CC BY
94
УДК 81.01
Сергей Константинович Белых Удмуртский государственный университет
bibulus@e-izhevsk. ru
ПЕРМСКО-МАРИЙСКИЕ АРЕАЛЬНЫЕ ЯЗЫКОВЫЕ СВЯЗИ:
ОПЫТ ИСТОРИЧЕСКОЙ ИНТЕРПРЕТАЦИИ1
Статья описывает попытку рассмотрения и анализа степени распространенности тех или иных фонетических, морфологических и других пермско-марийских сепаратных языковых схождений в диалектах марийского и пермских языков. Анализ этих языковых схождений, вкупе с некоторыми данными археологии, ономастики и письменых источников, позволяет не только констатировать наличие пермского (удмуртского) языкового субстрата в марийском языке, но и с уверенностью говорить о том, что в Вятско-Ветлужском междуречье значительные по численности группы праудмуртов в средние века были ассимилированы пришлым прамарийским населением и, таким образом, сыграли существенную роль в формировании современного марийского народа.
The PERMIANS'-MARI LANGUAGE CONVERGENCES: the EXPERIENCE of HISTORICAL INTERPRETATION
Sergei K. Belykh
The article is dedicated to the problem of relations between the Mari and Permic (Udmurt and Komi) languages and peoples. There is a number linguistic parallels between these languages which are interpreted by scholars in different ways, but usually they are regarded as Permic borrowings in the Mari language.
It should be said that till nowadays the scholars paid main attention to the Permic-Mari linguistic parallels which are spread in all or in the most part of Mari dialects. A new attention to analyse the phonetic, morphological and lexical parallels in Mari and Udmurt dialects has been done in this article.
The analyse of these parallels and also some data of archaeology, history and other sciences allow us to conclude that in medieval ages considerable groups of Permians (Proto-Udmurts) were assimilated by Proto-Maris in the Vyatka-Vetluga region. Thus we can say that the Permians have played an important role in forming of the modern Mari people.
1.1. Проблема сепаратных связей и контактов между пермскими и марийским языками привлекает ученых-языковедов уже довольно давно.
1 Настоящая работа выполнена по гранту INTAS 05-1000008-7922.
5
Общие явления в фонетике, морфологии и лексике, особо сближающие марийский язык с пермскими (т.е. с удмуртским и коми), интерпретируются учеными по-разному, однако чаще всего они аттестуются как пермские заимствования в марийском или последствия пермского языкового влияния на марийский язык.
Так, например, венгерский языковед Г. Берецки констатирует наличие в марийских диалектах более семи десятков пермских (прапермских и удмуртских) лексических заимствований [1].
Марийский лингвист Д.Е.Казанцев, указывая на сепаратные марийско-пермские лексические параллели, особо отмечает то обстоятельство, что отдельные марийские слова, имея соответствия во многих финно-угорских языках, отличаются наибольшей семантической и фонетической близостью с соответствующими пермскими лексемами. Этот же исследователь довольно подробно останавливается на сепаратных пермско-марийских схождениях в области фонетики и морфологии, многие из которых он склонен объяснять пермским субстратом в марийском языке [2].
Е.А.Хелимский полагает, что данные сепаратные схождения во многом являются следствием того, что по мере постепенного распада финно-угорской праязыковой общности связи между смежными праязыковыми диалектами (в том числе и между «допермскими» и «домарийскими»), которые Е.А.Хелимский называет ареально-генетическими, вели к формированию определенных общих черт, распространявшихся уже не на весь праязыковой ареал, а только на определенные его части, и обусловили появление так называемых «особых отношений» между отдельными финно-угорскими языками и языковыми группами, в том числе между марийским и пермскими языками [3].
1.2. Необходимо заметить, что до сих пор исследователи обращали внимание главным образом на пермско-марийские сепаратные параллели, имеющие общемарийское распространение, т.е. встречающиеся во всех или в большинстве марийских диалектов. По моему мнению, было бы небезынтересно более внимательно и детально, чем это было сделано ранее, рассмотреть степень распространенности тех или иных фонетических, морфологических и других пермско-марийских сепаратных языковых схождений в диалектах марийского и пермских языков.
2. Фонетические параллели
2.1. Хорошо известна спорадическая деназализация (выпадение носовых) в некоторых сочетаниях согласных марийского языка, что весьма напоминает подобное явление, проявившееся, однако, более последовательно, в удмуртском и коми языках. Примеры: марЛ. куч, марГ. кыч ‘ноготь, коготь, копыто’ - удм. гижы, к. гыж ‘тж.’, при фин. kynsi, морд. кенже и др. [4]. Данное явление характерно практически для всех марийских диалектов.
2.2. В марийском языке зафиксировано отпадение старого конечного гласного или конечного слога в некоторых словах общефинно-угорского
лексического слоя, что также более последовательно, по сравнению с марийским, развилось в пермских языках. Примеры: марЛ. туи, марГ. тынг ‘комель; основание’ - удм. динь, кз. Ын, кп. дын ‘тж.’, при фин. tyvi ‘тж.’; мар. тош ‘обух’ - удм., к. тыш ‘тж.’, при фин. tahko ‘грань’ и др. [5]. Это явление также носит общемарийский характер.
2.3. Присущая марийскому языку палатально-велярная гармония гласных, которая наиболее последовательно представлена в горном, северо-западном и части говоров восточного наречия, предстаёт в более или менее разрушенном виде в говорах лугового наречия. Такое разрушение палатально-велярной гармонии гласных связано с тем, что противопоставленные друг другу по ряду прамарийские фонемы *а и *а, сохранившиеся в горном и северо-западном наречиях, в говорах лугового наречия слились и отобразились в одной гласной фонеме - а; прамарийские редуцированные *ы [К] и *ы [к], также сохранившиеся в горном и северо-западном наречиях, в свою очередь слились и отобразились в луговом наречии в одной гласной - ы [К] [6].
Необходимо отметить и то, что в отличие от горного и северо-западного наречий марийского языка, где а и К являются гласными заднего ряда, а а и к соответственно являются гласными переднего ряда, в йошкар-олинском, волжском и моркинско-сернурском говорах лугового наречия гласные фонемы а и К имеют так называемый «смешанный» характер, т.е. являются гласными среднего ряда. В территориально соседствующих с луговым наречием восточно-марийских говорах (малмыжском, уржумском и некоторых других) фонемы а и К также имеют среднерядный характер, а переднерядные а и к употребляются в них весьма ограниченно, как правило в заимствованных из татарского языка словах и рассматриваются как позиционные варианты (аллофоны) фонем а и К [7]. Д.Е.Казанцев называет процесс перехода древнемарийского переднерядного *а в гласный среднего ряда а в луговом наречии медиализацией и сравнивает его с подобным явлением в пермских языках, где старое ф.-у. *а > а (ср. фин. pаhkinа ‘орех’ и удм. пашпу ‘орешник, ореховый’) [8].
В фонетической системе пермских языков вышеуказанным луговомарийским фонемам (а и К) соответствуют а и 2 (ы в действующей орфографии). Фонема 2 в большинстве удмуртских и коми диалектов является гласной среднего ряда, фонема а в удмуртском и коми языках также является гласной среднего ряда, хотя по диалектам она может реализовываться в различных позициях в вариантах, несколько сдвинутых вперед или назад [9].
Итак, факт частичного разрушения палатально-велярной гармонии гласных в говорах лугового и восточного наречий марийского языка и появления в них гласных среднего ряда вкупе с фактом наличия подобных среднерядных гласных в пермских языках позволяют предположить, что эти явления в указанных марийских диалектах могли появиться под пермским языковым влиянием. В самом деле, ни у кого, пожалуй, сегодня не вызывает сомнений, что в прамарийском языке существовала палатально-велярная гармония гласных [10], прамарийские гласные были четко противопоставлены
7
друг другу по ряду, т.е. были либо заднерядными, либо переднерядными. Посему не может не привлекать внимания то обстоятельство, что гармония гласных подверглась эрозии именно в тех марийских диалектах, что территориально приближены или даже непосредственно соприкасаются с диалектами удмуртского языка. Характерная для большинства финно-угорских языков, восходящая еще к прафинно-угорской эпохе палатально-велярная гармония гласных была полностью утрачена языком предков удмуртов и коми еще в прапермскую эпоху [11].
2.4. К небезынтересным результатам и выводам приводит само сравнение систем вокализма разных диалектов марийского языка и анализ их особенностей. Наиболее богатым вокализмом обладает северо-западное наречие, в нем имеется 12 фонем: 8 фонем полного образования - a, а, o, о, ^ и, e, i и 4 редуцированные фонемы - К, к, й, 0 [12]. В горном наречии наличествует 10 гласных фонем: 8 фонем полного образования - a, а, o, о, ^ и, e, i и 2 редуцированные фонемы - К, к [13].
Что касается говоров лугового наречия, то здесь ситуация такова. В самом западном из луговых - йошкар-олинском, а также в волжском говорах насчитывается 10 гласных фонем: 7 гласных полного образования - a, o, о, ^ и, e, i и 3 редуцированные - К, й, 0 [14]. Причем исследователи отмечают, что огубленный редуцированный переднего ряда 0 в волжском говоре употребляется не повсеместно и менее активно, чем в йошкар-олинском [15]. Наличие сравнительно большого количества редуцированных гласных в этих говорах, наряду с некоторыми другими особенностями, позволили Д.Е.Казанцеву объединить волжский и йошкар-олинский говоры лугового наречия с горным и северо-западным наречиями в рамках «западной диалектной зоны» марийского языка [16]. В моркинско-сернурском говоре, равно как и в марийском литературном (лугово-восточном) языке, насчитывается 8 гласных фонем: 7 гласных полного образования - a, o, о, ^ и, e, i и 1 редуцированная гласная - К [17].
Особняком по вокализму среди говоров лугового наречия стоит сардаяльско-арборский говор. Он распространен в населенных пунктах на границе Марий Эл и Татарстана, его носители уже длительное время находятся в тесном контакте с соседствующим татарским населением, и поэтому говор этот испытал сильнейшее влияние татарского языка, что привело к появлению в нем гласных фонем а, к, й, 0 [18].
Весьма разнообразна и своеобразна система гласных в восточных говорах марийского языка. Прежде всего, нужно отметить, что практически во всех восточно-марийских говорах присутствуют 8 гласных фонем литературного языка (см. выше). В разных говорах восточного наречия в различной степени развита гармония гласных, поэтому в одних говорах имеются фонемы а, к, й, 0, в других - они отсутствуют. В общих чертах распространение этих последних фонем по говорам восточного наречия выглядит так. В привятских говорах (малмыжском, уржумском, кильмезском) они либо отсутствуют совсем, либо
употребляются весьма ограниченно и встречаются почти исключительно в татарских заимствованиях [19]. Благодаря длительному интенсивному влиянию татарского и башкирского языков во многих восточно-марийских говорах Татарстана, Башкирии и юга Удмуртии вторично развилась гармония гласных, что привело к появлению в них фонем а и к [20]. Что касается огубленных редуцированных й и 0, то они распространены в восточно-марийских говорах в меньшей степени и встречаются только в тех из них, что испытали наибольшее воздействие татарского и башкирского языков [21].
Таким образом, можно заключить, что в большинстве говоров лугового наречия, а также в самых западных, привятских говорах восточного наречия (малмыжском, уржумском, кильмезском) вокализм вместе с разрушением гармонии гласных подвергся значительной редукции, которая наиболее последовательно состоялась в моркинско-сернурском говоре лугового наречия. Вокализм привятских говоров восточного наречия в целом близок моркинско-сернурскому, отклонения от него незначительны и легко объяснимы татарским языковым влиянием. Система гласных восточно-марийских говоров Татарстана, Удмуртии и Башкирии подверглась еще более сильному тюркскому воздействию, благодаря чему во многих из этих говоров появились гласные а, к, й, 0 и вторично развилась палатально-велярная гармония гласных. Примечательно, что наименее всего палатально-велярная гармония гласных развита в говорах тех восточно-марийских групп, что меньше, в сравнении с другими, контактируют с тюрками, например, в кильмезском и кунгурском говорах [22].
В основе своей вокализм «восточной диалектной зоны» марийского языка, куда Д.Е.Казанцев включает малмыжский, уржумский, кильмезский, моркинско-сернурский и сардаяльско-арборский говоры [23], состоит из 8 гласных фонем - a, o, о, ^ и, e, i и К. Прочие гласные фонемы, даже если они имеются в тех или иных диалектах этой зоны, имеют ярко выраженный вторичный характер.
Можно констатировать, что упомянутые марийские диалекты восточной зоны по вокализму существенно отличаются от диалектов западной зоны и, в то же время, сближаются с пермскими языками, в особенности с периферийными юго-западными диалектами удмуртского языка, которые территориально непосредственно соседствуют с луговым наречием, привятскими (малмыжским, уржумским) говорами восточного наречия марийского языка и также имеют в составе своего вокализма 8 гласных фонем. Речь здесь идет о шошминском и кукморском говорах периферийно-южного диалекта южноудмуртского наречия, которые распространены на северо-западе Татарстана и соседних районах Республики Марий Эл.
Весьма показательно, в этой связи, сравнение системы вокализма моркинско-сернурского говора марийского языка, где упомянутые 8 основных гласных фонем восточной диалектной зоны представлены наиболее последовательно, с вокализмом соседствующих с ним шошминского и
кукморского говоров удмуртского языка. Система гласных моркинско-сернурского говора [24] может быть представлена в виде следующей таблицы:
Г ласные Переднего ряда Среднего ряда Заднего ряда
Верхнего подъёма i, и u
Среднего подъёма e, о К o
Нижнего подъёма а
Вокализм шошминского говора удмуртского языка по [25]:
Гласные Переднего ряда Передне- среднего ряда Среднего ряда Заднего ряда
Верхнего подъёма i 8 2 u
Среднего подъёма e о o
Нижнего подъёма а
Для большей части кукморского говора удмуртского языка характерна следующая система вокализма [26]:
Гласные Переднего ряда Передне- среднего ряда Среднего ряда Заднего ряда
Верхнего подъёма i 8 u
Среднего подъёма e о К, о
Нижнего подъёма а
Как видим вышеупомянутый говор марийского и два периферийно-южных говора удмуртского языков полностью тождественны друг другу по количеству гласных фонем и довольно близки по их качеству. Главное, пожалуй, отличие между марийским говором и двумя говорами удмуртского состоит в том, что в моркинско-сернурском говоре имеются две огубленные фонемы переднего ряда и и о, коим в шошминском и кукморском говорах соответствуют две огубленные гласные передне-среднего ряда (8 и о), т.е. несколько более заднего образования. Однако такая разница без труда объясняется тем, что в моркинско-сернурском говоре сохранились остатки палатально-велярной гармонии гласных, переднерядным и и о гармонически противопоставлены гласные заднего ряда u и o, в силу чего две эти группы гласных стремятся артикуляторно максимально отдалиться друг от друга по ряду. В шошминском и кукморском диалектах, как впрочем в подавляющем большинстве диалектов
удмуртского языка, подобной парадигматической корреляции гласных по ряду не существует. Остается лишь добавить, что огубленные гласные переднесреднего ряда 8 и о присущи почти всем периферийно-южным диалектам удмуртского языка, что является одним из важнейших отличий периферийноюжного диалекта от центрально-южного, а также от северноудмуртского наречия [27].
Второе и последнее значимое отличие вокализма марийского диалекта от двух удмуртских диалектов состоит в том, что моркинско-сернурская фонема К совпадает с шошминским 2 по ряду, но отличается по подъёму, а с кукморским К совпадает по подъёму, но характеризуется более передней артикуляцией. В то же время в отдельных населенных пунктах на территории шошминского диалекта удмуртского языка на месте вышеупомянутых 2 и К зафиксирована занимающая промежуточное между ними положение гласная «верхне-среднего подъема средне-заднего ряда» 4 [28], которая еще более близка по своим акустико-артикуляторным свойствам моркинско-сернурскому К. Фонема 4 зафиксирована также в еще одном периферийно-южном удмуртском диалекте -бавлинском (юго-восток Татарстана) [29].
Немалый интерес представляет также сопоставление вокализма марийских говоров восточной диалектной зоны с реконструированной В.К.Кельмаковым системой гласных, которую он именует «праудмуртской» и которая, на мой взгляд, в большей степени отражает вокализм тех древних пермских диалектов, носителями которых были предки периферийно-южной группы удмуртов. В.К.Кельмаков полагает, что в Х-Х1У вв. «праудмуртская» вокалическая система состояла из 9 единиц и выглядела следующим образом [30]:
Г ласные Переднего ряда Среднего ряда Заднего ряда
Верхнего подъёма 1 8, 2 и
Среднего подъёма е о, ц о
Нижнего подъёма а
В XIV - начале XV вв. «праудмуртский» вокализм претерпел некоторые изменения и из 9-фонемной превратился в 8-фонемную вокалическую систему
[31]:
Гласные Переднего ряда (Переднесреднего и) среднего ряда Заднего ряда
Верхнего подъёма 1 8, 2 и
Среднего подъёма е о о
Нижнего подъёма а
По В.К.Кельмакову, около XVI в. «праудмуртская» система гласных подверглась дальнейшим изменениям - падению в большинстве диалектов (передне-)среднерядных огубленных 8 и ó. 8-гласная система в неизменном виде сохранилась лишь в шошминском диалекте, с некоторыми модификациями легла в основу вокалических систем других периферийно -южных удмуртских диалектов (кукморского, бавлинского, татышлинского, красноуфимского) и подверглась большей или меньшей перестройке в прочих удмуртских диалектах [32].
Таким образом можно констатировать, что вокализм говоров восточной диалектной зоны марийского языка обнаруживает черты явного сходства и в количественном, и в качественном отношении с «праудмуртской» (по В.К.Кельмакову) системой вокализма, которую, по всей видимости, можно считать исходной для большинства говоров периферийно-южного диалекта удмуртского языка.
2.5. Во многих говорах восточного наречия марийского языка (малмыжском, уржумском, кильмезском, елабужском, кунгурском, красноуфимском и др.) имеется мягкая глухая свистящая s, а в некоторых из них ещё и палатализованная звонкая свистящая Z, отсутствующие в других диалектах марийского языка и в его литературной норме. На месте этих фонем в других диалектах и литературном языке значатся соответственно s~s и z~z] (малм. sün - марГ. sün, марЛ. son ‘жила, сухожилие’; кунг., елаб., круф. maska -марЛ. лит. maska ‘медведь’, oksa - марЛ. лит. oksa ‘деньги’; марВ. iza - марЛ. лит. iza ‘старший брат’; малм. küzgo - марЛ. лит. küzgo ‘толстый’ и т.д.) [33]. Е.И.Коведяева отмечает также наличие мягкой s в двух говорах лугового наречия марийского языка - сардаяльско-арборском и, частично, волжском. По ее мнению, эта фонема развилась в марийских указанных говорах лугового и восточного наречий под влиянием татарского языка [34]. Однако, такой вывод представляется сомнительным, т.к. подобная фонема в татарском отсутствует. В то же время мягкие (палатальные и палатализованные) s и z весьма характерны для удмуртского и коми языков, они восходят в них еще к прапермскому языку-основе [35]. Поэтому мне представляется более обоснованной точка зрения Д.Е.Казанцева о том, что появление данных диалектных фонем в марийских говорах объясняется пермским (удмуртским) субстратом [36].
Если эта точка зрения верна, то можно предположить, что первоначально две данные мягкие свистящие появились в говорах марийцев, живших по соседству с удмуртами, в бассейне Вятки, в малмыжско-уржумском регионе. Сегодня можно уверенно говорить, что первоначальной территорией формирования этнографической группы восточных марийцев и восточного наречия марийского языка был район среднего и нижнего течения р.Вятки [37]. Позднее, вследствие миграций вятских мари, прежде всего на восток, а также в других направлениях, s и z распространились и в некоторых других регионах, где сегодня живут марийцы (на востоке и юго-востоке нынешней Республики Марий Эл, в Удмуртии, Татарстане, Башкирии и др.).
2.6. Точно так же, удмуртским языковым субстратом Д.Е.Казанцев
объясняет сохранение в привятских говорах восточного наречия марийского языка старых этимологических фонем s и z там, где в большинстве прочих марийских диалектов эти фонемы изменились соответственно в s и £ Хотя старые s и z во многих случаях сохранились и в других восточно-марийских говорах, центром этого явления по всей видимости следует считать регион средней и нижней Вятки, т.е. малмыжский, уржумский и кильмезский говоры восточного наречия марийского языка. Примеры: малм. soks - марЛ. soks
‘рукав’; малм. sulas - марЛ. sulas ‘таять’; малм. коз - марЛ. кож ‘ель’ [38].
По мнению Д.Е.Казанцева, переход s > s (а также, видимо, z > z) возник в марийском сравнительно поздно, после XIII в., в зоне контакта с чувашским языком и распространился на большую часть диалектов в ходе расселения марийцев по Вятско-Ветлужскому междуречью [39]. Удаляясь от центра этот переход ослабевал, и поэтому в привятских говорах он отмечен лишь в немногих словах. По Д.Е. Казанцеву, консервации s и z в говорах привятских марийцев способствовало и их тесное многовековое взаимодействие с удмуртами.
2.7. Практически все лингвисты сегодня сходятся в том, что в прамарийском языке существовало две аффрикаты. Разногласия здесь касаются лишь их акустико-артикуляторного характера [40]. В современных диалектах марийского языка эти две фонемы представлены следующими субститутами:
а) в некоторых говорах восточного наречия марийского языка (елабужском, кунгурском калтасинском и др.), а также в части населенных пунктов волжского говора это две аффрикаты следующего характера: твердая
г
какуминальная с и мягкая палатальная с;
г
б) в горном наречии им соответствуют палатальная с и зубно-дорсальная с;
в) в северо-западном наречии и в йошкар-олинском говоре лугового наречия обеим этим аффрикатам соответствует с;
г) в остальных говорах лугового наречия и части говоров восточного наречия (например, малмыжском, уржумском, кильмезском) они представлены
г _ г
одной мягкой аффрикатой с [41]. Примеры: марВ. калт. рос - марГ. рас -
г
марСЗ. pac - марЛ. рос ‘хвост’ [42].
Л.П.Грузов особо обращал внимание на то, что первая из перечисленных группа марийских диалектов имеет аффрикаты, «в общем-то совпадающие с пермскими языками» [43]. В самом деле, в удмуртском и коми языках мы находим две практически такие же глухие аффрикаты - твердую
г
какуминальную с и мягкую палатальную с. По Л.П.Грузову, в прамарийском языке также существовало две аналогичные аффрикаты, которые сохранились в неизменном виде в волжском говоре лугового наречия и в некоторых восточных говорах, в большинстве говоров лугового и значительной части
г
говоров восточного наречия слились в одной фонеме с, в северо-западном наречии и йошкар-олинском говоре лугового наречия слились в одном с, в
г
горном наречии они дали соответственно с и с [44]. Правда, справедливости ради, нужно отметить, что не все коллеги разделяют точку зрения Л.П.Грузова
о том, что две прамарийские аффрикаты имели именно такой вид в артикуляторном смысле. Если по поводу первой из них (с) мнения финно-угроведов в целом совпадают с точкой зрения Л.П.Грузова, то артикуляторный характер второй вызывает дискуссии [45].
В.И.Вершинин полагает, что в прикамских говорах марийского языка (на территории Татарстана и юга Удмуртии) твердая какуминальная аффриката с сохранилась благодаря удмуртскому языковому влиянию на эти марийские диалекты [46].
Не включаясь в дискуссию об артикуляторном характере двух прамарийских аффрикат, я все же должен обратить внимание на то, что именно в восточном наречии, носители которого являются потомками переселенцев с Вятки (см. выше), аффрикаты имеют артикуляторный характер максимально близкий глухим аффрикатам удмуртского языка и пермских языков вообще. Кроме того, среди языков Волго-Уральского региона кроме пермских языков и марийских диалектов первой группы нигде более твердая какуминальная аффриката с не встречается.
В то же время нельзя не отметить, что в собственно вятских говорах современного марийского языка (малмыжском, уржумском, кильмезском) две аффрикаты не устояли и слились в одну. Возможно, такое изменение связано с влиянием соседних говоров лугового наречия, прежде всего, моркинско-сернурского, где под влиянием тюркских языков две прамарийские аффрикаты
г
слились в с [47].
2.8. Имевший место в марийском языке переход общемарийского (прамарийского) задненёбного сонорного *у > т произошел более последовательно в луговом наречии и в привятских говорах восточного наречия. Примеры: марЛ. ротКА - марСЗ. роуКА - марГ. poygКA ‘пазуха’ (ср. эрз. понго ‘тж.’); малм., урж., морк.-серн. итК1аА- йошк. йтй!аА- волж. Ку1аА
- марСЗ. щй1аА - марГ. КygКlaA ‘понимать’ < тюрк., ср. чув. Кп1а-, тат. ау!а-‘тж.’. Д.Е.Казанцев предполагает, что данный фонетический сдвиг произошел в марийских диалектах под воздействием пермских языков [48]. Косвенно такое предположение подтверждается тем, что фонема *у реконструируется и для системы консонантизма прапермского языка, причем во всех коми диалектах и в большинстве диалектов удмуртского языка она была утрачена, перейдя в т, п или п [49].
2.9. В.И.Вершинин указывает на возможное удмуртское влияние в
имеющем место в прикамских говорах восточно-марийского наречия (Татарстан и сопредельные районы Удмуртии) фонетический переход -/}'- > -ГГ-: иП'апа < иГ]апа (< рус. Ульяна), ИТа < ¡Ца (< рус. Илья) [50]. Абсолютно аналогичный ассимиляционный сдвиг весьма характерен для пермских языков (ср. напр. кз. ИТа < Ща (< рус. Илья)), причем в удмуртском языке вследствие прогрессивной ассимиляции -/- уподобляется не только предшествующему палатальному Г, но и некоторым другим палатальным согласным, предшествующим ему - Т, $, 2, N. Настоящий ассимиляционный сдвиг имеет
довольно значительное распространение практически во всех группах диалектов удмуртского языка - северных, срединных, южных и периферийно-южных говорах [51].
3. Морфологические параллели
Прежде всего необходимо оговориться, что сепаратных морфологических схождений между марийским и пермскими языками гораздо меньше, чем фонетических.
3.1. В марийском языке в составе некоторых падежных суффиксов имеется элемент -l-, присутствующий также в некоторых падежах пермских языков. Так, например, марийский суффикс -lan является показателем дательного падежа. В некоторых говорах восточно-марийского наречия этот датив иногда применяется еще и в качестве направительного падежа, что, как полагают некоторые марийские языковеды, является следствием влияния татарского языка [52]. Однако, в этом случае привлекает внимание фонетическая и семантическая близость марийского суффикса (особенно в говорах восточного наречия) суффиксу направительного падежа пермских языков - -lan. Ср.: малм. pazarlan ‘на базар’, удм., кз., кп. bazarlan ‘(по направлению) к базару’.
По Д.Е.Казанцеву, в йошкар-олинском говоре лугового наречия вместо суффикса -lan для обозначения направления действия может употребляться суффикс -la, который, как считает ученый, совпадает с коми показателем достигательного падежа. Ср. йошк. fîüdla kajas ‘сходить за водой’ и кз., кп. vala petavni ‘тж.’ [53].
г
3.2. Суффикс отложительного падежа (аблатива) -леч / -лец [-lee / -lec], по осторожному предположению Е.И.Коведяевой, некогда был общемарийским. Сегодня он употребляется, главным образом, марийцами, живущими к востоку от Вятки на территории Удмуртии, Татарии, Башкирии, Пермского края и Свердловской обл. Кроме этих районов он встречается в речи марийцев Мари-Турекского р-на Республики Марий Эл. В качестве реликтовой формы данный суффикс присутствует и в других марийских диалектах, а также в обоих марийских литературных языках, в составе некоторых устойчивых выражений: марЛ. лит. тылеч посна, марГ. лит. тылец пасна ‘кроме этого’, марЛ. лит. тылеч ончыч ‘до этого’, тылеч гоч ‘сверх этого’, тылеч кугу ‘больше этого’, тулеч вара ‘после того’, тулеч сай ‘лучше того’; марГ. лит. тылец вара ‘после этого ’ и др. [54].
Финноугроведы отмечают, что этот падежный аффикс марийского языка фонетически и семантически чрезвычайно напоминает аффикс аблатива пермских языков: удм. -лэсь [-les], кз. -лысь [-lis], кп. -лгсь [-lis] [55]. Ср.: мар. аватлеч ‘от твоей матери’, тулеч ожно ‘раньше того’; кз. мамыдлысь ‘у твоей матери, от твоей матери’; удм. мумыедлэсь ‘у твоей матери, от твоей матери’, талэсь азьло ‘раньше этого, до этого’ и т.п.
3.3. По мнению В.И.Вершинина, удмуртская безличная глагольная форма долженствования, выражающая необходимость действия (типа мыноно ‘надо идти’) способствовала возникновению особой формы глагола на -шашан [15
АаАап] в прикамских говорах восточно-марийского наречия (Татарстан и юг Удмуртии), напр. ка]АаАап ‘предстоит уйти, уехать, отбыть; намеревается отбыть’, 1о\АаАап ‘должен прибыть, ожидается (его) прибытие (приход, приезд)’, косАаАап ‘следует (предстоит) есть (заняться едой)’ и т.п. [56].
4. Лексические параллели
Г. Берецки в своих работах 1960-1970-х гг. относил к пермским лексическим заимствованиям 56 слов марийского языка, среди которых ровно половину он посчитал ранними заимствованиями прапермского или праудмуртского происхождения, а вторую половину - поздними, собственно удмуртскими заимствованиями [57]. В более поздней своей работе венгерский ученый отнес к прапермским или праудмуртским заимствованиям в марийском уже 41 лексему, а к собственно удмуртским - 30 слов [58]. Судя по данным Г. Берецки, многие из этих пермских заимствований встречаются во всех или в большинстве марийских диалектов, однако, наибольшее их количество характерно для говоров лугового и восточного наречий марийского языка.
Любопытно, что Г. Берецки отмечает гораздо меньшее обратное влияние марийского языка на удмуртский лексический фонд, которое выразилось, по его мнению, всего в 6 марийских заимствованиях в отдельные диалекты удмуртского языка [59].
5. Историческая интерпретация языковых данных
В результате изучения всего вышеизложенного материала возникает законный вопрос: каким же образом можно с исторической точки зрения объяснить эти языковые данные и факты, каковы причины возникновения этих пермско-марийских фонетических, морфологических и лексических схождений?
Прежде всего я бы хотел отметить, что моя точка зрения в целом совпадает с мнением Д.Е. Казанцева о том, что все или большинство из вышеупомянутых пермско-марийских языковых схождений объясняется ассимиляцией прамарийцами довольно крупных групп пермян (праудмуртов), в результате чего во многих марийских диалектах появился довольно значительный пермский (удмуртский) субстрат [60]. В противном случае очень сложно объяснить то обстоятельство, что такое ощутимое пермское влияние на фонетику, морфологию и лексику марийского языка не сопровождалось, столь же ощутимым марийским влиянием на удмуртские диалекты. Даже если согласиться с тем, что обратное влияние (пра)марийского языка на (пра)удмуртский все же имело место и констатировать наличие некоторого количества заимствований (видимо, только лексических) из марийского языка в отдельные удмуртские диалекты, масштабы этих заимствований выглядят гораздо менее впечатляющими (см. выше).
В то же время, мне хотелось бы привнести в это видение вопроса необходимые, как мне представляется, дополнения и уточнения. Еще в 1960-80-х гг. среди археологов, изучавших историю народов Волго-Камья имела место
дискуссия об этнической принадлежности средневековых памятников среднего и нижнего течения Вятки, относимых к азелинской археологической культуре, а также к культурам постазелинского (еманаевско-кочергинского, по Р.Д.Голдиной) круга. Часть ученых рассматривала эти памятники как древнемарийские [61], другая часть считала носителей этих культур пермянами
- предками удмуртов [62]. Позднее Т.Б.Никитиной была обстоятельно сформулирована и аргументирована концепция, согласно которой вплоть до середины I тыс. н.э. предки марийцев заселяли земли в Среднем Поволжье, между впадением в Волгу рр. Оки и Ветлуги, т.е. несколько западнее территории проживания современных марийцев [63]. По мнению Д.Е.Казанцева исконной территорией проживания предков марийцев было Окско-Сурское междуречье [64], т.е. земли, расположенные к юго-западу от современной марийской этнической территории.
Как полагают Д.Е.Казанцев, Т.Б.Никитина и некоторые другие исследователи, междуречье Вятки и Ветлуги в I - начале II тыс. н.э. было заселено пермоязычными племенами - предками удмуртов [65]. Во второй половине I тыс. (не ранее середины VI в., по Т.Б.Никитиной [66]) прамарийцы проникли в Вятско-Ветлужское междуречье и постепенно продвигались все далее на восток. В Вятско-Ветлужском междуречье предки марийцев вступили в контакт с местным древнепермским (постазелинским) населением, стали постепенно вытеснять его к востоку и частично ассимилировать. Свидетельством взаимодействия между предками марийцев и постазелинцами является, по Т.Б.Никитиной, смешанный характер вещевого материала некоторых памятников Вятско-Ветлужского междуречья рубежа Ш тыс. н.э. [67]. Как следствие процесса постепенного вытеснения постазелинского населения прамарийцами из Вятско-Ветлужского междуречья может рассматриваться тот факт, что к X в. юго-западная часть постазелинских (еманаевско-кочергинских, по Р.Д. Голдиной) памятников прекращает существование [68].
Данная концепция хорошо согласуется с материалами топонимики, фольклора и диалектологии. На севере и северо-востоке Республики Марий Эл и в соседних районах Кировской области имеется довольно много марийских топонимов, содержащих формант одо- (мар. одо, одо-марий, одымарий ‘удмурт, удмуртский’), в том числе около десятка средневековых городищ, называемых местными марийцами одо-илем, букв. ‘удмуртское жилье’. Среди яранско-уржумских марийцев и русских записаны предания о былом вытеснении марийцами удмуртов с правобережья Вятки. Среди удмуртов территориального объединения Калмез, проживавших в основном в бассейне р. Кильмези (левый приток Вятки), бытовали предания о том, что некогда их предки жили на правом берегу р.Вятки, но после столкновения с марийцами они были вынуждены покинуть эти края и перебраться на левобережье Вятки [69]. Как мы видели выше, пермское влияние отразилось и на марийском языке, особенно ощутимо оно в говорах марийцев луговой стороны, а также во многих марийских говорах восточного наречия.
Вышеприведенные данные можно исторически интерпретировать следующим образом. В эпоху раннего средневековья в Вятско-Ветлужском междуречье на территории современной Республики Марий Эл и соседних районов Кировской области обитали пермоязычные и, возможно, какие-то близкие пермским по языку группы населения. Среди этих групп населения в качестве самоназвания имел большее или меньшее распространение этноним, звучавший приблизительно как *odо(mort), букв. ‘человек (из племени) одо’ Во второй половине I тыс. - первой половине II тыс. н.э. происходило постепенное вытеснение и частичная ассимиляция данных групп предками марийцев, которые тогда же заимствовали из языка этих пермян их самоназвание. Проникновение (пра)марийцев в данный регион шло, по всей видимости, несколькими волнами и в двух основных направлениях: 1) с запада на восток, от р.Ветлуги; 2) с юга на север, с правого берега Волги [70].
Вытесненные на левобережье р.Вятки пермские (древнеудмуртские) группы заселяют ее левые притоки. В места своего проникновения эти группы приносят и этноним *оdо, постепенно распространяя его, таким образом, по всему праудмуртскому ареалу. В конце концов древний этноним *оdо(mort) > ЫтыН, букв. ‘человек (из племени) уд\ получил всеудмуртское распространение и стал самоназванием консолидирующейся удмуртской народности [71].
Вполне очевидно, что далеко не все пермяне (праудмурты) покинули Вятско-Ветлужское междуречье. Значительная их часть осталась в этом регионе и какое-то время проживала чересполосно с марийцами, постепенно усваивая марийский язык и растворяясь в марийской этнической среде. До сего дня сохранились относительно небольшие по численности группы удмуртского населения на востоке Республики Марий Эл и в сопредельных районах Татарстана, которые следует считать последними остатками пермян правобережья средней и нижней Вятки. Факт ассимиляции пермян марийцами подтверждается как археологическими материалами [72], так и данными марийской диалектологии (см. выше, разделы 2-4). В самом деле, на основании изложенных выше фактов можно с уверенностью полагать, что многие особенности современного марийского языка (прежде всего, марийских говоров восточной диалектной зоны, по Д.Е.Казанцеву) могут быть достаточно убедительно объяснены лишь тем обстоятельством, что пермяне, усваивая язык пришельцев и переходя на марийскую речь, привносили в нее некоторые характерные черты своего прежнего (пермского, праудмуртского) языка. Именно так складывался пермский субстрат в марийских диалектах.
О достаточно длительном и тесном этническом взаимодействии удмуртов и марийцев, сопровождавшемся постепенной ассимиляцией первых последними, может также свидетельствовать, как мне представляется, еще и следующий факт. Среди соседей марийцев только два народа - чуваши и удмурты - именуются ими этнонимами, включающим в себя компонент марий ~ мары, т.е. самоназвание марийцев. Чувашей марийцы называют суасламары, т.е. букв. ‘татарский мариец, мариец на татарский лад’ (мар. суас ‘татарин,
татарский’), а удмуртов - одо-марий, одымарий, т.е. букв. ‘одо-мариец, мариец (из племени) одо’ [73]. Теснейшее многовековое этническое взаимодействие марийцев с предками чувашей, участие значительных групп прамарийцев в сложении чувашского народа сегодня, пожалуй, ни у кого сомнений не вызывает [74]. Отсюда, очевидно, и ведет свое происхождение соответствующее марийское наименование чувашей. Поэтому совершенно логичным выглядит предположение, что марийцы нарекли вышеназванным именем удмуртов именно потому, что в формировании марийского народа весьма заметную роль сыграл пермский (удмуртский) этнический компонент.
Исследователями истории удмуртского народа уже довольно давно подмечено, что русские письменные источники XVI в. порой отождествляют удмуртов с марийцами, именуя их «черемиса отяки» или «черемиса, зовомая отяки» [75]. Думается, что такое отождествление может быть объяснено длительным совместным проживанием и этническим смешением марийских и удмуртских групп в бассейне Вятки и некоторых других регионах, которое вполне могло создать у русских иллюзию того, что удмурты (отяки), якобы, были не отдельным народом, а лишь особой группой марийцев (черемисов).
Рассматривая тему пермско-марийских этнических контактов в Вятско-Ветлужском междуречье, нельзя, повидимому, обойти вниманием следующее обстоятельство. Несмотря на то, что длительное и тесное этническое взаимодействие прамарийцев и пермян (праудмуртов) в данном регионе в средние века, сопровождавшееся постепенной ассимиляцией первыми последних можно считать доказанным, вызывает некоторое удивление факт почти полного отсутствия на территории Марий Эл и сопредельных районов Кировской области топонимов, которые можно было бы даже предположительно аттестовать как пермские по происхождению. Так, например, О.П.Воронцова и И.С.Галкин, опубликовавшие историкоэтимологический словарь топонимов Республики Марий Эл, особо отмечают, что пермского пласта в топонимии республики почти не видно. Лишь около десятка местных топонимов могут претендовать на пермское происхождение [76]. Причем, на мой взгляд, в большинстве случаев пермские этимологии топонимов, предлагаемые этими учеными, выглядят довольно натянуто.
Можно, как мне представляется, назвать сразу несколько причин упомянутого явления:
1. Нельзя не подчеркнуть особо, что к сегодняшнему дню топонимия Вятско-Ветлужского региона изучена еще явно мало и неполно. Однако, все же такое объяснение, на мой взгляд, выглядит, по меньшей мере, недостаточным, и очевидно неспособно исчерпывающе объяснить почти полное отсутствие пермской топонимики в Вятско-Ветлужском крае.
2. Предки марийцев заселяли междуречье Ветлуги и Вятки несколькими волнами в течение второй половины Ьго и первой половины П-го тыс. н.э. Зачастую эти волны как бы накладывались одна на другую, более поздние переселенцы теснили или поглощали тех прамарийцев, что переселились в
регион раньше. Все это приводило к постепенному «стиранию» древней пермской топонимики и замене ее на новую, марийскую.
3. Главную же причину вышеназванного факта я склонен видеть в следующем. В условиях, когда предки марийцев и удмуртов длительное время жили чересполосно, по соседству друг с другом, в Вятско-Ветлужском междуречье вполне могла сложиться ситуация этнического двуязычия (билингвизма), когда значительные группы населения региона одновременно владели (пра)удмуртским и (пра)марийским языками. В этих условиях пермские (удмуртские) топонимы просто переводились на марийский язык и получали параллельное марийское название. В силу того, что постепенно марийский язык в этом регионе вытеснял из употребления удмуртский, более древние пермские топонимы забывались, а новые марийские сохранялись и становились единственными употребляемыми к соответствующим географическим объектам.
Итак, можно не только констатировать наличие пермского (удмуртского) языкового субстрата в марийском языке, но и с уверенностью говорить о том, что в Вятско-Ветлужском междуречье значительные по численности группы праудмуртов в средние века были ассимилированы пришлым прамарийским населением и, таким образом, сыграли существенную роль в формировании современного марийского народа. Вполне воможно, что пермский или этнически близкий ему компонент сыграл некоторую роль в сложении даже западных групп марийцев (горных, северо-западных), однако, наиболее значительной пермская этническая составляющая была на востоке региона, в привятских районах, где при весьма существенном (пра)удмуртском участии складывались этнографические группы луговых и восточных марийцев.
Сокращения
волж. - волжский говор лугового наречия марийского языка; елаб. -елабужский говор восточно-марийского наречия; йошк. - йошкар-олинский говор лугового наречия марийского языка; к. - коми языки; калт. -калтасинский говор восточно-марийского наречия; кз. - коми-зырянский язык; кп. - коми-пермяцкий язык; круф. - красноуфимский говор восточномарийского наречия; кунг. - кунгурский говор восточно-марийского наречия; лит. - литературный язык; малм. - малмыжский говор восточно-марийского наречия; мар. - марийский язык; марВ. - восточное наречие марийского языка; марГ. - горное наречие марийского языка; марЛ. - луговое наречие марийского языка; марСЗ. - северо-западное наречие марийского языка; морд.
- мордовские языки; морк.-серн. - моркинско-сернурский говор лугового наречия марийского языка; рус. - русский язык; тат. - татарский язык; тюрк. -тюркские языки; удм. - удмуртский язык; урж. - уржумский говор восточномарийского наречия; фин. - финский язык; ф.-у. - финно-угорские языки; чув.
- чувашский язык; эрз. - эрзя-мордовский язык.
Примечания
1. Bereczki G. Grundzüge der tscheremissischen Sprachgeschichte. II. / Studia Uralo-Altaica, 34. Szeged, 1992. S. 97-129.
2. Казанцев Д.Е. Формирование диалектов марийского языка (в связи с происхождением марийцев). Йошкар-Ола, 1985. С. 52-55, 102; Его же. Историческая диалектология марийского языка (образование диалектов и сравнительно-историческое описание их фонетики). АДД, Тарту, 1989. С. 32, 43-44.
3. Хелимский Е.А. Древнейшие венгерско-самодийские языковые связи. М., 1982. С. 24-25.
4. Казанцев Д.Е. Формирование диалектов..., с. 53-54.
5. Там же, с. 54-55.
6. Грузов Л.П. Фонетика диалектов марийского языка в историческом освещении. Йошкар-Ола, 1965. С. 141-142.
7. Там же, с. 51-52, 102, 112-114; Коведяева Е.И. Ареальные исследования по восточным финно-угорским языкам. Марийский язык. М., 1987. С. 38-42, 49; Казанцев Д.Е. Историческая диалектология., с. 37.
8. Казанцев Д.Е. Историческая диалектология., с. 32.
9. Основы финно-угорского языкознания. Марийский, пермские и угорские
языки. М., 1976. С. 131; Кельмаков В.К. Краткий курс удмуртской
диалектологии. Введение. Фонетика. Морфология. Диалектные тексты. Библиография. Ижевск, 1998. С. 52-53, 54-55, 60.
10. См. напр. Грузов Л.П. Фонетика диалектов., с. 145-146.
11. Кельмаков В.К. Формирование и развитие фонетики удмуртских диалектов. Препринт научного доклада. Ижевск, 1993. С. 29.
12. Коведяева Е.И. Ареальные исследования., с. 15; Казанцев Д.Е.
Историческая диалектология., с. 37.
13. Коведяева Е.И. Ареальные исследования., с. 14; Казанцев Д.Е.
Историческая диалектология., с. 37.
14. Абрамова А.А. Образцы речи йошкар-олинского говора // Материалы и исследования по марийской диалектологии. Йошкар-Ола, 1987. С. 135; Зайниева Г.И. Образцы речи волжского говора // Материалы и исследования по марийской диалектологии. Йошкар-Ола, 1987. С. 155.
15. Коведяева Е.И. Ареальные исследования., с. 45; Казанцев Д.Е.
Историческая диалектология., с. 37.
16. Казанцев Д.Е. Формирование диалектов., с. 141; Его же. Историческая диалектология., с. 19.
17. Коведяева Е.И. Ареальные исследования., с. 31; Казанцев Д.Е.
Историческая диалектология., с. 37.
18. Коведяева Е.И. Ареальные исследования., с. 31.
19. Там же, с. 31-32, 38-42, 47-49; Казанцев Д.Е. Историческая
диалектология., с. 37.
20. Грузов Л.П. Фонетика диалектов., с. 145-146; Коведяева Е.И. Ареальные исследования., с. 38-42.
21. Коведяева Е.И. Ареальные исследования., с. 43-47.
22. Там же, с. 51.
23. Казанцев Д.Е. Историческая диалектология., с. 16.
24. См. напр. Коведяева Е.И. Ареальные исследования., с. 13, 31.
25. Кельмаков В.К. Краткий курс., с. 55, 56, 61; Воронцов П.И. О вокализме шошминского диалекта удмуртского языка (по данным формантного анализа) // Пермистика-7. Диалекты и история пермских языков во взаимодействии с другими языками. Сыктывкар, 1999. С. 53.
26. Кельмаков В.К. Краткий курс., с. 55, 56, 61.
27. Там же, с. 234-235.
28. Там же, с. 55.
29. Там же, с. 55, 61.
30. Кельмаков В.К. Формирование и развитие., с. 16.
31. Там же, с. 16-17.
32. Там же, с. 17-18.
33. Основы., с. 13; Казанцев Д.Е. Формирование диалектов., с. 102; Коведяева Е.И Ареальные иследования., с. 65-66; Вершинин В.И. Удмуртские заимствования в прикамских говорах марийского языка // Пермистика: вопросы диалектологии и истории пермских языков. Ижевск, 1987. С. 134-135.
34. Коведяева Е.И. Ареальные исследования., с. 66.
35. Основы., с. 137; Кельмаков В.К. Краткий курс., с. 80-81.
36. Казанцев Д.Е. Формирование диалектов., с. 102.
37. Там же, с. 105-106; Коведяева Е.И. Ареальные исследования., с. 17-18, 148.
38. Казанцев Д.Е. Формирование диалектов., с. 102; Коведяева Е.И. Ареальные исследования., с. 63-65.
39. Казанцев Д.Е. Историческая диалектология., с. 41.
40. См. напр. Грузов Л.П. Фонетика диалектов., с. 180-183, 186; Основы., с. 38-39; Казанцев Д.Е. К истории цоканья в диалектах марийского языка // Материалы и исследования по марийской диалектологии. Йошкар-Ола, 1987.
41. Грузов Л.П. Фонетика диалектов., с. 174-186; Казанцев Д.Е. К истории цоканья.; Коведяева Е.И. Ареальные исследования., с. 61, 67-70; Зайниева Г.И. Образцы речи., с. 156-157.
42. Коведяева Е.И. Ареальные исследования., с. 67.
43. Грузов Л.П. Фонетика диалектов., с. 185.
44. Там же, с. 182-183, 185.
45. См. напр. Казанцев Д.Е. К истории цоканья..
46. Вершинин В.И. Удмуртские заимствования., с. 134-135.
47. Казанцев Д.Е. К истории цоканья., с. 193.
48. Казанцев Д.Е. Историческая диалектология., с. 43-44.
49. Кельмаков В.К. Формирование и развитие., с. 34-38.
50. Вершинин В.И. Удмуртские заимствования., с. 134-135.
51. Кельмаков В.К. Краткий курс., с. 103-104.
52. Коведяева Е.И. Ареальные исследования., с. 93.
53. Казанцев Д.Е. Формирование диалектов., с. 53.
54. Коведяева Е.И. Ареальные исследования., с. 96-97; Васильев В.М., Саваткова А.А., Учаев З.В. Марийско-русский словарь. Йошкар-Ола, 1991. С. 344, 356, 359.
55. Казанцев Д.Е. Формирование диалектов., с. 53.
56. Вершинин В.И. Удмуртские заимствования., с. 135.
57. Bereczki G. Etimologiai megjegyzesek // Nyelvtudomanyi Közlemenyek, 66. Budapest, 1964. О. 117-121; Его же. Etimologiai megjegyzesek // Nyelvtudomanyi Közlemenyek, 67. Budapest, 1965. О. 115-116, 339-340; Его же. Etimologiai megjegyzesek // Nyelvtudomanyi Közlemenyek, 68. Budapest, 1966. О. 89-93; Его же. Permi-czeremisz lexikalis kölcsönzesek // Nyelvtudomanyi Közlemenyek, 79/1-
2. Budapest, 1977. О. 57-77.
58. Bereczki G. Grundzüge der tscheremissischen Sprachgeschichte. II. / Studia Uralo-Altaica, 34. Szeged, 1992. S. 97-129.
59. Bereczki G. Permi-czeremisz lexikalis kölcsönzesek // Nyelvtudomanyi Közlemenyek, 79/1-2. Budapest, 1977.
60. Казанцев Д.Е. Формирование диалектов., с. 52-55, 92, 101, 102, 151; Его же. Историческая диалектология., с. 32, 43-44.
61. Архипов Г.А. Марийцы в IX-XI вв. К вопросу о происхождении народа. Йошкар-Ола, 1973; Халиков А.Х. Об этнических основах марийского народа // Археология и этнография Марийского края. Вып. 1. Йошкар-Ола, 1976; Его же. Некоторые новые аспекты в этногенезе удмуртского народа // Новые исследования по этногенезу удмуртов. Ижевск, 1989.
62. Генинг В.Ф. Этногенез удмуртов по данным археологии // Вопросы финноугорского языкознания. Вып. IV. Ижевск, 1967; Козлова К.И. Очерки этнической истории марийского народа. М., 1978. С. 45-46; Голдина Р.Д. Проблемы этнической истории пермских народов в эпоху железа (по археологическим материалам) // Проблемы этногенеза удмуртов. Устинов, 1987 и др.
63. Никитина Т.Б. К вопросу об истоках марийского этноса // Финноугроведение. № 2. Йошкар-Ола, 1996; Её же. Марийцы в эпоху средневековья (по археологическим материалам). Йошкар-Ола, 2002. С. 166, 198, 221.
64. Казанцев Д.Е. Формирование диалектов., с. 93.
65. Там же, с. 151; Никитина Т.Б. Марийцы в эпоху., с. 221.
66. Там же., с. 221.
67. Никитина Т.Б. К вопросу об истоках.; Её же. Марийцы в эпоху., с. 158, 198, 221.
68. Голдина Р.Д. Древняя и средневековая история удмуртского народа. Ижевск, 1999. С. 325.
69. Акцорин В.А. Исторические легенды и предания о контакте марийцев с предками коми // Вопросы марийского фольклора и искусства. Йошкар-Ола, 1980. С. 4-5; Архипов Г.А. Марийско-удмуртские этнокультурные связи. К вопросу об азелинском компоненте в марийском и удмуртском этносе // Материалы по этногенезу удмуртов. Ижевск, 1982. С. 67; Атаманов М.Г. Из истории расселения воршудно-родовых групп удмуртов // Материалы по этногенезу удмуртов. Ижевск, 1982. С. 123; Его же. Удмуртская ономастика. Ижевск, 1988. С. 10; Казанцев Д.Е. Формирование диалектов., с. 92, 100.
70. Там же, с. 103, 152-155.
71. См. подробнее в: Белых С.К., Напольских В.В. Этноним удмурт: исчерпаны ли альтернативы ? // Linguistica Uralica. - т. ХХХ (4). Tallinn, 1994.
72. Никитина Т.Б. Марийцы в эпоху., с. 221-222.
73. Васильев В.М., Саваткова А.А., Учаев З.В. Марийско-русский словарь. Йошкар-Ола, 1991. С. 216, 314.
74. См. напр. Казанцев Д.Е. Формирование диалектов., с. 109-110, 154.
75. Сысоева М.В. Первые письменные сведения об удмуртах // Вопросы финноугорского языкознания. Вып. IV. Ижевск, 1967. С. 300.
76. Воронцова О.П., Галкин И.С. Топонимика Республики Марий Эл: Историко-этимологический анализ. Йошкар-Ола, 2002. С. 22.
