CC BY
15ПИФАГОРЕЙСКАЯ ТРАДИЦИЯ И ТАЙНА ПРЕДМЕТА ACTION FURTI
ГОРБУНОВ Михаил Александрович,
кандидат юридических наук, доцент кафедры теории права и природоресурсного права Юридического института Российского университета транспорта (МИИТ). E-mail: mig75@list.ru
Краткая аннотация: В статье предпринята попытка найти и проанализировать философские основания древнеримского action furti в пифагорейской философской традиции. Делается вывод o том, что систематика этого института древнеримской правовой мыслью определялась сильным влиянием догматов пифагорейской традиции, проявлявшегося также в размерах страхового возмещения по данным искам.
Abstract: The article attempts to find and analyze the philosophical foundations of the ancient Roman action furti in the Pythagorean philosophical tradition. It is concluded that the systematics of this institution by the ancient Roman legal thought was determined by the strong influence of the dogmas of the Pythagorean tradition, which also manifested itself in the amount of insurance compensation under these claims.
Ключевые слова: пифагорейская философская традиция, furtum conceptum, furtum oblatum, furtumprohibitum, furtum non exhibitum, actio furti manifesti.
Keywords: Pythagorean philosophical tradition, furtum conceptum, furtum oblatum, furtumprohibitum, furtum non exhibitum, actio furti manifesti.
Общеизвестен тот факт, что в традиции древнеримского цивильного права, берущей свое начало как минимум с республиканского периода, институт древнеримской кражи (furtum) подразделялся на несколько видов (genera furtorum). Восходящее к Законам XII таблиц деление кражи на явную (furtum manifestum) и неявную (furtum nec manifestum) согласно Институциям Гая уже в классическую эпоху дополнялось делением последней на furtum conceptum1, furtum oblatum2, и furtum prohibitum3. А в Институциях Юстиниана упоминается еще один вид кражи - furtum non exhibitum4. Общеизвестно, что главнейшим следствием отнесения кражи к тому или иному виду был различный размер
1 Гай, I.III.186: «Воровство называется conceptum, если похищенная вещь отыскивается у кого-либо в присутствии свидетелей и была найдена; против него, хотя бы он и не был вором, установлен особый иск, который называется actio concepti».
2 UN.187: «Воровство называется oblatum, когда похищенная вещь будет принесена к тебе кем-либо и найдена у тебя, если, например, вещь была дана тебе с тем намерением, чтобы ее нашли лучше у тебя, чем у того, кто тебе ее дал Ибо ты, у которого вещь найдена, имеешь против того, кто ее принес, хотя бы он и не был вором, особый иск, который называется actio oblati».
3 I.III.185-188, 191.
4 Inst.IV.1.4. Важно отметить, что четыре последних вида кражи
перестали рассматриваться как особые разновидности кражи в постклассический период, так как в праве Юстиниана остается лишь два вида кражи: furtum manifestum со штрафом в четырехкратном размере и furtum nec manifestum со штрафом в двухкратном размере.
взыскания с вора в пользу потерпевшего: явная кража, следствием которой была возможность вчинения actio furti manifesti, предполагала взыскание четырехкратного размера (in quadruplum) стоимости похищенной вещи с последующим бесчестьем преступника; совершение неявной кражи наказывалось удовлетворением потерпевшего в двукратном размере (in duplum) с бесчестием виновного; furtum conceptum и furtum oblatum влекли тройное, так же бесчестящее виновного взыскание (in triplum)5
Вопрос о разграничительном признаке приведенной выше классификации furtum в литературе обходится стороной ввиду уже ставшего традиционным представления о том, что genera furtorum должны были бы, по логике вещей, выделяться римлянами по критериям отражающим суть содеянного, как это имеет место в доктрине современного уголовного права через категорию характера и степени общественной опасности содеянного. Указанная мысль была высказана еще Ш.Монтескье, который не нашел для себя явного ответа на вопрос почему такие мало
5 I.VI.173. Есть иски, которые с самого начала больше простого вознаграждения; так например, в случае furtum manifestum полагается четверной денежный штраф; при furtum nec manifestum штраф двойной, при furtum conceptum и oblatum — штраф тройной. В этих и подобных случаях, отрицает ли ответчик или признается, иск превосходит простое вознаграждение.
отличающие друг от друга с точки зрения сути содеянного деликты наказываются столь различными
1
санкциями .
Хорошо известно, что формальным критерием разграничения явной и неявной кражи для республиканских и классических юристов был такой признак объективной стороны, как обнаружение вора на месте преступления2. Так, для Ульпиана, как и для цитируемого им Юлиана, явным является любой вор, который застигнут не только на месте кражи, но вообще где-либо с похищенной вещью, за исключением того, места, куда он донес вещь в соответствии намеченным умыслом3. То есть вор, успевший принести вещь в то место, в которое наметил, совершает неявную кражу.
Однако, упоминаемые тем же Ульпианом суждения Помпония и Цельса «размывают» указанный им критерий, вводя в него знакомые современному праву элементы субъективного вменения, требовавшие осознание вором того, что он пойман4. При этом согласно суждениям Помпония и Цельса факт нахождения вещи у вора не имеет значения для определения ее как явной, поскольку такой ее делает факт обнаружения или поимки вора хозяином или кем-либо еще.
Хотя относительно момента обнаружения
1 Ш.Монтескье. О духе законов. Книга 29, глава 13. «Кажется странным, что законы эти устанавливали такую разницу в оценке этих двух преступлений и в размере определенных за них наказаний. Действительно, был ли вор пойман прежде или после того, как относил украденное в предназначенное ме сто, обстоятельство это нисколько не изменяло сущности преступления. Для меня не подлежит сомнению, что вся теория римских законов о краже была заимствована из лакедемонских установлений. Ли-кург, желая развить в своих согражданах ловкость, хитрость и предприимчивость, требовал, чтобы детей заставляли упражняться в воровстве и жестоко секли тех из них, которые дадут себя поймать. Это и было причиной, почему у греков, а вслед за ними и у римлян установилось столь большое различие между явной и неявной кражей».
2 Там можно понять суждение Ульпиана в 41 книге «Комментариев к Сабину»: «Явным вором является тот, кого греки называют на месте преступления пойманным , то есть тот, кого застают с похищенной вещью» 0.47.2.3.
3 Ульпиан: «Но только ли тогда вор является явным, если он застигнут при совершении кражи, или же и в том случае, если он пойман где либо (в другом месте)? И скорее, как и Юлиан написал, что , хотя бы он пойман не там, где совершил кражу, все же он является явным вором, если пойман с украденной вещью раньше, чем принес ее в то место, в которое наметил» 0.47.2.3.2.
4 Ульпиан в 41 книге «Комментариев к Сабину». "Помпоний ост-
роумно написал, что явным вора делает поимка. Впрочем, если в
тот момент, когда я совершил кражу у тебя в твоем доме, ты
спрятался, что бы я тебя не убил, то хотя ты видел, что совершается кража, но она не является явной. Но Цельс добавляет к поимке еще такое: если после того, как ты увидел, что он похищает вещь и попытался его поймать, он, бросив украденную вещь, убежал, то вор является явным." 0.47.2.7.1-2.
вещи и поимке вора римские юристы высказывали различные точки зрения5, тем не менее, критерий разграничения явных и неявных краж через факт обнаружения вора хозяином вещи реализовывался римскими юристами настолько последовательно, что в некоторых случаях, когда, например, момент завладения вещью и обнаружения пропажи сильно разведены во времени, они допускали возможность лица, похитившего одну вещь, быть одновременно
6 Г-,
как явным, так и не явным вором . В развитие этой же идеи римляне полагали, что помощник вора никогда не совершает явную кражу, поскольку его невозможно обнаружить при совершении кражи7.
Однако, обозначенный выше формальный критерий разграничения явной и неявной кражи не дает полного ответа на вопрос о различиях в размерах штрафов за эти виды кражи. Почему явная кража влекла значительно больший штраф чем неявная?
Небезосновательно будет предположить, что опасность явной кражи в глазах римлян обосновывалась предположением того, что обнаруживаемый хозяином вещи вор потенциально способен причинить вред хозяину, напасть на него, и возможно даже убить. Отчасти такое предположение соответствует свидетельствам Геллия, Цицерона и Гая, согласно которым, схваченного на месте преступления явного
5 I.3.184 «По мнению некоторых manifestum будет тогда, когда вор застигнут при совершении преступления; другие же идут далее и полагают, что такое воровство будет тогда, когда вор уличен на месте преступления, если, например, кража оливы, совершенная в оливковом саду, виноградных ягод — в винограднике, открыта в то время, когда вор еще находится в оливковой роще или в винограднике; если украдена в доме, например, подушка, то кража будет manifestum, если она открылась, пока вор в доме. Третьи называют manifestum — воровство всякой вещи до тех пор, пока она не перенесена в то место, куда вор решил ее перенести; наконец, есть такие, которые считают воровство manifestum до тех пор, пока вора завидят с вещью в руках. Последнее мнение было отвергнуто, но и мнение тех юристов, которые полагали, что явное воровство будет то, которое открыто до того времени, пока вор не положил вещи на то место, куда хотел, не одобрено, по-видимому, потому, что допускает большое сомнение, должно ли это время быть определено периодом одного или нескольких дней. Это именно относится к тому, что часто воры намереваются отнести вещи, похищенные в одной общине, в другие общины или провинции. Таким образом, из двух вышеприведенных мнений и то, и другое признано справедливым; большинство однако держится последнего».
6 Павел: «.. в случае если бы кто либо открыл шкаф, который не смог унести, и порылся во всех вещах, которые в нем были, и с тем удалился , а затем, вернувшись, одну из них похитил и прежде, чем уйти туда, куда наметил, был пойман, то он бы являлся как явным, так и неявным вором одной и той же вещи.» D.47.2.21
7 Павел в 9-й книге «Комментаринев к Сабину»: «Тот, кто оказывает помощь совершающему кражу, никогда не является явным вором. И поэтому получается, что именно тот, кто оказал помощь, отвечает за неявную кражу, тот же, кого застали (при совершении кражи)т, отвечает в отношении той же вещи за явную кражу». D.47.2.34.
вора в период ранней республики можно было убить, но, только в том случае, если он совершил кражу ночью или, совершив ее днем, сопротивлялся хозяину вещи с оружием в руках1. Во всех остальных случаях убивать пойманного с поличным вора было нельзя. Их, если они были свободными, следовало высечь и передать пострадавшему от кражи2. При этом если имела место furtum nec manifestum, то уже согласно законам XII таблиц виновный отвечал двукратным возмещением вреда3.
Если исходя из указанных фрагментов предположить, что различные предписания децемвиров относительно явной и неявной кражи сделаны ими исходя из повышенной опасности первой по сравнению со второй, то почему тогда, по свидетельству тех же Геллия и Гая римские преторы ввели другую практику, установив впоследствии за любую явную кражу один и тот же actio furti manifesti с четырех кратным возмещением, независимо от тех
1 Авл Геллий, Аттические ночи, XI, 18, 6-8: «Наши децемвиры, которые, после того как цари были изгнаны, записали в Двенадцати таблицах законы для римского народа, не прибегли в наказаниях за любого вида кражу ни к равной Драконту суровости, ни к излишней мягкости. Ибо вора, схваченного с поличным на месте преступления , разрешалось убить только в том случае, если он совершал кражу ночью или, будучи захвачен днем, сопротивлялся с оружием в руках.»
Цицерон, Pro M. Tullio Oratio: «он также сообщил мне постановление XII таблиц, которым разрешалось убить ночного вора, а также и дневного, оказывавшего вооруженное сопротивление (20. 47). XII таблиц запрещают убивать дневного вора, если он, как сказано там, не защищается с оружием; [поэтому] не может быть убит тот вор, который принес с собою оружие, но не пользовался им и не сопротивлялся; если же он оказывал сопротивление [при задержании], то пусть потерпевший кричит, чтобы его услышали и сбежались на помощь» (там же, 21. 50). Гай в 13 книге «Комментариев к провинциальному эдикту» «Закон XII таблиц позволял убивать схваченного днем вора не иначе как в случае, если он защищается оружием. Названием же «оружие» обозначается и меч, и палка, и камень, и, наконец, все что используется для причинения вреда». D.47.2.55.2
2 Авл Геллий, Аттические ночи, XI, 18, 8: «Что касается остальных воров, застигнутых с поличным, то свободных было предписано высечь и передать пострадавшему от кражи, если только дело происходило днем и вор не защищался с оружием в руках. Рабов, захваченных с поличным, децемвиры предписывали бить плетьми и сбрасывать сор скалы, но несовершеннолетние подростки, по желанию децемвиров, под надзором претора должны были быть наказаны плетьми, после чего возместить причиненный ущерб». Согласно точке зрения Дженнаро Франчози, основанной на фрагменте Институций Гая (III.189) явный вор застигнутый днем без оружия, мог быть арестован потерпевшим посредством наложения руки (manus iniectio) с последующим присуждением вора во власть пострадавшего отца семейства. См. Дженнаро Франчози. Институционный курс римского права. М. 2004 год. Стр. 404.
3 Таб. VIII.16 «Если предъявляется иск о краже, [при которой вор
не был пойман с поличным], пусть [суд] решает спор [присуждением] двойной стоимости вещи.» См. Хрестоматия по истории Древнего мира. Т. III. Рим. Под ред. акад. В. В. Струве, М., 1953,
с. 21—33. Сверено и дополнено примечаниями по «Хрестоматии по истории Древнего Рима», под ред. д. и. н. С. Л. Утченко, М., 1962, с. 62—72
обстоятельств, при которых она совершается4.
Неверный характер высказанного нами выше допущения о том, что различный размер штрафов за явную и неявную кражу был установлен децемвирами и преторами исходя из их представлений о большей степени общественной опасности явной кражи проступает более явно, если принять во внимание еще два обстоятельства.
Так, согласно представлениям республиканских юристов, относящихся к школе сабинианцев, основанным на интерпретации ими древнейших обычаев, объектом кражи могли быть не только движимые, но и недвижимые вещи, включая земли и имения5. Очевидно, что кража недвижимости, по своей природе, не может быть, кражей неявной, так как переместить недвижимость в пространстве невозможно. Несомненно, что объект такой кражи придавал бы ей высокую степень общественной опасности, в силу чего за ее совершение должны применяться точно такие же санкции, как и за любую furtum manifestum с похищением движимого: включая возможность убийства ночного или сопротивляющегося оружием дневного вора. Но никаких упоминаний на этот счет в источниках нет.
Во-вторых, хорошо известен тот факт, что за
4 I.III.189. «Наказание за кражу manifestum по законам XII таблиц было уголовным. Свободный гражданин после телесного наказания присуждался в рабство пострадавшему; спорным же представлялся древним вопрос, делался ли вор рабом вследствие присуждения, или он считался таковым по аналогии с осужденным; равным образом раб после телесного наказания присуждался к смертной казни. Но впоследствии такая жестокость наказания была отвергнута, и преторским эдиктом установлен был особый иск как против свободного лица, так и против раба со штрафом quadrupli (вчетверо больше против цены украденной вещи).»
Авл Геллий, Аттические ночи, XI, 18, 10: «Теперь, однако, от этих законов децемвиров отошли. Ведь если кто пожелает судиться по поводу явной кражи в соответствии с законом и порядком , то он получает четырехкратное возмещение»»
5 Гай во 2 книге «Институций» «Так же кто-либо может ненасильственно завладеть чужим поместье, которое пустует либо по нерадению собственника, либо потому, что собственник умер, не оставив наследников, либо в течение долгого времени отсутствовал. Но сам он не может приобрести эту вещь по давности владения, поскольку понимимает, что владеет чужой вещью, и по этой причине владеет недобросовестно. Но если он передаст вещь другому, добросовестно получающему владение, тот сможет приобрести ее по давности владения, поскольку владение не приобретено насильственно и он владеет не краденным. Ведб ныне отвергнуто мнение некоторых древних юристов считающих, что может про-изрйти даже кража поместья и участка.» D. 41.3.37-38.
Авл Геллий, Аттические ночи, XI, 18, 12-13: «..заимствованное из достойных обычаев предков , каждый может не без приятности и не без пользы для познания прочесть в книге Сабина под названием «О кражах». Там так же написано - а это весьма непривычно для большинства, - что объектом кражи могут быть не только люди и предметы движимого имущества, которые можно тайно унести и спрятать, но так же земельные владения и постройки; так, был осужден за кражу колон, который обокрал своего господина, продав его владение, которое арендовал».
furtum prohibitum1, выражавшуюся том, что вор чинил препятствия к розыску вещи в своем доме, римский претор устанавливал взыскание in quadruplum, точно так же как и за явную кражу, хотя очевидно, что чине-ние вором препятсвий к розыску вещи несравненно менее опасно, чем сама явная кража. Указанная ситуация позволяет утверждать, что в установлении размера взыскания за этот вид кражи римские преторы руководствовали како- то иной логикой. На это же указывает и тот факт, что четыехкратный размер взыскания был установлен претором и для упоминаемой в Институциях Юстиниана furtum non exhibitum, имевшей место в тех случаях, когда вор отказывался вернуть краденное2, что обладает еще меньшей степенью опасности чем явная кража.
При этом нельзя отрицать того факта, что римским юристам классического периода категории общественной опасности правонарушения (qualitate) была хорошо знакома3, однако этот факт не может объяснить восходящую к XII таблицам дифференциацию размера взыскания за явную и неявную кражи.
Отсутствие видимой логики в установлении децемвирами, а впоследствии и преторами санкций за кражу, вынуждает видеть в этом влияние пифагорейской традиции, влияние которой на формирование отдельных институтов римского авгурального права периода VII-V вв. до н. э. более чем бесспорно4. Так, Л.Л. Кофанов обоснованно отмечает близ-
1 UN.188. «Есть еще иск prohibiti furti против того, кто воспрепятствует отысканию воровства».
UN.192. «За furtum prohibitum был введен эдиктом претора иск со штрафом quadrupli. Закон же (XII таблиц) на этот случай никакого наказания не установил; он предписывает только, чтобы делающий обыск (у подозреваемого) был наг, но опоясан холстяною прядью и имел в руках чашу. Если он что-либо найдет, то, по определению закона, воровство будет manifestum».
2 I. IV.1.4
3 Клавдий Сатурнин в отдельной книге «О наказаниях»: «Наказывают либо за содеянное, например за кражи и убийства, либо за сказанное, например за оскорбление и вероломную судебную защиту, или за написанное, например за подлоги и пасквили, или за советы, например за сговор и пособничество разбойникам; и помочь кому-либо ком-либо другому советом приравнивается к преступлению. Но эти четыре рода правонарушений следует рассматривать в семи аспектах: в отношении мотивам, личности, места, времени, характера и объема содеянного, последствий....Характером определяется, что содеянное является либо более, либо менее тяжким правонарушением: например, обычно проводится различие между кражами явными и неявными , между драками и разбойными нападениями, между грабежами и кражами, между дерзостью и насилием». D. 48.19.16.1
4 Покровский М. М. История римской литературы. М.—Л., 1942. С. 18—20; Waszink J. H. Zum Studium der griechischen Einflüsse in der lateinischen Literatur // Antike und Abendland. 9. 1960. S. 109— 122; Pringsheim F. Griechischer Einfluss auf das römische Recht // BIDR. 1960. LXIII. P. 1—17; Humm M. Les origines du pythagorisme romain. Problèmes historiques et philosophiques // Études classiques. Namur, 1996. T. 64. № 4. P. 339—353.
кое сходство акусм (правил) учения Пифагора и сакральных норм Нумы, записанных Анком Марцием на деревянных досках, утраченных и впоследствии восстановленных понтификом Гаем Папирием5. Он же, ссылаясь на Дионисия Галикарнасского, отмечает следы более чем очевидного влияния пифагореизма на нормы XII таблиц6. Однако, в этих работах нет сведений, способных полностью раскрыть механизм влияния пифагорейского учения на институт кражи в части установления децемвирами и преторами санкций за явную и неявную кражи.
Для уяснения этого механизма представляется чрезвычайно важным обратить внимание на тот факт, что в сохранившихся источниках римские юристы стремились дать определение именно явной кражи, свободно рассматривая ее юридические свойства, в то же время избегая рассмотрения вопроса о краже неявной, давая ей определение «от противного», через прямое противопоставление с явной кражей7. И это представляется далеко не случайным. В этом усматривается прямая связь с основополагающим тезисом пифагорейского учения о мироздании -арифметикой, сущностью которого является противопоставление единицы (монады, singularitas) и двоицы (диады, duitas)8. Согласно свидетельству
5 Л.Л. Кофанов «Пифагореизм в Римском авгуральном праве». Вестник древней истории. Москва, «Наука», 1999, № 2 (228). С. 166—177.
6 Л.Л. Кофанов там же стр. 173. «Однако в XII таблицах есть следы и пифагореизма. На них указывает Дионисий, говоря о заимствова-
47
ниях децемвиров из законодательства южноиталииских полисов47. Так, давно обращено внимание на хотя и позднее, но уходящее корнями в древность наименование законов XII таблиц как ter tabulae quaternae48, т. е. «трижды по четыре таблицы». Что касается четверки, то она, по мнению пифагорейцев, олицетворяла саму справедливость, так что клятву четверицей они почитали за величайшую49. Тройку же пифагорейцы и римляне почитали за совершенное, свойственное божественному мужскому началу число50. Тройка понималась как начало, середина и конец и связывалась с общесредиземноморским древнейшим культом троицы Бога-отца Дита, бога-сына Юпитера и Аполлона (Dionys. I. 19. 3). Особое отношение к цифре три проявляется во многих нормах XII таблиц — это и троекратная манципация сына, и право трех ночей, и казнь несостоятельного должника в третьи нундины и т.д».
7 Определение неявной кражи пытается дать Гай в 13 книге "Комментариев к провинциальному эдикту". "И ясно, что такое неявная кража, ибо то, что не является явным, разумеется, является неявным" D.47.2.8.
Он же, I.III.185: «Из сказанного нами видно, что такое воровство является nec manifestum (не явным), ибо то, которое не является manifestum, конечно будет nec manifestum».
8 Секст Эмпирик «Против физиков», Книга II.4 «...высшими началами всего оказываются здесь первая монада и неопределенная диада. Из них, говорят пифагорейцы, возникает единица в числах и еще двойка: от первой монады единица, а от монады и неопределенной диады - двойка. Ведь дважды один два , и, когда еще среди чисел не было двух, не было среди них и выражения «дважды» но взято оно из неопределенной диады, и таким образом из нее и из монады произошла числовая двойка. По такому же способу вышли из них и остальные числа , причем единое всегда
комментатора «Тимея» неоплатоника Калкидия такое противостояние для пифагорейцев определяет постоянство мира и представляет собой процесс его постоянного упорядочения богом1.
В этой связи для понимания закономерности двухкратного размера штрафа, установленного децемвирами за furtum nec manifestum, важно обратить внимание на те качества, которые последователи Пифагора приписывали двойке. Называя ее «неопределенной и безмерной диадой - indeterminatam et immensam», приписывая ей свойство «выпускать числа до бесконечности множества» они пытались выразить способность двойки как иррационального числа, т.е. ее способность при извлечении квадратного корня давать бесконечное, никогда не заканчивающееся число. Наличие таких цифр, само по себе, опровергало создаваемую Пифагором философскую систему мироздания, объединявшую арифметику2,
3 4
музыку , и геометрию , сочетание которых в указан-
служим пределом , а неопределенная диада рождает два и выпускает числа до бесконечности множества».
1 Комментарий на Тимей, 295, цит. по ХХОЛН Философское анти-коведение и классическая традиция. Том 3, вып. 1 2009 год. Стр. 265: «Теперь рассмотрим пифагорейское учение. Нумений из школы Пифагора, отвергнув стоическое учение о началах, обратился к пифагорейской доктрине, которая, по его словам, согласуется с платонической. Он говорит, что Пифагор называет бога монадой (singularitas), а материю - диадой (duitas). В качестве неопределенной (indeterminatam) эта диада не рождена (minime genitam), будучи же ограниченной (limitatam) - рождена (genitam). То есть, до украшения формой и порядком она была без начала (ortus) и рождения (generatio), но, будучи упорядоченной и оформленной богом-демиургом (а digestore deo), она рождается; кроме того, поскольку рождение - это ее последующая судьба (furtuna), то, неукрашенная и нерожденная, она должна считаться такой же древней (aequaevum), как и бог, который ее упорядочивает. Однако некоторые пифагорейцы не поняли этого положения и решили, что неопределенная и безмерная (indeterminatam et immensam) диада также была произведена единичной монадой (ab unica singularitate), как будто эта монада, отступив от своей природы, допустила появление двоицы. Однако это неверно, ибо тогда то, что было, монада, перестала бы существовать, а то, чего не было, диада, стала бы чем-то сущим (subsisteret) и бог превратился бы в материю, а монада - в неопределенную и безмерную диаду».
2 Цицерон «О государстве» Книга I,X,16: «...Ведь в книгах Платона, во многих местах, Сократ, рассуждая о нравах и добродетелях и даже о государстве, все же старается связать с этими вопросами числа, геметрию и гармонию, следуя Пифагору». Аристотель Стагирит. Метафизика, Книга I (A), глава 5: «В тоже время и раньше так называемые пифагорейцы, занявшись математикой, первые развили ее и, овладев ею, стали считать ее начала началами всего существующего. А так как среди этих начал числа от природы суть первое, а в числах пифагорейцы усматривали много сходного с тем, что существует и возникает, .. во всяком случае очевидно, что они число принимают за начало и как материю для существующего, и как выражение его состояний и свойств, а элементами числа они считают четное и нечетное».
3 Секст Эмпирик, "Против логиков", Книга I, 7: «поскольку весь космос, по их мнению, устроен согласно гармонии, гармония же есть система трех консонансов - кварты, квинты и октавы. Численные пропорции этих трех консонансов находятся в пределах
ной традиции и есть гармония, наиболее точным выражением которой являлось число четыре5. Ведь если существуют бесконечно дающие корень, иррациональные числа, то и прямые линии могут бесконечно делиться на отрезки. А если прямые делятся на бесконечное количество отрезков, то они не могут состоять из набора исчислимых, четко обрисованных Пифагором элементов - цифр, что, через геометрию, обессмысливало всю созданную им философию материального мира.
С аналогичной неразрешимой проблемой Пифагор столкнулся и в музыке, пытаясь создать октавы и квинты в соответствии с разработанными им чистыми математическими соотношениями 2 к 1 и 3 к 2 на созданном им музыкальном инструменте монохорде. Как указывает в этой связи британский музыковед Стюарт Исакофф, из-за того, что степени простых чисел никогда не будут равны друг другу, сколько не увеличивай их значение, ряды октав и квинт никогда более не встретятся в одной точке, поскольку их отличные друг ото друга шкалы измерения не позволят этому произойти6.
Исходя из вышеизложенного становиться очевидным почему последователи Пифагора ото-
указанных выше четырех чисел, т. е. в пределах единицы, двух,
трех и четырех. А именно, консонанс кварты является в виде
отношения 4/3, квинты - 3/2 и октавы - 2/1. Отсюда число четыре, будучи числом 4/3-й от трех, поскольку оно составляется из трех и его третьей доли, обнимает консонанс кварты. Число три, будучи полуторным от двух, поскольку содержит два и его половину, выражает консонанс квинты. Число же четыре, будучи двойным в отношении двух, и число два, будучи двойным в отношении единицы, определяют консонанс октавы. ».
4 Секст Эмпирик, "Против логиков", Книга I, 7: «И еще иначе говорилось у них, поскольку согласно отношениям этих четырех чисел мыслится и тело, и бестелесное, а из этих последних - все: если распространится точка, мы получим образ линии, которая есть длина без ширины, а если распространится линия, то мы этим самым создали плоскость, которая есть некоторая поверхность, не имеющая глубины, с распространением же поверхности возникает трехмерное тело. Однако во всяком случае для точки существует единица, поскольку она неделима, как и точка. А для линии - число два. Ведь откуда-то получается линия при движении от одного к другому и от этого опять к иному. Для трехмерного же тела - число четыре, потому что если мы над тремя точками в одной плоскости поставили четвертую, то возникает пирамида, которая, как известно, есть первая фигура трехмерного тела. Следовательно, по праву Четверица есть источник универсальной природы».
5 Там же «"Передававшим" они называли Пифагора (они его обожествляли). "Четверицей" же - некое число, которое, составляясь из первых четырех чисел, создает совершеннейшее число, именно "десять", потому что один, да два, да три, да четыре составляет десять. И это число есть первая Четверица; источником же вечно текущей природы она названа постольку, поскольку весь космос, по их мнению, устроен согласно гармонии, гармония же есть система трех консонансов - кварты, квинты и октавы.
6 См. Стюарт Исакофф. Музыкальный строй как музыка превратилась в поле битвы величайших умов западной цивилизации. Москва, 2016 год, стр 44-46.
ждествляли с двойкой все несовершенное. Об этом, например, прямо указывает Симпликий Киликийский в своем трактате «К физике»1. Естественно, что сама природа любой кражи как деяния противного добродетели, не могла и не должна была отождествляться последователями Пифагора с совершенной монадой, а безальтернативно ассоциировалось с duitas, которая, точно также как и кража, которая несет в мир хаос и беспорядок.
Хорошо известна и такая установка пифагорейского сообщества, что их тайные знания должны настойчиво продвигаться членами сообщества во все сферы жизни, и прежде всего, в сферу законо-дательства2 При этом продвижение знаний о мироустройстве должно осуществляться преимущественно через восстановление утраченной или нарушенной каким либо действием или событием гармонии3.
В контексте такой логики очевидно, что большее зло несет именно неявная кража, имеющая место всякий раз, когда вор уже успел отнести похищенную вещь в то место, куда задумал, то есть, другими словами, сумел эту вещь спрятать. Прямое подтверждение такого отождествления, всего того, что прячется, с иррациональным числом, находим у Прокла в трактате «К Евклиду»4.
1 Simplicius, in Phys.181,10-17: «Должно сказать, что пифагорейцы превыше всего в качестве первого начала полагали Единое, а затем, на следующем уровне, помещали два начала сущих вещей, Единицу и природу, ей противоположную. В соответствии с этими последними они располагали все то, что считали противоположностями, так все изящное они относили к Единице, а невзыскательное - к противоположному принципу. По этой же причине эти последние не рассматривались ими как абсолютные, ибо если одно является началом одного, а другое - другого, то они, в отличие от Единого, не могут считаться общим началом для них всех».
2 Флавий Филострат: «Если спросил бы кто пифагорейца, выйдет ли от учения его польза и какая, я ответил бы так: "Ты научишься законодательству, геометрии, звездочетной премудрости, арифметике, гармонии, музыке, врачеванию, всякому божественному волхованию, и еще того лучше - благородству, щедрости, великодушию, постоянству и лепоте речей. А еще усвоишь знание - а не только мнение - о богах и постигнешь демонов не только верою, но и наяву, и будешь в дружбе с теми и другими. Вдобавок достанутся тебе независимость, усердие, скромность, умеренность в нуждах, сметливость, расторопность, благодушие, пригожесть, здоровье, бодрость, бессмертие"» (Письмо 52, пер. Е. Г. Рабинович). Цит. по Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тиан-ского. М.Наука, 1985 год. Стр. 206-207.
3 Так, Геллий приводит пример подобного в сфере мызки: «О том, что искусная и мелодичная игра на ффлейте применяется при личении укусов от змей, так же сообщает книга Демокрита под названием «О моровых язвах», в которой он указывает, что для многих больных людей лекарством служит игра на флейте. Столь велика связь между телами людей и душами, и вследствие этого так же между недугами и лекарствами для души и тела.» IV.13.
4 Proclus, In Euclid. I.44: «Согласно Пифагорейскому преданию ,
первый рассказавший людям теорию иррационального числа
потерпел кораблекрушение. Вероятно, они намекают на то, что
Наконец избегать упоминания двойки и ее математических иррациональных свойств, и, как следствие этого, писать о признаках отождествляемой с ней furtum nec manifestum, римских юристов вынуждали и более прозаические причины, имевшие место в описанном выше случае с пифагорейцем Гиппархом, который обнародовал тайну иррационального числа и утонул в море после того, как был предан другими членами союза проклятию. Согласно сохранившемуся в жизнеописании Пифагора от Ямвлиха письме, члены союза недвусмысленно считали Гиппарха мертвым еще при жизни, и, тем самым, вероятно желали убить его5, но, с высокой степенью вероятности, посчитали более выгодным подстроить Гиппарху кораблекрушение6, символизм которого заключался в том, что раскрыв иррациональные свойства двойки он вышел за пределы умопостигаемого мира и нашел смерть в море, являющегося другим миром.
Вышеизложенное более чем явно объясняет невнимание и нежелание римских юристов давать какое-либо определение furtum nec manifestum, указывая на ее юридические свойства через механическое противопоставление с явной кражей. Хорошо зная пифагорейскую традицию, римские юристы считали целесообразным следовать ей даже в те моменты своей жизни, когда действуя ex officio, давали юридические советы гражданам, не желая при этом популяризировать в своих трудах её «скользкие» моменты, которые, несомненно, были им хорошо известны.
Наконец важно обратить внимание на тот факт, что отождествление неявной кражи с диадой (duitas) реализуется в контексте явного противопоставления друг другу краденой вещи (материи) и факта самой кражи, как некоего акта дезорганизации материи, описанного выше основного арифметического
все иррациональное в Космосе, будучи иррациональным и безобразным, любит прятаться, и что всякая душа, приблизившиеся к такому виду жизни и сделавшая ее явным, повергается в море рождения и омывается его изменчивыми потоками».
5 Ямвлих. Жизнь Пифагора (De vita pyth.) XVII.75: ««Говорят, что ты читаешь публичные лекции, то есть делаешь то, что сам Пифагор считал непозволительным. Ты знал это, однако не пожелал исполнять, вкусивши, дружище, сицилийских нравов. Но во второй раз такой номер тебе не пройдет. Ты порадуешь меня, если раскаешься, если же нет - считай, что ты мертв»
6 Символизм утопления Гиппарха в интересующем нас аспекте прекрасно виден в «Застольных беседах» Плутарха (Книга VIII, вопрос VIII,1): «Сулла..касаясь пифагорейцев, что они вкушали мясо преимущественно в случаях принесения жертвы богам , а принесение в жертву рыб какой бы то ни было породы не входило в культ...обитатели моря, не расходуя ни нашего воздуха, ни нашей воды и не пользуясь нашим пропитанием, живут как бы в другом мире, выход за границы которого для них смертелен, и не дают нашей прожорливости ни малейшего повода на них покушаться».
противопоставления единицы ^пдШаг^, монады, материи) и двоицы (диады, duitas). Кража, то есть похищение материи, есть акт тождественный обратному процессу - обратного придания материи неопределенности, неограниченности и безмерности, процесс как бы обратный видению пифагорейского сотворения мира. Процесс обратный божественному упорядочиванию, дисгармоничный процесс.
При этом отождествление единицы-монады-материи с краденной вещью кажется очевидным для Сабина и воспроизводящего его мысли Помпония1, суждение которого, если верить Сексту Эмпирику, основано на той же традиции2.
В таком ракурсе видения кражи становиться понятной упоминаемая Авлом Геллием точка зрения Лабеона о том, что кражей является случай, когда кто-то увел одолженное вьючное животное не в ту строну, и упоминаемая им же интерпретация Квинта Сцеволы, согласно которой совершает кражу тот, кто получив что либо на хранение воспользовался этим, или, получив что либо во временное пользование, употребил для иного дела3. Так же приобретает понятные основания упоминаемая тем же Геллием позиция сабинианцев о том, что кражей является продажа арендованного владения ( Авл Геллий, Аттические ночи, XI, 18, 12-13). Ведь все три случая объединяет тот факт, что виновные создают неопределенность, что, в силу пифагорейской традиции, не может не отождествляться с кражей. И только юристов классического периода, начинает смущать тот
1 Помпоний в 30 книге «Комментариев к Сабину»: «..Ведь есть три рода тел: одно-которое соединяется единой душой и по гречески называется «геноменон» (досл. органическая целостность примеч. мое М.Г.), как, например, человек, бревно, камень и подобные вещи; другое - которое состоит из соприкасающихся (вещей), то есть многих между собой сопряженных, которое называется «синеменон» (вместе соединенное»), как здание, корабль, шкаф, и третье - из не соприкасающихся частей, как многие тела не соединенные, но подпадающие под одно имя, как, например, народ, легион, стадо» D.41.3.30.
2 Секст Эмпирик «Против логиков», Книга !.7: «ДействЬствительно, из тел одни состоят из предметов связанных (как судно, цепи, фаланги), другие - из объединенных в одно целое, когда они держаться при помощи одного общего состояния (как растения и животные), третьи - из разъединенных (как хоры, войска, стада)».
3 Авл Геллий. Аттические ночи. 6.15: «Лабеон во второй книге сочинения "О двенадцати таблицах" писал, что у древних были жестокие и суровые постановления о кражах и что, по его словам, Брут неоднократно утверждал, будто тот, кто одолжил вьючное животное и повел его или не в ту сторону, куда намечал, или на более дальнее расстояние, осуждался как за кражу. Также и Квинт Сцевола в шестнадцатой книге сочинения под названием "О гражданском праве" поместил следующее [сообщение]: "Если кто, получив [что-либо] на хранение, воспользовался [этим] или, получив [что-либо] во временное пользование, употребил для иного дела, чем [то, для которого] получил, то он обвинялся в воровстве".»
факт, что во всех указанных выше случаях нет выноса вещи ^motto) или завладения (contrectatio4) ей.
Из всего вышесказанного вытекает, что институт явной кражи в ракурсе пифагорейкой традиции воспринимался римлянам совсем иначе, чем furtum nec manifestum. Суть furtum manifestum в обнаружении вора не успевшего отнести вещь в намеченное место хозяином вещи. Другими словами, явная кража это упорядоченная упорядоченная собственником черех обнарудение вора кража неявная. В восприятии пифагорейцев первая (т.е. furtum manifestum) находится как бы ровно посредине между противостоящими друг другу единицей материей и двоицей, взаимодействие которых и создает «источник вечно текущей природы, традиционно выражавшийся у пифагорейцев четверицей5.
При этом, конечно же, явная кража несет в их представлении гораздо меньшую неопределенность и, следовательно, меньшую степень опасности. Тем не менее, следуя пифагореизму римские преторы установили за такую «менее опасную» в их восприятии кражу именно четырехкратное взыскание, исходя, прежде всего, из ее места в системе координат пифагорейского мироздания.
В пользу такого вывода указывает и организация пифагорейского сообщества в целом, которое, как известно, делилось на акусматиков и математиков. Известно, что для того, чтобы быть допущенными к сути учения, кандидаты должны были быть в течении долгих лет простыми слушателями - акусмати-ками, которым открывались лишь начала пифагорейской доктрины6. Наоборот, наиболее продвинутые в
4 :Ульпиан в 37 книге «Комментариев к эдикту»: «..мы пользуемся тем правилом, что кража без захвата не совершается» D.47.2.52.19.
5 Секст Эмпирик, "Против логиков", Книга I, 7: Там же «"Передававшим" они называли Пифагора (они его обожествляли). "Четверицей" же - некое число, которое, составляясь из первых четырех чисел, создает совершеннейшее число, именно "десять", потому что один, да два, да три, да четыре составляет десять. И это число есть первая Четверица; источником же вечно текущей природы она названа постольку, поскольку весь космос, по их мнению, устроен согласно гармонии, гармония же есть система трех консонансов - кварты, квинты и октавы.
6 Климент Александрийский. Строматы. Книга V. 59.1 «Ведь и обычай, принятый в пифагорейском союзе, делить всех, в соответствии с двумя степенями посвящения, на акусматиков, большинство, и математиков, тех, кто по природе склонен к философии означал, что нечто открыто, нечто же пребывает в тайне». Ямвлих. Жизнь Пифагора (De vita pyth.) 276: ««Беседуя со слушателями, Пифагор наставлял их дискурсивно и символически, так что форма преподавания его была двоякой. Из слушателей одни назывались математиками, а другие - акусматиками. Математиками становились те, кто изучил более обстоятельную и скрупулезно разработанную научную теорию, а акусматиками были те, кто прослушал наставления в науке без подробного и точного изложения»»
учении, математики, должны были уметь понимать эти символы. Очевидно, что критерием такого разделения, в значительной степени, являлась посвящение адептов в тайну иррациональных чисел, истинный смысл которых был доступен лишь последним (Ямвлих De vita Pyth Москва, 88: «Когда Пифагор прибыл из Ионии и Самоса во время тирании Поликрата, во времена расцвета Италии, влиятельные люди полисов стали его друзьями. Со старейшими из них, которые были заняты общественными делами, он говорил просто, поскольку было трудно привлечь их науками и доказательствами, полагая, что ничуть не менее полезно для них и без знания причины делать то, что нужно, подобно тому как больные, не выясняя, почему им следует делать то или другое, тем не менее выздоравливают. Но более молодым ученикам, которые были способны к труду и учению, Пифагор объяснял науки и доказательства. От них происходят математики, а от старейшин - акусматики».). Поэтому четырехкратный размер взыскания за явную кражу более чем логично обозначал присущие ей качество доступности для восприятия большинством, символом чего является рациональное, всегда дающее правильный корень число 4.
Следует добавить, что отождествить явную кражу с каким то другим рациональным числом, пифагорейцы просто не имели возможности , виду того, что следующим после четверки рациональным числом, является 9, не входящая в систему наиболее значи
Библиография:
мых для них чисел (таковыми для них были 1,2,3,4 -магическая четверка-тетрада, дающая в сумме божественное число 10 и олицетворяющая Вселенную.
В продолжение этой логики можно предположить, что проекция тетрады на отншения кражи требовала использования всех ее цифр, что было реализовано в размере взыскания по искам actio furti concepti и actio furti oblati c трехкратным штрафным возмещением стоимости похищенного.
Необходимо оговориться в том, что все сказанное выше, конечно же, не означает того, что римские преторы, целиком находясь во власти пифагорейской традиции пытались воплотить ее догматы в предметах actio furti. Вполне возможен вариант того, что перенесение правовой части традиции на римскую почву происходило опосредованным образом, через заимствование институтов морского торгового права, имевшего большое значение для эллинистического общества (Смотри Горбунов М.А. Институт кражи в Дигестах и Морском законе родоссцев. Проблемы общности генезиса и философских оснований // Закон и право. 2013, № 5, с. 21-25).
На основании вышеизложенного можно прийти к выводу о том, что формально-юридическое содержание института древнеримской кражи, сама систематика этого института, в республиканский и классический период определялись сильным влиянием догматов пифагорейской традиции, проявившемся в наибольшей степени в размерах штрафного возмещения исков из кражи.
1. Аристотель Стагирит. Метафизика, Книга I (A),
2. Гай, I.III.
3. Авл Геллий, Аттические ночи, XI
4. Горбунов М.А. Институт кражи в Дигестах и Морском законе родоссцев. Проблемы общности генезиса и философских оснований // Закон и право. 2013, № 5, с. 21-25
5. Климент Александрийский. Строматы. Книга V.
6. Л.Л. Кофанов «Пифагореизм в Римском авгуральном праве». Вестник древней истории. Москва, «Наука», 1999, № 2 (228). С. 166—177.
7. Ш.Монтескье. О духе законов. Книга 29
8. Цицерон «О государстве» Книга I,X
9. Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. М.Наука, 1985 год
10. Покровский М.М. История римской литературы. М.—Л., 1942. С. 18—20
11. Стюарт Исакофф. Музыкальный строй как музыка превратилась в поле битвы величайших умов западной цивилизации. Москва, 2016 год, стр 44-46.
12. Ямвлих. Жизнь Пифагора (De vita pyth.)
13. Waszink J. H. Zum Studium der griechischen Einflüsse in der lateinischen Literatur // Antike und Abendland. 9. 1960. S. 109— 122;
14. Pringsheim F. Griechischer Einfluss auf das römische Recht // BIDR. 1960. LXIII. P. 1—17;
15. Humm M. Les origines du pythagorisme romain. Problèmes historiques et philosophiques // Études classiques. Namur, 1996. T. 64. № 4. P. 339—353.
