безвозвратно и стремительно теряет нынешнее время, варварски предавая ее непростительному забвению, - пришли вкушать плоды камерного оперного искусства. Как горели глаза этих обитателей островка надежды при встрече с тем миром, который отдаляется с каждым вычеркнутым из календаря днем!
Вечер не обещал быть долгим, но тем более сладостны оказались минуты, проведенные в гармоничном для всех присутствующих обществе, сумевшем сохраниться в это нелегкое время. Даже запах витал в воздухе необычайный - приторно-сладкий запах обитых сукном сундуков, в которых живут своею жизнью и ждут своего часа наряды для выхода в свет - посещения этого или иного зала, где все давно знают друг друга, и, объединенные приятной, тёплой обстановкой музыкального салона, поддерживают в душе и памяти свои прежние идеалы. Да ведь и сама Аракс Матевосян живет на том же острове надежды! Это и разъясняет мотивы обращения ее (современного, по принципам композиторской кисти, прошу заметить, творца) в своей опере «Любовь графини Д. в письмах и стихах» к сюжету Алексея Апухтина, Вами же, уважаемый мой друг, столь горячо не любимого.
Возможно, неприязнь Ваша небезосновательна. Конечно же, ни проза, ни стихи этого литератора второй руки не стоят в ряду со Стендалем, Мишелем Монтенем, Шодерло де Лакло, Томасом Манном, Булгаковым, Достоевским, Пушкиным, Есениным и прочими гениями слова, чьи имена так и переливаются в моей памяти. Тем не менее, он занял прочное место в сердце Аракс Суреновны. Именно литература XIX века напитана флюидами, изысками сентиментальной печали, неразделенной любви, столь притягательной для вдохновения художника, и, в первую очередь, женщины. Надеюсь, не станете же Вы отрекаться от превосходных романсов Чайковского и Рахманинова только потому, что положены они на стихи неоцененного Вами по достоинству Апухтина?! Но оставим Ваши литературные предпочтения, не о них сейчас речь.
Особое мое восхищение вызвала обстановка того маленького театрика, в коем и состоя-
лось представление уже небезызвестной Вам оперы. Длинная лествица чугунной ковки, минуты томительного ожидания, порождающие академическую тишину, чуть приглушенный свет канделябров, бордовый бархат занавесей с золотыми кистями, калейдоскопические витражи, таящие, кажется, за разноцветными искрами матовых стекол какую-то тайну, стеклянный паркет. И над всем этим парит дух предвкушения перехода в зазеркалье, в атмосферу иной жизни, притягательной в ее недосягаемости, и, одновременно, не чуждой никому из присутствующих.
Знаю, Вам не терпится слышать тонкости. Мне же простительно так долго не писать о них, так как творческий пыл мой захвачен был феноменом культуры современности в целом. Простите мне леность моего пера - не напоминаю Вам частности сюжета описываемой мною оперы, надеясь на Вашу отменную память. Сообщаю лишь имена солистов, дабы не посеять тень сомнения по поводу исполнительского состава.
Итак, графиня Д. - Натали Мещерякова - замужняя дама, обманутая и покинутая корыстным любовником - князем Можайским, то бишь г-ном Апариным. Истинно актерское мастерство было вложено певцами в воплощение своих персонажей. М-м Мещерякова, яркая индивидуальность в сфере вокального искусства, возвысила образ графини до драматических высот, в каждой интонации голоса трепетно переживая измену князя. Г-н Апарин поразил нас умением столь ловко обращаться с текстом, что почти никого не посетило скверное подозрение: под маскою листов бумаги и гусиного пера скрывается не что иное, как партитура оперы! А что требуете Вы, друг мой, от современного театра с его материальными благами (а, точнее, неблагами) и обилием разной, подчеркиваю, работы?! Тем не менее, представление позволило вкусить неоспоримую красочность, психологическую сочность игры.
Ах, да! Оркестр. Бессменный ансамбль «Каприччио» взволновал-таки умы и души! Сквозь тишину грянуло пронзительное вступление, повергнув в 45-минутное оцепенение фигуры досточтимых слушателей. Но в напряжении держали именно солисты. Накал вокальных партий сменялся лирическими эпизодами, льющейся любовной лирикой, и вновь в голосе - предчувствие жестокой разлуки. Спешу Вам заметить, что сценическое движение Апарина и Мещеряковой ныне многим лучше. Помнится, Вы, ми-
лый друг Михаил Афанасьевич, высказывали на сей счет едко негативное мнение минувшей осенью по посещении той же постановки в музыкальном театре. Тогда мы с Вами не охватили полноты драматической картины по причине ее незавершенности автором и недосказанности исполнителями, что не умаляет и достоинств опуса. Конечно, Вы скажете, к чему же дозволять постановку «уполовиненной» оперы, и будете совершенно правы! И, хоть возражений не имею, хотелось бы, всё же, сознательно вступиться за право на жизнь даже самого незначительного отрывка светлой, созидающей музыки в нашем бурном и негармоничном мире.
К слову сказать, помните ли Вы балерину в постановке минувшей осени? Преобразилась и она. Все ее жесты, мимика - всё говорило о том, что она являет собою образ любви. Во время пения грациозно танцевала она на втором плане, как бы пересказывая своим движением ту же историю. Свежий нюанс внес артист миманса, -новая маска сюжета, приглашенная в спектакль г-жой Мещеряковой: в напудренном парике, в лакейском платье, он подносил графине письма и собирал затем их обрывки, артистично разбросанные героиней в порыве отчаяния.
Автор счастлив! Зал рукоплещет! Цветы, поздравления, горячие объятия и звон поцелуев. Овации как-то внезапно ободрили меня, напомнив о том, что вечер подошел к концу. Признаться, я сознательно не пишу Вам о музыке подробно, дабы не проявить навязчивости, и, нечаянно, не высказаться неуместно. К слову сказать, завтрашняя периодика непременно снабдит Вас всеми необходимыми сведениями на этот счет.
Позволю обольстить себя надеждою, что в своем кратком повествовании о пережитом вчера художественном потрясении смогла воссоздать хотя бы часть картины представления, столь непредусмотрительно Вами упущенного.
С глубокой признательностью за чуткие наставления и творческий союз
Ваша Л. М.
17. 03. 2010.
Р. S. Заклинаю Вас! Созидайте духовные блага вокруг себя и храните чистоту своих помыслов. С ответом спешить не прошу, зная о Вашей чрезвычайной занятости на поприще высокого искусства.
