CC BY
0
Вестн. Моск. ун-та. Серия 12. Политические науки. 2023. Т. 1. № 3. С. 49-76. Lomonosov Political Science Journal, Vol. 1, No. 3, 2023, pp. 49-76.
DOI: 10.55959/MSU0868-4871-12-2023-1-3-49-76
Научная статья / Research paper
Д.С. Полулях
Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова
(Москва, Россия)
ПЕРСПЕКТИВЫ МАТЕРИАЛИЗМА В ТЕОРИИ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ
Одним из достижений рефлективистского поворота в теории международных отношений в конце XXв. стало внимание к международно-полити-ческойроли дискурса и других идеациональных факторов. Однако в последние годы появились подходы, критически воспринявшие дискурсивный подход в международных исследованиях и старающиеся вернуть значение внеди-скурсивным аспектам международных отношений, таким как география, технологии, нечеловеческое. Статья предлагает взгляд на развитие теории международных отношений с точки зрения дискуссии между материализмом и идеализмом. В этом ракурсе кратко рассматривается эволюция теории международных отношений, после чего более подробно разбираются три направления новой волны материалистического теоретизирования в дисциплине — критический реализм, новый материализм и неоклассическая геополитика. Предлагается рассматривать материалистический поворот как в целом позитивное явление, но также указывается на необходимость учитывать риск «изгнания» человеческого из исследований международных отношений при распространении концепций подобного рода. Для комплексного изучения современных международных реалий необходимо сотрудничество между рефлективистами и пострефлективистами, а также идеалистами и материалистами.
Ключевые слова: теория международных отношений, идеализм, материализм, рефлективизм, пострефлективизм, конструктивизм, дискурс, критический реализм, новый материализм, неоклассическая геополитика.
Для цитирования: Полулях Д.С. Перспективы материализма в теории международных отношений // Вестник Московского университета. Серия 12. Политические науки. 2023. Т. 1. № 3. С. 49-76. DOI: 10.55959/MSU0868-4871-12-2023-1-3-49-76.
© Полулях Д.С., 2023
D.S. Polulyakh
Lomonosov Moscow State University (Moscow, Russia)
PROSPECTS OF MATERIALISM IN INTERNATIONAL
RELATIONS THEORY
One of the achievements of the reflectivist turn in international relations theory in the late 20th century was the attention given to the role of discourse and other ideational factors in international politics. In recent years, however, approaches critical of the discursive emphasis in international studies have emerged, seeking to restore the significance of non-discursive aspects of international relations such as geography, technology, and the non-human. This article offers a perspective on the development of international relations theory from the standpoint of the debate between materialism and idealism. Within this framework, it provides a brief overview of the historical evolution of international relations theory and subsequently delves into a detailed analysis of three strands of the new wave of materialist theorizing in the field — critical realism, new materialism, and neoclassical geopolitics. The article suggests considering the new materialist wave as, on the whole, a positive development, but also points out the necessity of taking into account the risk of "exiling" the human element from international relations research as such concepts proliferate. The possibility of collaboration between reflecivists and post-reflecivists, as well as between idealists and materialists in general, is underlinedfor the comprehensive study of contemporary international realities.
Key words: international relations theory, idealism, materialism, reflectivism, post- reflectivism, constructivism, discourse, critical realism, new materialism, neoclassical geopolitics.
For citations: Polulyakh, D. S. "Prospects of Materialism in International Relations Theory," Lomonosov Political Science Journal, Vol. 1, No. 3, 2023, pp. 49-76. (In Russ.) DOI: 10.55959/MSU0868-4871-12-2023-1-3-49-76.
В теории международных отношений (ТМО) в последнее время заметно усилился интерес к материально-физической стороне общественных процессов, будь то технологии, природные ресурсы, окружающая среда или телесность. Как реакция на распространившиеся три десятилетия назад концепции социального конструирования, дискурса и деконструкции появляются новые, более материалистически ориентированные теории, опирающиеся на свежие философские и научные разработки или давно известные, но неоправданно забытые. Подобный интерес к материальной стороне жизни неудивителен на фоне обострения экологических вызовов, риска исчерпания природных ресурсов, стремительного развития и распространения
в обществе прорывных технологий, разрушительных последствий экономических кризисов и пандемий, милитаризации как международных отношений, так и внутренней политики.
Дискуссия о соотношении влияния материальных и идеаци-ональных факторов в международных отношениях была поднята в 1980-90-е гг. представителями рефлективистских направлений. В начале дискуссии особенно влиятельной стала работа конструктивиста А. Вендта «Социальная теория международной политики» (1999)1. Привлекая внимание к онтологическим дебатам, рефлек-тивисты защищали идеалистическую позицию или, по крайней мере, настаивали на переоценке роли как материалистических, так и идеациональных факторов в международных отношениях. На аргументы рефлективистов ответили многие сторонники традиционных подходов2. В лагере рефлективистов также разгорелись внутренние дебаты3. В вышеупомянутом произведении А. Вендт разделил все существующие теоретические школы в международных отношениях на материалистическую и идеалистическую социологические традиции4. В дальнейшем были разработаны более сложные типологии. К. Хэй выделяет четыре позиции по вопросу о роли идеациональных факторов в политике (включая международную): идеализм, материализм, «толстый» (thick) конструктивизм и «тонкий» (thin) конструктивизм5. Д. Марш кроме материализма и идеализма выделяет такие подходы, как аддитивный, диалектический и постструктуралистский6. Сегодня в условиях появления новых материалистических концепций онтологическая дискуссия опять привлекает внимание7.
В этом сегменте также стоит упомянуть скептиков — тех, кто не считает вопрос соотношения материальных и идеациональных
1 WendtA. Social Theory of International Politics. Cambridge: Cambridge University Press, 1999.
2 См., например: Keohane R.O. Ideas Part-way Down // Review of International Studies. 2000. Vol. 26. No. 1. P. 125-130; Raudino S., Rendon E. Material Forces and the Force of Ideas: Interview with Robert Gilpin // The International Spectator. 2005. Vol. 40. No. 1. P. 99-105.
3 См., например: Marsh D. Keeping Ideas in their Place: In Praise of Thin Constructivism // Australian Journal of Political Science. 2009. Vol. 44. No. 4. P. 680.
4 Wendt A. Op. cit.
5 Hay C. Political Analysis: A Critical Introduction. [Bloomsbury]: Bloomsbury Publishing, 2017. P. 206.
6 Marsh D. Op. cit. P. 680.
7 См., например: McCarthy D.R. Materialism in International Politics // Studying International Relations: A Companion / Eds. H. Behr, R. Foster. (в печати). Черновик статьи см.: URL: https://www.academia.edu/49028059/Materialism_in_International_Politics
факторов в международной политике значимым для дисциплины. Так, Р. Кохэйн считает материализм и идеализм малополезными ярлыками, преувеличивающими реальные различия между теориями. Поэтому Кохэйн считает, что вместо вопроса «играют ли идеи фундаментально большую роль, чем материя?» стоит задавать более конкретный вопрос «как именно — благодаря каким причинно-следственным механизмам — идеи играют роль?»8. Подобную критику можно считать справедливой в целом для большинства классификаций теоретических подходов, существующих в дисциплине: детали будут жертвой любой строгой типологии. И все же, по нашему мнению, разделение теорий на материалистические и идеалистические помогает пролить свет на особенности эволюции ТМО, которая происходит в том числе благодаря дуализму материализма и идеализма, когда на фоне меняющейся интеллектуальной, международно-политической и иной обстановки на смену теорий, тяготеющих к одной онтологической позиции, приходят теории, укорененные в позиции противоположной.
В данной статье будет использовано более простое и традиционное деление теорий на материалистические и идеалистические. Однако в отличие от множества других публикаций, здесь взаимоотношение между двумя позициями будет показано в динамике: в статье предпринята попытка взглянуть на историю теоретических дискуссий в исследованиях международных отношений как смену волн идеалистических и материалистических теорий9. Особое внимание в статье будет уделено современному этапу появления новых материалистических теорий. Некоторые публикации даже — возможно, преждевременно — провозглашают «материалистический поворот» в ТМО как реакцию на идеализм, пришедший в дисциплину ранее. Обычно такой поворот связывается с развитием одной из следующих теорий: критический реализм, новый материализм (чаще всего) и неоклассическая геополитика10. При этом до сих пор
8 Keohane R.O. Op. dt. P. 128-129.
9 Споры материалистов и идеалистов, безусловно, ведутся постоянно и на протяжении практически всей истории ТМО. С точки зрения автора, однако, совокупности интеллектуальных стимулов и факторов реального мира придают данным дискуссиям волнообразный характер, позволяя говорить о достаточно размытых, но все же достойных внимания «онтологических поколениях» теорий.
10 Haverluk T. W., Beauchemin K.M., Mueller B.A. The Three Critical Flaws of Critical Geopolitics: Towards a Neo-Classical Geopolitics // Geopolitics. 2014. Vol. 19. No. 1. P. 19-39; McCarthy D.R. Op. cit.; New Materialisms: Ontology, Agency and Politics / Eds. D. Coole, S. Frost. Durham: Duke University Press, 2010; Posthuman Dialogues in International Relations / Eds. E. Cudworth, S. Hobden, E. Kavalski. Abingdon: Routledge,
почти не предпринималось попыток установить связь между этими подходами и поместить их в контекст нескольких поколений мате-риалистическо-идеалистических дебатов в ТМО. В данной статье, которая стремится исправить этот недостаток, будет проанализирована новая волна материалистического теоретизирования в ТМО на примере трех вышеупомянутых направлений мысли, будут оценены ее перспективы, как и перспективы материалистическо-идеалисти-ческой дискуссии в данной области социального знания в целом.
Абсолютное большинство ученых в ТМО исследует и признает определенную роль в международной сфере как материальных факторов, так и идей. В связи с этим мы вслед за А. Вендтом будем называть социальную теорию материалистической, если она исходит из того, что социальные отношения определяются скорее материальными силами (природа человека, окружающая среда, природные ресурсы, военная сила, экономика, технологии), чем идеями. Материалистическим противопоставлены идеалистические теории, для которых общественные отношения определяются скорее идеа-циональными факторами (нормы, убеждения, ожидания, знание, ценности, культура, дискурс), чем материальными1. В идеалистических теориях идеи рассматриваются как основной каузальный или конститутивный фактор мировой политики, в то время как для материалистов независимыми переменными могут являться только элементы онтологической реальности, а идеи — это то, что порождается материальными факторами12. Современные вариации материализма, на первый взгляд, могут занимать более компромиссную позицию, признавая возможность влияния представлений акторов на политический результат. Тем не менее эти представления, по их мнению, формируются именно материальными условиями, а потому не могут рассматриваться как независимые каузальные факторы13.
2018; Technology and World Politics: An Introduction / Ed. D.R. McCarthy. London: Routledge, 2017; SrnicekN., Fotou M., ArghandE. Introduction: Materialism and World Politics // Millennium. 2013. Vol. 41. No. 3. P. 397; Mac Ginty R. A Material Turn in International Relations: The 4x4, Intervention and Resistance // Review of International Studies. 2017. Vol. 43. No. 5. P. 855-874; Окунев И.Ю. Методологический синтез в современной геополитике: навстречу неоклассической (посткритической) геополитике // Политическая наука. 2015. № 2. С. 26-38; ЧерновИ.В. Постконструктивизм, или Теория лингвополитического реализма в международных отношениях // Вестник Санкт-Петербургского университета. Политология. Международные отношения. 2018. Т. 11. Вып. 1. С. 86-104.
11 Wendt A. Op. cit.
12 Hay C. Op. cit. P. 205-208.
13 Ibid. P. 207-208.
ТМО можно рассматривать в рамках спектра, простирающегося от крайнего материализма к крайнему идеализму. Крайне материалистическую позицию занимают теории, сводящие идеациональное к простому отражению материальных условий существования. Что касается крайнего идеализма, то он исходит из того, что политические результаты более или менее соотносимы с идеями и намерениями в сознании действующих лиц. Но большинство современных теорий будет располагаться между этими полярными точками14.
Идеалисты в исследованиях международных отношений считают идеи значимыми факторами, так как они формируют идентичность индивидов и государств, тем самым определяя их интересы на международной арене. Суверенитет и права человека — примеры влиятельных идей в международных отношениях. Материалисты придают значение существующим вне зависимости от восприятия акторов различным предрасположенностям и ограничениям, влияющим на действия основных участников международных отношений. Классическим примером материального фактора в международной политике является баланс сил (военных или экономических). По мнению идеалистов, идентичности могут формироваться политической волей, в то время как материалисты придерживаются мнения, что идентичности создаются и трансформируются под влиянием изменений материального мира. Так, материалист Р. Гилпин считает, что идентичности наций меняются в основном под влиянием таких событий физического мира, как войны15.
Четко и бесспорно разделить теории на материалистические и идеалистические сложно по многим причинам. Стремление современных теоретиков к синтетическому и диалектическому подходам, различие взглядов между представителями даже одной парадигмы, эволюция, которую может претерпевать позиция конкретного исследователя, и т.п. — все это приводит к тому, что комплексные теории нельзя поместить в простую классификацию, и отнесение теорий к материализму и идеализму в конечном счете оказывается зависимым от авторской интерпретации16. Хотя данная статья при
14 Ibid. P. 208.
15 Raudino S., Rendon E. Op. cit. P. 103.
16 Показательно, например, что такая теория, как неограмшизм, одними авторами относится к материалистическим подходам, другими — к идеалистическим, а третьими — к диалектическим (WendtA. Op. cit.; GlasiusM., WarnaarM., Holman O. et al. Gramsci for the Twenty-first Century: Dialectics and Translatability // International Studies Review. 2012. Vol. 14. No. 4. P. 666-686; Joseph J. Hegemony and the Structure-agency Problem in International Relations: A Scientific Realist Contribution // Review of International Studies. 2008. Vol. 34. No. 1. P. 109-128).
классификации теорий и будет в целом исходить из абсолютных характеристик материализма и идеализма, выделенных ранее, проблема спорных случаев будет решаться в ней через добавление относительной характеристики: к какой именно волне теорий данный случай тяготеет и какой волне он противопоставлен в вопросах соотношения материальных и идеациональных факторов? Классификация будет демонстрировать прежде всего динамику колебания интереса в международных исследованиях между материей и идеями на протяжении истории развития ТМО17.
Традиционные материалистические концепции в ТМО
В соответствии с классическим нарративом, ТМО зародилась в межвоенный период под сильным влиянием либерально-идеалистической школы. И хотя последняя не поднимала непосредственно вопрос относительной каузальной силы и значимости материальных и идеациональных факторов, волюнтаризм, присущий ей, сближает ее, скорее, с идеалистической частью спектра социальных теорий. Э. Карр, именуя данный подход утопизмом, так характеризует его волюнтаристские наклонности: «Утопист — всегда волюнтарист: он верит в возможность более или менее радикального отрицания действительности и замены ее утопией благодаря акту воли»18.
Наступление конфликтного пятидесятилетия (1939-1989) подорвало позиции господствовавшего в предыдущий период нормативного подхода и способствовало возвышению реализма, в оптике которого находилась независимая от субъективных желаний конфликтная реальность международных отношений19. Реалистская
17 Поэтому мы исходим из того, что хоть неограмшизм как новая вариация марксизма и остается в значительной степени укорененным в материальный базис, этот подход отводит гораздо большую роль идейным факторам по сравнению со своими теоретическими предшественниками и может быть отнесен к теориям, составляющим часть идеалистической волны. По этой же причине, хоть некоторые и рассматривают конструктивизм как комплексный подход к рассмотрению роли материи и идей в международных отношениях, само появление конструктивизма обозначило апогей именно идеалистической волны. Похожее можно сказать и о современной материалистической волне. Некоторые исследователи не считают современный критический реализм материалистическим направлением. Тем не менее его распространение в ТМО бросило вызов позиции радикального идеализма.
18 Карр Э.X. Двадцать лет кризиса: 1919-1939. Введение в изучение международных отношений // Теория международных отношений: Хрестоматия / Сост., науч. ред. и коммент. П.А. Цыганкова. М.: Гардарики, 2002. С. 56.
19 И хотя можно согласиться с исследователями-ревизионистами в том, что идея о первом «большом споре» в ТМО является большим упрощением и даже искажением намного более сложной действительности, нарратив о либеральных идеалистах,
теория укоренена в материю, исходя в своих построениях из неотъемлемых характеристик человеческой природы: стремления к выживанию, доминированию и обладанию ресурсами, а также ограниченности возможностей. Неореализм сместил акценты, но остался материалистическим направлением, объясняя поведение государств через распределение материальных возможностей между элементами международной системы. В неореализме «любые различия в культуре, идеологии или других идеациональных переменных имеют лишь периферийное значение и в конечном итоге могут быть сведены к "конкретным выражениям" материальных возможностей»20. Возродившееся либеральное направление в лице неолиберализма стало скорее дополнением, чем альтернативой неореализму, так как в нем почти не осталось нормативных элементов, а анализ также концентрировался на материальной реальности с уклоном в исследование экономической сферы и материальный потенциал международных институтов21. «Большую тройку» теорий международных отношений замыкало марксистское направление, также известное своим материалистическим уклоном: движение истории объясняется здесь классовой борьбой, в основе которой лежит способ материального производства. Неомарксизм сохранил акцент на объективных экономических факторах, исследуя практики неоколониализма и расслоение между глобальным Севером и глобальным Югом.
К другим традиционным материалистическим направлениям изучения международных отношений относятся различные биологические теории (этология, социобиология, эволюционная теория), теория рационального выбора, стратегические исследования, а также геополитика. Эти в целом союзные реализму подходы также получили развитие на фоне холодной войны. Кратко остановимся на последнем из перечисленных направлений. В геополитике географические факторы (пространственное положение, природные ресурсы, климат, территориальное распределение населения) детерминируют или, в мягком варианте, обуславливают развитие внутренней и международной политики. Так, Х. Макиндер показывает, как контроль над
побежденных реалистами, вне зависимости от того, насколько он отражает реальные исторические события, начал играть самостоятельную роль, определяя дальнейшие интеллектуальные дискуссии о материальном и идеациональном в дисциплине.
20 Meibauer G. Interests, Ideas, and the Study of State Behaviour in Neoclassical Realism // Review of International Studies. 2020. Vol. 46. No. 1. P. 26.
21 ЧерновИ.В. Указ. соч.; Алексеева Т.А. «Третье поколение» конструктивизма: что нового? // Социальные и гуманитарные знания. 2022. Т. 8. № 1. С. 6-21.
пространством Евразии, богатым природными ресурсами, может позволить таким сухопутным державам, как Германия и Россия, получить преимущество в борьбе с более мобильными, но менее
ресурсно обеспеченными морскими державами вроде Великобри-
22
тании22.
Не будет преувеличением сказать, что со времени окончания Второй мировой войны и до 1980-х гг. международные отношения на Западе осмысливались прежде всего в свете материальных факторов. Материализм доминирующих в этот период теорий дополнялся рационализмом и позитивизмом. Как замечает К. Хэй, ради реализации своей предиктивной функции позитивистская социальная наука требует принятия в качестве аксиомы рационального поведения акторов и исключения идеациональных факторов из анализа23.
К 1980-м гг. стали очевидны ограничения материалистических теорий. Они становились особенно заметны в свете изменившейся интеллектуальной моды. К тем годам в теорию международных отношений из философии и социологии проникли достижения лингвистического и культурного поворотов, подчеркивавших роль языка, дискурса, культуры и ценностей в формировании социальной реальности24. Распространилась критика позитивизма и теории рационального выбора, а различные концепции человеческой природы и геополитика начали терять популярность на Западе еще с начала последней четверти XX в. Идеациональные факторы начали возвращаться в исследования международных отношений; наметился идеалистический поворот в ТМО. Его предтечами, кроме либерально-идеалистической парадигмы, были работы К. Дойча, Х. Булла и «английской школы», а также Э. Хааса и др.
Если материализм предполагает позитивистский и рационалистический подход к исследованию международных отношений, то идеализм тяготеет к постпозитивистской и рефлективистской позиции: он проблематизирует разделение субъекта и объекта познания и утверждает зависимость социального мира от идей, а предпочтений акторов — от определенного идейного контекста
22 Макиндер Х. Географическая ось истории // Дугин А. Основы геополитики. М.: АРКТОГЕЯ-центр, 2000. C. 491-506.
23 Hay C. Op. cit. P. 195-197.
24 CooleD., Frost S. Introducing the New Materialisms // New Materialisms: Ontology, Agency and Politics / Eds. D. Coole, S. Frost. Durham: Duke University Press, 2010. P. 3; Алексеева Т.А. Химеры страны Оз: «культурный поворот» в теории международных отношений // Международные процессы. 2012. Т. 10. № 3. С. 4; Чернов И.В. Указ. соч.
культуры и эпохи. И действительно, многие новые идеалисты разделяли позиции постпозитивизма и рефлективизма25.
Развернувшиеся дискуссии о соотношении рационализма и рефлективизма, позитивизма и постпозитивизма, объяснения и понимания в исследованиях международных отношений обозначили начало так называемого четвертого «большого спора» (или «великих дебатов») в ТМО26. Традиционным, в основном материалистическим подходам был противопоставлен лагерь новых идеалистических направлений, таких как постструктурализм / постмодернизм, феминизм, неограмшизм, конструктивизм, критическая геополитика и др.
Окончание холодной войны нанесло удар по материалистическим парадигмам, так как изменение полярности в мире было трудно объяснить через изменение материальных условий27. Кроме того, неспособность мейнстримных школ ТМО объяснить произошедшие события привела к тому, что в дисциплине вновь стали задавать «большие» вопросы. К таким, безусловно, относилась проблема соотношения материального и идеационального. На этом фоне позиции рефлективистских подходов, особенно конструктивизма, заметно усилились28. И хотя нельзя назвать этот период временем господства идеалистических течений, «дух времени» им благоволил, а отдельные направления смогли пробиться в мейнстрим исследований мировой политики. Так, конструктивизму фактически удалось занять место (нео)марксизма в «большой тройке» парадигм ТМО29. Проект критической геополитики также был весьма успешен: направление сумело стать самым популярным в геополитических исследованиях США30.
С новой — «онтологической» — волной идеалистическая позиция впервые полноценно заявила о себе в исследованиях международных отношений. Новые идеалисты, в отличие от своих предшественников из либерально-идеалистической парадигмы, не придерживались нормативного подхода, но заинтересовались самими механизмами влияния идей на материальный мир. Вторым заметным отличием стал отказ радикальных идеалистов от каузальной (причинно-следственной) логики в исследовании и принятие
25 Подробней см. Wendt A. Op. cit.
26 Некоторые исследователи рассматривают данную дискуссию как третий «большой спор».
27 McCarthy D.R. Op. dt. P. 1.
28 Hay C. Op. dt. P. 198-199.
29 Алексеева Т.А. «Третье поколение» конструктивизма: что нового?
30 Haverluk T.W., Beauchemin, K.M. Mueller B.A. Op. cit. P. 19.
конститутивной модели, в рамках которой внимание исследователя направлено на изучение идеациональных условий существования различных практик и идентичностей.
Еще одна особенность новых идеалистов — это обращение к понятию дискуса и акцент на роли лингвистических факторов в конструировании международных отношений31. Дискурс — это явление преимущественно идеациональное, соответствующее письменной и устной коммуникации. Некоторые исследователи включают в понятие дискурса и ряд явлений материального мира (например, изображения и фотографии), однако наибольшее развитие получила именно узколингвистическая интерпретация32. Дискурс-анализ в ТМО не стал отдельным направлением исследований, но многие рефлективистские школы предложили свои концепции дискурса33.
Дискурс играет ключевую роль в конструктивистской концепции секьюритизации, феминистских исследованиях андроцентризма в международных отношениях, неограмшистской концепции гегемонии, а также деконструктивистской программе разоблачения классических представлений о пространстве в критической геополитике. Кратко охарактеризуем последние два подхода.
Неограмшизм отводит первостепенную роль идеям и дискурсу в классовой борьбе на мировой арене. Заимствуя у итальянского философа А. Грамши понятие культурной гегемонии, неограмшизм развивает мысль о том, что господствующий класс добивается доминирования в мире не через силу, а через убеждение и распространение дискурса. Исследователи пишут о гегемонии как инструменте закрепления представлений о нормах легитимности и здравом смысле. Г. Зиммерль определяет гегемонию как концепт, который объясняет, как коммуникация дисциплинируется и стабилизируется34.
Критическая геополитика, в отличие от своего классического предшественника, изучает не то, как стратегия государства формируется под влиянием особенностей географического пространства, а то,
31 Lundborg T., Vaughan-Williams N. New Materialisms, Discourse Analysis, and International Relations: A Radical Intertextual Approach // Review of International Studies. 2014. Vol. 41. No. 1. P. 7.
32 О широкой интерпретации дискурса как «радикальной интертекстуальности» в ТМО см.: Lundborg T., Vaughan-Williams N. Op. cit.
33 Кроме того, существующие подходы к дискурс-анализу в социальных науках (например, критический и постструктуралистский дискурс-анализ) стали чаще обращаться к проблемам международных отношений.
34 Simmerl G. A Critical Constructivist Perspective on Global Multi-Level Governance: Discursive Struggles among Multiple Actors in a Globalized Political Space. Berlin: Freie Universität Berlin. 2011. P. 9.
какую политическую роль играют различные геополитические дискурсивные практики. Представители направления показывают, как классический геополитический дискурс, существующий в виде теорий, географических карт, речей, образов массовой культуры и т.п., служил интересам государственных деятелей, которые в течение XX и начала XXI вв. развязывали жестокие войны и интервенции. Выделяя вечные законы борьбы «суши» и «моря», необходимости расширения жизненного пространства и т.п., классический дискурс оправдывал убийства и несправедливость. Традиционные геополитические представления якобы внесли свой вклад в закрепление милитаризированного положения после Второй мировой войны и, как следствие, в начало гонки вооружений.
С развитием дискурсивных исследований стали заметны такие ограничения этого подхода, как отказ от стремления к научной объективности и игнорирование явлений реального мира. В своей увлеченности субъектом познания эти теории упустили материальный мир как объект познания35. Распространилось представление, что рефлективистские исследования исчерпали свой потенциал и зашли в тупик. В интеллектуальной среде и политических дискуссиях усилилось недовольство «засильем постмодернистов». Усугубление материальных проблем мировой политики делало все менее уместными акцент на дискурсах и периферийную роль материальных факторов в исследованиях рефлективистов, а подрыв последними научного метода играл деструктивную роль в условиях, когда доверие к науке жизненно важно для решения таких проблем, как изменение климата. Новые, более материалистические политические реалии потребовали новых, «приземленных» теоретических подходов.
Пострефлективистские материалистические концепции
в ТМО
Новые материалистические концепции, которые мы далее будем называть пострефлективистскими, начали распространяться с середины первого десятилетия XXI в. Современная волна материалистических теорий в исследованиях международных отношений будет рассмотрена на примере таких направлений мысли, как критический реализм, новый материализм и неоклассическая геополитика.
Критический реализм — это философский подход, который был разработан английским философом Р. Бхаскаром в 1970-х гг. В области международных отношений его использовали М. Курки, К. Уайт,
35 Чернов И.В. Указ. соч.
Х. Патомаки, Дж. Джозеф и др. Критический реализм признает влияние дискурса на конструирование социальной реальности, но подчеркивает, что возможности и ограничения такого конструирования задаются материальным миром36. Так, культурную гегемонию, о которой говорят неограмшисты, невозможно построить исключительно на интерсубъективных основаниях без существования определенной фундаментальной социальной структуры37. Дискурс в критическом реализме играет важную, но все-таки подчиненную роль по отношению к «реальному», скрывая, воспроизводя и поддерживая функционирование социальных структур доминирования.
Критический реализм тем не менее не испытывает никаких симпатий к традиционным материалистическим теориям ТМО — (нео)реализму и (нео)либерализму. Обе стороны четвертого «большого спора» отвергают возможность познать реальность за пределами опыта (рационалистические подходы) или дискурса (рефлекти-вистские подходы), а ведь с точки зрения критических реалистов, механизмы, приводящие в движение мировую политику, часто не поддаются непосредственному наблюдению38. Предшествующие теории как материалистического, так и идеалистического плана приспособлены для анализа лишь поверхностного, эмпирического уровня реальности, и только критический реализм предлагает обратить внимание на более глубокий уровень «действительного» и еще более глубокий уровень «реального» — уровень фундаментальных генеративных механизмов, структур и сил. Научное познание, с точки зрения критических реалистов, должно заключаться в изучении связей между различными пластами и уровнями реальности39.
Новый материализм — современное критическое исследовательское направление, пытающееся применить к социальным наукам принципы акторно-сетевой теории, материалистическо-вита-листских концепций постструктурализма, достижения различных естественных наук, а также исследований в таких междисциплинарных областях, как теория хаоса и комплексные системы. В соответствии с «мантрой» этого подхода, все аспекты социальной жизни
36 Sims-Schouten W., Riley S., Willig C. Critical Realism in Discourse Analysis: A Presentation of a Systematic Method of Analysis Using Women's Talk of Motherhood, Childcare and Female Employment as an Example II Theory & Psychology. 2007. Vol. 17. No. 1. P. 101-103.
37 Joseph J. Hegemony and the Structure-agency Problem in International Relations: A Scientific Realist Contribution. P. 109; Hay C. Op. cit. P. 208.
38 Юдин Н.В. В поисках науки о международных отношениях: взгляд через призму критического реализма II Международные процессы. 2020. Т. 18. № 1. С. 140-142.
39 Там же. С. 144-145.
насыщены материей, и потому материальные факторы чрезвычайно значимы в политике. К материальным факторам его сторонники относят различные физические объекты, материалы, биологические или физические силы, тела и организмы, машины, товары, рынки, технологии. В политической науке традиционно такие факторы были слабо изучены (даже в рамках материалистической традиции), ведь политическое понималось как принадлежащее исключительно к сфере человеческих отношений. Между тем, утверждают новые материалисты, именно вещи определяют возможности человеческого взаимодействия. К примеру, критические инфраструктуры играют вполне политическую роль, когда поддерживают границы между людьми, пространствами и вещами, а также отделяют «хорошие циркуляции от плохих»40.
Вслед за критическим реализмом новый материализм в исследованиях международных отношений стремится стать альтернативой как рационализму, так и рефлективизму41. Идеалистические и старые материалистические подходы исходят из разделенности материального и дискурсивного, природы и общества, тела и сознания, что, по мнению новых материалистов, основывается на устаревшей ньютоновской концепции природы42. Исследователи этого направления провозглашают неразделенность онтологии и эпистемологии, предпочитая использовать понятие «онто-эпистемология». Реальность, в том числе международная, для новых материалистов состоит из альянсов («ассамбляжей», сетей) материального и нематериального, человеческого и нечеловеческого, одушевленного и неодушевленного. В такой картине мира человек связан с окружающими его объектами, машинами и животными. В связи с тем что данное направление ставит одной из своих основных целей борьбу с антропоцентризмом в социальных науках, его также иногда называют постгуманизмом.
Обе стороны четвертого «большого спора» сходятся в том, что рассматривают неживую материю как пассивную, предсказуемую и пластичную, всегда доступную для воздействия со стороны культуры. Новый материализм же показывает материю как динамичную, живую, непредсказуемую и активную силу, способную оказывать
40 Lundborg T., Vaughan-Williams N. Op. cit. P. 16.
41 Ibid. P. 6.
42 Интересно, что многие радикальные идеалисты также деконструируют различие между материальным и дискурсивным, но в их позиции это обосновывается тем, что не существует материальной реальности, независимой от дискурса. См., например: Laclau E., BhaskarR.S. Discourse Theory vs Critical Realism // Alethia. 1998. Vol. 1. No. 2. P. 9-14.
воздействие на социальные отношения43. Другими словами, у вещей есть определенные собственные агентские способности — то, что традиционная социальная наука допускает только у человеческих
44
существ44.
В исследованиях международных отношений новый материализм может принимать разные формы. Приведем в пример исследование войны через призму телесности в работах Дж. Протеви. По мнению этого философа, задача военной подготовки состоит в том, чтобы через тренировку рефлексов научить тела солдат переключаться между режимами ярости (в зоне военных действий) и спокойствия (вне этой зоны). Режим ярости подразумевает передачу руководящей роли от разума к телу45. Такое представление вписывается в идею М. Фуко о биополитике — контроле государства над телами граждан в целях безопасности и здравоохранения.
Неоклассическая геополитика не является устоявшимся направлением, в отличие от направлений мысли, охарактеризованных выше. Данный термин используют и для характеристики нового интеллектуального веяния, возникшего как прямой ответ на критическую геополитику46, и для характеристики новой исследовательской программы, развитие которой они желали бы видеть в рамках дисциплины47.
Одна из основных претензий к критической геополитике связана с тем, что ограничивая свое внимание практиками конструирования международной политики при помощи пространственных наррати-вов, дискурсов и мифов, она забывает про реальную географию и ее влияние как непосредственно на международную политику, так и на формирование данных дискурсов48. С. Шолвин и М. Вигель приводят в пример критическо-геополитическое исследование Дж. Моррисси,
43 Penttinen E. Potential of Posthumanist Onto-epistemology for the Study of International Relations // Posthuman Dialogues in International Relations / Eds. E. Cudworth, S. Hobden, E. Kavalski. Abington: Routledge, 2018. P. 74.
44 Coole D., Frost S. Op. cit. P. 9; Lundborg T., Vaughan-Williams N. Op. cit. P. 24.
45 Protevi J. Life, War, Earth: Deleuze and the Sciences. Minneapolis: University of Minnesota Press, 2013; Srnicek N. New Materialism and Posthumanism: Bodies, Brains, and Complex Causality // Technology and World Politics: An Introduction / Ed. D.R. McCarthy. London: Routledge, 2017. P. 86-89.
46 Megoran N. Neoclassical Geopolitics // Political Geography. 2010. Vol. 29. No. 4. P. 187-189.
47 Morgado N. Neoclassical Geopolitics: Preliminary Theoretical Principles and Methodological Guidelines // Medjunarodni problemi. 2020. Vol. 72. No. 1. P. 129-157; Haverluk T.W., Beauchemin K.M., Mueller B.A. Op. cit.; Окунев И.Ю. Указ. соч.
48 Окунев И.Ю. Указ. соч.
в котором тот утверждал, что конструирование Персидского залива как важной для мировой экономики территории ведет к легитимации военного вмешательства США в данный регион49. Авторы не скрывают недоумения от того, что «Моррисси не считает необходимым анализировать то, является ли Персидский залив действительно значимым для глобальной экономики. Не видя ничего, кроме дискурсов, такой анализ не может уловить материальные структуры, влияющие на международные отношения и находящиеся вне контроля тех, кто формирует дискурсы»50.
Как утверждает неоклассическая геополитика, в современном мире природные, географические и силовые факторы все еще серьезно влияют на международную политику, хотя и не детерминируют ее. Это проявляется в следующем:
• географическое положение территорий и акваторий влияет на силовые и экономические возможности стран;
• материальные ресурсы (топливно-энергетические, водные и др.) и их дефицит оказывают серьезное влияние на силу и благосостояние государств, а также провоцируют конфликты между государствами;
• сухопутные и морские транспортные коммуникации серьезно влияют на благосостояние наций;
• территориальные претензии стран друг к другу и «имперские амбиции» не уходят из мировой политики;
• военная сила остается основным инструментом защиты национальных интересов;
• усугубляющиеся изменения окружающей среды влияют на отношения между странами;
• освоение человеком «новых пространств» (криосфера, космос и др.) ведет к расширению географии политической борьбы. Неоклассики признают, что возвращение к геополитической
мысли образца первой половины XX в. сегодня в чистом виде невозможно. По крайней мере, декларативно они согласны с представителями критической геополитики, что национализм, расизм, империализм и пропаганда, процветавшие в геополитических концепциях того времени, должны быть отброшены. Тем не менее критическая геополитика, с точки зрения неоклассиков, не может
49 Morrissey J. Closing the Neoliberal Gap: Risk and Regulation in the Long War of Securitization // Antipode. 2011. Vol. 43. No. 3. P. 874-900.
50 Scholvin S., Wigell M. Geo-Economics as Concept and Practice in International Relations: Surveying the State of the Art. Helsinki: Finish Institute of International Affairs, 2018. URL: https://storage.googleapis.com/upi-live/2018/04/wp102_geo-economics.pdf
стать полноценной альтернативой классической геополитике, так как ее внимание сосредоточено исключительно на семиотической сфере. В качестве альтернативы как классической, так и критической геополитике ими выдвигается неоклассическая геополитика, возвращающая геофизическое измерение в исследования геополитики. Неоклассики обращаются к классическим геополитическим концепциям, но применяют их к современным технологическим и социальным реалиям в модернизированном виде. Исследователь Н. Моргадо ставит своей целью превратить неоклассическую геополитику в мягко-позитивистское научное направление, отбросившее мистицизм, органицизм и детерминизм своих классических предшественников51. Он, а также многие другие неоклассические исследователи пытаются реабилитировать такой инструмент, как геополитические карты, которые несправедливо отвергались критическими геополитиками как картографическая легитимация захватнических стратегий государств. Неоклассики утверждают, что геополитические карты могут быть объективными, научными и практически полезными, построенными в соответствии с достижениями современной физической и экономической географии.
Примерами неоклассических геополитических концепций можно назвать работы Дж.С. Беннетта и Э. Долмана. Первый вводит в геополитический дискурс понятие англосферы для характеристики англоязычной цивилизации, представленной в первую очередь цепью островных континентов и баз, окружающих Евразию, и отличающейся от других регионов уникальным потенциалом для удержания мирового господства52. И хотя Беннет гораздо меньше внимания уделяет территориальности и военной силе, концепция, по сути, продолжает размышления Х. Макиндера о противостоянии сухопутных и морских держав.
Отталкиваясь от классических геополитических построений, Э. Долман предлагает концепцию астрополитики, позволяющую изучать взаимоотношения между космическим пространством, технологиями и развитием военно-политических стратегий и применить геополитические теории XIX и XX вв. к просторной области изучения и завоевания человеком космоса53. Отвечая на классический
51 Morgado N. Op. cit.
52 Bennett J.C. The Anglosphere Challenge: Why the English-speaking Nations Will Lead the Way in the Twenty-first Century. Lanham: Rowman & Littlefield, 2004.
53 Dolman E. Astropolitik: Classical Geopolitics in the Space Age. London: Frank Cass, 2002. P. 1, 15.
геополитический императив Макиндера54, Долман предлагает формулу неоклассической геополитики: «Кто контролирует низкие орбиты, тот контролирует околоземное космическое пространство; кто контролирует околоземное космическое пространство, тот господствует над [Землей]; кто господствует над [Землей], тот определяет судьбу человечества»55.
Возможности и перспективы развития пострефлективистских материалистических концепций ТМО
В целом новые материалистические подходы в ТМО объединяет критика теорий, ориентированных на дискурс и другие идеацио-нальные факторы. Общими для этих подходов являются следующие положения:
• материальная реальность существует независимо от человека и его дискурсов о ней;
• материя не пассивна, она может оказывать влияние на международные отношения непосредственно, независимо от конфигурации дискурсов в данной области;
• значительное социальное изменение не может быть порождено «только через реконструкцию субъективностей, дискурсов, этик и идентичностей, т.е. без сопутствующих изменений социально-экономических условий.. .»56.
Теории пострефлективистского спектра обращаются к важным внедискурсивным и внесоциальным факторам мировой политики, на которые закрывали глаза идеалисты. Так, представители неоклассической геополитики показывают, как таяние криосферы в Арктике открывает возможности для экспансии России, Канады, Дании, Норвегии и США57. К изменениям в окружающей среде как важному активному материальному фактору международных отношений обращаются также критические реалисты и новые материалисты.
Несмотря на названные сходства, разобранные пострефлек-тивистские подходы остаются очень разными и подчас весьма далекими друг от друга. Да, все они обращаются к материальной
54 «Кто контролирует Восточную Европу, тот контролирует Хартленд; кто контролирует Хартленд, тот контролирует Мировой Остров; кто управляет Мировым Островом, тот управляет миром» (Mackinder H. Democratic Ideals and Reality: A Study in the Politics of Reconstruction. London: Constable and Company, 1919. P. 194).
55 Dolman E. Op. cit. P. 6-7.
56 Coole D, Frost S. Op. cit. P. 25.
57 Haverluk T.W., Beauchemin K.M., Mueller B.A. Op. cit. P. 31.
стороне бытия, но все — к ее разным уровням и ипостасям. В неоклассической геополитике материя — это прежде всего физическая оболочка Земли; в новом материализме — неодушевленные предметы, животные, инфраструктура и телесность; в критическом реализме — реальность в целом. Если в критическом реализме сохраняется деление на дискурсивное и внедискурсивное, то новый материализм считает эти элементы неразделимыми. Что касается неоклассической геополитики, то некоторые ее представители в стремлении вернуться к основам дисциплины вообще выносят за скобки влияние дискурса. Кроме того, если некоторые новые материалисты готовы стереть границу между человеческим и нечеловеческим, то критический реализм выступает против такого взгляда, считая, что нельзя забывать об уникальной политической активности человека. В области эпистемологии критический реализм и новый материализм имеют ярко выраженную постпозитивистскую направленность, в то время как неоклассические геополитики сохраняют приверженность (мягкому) позитивизму. Критический реализм, являясь метатеорией, не способен напрямую порождать прикладное знание, что отличает его от двух других подходов58. С идеологической точки зрения критический реализм и, более выраженно, новый материализм часто имеют критическую, левую эмансипационную направленность, большое внимание уделяя критике глобального капитализма. Неоклассическая геополитика же (по крайней мере, некоторые ее концепции) имеет правоконсервативный уклон. Наконец, все разобранные пострефлективистские направления имеют разный статус в науке о международных отношениях. Критический реализм является наиболее устоявшимся из пострефлективистских направлений в ТМО и имеет наибольшее число сторонников. Новый материализм является перспективным направлением, находящимся в процессе своего развития. Неоклассическая геополитика же пока не сформировалась как отдельное направление, и ей еще только предстоит сформировать общие парадигмальные установки.
При всей важности учета роли материального в международных отношениях важно помнить об ограничениях теорий подобного типа. Критикуя радикальный рефлективизм, эти подходы нередко приходят к другой крайности — почти полному игнорированию вопросов языка, значений и политики репрезентации в международных
58 Joseph J. The Impact of Roy Bhaskar and Critical Realism on International Relations // E-International Relations. 2014. December 11. URL: https://www.e-ir. info/2014/12/11/the-impact-of-roy-bhaskar-and-critical-realism-on-international-relations/
отношениях59. Дегуманизация ТМО способна нанести даже больший урон науке, чем гипертекстуализм некоторых рефлективистских направлений, ведь в сфере международно-политических отношений особенно важна человеческая активность. К тому же в обозначенных пострефлективистских концепциях нет ничего радикально нового, и многие из вопросов, поднимающихся этими направлениями, разбирались еще в рефлективистской литературе60.
Говоря о недостатках отдельных направлений, можно заметить, что критический реализм фактически пошел по стопам радикального рефлективизма: критический элемент в нем непропорционально доминирует над конструктивным, а возможности прикладного использования положений подхода неочевидны61. Новый материализм, в первую очередь его постгуманистические разновидности, и акторно-сетевые подходы ведут к дегуманизации ТМО. Другой недостаток этого направления можно наблюдать в случаях, когда его представители вдаются в метафизические спекуляции, легкомысленно жонглируя естественнонаучной терминологией без приверженности методологии естественных наук. Метафорическое использование понятий из других наук имеет свои преимущества, но когда оно закладывается в основу теории, результатом становится туманная картина мира и неспособность вырабатывать знание, актуальное для понимания конкретных проблем международных отношений62. Неоклассическая геополитика, несмотря на попытки порвать с классической геополитикой, занять научную и внеидео-логическую позицию, нередко продолжает служить политическим интересам. Например, концепции Дж.С. Беннетта и Э. Долмана пользуются популярностью прежде всего среди американских консерваторов и, по сути, продвигают интересы англосаксонского сообщества63.
Обозначенные недостатки подрывают позиции данных течений в ТМО, а перспективы их преодоления пока не внушают оптимизма. В целом разобранные направления мысли пока недостаточно распространены в ТМО, чтобы можно было говорить о пострефлекти-
59 Lundborg T., Vaughan-Williams N. Op. cit. P. 6.
60 Ibid.
61 Юдин Н.В. Указ. соч. С. 145-148.
62 SrnicekN. Op. cit. P. 94-97.
63 MegoranN. Op. cit.;ДугинА.Г. Геополитика: учебное пособие. М.: Гаудеамус, 2011. Данная претензия может быть предъявлена и нередко предъявляется западной ТМО в целом, но связь международно-политического знания с интересами конкретных государств в (нео)классической геополитике оспорить сложнее всего.
вистском повороте или новом «большом споре». Тем не менее при определенных условиях данные направления могут стать более значимыми в дисциплине.
Новые течения выиграли бы от расширения спектра своих исследований за счет новых материалистических вопросов, а также старых проблем, несправедливо забытых в научном дискурсе. Например, перспективно, на наш взгляд, возвращение к дискуссии о природе человека с привлечением новых достижений наук о человеке. Также представляется, что успех пострефлективистских направлений зависит от того, готовы ли они отдать должное «дискурсивному повороту». В связи с этим необходимо обратиться к потенциалу кооперации между рефлективистскими и пострефлективистскими теориями.
Такое сотрудничество будет уместным в деле критики все еще очень влиятельных традиционных материалистических парадигм в ТМО. Так, интересы критических и неоклассических геополитиков сходятся в неприятии наиболее одиозных положений старой геополитики. Еще одно направление взаимодействия — это критика абстрактных понятий, моделей и образов, которыми оперирует реалистская парадигма. Этот вопрос должен найти отклик как у последователей Ж. Деррида в лагере рефлективизма, так и у новых материалистов. Два направления в целом могут объединить усилия для демонстрации ограничений рационалистической традиции, в которой международная политика оказывается похожа на взаимоотношения компьютерных программ в виртуальной реальности, показывая вместо этого насыщенную реальность, укорененную как в культуре и истории, так и в телесности, природе и объектах материального мира.
Учитывая, что международная реальность имеет как материальный, так и идеациональный компонент, рефлективисты и по-стрефлективисты могли бы дополнять друг друга в исследованиях определенных феноменов мировой политики. К примеру, тема коллективных идентичностей — давняя вотчина конструктивизма, где их формирование рассматривается через дискурсы и культуру. Но идентичности также изучаются в трудах некоторых новых материалистов, где тема анализируется с позиции неосознаваемых аффектов, эмоций и интуиций64. Если для конструктивистов идентичность — то, что формируется в сознании, то для новых материалистов — то, что ощущается в теле. Совмещение двух подходов может привести к более глубокому пониманию политики идентификаций.
64 Srnicek N. Ор. ей. Р. 89-91.
Заключение
Возникновение новых материалистических теорий в ТМО неудивительно, если рассматривать развитие дисциплины в контексте длительной дискуссии между материалистами и идеалистами. Межвоенные годы прошли под знаком доминирования либерально-идеалистической парадигмы, отводившей значительную роль в международных отношениях ценностям и идеям, после чего вплоть до конца холодной войны безусловное лидерство принадлежало гораздо более материалистически ориентированному реализму. Если четвертый «большой спор» на новом уровне возродил внимание к идеациональным факторам в международной политике, то сегодня новые теории призывают возвратиться к материальному. Причем каждая новая волна приводила не просто к отказу от противоположных взглядов в пользу предшествующих им теорий, но предлагала новое, актуальное прочтение этих теорий, учитывающее разумную критику противоположной стороны. Появление критического реализма, нового материализма и неоклассической геополитики не спровоцировало нового «большого спора» в ТМО, но их присутствие в дисциплине достаточно заметно, чтобы говорить о существовании волны пострефлективистских теорий. Новым материалистическим направлениям еще только предстоит реализовать свой потенциал в ТМО.
В современном мире тема материального и его влияния на социальные отношения продолжит быть актуальной в силу обострения экологических, экономических и энергетических проблем, растущих рисков в области здравоохранения, перспектив освоения новых пространств. Новые материалисты абсолютно верно подчеркивают возрастающую роль науки и технологий в общественно-политической жизни, делают акцент на тенденции постгуманистического изменения общества. Важность, даже судьбоносность вопросов жесткой материальной силы очевидна в контексте конфликта на Украине и современного противостояния России и стран Запада. Однако проблематика дискурсивного измерения общественных отношений также сохранит релевантность в связи с развитием информационного общества, активизацией информационно-культурных войн, столкновением идеологий, цивилизаций, религий, рас и народов. При этом было бы наивно думать, что у первой группы явлений есть только материальная сторона, а у второй — только дискурсивная.
В исследованиях международных отношений и политологии в целом все чаще звучат голоса о необходимости преодоления
аналитической «схизмы» идеалистов и материалистов. В качестве моделей взаимоотношений двух традиций предлагаются аддитивный (соотношение между материалистическим и идеалистическим объяснением должно зависеть от конкретной рассматриваемой ситуации) и диалектический (объяснение исходит из интерактивных и итеративных отношений между идеациональным и материальным) подходы65. Трудно не согласиться с тем, что исследования международных отношений должны учитывать оба аспекта, выявлять их взаимодействие и взаимное конституирование, а также пытаться ставить акценты на одном из них в зависимости от конкретной исследуемой области. Наблюдение за современной дискуссией материалистов и идеалистов приводит к мысли о сложном переплетении материальных и идеациональных факторов в объяснении причин поведения акторов и ограниченности подходов, основанных на онтологических предубеждениях.
Реконструкция интеллектуальных дискуссий в теории международных отношений, представленная в этой статье, была направлена на демонстрацию сменяющих друг друга противоположных волн идеализма и материализма и поэтому не позволила продемонстрировать также наблюдающуюся тенденцию к компромиссу между двумя позициями, которую выражают некоторые представители неореализма, неограмшизма, конструктивизма, критического реализма и других течений. Тем не менее такая тенденция не приводит и вряд ли приведет в обозримом будущем к исчезновению различий между теориями по оси материализм — идеализм. Происходит не исчезновение разногласий, а снижение их уровня: спор переходит от обсуждения «больших» вопросов («что важнее — идеи или материя?») к обсуждению частных вопросов («каково должно быть соотношение идеалистического и материалистического объяснения?»). Показателен в этом отношении спор между сторонником «толстого» конструктивизма К. Хэем и представителем «тонкого» конструктивизма Д. Маршем, при том что оба считают себя приверженцами комплексного, диалектического подхода66. Можно сделать вывод, что хоть дискуссии о материальных и идеациональных факторах в ТМО и приобретают более нюансированный характер, разделение на материализм и идеализм остается, а значит, заслуживает внимания исследователей.
65 Hay C. Op. cit. P. 208; Marsh D. Op. cit. P. 679-680.
66 Marsh D. Op. cit.
ЛИТЕРАТУРА
Алексеева Т.А. «Третье поколение» конструктивизма: что нового? // Социальные и гуманитарные знания. 2022. Т. 8. № 1. С. 6-21.
Алексеева Т.А. Химеры страны Оз: «культурный поворот» в теории международных отношений // Международные процессы. 2012. Т. 10. № 3. С. 4-19. Дугин А.Г. Геополитика: учебное пособие. М.: Гаудеамус, 2011. Карр Э.Х. Двадцать лет кризиса: 1919-1939. Введение в изучение международных отношений // Теория международных отношений: Хрестоматия / Сост., науч. ред. и коммент. П.А. Цыганкова. М.: Гардарики, 2002. С. 53-68.
Макиндер Х. Географическая ось истории // Дугин А. Основы геополитики. М.: АРКТОГЕЯ-центр, 2000. C. 491-506.
Окунев И.Ю. Методологический синтез в современной геополитике: навстречу неоклассической (посткритической) геополитике // Политическая наука. 2015. № 2. С. 26-38.
Чернов И.В. Постконструктивизм, или Теория лингвополитического реализма в международных отношениях // Вестник Санкт-Петербургского университета. Политология. Международные отношения. 2018. Т. 11. Вып. 1. С. 86-104.
Юдин Н.В. В поисках науки о международных отношениях: взгляд через призму критического реализма // Международные процессы. 2020. Т. 18. № 1. С. 135-151.
Bennett J.C. The Anglosphere Challenge: Why the English-speaking Nations Will Lead the Way in the Twenty-first Century. Lanham: Rowman & Littlefield, 2004.
Coole D., Frost S. Introducing the New Materialisms // New Materialisms: Ontology, Agency and Politics / Eds. D. Coole, S. Frost. Durham: Duke University Press, 2010. P. 3-43.
Dolman E. Astropolitik: Classical Geopolitics in the Space Age. London: Frank Cass, 2002.
Glasius M., Warnaar M., Holman O. et al. Gramsci for the Twenty-first Century: Dialectics and Translatability // International Studies Review. 2012. Vol. 14. No. 4. P. 666-686.
Haverluk T.W., Beauchemin K.M., Mueller B.A. The Three Critical Flaws of Critical Geopolitics: Towards a Neo-Classical Geopolitics // Geopolitics. 2014. Vol. 19. No. 1. P. 19-39.
Hay C. Political Analysis: A Critical Introduction. [Bloomsbury]: Bloomsbury Publishing, 2017.
Joseph J. Hegemony and the Structure-agency Problem in International Relations: A Scientific Realist Contribution // Review of International Studies. 2008. Vol. 34. No. 1. P. 109-128.
Joseph J. The Impact of Roy Bhaskar and Critical Realism on International Relations // E-International Relations. 2014. December 11. URL: https://www.e-ir. info/2014/12/11/the-impact-of-roy-bhaskar-and-critical-realism-on-international-relations/
Keohane R.O. Ideas Part-way Down // Review of International Studies. 2000. Vol. 26. No. 1. P. 125-130.
Laclau E., Bhaskar R.S. Discourse Theory vs Critical Realism // Alethia. 1998. Vol. 1. No. 2. P. 9-14.
Lundborg T., Vaughan-Williams N. New Materialisms, Discourse Analysis, and International Relations: A Radical Intertextual Approach // Review of International Studies. 2014. Vol. 41. No. 1. P. 3-25.
Mac Ginty R. A Material Turn in International Relations: The 4x4, Intervention and Resistance // Review of International Studies. 2017. Vol. 43. No. 5. P. 855-874.
Mackinder H. Democratic Ideals and Reality: A Study in the Politics of Reconstruction. London: Constable and Company, 1919.
Marsh D. Keeping Ideas in their Place: In Praise of Thin Constructivism // Australian Journal of Political Science. 2009. Vol. 44. No. 4. P. 679-696.
McCarthy D.R. Materialism in International Politics // Studying International Relations: A Companion / Eds. H. Behr, R. Foster. (в печати)
Megoran N. Neoclassical Geopolitics // Political Geography. 2010. Vol. 29. No. 4. P. 187-189.
Meibauer G. Interests, Ideas, and the Study of State Behaviour in Neoclassical Realism // Review of International Studies. 2020. Vol. 46. No. 1. P. 20-36.
Morgado N. Neoclassical Geopolitics: Preliminary Theoretical Principles and Methodological Guidelines // Medjunarodni problemi. 2020. Vol. 72. No. 1. P. 129-157.
Morrissey J. Closing the Neoliberal Gap: Risk and Regulation in the Long War of Securitization // Antipode. 2011. Vol. 43. No. 3. P. 874-900.
New Materialisms: Ontology, Agency and Politics / Eds. D. Coole, S. Frost. Durham: Duke University Press, 2010.
Penttinen E. Potential of Posthumanist Onto-epistemology for the Study of International Relations // Posthuman Dialogues in International Relations / Eds. E. Cudworth, S. Hobden, E. Kavalski. Abington: Routledge, 2018. P. 72-88.
Posthuman Dialogues in International Relations / Eds. E. Cudworth, S. Hobden, E. Kavalski. Abingdon: Routledge, 2018.
Protevi J. Life, War, Earth: Deleuze and the Sciences. Minneapolis: University of Minnesota Press, 2013.
Raudino S, Rendon E. Material Forces and the Force of Ideas: Interview with Robert Gilpin // The International Spectator. 2005. Vol. 40. No. 1. P. 99-105.
Scholvin S., Wigell M. Geo-Economics as Concept and Practice in International Relations: Surveying the State of the Art. Helsinki: Finish Institute of International Affairs, 2018. URL: https://storage.googleapis.com/upi-live/2018/04/wp102_geo-economics.pdf
Simmerl G. A Critical Constructivist Perspective on Global Multi-Level Governance: Discursive Struggles among Multiple Actors in a Globalized Political Space. Berlin: Freie Universität Berlin. 2011.
Sims-Schouten W., Riley S., Willig C. Critical Realism in Discourse Analysis: A Presentation of a Systematic Method of Analysis Using Women's Talk of Motherhood, Childcare and Female Employment as an Example // Theory & Psychology. 2007. Vol. 17. No. 1. P. 101-124.
Srnicek N. New Materialism and Posthumanism: Bodies, Brains, and Complex Causality // Technology and World Politics: An Introduction / Ed. D.R. McCarthy. London: Routledge, 2017. P. 86-89.
Srnicek N., Fotou M, Arghand E. Introduction: Materialism and World Politics // Millennium. 2013. Vol. 41. No. 3. P. 397.
Technology and World Politics: An Introduction / Ed. D.R. McCarthy. London: Routledge, 2017.
WendtA. Social Theory of International Politics. Cambridge: Cambridge University Press, 1999.
REFERENCES
Alekseeva, T. A. "Khimery strany Oz: 'kul'turnyi povorot' v teorii mezhdunarod-nykh otnoshenii," Mezhdunarodnyeprotsessy, Vol. 10, No. 3, 2012, pp. 4-19.
Alekseeva, T. A. " 'Tret'e pokolenie' konstruktivizma: chto novogo?" Sotsial'nye i gumanitarnye znaniia, Vol. 8, No. 1, 2022, pp. 6-21.
Bennett, J. C. The Anglosphere Challenge: Why the English-speaking Nations Will Lead the Way in the Twenty-first Century. Lanham: Rowman & Littlefield, 2004.
Carr, E. H. "Dvadtsat' let krizisa: 1919-1939. Vvedenie v izuchenie mezhdun-arodnykh otnoshenii," Teoriia mezhdunarodnykh otnoshenii: Khrestomatiia, ed. P. A. Tsygankov. Moscwo: Gardariki, 2002, pp. 53-68.
Chernov, I. V. "Postkonstruktivizm, ili Teoriia lingvopoliticheskogo realizma v mezhdunarodnykh otnosheniiakh," Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta. Politologiia. Mezhdunarodnye otnosheniia, Vol. 11, No. 1, 2018, pp. 86-104.
Coole, D., and Frost, S. (eds.) Frost New Materialisms: Ontology, Agency and Politics. Durham: Duke University Press, 2010.
Coole, D., and Frost, S. "Introducing the New Materialisms," New Materialisms: Ontology, Agency and Politics, eds. D. Coole, and S. Frost. Durham: Duke University Press, 2010, pp. 3-43.
Cudworth, E., Hobden, S., and Kavalski, E. (eds.) Posthuman Dialogues in International Relations. Abingdon: Routledge, 2018.
Dolman, E. Astropolitik: Classical Geopolitics in the Space Age. London: Frank Cass, 2002.
Dugin, A. G. Geopolitika: uchebnoe posobie. Moscow: Gaudeamus, 2011.
Glasius, M., Warnaar, M., Holman, O. et al. "Gramsci for the Twenty-first Century: Dialectics and Translatability," International Studies Review, Vol. 14, No. 4, 2012, pp. 666-686.
Haverluk, T. W., Beauchemin, K. M., and Mueller, B. A. "The Three Critical Flaws of Critical Geopolitics: Towards a Neo-Classical Geopolitics," Geopolitics, Vol. 19, No. 1, 2014, pp. 19-39.
Hay, C. Political Analysis: A Critical Introduction. [Bloomsbury]: Bloomsbury Publishing, 2017.
Iudin, N. V. "V poiskakh nauki o mezhdunarodnykh otnosheniiakh: vzgliad cherez prizmu kriticheskogo realizma," Mezhdunarodnye protsessy, Vol. 18, No. 1, 2020, pp. 135-151.
Joseph, J. "Hegemony and the Structure-agency Problem in International Relations: A Scientific Realist Contribution," Review of International Studies, Vol. 34, No. 1, 2008, pp. 109-128.
Joseph, J. "The Impact of Roy Bhaskar and Critical Realism on International Relations," E-International Relations, December 11, 2014, URL: https://www.e-ir. info/2014/12/11/the-impact-of-roy-bhaskar-and-critical-realism-on-international-relations/
Keohane, R. O. "Ideas Part-way Down," Review of International Studies, Vol. 26, No. 1, 2000, pp. 125-130.
Laclau, E., and Bhaskar, R. S. "Discourse Theory vs Critical Realism," Alethia, Vol. 1, No. 2, 1998, pp. 9-14.
Lundborg, T., and Vaughan-Williams, N. "New Materialisms, Discourse Analysis, and International Relations: A Radical Intertextual Approach," Review of International Studies, Vol. 41, No. 1, 2014, pp. 3-25.
Mac Ginty, R. "A Material Turn in International Relations: The 4x4, Intervention and Resistance," Review of International Studies, Vol. 43, No. 5, 2017, pp. 855-874.
Mackinder, H. Democratic Ideals and Reality: A Study in the Politics of Reconstruction. London: Constable and Company, 1919.
Mackinder, H. "Geograficheskaia os' istorii," Dugin, A. Osnovy geopolitiki. Moscow: ARKTOGEIa-tsentr, 2000, pp. 491-506.
Marsh, D. "Keeping Ideas in their Place: In Praise of Thin Constructivism," Australian Journal of Political Science, Vol. 44, No. 4, 2009, pp. 679-696.
McCarthy, D. R. "Materialism in International Politics," Studying International Relations: A Companion, eds. H. Behr, R. Foster. (in press).
McCarthy, D. R. (ed.) Technology and World Politics: An Introduction. London: Routledge, 2017.
Megoran, N. "Neoclassical Geopolitics," Political Geography, Vol. 29, No. 4, 2010, pp. 187-189.
Meibauer, G. "Interests, Ideas, and the Study of State Behaviour in Neoclassical Realism," Review of International Studies, Vol. 46, No. 1, 2020, pp. 20-36.
Morgado, N. "Neoclassical Geopolitics: Preliminary Theoretical Principles and Methodological Guidelines," Medjunarodni problemi, Vol. 72, No. 1, 2020, pp. 129-157.
Morrissey, J. "Closing the Neoliberal Gap: Risk and Regulation in the Long War of Securitization," Antipode, Vol. 43, No. 3, 2011, pp. 874-900.
Okunev, I. Iu. "Metodologicheskii sintez v sovremennoi geopolitike: navstrechu neoklassicheskoi (postkriticheskoi) geopolitike," Politicheskaia nauka, No. 2, 2015, pp. 26-38.
Penttinen, E. "Potential of Posthumanist Onto-epistemology for the Study of International Relations," Posthuman Dialogues in International Relations, eds. E. Cudworth, S. Hobden, and E. Kavalski. Abington: Routledge, 2018, pp. 72-88.
Protevi, J. Life, War, Earth: Deleuze and the Sciences. Minneapolis: University of Minnesota Press, 2013.
Raudino, S., and Rendon, E. "Material Forces and the Force of Ideas: Interview with Robert Gilpin," The International Spectator, Vol. 40, No. 1, 2005, pp. 99-105.
Scholvin, S., and Wigell, M. Geo-Economics as Concept and Practice in International Relations: Surveying the State of the Art. Helsinki: Finish Institute of International Affairs, 2018, URL: https://storage.googleapis.com/upi-live/2018/04/wp102_geo-economics.pdf
Simmerl, G. A Critical Constructivist Perspective on Global Multi-Level Governance: Discursive Struggles among Multiple Actors in a Globalized Political Space. Berlin: Freie Universität Berlin. 2011.
Sims-Schouten, W., Riley, S., and Willig, C. "Critical Realism in Discourse Analysis: A Presentation of a Systematic Method of Analysis Using Women's Talk of Motherhood, Childcare and Female Employment as an Example," Theory & Psychology, Vol. 17, No. 1, 2007, pp. 101-124.
Srnicek, N. "New Materialism and Posthumanism: Bodies, Brains, and Complex Causality," Technology and World Politics: An Introduction, ed. D. R. McCarthy. London: Routledge, 2017, pp. 86-89.
Srnicek, N., Fotou, M., and Arghand, E. "Introduction: Materialism and World Politics," Millennium, Vol. 41, No. 3, 2013, pp. 397.
Wendt, A. Social Theory of International Politics. Cambridge: Cambridge University Press, 1999.
ОБ АВТОРЕ
Даниил Сергеевич Полулях — кандидат политических наук, ассистент кафедры сравнительной политологии факультета политологии МГУ имени М.В. Ломоносова (Ленинские горы, д. 1, 11999, Москва, Россия), e-mail: daniilpolulyakh@ mail.ru.
ABOUT THE AUTHOR
Daniil Sergeevich Polulyakh — Kandidat of Political Sciences, Assistant, Program of Comparative Political Science, Political Science Department, Lomonosov Moscow State University (Leninskiye Gory 1, 119991 Moscow, Russia), e-mail: daniilpolulyakh@ mail.ru.
