CC BY
122
ЛИЧНОСТЬ. ОБЩЕСТВО. ГОСУДАРСТВО
УДК 94(470+571)«1850/1917»
Перлюстрация как метод борьбы политической полиции с революционным движением во второй половине XIX в.
И. М. Горбачева
Национальный исследовательский университет «МИЭТ»
Рассматривается создание «военно-полицейско-бюрократической системы» в целях противостояния революционному движению в Российской империи во второй половине XIX в. Отмечается ведущая роль Департамента полиции и охранных отделений в борьбе с террором. Перлюстрация (тайное ознакомление с письмами без ведома корреспондентов и адресатов) анализируется с точки зрения ее эффективности (как метод наблюдения за революционерами и борьбы с ними путем получения информации о революционном подполье) и законности.
Ключевые слова: политическая полиция; революционный террор; революционное подполье; перлюстрация.
На переднем фланге борьбы с террором в России период с конца XIX в. и вплоть до 1917 г. стояли Департамент полиции и охранные отделения. Широта, массовость и натиск революционного движения непосредственно влияли на организационную структуру, методы, формы, приемы и средства работы карательно-разыскного аппарата. Полиция проводила политический сыск и стремилась следить не только за действиями, но и за мыслями всех жителей России. С этой целью создавалась «военно-полицейско-бюрократическая система».
В условиях усиления террористической деятельности революционных организаций полицейский аппарат совершенствовался путем преобразования органов, расширения штатов, увеличения полномочий, а также разработки новых методов борьбы с революционерами.
При императоре Александре III Министерству внутренних дел в интересах охраны порядка и безопасности в Империи было разрешено пользоваться перлюстрацией. Перлюстрация, т. е. секретное ознакомление с письмами без ведома корреспондентов и адресатов, была одним из вспомогательных средств сбора информации. Еще в 1840 г. граф А. Х. Бенкендорф писал: «Перлюстрация — это есть одно из главнейших средств к открытию истины, представляя, таким образом, способ к пресечению зла в самом его начале; она служит также указателем мнений и образа мыслей публики о современных происшествиях и о разных правительственных мерах и распоряжениях» (цит. по: [1, с. 126]).
Вскрытие частной корреспонденции являлось нарушением правил Всемирного почтового союза, и лица, виновные в подобном преступлении, во всех входивших в него странах подвергались тяжким наказаниям. Несмотря на это, тайное вскрытие и копирование частной корреспонденции оставалось важным методом
© Горбачева И. М.
Экономические и социально-гуманитарные исследования № 1 (5) 2015
105
___________________________Личность. Общество. Государство______________________
противодействия террористическим организациям, так как давало возможность получать информацию о революционном подполье, помогало выявлять связи ре-волюционеров-террористов, их местонахождение и роль в партийной организации. Правительство никогда не узаконивало перлюстрацию, а М. П. Севастьянов, начальник Главного управления почт и телеграфов, в начале XX в. в ответ на речь депутата А. И. Шингарёва с трибуны Государственной Думы заявил, что существование «черных кабинетов — миф и сознательная ложь» [4, с. 119]. Об этих кабинетах знали считанные лица даже в органах политического сыска, их деятельность была строжайше засекречена. Они не упоминались ни в каких законах Российской империи. Вход в черный кабинет на Главном почтамте Санкт-Петербурга был замаскирован: обслуживавшие его чиновники проходили на свои рабочие места через шкаф. В каждом таком учреждении состояло на службе несколько человек, знавших до восьми иностранных языков. С 1880-х гг. и вплоть до падения самодержавия в России при смене каждого министра внутренних дел в здании министерства появлялся пожилой посетитель в потертом мундире. Он записывался на прием к новому министру и, оказавшись в его кабинете, с загадочным видом молча протягивал конверт. Распечатав его, министр обнаруживал указ Александра II, дававший право старшему цензору М. Г. Мардарьеву руководить делом перлюстрации писем на петербургском почтамте. Иногда даже министр внутренних дел только из этого указа впервые узнавал о существовании в России «секретных отделений цензуры» [2, с. 83].
Нередко чиновники использовали перлюстрацию и для получения компрометирующих материалов на своих сослуживцев. Уходя в отставку, каждый министр внутренних дел старался уничтожить доказательства слежки за коллегами и подчиненными. Сразу после убийства В. К. Плеве директор Департамента полиции А. А. Лопухин, войдя в его кабинет, обнаружил пакет собственных писем.
Если до воцарения Александра III перлюстрация проводилась выборочно, то в его правление она была расширена и систематизирована, так как император хотел иметь информацию не только о революционерах, но и о суде, должностных лицах, а также аристократах (желая знать, что скрыто за их показной лестью и внешним повиновением). Сначала перлюстрировали письма только тех, о ком поступали специальные предписания из Департамента полиции, но затем малое количество материала стало причиной досмотра всех без исключения писем из-за границы и подозрительной внутренней корреспонденции. Почтовые отправления на имя лица, уже привлеченного к следствию, задерживались и прочитывались официально.
Сотрудники, работавшие в черном кабинете годами, становились отличными графологами, способными определить облик человека по манере его письма, а примерное содержание послания — по виду конверта или почерку. Многолетняя практика вырабатывала у них навык, доходивший до чутья: основываясь на неявных внешних признаках пакета, они обнаруживали большое количество писем, в которых оказывались и шифры, и химический текст, и условные обозначения — черта под именем, необычная помарка на конверте, какая-либо точка или крестик, адрес «для» и т. п. [5, с. 42]. Из общей массы просматриваемых писем нередко извлекались ценные данные, что послужило поводом для масштабного развертывания перлюстрации. С писем с подозрительным или нелегальным содержанием снимали три копии: одна оставалась при цензуре, вторая направлялась высшему административному лицу, третья — обязательно в Департамент полиции; подлинник отсылали по назначению [4, с. 121]. Письмо явно предосудительного содержания, заключавшее 106 Экономические и социально-гуманитарные исследования № 1 (5) 2015
________________________________Горбачева И. М.___________________________
в себе материал для возбуждения дела против адресата или отправителя, доставляли в подлиннике местным жандармам, и те в большинстве случаев арестовывали вместе с письмом и самого адресата.
Техника вскрытия требовала определенных навыков: письма сначала просматривали со всех сторон и разъединяли менее всего склеенные края. Вынуть письмо можно было и не распечатывая: достаточно было маленьких щелей в углах конверта, куда продевались тонкие стальные щипцы, захватывавшие письмо и медленно сворачивавшие его в трубку. Это позволяло легко извлечь его из конверта, а затем таким же способом вложить обратно. Большинство писем вскрывали при помощи пара. Применялось много других приемов, зависевших исключительно от способностей чиновника. Бывший цензор С. Майский вспоминал: «Письма, перлюстрированные в России, как бы они хитро заделаны ни были, не сохраняют на себе ни малейшего следа вскрытия, даже для самого пытливого глаза, даже самый опытный глаз перлюстратора зачастую не мог уловить, что письмо было уже однажды вскрытым. Никакие ухищрения, как царапины печати, заделка в сургуч волоса, нитки, бумажки и т. п., не гарантировали письма от вскрытия и абсолютно неузнаваемой подделки. Весь вопрос сводился только к тому, что на перлюстрацию такого письма требовалось несколько больше времени. Много возни бывало только с письмами, прошитыми на швейной машинке, но и это не спасало, а только еще больше заставляло обращать на такие письма внимание в предположении, что они должны содержать весьма ценные данные, раз на их заделку потрачено много времени и стараний» (цит. по: [3, с. 105]).
С целью написать невидимое письмо авторы пользовались лимонным соком или молоком. Для того чтобы прочитать его, перлюстраторам достаточно было его нагреть или смазать 1,5-процентным раствором хлористой жидкости. Иногда применялись химические чернила, тогда агентам приходилось проявлять текст при помощи особых реактивов. Вернуть в прежнее состояние такое письмо было уже нельзя, и после прочтения адресату отправляли подделку.
На просмотренной корреспонденции ставился специальный значок — «муха», во избежание вторичного вскрытия писем на другом пункте. Жандармы никогда не предъявляли полученные в результате перлюстрации материалы в качестве доказательства в суде, называя их агентурными данными.
Тот, кто не хотел делать свою переписку достоянием полиции, шел на любые хитрости в попытках обмануть перлюстраторов. Так, граф Н. П. Игнатьев, будучи послом в Турции, вкладывал свои послания в простые (не заказные) грошовые конверты, хранившиеся некоторое время перед отправкой рядом с селедкой и мылом, и заставлял своего лакея указывать вместо министра иностранных дел (кому они предназначались) имя его дворника или истопника, по частному адресу.
С целью обезопасить свои письма от посторонних глаз сами агенты тайной полиции посылали их заказными, в двух конвертах с сургучной печатью, причем на месте печати делали прорез, чтобы сургуч при запечатывании проник до внутреннего конверта и приклеил его к наружному. Письма рекомендовалось сдавать на вокзалах или опускать в почтовые ящики поездов.
Были случаи ареста детей 12—14 лет или стариков из-за того, что их именами и адресами пользовались подпольщики, иногда без их ведома: так как жандармам не удавалось установить действительного получателя, они задерживали фиктивных адресатов.
Экономические и социально-гуманитарные исследования № 1 (5) 2015
107
__________________________Личность. Общество. Государство_____________________
Еще один способ, использовавшийся революционерами, — шифрование писем. Самым лучшим шифром, почти не поддающимся декодированию, служили произвольная страница малоизвестной книги или фрагменты произведений известных писателей (Н. А. Некрасова, А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова и др.). Генерал-майор Отдельного корпуса жандармов П. П. Заварзин в своих воспоминаниях так описывал эти приемы: «Для шифровальной переписи по книге необходимо было иметь и автору письма, и адресату одно и то же издание. Обыкновенно берут распространенное сочинение, которое можно приобрести в каждом городе и даже на железнодорожной станции. В шифре обозначается сначала страница, затем идут дроби, в которых числитель указывает строчку и знаменатель букву. Так: 75, 3/5, 9/7 и т. д. будет означать: 75-я страница, 3-я строчка, 5-я буква, 9-я строчка, 7-я буква и т. д.» [5, с. 42]. После выхода в 1902 г. в Женеве нелегальной брошюры «О шифрах» многие революционеры стали пользоваться ею, чем сильно облегчили работу сотрудникам полиции. Расшифровкой конспиративной переписки занимался делопроизводитель Департамента полиции И. А. Зыбин, выдающийся русский криптолог. Он считался единственным в своем роде специалистом в этой области и даже читал лекции о шифровке и дешифровке на шестинедельных курсах для офицеров, поступавших в Отдельный корпус жандармов. У него были ключи шифров некоторых революционных организаций, полученные с помощью провокаторов. Он учил, что важно уловить систему ключа: это позволит без труда подобрать соответствующие значения букв и цифр [4, с. 124].
В ведении Особого отдела Департамента полиции находилась обширная библиотека печатных и рукописных нелегальных изданий политических партий и кружков — книг, газет, прокламаций, листовок и т. д., в большинстве своем попадавших в руки жандармов при обысках и арестах. В 1908 г. Департамент полиции специальным циркуляром обязал все жандармские управления и охранные отделения присылать изъятые при обысках «противоправительственные издания» для всестороннего ознакомления с деятельностью враждебных русскому государству элементов.
В целях отслеживания антиправительственного смысла в литературных произведениях использовалась цензура. Через нее проходил весь печатный материал, который цензоры скрупулезно проверяли на предмет намеков, злободневных тем или крамольных мыслей. При малейшем сомнении в лояльности автора они выдвигали самые неожиданные возражения против представлявшихся книг и статей. Тайная полиция охотно принимала в число своих агентов писателей, поручая им не только следить за общественным настроением различных кругов, но и писать на заказ патриотические статьи, «правильно» освещать политические события в периодической печати.
Иногда романтически настроенные молодые люди в поисках приключений провоцировали полицию. Например, однажды московскому обер-полицмейстеру поступил следующий доклад директора Генерального штаба: «Департамент полиции просит... о выяснении личности автора и круга его знакомых...». К документу прилагалась копия письма с подписью: «брат Николай», М, от 21 окт. 1893 г. к учительнице Земской Народной школы Елене Григорьевне Смирновой, село Никитское, в Бронницы: «Спешу ответить на ваше письмо, которым я вполне доволен, хотя отчасти и думаю кое-что. Вы пишете, что за тайна скрывается в моем письме? Это я могу сказать при личном только свидании! Секрет величайший, который я могу поверить только под условием клятвы. Да, трудно узнать это! Мне не верится, что мои письма так долго ходят. Уж не козни ли какие скрываются здесь опять? Смотрите!
108 Экономические и социально-гуманитарные исследования № 1 (5) 2015
________________________________Горбачева И. М.____________________________
У нас в Семинарии, можно сказать, бунт! Восстание поголовное против Ректора; просто беда, что делается! Кланяется Чесноков и извиняется, что не может сказать о Добровольском. Кланяется также П. П. Тихомиров!!!!! Как поживает Константинович? А. А.! Е. Г!
Т. и. м. н. с В-и п...76. Да! Э. п. исслед. Сн. в т. а по 7. уже и ух. Пс. А 70 см. и СА-и вед я. Е. но-6 е. э-у к-у Л-е сознайтесь, а то беда будет!»
Естественно, перехватив такое письмо, полиция тщательно проверила всех упомянутых личностей, а также адресата. В результате выяснилось: «Обо всех вышеупомянутых лицах сведений, указывающих на их политическую неблагонадежность, до сего времени не поступало и в сношениях с лицами вредного направления они замечены не были. “бунта” в Московской Духовной Семинарии. не было и всё письмо к Смирновой носит характер напускной конспиративности, характеризуя автора его как юношу сильно фантазирующего и несерьезного. Полк. Трепов» [6, л. 116].
Итак, перлюстрация была эффективным способом получения ценной информации о революционном подполье. Как метод наблюдения и борьбы с революционерами она оказалась довольно действенной — всем изобретаемым подпольщиками приемам перлюстраторы противопоставляли четко слаженную и организованную работу, — однако оставалась незаконной.
Относиться к сыску можно различно, но отрицать его необходимости нельзя, вследствие чего он практикуется во всех без исключения государствах Старого и Нового света до сих пор. Техника его везде одинакова, но чем демократичнее конституция страны, тем уже сфера разыскной деятельности.
Литература и источники
Литература
1. Галвазин С. Н. Охранные структуры Российской империи: формирование аппарата, анализ оперативной практики. М.: Совершенно секретно, 2001. 192 с.
2. Ерошкин Н. П. Самодержавие накануне краха. М.: Просвещение, 1975. 160 с.: ил.
3. Лурье Ф. М. Политический сыск в России. 1649—1917. М.: Центрполиграф, 2006. 400 с.
Источники
4. Бакай М. Е. Из воспоминаний // Былое. 1908. № 7. С. 119.
5. Заварзин П. П. Работа тайной полиции. Париж, 1924. 170 с.
6. ГАРФ. Ф. 63. Оп. 13. Ед. хр. 427—428. Л. 116.
Горбачева Ирина Михайловна — кандидат исторических наук, доцент кафедры философии и социологии (ФиС) МИЭТ. E-mail: irina_gorbacheva@bk.ru
Экономические и социально-гуманитарные исследования № 1 (5) 2015
109
