Научная статья на тему 'Первая конференция «Анаграммы: семантическое варьирование и текстопорождающие возможности» (Калининград, 15-16 сентября 2014 года)'

Первая конференция «Анаграммы: семантическое варьирование и текстопорождающие возможности» (Калининград, 15-16 сентября 2014 года) Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
153
15
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Первая конференция «Анаграммы: семантическое варьирование и текстопорождающие возможности» (Калининград, 15-16 сентября 2014 года)»

ПЕРВАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ «АНАГРАММЫ: СЕМАНТИЧЕСКОЕ ВАРЬИРОВАНИЕ И ТЕКСТОПОРОЖДАЮЩИЕ ВОЗМОЖНОСТИ» (Калининград, 15 — 16 сентября 2014 года)

В Институте гуманитарных наук Балтийского федерального университета им. И. Канта 15 — 16 сентября 2014 года состоялась Первая конференция «Анаграммы: семантическое варьирование и текстопо-рождающие возможности», которая проводилась в рамках проекта РГНФ 14-04-00124 «Анаграмматические коды: когнитивные основания и текстопорождающие возможности». Открыла конференцию ее организатор, доктор филологических наук, профессор Мария Алексеевна Дмитровская. Она отметила стоящие перед участниками задачи: четко очертить предмет исследования, отделив для этого анаграммы от смежных явлений, рассмотреть функционирование анаграмм в различных видах текстов, дать содержательную интерпретацию обращения создателей текстов к анаграммам, рассмотреть семантическое варьирование и роль анаграмм в процессе текстопорождения.

В секции 1 «МоКСеЫСИаиеЫ: МаИС1Ыальна ли аНаГРаММА?» первым выступил доктор филологических наук, профессор БФУ им. И. Канта Владимир Хамитович Гильманов с докладом «Анаграмма в дискурсе "скрытой теологии" барокко (на примере поэтического кружка Кенигсберга XVII века)», который был посвящен попытке связать анаграмму с парадигмальной тайной поэзии барокко. По утверждению докладчика, суть анаграммы на данном этапе — особый вид поэтического мимезиса, отражающего сущностно-онтологический разлом бытия, который открывается прежде всего в самом лирическом «Я» поэтического субъекта. Поэт переживает и открывает себя как знак тавтологического раздвоения в неравенстве «внешнего» и «внутреннего» человека (2 Кор. 4: 16). В анаграммах имен кёнигсбергских поэтов XVII века — Симон Дах = «Хасминдо», «Сихамонд», «Исхмандо», Роберт Робертин = «Берринто», Андреас Адерсбах = «Бархедас» и др. — ясно распознается горько-ироничное отображение этого антропологического неравенства, объясняющего в том числе самоназвания их поэтического кружка — «Тыквенная хижина» и «Ревнители бренности». В отличие от ренессансной концепции поэзии как «скрытой теологии», восстанавливающей «магический круговорот» бытия (Мартин Опиц), «ревнители бренности» осознают себя и свой поэтический логос как свидетельство невозможности этого восстановления по причине нарастающего раскола единства мира, дающего о себе знать в мимезисе барочного поэтического гнозиса. Анаграммы их имен — иро-

нично-барочное отражение новой «скрытой теологии» поэзии, открывающей в своем мимезисе усиливающуюся неадекватность человека своей истинной сути и вызванное этим усиление динамики поворота мира к эсхатологическим пределам, очерченным в «Откровении от Иоанна Богослова»1.

В докладе доктора филологических наук, профессора БФУ им. И. Канта Геннадия Ивановича Берестнева «Либо дупеля, либо пуделя: типы анаграмм в пословицах и поговорках» было отмечено, что обращение к проблеме анаграмм ставит исследователей перед широким кругом вопросов, которые можно сгруппировать в несколько ключевых проблемных областей. Одна из них организуется вокруг вопроса: каковы границы анаграмматических построений и с точки зрения внутриязыковой, и внешней, межъязыковой? В первом случае предстоит понять, какие еще языковые явления имеют отношение к анаграммам. Во втором доказывается, что анаграммы функционируют не только в рамках отдельного языка, но могут быть более широкими и допускают межъязыковые взаимодействия. Рассмотрение этого вопроса во внутриязыковом аспекте и составило общую цель доклада. Материалом послужили пословицы и поговорки.

В. Н. Топоров настаивал на том, что при обращении к данной проблеме следует уходить от рассмотрения «приблизительных» анаграмм, доказательность которых оказывается еще более сложной. Докладчик выразил мнение, однако, что в отношении малых фольклорных жанров это положение меняет свою значимость. С одной стороны, пословицы и поговорки исключительно насыщенны содержательно, а с другой — жестко ограничены в размерах. Вследствие этого в текстах подобного рода и «степень анаграмматичности», и общее устройство анаграмм отличаются от обычных.

Далее докладчик показал, что как русские, так и английские пословицы и поговорки обнаружили в своем звуковом устройстве восемь типов анаграмм.

1. Анаграммы, различающиеся тремя и более фонемами; порой приходится говорить даже не о различающихся фонемах в таких словах, а наоборот, о немногих одинаковых. Ср.: Борода выросла, а ума не вынесла; В родню толст да не в родню прост.

2. Анаграммы, различающиеся двумя фонемами. При этом в сильной позиции в соответствующих словах стоят обычно одни и те же единицы. Ср.: Кого мимо, а Мину в рыло; Брови нависли - злоба на мысли.

1 Полное содержание доклада В. Х. Гильманова представлено в его статье в настоящем сборнике.

3. Анаграммы, различающиеся одной фонемой. Подобные различия могут иметь самые разные качества. В частности, они могут различаться согласными — Наелся, как бык, и не знает, как быть. Слова, связанные подобными анаграмматическими отношениями, могут различаться и гласными — Кому чудо, а нам чадо.

4. Анаграммы, в которых перестановка звуков в словах сочетается с введением в базовый комплекс дополнительных согласных: Метил в ворону, а попал в корову (ВРн - кРВ).

5. Анаграммы, образованные повторяющимися согласными, которые лишь имеют разный порядок. Ср.: Хватил слепой спелой ягоды вин-дерюхи; Либо дупеля, либо пуделя.

6. Случаи, когда имеющемуся сочетанию в одном слове соответствует такое же сочетание в другом, но с дополнительной согласной: Эти рога были на нашем торгу; Достают хлеб горбом, достают и горлом.

7. Анаграммы, представляющие собой сложные перестановки, реализующиеся в пределах соотносимых слов — Заплаточки с лоскуточками беседуют (запЛаТОЧК - ЛоскуТОЧК); Уедно псу, да неулежно (УЕдНО - УлЕжНО).

8. Такие случаи, при которых в анаграмматические отношения вступают не отдельные слова, а слово и словосочетание или два словосочетания: Надобно жить как набежит (НадоБно ЖиТь — НаБеЖиТ).

Завершая рассмотрение данного вопроса, докладчик выразил мысль о том, что благодаря анаграммам в тексте не только шифруются те или иные наименования, но также устанавливаются более тесные формальные и смысловые связи между словами. Кроме того, в пословицах и поговорках анаграммы выполняют как бы «обратную» функцию по сравнению с древними сакральными текстами — ориентируют их содержание на глубинные уровни человеческой ментальности, особым образом активизируя мыслительную деятельность носителей языка.

В докладе доктора филологических наук, профессора БФУ им. И. Канта Марии Алексеевны Дмитровской «Язык искусства как искусственный язык: основания использования мультиязыкового анаграмматического кода (случай Николая Кононова)» был поставлен вопрос, неотделимый от исследования работы мультиязыкового кода в произведениях Н. Кононова и связанный с выявлением содержательных обоснований использования этого кода писателем. Центральная мотивировка отсылает нас к эпизодам Священной Истории, связанным с обретением языка как единого нераздробленного целого: практике ветхозаветных пророков, говорение на незнакомых языках при схождении Святого Духа на Пятидесятницу и адамическому первоязыку, предшествовав-

шему смешению языков при Вавилонском столпотворении. На материале романа «Фланёр» и рассказа «Амнезия Анастасии» были прослежены скрытые механизмы кодирования одного из важнейших условий использования мультиязыковых переходов — это охват действием всего мира. В рассказе «Амнезия Анастасии» содержатся также скрытые отсылки к искусственным языкам международного общения — эсперанто и идо. Мультиязыковой код знаменует возврат к адамиче-скому состоянию языка, в котором потенциально содержатся все языки мира. Одновременно это своеобразный искусственный язык. Они является языком искусства у Николая Кононова.

В секции 2 «Fingo verba: с-ложность с-отворения с-лова» был заслушан доклад аспирантки кафедры славяно-русской филологии БФУ им. И. Канта Наргизы Абдумаликовны Темировой «Анаграмматика игры в произведениях Николая Кононова». Выступление было посвящено рассмотрению игровых репрезентаций концепта «игра», в основе которых лежит прием анаграммирования как важнейший среди механизмов текстопорождения у Н. Кононова. На материале рассказа «Два часа», входящего в книгу рассказов «Саратов», были рассмотрены следующие анаграмматические переходы: 1) игра — Игорь. Описание внешности Игоря, его поведения, манер, само развитие его отношений с повествователем строится на обыгрывании различных видов игры: шахматной игры, игры на музыкальных инструментах и актерской игры в театре. 2) Игра — гореть. Тема горения проходит сквозь весь рассказ, где физическое оказывается тесно связанным с эротическим, что проявляется в употреблении лексем «огонь», «жар», «сияние», «вспышки», «искры». 3) Анаграмматический переход игра-герой педалирует вопрос о героях повествования, усиленный перекличками с «Героем нашего времени» М. Ю. Лермонтова, о недостоверности повествования и идее двойничества, проходящей через весь рассказ.

Рассматриваемые анаграммы функционируют не изолированно, а тесно сопряжены, взаимопроникают друг в друга. Именно концепт игры в его игровом структурировании организует текст и выводит читателя на онтологические вопросы о существовании / несуществовании.

Доклад аспирантки кафедры славяно-русской филологии БФУ им. И. Канта Инги Денисовны Шульги «Пальма первенства: способы анаграмматического кодирования авторского присутствия в рассказах А. С. Грина "Фанданго" и "Серый автомобиль"» был посвящен описанию скрытой семантической матрицы, лежащей в основе произведений А. С. Грина, материалом для которой служит мультиязыковое ана-граммирование писателем собственной фамилии и псевдонима — Гриневский, Грин. Лексема Грин является межъязыковым омонимом к

англ. green («зеленый»), которое организует связи между словами palma («пальма»), greenhouse («парник») и его синонимом conservatory, а также лексемой orangery («оранжерея»), как местами, в которые писатель помещает своего героя (самого себя). Общность обоих рассказов выявляется на основе выделения единого для обоих произведений концепта руки (palma). Все имена собственные в произведениях, а также свойства субъектов и объектов (цвет автомобиля, цвет кожи Бам-Грана) через анаграммы связаны с писательским псевдонимом Гриневского и формируют образ автора, помещающего себя в игровое пространство текста. Анализ доказывает обоснованное использование Грином межъязыкового анаграмматического кода как центрального метода, с помощью которого автором формируется языковой материал, лежащий в основе развертывания сюжета и текста.

Работа секции 3 «Видимо, невидимо: к слову приказ снись» открылась докладом кандидата исторических наук, доцента БФУ им. И. Канта Ильи Олеговича Дементьева «Между Сербией и Боруссией: анаграмматический код "Хазарского словаря" Милорада Павича». Было отмечено, что анализируемый роман (1984) принадлежит к числу классических произведений постмодернистской литературы. Многие исследователи реконструируют югославский подтекст «Хазарского словаря», однако прусский подтекст остается незамеченным. Отсылки к нему носят в романе эксплицитный характер, а также могут быть обнаружены в процессе декодирования с использованием мультиязыково-го анаграмматического кода. По замечанию М. А. Дмитровской, названия «Пруссия» и «Сербия» являются анаграммами (ПРС — СРБ), и в тексте романа эту пару дополняют другие значимые топонимы и этнонимы: Сарматия, Берзилия, сабир (тюркское название хазар). Говоря о хазарской истории, М. Павич отсылает читателя не (с)только к сербскому (югославскому) историческому опыту, но и к опыту Пруссии и пруссов. Столица Пруссии — Кёнигсберг, в котором якобы было выпущено первое издание «Хазарского словаря» в 1691 году, имеет множество двойников в художественной топографии романа. Само слово Кёнигсберг (нем. «королевская гора») может быть прочитано как «гора хазарского кагана» (König — анаграмма слова kagan). Еще одна анаграмматическая игра связана с янтарной темой, сближающей Янтарный край (Пруссию) и Сербию. Сербское слово cilibar («янтарь») появляется в романе только один раз — в финале, где оно используется в характеристике улыбки одного из ключевых персонажей («улыбка, плененная бородой, как жучок — янтарем», здесь и далее перевод Л. А. Савельевой). Слово чилибар — анаграмма к топониму Челарево (CLBR — CLRV), которому посвящена отдельная статья словаря. Это

бывшее хазарское поселение находится на территории современной Сербии, и согласно роману в нем археологами было обнаружено средневековое кладбище хазар — «могилы пропащих, конченых людей, каковыми и были хазары на том месте, а возможно, и в то время».

Судьба Пруссии позволила Павичу проиллюстрировать судьбу маленького народа, теряющего и язык, и государственность, и имя в условиях соперничества великих держав и великих религий. Используя мультиязыковой анаграмматический код, Павич в художественной форме формулирует постмодернистскую аксиому относительности всяких смыслов в универсуме: захоронения лишенных этнической идентичности анонимов в Челарево — это «низ низов», город правителя на горе — это «верх верхов», однако между ними нет разницы: достижение целостности через письмо неизбежно ведет к смерти. Созданный в Сербии роман, в основе сюжета которого лежит печальная история Боруссии, будет умножать число интерпретаций, придавая бессмертие ушедшим, казалось бы, в небытие на фоне становления и распада великих держав народам.

В докладе кандидата филологических наук, доцента Ирины Юрьевны Вертеловой «Анаграмматический принцип в сонетах Серебряного века» рассматривались анаграмматические игры с функциональной точки зрения. В частности, использование анаграмм дает возможность зашифровать имя, как, например, в цикле «Золотые завесы» Вяч. Иванова и в сонете «Калиостро» из цикла «Медальоны» Валериана Боро-даевского; анаграмматические комплексы используются как звукопись, например в сонете «Бесприютность» К. Бальмонта или в двух сонетах Ивана Грузинова «Бубны боли» и «Жернова заржали жаром»; благодаря анаграмматическому принципу устанавливаются тесные семантические отношения между словами, объединяющими их в ассоциативно-смысловые поля, как в сонете Иннокентия Анненского «Черный силуэт» из цикла «Кипарисовый ларец», в сонетах Федора Сологуба и Игоря Северянина. Все это усиливает художественную функцию поэтического текста. В результате анализа устанавливается, что в сонетах Серебряного века анаграмматический принцип можно рассматривать как средство построения текста, его внутренней организации; анаграммы устанавливают тесные формальные и семантические отношения между словами, объединенные одним контекстом; разгадывание анаграмм позволяет выявить имплицитные содержательные уровни текста.

Работа секции 4 «За ложь nick вечности: ad infinitum / ад infinitum» открылась докладом учителя МАОУ СОШ № 36 Алисы Вадимовны Скрябиной «"Кто был ничем, тот станет всем" (анаграмматическое

варьирование и смысловая иррадиация слова ничего в произведениях Николая Кононова)». В докладе рассматривались способы анаграмми-рования ключевых слов в прозе Н. Кононова. Особое внимание было уделено отрицательному местоимению ничего. Для Н. Кононова важно, что местоимение отличается от всех других обозначений, оформляемых языком тем, что оно не соотносится ни с понятием, ни с индивидом. Это позволяет Н. Кононову с успехом применяет различные текстовые стратегии, связанные с переходами «имя — безымянность». В докладе рассматривались следующие анаграмматические переходы: ничего — Овечин — увечен — вечен — и предлагалась их содержательная интерпретация.

Совместный доклад учителя МАОУ СОШ № 6 Калининграда Натальи Эдмундовны Мурзич и доктора филологических наук, профессора Марии Алексеевны Дмитровской «Срамота в Сарматии: анаграмматический комплекс СМРТ в книге рассказов Ю. Буйды "Прусская невеста"» был посвящен рассмотрению единства брачно-похоронной семантики в книге Ю. Буйды. Это единство явлено в анаграмматическом комплексе СМРТ, который связан, с одной стороны, со смертью, а с другой — с производительным низом человека (срам, срамота). Включенность в анаграмматическое варьирование слова Сарматия как встречающегося у античных авторов обозначения земель между Вислой и Неманом (приблизительно совпадающих с территорией Восточной Пруссии) позволяет рассматривать брачно-похоронную семантику в тесной связи с аграрными культами.

В докладе подробно были рассмотрены лексемы, включающие анаграмматический комплекс СМРТ, и их семантический потенциал. Так, в одноименном рассказе, открывающим книгу «Прусская невеста», встречаем тринадцатилетнего гробокопателя по прозвищу МаТРаС, анаграмматическая составляющая смерти поддерживается и сюжетом травестийной «встречи» с мертвой невестой-трупом на кладбище. Семантика смерти прослеживается и в рассказе «Андрей Фотограф». Герой обозначен автором как МаСТеР СМеРТи, поскольку выдает запечатленные мгновения жизни; примерно в этом ракурсе можно рассматривать и Ивана Ивановича Голубефа («Через «Фэ»), расписывающего мертвые тела в морге, превращая их в предмет искусства, в том числе и тело своей возлюбленной Таньки МаТРоСки. Семантика смерти усиливается здесь выявляется и через связь антропонима Матроска с морем (ср. слова с омонимичным корнем морить-умервщлять). Однако и сама Матроска составляет пару с Голубефым не только в сюжетно плане, но и в семантическом, поскольку Матроска — жена или подруга матроса, таким образом сам Голубеф-матрос, только его

невеста весьма непостоянна (прозвище Матроска имплицитно актуализирует идиому поматросить и бросить). С морской стихией связан и С(тёпа) МаРаТ, женившийся на пьющей Нате Корабельниковой, они также составляют семантическую пару. Она — Корабельникова (кора-бельник = МаТРоС), он — служил на легендарном линкоре «Марат» МаТРоСоМ. Рассказ заканчивается смертью Стёпы, поднимающего солнце (предположительно, по тексту — в МаРТе). Признак нечистоты (СРаМоТы) имплицитно распространяется и на героиню Буяниху через интертекстуальные связи с рассказом Л. Андреева «Буяниха», где героиня являлась проституткой и именовалась МаРией и МаРгаРиТой. У Буйды Буяниха является «непорочной девой», однако муж ее носит признак нечистоты, он ассенизатор. Морская (водная) стихия и стихия земли у Ю. Буйды сопрягаются как имеющие отношение к рождению и смерти.

Совместный доклад доктора филологических наук, профессора Марии Алексеевны Дмитровской и аспиранта БФУ им. И. Канта Виталия Валерьевича Витковского «Смерть в венце: мультиязыковое кодирование и анаграмматические основания "венецианского текста" в рассказе Юрия Буйды "Все проплывающие"», представленный в заключение конференции, содержал объяснения авторских принципов анаграм-мирования, лежащих в основании «венецианского текста» названного рассказа. Значительное внимание было уделено смысловым анаграмматическим связкам amor «любовь» — mare «море» — mors «смерть», встроенных автором в русло любовно-брачно-похоронной семантики, поддерживающейся анаграмматическим единством между словами Венеция — невеста — венец. Были представлены вариативные способы семантизации фамилий, топонимов, атрибутов и цветовых номинаций, способствующие обнаружению скрытой семантики текста. Указано на имплицитные и эксплицитные интертекстуальные связи между рассказом Ю. Буйды, новеллой «Смерть в Венеции» Томаса Манна, стихотворениями «Венеция» А. Блока и Б. Пастернака и «Эпиграммой. Венеция 1790» И. Гёте.

Конференция завершилась подведением итогов и образованием Балтийского анаграмматического кружка.

Проф. М. А. Дмитровская

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.