CC BY
143
П. А. Кротов
ПИСАТЕЛЬ П. Н. КРЁКШИН—ЧЕЛОВЕК ПЕРЕХОДНОЙ ЭПОХИ XVIII ВЕКА (К ВОПРОСУ О ГЕНЕЗИСЕ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ)
Эпоха преобразований Петра I придала скачкообразное ускорение многим процессам в области культуры. С рубежа XVII—XVIII столетий и до середины века в рамках Переходной эпохи1 эти новые тенденции развития приводят к формированию качественно иных явлений. Складывается новый тип человека-патриота своей Отчизны — «истинного сына Отечества». По мнению ряда ученых, культурологов, философов (в частности, Н. А. Бердяева), к тому переломному времени относится и начало формирования интеллигенции как новой общественной прослойки, существование которой связано с интеллектуальным трудом. Верхушку этого «демократического», связанного с народом слоя составила творческая интеллигенция. Имена некоторых из числа ее представителей вошли в «портретную галерею» замечательных деятелей российской культуры века Просвещения.
Личность писателя середины XVIII столетия Петра Никифоровича Крёкшина привлекает внимание именно в контексте изучения формирования интеллигенции и развития в стране литературного процесса. Как представляется, это одна из тех ярких творческих личностей, потребность в появлении которых обозначила Петровская эпоха. Как ответ на возникшую потребность российское общество выдвинуло ряд личностей подобного плана. В русском литературном процессе, по мнению автора этих строк, П. Н. Крёкшин стал родоначальником направления эпической прозы. Его литературное творчество отличалось высокой патриотической направленностью.
© П. А. Кротов, 2011
Он проявил себя как истинный «любитель Отечества» (это его собственное выражение) и ставил своей целью написать 45-томную литературно-художественную историю Петра Великого. В 1759 г. писатель утверждал, что у него имеется «до сорока пяти книг» описания «блаженных дел» Петра Великого2.
Как представляется, роль П. Н. Крёкшина в развитии российской культуры века Просвещения поныне серьезно недооценена. Начиная с 1772 г. и до начала XXI столетия в литературе даже приводились годы жизни этого интересного представителя русской культуры века Просвещения, не связанные с реальностью: 1684-1763. Теперь на основании записи в метрической книге установлена точная дата его смерти—31 августа 1764 г. Изучение многочисленных записей в исповедных росписях (там указывался возраст в годах) позволяет полагать, что он родился в 1692 или 1693 г.3
Специалисты спорят о самом написании его фамилии. Следует ли писать ее с буквой «ё» и где ставить ударение?4 Крёкшей по издаваемому кряканью в некоторых местностях именуют дикую утку. От этого слова и происходит фамилия5. Следовательно, современное написание фамилии с «ё» согласно ее правильному произношению является оправданным. Что касается ударения, то в исповедной книге «царствующаго града Санкт-Петербурга церкви Введения Пресвятые Богородицы» 1745 г. священник отмечал надстрочными знаками окончания слов (при слитных написаниях) и ставил ударения. Это достаточно редкий случай в рукописях того времени. В фамилии П. Н. Крёкшина ударение поставлено на первом слоге6, что и логично, исходя из ее происхождения. Очень часто в документах, современных Крёкшину, его фамилию писали через «щ» (иногда даже он сам). То же можно сказать и о фамилии Меншиков (Мен-щиков) — это местные особенности произношения.
Следует попытаться приоткрыть завесу тайны относительно того, из какой местности происходит П. Н. Крёкшин, каков круг его ближайших родственников и отношения с ними, много ли значили для него родственные связи. Это не праздные вопросы для изучения творчества П. Н. Крёкшина, для изучения генезиса российской интеллигенции. Получение ответа на эти вопросы по существу позволит также выявить тот жизненный базис, первооснову, на которой и зиждилась его литературная деятельность.
Чтобы ответить на поставленные вопросы необходимо обратиться к поиску новых архивных материалов. Ключами к разгадке загадок о происхождении и родственных связях П. Н. Крёкшина могут стать из сохранившихся источников, как ни странно это может показаться на первый взгляд, в первую очередь метрические книги и исповедные росписи.
П. Н. Крёкшин в своих произведениях неизменно именовал себя «новогородским дворянином», «дворянином Великого Новгорода». Эту характеристику собственной личности он выносил на заглавные листы своих произведений. Следовательно, это было для него принципиально значимо. Удалось выяснить, что, по крайней мере, с конца 1712 г. и самой смерти он проживал в Санкт-Петербурге7. Род Крёкшиных известен с XVII в. Сохранилось дело о передаче Андрею Ратаеву сыну Крёкшину поместья его отца в Водской пятине Новгородского уезда (около 1635 г.)8. Дед П. Н. Крёкшина Гаврила Никитин сын Крёкшин получил жалованную грамоту царей Ивана и Петра Алексеевичей на владение поместьем за службу своего отца. Поместье располагалось в Шелонской пятине Великого Новгорода9.
Помещик Г аврила Крёкшин неоднократно упоминается в метрической книге за 1727 г. Там он значится в качестве владельца села Берёзки «Шелонския пятины Залеския половины Окологородья Пор-ховского и Смолинского погоста»10. Отец П. Н. Крёкшина Никифор Гаврилович в 1703 г. владел поместьем в Дремяцком погосте Залес-кой половины той же Шелонской пятины — деревня Конец-озеро11; в 1742 г. это поместье принадлежало уже самому П. Н. Крёкшину12.
Вотчины П. Н. Крёкшина были разбросаны по Шелонской и Водской пятинам Новгородского уезда. Метрические книги отражают состав поместий П. Н. Крёкшина косвенно (демографическое движение населения в его владениях), сохранились только с 1720-х годов и не по всем территориям. Поэтому полных сведений о помещичьих владениях П. Н. Крёкшина автор, надо полагать, не собрал. Однако и из того, что удалось выявить, можно полагать, что родовые корни П. Н. Крёкшина, скорее всего, тянут в Залесскую половину Шелон-ской пятины. Здесь явно было родовое гнездо этой ветви Крёкши-ных. Именно там кучно располагались их вотчины. Права собственности на вотчины здесь у Крёкшиных часто переплетались. Петр
Никифорович и его дядя Матвей Гаврилов сын Крёкшин были совладельцами усадища13 Костыжицы и расположенной вблизи деревни Нинково в той же Залесской половине Шелонской пятины14. Эти населенные пункты расположены севернее села Дно (ныне город). Рядом были другие многочисленные владения М. Г. Крёкшина: усадище Любашево и деревни при селе (усадище) Костыжицы: Борки, Горушка, Песок, Тресна. Костыжицы — это ныне село на берегу реки Шелонь. Немного севернее Костыжиц на правом притоке Шелони реке Ситня сейчас расположен населенный пункт с примечательным названием Пески Крёкшины (выше упомянута деревня Песок); рядом деревни Борки, Дубки, Плосково. По левому притоку Шелони, впадающему в нее несколько ниже по течению, как раз и расположены ныне населенные места, которые связаны с Крёкшиными: Горушка, Большое Юрково, Большое Тресно (невдалеке Малое Тресно), Нинково. Я. Н. Крёкшин совместно с дядей Матвеем владел деревней Тресна15, а с дедом Г.Н. Крёкшиным — селом Берёзки недалеко от Порхова на западе Шелонской пятины (Залесская половина)16.
В Залесской половине П. Н. Крёкшин также являлся помещиком в деревнях: Волочек, Малый Волочек (Передольский погост) и Вла-дышня (Дремяцкий погост)17. Брат П. Н. Крёкшина Яким владел выставкой села Костыжиц — деревней Юрково, также селом Бродо-вичи, усадищем Мельницы в Ясенском погосте и деревней Зуево в Дремяцком погосте18. Братья Петр и Яким поддерживали связь. Так, 6 сентября 1740 г. комиссар «ямских дел» Яким Крёкшин был восприемником от купели сына Петра Крёкшина Иоанна19.
Дядя П. Н. Крёкшина Матвей являлся также помещиком деревни Горки в Турском погосте Залесской половины. Деревня Плосково того же погоста у него была неразделенной с П. Н. Крёкшиным (1727)20. Похоже, деревня Плосково на Ситне — это и есть место рождения П. Н. Крёкшина. В 1742 и 1752 гг. Плосково, согласно записям в метрических книгах, продолжало принадлежать Петру Никифо-ровичу21 (может быть, на правах совладения). Основания поставить в деревне Плосково памятник этому выдающемуся писателю-пат-риоту в любом случае, на взгляд автора, имеются.
Племянник П. Н. Крёкшина — Дмитрий Якимов сын Крёкшин в 1742 г. владел деревней Лежня в Павском погосте Залеской половины Шелонской пятины22.
Крёкшины имели поместья также и на востоке Шелонской пятины. По метрическим записям 1727 г., в Жедрицком погосте Зарус-ской половины Шелонской пятины П. Н. Крёкшин владел деревнями Городня и Дубки (или Дубня)23. Права на Дубки он делил с родным братом Якимом24. В «Шелонские пятины Заруские половины Ясен-скаго погоста» Петру Никифоровичу принадлежали деревни: Горки, Заболотье, Плотишна25. Возможно, деревней Горки он владел совместно с братом Якимом, который по данным 1752 г. показан помещиком этой деревни26.
«Зов малой родины» находил выражение и в целенаправленной скупке поместий П. Н. Крёкшиным в Шелонской пятине уезда Великого Новгорода. Он приобрел там в деревне Клабутицы в 1737 г. за 35 руб. 15 четвертей пашни, в 1740 г. — пустошь Быково (80 руб.), в 1761 г. — пустошь Вердуги в Бельском погосте с пашней «и сенными покосы, с рыбными ловли и со всеми угодьи» (50 руб.). В 1716 г он взял под залог в 500 руб. (очень большая сумма!) населенные крестьянами поместья в расположенном по соседству Порховском уезде27. Деревня Клабутицы в Дремяцком погосте Залесской половины Шелонской пятины принадлежала ему и в 1752 г.28
П. Н. Крёкшин, как удалось выяснить, являлся помещиком также и в Корельской половине Водской пятины уезда Великого Новгорода. Он владел там деревней Криваш в Ладожском заказе Михайловского погоста, «что на Ладожском пороге» (1725, 1734, 1736). Права на эту деревню делил с ним Иван Яковлев сын Крёкшин29. В той же половине, но в Солецком погосте П. Н. Крёкшин имел усадище Сташкино (такое название; 1725 г.)30. По данным 1742 г. в Солецком же погосте дворянин Петр Иванов сын Крёкшин владел уса-дищами Осташкино и Мерятино31. Федор Крёкшин был владельцем усадища Мелятино (1725)32. Очевидно, это современное селение Ми-лятино на востоке бывшей Шелонской пятины, на Валдае, западнее Яжелбиц. Некий Фаддей Крёкшин в Водской же пятине вблизи села Кобона являлся помещиком деревни Ручей (1726)33.
Санкт-Петербург по своей исторической роли в истории Отечества, можно сказать, во многих отношениях выступил преемником Великого Новгорода, и новгородские помещики Крёкшины пустили прочные корни в новой русской столице. Там они тоже жили по соседству. Сын родного брата П. Н. Крёкшина Дмитрий Якимов (Иоакимов)
сын Крёкшин в 1738 г., будучи 30 лет от роду, проживал с семьей вблизи от Петра Никифоровича в собственном доме на Санкт-Петербургской стороне34. В 1745 г. Д. Я. Крёкшин служил поручиком35, а в 1755 г. капитаном Копорского гарнизонного полка. Эта воинская часть размещалась на Санкт-Петербургском острове столицы36. В 1737-1738 гг. в Кадетском корпусе в Санкт-Петербурге служил также комиссар Александр Якимов сын Крёкшин (возраст указан в источнике так: 24 и 26 лет)37. Родственная связь поддерживалась также с гарнизонным ротным писарем Егором Крёкшиным. Последний вместе с Петром Никифоровичем был восприемником от купели младенца в 1745 г.38 Исповедная роспись 1738 г. упоминает 15-летнюю дочь «бывшаго камисара Матвея Гаврилова сына Крек-шина». Она тоже жила на освоенной Крёкшиными под новое родовое гнездо Санкт-Петербургской стороне в приходе церкви св. Матвея39.
О круге прочих близких родственников П. Н. Крёкшина имеются только отрывочные сведения. В 1742-1745 г. в доме П. Н. Крёкшина на Санкт-Петербургской стороне проживал его племянник Фаддей Петров сын Крёкшин40. Документ 1760 г. упоминает имя Андрея Крёкшина, экипажмейстера Придворной конюшенной конторы, как брата Петра Никифоровича41. В исповедной росписи 1754 г. он назван с отчеством. Обер-провиантмейстер императорского Конюшенного двора, 41-го года от роду, Андрей Крёкшин именуется Матвеевым сыном42. Следовательно, он был двоюродным братом П. Н. Крёк-шина. В 1744 г. Андрей Матвеев сын Крёкшин, тогда капитан гарнизонного полка в Санкт-Петербурге, вместе с женой П. Н. Крёкшина Настасьей были восприемниками от купели сына домашнего служителя Петра Никифоровича43. Следовательно, двоюродные братья поддерживали тесные родственные связи. К тому же А. М. Крёкшин проживал в соседнем приходе Санкт-Петербургской стороны—в приходе церкви св. апостола Матвея44. Некоторые Крёкшины, имена которых встречаются в документах, являются, видимо, дальними родственниками или однофамильцами. В Водской пятине Новгородского уезда в Георгиевском Теребужском погосте Ладожского ведомства «уса-дищем» Валдом владел отставной драгун Афанасий Крёкшин (1734, 1736)45. Иван Крёкшин в 1723 г. был мичманом Балтийского флота46.
Таким образом, видно, что Крёкшины имели тесную родовую спайку: владели многими неразделенными вотчинами, поддерживали
родственные и духовные связи, проживали в Санкт-Петербурге рядом. П. Н. Крёкшин давал кров в течение нескольких лет молодым близким родичам. Как сказано, до конца своих дней он продолжал именовать себя «новогородским дворянином». Это его личное отождествление нашло отражение в его произведениях. Его следует считать патриотом Великого Новгорода и Новгородской земли. Можно сказать, что П. Н. Крёкшин по своему мировосприятию, действиям — типичный «почвенник», для которого родственные узы, родная земля, Новгородчина и ее историческое продолжение в виде Санкт-Петербурга — это не простые звуки, но то, ради процветания и прославления чего он готов был творить. П. Н. Крёкшин являлся вдохновенным обожателем своей новой «малой родины» — Санкт-Петербурга не в меньшей мере. В самом же широком плане он был «любителем Отечества».
Чем интересны сведения о семейной жизни П. Н. Крёкшина?
Прежде всего, они показывают его деятельное отношение к жизни, инициативность, способность к нетрадиционным поступкам. Выяснилось, что этот человек Переходной эпохи ради личного счастья был готов преступить через традицию, через церковные нормы, пойти на подлог некоторых сведений о себе.
Сопоставление данных метрических книг разных лет и разных приходов Санкт-Петербурга позволило установить, что П. Н. Крёкшин не постеснялся обойти церковный запрет для православного человека—не заключать более трех браков. Как известно, четвертый брак запрещался всем47. В 1737 г. он был женат на юной вдове Анне Ивановой дочери Еремеевой (урожденной Румянцовой). 19-летняя женщина имела дочерей Наталью трех лет, вторую Наталью двух лет и Евдокию одного года. Среди детей комиссара в исповедной росписи Троицкого собора, «что на Санкт-Петербурхском острове», тогда же была записана также 18-летняя Акилина48. Очевидно, она была дочерью П. Н. Крёкшина от предыдущего брака. Старшая из детей второй жены комиссара Наталия (род. 24.9.1735 г.49), показанная в метрической книге как дочь П. Н. Крёкшина, прожила недолго (ум. 8.12.1737 г.50). Позднее П. Н. Крёкшин называл ее ребенком его супруги от предыдущего брака (Наталья Иванова дочь Еремеева)51. Вторая дочь Наталья родилась 4 августа 1736 г.52 Метрическая книга 1738 г. сообщает, что 8 декабря скончалась «вышеписаннаго
ж Крекшина дочь Анна одного года»53. В источнике явная неточ-ность—тогда умерла годовалая Наталья. В начале 1738 г. у П. Н. Крёкшина супруги Анны уже не было.
Запись в метрической книге Троицкого собора Санкт-Петербурга о венчаниях за 4 февраля 1738 г. позволяет приоткрыть завесу тайны семейной жизни любвеобильного комиссара. Она гласит: «Крон-штатскаго каналу камисар Петр Никифоров сын Крекшин новго-родскаго дворянина Семена Мартемьянова с дочерью девицею На-талиею. Оной Крекшин третьим браком»54. Брак по неизвестной причине был недолгим. Однако комиссар оказался, как обычно, неудержим — в данном случае в поисках семейного счастья. Новгородский дворянин презрел древние (столь не соответствовавшие уже реалиям русской жизни XVIII в.) каноны Русской православной церкви. После расторжения брака с третьей супругой П. Н. Крёкшин быстро переселился в соседний приход Санкт-Петербурга. Священники не знали там о его предыдущем брачном поведении (может быть, не захотели об этом заявить — комиссар был изворотлив и находчив; деньги у него водились), и приблизительно через год П. Н. Крёк-шин был венчан, как удалось выяснить, в четвертый раз.
Согласно данным исповедных росписей, П. Н. Крёкшин сочетался очередным браком, как было ему привычно, с юной девицей, которая была младше его на 26 лет. В исповедных росписях 1739, 1740 и 1742-1745 гг. упоминается его очередная молодая жена Настасья Семеновна и дочь Авдотья (Евдокия). Выявленные данные метрической книги 1737 г. и исповедных росписей заставляют однозначно полагать, что Авдотья (Евдокия) была дочерью от его второго брака с Анной. Авдотья родилась в 1736 г. В исповедной росписи 1739 г. возраст супруги П. Н. Крёкшина указан как 20 лет, дочери Авдотьи — 4 года55 (последнее сомнительно; скорее, 3). Согласно росписи 1740 г., жена, как и следовало ожидать, названа 21-летней56; в 1742 г. — 23-летней, дочь — 6-летней57. По исповедной росписи 1743 г., жене Настасье Семеновне было 24 года; дочери Евдокии же соответственно 7 лет. По исповедным росписям 1744 г., Настасья Семеновна значится как 24-летняя (в документе небрежность?); дочь же Евдокия соответственно показана 8-летней. Возраст дочери в документе 1744 г. переправлен с 7 на 8 лет58. Исповедная книга 1745 г. возраст Настасьи Семеновны указывает как 26 лет,
а «девице Евдокии» — 10 лет59. От четвертого брака у П. Н. Крёк-шина появился наследник Иоанн, но он прожил совсем недолго (2-24.9.174060).
Его дочь 20-летняя «Евдокея Петрова» в 1756 г. значится замужем за генерал-вагенмейстером М. А. Деденевым61. Один из помещиков Деденевых являлся соседом П. Н. Крёкшина по Ясенскому погосту62. Дочь Авдотью Петр Никифорович, по-видимому, тоже выдал замуж за выходца из его родных мест в Шелонской пятине. В исповедных книгах 1754 и 1755 гг. жена П. Н. Крёкшина указана 43- и 44-летней63. Очевидно, это неточности: следует 35 и 36 лет?
Итак, семейно-брачная жизнь П. Н. Крёкшина однозначно свидетельствует о его амбициях (четыре женитьбы; большая разница в возрасте во втором, третьем и четвертом браках), о его деятельной человеческой природе и о готовности совершать мистификации. Из метрической книги также известно, что в третий раз он женился на новгородской дворянке (по логике вещей так было и при его первой женитьбе), а дочь он выдал за представителя рода новгородских же помещиков. Даже эти сведения, на взгляд автора, показывают, что патриот П. Н. Крёкшин по самому существу своему, по мировосприятию — государственник. Родовые корни, Новгородская земля, представители его рода, земляки и новое родовое место Крёкшиных — «царствующий град» Санкт-Петербург — все это для него важнейшая часть его жизненного бытия. Подмеченные подробности дают материал для ответа на вопрос, откуда идет любовь П. Н. Крёкшина к малому и большому Отечеству, России: от самых основ его человеческой природы или это только лицемерный способ сделать карьерное продвижение на литературно-художественном поприще.
Что может сказать о личности П. Н. Крёкшина его место проживания в новой столице?
«Новогородский дворянин» П. Н. Крёкшин многие годы вплоть до самой своей кончины постоянно проживал в новой российской столице, почти все годы в пределах Санкт-Петербургской стороны. Первое выявленное документальное свидетельство о П. Н. Крёкшине как раз относится к декабрю 1712 г. Это бумага об отпуске с ним денег «на раздачу жалованья в полк гренадерской»64. Согласно материалам переписи, проведенной в декабре 1713 г., двор комиссара
Белозерского полка Петра Крёкшина находился именно на Санкт-Петербургской стороне65. Его дворовое строение в Первой «ново-построенной слободе» солдат и офицеров Белозерского гарнизонного пехотного полка Петербурга включало «две светлицы» с печами, соединенные между собой сенями. Во дворе стояли также баня и еще одна «изба с печью да с сенми»66. Жилье будущего писателя было скромным и не выделялось из застройки слободы. Белозерские слободы располагались напротив Кронверка за Сытным рынком и к югу от церкви Введения во храм Пресвятой Богородицы. Согласно плану 1738 г., Первая Большая Белозёрская улица—предполагаемое место жительства П. Н. Крёкшина — пролегала южнее Введенской церкви67. Ныне это район Введенской улицы на Петроградской стороне. В гарнизоне Санкт-Петербурга Белозерский полк пребывал с 1712 г.68
В 1738 г. за ним числился дом «при Белозерских слободах» на Санкт-Петербургской стороне. Хозяин переехал тогда к третьей по счету жене в соседний приход, но два его служителя присматривали за домом69. В 1739 г. он снова занимал его с четвертой женой и дочерью Евдокией70. На склоне лет, в 1763 г., отставной комиссар П. Н. Крёкшин по-прежнему жил в своем доме в Посадской слободе. Вместе с ним проживала супруга Настасья Семеновна и «служители» из числа его крепостных. Он являлся тогда прихожанином храма св. Николая Чудотворца, «что в Посадских слободах»71. Важно заключить, что П. Н. Крёкшин прожил большую часть жизни в демократической по составу населения Санкт-Петербургской стороне, где его соседями являлись офицеры и солдаты гарнизонных полков и разночинцы.
Вероятно, выбор им в разные периоды жизни приходских храмов на Санкт-Петербургском острове столицы тоже не был случаен. Этого человека Переходной эпохи, по-видимому, связывало некое религиозное чувство с храмами во имя тех святых или в честь тех христианских праздников, которые имелись в приходах, где располагались его вотчины. Он, можно думать, хотел ощущать небесное покровительство именно в этих приходах. Так, в родных местах П. Н. Крёкшина имелся не один приход в память св. Николая Чудотворца. Церкви в память св. Николая Чудотворца были в уже упоминавшихся Ясенском и Опоцком погостах под Порховом72, в Дремяц-ком и Передольском погостах73. Длительное время П. Н. Крёкшин
являлся прихожанином столичного прихода Введенского храма. Его вотчина деревня Криваш входила в приход церкви Введения пре-святыя Богородицы74. Вотчина его деда село Берёзки под Порховом относилось к приходу храма св. Троицы75. Сделанное предположение — одна из попыток понять и, по возможности, всесторонне охарактеризовать эту по-своему столь яркую и нетрафаретную личность Переходной эпохи. В литературном творчестве П. Н. Крёкшина присутствует теснейшая связь со Священным писанием, христианским вероучением вообще.
Когда П. Н. Крёкшин вышел в отставку?
В метрических книгах 1735 и 1736 гг. он именуется комиссаром; упоминания об отставке нет76. Запись же в метрической книге того же прихода за декабрь 1737 г. уже гласит: «Кронштатскаго канала бываго камисара Петра Крекшина...»77, то есть, если верить источнику, в том году он вышел в отставку. В исповедной росписи прихода церкви Введения Пресвятыя Богородицы на Санкт-Петербургском острове 1739 г. в словах «Новгородскаго уезда дворянин Петр Никифоров сын Крекшин» «дворянин» вписано поверх полустертого слова «комиссар»78.
Итак, есть документальные основания полагать, что в 1737 г. П. Н. Крёкшин вышел-таки в отставку. Очевидно, этот факт в определенной мере подтолкнул его к активизации творческих поисков — деятельной натуре отставного армейского комиссара требовалось поприще для приложения своих сил и еще нереализованных литературно-художественных дарований. Однако в том же 1737 г., по рекомендации механика асессора А. К. Нартова, он был привлечен к работе Комиссии о весах и мерах (1735-1741 или 1742 гг.), занимавшейся изучением систем мер и весов в России и за границей и изготовлением эталонов. Возглавлявший комиссию сенатор граф М. Г. Головкин подал 20 июля 1737 г. в Кабинет министров следующее донесение: «Усмотрела Комисия к порученному... оной делу достойного человека... Петра Крекшина, которой весьма нужен быть при Комисии для изыскания в прежних весах и мерах происходящих обманов, чрез что в новозделаемых можно будет лутчей способ употребить, дабы нельзя было имеющим у себя весы и меры неправду чинить...»79. В поданном в 1737 г. в Кабинет министров донесении за подписью членов Комиссии П. Н. Крёкшина характеризуют
как отставного — «бывшаго от Санкт-Питербурхской губернии в дват-цети семи полках в обер-крикс-камисарской должности с 1712 по 1720 год»80. Маловероятно, что он какое-то время действительно исполнял более высокую должность. Скорее всего, члены Кабинета министров стали «жертвами» одной из многочисленных мистификаций (устного уверения?) П. Н. Крёкшина: в отставку он вышел все в том же невысоком обер-офицерском звании комиссара «капитанского ранга».
В метрических книгах 1740 г. (записи февраля и сентября) он именуется «каммиссии сочинения весов и мер камисар» и «сочинения весов и мер камисар»81. Следовательно, есть основания считать, что в 1737-1741 гг. комиссар был возвращен на государственную службу и состоял в Комиссии о весах и мерах.
Относительно года завершения деятельности Сенатской комиссии весов и мер в литературе имеются разночтения (1741 или 1742 г.). Ее руководитель вице-канцлер граф М. Г. Головкин утратил все должности после прихода к власти в конце 1741 г. императрицы Елизаветы Петровны. Что касается года выхода П. Н. Крёкшина в отставку имеющиеся данные исповедных росписей и метрических книг (в данном случае это не первоисточники) тоже несколько противоречат друг другу. В исповедной росписи 1741 г. упомянут «дом отставного камисара Петра Крекшина»82. Если в августе 1742 г. в метрической книге есть упоминание (может быть, уже по утраченной им должности?) «Камиссии сачинения весов и мер камисара Петра Крекшина»83, то в записи февраля 1743 г. — просто «новогородцкого дворянина Петра Крекшина»84.
В любом случае время окончательного выхода П. Н. Крёкшина в отставку очевидно — 1741 или 1742 г. В последующем он именовался в исповедных росписях и метрических книгах и с упоминанием
о пребывании в отставке и без такового. Например, в метрических книгах 1745 г. имеются неоднократные упоминания П. Н. Крёкшина и как «камисара»85, и как «отставного камиссара», «бывшаго ками-сара»86. Однако эта разноголосица известий источников уже не меняла сути — до самой кончины он пребывал в отставке.
22 июня 1742 г. П. Н. Крёкшин завершил87 и вскоре представил императрице Елизавете Петровне свое литературно-художественное сочинение «Краткое описание блаженных дел великаго государя
императора Петра Великого, самодержца всероссийскаго, собранное чрез недостойный труд последнейшаго раба Петра Крекшина, дворянина Великаго Новаграда». Оно содержало изложение жизни и деяний монарха-преобразователя в период с 1672 по 1706 г. Это первое масштабное произведение П. Н. Крёкшина, прославлявшее деятельность Петра Великого, показало: в Санкт-Петербурге появился яркий писатель — основоположник жанра эпической прозы в рамках литературы классицизма. Малозаметный деятель XVIII столетия «капитанского ранга» перешел от исполнения военно-административных и хозяйственных функций к историко-литературному творчеству. Первый свой значимый писательский труд П. Н. Крёкшин, следовательно, завершил в возрасте около 50-ти лет. Это событие последовало почти сразу же после получения им отставки с государственной службы. Ранее, следовательно, у этого человека Переходного периода происходило накопление опыта, осмысление виденного.
Можно предполагать, что писательским трудом П. Н. Крёкшин занялся только в 1730-е годы. В 1742 г. он упомянул, что материалы для книги о Петре Великом он усердно собирает «чрез двадесято-летной труд»88 (то есть с 1722 г.). Вполне возможно, что приблизительно с этого времени он начал собирать материалы по истории. Масштабные преобразования Петра Великого впечатлили их непосредственного очевидца, петербургского жителя П. Н. Крёкшина. Шли годы, и настал момент, когда П. Н. Крёкшин, ранее накапливавший материалы о правлении Преобразователя, взялся за перо. Новгородский дворянин увидел свой патриотический долг в том, чтобы прославить человека, который преобразовал страну и превратил ее в великую державу — Российскую империю. Внимание П. Н. Крёкшина к текстам Священного писания, попытки их использовать в своих произведениях—черта, которая роднит его с представителями традиционной русской культуры Средневековья, характеризует его именно как тип человека Переходной эпохи. Невысокий служебный статус дворянина П. Н. Крёкшина, проживание его в «демократическом» районе Санкт-Петербурга, превращение с рубежа 30-х и 40-х годов XVIII столетия литературного труда в главное дело его жизни позволяют отнести его к числу представителей творческой интеллигенции. Путь, которым П. Н. Крёкшин пришел к занятию писательским
трудом от канцелярской и хозяйственно-управленческой деятельности, весьма любопытен. Как следует из приведенных материалов, патриотическая направленность его творчества была изначально предопределена его любовью к родной земле, силой родовых связей и гордостью за деяния Петра Великого.
1 О научных спорах относительно рамок и периодизации Переходной эпохи в истории русской культуры см.: Чёрная Л. А. Русская культура Переходного периода от Средневековья к Новому времени. М., 1999. С. 52-88.
2 ОР РНБ. Ф. 550 (Основное собрание рукописных книг). Q. IV. 4. Л. 21.
3 Кротов П. А. «Прекрасных вымыслов плетя искусно нить...» // Родина. 2009. № 2. С. 51-52.
4 См. историографию дискуссии о «ё» и месте ударения в фамилии Крёкшин: Мезин С. А. Первый биограф Петра Великого Петр Никифорович Крекшин // Петровское время в лицах—2008. СПб., 2008. С. 174. — Автор настоящей статьи, кроме цитат из документов XVIII в., везде пишет в этой фамилии «ё».
5 Федосюк Ю. А. Русские фамилии: Популярный этимологический словарь. М., 2009. С. 109.
6 ЦГИА СПб. Ф. 19 (Петроградская духовная консистория). Оп. 112. Д. 60. Л. 781.
7 Кротов П. А. «Прекрасных вымыслов плетя искусно нить...». С. 52.
8 РГАДА. Ф. 1455 (Государственные и частные акты поместно-вотчинных архивов XVI-XIX вв.). Оп. 3. Д. 199. Л. 1-3.
9 Шумков А. А. Крёкшины // Отечественная история. История России с древнейших времен до 1917 г.: Энциклопедия. М., 2000. Т. 3. С. 107; РГИА. Ф. 878 (С. С. Татищев). Оп. 2. 1681 г. Д. 395. Л. 1. Выводная грамота помещика Г. Н. Крёк-шина его крестьянке на замужество (1681).
10 ЦГИА СПб. Ф. 19. Оп. 111. Д. 771. Л. 171-172.
11 РГИА. Ф. 878. Оп. 2. 1703 г. Д. 425. Л. 1-3.
12 ЦГИА СПб. Ф. 19. Оп. 124. Д. 495. Л. 307, 307 об., 309.
13 Усадище—наименование старинного поселения, усадьбы.
14 ЦГИА СПб. Ф. 19. Оп. 124. Д. 138. Л. 71- 72.
15 Там же. Л. 71-72 об.
16 Там же. Оп. 111. Д. 771. Л. 172 об.; Д. 5. Л. 170.
17 Там же. Оп. 112. Д. 511. Л. 2 об. - 3, 4 об., 18; Оп. 124. Д. 495. Л. 304,
337-337 об., 338 об.
18 Там же. Оп. 124. Д. 138. Л. 71 об., 87 об. - 88, 192 об.; Д. 495. Л. 307, 309.
19 Там же. Оп. 111. Д. 10. Л. 100 об.
20 Там же. Оп. 124. Д. 138. Л. 131 об., 132 об.
21 Там же. Д. 495. Л. 332 об., 334 об.; Оп. 112. Д. 511. Л. 104.
22 Там же. Оп. 124. Д. 495. Л. 311 об.
23 Там же. Оп. 111. Д. 771. Л. 149-150.
24 Там же. Л. 159.
25 ЦГИА СПб. Ф. 19. Оп. 124. Д. 138. Л. 79-79 об., 84 об. — Плотишна—это, скорее всего, современное селение Плотично на востоке бывшей Шелонской пятины на берегу одноименного озера. На противоположном берегу озера как раз расположена и ныне деревня Горки.
26 ЦГИА СПб. Ф. 19. Оп. 112. Д. 511. Л. 104 об., 106.
27 ОР РНБ. Книга новых поступлений. 1969-1973. С. 76. № 24. Документы 1-4.
28 ЦГИА СПб. Оп. 112. Д. 511. Л. 18 об.
29 Там же. Оп. 124. Д. 139. Л. 48 об., 49, 176; Д. 138. Л. 36 об.; Д. 494. Л. 96; Оп. 111. Д. 772. Л. 150, 151.
30 Там же. Оп. 111. Д. 772. Л. 55.
31 Там же. Оп. 124. Д. 495. Л. 229 об., 231.
32 Там же. Оп. 111. Д. 772. Л. 55-56 об.
33 Там же. Л. 181 об.
34 Там же. Оп. 112. Д. 14. Ч. 2. Л. 196.
35 Там же. Оп. 111. Д. 19. Л. 60.
36 Там же. Оп. 112. Д. 122. Л. 182, 207.
37 Там же. Д. 6. Л. 134; Д. 13. Ч. 2. Л. 190.
38 Там же. Оп. 111. Д. 19. Л. 18 об.
39 Там же. Оп. 112. Д. 14. Ч. 2. Л. 773 об.; Ч. 5. Л. 778 об.
40 Там же. Д. 44. Л. 594 об.; Д. 48. Л. 507; Д. 54. Л. 610; Д. 60. Л. 781.
41 РГАДА. Ф. 7 (Преображенский приказ, Тайная канцелярия и Тайная экспедиция). Оп. 1. Д. 1957. Л. 5.
42 ЦГИА СПб. Ф. 19. Оп. 112. Д. 115. Л. 1.
43 Там же. Оп. 111. Д. 17. Л. 29.
44 Там же. Д. 15. Л. 92.
45 Там же. Оп. 124. Д. 139. Л. 65; Д. 494. Л. 102 об.
46 РГАВМФ. Ф. 212 (Государственная Адмиралтейская коллегия). Оп. 1. Д. 13. Л. 45 об.
47 Семенова Л. Н. Очерки истории быта и культурной жизни России. Первая половина XVIII в. Л., 1982. С. 52-61.
48 ЦГИА СПб. Ф. 19. Оп. 112. Д. 6. Л. 872.
49 Там же. Оп. 111. Д. 2. Л. 59 об.
50 Там же. Д. 5. Л. 36 об.
51 РГАДА. Ф. 1455. Оп. 6. Д. 669. Л. 7.
52 ЦГИА СПб. Ф. 119. Оп. 111. Д. 3. Л. 409.
53 Там же. Д. 5. Л. 36 об.
54 Там же. Д. 7. Л. 10 об.
55 Там же. Оп. 112. Д. 22. Л. 873.
56 ЦГИА СПб. Ф. 19. Оп. 112. Д. 27. Л. 698.
57 Там же. Д. 44. Л. 594 об.
58 Там же. Д. 48. Л. 507; Д. 54. Л. 610.
59 Там же. Оп. 112. Д. 60. Л. 781.
60 Там же. Оп. 111. Д. 10. Л. 56, 113.
61 Там же. Оп. 112. Д. 130. Л. 555 об.
62 Там же. Оп. 124. Д. 138. Л. 83 об. - 84 об, 85, 86.
63 Там же. Оп. 112. Д. 115. Л. 124.
64 РГАДА. Ф. 26 (Государственные учреждения и повинности в царствование Петра I). Оп. 1. Ч. 2. Д. 69. Л. 58.
65 ОР РНБ. Ф. 575 (П. Н. Петров). № 126. С. 17.
66 Там же. С. 19.
67 Петров П. Н. Петербург в застройке и сооружениях // Зодчий: Журнал литературный и художественно-технический, издаваемый Санкт-Петербургским обществом архитекторов. 1884. 1-е полугодие. Л. 19, 20.
68 Рабинович М. Д. Полки Петровской армии. 1698-1725: Краткий справочник. М., 1977. С. 38.
69 ЦГИА СПб. Ф. 19. Оп. 112. Д. 14. Ч. 2. Л. 305.
70 Там же. Д. 22. Л. 867 об., 873.
71 Там же. Д. 171. Л. 656, 660.
72 Там же. Оп. 124. Д. 138. Л. 71, 87.
73 Там же. Оп. 112. Д. 511. Л. 2, 18.
74 Там же. Оп. 124. Д. 494. Л. 95, 96.
75 Там же. Оп. 111. Д. 771. Л. 171.
76 Там же. Д. 3. Л. 392, 408 об.; Д. 2. Л. 24, 74.
77 Там же. Д. 5. Л. 36 об.
78 Там же. Оп. 112. Д. 22. Л. 873.
79 РГАДА. Ф. 248 (Сенат и его учреждения). Оп. 25. Кн. 1658. Л. 49.
80 Там же.
81 ЦГИА СПб. Ф. 19. Оп. 111. Д. 10. Л. 56, 100 об.
82 Там же. Оп. 112. Д. 44. Л. 594 об.
83 Там же. Оп. 111. Д. 13. Л. 59.
84 Там же. Д. 15. Л. 38.
85 Там же. Д. 19. Л. 12, 18 об., 27.
86 Там же. Л. 29 об., 35.
87 Козлов В. П. Кружок А. И. Мусина-Пушкина и «Слово о полку Игореве»:
Новые страницы истории древнерусской поэмы в XVIII в. М., 1988. С. 162.
88 РГАДА. Ф. 17 (Разряд XVII: наука, литература, искусство). Оп. 1. Д. 167.
Л. 44.
