CC BY
265
И.Т. Мороз
ПЕРВОЕ КИТАЙСКОЕ ПОСОЛЬСТВО В С.-ПЕТЕРБУРГЕ
(1732 г.)
В конце XVII в. цинское правительство Китая (1689-1912) после укрепления своего положения в стране начало многолетнюю войну с Джунгарским ханством, завоевание которого считало одной из важнейших внешнеполитических задач.
В 1712 г. император Сюань Е направил к калмыцкому хану Аюке, кочевавшему на Нижней Волге, посольство Тулишэня1, чтобы склонить его к совместной борьбе против джунгар. Попытка эта закончилась неудачей, поскольку российское правительство решило сохранить нейтралитет в китайско-джунгарской войне, а Аюка, как российский подданный, не имел права вступать в военный союз с иностранными государствами. К тому же у него не было личных причин начинать войну с Джунгарией2. В конце 1729 г. император Инь Чжэнь, продолжая политику своего отца, послал в Россию сразу две дипломатические миссии. Посольство, возглавляемое Тоси, направлялось в Москву (где тогда находился российский двор) под предлогом поздравления Петра II с восшествием на престол, миссия Маньдая - к калмыцкому хану Черен-Дондуку (сыну хана Аюки) с той же целью, что и посольство Тулишэня. По просьбе послов обе миссии посетили Москву, где были приняты (вступившей к тому времени на престол) императрицей Анной Иоанновной3. Посольство Маньдая было затем пропущено к волжским калмыкам, но оно, как и посольство Тули-шэня, не достигло поставленной цели.
Между тем в Пекине был получен отправленный с большим запозданием объя-вительный лист Коллегии иностранных дел от 14 августа 1730 г., извещавший о смерти Петра II и вступлении на российский престол императрицы Анны Иоанновны4. Император Инь Чжэнь, воспользовавшись благоприятным обстоятельством, вновь отправил в Россию два посольства: одно ко двору
в С.-Петербург под предлогом поздравления императрицы Анны Иоанновны с восшествием на российский престол и для вручения ей подарков богдыхана, другое опять к волжским калмыкам. На сей раз российское правительство согласилось принять только первое из них.
Посольство в С.-Петербург, состоявшее из двух сановников, Дэйсина и Баянтая, секретаря Фолу (маньчжуры по национальности) и 20 «служителей», прибыло в Кяхту 20 апреля 1731 г., где долго ожидало приезда дорожного пристава. Миссия везла для подачи в Сенат два листа Лифаньюаня (Палата или Министерство внешних сношений). В одном сообщалось о том, что богдыхан отправил послов, чтобы поздравить императрицу с восшествием на престол, в другом выражалась благодарность за возвращение монгольских перебежчиков5.
Миссия отправилась в путь после прибытия дорожного пристава - капитана П.В. По-рецкого. 8 января 1732 г. в деревне Чирдат (восточнее Томска) она встретилась с возвращающимися на родину посольствами То-си и Маньдая, которых сопровождал секретарь Коллегии иностранных дел В.М. Бакунин. Эта встреча для вновь прибывших послов была очень кстати, так как один из пунктов инструкции Дэйсину и Баянтаю гласил: «В пути способу искать видеться с прежде отправленными в Россию послами и взять от них известие, каким они образом в церемониях поступали у российского дво-ра6, и по тому б поступать им, новым по-
7
слам» .
От деревни Чирдат до С.-Петербурга послов сопровождали два дорожных пристава: П.В. Порецкий и В.М. Бакунин. Предполагалось, что посольство на какое-то время задержится в Москве, где уже готовились к его встрече. Но, видимо, опасаясь того, что миссия, долго простоявшая на границе в
ожидании дорожного пристава, не успеет (как повелела императрица) прибыть в С.-Петербург за два дня до празднования годовщины ее коронации, Коллегия иностранных дел указом от 10 апреля 1732 г. повелела: «Китайских послов по приезде их в Москву, не задерживая тамо, отправить немедленно сюда, в Санкт-Петербург»8. Приставы получили указ, когда посольство находилось под Москвой, в селе Ивановском. Вероятно, для перестраховки они решили (предварительно получив согласие послов) не заезжать в Москву. 18 апреля послы с частью свиты (без обоза) в сопровождении
B.Н. Бакунина выехали из села Ивановского в С.-Петербург9.
26 апреля 1732 г. миссия прибыла на подворье Александро-Невского монастыря, где остановилась, ожидая разрешения на въезд в
C.-Петербург10. Так как времени до назначенного торжества оставалось мало, вицеканцлер А.И. Остерман приказал В.М. Бакунину (письмо от 25 апреля) договориться с послами о том, чтобы они во время аудиенции «в поклонах и в протчем поступали и все исправляли против того, как прежде бывшие послы на аудиенциях (в Москве. -И.М.) чинили»11. В.М. Бакунин сумел «по некоторым малым спорам» обо всем договориться с послами. Последние попросили только, чтобы на аудиенции, если они таковой удостоятся, «выше их сидели те же персоны четыре12, которые были при прежних послах»13. Вскоре в Александро-Невский монастырь прибыл статский советник С.Л. Игнатьев, чтобы встретить и препроводить миссию в С.-Петербург. 27 апреля 1732 г. китайское посольство в сопровождении пышного эскорта отправилось в столицу Российской империи. Когда послы подъехали к отведенной им квартире (подворье Александро-Невского монастыря на Адмиралтейской площади), с Адмиралтейской крепости грянул залп из 31-й пушки. При этом С.Л. Игнатьев объяснил послам, «что сие им для почтения учинено». В квартире «по отправленным первым комплиментам» он же представил послам нового пристава -советника Юстиц-коллегии П. Квашнина-
Самарина. В обязанности последнего согласно врученной ему «мемории» Коллегии иностранных дел входило: «по вся дни» приезжать к послам, «быть при них неотлучно»14 и доносить Коллегии иностранных дел о всех просьбах послов. Назначенный для охраны миссии караул (поручик и 30 гренадеров) поступал в полное распоряжение Квашнина-Самарина15. Он также должен был вести «повсядневную записку», которую после отъезда посольства полагалось представить в Коллегию иностранных дел16.
28 апреля 1732 г. состоялась приемная аудиенция у императрицы Анны Иоанновны. Церемония прибытия послов во дворец была обставлена еще более торжественно, чем их въезд в С.-Петербург. Выйдя из кареты, первый посол взял у секретаря «кредитивный лист», завернутый в желтый шелк, и понес его через весь двор во дворец «над челом держа обеими руками». У дверей аудиенц-зала посольство встретил обер-гофмар-шал, граф К.Г. Левенвольд, но в зал, где императрица Анна Иоановна, «имея на главе меньшую корону, под балдахином на троне сидеть изволила», пригласили только Дэй-сина, Баянтая и секретаря Фолу. Послы вошли в зал и остановились у дверей. Когда к ним подошел вице-канцлер А.И. Остерман (канцлер Г.И. Головкин был болен), они стали на колени, и первый посол подал лист, который вице-канцлер затем положил на стол, стоящий у трона. После этого (по предложению А.И. Остермана) послы дошли до середины зала, опять стали на колени, и первый посол произнес речь «от имени своего богдыхана». В ней говорилось, что хотя богдыхан уже присылал в Москву своих послов поздравить императрицу с восшествием на престол, однако «ради вящшаго утверждения» своей «постоянной дружбы», пожелания здравствовать ей «неущетныя лета», а ее государству процветать «яко солнце», он вновь отправил послов. В ответ вице-канцлер заявил, что императрица взаимно «обнадеживает» богдыхана в своей «неотменной» дружбе «и склонности к содержанию добраго согласия». Выслушав ответ, послы поклонились «трижды до земли», по-
сле чего первый посол, не вставая с пола, произнес от имени послов краткую речь, в которой поздравил Анну Иоанновну с торжественным днем и пожелал ей «благополучия и благоденствия в высочайшем градусе». А.И. Остерман ответил, что императрица «их поздравление милостиво приемлет и своею императорскою милостию их обнадежить повелела». Затем послы встали и, не поворачиваясь спиной к трону, отступили к тому месту, где вручали лист, там опять стали на колени и «трижды до земли кланялись». После аудиенции они были «допущены» видеть «Ея императорское величество за столом». Трапеза императрицы сопровождалась концертом, а «при питии здравий» раздавалась пальба из пушек с яхт и галер, стоявших на Неве перед дворцом. Когда императрица удалилась, послы и другие «знатные персоны обоего полу» сели «по билетам» за стол, сервированный для них «в другой полате». Во время угощения «концерт музыкальный продолжался». Вечером послы присутствовали на балу, потом любовались фейерверком и иллюминацией из многих тысяч ламп, размещенных на Петропавловской крепости, Академии наук, императорских яхтах и 20 галерах, пришвартованных на Неве напротив дворца17.
Следующие два дня советник Квашнин-Самарин «трактовал» послов в их квартире «столом Ея императорского величества», что являлось знаком особого уважения. Вероятно, «трактование» было очень обильным, потому что Дэйсин и Баянтай решили принести Квашнину-Самарину извинения за свое неадекватное поведение во время этих застолий. Послы сказали, что оказанную им милость они «повинны» «в незабвенной своей памяти носить». Но поскольку, оправдывались послы, они «по своим обычаям вина хотя и не употребляют, однако, будучи трактованы столами Ея императорского величества, не могли отговариваться, чтоб им вина не пить и тако от того гораздо были шумны. И ежели в шумстве говорили что лишнее или в чем ошиблись, в том просят их не зазрить». Квашнин-Самарин успокоил послов, сказав, что «было все изрядно»18.
8 мая в сопровождении пристава П.В. Порецкого в С.-Петербург прибыл посольский обоз с подарками, которые состояли из различной посуды, лакированных вещей, изделий из камня, вееров, духов, тканей и пр19. Несмотря на столь дальнюю и трудную дорогу, все оказалось в полной сохранности. Когда подарки перевозили во дворец, процессию возглавлял лейб-гвардии сержант, за ним 60 солдат «по два и по три человека» несли в 19 ящиках, «по нумерам», подарки богдыхана, а за ними - подарки послов и секретаря20.
Надо отметить, что во время пребывания в С.-Петербурге послы имели возможность встретиться в домашней обстановке с некоторыми из самых высших сановников Российской империи. Первый визит был нанесен 18 мая государственному канцлеру Г.И. Головкину (с его предварительного согласия). Хозяин и гости вели «партикулярные дружеские разговоры», пили чай, кофе и вино, после чего послы на яхте Г.И. Головкина совершили прогулку по Неве, где, возможно специально, в то время «гулял буярной и яхтовый флот». 20-го числа послы посетили генерал-фельдмаршала
Б.К. Миниха, который потчевал их кофе и вином. От него они поехали к вице-канцлеру А.И. Остерману. Во время беседы послы, выразив благодарность за прием, оказанный им в России, обратились с просьбой как можно скорее отправить миссию в обратный путь, поскольку «камисия их, с которою они приехали, благополучно окончилась». Остерман обещал, что они «здесь не замедлят», посоветовав при этом пока «гулять» в С.-Петербурге «довольно» и где 21
они «похотят» .
Воспользовавшись предложением
А.И. Остермана, послы пожелали (скорее всего, по чьей-то подсказке) посетить Академию наук, Кунсткамеру и только что основанный Кадетский корпус. Но сначала (26 мая) их повезли по Неве до взморья «для смотрения, как далеко от Санкт-Питербурха море состоит». Прогулка на взморье и вид столицы со стороны реки произвели на послов сильное впечатление, особенно то,
«что в малые лета такое великое каменное строение совершилось». На обратном пути у пристани Кадетского корпуса послов встретили «оного корпуса обер-офицеры и учитель», проводившие их «до полат», где обучались кадеты. Здесь для гостей танцмейстер играл на скрипке, кадеты танцевали «в три перемены», после чего два обер-офицера продемонстрировали фехтование на рапирах. Всему увиденному послы «зело дивились и весьма похваляли»22.
29-го мая 1732 г. послов во второй раз пригласили во дворец на торжество по случаю заключения между Россией и Ираном Рештского договора (21.I71.II 1732 г.). Войдя в зал, где «изволила сидеть» императрица, послы совершили перед ней церемонию «коутоу» и поздравили с «благополучным заключением с Персицким государством мира». В ответ вице-канцлер А.И. Остерман сказал, что императрица «сие их поздравление приемлет милостиво и повелела их обнадежить Ея императорскою милостию». После окончания официальной части послов угощали «обще с российскими министры». На следующий день послы в сопровождении обер-гофмаршала К.Г. Левенвольда гуляли в саду Летнего дворца. После прогулки они были приглашены в «прихожую палату», где во время дружеской беседы обер-гоф-маршал угощал их чаем, кофе и разными винами. На встрече присутствовали шведский и польский «резиденты»23.
Наконец 6-го июня послов повезли в Академию наук и Кунсткамеру. «Сего числа, - пишет в своем журнале советник Квашнин-Самарин, - пополудни в 3-м часу ездили послы в коретах в Кунст-камору и прежде зашли Академии наук в типографию и слесарные каморы и гуляли довольно. А потом пошли в Кунст-камору и ходили по всем местам, и смотрели всех вещей со всякою прилежностию, и были у глобуса, и в нем24, которому весьма дивилися и похваляли. Также смотрели и ландкарту Китайского государства, а потом взошли в самый верх Кунст-каморы и смотрели в прешпективы, которые нарочно для того приуготовлены были от Академии наук. А оное все показы-
вал им [библиотекарь Академии наук] Шумахер, также притом их, послов, подчивал и винами. И по показании всех вещей проводил оной Шумахер их, послов, в кореты
их»25.
Посещение китайскими послами Академии наук не прошло мимо внимания «С.-Петербургских ведомостей». В статье, посвященной этому событию, сообщалось, что во время экскурсии, длившейся более пяти с половиной часов, послам показали «все, смотрения достойное». Они побывали в «словолитной и грыдоровальной печатной палате и типографии», но «особливо смотрели они с удовольствием те эксперименты, которые для их увеселения некоторые про-фессоры делали». А в библиотеке, отмечалось далее, граф Левенвольд «изволил» послам «разныя дивныя вещи показывать и толковать. В кабинетах поднесены были им для прохлаждения некоторыя напитки и закуски». Осмотрев с немалым удивлением «токарныя вещи», собственноручно изготовленные Петром I, продолжает автор статьи, послы направились «к Готторпскому глобусу и на обсерваториум», учинили «напоследок благодарственный комплимент»26 и оставили свои подписи, напечатанные впоследствии по-китайски, по-русски и на ла-
27
тыни .
На память об этом посещении И.Д. Шумахер (по распоряжению А.И. Остермана) подарил послам и секретарю посольства по три экземпляра академических изданий: «Комментарии Санкт-Петербургской Императорской Академии Наук», произведение Г.З. Байера «Китайский музей, в котором объясняются особенности китайского языка и литературы» («Museum sinicum, in quo sinicae linquae et literaturae ratio explicatur»), а также портреты Екатерины I, Петра II, царевича Алексея Петровича и «прешпекты
Санкт-Петербурха и двух Триумфальных
28
ворот» .
Китайских послов ознакомили и с достопримечательными местами в окрестностях С.-Петербурга. Прежде всего было решено показать Кронштадт. Адмиралтейская коллегия, видимо, придавая большое значение
этой поездке, направила Квашнину-Самарину и всем лицам, причастным к данному мероприятию, подробную инструкцию: «Каким порядком имеют салюты отправлены быть». Утром 7-го июня послы в сопровождении 10 «служителей» и приставов в трех каретах прибыли к Исаакиевской пристани, откуда на шлюпках переправились на яхту «Елизабет». Когда они поднялись на палубу, в их честь (согласно инструкции) был произведен залп из 7 пушек. К вечеру яхта пришла к Кронштадту, где корабли тогда стояли по обе стороны острова «в море для гульбы в кампании». Увидя среди них адмиральский корабль «Санкт-Наталия», послы пожелали его осмотреть. Адмирал Гордон встретил послов на палубе, где матросы стояли «по вантам в параде и били в барабаны поход и играли на трубах». Потом адмирал «в своих покоях» потчевал гостей «чаем и разными винами», затем водил их по кораблю, показывая «пушки и протчее все». Когда послы покидали корабль, матросы 5 раз прокричали «ура», со шлюпки гребцы ответили трехкратным «ура», после чего с корабля «выпалили» из 15 пушек. В сопровождении адмирала послы побывали еще на кораблях «Петр Первый», «Петр Второй» и «Санкт-Екатерина», которые они осматривали «со удивлением» и «зело похваляли». После осмотра кораблей послов на шлюпках повезли в Кронштадт, где их приветствовали 21-м залпом из крепостных пушек. На следующий день послы осматривали военную гавань и форт Кроншлот. По их просьбе на пристани была «пущена в море из мортиры бомба чиненая, чему послы весьма удивлялись и похваляли». Во время обеда в Кронштадте послы «зело похваляли флот российской». В ответ Квашнин-Самарин заявил, что «ежели бы случай допустил» видеть им «российской флот, каков имеется в Ревеле, в Риге, у города Архангельского и на Воронеже, то бы и свыше здешняго им показаться мог, а здесь, в Кронштате, флот заведен недавно, понеже, стало быть, новое
29
место» .
Из Кронштадта послов на яхте повезли в Ораниенбаум, а оттуда в Петергоф, где они
пробыли два дня и были дважды удостоены «столом Ея императорского величества». Путешествие по пригородам С.-Петербурга произвело на послов сильное впечатление. Возвратясь в свою квартиру, они, встав на колени, поблагодарили императрицу за то, что они во время этой прогулки «допущены были видеть» такие «преудивительные вещи». Приставы ответили, что «Ея императорское величество, желая согласия с его богдыхановым величеством, и для того и с ними, послами, так милостиво соизволила поступать и указала им то объявить»30.
В один из последующих дней секретарь В.М. Бакунин, якобы от себя, по дружбе, а в действительности по указанию Коллегии иностранных дел, разрешил послам ознакомиться с листами, присланными калмыцким ханом Черен-Дондуком, Шакур-ламой и владельцем Дондук-Даши. Скорее всего это было сделано для того, чтобы лишний раз засвидетельствовать факт российского подданства волжских калмыков, поскольку новое китайское посольство продолжало стоять на границе, надеясь добиться от российского правительства разрешения на проезд к Черен-Дондуку. В листах сообщалось «о учинившейся» между вышеназванными лицами ссоре «и како они по милости Ея императорского величества господином генерал-лейтенантом, князем Борятинским и российскими войски оборонены от противной им партии, за что по должности подданства, по-корственно благодарят и впредь в некоторых делах просят у Ея императорского величества милостиваго решения»31. План Коллегии иностранных дел удался, так как после прочтения листов32 послы заявили, что теперь они убедились в том, что «калмыцкой народ, и подлинно, в действительном подданстве у Российской империи и что зело им, китайцам, удивительно: для чего посланцы их калмыцкие в бытность свою в Пекине подданными российскими не называются», и попросили снять с документов копии на монгольском языке. Их просьба была удовлетворена33.
16-го числа послы продолжили знакомство с С.-Петербургом. Сначала у Адмирал-
тейской крепости они присутствовали при спуске фрегата на воду. По сему торжественному случаю туда изволила прибыть императрица Анна Иоанновна, приказавшая «жаловать министров, своих и чюжестран-ных, и китайских послов по рюмке вина». В тот же день послы побывали в Петропавловской крепости, затем отправились к кораблям и яхтам императрицы, стоявшим у Летнего дворца34.
29-го июня китайских послов в третий раз пригласили во дворец. Их ввели в зал, где за столом «сидели ковалеры ордина Свя-таго Андрея и в ковалерском платье». Вицеканцлер А.И. Остерман объявил послам, что это «торжество отправлялось ковалером». Императрица Анна Иоанновна в «ковалер-ской мантии и малой короне» также присутствовала на торжестве35.
Через несколько дней послам в подарок от императрицы прислали деньги36 и «обыкновенное жалованье на отпуске».
9 июля 1732 г. «послы были пред Ея императорским величеством» на апшит (отпускной) аудиенции, проходившей «по церемониалу, сочиненному в Коллегии иностранных дел». В своей речи послы выразили императрице «всепокорное свое благодарение» за то, что «за имя богдыхана» она «не токмо высокого своего зрения удостоить», но и «милостиво содержать их изволила» и что благодаря «высокому позволению» они смогли увидеть «многие удивительные вещи». В заключение послы заявили, что, возвратившись в Китай, они «обстоятельно» обо всем доложат богдыхану, «отчего между обоими империи дружба не
37 т-\
инако, как наивяще утвердиться может» . В ответной речи послам было сказано, что посольство от богдыхана было «весьма угодно» императрице Анне Иоанновне, что она «приемлет его со всяким благодарением» и что впредь она «весьма склонна все то чинить», что может содействовать «содержанию доброго и твердого между обоими империи согласия». Послов также уведомили, что «Ея императорское величество указала их, послов, обнадежить своей императорскою милостию» и приказала «при столах
пить здоровья: богдыханова величества, Ея императорского величества, фамилии бо-гдыханова величества, фамилии Ея императорского величества, добраго согласия Китайского государства с Российским, а потом
38
другия здравия, что пристойно» .
13-го июля послы вновь посетили государственного канцлера Г.И. Головкина, который вручил им ответный лист Коллегии иностранных дел в Лифаньюань (от 13-го июля)39, после чего присутствующие вели «партикулярные» разговоры40. На сей раз прием у Г.И. Головкина вызвал у послов некоторое недоумение, так как им не предложили ни чая, ни вина. По этому поводу
В.М. Бакунин дал послам следующее объяснение: «У нас, - сказал он, - обыкновенно чай пьют поутру, а в день ево не употребляют, да и винами до обеда не подчивают, а подчивают по обеде. И тако, ежели б они, послы, случились быть так же, как и прежде, пополудни, то б оные и подчиваны бы-ли»41. В тот же день советник канцелярии П.В. Курбатов вручил послам (вместе с реестром) подарки императрицы китайскому императору42.
14-го числа послы нанесли визит вицеканцлеру А.И. Остерману. Во время беседы они поинтересовались, не предполагает ли императрица направить посольство в Китай, и попросили «о том точнаго ответа». А.И. Остерман, видимо, не ожидавший подобного вопроса, ответил, что послы «о том прежде ему не упоминались», поэтому он не может им дать точный ответ. Однако, заявил он, они не должны сомневаться в том, что «от стороны Ея императорского величества, что касается к лутчему союзу между обоих империй, того оставлено не будет». Послы, которые во время разговора были «гораздо подчиваны разными винами», подобным от-
43
ветом «удовольствовались» .
На следующий день посольство выехало из С.-Петербурга. Его обратный путь пролегал через Москву, Нижний Новгород, Казань, Тобольск, Томск, Иркутск и Селен-гинск. 23 января 1733 г. миссия прибыла на границу в Кяхту, откуда отправилась на ро-дину44. Посольство Дэйсина и Баянтая вы-
полнило возложенное на него поручение и вдобавок, привезло в Китай много новых сведений о России45.
Что касается нового китайского посольства к волжским калмыкам, о котором упоминалось выше, то оно простояло на границе три года, но так и не было пропущено. Свой отказ российское правительство мотивировало тем, что калмыцкие владельцы «с давних лет обретаются в подданстве Ея императорского величества и без указу и соизволения Ея императорского величества не токмо от посторонней державы каких посланников принимать, но ничего собою чинить не должны и не могут». И хотя ранее к калмыцким владельцам пропустили послов богдыхана, это было сделано исключительно «по имеющей дружбе к богдыханову величеству, с единого к нему почтения и угод- 46
ности» российской императрицы .
Таким образом, все попытки Китая вовлечь в антиджунгарскую коалицию Россию и волжских калмыков закончились неуда-чей47. Тем не менее это не привело к ухудшению русско-китайских отношений, что не было в интересах обеих сторон48.
Примечания
1 См. Русско-китайские отношения в XVIII веке. Материалы и документы. Т. 1. 1700-1725. М., 1978. С. 437-483, 625-638; Мороз И.Т. Китайское посольство Тулишэня к калмыцкому хану Аюке на Волгу (1712-1715 гг.) // Восточный архив, 2009, № 2(20). С. 28-39.
2 См.: Златкин И.Я. История Джунгарского ханства. 1635-1758. М., 1983. С. 224-225; Нарочницкий А.Л. Западные державы и государства Восточной Азии в XVI-XVIII вв. // Международные отношения на Дальнем Востоке. Кн. 1. М., 1973. С. 33-37.
3 См.: Мороз И.Т. О первом китайском посольстве в Москву (1729-1732 гг.) // Раздвигая горизонты науки. К 90-летию академика С.Л. Тихвинского. М., 2008. С. 167-190.
4 Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ). Ф. 62. Оп. 62/1. 1730. Д. 1. Л. 3-6.
5 Там же. 1732. Д. 8. Л. 51-52 об.
6 Китайская придворная церемония «коутоу» со-
стояла из трех коленопреклонений и девяти ударов
лбом об пол. Посол, отказавшийся исполнить «ко-
утоу», не допускался ко двору и высылался из страны.
Но за пределами своего государства китайским ди-
пломатам разрешалось исполнять церемонии, принятые при других дворах. Например, послам, направленным в Россию в 1712 г. (посольство Тулишэня), не возбранялось при встрече с русским царем (если таковая состоится) поступать так, как русское «обыкновение» требует (посольство ко двору не было приглашено). Послы Тоси и Маньдай на аудиенции у императрицы Анны Иоанновны в Москве предпочли исполнить не русские поклоны, а церемонию «коутоу».
7 АВПРИ. Ф. 62. Оп. 62/1. 1732. Д. 8. Л. 51 об.
8 Там же.
9 Там же. Л. 174.
10 Накануне Коллегия иностранных дел направила в Придворную канцелярию «меморию» с указанием: прибывающих в Александро-Невскую лавру послов «накормить на серебреном сервизе с добрыми напитками и конфектами, с музыкою и с придворными служители». А в С.-Петербурге на квартире, отведенной послам, приготовить подобный же стол «и кормить их три дни (столом Ее императорского величества. -И.М.) и, особливо, - подчеркивалось далее в «мемо-рии», - чтоб был доброй чай и кофе с принадлежащими к тому столу посуды и уборы европейской, а не китайской работы» (10 АВПРИ. Ф. 62. Оп. 62/1. 1732. Д. 8.. Л. 224).
11 Там же. Л. 335.
12 В Москве на аудиенции у императрицы Анны Иоанновны «выше» послов Тоси и Маньдая сидели: грузинский царь, государственный канцлер Г.И. Головкин, фельдмаршалы: князь В.В. Долгоруков и князь И.Ю. Трубецкой (12 АВПРИ. Ф. 62. Оп. 62/1. 1732. Д. 14. Л. 22 об.).
13 Там же. Д. 8. Л. 223-223 об.
14 Очень часто из-за плохой погоды или болезни пристава данное указание не исполнялось.
15 Посещать послов разрешалось только высокопоставленным лицам. В различное время их посетили: тайный советник В.В. Степанов, князь, сенатор М.Г. Головкин, камергер А.Б.Куракин, граф, обер-гофмаршал К.Г. Левенвольд, секретарь Коллегии иностранных дел П.В. Курбатов. Во время этих посещений официальных переговоров не велось.
16 16 АВПРИ. Ф. 62. Оп. 62/1. 1732. Д. 8. Л. 239240 об.
17 Там же. 1730. Д. 12. Л. 52-58.
18 Там же. 1732. Д. 8. Л. 389 об.-390.
19 Там же. Л. 397-397 об.
20 Подарки послов и секретаря были вручены императрице Анне Иоанновне, канцлеру Г.И. Головкину, генерал-фельдмаршалу Б.К. Миниху, вице-канцлеру А.И. Остерману, тайному советнику В.С. Степанову, гофмаршалу Д.А. Шепелеву и действительному статскому советнику С.Л. Игнатьеву (20 АВПРИ. Ф. 62. Оп. 62/1. 1732. Д. 8. Л. 398).
21 Там же. Л. 399-401.
22 Там же. Л. 402-402 об.
23 Там же. Л. 403-405.
24 Речь идет о знаменитом Готторпском глобусе (диаметр 3,1 м). Внутри глобуса был устроен планетарий (вмещал до 12 человек).
25 АВПРИ. Ф. 62. Он. 62/1. 1732. Д. 8. Л. 406 об.
26 «С.-Петербургские ведомости». 8 дня июня 1732. №42.
27 Экземпляр «Расписки послов и секретаря китайского посольства, посетившего Академию наук 6 июня 1732 года», хранится в Архиве РАН (Радов-ский М.И. Посещение Петербургской Академии наук китайскими гостями в 1732 г. // Из истории науки и техники в странах Востока. Вып. 2. М. 1961. С. 87).
28 АВПРИ. Ф. 62. Оп. 62/1. 1732. Д. 8. Л. 412— 412 об.
29 Там же. Л. 408-409 об.
30 Там же. Л. 411.
31 Там же. Л. 411 об.
32 Послы утверждали, что на листах стояла печать, которую богдыхан «в прежних годех» вручил хану Аюке «во утверждение его ханства» (АВПРИ. Ф. 62. Оп. 62/1. 1732. Д. 8.. Л. 412).
33 Там же.
34 Там же. Л. 413.
35 Там же. Л. 414 об.—415.
36 По распоряжению А.И. Остермана В.М. Бакунин
заранее «спрашивал тайно» у послов, какие «государственные» презенты им «более угодны». Послы ответили, «что угодны им, послам, деньги и камлоты». Всему посольству было прислано 2.900 руб.: послам по 1.000 руб., секретарю 500 руб., свите из 20 человек 400 руб. Помимо денег послам подарили 80 аршин камлотов разного цвета, а секретарю 20 аршин (АВПРИ. Ф. 62. Оп. 62/1. 1732. Д. 8. Л. 415^16 об.). Послы получили подарки и от некоторых сановников. Например, Б.К. Миних преподнес им 6 серебряных чашек, фузею, кусок штофа, двух голландских собак с двумя щенками (Там же. Л. 405 об.). Граф К.Г. Левенвольд прислал послам по одной фузее в серебряной оправе, вороненые, две золотые табакерки и по два фунта шоколада (АВПРИ. Ф. 62. Оп. 62/1. 1732. Д. 8. Л. 413 об.).
37 АВПРИ. Ф. 62. Оп. 62/1. 1732. Д. 8. Л. 359-359 об.
38 Там же. Л. 361.
39 В листе сообщалось о получении в Коллегии иностранных дел двух листов Лифаньюаня: поздравительного (по случаю восшествия на престол императрицы Анны Иоанновны) и ответного (о возвращении перебежчиков и проч.).
40 На встрече присутствовали 11 человек: тайный советник В.С. Степанов, секретари и переводчики, получившие приказание в тот день быть у Г.И. Головкина к 10 часам «в хорошем платье, понеже положено во оном часу быть к его сиятельству китайским послам» (АВПРИ. Ф. 62. Оп. 62/1. 1732. Д. 8. Л. 379).
41 АВПРИ. Ф. 62. Оп. 62/1. 1732. Д. 8. Л. 417 об,-418. Скорее всего, это произошло из-за анекдотической скупости Г.И. Головкина.
42 Согласно «рэестру» богдыхану посылались: «35 аршин % пунцового и золотого штофу с бархатными цветами, 17 аршин 7 вершков по кармазинной бархатной земле с золотом. А что пошлется еще из Сибирской губернии, - говорилось в реестре, - о том будет дан реэстр от тамошняго губернатора» (АВПРИ. Ф. 62. Оп. 62/1. 1732. Д. 8. Л. 419 об.)
43 АВПРИ. Ф. 62. Оп. 62/1. 1732. Д. 8. Л. 419-419 об.
44 Прием посольства Дэйсина и Баянтая обошелся русской казне в 22.460 руб. (Бантыш-Каменский Н.Н. Дипломатическое собрание дел между Российским и Китайским государствами с 1619 по 1792 гг. Казань, 1882. С. 203).
45 См.: Мясников В.С. Новые знания о России в Цинском Китае в XVII в. // Квадратура китайского круга. Кн. 1. М., 2006. С. 407^16.
46 АВПРИ. Ф. 62. Оп. 62/1. 1732. Д. 8. Л. 3.
47 Больше подобных попыток Китай не предприни-мал.
48 Лифаньюань все-таки не преминул хоть как-нибудь выразить свое недовольство. Оттуда возвратили лист Коллегии иностранных дел (который канцлер Г.И. Головкин передал послам) с требованием переписать его и отправить (согласно Кяхтинскому договору 1724 г.) от имени Сената. Во избежание осложнений лист был переписан (от 31.XII. 1733 г.) и отправлен по назначению.
•хг<^р£у*
