CC BY
228
УДК 930.25
Вестник СПбГУ. Сер. 2. 2015. Вып. 4
Э. Д. Фролов
ПЕТЕРБУРГСКАЯ ИСТОРИЧЕСКАЯ ШКОЛА:
ТРАДИЦИИ КЛАССИЦИЗМА И ПОСЛЕДСТВИЯ МОДЕРНИЗАЦИИ*
Целью работы является проследить рождение, развитие и драматическую судьбу классицизма в России на материале Петербургской исторической школы. Автор начинает с определения самого явления классицизма, под которым надо понимать культурное течение в Западной Европе, ориентированное на следование традициям античной культуры, воспринимаемой как высшая цивилизационная норма. Ядром классицизма служило антиковедение, т. е. наука об античности, включавшая в свой комплекс историю, филологию и археологию греко-римского мира. В Россию классицизм был пересажен с западноевропейской почвы благодаря реформам Петра Великого в начале XVIII в. Первоначальным очагом классицизма в России стала основанная в Петербурге Академия наук, а позднее также университеты, среди которых первенствовал Петербургский университет. Здесь в XIX в. сложилась мощная историческая школа, в которой наиболее авторитетными фигурами были антиковеды М. С. Куторга, Ф. Ф. Соколов, а позднее, в начале следующего столетия, С. А. Жебелев, Ф. Ф. Зелинский и М. И. Ростовцев. Судьба классицизма в России была, однако, трагична: революция 1917 г. и последующие гражданские войны уничтожили социальную базу классицизма, ликвидировали классическое образование и подорвали традиции классицизма в исторической школе. Тем не менее современное поколение антиковедов прилагает все усилия к тому, чтобы возродить традиции классицизма, в которых оно видит основу гуманистической культуры. Библиогр. 13 назв.
Ключевые слова: Петербург, Петербургский университет, история, классицизм, новация.
ST.PETERSBURG HISTORICAL SCHOOL:
TRADITIONS OF CLASSICISM AND CONSEQUENCES OF MODERNIZATION
E. D. Frolov
The purpose of this work is to retrace the nascence, the development and the dramatic fate of classicism in Russia on the basis ofhistorical school of Petersburg university. The author begins with the definition of the term of classicism. It is the name for specific cultural trend in West Europe that was oriented to follow the traditions of classical Greco-roman culture which was regarded as the highest level of human culture. The core of classicism consisted in the classical studies whose complex included the history, the philology and the archaeology of the Greco-Roman world. The classicism was replanted in Russia from the West-European soil in the course of reforms which were initiated by Peter the Great in the beginning of 18th century. Academy of Sciences, which was founded in Petersburg in 1724-1725, became the first hearth of classicism in Russia. Later the universities were added in the same capacity. Among them the university in Petersburg took the first place. In the 19th century a potent historical school grew up here, where the specialists in classical studies M. S. Kutorga, F. F. Sokolov, and later, in the beginning of the next century, S. A. Zhebelev, F. F. Zielinsky and M. I. Rostovzev were the most prominent figures. But the destiny of classicism in Russia was a tragic one: the revolution of 1917 and the following civil wars exterminated the social base of classicism, annihilated the classical education and disrupted the traditions of classicism in historical school. Nevertheless the new generation of specialists in classical studies make all possible efforts in order to resurrect the traditions of classicism, in which they discern a base of humanistic culture. Refs 13.
Keywords: St.Petersburg, St.-Petersburg university, history, classicism, novation.
Фролов Эдуард Давидович — доктор исторических наук, профессор, Санкт-Петербургский государственный университет, Российская Федерация, 199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., 7/9; [email protected]
Frolov Eduard Davidovich — Doctor of History, Professor, St. Petersburg State University, 7/9, Universitetskaya nab., St. Petersburg, 199034, Russian Federation; [email protected]
* Основой для статьи послужил доклад, прочитанный на Международной научной конференции, посвященной 80-летию Института истории — исторического факультета — СПбГУ 11-12 ноября 2014 г.
В настоящем обзоре мы предполагаем проследить судьбы классицистических традиций в русском гуманитарном образовании и науке на примере крупнейшего учебного центра — Петербургского университета. При этом мы намерены держаться следующего плана: сначала дать общее определение классицизма и его роли в формировании европейской культуры и гуманитарном образовании; затем охарактеризовать свершавшееся с опорой на классицизм становление Петербургской исторической школы; наконец, в заключение, кратко обрисовать драматические перипетии в университетском историческом образовании в новейшее время, после 1917 г.
I. Классицизм как основа западноевропейского гуманизма и гуманитарной культуры
Предметом нашего рассмотрения является развитие науки всеобщей истории в Петербургском университете. Под всеобщей историей принято понимать историю Западной Европы, каковая в свою очередь подразделяется на древнюю (античность), среднюю и новую историю. Всеобщая история является своего рода сестрой истории отечественной, и вместе они, как два сросшихся ствола, составляют единое историческое древо. Становление науки всеобщей истории в России шло в общем русле развития культуры классицизма, начало которому было положено преобразованиями Петра Великого.
Но что, собственно, означает понятие классицизма? Самое слово «классицизм» есть изобретение Нового времени. Произведенный от латинского корня classis — класс, разряд, а точнее от лексемы prima classis — первый класс, первый разряд, новолатинский термин classicismus стал употребляться для обозначения перворазрядного, совершенного вида культуры, каким в Новое время, начиная с эпохи европейского Возрождения, принято считать культуру античного греко-римского мира, а затем и ту западноевропейскую культуру, которая формировалась, ориентируясь на ставшую нормой античность. Нормативное значение античности объяснялось, с одной стороны, высоким, можно сказать, несравненным уровнем культуры (преимущественно гуманитарной), выработанной гражданским обществом древних греков и римлян, а с другой стороны — естественным стремлением формирующегося нового европейского общества, отринув тягостное бремя христианской догмы, опереться на светлый идеал некогда существовавшей античной культуры.
В содержание классицизма стали вкладывать стремление к гармонической реализации человеческой личности, эстетику правильных пропорций, рациональное построение жизни и деятельности человека. Мы видим, как это стремление постепенно развивалось и находило свое воплощение в антикварно-филологической деятельности ранних гуманистов эпохи Возрождения (XIV-XVI вв.), подобно Петрарке культивировавших знание латыни, коллекционировавших и изучавших произведения древней литературы и искусства, создававших первые обзоры античной истории, впрочем, еще не свободные от влияния христианской догмы (примером может служить научное творчество итальянского эрудита Карло Сиго-ни). Мы видим далее, как это направление ширилось и углублялось в эпоху Просвещения (XVII-XVIII вв.), когда изучение истории, а еще более ее литературное изложение стали опираться на использование национальных языков (труды Шар-
ля Роллена и Эдуарда Гиббона), когда постижение истории стало подкрепляться теоретическим, философским осмыслением исторической жизни, особенно в трудах французских просветителей Монтескье и Руссо, итальянского философа Вико и немецких классиков Винкельмана, Канта и Гердера. Наконец, в собственно Новое время плодотворное развитие классицистических традиций породило современную историографию в лице Нибура, Грота и Моммзена, а в области высокой теории, объясняющей ход человеческой истории, — концепции Гегеля и Маркса.
Надо подчеркнуть особое, центральное место классицизма в развитии западноевропейской культуры Нового времени. С одной стороны, классицизм стал основою более широкого мировосприятия, за которым по праву закрепилось название гуманизма. Создавалась новая картина мира, где на первый план выходила личность человека (откуда и само понятие гуманизма), толкуемая как гармонический синтез духовного, в первую очередь нравственного, и телесного совершенства, — концепция, которая существовала вплоть до начала XX в., когда мировые войны и социальные революции не оставили камня на камне от восприятия человека как совершенной монады земного космоса. С другой стороны, сам классицизм находил опору в непрерывном приобщении к греко-римскому культурному наследию, стержнем какового была развивавшаяся наука об античности, т. е. антиковеде-ние, включавшее в себя целый букет родственных, спаянных друг с другом дисциплин — истории, филологии, археологии и философии. Вместе эти три компонента западноевропейской культуры — гуманизм, классицизм и антиковедение — составляли ту духовную триаду, на которую опирались гуманистическая культура и гуманитарное образование Нового времени [Фролов, 2013а, с. 3-7].
II. Традиции классицизма в дореволюционной русской исторической науке1
Древняя и средневековая Русь на протяжении долгих столетий жила своим самобытным образом. Перелом наступил на рубеже ХУИ-ХУШ вв., когда под влиянием новых, главным образом внешних вызовов, молодое дворянство во главе с царем-реформатором Петром I приступило к радикальной перестройке российской государственности. Реформы Петра Великого затронули все стороны государственной и общественной жизни России: дипломатию, военное дело, промышленность, торговлю, градостроительство и, наконец, образование и науку. В отношении двух последних, т. е. образования и науки, важным моментом стало основание в 1724-1725 гг. нового учебно-научного центра — Академии наук, с включением в ее состав гимназии и университета. Решающим шагом стало составление ближайшим соратником Петра Л. Л. Блюментростом и одобрение самим царем Проекта положения о новой Академии. В первые два десятилетия своего существования Академия наук не имела настоящего устава, и вся ее жизнь определялась Проектом положения, который был утвержден Петром I.
Согласно этому Проекту, Академия подразделялась на 3 класса: 1) математический, 2) физический и 3) гуманитарный. О составе этого третьего класса в Проекте было сказано так: «Третей клас состоял бы из тех членов, которые в гуманиорах
1 Для последующего обзора главной опорой послужило наше собственное исследование [Фролов, 2006Ь].
и протчем упражняются. И сие свободно бы трем персонам отправлять можно: первая б — элоквенцию и студиум антиквитатис обучала, 2 гисторию древную и нынешную, а 3 право натуры и публичное, купно с политикою и этикою (ндраво-учением)» [Островитянов (ред.) 1958, с. 431].
Как видим, в гуманитарном классе нового академического центра науке об античности отводилось видное, можно даже сказать, заглавное место. Предполагалось иметь двух соответственных специалистов: одного — по классической филологии (элоквенции) и изучению греко-римских древностей (студиум антиквитатис), а другого — по истории, в ее, впрочем, целостном, недифференцированном виде. Надо думать, что санкционированное Петром I включение классической филологии и античной истории в круг ведущих академических дисциплин свидетельствовало о понимании учредителями новой Академии той роли, которую призвано было сыграть классическое образование в приобщении русских людей к традициям европейского классицизма и гуманизма, в сближении, таким образом, русского общества с западноевропейским просвещением и культурой. Так или иначе гуманитарные науки (и между ними — антиковедение) с самого начала объявлялись неотъемлемой частью того «социетета наук и художеств», который, по мысли учредителей, и образовывал Академию. Позднее, после того как в 1747 г. был принят новый академический устав, гуманитарный класс был уничтожен, однако очень скоро (в следующем, 1748 г.) при Академии были созданы Исторический департамент и Историческое собрание, которые до известной степени компенсировали отсутствие в Академии специальных исторических кафедр [Островитянов (ред.) 1958, с. 278-280]. Впрочем, такая ситуация продолжалась недолго, и в начале XIX в. гуманитарные науки были возвращены в Академию.
Существование Российской академии наук в XVIII в. было достаточно прекар-ным: преемники Петра не всегда уделяли должное внимание нуждам Академии, временами забывая даже платить жалованье ее сотрудникам. Нехватка кадров — преподавателей и студентов — привела к раннему захирению академического университета, и только гимназия продолжала свое существование в течение всего столетия.
Как бы то ни было, в составе академии в первый век ее существования были выдающиеся ученые, в том числе и в гуманитарном классе, с именами которых связаны первые шаги классицизма в России. Здесь следует прежде всего назвать имя Готлиба Зигфрида Байера (1694-1738), немецкого филолога-классика и историка, который, находясь на службе в Академии, развил кипучую деятельность: изучал историю восточного эллинизма и первые опыты федеративных объединений в самой Греции (на примере Ахейского союза), первым начал систематическое изучение античной традиции о скифах и сделал попытку прояснить истоки славяно-русской государственности (на материале предания о варяго-россах), наконец, положил начало научной китаистике [Фролов 1996, с. 7-21].
Чуть позже Байера явились в Академии и первые специалисты-классики из числа природных русских. Это прежде всего В. К. Тредиаковский (1703-1769), видный поэт и профессиональный филолог, много сделавший для разработки теории и практики русского стихосложения. Он прославился своей «Тилемахидой» — стихотворным переложением романа французского писателя Фенелона «Приключения Телемака, сына Улисса». Он также и перевел на русский язык многотомные
труды французских историков-антиковедов Шарля Роллена и Жана Кревье, ставшие на много лет основой преподавания древней истории в русских гимназиях и университетах. Еще более известен М. В. Ломоносов (1711-1765), гениальный ученый-естественник и также замечательный поэт, человек широчайших интересов и неуемной энергии, властно вторгавшийся в казалось бы чуждую ему гуманитарную область. Параллельно своим естественнонаучным трудам (его специальностью была собственно химия) он много сделал для развития отечественной филологии и истории. Разработал — на основе греко-римской словесности — грамматику и стилистику русской речи (в «Кратком руководстве к красноречию») и создал популярный обзор начальной русской истории («Древняя российская история»). Трудами названных ученых, равно как и их последователей, многочисленных переводчиков с греческого и латинского времени Екатерины II, было положено начало российскому антиковедению, а вместе с тем и приобщению русского общества к традициям западноевропейского классицизма и его производных — гуманистической культуры и гуманитарной науки.
Новый и решающий для поступательного развития классицизма в России период начинается с рубежа ХУШ-ХК вв. Главным фактором здесь была последовательно проводимая реформа образования, осуществлявшаяся при Екатерине II и ее преемниках Павле I и Александре I. Главными звеньями созданной при них системы образования стали гимназии и университеты. При этом ведущими дисциплинами гуманитарного образования стали классические языки — латинский и чуть позднее греческий, а также история. Большую роль в создании этой системы сыграла деятельность таких убежденных сторонников классицизма, какими были А. Н. Оленин (1764-1843) и С. С. Уваров (1786-1855) [Фролов 2008, с. 291-327]. Первый приобрел известность как выдающийся палеограф, прочитавший и истолковавший надпись на Тмутараканском камне. Он был инициатором фундаментального иллюстрированного издания русских древностей, и он же консультировал переводчика Гомера Н. И. Гнедича по греческим древностям. Второй был знатоком античной литературной традиции, написал ряд работ об Элевсинских мистериях, о культе Геракла и о создателе литературного эпоса о Дионисе, позднегреческом поэте Ноне из Панополя. Оба они были выдающимися организаторами учебного и научного дела. Оленин был президентом Академии художеств и первым директором открытой в Петербурге в 1811 г. Публичной библиотеки. В свою очередь, Уваров был президентом Академии наук, где его стараниями был создан разряд классических (греко-римских) древностей и филологии. Одновременно он возглавлял Петербургский учебный округ, а затем также и Министерство народного просвещения. По его инициативе стало публиковаться крупнейшее в дореволюционной России периодическое научное издание — «Журнал Министерства народного просвещения», где центральное место занимал отдел классической филологии.
Что касается истории, то центрами ее преподавания и изучения стали в XIX в. университеты — учрежденный еще в середине XVIII столетия Московский и основанные в начале XIX в. университеты в Дерпте, Казани, Харькове, Петербурге, а также открытые позже в Киеве и Одессе. Надо заметить, что преподавание истории — в особенности всеобщей истории — на первых порах оставляло желать лучшего. Этим делом нередко занимались совершенно случайные люди. Примером может служить молодой литератор Н. В. Гоголь, который в 1834/1835 учебном году
занимал должность профессора всеобщей истории в Петербургском университете. В конце концов правительство обратило внимание на неудовлетворительное положение с университетской наукой и приняло необходимые меры. В ряду этих мер важно отметить учреждение нового центра повышения квалификации — так называемого Профессорского института при Дерптском университете. Последний был избран в качестве базы для названного института, поскольку был хорошо укомплектован немецкой профессурой и фактически являлся университетом европейского уровня. Профессорский институт в Дерпте стал базой подготовки университетских преподавателей из числа лучших выпускников русских университетов. Здесь прошли переподготовку, в частности, и те молодые специалисты из числа «природных русских», которые заняли затем профессорские кафедры всеобщей истории в родных университетах. Это были М. С. Куторга из Петербурга, Д. Л. Крюков из Москвы и М. М. Лунин из Харькова. С их приходом в 1835 г. на университетские кафедры начинается подлинный подъем русской науки всеобщей истории, в первую очередь, разумеется, антиковедения.
Особенно плодотворной была учебная и научная деятельность М. С. Куторги (1809-1886). Он был первым оригинальным исследователем древнегреческой истории, первым, кто на материале Афин начал изучение центральной темы современного антиковедения — античной гражданской общины, полиса. В Петербургском университете Куторга читал оригинальные курсы древней, средней и новой истории, завел домашний семинар для группы избранных учеников и, таким образом, создал преемственное научное направление, за которым закрепилось название Петербургской исторической школы. Среди его учеников были не только те, кто продолжил изучение античной истории, но и основатели родственных направлений: М. М. Стасюлевич — западной медиевистики, В. Г. Васильевский — византинистике и, наконец, В. В. Бауер — истории Нового времени.
К середине XIX в. русская наука всеобщей истории и в первую очередь ее ядро — антиковедение достигли своего расцвета и встали в один уровень с западноевропейской наукой. Мы отметим здесь только наиболее значимые явления в жизни петербургской исторической школы. Прежде всего надо упомянуть о Ф. Ф. Соколове (1841-1909), который не был непосредственным учеником М. С. Куторги, но чье научное формирование прошло под сильным влиянием последнего. Соколов открыл новую страницу в Русском антиковедении, обратившись к изучению древних документов, эпиграфических памятников, которые он с некоторым преувеличением считал краеугольными камнями науки древней истории [Жебелев 1909]. Пример Соколова увлек его коллег по Петербургскому университету И. В. Помяловского и П. В. Никитина, которые также обратились к занятиям эпиграфикой.
Деятельность Соколова в Петербургском университете продолжалась около полувека. Здесь он читал, продолжая дело Куторги, курс древней истории, а кроме того, по примеру того же Куторги, долгие годы вел для избранных учеников домашний семинар, который был посвящен — и это было новинкой — чтению надписей. Таким образом он подготовил целую плеяду выдающихся специалистов, представлявших направление, которое было историко-филологическим по преимуществу, поскольку, по примеру своего учителя, они филологическое истолкование эпиграфических текстов клали в основу реконструкции исторических фактов. Назовем наиболее крупных представителей этого направления: В. К. Ернштедт (1854-1902),
несравненный мастер палеографического анализа; В. В. Латышев (1855-1921), приобретший мировую известность образцовым изданием свода северопричерноморских надписей; А. В. Никитский (1859-1921), внесший неоценимый вклад в изучение древних надписей из центральных областей Греции; Н. И. Новосадский (1859-1941), использовавший эпиграфический материал для изучения древнегреческой религии и, в частности, мистериальных культов; наконец, С. А. Жебелев (1867-1941), исследовавший, также с привлечением эпиграфических материалов, политическую историю эллинизма и северопричерноморских городов. Все перечисленные питомцы соколовской школы были не только университетскими профессорами, но и членами Российской академии наук, в чем надо видеть выражение высокого общественного признания. Особенно важна была деятельность Н. И. Новосадского и С. А. Жебе-лева, поскольку они сумели продолжить свою работу и после революции 1917 г. (первый — в Москве, а второй — в Ленинграде) и стали как бы связующим звеном между дореволюционной наукой и новым поколением советских ученых.
Историко-филологическое направление было наиболее значимым, но не единственным в русском антиковедении. Были и другие научные направления, представленные не менее замечательными учеными, о чем также следует сказать. Важное место в русском антиковедении занимает культурно-историческое направление, выдающимся представителем которого в Петербургском университете был Ф. Ф. Зелинский (1859-1944). Эрудит и страстный почитатель античности, которую он считал основой европейской культурной традиции, Зелинский глубоко исследовал античную мифологию и драматургию, а более всего религию античного мира, которая, по его мнению, подготовила почву для христианства. Другое направление — социально-политическое, представителем которого был Э. Д. Гримм (18701940), исследовавший систему римского Принципата и проблему взаимоотношений римского общества и императорского режима.
Наконец, еще одно и совершено новое в антиковедении направление — социально-экономическое — было разработано такими блестящими учеными, как И. М. Гревс (1860-1941) [Фролов 2006а, с. 33-51] и М. И. Ростовцев (1870-1952) [Фролов 1990, с. 143-165]. Гревс изучал истоки западноевропейского феодализма и видел их в крупном землевладении времени Римской империи. Он создал на эту тему замечательный труд, но затем оставил античность и обратился к средневековой истории. Более последовательной и более плодотворной была ученая деятельность М. И. Ростовцева. Он начал с изучения римских финансов, а именно откупной системы, затем изучал такой специфический материал, важный для понимания социальной истории античности, как римские свинцовые тессеры. В дальнейшем он обратился к изучению экономической жизни эллинизма и уже в эмиграции (он покинул Россию в начале 1918 г.) продолжил параллельные занятия римской и эллинистической историей. В эмиграции им были созданы капитальные труды «Социально-экономическая история Римской империи» (1926) и «Социально-экономическая история эллинистического мира» (1941), изданные на английском языке и принесшие ему мировую славу.
Вернемся, однако, к историко-филологическому направлению. Его положение в русском антиковедении и, шире, в гуманитарной области вообще было в дореволюционной России доминирующим. Представители этого направления занимали высокие административные посты. Так, коллега Ф. Ф. Соколова по Петербургскому
университету, также занимавшийся эпиграфикой, П. В. Никитин (1849-1916) занимал в университете должности декана историко-филологического факультета и ректора, а став академиком и заняв пост вице-президента Академии, в течение долгого времени был правой рукой президента Академии великого князя К. К. Романова и в таком качестве практически управлял жизнью центрального научного учреждения России [Басаргина 2004]. Младший коллега П. В. Никитина В. В. Латышев был директором Историко-филологического института (своеобразного педагогического филиала Петербургского университета), некоторое время возглавлял Казанский учебный округ, а затем департамент (т. е. главное административное звено) Министерства народного просвещения, а кроме того, был главной ведущей фигурой в таких неправительственных организациях, как Русское археологическое общество, Императорская Археологическая комиссия и Палестинское общество [Фролов 1997, с. ьххй]. Фактически эти люди, подобно С. С. Уварову, возглавляли всю систему гуманитарного образования и науки в дореволюционной России, используя свое положение для укрепления и развития традиций классицизма.
Абсолютное преобладание в административной сфере приверженцев сугубо классицистического историко-филологического направления могло восприниматься в обществе как чрезмерное засилье классицистов. Ситуация усугублялась тем, что правящие круги в дореволюционной России стремились использовать классицизм с присущим ему консерватизмом как преграду развивавшимся демократическим настроениям. Это заметно уже в деятельности С. С. Уварова, который после выступления декабристов решительно перешел на консервативные позиции. Позднее эта реакционная тенденция проявилась в деятельности другого министра просвещения графа Д. А. Толстого, инициатора образовательной реформы, имевшей целью ограничить приток в элитарные слои выходцев из общественных низов. Важным моментом в этой реформе было также гипертрофированное внедрение классических языков в гимназическое и высшее гуманитарное образование.
Реакция на эти тенденции со стороны демократической общественности не заставила себя ждать. Одним из характерных примеров начавшейся атаки на классицизм может служить публицистика Д. И. Писарева. Хотя он в бытность свою студентом историко-филологического факультета Петербургского университета серьезно занимался изучением античной культуры и за свое выпускное сочинение об Аполлонии Тианском был удостоен серебряной медали, тем не менее позднее, отрекшись от этого увлечения античностью, он в специальном очерке ядовито высмеял все классическое образование и окарикатурил своих университетских наставников. Хлесткую карикатуру профессора-классициста дал чуть позже известный писатель В. В. Вересаев в своих воспоминаниях о лекциях Ф. Ф. Соколова, которые он слушал в бытность свою студентом. Отдал дань этому общественному настроению и А. П. Чехов в своем рассказе «Человек в футляре», где представлен пасквиль на гимназического преподавателя древних языков.
Конечно, эти нападки на классическое образование не у всех образованных людей вызывали симпатию. Не было недостатка и в тех, кто справедливо указывал на полезность и необходимость изучения древних классических языков, как это делал, например, известный историк-русист В. О. Ключевский. Но наступление реалистов на классицизм все более усиливалось и накануне революции достигло опасного уровня. На требования прогрессивно настроенной общественности под-
вергнуть систему образования радикальной реформе и избавиться от излишнего, как считалось, груза классицизма убедительный ответ дал П. В. Никитин в специальной записке, представленной в правительственную комиссию и позднее опубликованной М. И. Ростовцевым.
Никитин был убежден в том, что классическое образование необходимо историку и филологу любого профиля и всячески ратовал за сохранение преподавания греческого и латинского языков в тогдашних гимназиях. В упомянутой записке он писал по поводу предложения упразднить преподавание древних языков в средней школе: «Если это предложение будет принято, русской историко-филологической науке нанесен будет тяжелый удар. По классической филологии, по-видимому, не слишком много слез прольется, но убиты будут и другие отделы науки, к которым не принято относиться с таким жестоким пренебрежением: из русской науки придется вычеркнуть, например, почти всю древнюю историю, многие важные части средней истории, сравнительного языкознания, истории философии, истории искусства, истории всеобщей литературы, истории русской литературы; даже вопрос о происхождении русского государства придется предоставить в полное ведение немцев. Может быть, средней школе не должно быть и дела до историко-филологической науки; но откуда же помимо этой науки будут получаться те гуманитарные начала в составе преподавания средней школы, которыми так дорожат и противники классических гимназий?» [Ростовцев 1917, с. 16].
III. Судьбы классицизма в России
в советское и постсоветское время
Октябрьская революция и последовавшая гражданская война 1917-1922 гг. имели катастрофические последствия для традиционной классицистической культуры и образования в России. Самое страшное заключалось в том, что был фактически уничтожен целый слой общества — дворянство, которое являлось социальной основой культуры классицизма. В этом отношении революция в России оказалась гораздо более радикальным бедствием для страны, чем аналогичные, казалось бы, революционные потрясения в Англии и Франции. Даже в этой последней свержение монархии и репрессии против дворянства и духовенства не привели к полному уничтожению традиционной культуры, так что и после великой революции во Франции долго еще сохранялось классическое образование в лицеях (тамошние гимназии) и университетах. Напротив, в России классическое образование было вырублено, что называется, под корень: были закрыты классические гимназии с их древними языками, а в университетах на гуманитарных факультетах доля классических предметов была сведена к минимуму. В Петрограде/Ленинграде к этому добавились непрерывные вивисекции в университетском образовании, на разные лады перекраивались гуманитарные факультеты, примером чего может служить выделение особого института ЛИФЛИ. Все гуманитарное образование было пронизано дурным социологизатор-ством, ядром которого был догматически понятый и трактованный марксизм.
В этих условиях шла стремительная смена поколений ученых-специалистов. Многие умерли, не выдержав трудностей революционного лихолетья, как определял это время С. А. Жебелев. В числе безвременно умерших были А. В. Никитский и В. В. Латышев. Ряд видных ученых, отказавшись принять новые условия жизни,
эмигрировали: М. И. Ростовцев в 1918 г. переехал в Англию, а затем в Америку, Э. Д. Гримм оказался на юге в кругу приближенных Врангеля, а затем с ними же во Франции, Ф. Ф. Зелинский, родом поляк, репатриировался в Польшу, где продолжил свою ученую деятельность в качестве профессора Варшавского университета. В Петрограде/Ленинграде в 20-е годы единственным прибежищем для ученых-гуманитаров была ГАИМК — Государственная академия истории материальной культуры, но и там верховодили фанатичные догматики вроде Н. Я. Марра.
Трагизм положения, в котором оказалась классическая наука, усугублялся тем, что новая власть, идейная преемница левого радикализма в России, время от времени обрушивалась с репрессиями на представителей традиционного классицизма, нанося по нему, так сказать, точечные удары. Так, в 1927 г. был удален из Ленинградского университета, за свою социальную непригодность С. А. Жебелев. В 1935-1937 гг. были репрессированы филолог-классик А. И. Доватур и византинист В. Н. Бенешевич: первый провел 10 лет в концлагере, а второй был расстрелян вместе с двумя сыновьями. В 1938 г. по обвинению в организации «профессорского заговора» был арестован С. И. Ковалев, который, впрочем, скоро был освобожден ввиду «пересменки» в Наркомате внутренних дел. Еще позже, в 1948 г., в пору так называемой борьбы с космополитизмом, из Ленинградского университета был удален выдающийся исследователь античности С. Я. Лурье.
Революционный радикализм не мог, однако, продолжаться до бесконечности. В какой-то момент руководство страны стало сознавать опасность образовательного хаоса и непрерывных пертурбаций в средней и высшей школе. Для крепнущей государственной идеологии становилась очевидной необходимость опереться на традиции исторического образования, пусть даже исковерканные революцией. В 1934 г. было принято решение воссоздать более или менее правильное историческое образование, преподавание и изучение гражданской истории в средней школе и университетах. В этой связи в Московском и Ленинградском университетах были созданы — или, если угодно, воссозданы — исторические факультеты, а в их составе учреждены специальные кафедры (в новом виде, как структурные подразделения) отечественной и всеобщей истории. С этих пор в столичных, а затем и в некоторых других университетах ведут свое существование четко оформленные кафедры всеобщей истории: истории древнего мира, истории Средних веков, истории Нового и новейшего времени. Тогда же на филологических факультетах столичных университетов были воссозданы кафедры классической филологии.
В становлении этих новых очагов классического образования большое участие приняли специалисты старой формации С. А. Жебелев, И. И. Толстой и С. Я. Лурье. На историческом факультете ЛГУ новую кафедру истории древнего мира возглавил видный советский ученый, сотрудник ГАИМК С. И. Ковалев, под руководством которого сложился прочный научно-педагогический коллектив антиковедов, в составе которого были такие видные представители нового поколения, как К. М. Колобова, Д. П. Каллистов и Н. Н. Залесский [Фролов 2006Ь, с. 465-558; Фролов 2013Ь, с. 433-446; Фролов 2014, с. 13-26].
В 30-е и 40-е годы на ленинградской кафедре истории древнего мира, которая, впрочем, вскоре, с отпочкованием древнего Востока, стала именоваться кафедрой истории древней Греции и Рима, постепенно определились контуры антиковедной специализации и была развернута активная научно-исследовательская работа. Вы-
дающуюся роль здесь сыграл С. И. Ковалев, который в 30-е годы опубликовал свои курсы античной истории и организовал издание фундаментального коллективного труда по истории древнего мира, а в 1948 г. издал свой знаменитый университетский курс по истории Рима. В послевоенные годы напечатали свои докторские диссертации Д. П. Каллистов и К. М. Колобова: первый опубликовал монографию по истории античных городов Северного Причерноморья, а вторая — монографию по проблемам архаической Греции. В те же годы активно начал разрабатывать тему этрусской цивилизации Н. Н. Залесский.
Новый подъем гуманитарного университетского образования, а в его рамках также и всех кафедр всеобщей истории, был связан с тем прогрессивным общественным явлением, за которым закрепилось название «оттепели» (после смерти И. В. Сталина в 1953 г.). В науке об античности это нашло выражение в преодолении догматического марксизма и развитии прагматического подхода к историческому материалу. На ленинградской кафедре античной истории расширяется преподавание древних классических языков. Разрабатываются специальные курсы источниковедения и историографии, а также еще более специальные курсы по таким разделам античной истории, которые недостаточно были представлены в общих курсах, а именно по истории кри-то-микенского времени, по истории эллинизма и по истории античного Причерноморья. Ширится изучение различных аспектов античной культуры — античного искусства, литературы и театра. Развертывается система различных практик для студентов, специализирующихся по истории древней Греции и Рима: музейная практика в Античном отделе Эрмитажа, археологическая практика в составе академических экспедиций, работавших на юге России, на месте древних поселений в Ольвии и Херсонесе.
Основанием для такого укрепления специализации служила растущая научная активность сотрудников кафедр всеобщей истории. Явилось новое поколение руководителей: на кафедре Новой и новейшей истории — В. Г. Ревуненков, на кафедре истории Средних веков — Г. Л. Курбатов, на кафедре истории древней Греции и Рима — Э. Д. Фролов. Вокруг них группировались молодые ученые, которые активно разрабатывали новые аспекты европейской истории и культуры, публиковали свои труды в советских и зарубежных изданиях, участвовали в организации и проведении конференций, сотрудничали с братскими кафедрами других университетов, а также осуществляли совместные научные проекты с академическими институтами.
К рубежу 70-80-х годов прошлого столетия складывается достаточно полная, разветвленная специализация по главным разделам всеобщей истории. Можно говорить о некотором возрождении традиций классицизма; полному их возрождению препятствовали такие существенные факторы, как отсутствие классического образования в средней школе и сужение этого образования в университете в рамках кафедр античной истории и классической филологии, удельный вес которых в общей системе университетского образования был незначителен. К этому надо добавить действие таких негативных факторов, как постоянное усиление технократизма, главной доминанты современного культурного базиса, следствием чего является расширение дисциплин естественнонаучного цикла, разумеется, в ущерб гуманитарным. Не менее серьезную опасность для гуманитарного образования представляет и растущее влияние бюрократии, которая равнодушна к судьбам гуманизма и классицизма.
Как бы то ни было, к началу 90-х годов прошлого столетия ситуация с гуманитарным образованием в Ленинградском/Петербургском университете была
относительно неплохой: существовала разветвленная система специализаций, на кафедрах античной истории и классической филологии велась плодотворная учебная и научная работа, сложились полноценные коллективы сотрудников, высоко чтивших традиции классического образования и стремившихся всячески их сохранять и, насколько возможно, развивать. Обстановка стала меняться в 90-е годы, и связано это было прежде всего с инициативой верхов внедрить в нашу образовательную практику новую, разработанную на Западе Болонскую систему. Напомним главные ее параметры: высшее образование подразделяется на две ступени — бакалавриат и магистратуру, соответственно 4 и 2 года обучения; основная масса студентов обучается в бакалавриате, а в магистратуру идет от силы 20% выпускников-бакалавров; учебный план специализации сокращается, в бакалавриате, в частности, за счет расширения математики и информатики, причем сохраняются в полном объеме непомерно разросшиеся блок социально-экономических дисциплин и изучение нового иностранного языка, на практике исключительно английского.
Вообще возросло внимание к английскому языку: увеличено время на его изучение, насаждается тенденция к преимущественному опубликованию научных работ на английском языке, и это в стране, которая имеет собственную языковую традицию и культуру.
Сокращение профильных специальных дисциплин может быть проиллюстрировано следующим примером: на кафедре античной истории один из важнейших, можно сказать, фундаментальных предметов — курс историографии — всегда читался в течение двух семестров по 4 часа в неделю (т. е. общими объемом в 120 с лишним часов), а в нынешнем 2014/2015 учебном году его сократили до одного неполного семестра.
Оптимизация, как теперь говорят, на этом не остановилась: год назад было принято решение начинать специализацию не с первого курса, как это было на протяжении последнего полувека, а только со второго. Если учесть, что в бакалавриате вторая половина четвертого года отводится в большой своей части на написание выпускной квалификационной работы, то для нормального учебного процесса по избранному профилю остается два с половиной года вместо четырех с половиной, как это было при специалитете. Может быть, для других кафедр, скажем, для специализации по отечественной истории, это не представляется столь уж страшным, но для специализации по античной истории, где много времени требуется для изучения древних языков, такая ситуация выглядит катастрофой.
Еще одно новшество коснулось аспирантуры. Раньше вступительный экзамен сдавался по избранному профилю; так, на кафедре античной истории поступавшие в аспирантуру сдавали историю древней Греции, историю Рима и текст древнего автора, греческого или латинского, по выбору. Но год назад введен единый, одинаковый экзамен для всех поступающих, независимо от профиля, а именно по отечественной истории. Очевидно, в какое неравное положение поставлены поступающие в аспирантуру. Преимущество, естественно, оказывается на стороне тех, кто в студенческие годы специализировался по русской истории, тогда как у поступающих в аспирантуру на кафедры всеобщей истории успех в этом состязании весьма невелик. В этом можно было убедиться на примере прошлого года: из семи поступавших в аспирантуру по античной истории шестеро не прошли этого испытания.
Мы вынуждены с сожалением признать, что очаг классицизма на историческом факультете СПбГХ как и в годы постреволюционного лихолетья в начале XX в., еле тлеет. Как быть дальше? Ответить на этот вопрос трудно. В те далекие годы прошлого века университетское гуманитарное образование в России спасали не покинувшие родину ученые, сумевшие пережить житейские трудности учителя, библиотекари, хранители музеев и архивов. Кроме того, в правительственных структурах работали люди, имевшие зачастую классическое образование, которые прекрасно понимали ценность накопленного опыта и важность использования его в новых социальных условиях. Безусловно, инновационные процессы в области образования шли и тогда, но в глубине этих процессов сохранялись элементы русской классической школы. К сожалению, современное чиновничество, представленное по преимуществу выходцами из технократической среды, далекими от гуманистических традиций, с легкостью подстраивается под новомодные, идущие с Запада, по сути своей весьма сомнительные новации и бездумно пересаживает их на русскую почву, как это случилось с пресловутой Болонской системой. Однако здесь самое время сделать важную оговорку: и в начале 2000-х годов, когда началось насаждение этой системы на Западе, и в настоящее время не было недостатка в специалистах, которые скептически относились к выгодам Болонской системы, и даже наблюдаются случаи, когда европейские университеты, принявшие было навязанную сверху систему, теперь отказываются от нее. Не должно ли и нам последовать их примеру?
Возвращаясь к теме сохранения классической традиции в нашем университете, выразим надежду на изменение позиции Министерства образования и заинтересованное содействие нашего университетского руководства. Важна также поддержка со стороны таких учреждений, связанных с кафедрами античной истории и классической филологии, как Государственный Эрмитаж, академические институты истории и археологии, Российская национальная библиотека, Библиотеки Академии наук, не говоря уже о других гуманитарных факультетах университета. От нас же самих требуются стойкость в перенесении трудностей и, насколько возможно, активное продолжение нашей учебной и научной работы.
Источники и литература
1. Басаргина Е. Ю. Вице-президент Императорской Академии наук П. В. Никитин. СПб.: Нестор-История, 2004. 467 с.
2. Жебелев С. А. Ф. Ф. Соколов (1841-1909). СПб.: Сенатская типогр., 1909. 50 с.
3. История Академии наук СССР: в 3 т. / гл. ред. К. В. Островитянов. Т. I. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1958. 512 с.
4. Ростовцев М. И. П. В. Никитин, его взгляды на науку и классическое образование // Памяти П. В. Никитина. Пг., 1917. С. 6-19.
5. Фролов Э. Д. Судьба ученого: М. И. Ростовцев и его место в русской науке об античности // Вестник древней истории. 1990. № 3. С. 143-165.
6. Фролов Э. Д. Г. З. Байер и начало антиковедения в России // Готлиб Зигфрид Байер — академик Петербургской Академии наук. СПб.: Европейский Дом, 1996. С. 7-21.
7. Фролов Э. Д. Кавалер Ордена Белого Орла: Василий Васильевич Латышев — ученый-классик, педагог и общественный деятель старой России (1855-1921) // Латышев В. В. Очерк греческих древностей. Часть I. СПб.: Алетейя, 1997. С. 1-ХХХ1.
8. Фролов Э. Д. Из истории социально-экономического направления в русском антиковедении: римская аграрная история в трактовке И. М. Гревса // Петербургские исследования. Сб. науч. статей [Материалы Петербургских университетских чтений, посвященных профессору И. М. Гревсу] / отв. редактор Ю. В. Кривошеев. СПб.: Изд-во СПбГХ 2006а. С. 33-51.
9. Фролов Э.Д. Русская наука об античности (историографические очерки). Изд. 2-е. СПб.: Гуманитарная Академия, 2006в. 604 с.
10. Фролов Э. Д. У истоков русского неоклассицизма: А. Н. Оленин и С. С. Уваров // Деятели русской науки Х1Х-ХХвв. Вып. 4. СПб.: Нестор-История, 2008. С. 291-327.
11. Фролов Э.Д. Гуманизм, классицизм, антиковедение — духовная триада, служившая основанием европейской цивилизации нового времени (XIV-XIX вв.) // Вестн. С.-Петерб. гос. ун-та. Сер. 2. 2013а. №4. С. 3-7.
12. Фролов Э.Д. Профессор Дмитрий Павлович Каллистов (1904-1973). Штрихи к портрету // Мнемон. Вып. 13. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2013б. С. 433-446.
13. Фролов Э.Д. Кафедра античной истории СПбГУ (к 80-летнему юбилею) // Мнемон. Вып. 14. СПб.: Ин-т истории СПбГУ, 2014. С. 13-26.
References
1. Basargina E. Iu. Vitse-prezident Imperatorskoi Akademii nauk P. V Nikitin [Vice-President of Imperial Academy of Sciences P. V.Nikitin]. St. Petersburg: Nestor-Istoriia Publ., 2004. 467 p. (in Russian)
2. Zhebelev S. A. F. F. Sokolov (1841-1909) [F.F.Sokolov (1841-1909)]. St. Petersburg: Senatskaia tipogr., 1909. 50 p. (in Russian)
3. Istoriia Akademii nauk SSSR [The History of the Academy of Sciences of USSR]: in 3 vols. Ed. by K. V. Ostrovitianov. Vol. I. Moscow; Leningrad: AN SSSR Publ., 1958. 512 p. (in Russian)
4. Rostovtsev M. I. P. V. Nikitin, ego vzgliady na nauku i klassicheskoe obrazovanie [P.V.Nikitin, his views on the Science and Classical Education]. PamiatiP. V.Nikitina [In memoriam of P. V.Nikitin]. Petrograd, 1917, pp. 6-19. (in Russian)
5. Frolov E. D. Sud'ba uchenogo: M. I. Rostovtsev i ego mesto v russkoi nauke ob antichnosti [The Fate of a Sciencist: M.I.Rostovzev and his place in the Russian Science of Antiquity]. Vestnik drevnei istorii [The Journal of Ancient History], 1990, no. 3, pp. 143-165. (in Russian)
6. Frolov E. D. G. Z. Baier i nachalo antikovedeniia v Rossii [G.S.Bayer and the Beginning of Ancient Studies in Russia]. Gotlib Zigfrid Baier — akademik Peterburgskoi Akademii nauk [Gottlieb Siegfried Bayer — The Member of St.-Petersburg Academy of Sciences]. St. Petersburg: Evropeiskii Dom Publ., 1996, pp. 7-21. (in Russian)
7. Frolov E. D. Kavaler Ordena Belogo Orla: Vasilii Vasil'evich Latyshev — uchenyi-klassik, pedagog i obshchestvennyi deiatel' staroi Rossii (1855-1921) [The Holder of Order of White Eagle: Vasiliy Vasilievich Latyshev — Classicist, Pedagogue and Public Man of the Old Russia (1855-1921)]. Latyshev V. V. Ocherk grecheskikh drevnostei [Latyshev V.V. Survey of Greek Antiquites]. Part I. St. Petersburg: Aleteiia Publ., 1997, pp. I-XXXI. (in Russian)
8. Frolov E. D. Iz istorii sotsial'no-ekonomicheskogo napravleniia v russkom antikovedenii: rimskaia agrarnaia istoriia v traktovke I. M. Grevsa [From the history of the social-economical trend in Russian Ancient Studies: The Roman agrarian history in the Works of I.M.Grevs]. Peterburgskie issledovaniia. Sb. nauch. statei (Materialy Peterburgskikh universitetskikh chtenii, posviashchennykh professoru I. M. Grevsu) [St.-Petersburgs Studies. Collective Papers in honour of I.M.Grevs]. Ed. by Iu. V. Krivosheev. St. Petersburg: Izd-vo SPbGU Publ., 2006, pp. 33-51. (in Russian)
9. Frolov E. D. Russkaia nauka ob antichnosti (istoriograficheskie ocherki) [Russian Science of Antiquity (historiographical surveys)]. 2nd ed. St. Petersburg: Gumanitarnaia Akademiia Publ., 2006. 604 p. (in Russian)
10. Frolov E. D. U istokov russkogo neoklassitsizma: A. N. Olenin i S. S. Uvarov [At the Beginning of Russian Neoclassicism: A.N.Olenin and S.S.Uvarov]. Deiateli russkoi naukiXIX-XX vv. [The Central Figures of Russian Science in the XIX-XX centuries]. Iss. 4. St. Petersburg: Nestor-Istoriia Publ., 2008, pp. 291-327. (in Russian)
11. Frolov E. D. Gumanizm, klassitsizm, antikovedenie — dukhovnaia triada, sluzhivshaia osnovaniem evropeiskoi tsivilizatsii novogo vremeni (XIV-XIX vv.) [Humanism, Classicism and Science of Antiquity — Ideological Triad serving a base of European Civilization of Modern Times (XIV-XIX cent.)]. Vestn. S.-Peterb. gos. un-ta. Ser. 2, 2013a, no. 4, pp. 3-7. (in Russian)
12. Frolov E. D. Professor Dmitrii Pavlovich Kallistov (1904-1973). Shtrikhi k portretu [Professor Dmitriy Pavlovich Kallistov (1904-1973)]. Mnemon [Mnemon]. Iss. 13. St. Petersburg: SPbGU Publ., 2013b, pp. 433-446. (in Russian)
13. Frolov E. D. Kafedra antichnoi istorii SPbGU (k 80-letnemu iubileiu) [The Department of Ancient history of St.-Petersburg University (to the 80th Anniversary)]. Mnemon [Mnemon]. Iss. 14. St. Petersburg: In-t istorii SPbGU Publ., 2014, pp. 13-26. (in Russian)
Статья поступила в редакцию 15 мая 2015 г.
