Перспективы объединенной Европы после финансового кризиса 2008 г Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

УДК 327

А. И. Абалян

перспективы объединенной европы после финансового

кризиса 2008 г.

Если я хочу позвонить в Европу, какой номер я должен набрать?

Г. Киссинджер

Социально-экономические и общественно-политические проблемы, возникшие в государствах — членах Европейского Союза вследствие финансового кризиса 2008 г, поставили под сомнение долгосрочные перспективы организации. Европейская интеграция базируется, прежде всего, на экономической составляющей, но в период кризиса проявилось усиливающееся неравенство конкурентноспособности национальных экономик: с одной стороны, «государств-тяжеловесов» — Германии и Франции, а также стран Южной и Центральной Европы, с другой, членов еврозоны и стран, сохранивших национальные валюты. Долговые и банковские кризисы в Греции и на Кипре убедительно доказали, что промышленно неразвитые государства окажутся несостоятельными в рамках существующей системы. Особую опасность для общеевропейского единства представляют сепаратистские и националистические движения, усиливающие на современном этапе свое влияние на общественное мнение. Важной проблемой также является несогласованность курсов европейских государств на внешнеполитической арене, в особенности между лидерами Евросоюза — Францией и Германией.

Ключевые слова: Европейский союз, мировой финансовый кризис, национализм, евро, зона свободной торговли, суверенитет, Германия, национальные интересы.

Попытки объединения Европы под флагом той или иной империи делались на протяжении многих веков, однако все они оказывались безуспешными. На наш взгляд, основной причиной этому был пролив Ла-Манш (или в английском варианте English Chanel), разделявший Великобританию и континентальную Европу. Для доминирования в Европе требовалась сильная сухопутная армия, для господства в мире нужен был флот, ориентированный на морскую торговлю. Ни одна европейская страна не могла переправиться через Ла-Манш и нанести поражение Великобритании, подчинив ее Европе. Испанская армада, французский флот в Трафальгаре, самолеты Люфтваффе над Британией — никто из них не смог создать условий для вторжения и подчинения Великобритании. Чтобы ни происходило в континентальной Европе, англичане с их могущественным флотом манипулировали балансом сил в Европе, заставляя европейские страны скорее соперничать друг с другом, чем объединиться против Англии. Даже когда после поражения Наполеона королевский военно-морской флот создал империю, которой до этого никогда не существовало в Европе, она была неспособна господствовать на континенте. Другие географические особенности Европы также затрудняли объединение, но, при определенных условиях, с трудом, они были преодолимы. Кроме Ла-Манша.

Самым суровым испытанием для исторической судьбы Европы стали объединение Германии в 1871 г. и необходимость включения ее в европейскую си-

© А. И. Абалян, 2013

стему государств, чьей неотъемлемой, но и неинтегрируемой частью была Германия. Это привело к двум мировым войнам, продолжавшимся с 1914 по 1945 г, результатом которых стали установление контроля над Европой США и СССР и распад европейской имперской системы. Разрушенная экономика, кризис ценностей и морали, недоверие к политическим элитам — после 450 лет процветания европейской цивилизации она потеряла все, что было завоевано с таким трудом. В этом контексте США стали для Европы идеалом, примером для подражания — богатая, стабильная, процветающая, единая нация, способная диктовать свою экономическую, политическую и военную волю великим державам другого континента. «США впервые стали участниками глобальной политики, тесня своих европейских соперников, планомерно и уверенно создавая систему международных отношений посредством превосходящего благосостояния и мощи» (Хомский, 2007, с. 113). Другая же сверхдержава — СССР — традиционно считалась частью Европы, и русские все еще воспринималась как «бедные родственники», действующие более или менее в рамках европейской парадигмы, несмотря на коммунистическую идеологию. Известный политолог Н.Хомский связывал это с тем фактом, что «Россия выступала в качестве своего рода европейской страны "третьего мира", поскольку темпы ее развития отставали от западных и до Первой мировой войны, в то время как она оставалась традиционным поставщиком ресурсов и привлекательным источником для зарубежных инвесторов» (Там же, с. 112).

Неудивительно, таким образом, что именно США начали формирование современной Европы. При этом они же, опасаясь развития процессов в Европе по непредсказуемому сценарию, например стремления играть независимую от США роль, в первую очередь для противостояния советской угрозе создали НАТО с целью политического и военного объединения Европы и США. Это также создало базу для формирования транснациональных организаций, объединяющих европейские страны. И весь послевоенный период европейцы посвящали себя реализации транснационального проекта — созданию объединенной Европы. Этому было, вероятно, две причины: первая — «холодная война» и доктрина коллективной безопасности; и вторая, более глубокая, — надежда на возрождение европейской цивилизации после всех ужасов ХХ в. Было очевидно, что объединение Германии привело к возникновению конфликтов, а ее разделение после 1945 г. стабилизировало ситуацию в Европе. Однако европейцы не желали продолжения оккупации, постоянного страха возобновления войны и искали способы преодоления своей собственной истории.

Важнейшим вопросом для Европы оставался статус Германии, но, вероятно, большую опасность представляла фундаментальная проблема национализма, причем не только немецкого национализма, но и многих молодых «национа-лизмов» Центральной Европы, начавших после Первой мировой войны борьбу за свое освобождение. Таким образом, первостепенными задачами были преодоление национализма и создание структуры, способной объединить Европу, сохранив отдельные нации лишь как культурные феномены, а не политические и экономические общности. В то же время, вовлекая в этот процесс Германию, европейцы надеялись решить и «германский вопрос». В этом смысле послево-

енная эпоха представлялась очень удачным моментом, когда «те, кто поддерживал романтический культ агрессии и национальной общины, потерпели поражение — по иронии судьбы, в той самой инстанции, которую они считали высшим и окончательным судом, — на поле брани» (Геллнер, 2002, с. 175). Кроме того, после недолгого (благодаря плану Маршалла) периода восстановления в Европе начался период беспрецедентного роста благосостояния, где наибольший успех сопутствовал тем, кто проиграл войну. Вследствие этого немцы были «лишены возможности дальше культивировать коллективную агрессию... с позиций успеха и естественного отбора — этика воинственности потерпела фиаско» (Там же).

Европейский союз был задуман не только как экономический инструмент, но и как средство возвращения функций глобального игрока на мировой арене и восстановления утраченного влияния европейской цивилизации в культурно-политической сфере. Балансируя на грани самоуничтожения всю первую половину ХХ в., европейцы видели единственным выходом возврат к традиционным ценностям, процедурным схемам, поведенческим нормам. И теперь понятие «европейские ценности» ассоциируются даже в представлении обывателей с разрешением конфликтов мирным переговорным путем, соблюдением гражданских и политических прав и свобод человека и этнических меньшинств. Другими компонентами «европейских ценностей», которые легли в основу идеологии Европейского союза, стали обеспечение экономической и политической стабильности на основе общей солидарности и повышения благосостояния европейцев, а также поддержания безопасного и дружественного внешнего окружения. Акцент не случайно был сделан на экономику, а не на военную силу. Военные альянсы привели к европейской трагедии ХХ в., поэтому, отказываясь от создания масштабных общеевропейских вооруженных сил, европейцы полагались на НАТО и США в обеспечении безопасности, избегая, таким образом, той части своей истории, повторения которой они стремились предотвратить. При этом отдельные государства-члены ЕС обладали значительными военными потенциалами. Великобритания и Франция являлись ядерными державами; Германия наряду с ними, а также Италией и Испанией, располагали сравнительно крупными и эффективными вооруженными силами. Целый ряд средних и малых стран ЕС имели немногочисленные, но хорошо оснащенные армии. Однако, помимо малого масштаба, дееспособность национальных вооруженных сил стран ЕС, очевидно, намеренно ограничивалась беспрецедентно низкими военными расходами. Уже после окончания Корейской войны 1950-х гг. и смерти И. В. Сталина все западноевропейские страны сократили свои оборонные бюджеты; дальнейшее снижение было предпринято в конце 1980-х гг. после распада социалистического блока. По данным на 2003 г., средний уровень военных расходов стран-членов НАТО составлял 3,4% ВНП; в Дании — 1,6%; в Италии — 1,5%; в Испании — 1,4%. Только во Франции и Великобритании военные бюджеты были значительно больше, не превышая, однако, 5% ВНП, оставаясь ничтожными по историческим меркам (иий, 2005, р. 735). Это позволило возникнуть крылатой фразе, что «Европейский союз — гигант в экономике, карлик в политике и не более чем червяк в военной сфере».

Главной задачей, таким образом, стало достижение экономического процветания. Идея заключалась в том, что свободная торговля, регулируемая общими бюрократическими структурами, подавит национализм и позволит добиться процветания без отказа от национальной идентичности. До 1980-х гг. не возникало особенных противоречий в сосуществовании национальных государств и Европейского сообщества, которое представляло собой «просто-таки исключительный пример мирных геополитических договоренностей, характеризовавших капиталистический мировой порядок после 1945 г» (Манн, 2002, с. 388). Вполне очевидно, что все крупнейшие достижения на пути к Общему рынку были обусловлены согласованными действиями лидеров объединения — Франции и Германии и обеспечивались во многом за счет их ресурсов. Это отвечало традиционным интересам европейских стран, ничем не ограничивая их суверенитета, и принималось как данность. Закономерно, таким образом, что подписанный в декабре 1991 г. Маастрихтский договор во многом также был обусловлен национальными интересами «государств-тяжеловесов» и поддерживающих их стран Бенилюкса. В особенности это касалось введения евро — единой европейской валюты, которая стала символом достижения мечты об Объединенной Европе. Франция, обеспокоенная воссоединением Германии — своего традиционного противника на международной арене, вынудила Бонн согласиться на введение евро вместо Deutschmark, чтобы в максимальной степени интегрировать немцев в Европейский союз, связав их многочисленными законами, правилами и соглашениями. Германия, в свою очередь, настаивала, чтобы евро был копией старой немецкой национальной валюты, регулируемым, как и марка, независимым и подчиняющимся финансовым принципам Центрального Банка Германии. Для других государств-членов, в частности стран «Club Med», таких как Испания и Италия, были разработаны жесточайшие условия вступления в еврозону, с предусмотренными штрафами в случае их несоблюдения, например, в сфере социальных расходов, что вызвало отчетливо негативную реакцию общественного мнения этих стран. Достаточно настороженно восприняли присоединение к Европейскому союзу и граждане гораздо более благополучных стран, членов старой европейской зоны свободной торговли — Швеции, Финляндии и Австрии, с готовностью принятых в состав ЕС благодаря стабильному политическому положению, небольшому количеству населения (в совокупности составлявшему едва одну четверть от жителей Германии) и, главное, безусловно, финансово надежных. В Швеции на референдуме по вопросу вступления в ЕС в ноябре 1994 г. только 52,3% населения поддержали это решение, и дважды — в 1994 и 2004 гг. — голосовали против присоединения к еврозоне, так же как и в Дании в 2000 г. Один из ярых противников ЕС, депутат Шведского Риксдага Пер Гартон, прокомментировав результаты референдума, выразил мнение многих «северных» европейцев: «Это день, когда Риксдаг решил превратить Швецию из независимой нации в подобие провинции в составе расширяющейся сверхдержавы, и сам из законодательного органа превратился в советчика». (Judt, 2005, p. 717). Таким образом, даже в послевоенную эпоху процветания и безопасности в Европе далеко не все европейцы приняли идею ограничения их суверенитета. Связано это было с тем, что Маастрихтский договор кардинально

изменил статус государств-членов ЕС, передав практически всю политическую сферу под контроль общеевропейских институтов. Еще одним болезненным для европейских стран следствием договора стала утрата традиционного ключевого права государства — контроля над производством национальной валюты. Несомненно, что эти структурные нововведения серьезно подрывали суверенитет национальных государств. Однако «пока европейская экономика стремительно развивалась, государства довольно легко приходили к почти единодушным решениям. и редко расценивали некоторую эрозию суверенитета как признак его утраты» (Манн, 2002, с. 391-392). Эпоха безудержного процветания закончилась, и финансовый кризис 2008 г. стал первым кризисом возрождения национализма.

Национализм — это вера в то, что судьба индивида связана с нацией, к которой он принадлежит, и его согражданами, что в целом означает безразличие к судьбам других. Европоцентристы пытались создать институты, в рамках которых выбор между «своим» и «чужим» был бы необязательным, или, говоря языком этнополитологии, сформировать модель позитивной идентичности, допускающей эмпатию и толерантное восприятие «другого» (Ачкасов, 2012, с. 26). Вся Европа должна была стать процветающей, так что не нужно было бы выбирать между своей и другой нацией, не нужны были бы никакие жертвы. Но процветание неизбежно сменяется упадком, и жертвы становятся необходимыми. А жертвы, так же как и богатство, никогда не бывают равно распределены, и это неравенство диктуется не только необходимостью, но и теми, кто обладает властью и контролирует существующие институты.

Таким образом, под влиянием экономического кризиса возвращается осознание того, что «никакого европейского народа не существует, и, следовательно, Политический Союз, который гордо носит это имя, построен на песке» (Хабермас, 2012. с. 7). Германия и Греция по-прежнему остаются разными государствами, со своими географическими характеристиками, традициями и менталитетом населения, с различной системой ценностей и интересов. Идея жертвования собой ради другого представляется сомнительной концепцией, если идет речь о государствах; идея жертвования ради Евросоюза — бессмысленной концепцией, поскольку у Евросоюза нет никаких моральных обязательств перед европейскими странами, кроме обещания процветания и создания условий, препятствующих возникновению конфликтов. Разумеется, это немаловажные цели, однако когда процветание заканчивается, большая часть доводов за объединение обесценивается и желание избежать конфликта или, по крайней мере, политических противоречий становится не столь значимым.

На фоне острого долгового кризиса в Греции, поставившего под сомнение возможность дальнейшего участия страны в еврозоне, проявился весь комплекс существующих в государстве социально-экономических и общественно-политических проблем, не последнюю роль в возникновении которых сыграл сам Евросоюз. Это неминуемо привело к недовольству общественного мнения и в Греции, балансирующей на грани национальной катастрофы, и в Германии, чьи налогоплательщики несут основное бремя по оказанию финансовой помощи грекам. И у Германии, и у Греции есть объяснение, почему другой виноват

в произошедшем. Для немцев — это безответственность греческих властей, которые покупают политическую власть за деньги, которых не имеют, и фальсификацию экономических данных для вступления в еврозону. Для греков, чья страна оказывается вынужденной осуществлять разработанные на международном уровне и социально несбалансированные программы жесткой экономии, — это захват Европы немцами. Германия контролирует валютную политику еврозоны и формирует регулятивную систему, обеспечивающую неравные привилегии, с точки зрения греков, немецкому экспорту, экономической и финансовой системам Германии. Таким образом, оба государства полагают, что другое извлекает выгоды из создавшегося положения. Политические лидеры европейских стран смогли выработать компромисс, но их возможности серьезно ограничиваются растущим недовольством общественного мнения, в восприятии которого представители одной нации преследуют собственные интересы за счет другой нации. С этим же связано повышение активности сепаратистских националистических движений в европейских странах, которые в годы кризиса увеличивают свое влияние и получают все большую поддержку населения даже в относительно благополучных странах. Например, в Шотландии после выборов 2011 г. большинство мест в парламенте заняла Шотландская национальная партия, отстаивающая идею отделения от Великобритании, а в Каталонии на выборах 2012 г. победила сепаратистская националистическая коалиция «Конвергенция и союз».

Этим объясняется, что после кризиса 2008 г. Европа утратила свою стабильность в экономическом плане и единство — в политическом. Ю.Хабермас в качестве одной из более глубоких причин кризиса называет то, что Европейскому союзу «не хватает компетенции для необходимой гармонизации национальных экономик, которые в последние годы с точки зрения их конкурентоспособности стали резко удаляться друг от друга» (Хабермас, 2012, с. 3). Одна его часть, включая Германию, Австрию, Нидерланды и Люксембург, имеет низкий процент безработных, другие же периферийные регионы имеют высокий или очень высокий процент безработицы. Основная экономическая мощь региона приходится всего на четыре крупные высокоразвитые страны — ФРГ, Францию, Италию и Великобританию. Эти государства во многом определяют общие тенденции хозяйственного и социально-политического развития всего региона. Остальные государства относятся к малым промышленно развитым странам, которые также значительно различаются по величине ВВП.

Вследствие кризиса евро Германия прилагала все усилия, чтобы сохранить Евросоюз, а главное, еврозону, для защиты германских торговых интересов. Из-за резкого снижения уровня потребления в странах Европейского союза, Германия в поисках новых рынков сбыта попыталась переориентироваться на другие регионы мира, например, Китай и США. Однако, несмотря на определенные успехи в ряде отраслей экспорта, Берлину не удалось преодолеть свою зависимость от европейских рынков, выступающих основными реципиентами немецких промышленных товаров. Таким образом, абсолютным императивом для Германии стало сохранение зоны свободной торговли в Европе. Помимо того, опасения вызывали и возможные политические последствия раздроблен_ 183

ПОЛИТЭКС. 2013. Том 9. № 4

ности Европы. Но, являясь основным кредитором Евросоюза, Германия в то же время стремилась к контролю над экономическим поведением государств-членов, однако не все страны выражали готовность ограничивать свой суверенитет, позволяя планировать их бюджеты аппарату Евросоюза, руководимому Германией, в обмен на финансовые гарантии.

Весьма показателен пример Кипра. В 2003-2004 гг. лидеры ЕС, используя мощный организационный ресурс и потенциал крупнейшего в мире торгового блока, выступили как миротворцы, вынудив противоборствующие общины Кипра вступить в переговоры по проблеме объединения острова в обмен на обещание вступления в ЕС. Однако беспрецедентно жесткая политика Европейского Центрального Банка в ходе кипрского банковского кризиса показала, что быть просто членом Евросоюза не означает процветания, богатства и равных возможностей. Ситуация на Кипре стала прецедентом, доказывающим, что слабые государства окажутся несостоятельными в рамках существующей системы, что в будущем неизбежно трансформирует европейскую идею интеграции и суверенитета. Первым примером, демонстрирующим приоритетность суверенитета нации, стала Венгрия, которая, невзирая на протесты со стороны Евросоюза, реконструировала свою политическую систему, сделав ее более независимой, но и более авторитарной. Авторитарный национализм — традиционная панацея Европы, к которой прибегает Будапешт, не желая становиться следующим Кипром. Принципиальной проблемой на современном этапе остается форма европейской интеграции, так как «конституционное будущее ЕС определяют сегодня две противоречивые тенденции: одна к тому, чтобы Европа стала континентом для граждан безотносительно к их этнической принадлежности, а другая крепко держит ее в тисках понятий о традиционных этнических различиях и ведет к созданию в Европе единства раздельных наций-государств» (Хрох, 2002, с. 141).

Кроме того, еще одним следствием финансового кризиса 2008 г. стало отчетливое разделение в Евросоюзе на членов еврозоны и те 10 (а теперь уже 11) государств, которые отказались от введения евро (Великобритания, Чехия, Польша, Венгрия, Литва, Латвия, Дания, Швеция, Болгария, Румыния, Хорватия). Во многом, несмотря на комплексность европейского долгового кризиса, он стал результатом образования валютного союза. Вследствие этого финансовая политика Евросоюза, а именно такие наднациональные инструменты Европейского Центрального Банка, как «Европейский Фонд Финансовой Стабильности», «Европейский механизм стабильности», «Программа выкупа облигаций с покрытием», «Выкуп облигаций на вторичном рынке» (Securities Markets Program and Covered Bond Purchase Program), направлены в первую очередь на стабилизацию экономического положения стран-членов еврозоны. Это может иметь негативное воздействие в двух направлениях.

1. Для стран со сравнительно сильной экономикой неучастие в еврозоне, несомненно, принесло определенные выгоды — Швеция, Польша, Чехия и Великобритания, сохраняя контроль над валютами, повысили свою конкурентоспособность на региональном и международном рынках и выработку механизмов стабилизации банковского сектора. Таким образом, введенные Европейским Центральным Банком инструменты контроля над рынками лишь ограничивали

возможности восстановления после финансового кризиса для вышеуказанных стран.

В свою очередь, для государств, последними присоединившихся к Евросоюзу, таких как Румыния, Болгария и Хорватия, зависимых от финансовой помощи Евросоюза в развитии собственных экономик и инфраструктур, ориентированная на членов еврозоны политика ЕС неминуемо препятствовала проникновению на европейский рынок их товаров и рабочей силы. Это отчасти объясняет противодействие Румынии и Хорватии концепции так называемой двухскорост-ной Европы, т. е. неравным интеграционным возможностям государств-членов. Эта концепция, не являясь новой, получила большое распространение в результате кризиса.

2. Подобное расслоение между членами Евросоюза и стран еврозоны вынуждает последних к поиску альтернативных форм региональных образований на основании общих экономических и политических интересов, а также интересов безопасности. В особенности это касается некоторых восточноевропейских государств, отчасти разочарованных политическими требованиями Евросоюза. Будучи вынуждены реализовать фундаментальные непопулярные институциональные реформы ради вхождения в состав Евросоюза, на данный момент они испытывают, скорее, негативные последствия этого присоединения, нежели ожидаемые выгоды (например, Румыния и Болгария не являются членами Шенгенского соглашения). Кроме того, эти государства опасаются усиления российских позиций в Центральной Европе из-за сравнительной незаинтересованности Западной Европы в этом регионе. Пассивность ведущих членов ЕС в этом регионе представляется достаточно странной, если не с политической, то с экономической точки зрения, так как Польша, Чехия и Словакия являются, в частности, частью германской системы промышленных поставок и источником сравнительно дешевой квалифицированной рабочей силы. Несостоятельность усилий США и НАТО в формировании буферного пространства между Россией и Центральной Европой привела ряд государств в последние 4 года к поиску альтернативы в обеспечении региональной безопасности в рамках Евросоюза, однако эти попытки оказались безуспешными.

Недовольство политикой Евросоюза может привести к формированию двух своеобразных блоков государств: один, объединяющий традиционно сильные и интегрированные экономики Скандинавских стран с государствами Балтии и Польшей, разделяющих скептицизм в отношении экономической и политической деятельности Евросоюза; и второй, формирующийся вокруг Вишеградской четверки — Словакии, Чехии, Венгрии и Польши, которая претендует на лидерство в обоих образованиях (Orlowski, 2012). Вышеназванные страны в гораздо большей степени зависимы от торговых взаимоотношений с Германией в силу слабости и недостаточной интегрированности их внутренних и региональных экономик. О развитии этой тенденции свидетельствует достаточно большое число экономических и политических двусторонних соглашений между странами Центральной Европы, заключенных после 2008 г. Оформление и укрепление данных образований могут привести к значимым структурным изменениям в рамках ЕС.

Важной проблемой также является несогласованность курсов государств-членов на внешнеполитической арене, в особенности между лидерами Евросоюза — Францией и Германией. За последние два года разница в их подходах ощутимо проявилась как в ходе вооруженных конфликтов в Ливии и Мали, так и в рамках сирийского кризиса. Именно раскол между этими странами представляется наиболее опасным для судьбы Объединенной Европы, так как противоречия между ними были основой практически всех войн на Евразийском континенте; и именно укрепление экономических связей между Германией и Францией стало основным мотивом создания Общего рынка и в дальнейшем Евросоюза. Очевидно, что их противоречия далеко не так остры, как до 1945 г, однако и говорить о согласованной внешней политике, как, например, в ходе войны в Ираке 2003 г, больше не представляется возможным. В целом три основные силы в Европе придерживаются абсолютно разных внешнеполитических курсов: Великобритания традиционно старается дистанцироваться, ограничивая свое вмешательство во внутриевропейские дела и пытаясь занять некое промежуточное положение между США и Европой; Франция ориентирована на юг — на средиземноморские страны и Африку; Германия же стремится сохранить зону свободной торговли и, помимо того, укрепляет взаимоотношения с Россией. О конфликтах пока речь не идет, однако концепция объединенной Европы более не является столь незыблемой. Евросоюз — зона свободной торговли, из которой исключены некоторые европейские страны; это валютный союз, из которого исключены некоторые члены зоны свободной торговли. Существует Европейский Парламент, но оборонительная и внешняя политика остаются прерогативой суверенных национальных государств. С 1945 г. Европа не стала более единой во многих фундаментальных вопросах. И там, где ранее существовало разделение по географическому признаку, сейчас появились концептуальные различия.

Литература

Ачкасов В. А. Политика идентичности мультиэтничных государств в контексте решения проблемы безопасности. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2012. 232 с. (Achkasov V. A. Identity Policy of multiethnical states in the context of solving security problems. St. Petersburg: Publishing house of Saint-Petersburg University, 2012. 232 p.).

Геллнер Э. Пришествие национализма. Мифы нации и класса // Нации и национализм: сб. М.: Праксис, 2002. 416 с. (Gellner E. The coming of nationalism. Myths of the nation and class // Nations and nationalism. Moscow: Praxis, 2002. 416 p.).

Манн М. Нации-государства в Европе и на других континентах: разнообразие форм, развитие, неугасание // Нации и национализм: сб. М.: Праксис, 2002. 416 с. (Mann M. The Nationstate in Europe and on other continents: diversity, development, unfading // Nations and nationalism. Moscow: Praxis, 2002. 416 p.).

Хабермас Ю. Кризис Европейского Союза в свете конституционализации международного права (Эссе к вопросу о конституции Европы). Институт Макса Планка по зарубежному публичному и международному праву // Дайджест Публичного Права. (2012). № 1. С. 1-53 (Habermas J. Die Krise der Europäischen Union im Lichte einer Konstitutionalisierung des Völkerrechts — Ein Essay zur Verfassung Europas. Zeitschrift für ausländisches öffentliches Recht und Völkerrecht // Digest für öffentliches Recht. (2012). N 1. S. 1-53).

ПОЛИТЭКС- 2013. Том 9. № 4

Хомский Н. Гегемония или борьба за выживание: стремление США к мировому господству. М.: Столица-Принт, 2007. 464 с. (Homsky N. Hegemony of Survival: America's Quest for Global Dominance. Moscow: Stolitza-Print, 2007. 464 p.).

Хрох М. От национальных движений к полностью сформировавшейся нации: процесс строительства наций в Европе // Нации и национализм: сб. М.: Праксис, 2002. 416 с. (Hroch M. From the national movements to the fully-formed nation: the process of construction of nations in Europe // Nations and nationalism. Moscow: Praxis, 2002. 416 p.).

Judt T. Postwar: A History of Europe Since 1945. New York: Penguin Books, 2005. 933 p. OrlowskiR. // http://www.stratfor.com/sample/analysis/widening-split-european-union13.07.2012 (дата обращения: 01.12.2013).

ПОЛИТЭКС. 2013. Том 9. № 4