CC BY
167
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 8. ИСТОРИЯ. 2009. № 1
Ю.Г. Викторов
ПЕРЕЯСЛАВСКАЯ РАДА 1654 г.
В ОСВЕЩЕНИИ ИДЕОЛОГОВ УКРАИНСКОГО
НАЦИОНАЛЬНОГО ДВИЖЕНИЯ XIX - НАЧАЛА XX в.
Тема Переяславской рады 1654 г. традиционно обращает на себя внимание историков. Сложные взаимоотношения Украины и России делают ее одной из самых актуальных в современной украинской историографии. Официальная точка зрения Национальной академии наук Украины, которую разделяют большинство украинских авторов, основывается на восприятии Переяславской рады 1654 г. как рядового события, имеющего, однако, самые пагубные последствия для украинского народа1. Негативная оценка Переяславской рады содержится также в школьных и университетских учебных пособиях, рекомендованных Министерством образования Украины.
Такой подход связан в первую очередь с позицией идеологов украинского национального движения XIX — начала XX в., самыми известными из которых были анонимный автор «Истории Русов» (согласно распространенному мнению, именно это сочинение лежит в основе украинского национального движения и порожденной им национальной украинской историографии), а также Н. Костомаров и М. Грушевский.
Сопоставление источников по вопросу о Переяславской раде 1654 г. с утверждением о ней идеологов украинского национального движения дает возможность понять, чем определяется далеко не позитивное отношение национальной (националистической по характеру) украинской историографии к выбору, сделанному народом Малой Руси в 1654 г.
Важнейшим среди небольшого числа документальных источников, непосредственно связанных с Переяславской радой, является статейный список посольства В. Бутурлина, неоднократно публиковавшийся с 1878 г.2 К сожалению, В. Бутурлин не присутствовал на самой раде и его рассказ основывается на сведениях, предоставленных казаками (скорее всего, генеральным писарем Запорожского войска И. Выговским). Послы оформили их в отдельную выписку, которая впервые была опубликована в «Собрании государственных грамот и договоров» в 1822 г.3
1 Передмова // Переяславська рада 1654 року. 1сторюграф1я та дослщжения / Пвд ред. П. Соханя, Я. Дашкевича.
2 Акты ЮЗР. СПб., 1878. Т. X. С. 141—276.
3 Выписка о бывшей в Переяславле у запорожских казаков явной раде // Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в Государственной коллегии Иностранных дел. М., 1822. Ч. III. С. 494—495.
Согласно версии В. Бутурлина, участники рады с энтузиазмом постановили, что им следует принять подданство единоверного православного царя. Аналогичные сведения дают летописи казачьей старшины: летопись одного из участников рады — некоего «Самовидца» (вт. пол. XVII в.), а также основанные на этом произведении «Летопись полковника Г. Грабянки» (ок. 1710 г.) и «Летопись С. Величко» (ок. 1720 г.)4. Кроме этого о воодушевлении, с которым участники рады избрали подданство русского государя, говорят отчасти подлинные, отчасти же представленные в копиях письма Богдана Хмельницкого к царю Алексею Михайловичу, переписка воевод пограничных крепостей Московского государства, донесения русских разведчиков, записки греческих путешественников, их расспросные речи в Посольском приказе.
В национальной украинской историографии одним из самых весомых аргументов против достоверности описания событий посольством В. Бутурлина считается нелестная характеристика русских дипломатов бежавшим за границу дьяком Посольского приказа Г. Котошихиным. В пунктах 24 и 28 главы IV своей книги «О России в царствование Алексея Михайловича» (1666 г.) он писал о якобы характерном для всех царских послов желании приукрасить действительность, чтобы «достать себе честь и жалованье». Однако на самом деле Г. Котошихин рассказал и о соглядатаях, включаемых русским правительством в состав посольств для предотвращения подобных случаев. В пункте первом главы седьмой того же сочинения говорится о наказаниях, предусмотренных для нерадивых дипломатов5. Таким образом, сочинение Г. Котоши-хина не только не опровергает достоверности сведений статейных списков, а, напротив, подтверждает ее. О правдивом изображении событий посольством В. Бутурлина говорит также похвальная грамота царя и присвоенный послу титул дворецкого6.
В то же время историки располагают рядом источников, на первый взгляд неопровержимо свидетельствующих о неоднозначном (и скорее негативном) отношении населения Малой Руси к присяге русскому государю. Копия одного из таких документов, составленного по результатам допроса в польском суде монаха Киево-Печер-ской лавры М. Крыницкого, посланца киевского митрополита С. Косова, а также донесения польского резидента С. Павши, рас-
4 Лггопис Самовщця. К., 1971; Лггопис гадяцького полковника Григорш Грабянки. К., 1992; Величко С. Летопись событий в Юго-Западной России в XVII веке: В 4 т. К., 1848—1864.
5 См.: Котошихин Г. О России в царствование Алексея Михайловича. М., 2000. С. 73—74.
6 Благоволение, объявленное царем Алексеем Михайловичем А. Иванову и В. Бутурлину // Собрание государственных грамот и договоров... Ч. III. С. 514—515.
сматриваются в современной украинской историографии как свидетельства очевидцев Переяславской рады 1654 г. о сопротивлении казаков и мещан Переяслава переходу в подданство московского государства. «Реляция» М. Крыницкого впервые была опубликована в «Чтениях Императорского общества истории и древностей российских» в 1861 г.7 Письма С. Павши известны по неполным публикациям в работах В. Липинского и М. Грушевского 1920-х гг., а также по современным полным публикациям Ю. Мыцыка8.
Несмотря на сложившееся в украинской историграфии мнение, сообщение М. Крыницкого о раде следует признать неточными воспоминаниями современника, а не участника событий. Документ составлен по показаниям монаха, не знающего ни верной даты (названо 6, а не 8 января), ни порядка мероприятий (М. Кры-ницкий думал, что присяга старшины состоялась 9, а не 8 января), ни правильных имен и титулов послов (назван некий «князь», а не боярин В.В. Бутурлин; думный дьяк «Семен Федорович», а не Л.Д. Лопухин)9, ни того, что послы категорически отказались приносить казакам ответную присягу «за царя»10.
7 «Реляция» Макария Крыницкого, чернца Печерского монастыря // Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских при Московском университете. М., 1861. Кн. 3. Разд. V (Смесь). С. 5—8.
8 Мицик Ю. Нов1 документи до ютори Переяславсько1 ради // Ьппр://ту1$ук. iatp.org.ua/inshi/novdo/htm
9 «Реляция» М. Крыницкого основана на слухах о составе посольства В.В. Бутурлина (верно упомянуты только «архимандрит с монахами») и слухах о русских военачальниках князе Федоре Семеновиче Куракине с думным дьяком Федором Федоровичем Волконским, которые в Путивле во главе царского войска ждали приглашения Б. Хмельницкого на въезд в Малороссию. В соответствии с царским указом гетман узнал о Ф. Куракине от В. Бутурлина после присяги 10 января. По просьбе В. Бутурлина в Киев после 11 января был отправлен гонец в сопровождении посольских дьяков, чтобы горожане приготовились к прибытию войск. Вероятно, М. Крыницкий не слышал даже имени и отчества Василия Васильевича Бутурлина, которые было труднее забыть из-за их совпадения, чем отчество Куракина и отчество Волконского, слившихся в «Реляции» в образ «думного дьяка Семена Федоровича» (возможен также вариант с переменой местами имени и отчества Ф. Куракина). Например, в первых письмах С. Павши от 1 (11) и 7 (17) февраля 1654 г. без упоминания фамилий говорилось одновременно о воеводе Василии Васильевиче и о главе посольства воеводе Миките Микитиче (т.е. о том же В.В. Бутурлине, информация о котором в памяти агента С. Павши редуцировалась до совпадения имени и отчества, а также правильно названной должности). Точная информация о раде была получена С. Павшой только 11 (21) февраля 1654 г. из так называемого «письма чернобыльского протопопа от 27 января 1654 г. ст. ст.». (Статейный список посольства В. Бутурлина // Воссоединение Украины с Россией: Документы и материалы. М., 1954. Т. III. С. 471—473; Листи пана Омеона Павшi вщ 1 (11), 7 (17), 11 (21) лютого 1654 року // Мицик Ю. Новi документи...; Копия с письма его милости, отца протопопа чернобыльского (22 (27) января 1654 г.) // Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских. Кн. 3. Разд. V (Смесь). С. 2—4).
10 «Реляция» Макария Крыницкого... С. 7—8.
Часто цитируемым фрагментом «Реляции» в украинской историографии11 является сообщение о смерти войта (главы магистрата) Переяслава — старика, принесенного на кровати в городской собор для приведения к присяге и умершего на следующий день. Скорее всего, «Реляция» М. Крыницкого только уточняла информацию польской разведки, одним из руководителей которой был упомянутый С. Павша. В письме шляхтича от 7 (17) февраля 1654 г говорится, что войт заболел после того, как по приказу (кого?) его привели в церковь для присяги. На третий день он якобы «с расстройства умер»12. Однако М. Крыницкий не мог знать о смерти войта, если бы тот умер на третий день; ко времени возможного прихода этих сведений в Киев монах должен был уехать — об этом говорит дата отъезда 13 января, приведенная в документе. В тексте «Реляции» нет указаний на доставку монаху, находившемуся в польской тюрьме, сведений от киевского митрополита. После расстановки казаками и московскими воеводами новых пограничных застав, пресекавших любые попытки сноситься с властями Речи Посполитой, это стало крайне небезопасно для возможных гонцов С. Косова13. Таким образом, менее драматичное описание смерти войта (если она вообще имела место) М. Крыницким должно быть ближе к истине.
Один из признаков составления «Реляции» намного позже Переяславской рады — упоминание ответной присяги московских послов казакам и «договорных» статей, посланных царю. «Мартовские статьи Б. Хмельницкого» были составлены и отправлены только 17 февраля 1654 г.14 М. Крыницкому могло быть известно об отправке неких гетманских (на деле — благодарственных гра-мот15) и посольских писем (на деле — отписок16) в Москву. К моменту выезда монаха в Киев могли дойти только слухи, что от послов потребовали ответной присяги и письменного подтверждения
11 В том числе в школьных учебных пособиях (см.: Власов В. История Украины: 8 класс / Под ред. Ю. Мыцыка. К., 2002. С. 146—147).
12 Лист пана Омеона Павш1, ротмютра його корол1всько1 мосп, до князя й мосп вшенського воеводи Януша Радзивила (7 (17) лютого 1654 року) // Мицик Ю. Нов1 документи...
13 Наказ из Посольского приказа воеводам Ф. Куракину и Ф. Волконскому // Воссоединение Украины с Россией... Т. III. С. 530—532.
14 Летопись событий на Украине с 1506 по 1654 г. // Хрестоматия по русской военной истории / Под ред. Л.Г. Бескровного. М., 1947. С. 98—105; Яковлев А. Догов1р гетьмана Богдана Хмельницького з московським царем Олекшем Михайловичем // Переяславська рада 1654 року... С. 103—108.
15 Лист Б. Хмельницкого, посланный из Переяславля царю Алексею Михайловичу (8 января 1654 г.) // Акты ЮЗР. СПб., 1878. Т. X. С. 261—262 (Примеч.).
16 Отписка В. Бутурлина Алексею Михайловичу о торжественной встрече русского посольства населением г. Переяслава (1.01.1654 г.) // Воссоединение Украины с Россией... С. 514—515.
«за царя» казацких прав и вольностей. Последнюю попытку добиться этого казаки предприняли 12 января, но получили очередной отказ17. Ко времени прихода сведений об этом (учитывая расстояние между Киевом и Переяславом и средства сообщения того времени) монах должен был уже уехать. Позже первичные слухи, которые привез М. Крыницкий в Луцк, «подтвердились» сведениями польской разведки об отправке казаками в Москву неких статей («Мартовских статей Б. Хмельницкого»). В итоге в составленной и неоднократно редактированной поляками «Реляции» недостоверная информация получила видимость реальных фактов.
Что касается С. Павши, то до него между 1 (11) и 7 (17) февраля 1654 г. дошли получившие развитие слухи о смерти войта, соединенные затем шляхтичем с молвой о якобы насильственной присяге, на которую казаки (!) «как скот гнали мещан». При этом С. Павша компилировал разноречивые сведения, где датировка событий давалась и по Юлианскому, и по Григорианскому календарям без указания используемой календарной системы. Поэтому он спутал сообщения о присяге в Переяславе с вестями об инциденте в Киеве 10 дней спустя, т.е. 18 января, когда С. Косов и часть его окружения отказались «приносить веру» царю18. К 19 января все киевляне, кроме С. Косова и архимандрита Лавры И. Тризны, присягу принесли. Возможно, что кто-то сделал это под воздействием тех самых казаков, о которых писал шляхтич19. По утверждению С. Павши, присяга в Переяславе состоялась 27 января, а приезд русского посольства (В. Бутурлина) в Киев — 6 февраля 1654 г. Имея дело со сведениями, полученными из разных источников, шляхтич в первую очередь перевел на новый стиль дату присяги киевских мещан — 17 января. Во втором случае С. Павша явно получил сведения из третьих рук, так как дата приезда В. Бутурлина в Киев была дважды переведена со старого на новый стиль.
Ни письма С. Павши, ни сообщения М. Крыницкого не дают достоверных сведений о Переяславской раде 1654 г. Это подтверж-
17 Статейный список посольства В. Бутурлина // Там же. С. 464—475.
18 Позиция той части малороссийского духовенства, которой приходилось создавать видимость активного сопротивления принятию царского подданства, была крайне сложной и в то же время понятной современникам. После войны 1648— 1654 гг. большая часть владений и паствы Киевской митрополии остались в составе Речи Посполитой. Демонстрация симпатии в отношении Москвы могла повлечь очередные конфискации имущества православной церкви польскими властями, ускорение темпов внедрения униатства. Кроме этого малороссийские церковные иерархи опасались потери должностей в результате подчинения Московскому патриархату. Киевский митрополит С. Косов открыто говорил об этом и российским, и польско-литовским властям (Статейный список посольства В. Бутурлина // Воссоединение Украины с Россией... Т. III. С. 482).
19 В письмах С. Павши речь шла о запорожских казаках; в составе посольства В. Бутурлина российских казаков не было (Статейный список посольства В. Бутурлина // Там же. С. 424).
дает и подлинная челобитная жителей Переяслава царю от 16 марта (дата подачи в Москве), где нет и намека на недовольство, которое они могли испытывать, если бы подверглись насилию20. Более того, в челобитной от 5 (13?) апреля 1654 г. переяславские мещане, жалуясь на притеснения казаков Запорожского войска, настоятельно просили о защите, которую, по их мнению, могли дать только царские войска21.
Таким образом, у нас нет оснований ставить под сомнение правдивость сведений статейного списка посольства В. Бутурлина. Не опровергали их и малороссийские историки второй половины XVII в., дававшие либо нейтральные (Ф. Софонович, полковник-летописец В. Дворецкий22), либо восторженные (И. Гизель, «Самовидец»23) оценки Переяславской рады. Однако в малороссийской историографии последующего времени точка зрения на выбор, сделанный народом Малой Руси в 1654 г., постепенно изменилась в сторону негативной его оценки.
Этот процесс был тесно связан с изменением самосознания элиты малороссийского общества, идеалом для которой со второй половины XVII в. все больше становился «шляхетский рай» Речи Посполитой, а не Россия с ее жестким подчинением дворянства интересам государства. Положение усугублялось двойственной позицией православной церкви, вынужденной искать компромисс с Речью Посполитой; разделенным положением Малой Руси, часть которой осталась под властью непримиримого в культурно-религиозных вопросах польского правительства; сильным влиянием на новую малороссийскую элиту польской историографии с ее идеей о существовании особого, «украинского», народа; секуляризацией общества, способствовавшей разрушению православной «соборности».
Малороссийские историки конца XVII — начала XVIII в., обращаясь к теме Переяславской рады 1654 г., отдавали дань памяти народу, не забывшему причин восстания Богдана Хмельницкого. Однако распространение на Малороссию рекрутских наборов, первое упразднение Гетманата, указ о запрете книгоиздания на «малороссийском диалекте» и другие петровские преобразования вызывали недовольство малорусских летописцев.
20 Челобитная царю Алексею Михайловичу мещан г. Переяслава, прибывших в Москву // Воссоединение Украины с Россией... Т. III. С. 557.
21 Челобитная переяславских депутатов о выдаче им государевой грамоты, которою бы они могли защищаться от насилий старших войсковых и других властей // Акты ЮЗР. Т. X. С. 535—538.
22 Мыцык Ю. «Лггописец» Дворецких — памятник украинского летописания XVII в. // Летописи и хроники. М., 1984. С. 219—234.
23 Гизель И. Киевский Синопсис. М., 2006. С. 214—215; Лиопис Самовщця. К., 1971. С. 67.
Негативное восприятие Переяславской рады 1654 г. усиливалось также в связи с тем, что в XVIII в. функцию историописания в Малороссии взяли на себя почти исключительно представители старых казацких родов. Большое влияние на развитие «шляхетской» историографии оказали западноевропейская и польская историографии, способствовавшие распространению на Украине сепаратистских антироссийских настроений. При этом главным фактором, определявшим позицию того или иного малороссийского автора в отношении Переяславской рады, была степень его заинтересованности в уравнении малороссийской шляхты с российским дворянством.
Как известно, далеко не все шляхетские историографы получили подтверждение дворянских прав по положениям указа 1785 г. Квинтэссенцией оскорбленного шляхетского достоинства стала анонимная «История Русов» (конец XVIII — начало XIX в.), автором которой, по мнению большинства исследователей, был малорусский шляхтич, из-за боязни преследований взявший в качестве псевдонима имя известного публициста, белорусского архиепископа Г. Конисского.
По оценке автора «Истории Русов», Россия с ее «нечистосердечным», «слабым», «запуганным» и «неумным» правителем была недостойна союза с «сильным» «независимым» украинским государством. В доказательство этого автор «Истории Русов» составил и прокомментировал «личную переписку царя и Б. Хмельниц-кого»24. Среди поддельных сведений наиболее интересно то сообщение, в котором речь идет об отправке Алексеем Михайловичем «другу» «гетьманушке» вместо реальной помощи своего нательного крестика с «почтительной» записочкой, полной трогательных на-путствий25. Основываясь на подобных «источниках», автор «Истории Русов» доказывал превосходство «казацкого народа» над русским во всех сферах жизни, подчеркивал их культурные, религиозные, бытовые отличия. В «Истории Русов» активно поддерживалась идея о разном происхождении «нации русов» (или «русинов», «казацкого народа») и «москвитян», «Московщины».
Примечательны выводы автора «Истории Русов» о порядке и месте проведения Переяславской рады 1654 г. Из летописей второй половины XVII — начала XVIII в. он знал, что в Чигирине казаки составляли некие статьи (на деле — так называемые «Мартовские статьи» Б. Хмельницкого, утвержденные жалованными грамотами царя 27 марта 1654 г.) и что оттуда же с казачьим посольством было отправлено благодарственное письмо гетмана царю. Автору «Истории Русов» было также известно, что старшина и рядовые казаки
24 История Русов или Малой России. М., 1846. С. 88—117.
25 На самом деле переписка Б. Хмельницкого и царя Алексея Михайловича велась через приказные учреждения по строгим дипломатическим канонам.
в разные дни «чинили веру» в Переяславе. Сопоставив эти сведения, он писал, что русские послы, приехав в Чигирин 6 января 1654 г., присутствовали на раде, где после подписания составленных казаками статей приносили за царя присягу. На требование послов, чтобы им была принесена ответная присяга, казаки якобы сообщили, что местом ее проведения будет Переяслав26. Здесь следует вспомнить «Описание о Малой России и Украине» поляка С. За-рульского, сочинившего историю о переносе казачьей «столицы» из Чигирина («Правобережной Украины») в Переяслав («Левобережную Малороссию» в 1651 г.27 Поддерживая дуалистическую модель «Украины Малороссийской», в которой роль доминанты играла первая, «истинно национальная» составляющая, автор «Истории Русов», явно знакомый с трудом С. Зарульского, счел подходящим для «главной, царской присяги» Чигирин, тогда как Переяславу им отводилась второстепенная роль.
Этот вымысел лег в основу популярной в украинской историографии версии, что русские послы настаивали на проведении присяги в «столице» Украины, но вместо этого им пришлось довольствоваться Переяславом. Вообще «История Русов» сделалась источником ряда безосновательных утверждений, закрепившихся в национальной украинской историографии. Перечислим лишь наиболее известные из них: «москали украли имя Руси, поэтому Украину пришлось назвать Малой Русью, а потом Украиной»; «казаки предпочитали турецкое подданство "московскому рабству"»; «Россия — инициатор Переяславской рады»; «перед радой у казаков были дурные предчувствия»; «Москва нарушила переяславскую клятву» и т.п.
По форме изложения «История Русов» напоминала казацко-старшинские летописи второй половины XVII—XVIII вв., но по сути это был политический памфлет, автор которого компилировал достоверную и недостоверную информацию, изобретал «документальные источники»28. Восторженное, некритичное восприятие «Истории Русов» в первой половине XIX в. объясняется неразработанностью источников по истории Малой России, незрелостью методологии отечественных источниковедения и историографии, иррациональным восприятием истории российской общественностью в эпоху романтизма29. К тому моменту, когда увидели свет первые «истории Малой Руси», основанные на большом числе подлинных документальных источников, а также первые сборники
26 История Русов... С. 118—120.
27 Зарульский С. Описание о Малой России и Украине с приложениями // Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских при Московском университете. Год третий. М., 1848. № 8. С. 9.
28 См.: Иконников В.С. Опыт русской историографии. Киев, 1908. Т. II. С. 1622—1629.
29 Показательно, что первая публикация «краеугольного камня украинского национализма», как часто называют «Историю Русов», состоялась в типографии Московского университета в 1846 г.
документов, относящихся к истории взаимоотношений Украины с Россией, в сознании просвещенных кругов утвердилась не подтвержденная документально, но поданная в ярких романтических тонах концепция «украинско-малороссийской» (или «украинской») «казачьей нации».
Недовольство отсталостью общественно-политического и экономического устройства России способствовало закреплению идеи о разделенности русского народа в умах тех его представителей, которые в силу различных причин отказались от русской традиции в пользу «прогрессивных западных ценностей». Идеалы малороссийской шляхты, по большей части все-таки удовлетворенной правительством, а потому забывшей о борьбе за «украинские права и привилегии», были восприняты нарождающейся российской интеллигенцией, воспевавшей «демократические порядки», «космополитизм» и «религиозную терпимость» казаков.
Радикализация общественного мнения как реакция на европейские революции обусловила возникновение в России ряда «национально-освободительных движений». В Малороссии оформилось так называемое «украинофильское» (или украинское национальное) движение. Активнейшим его участником был известный историк Н. Костомаров, сформулировавший основные постулаты «национальной украинской концепции»: о древности «украинской народности» и ее отличии от «народности московской», об извечном стремлении украинцев создать собственное государство; о нарушении Россией «Переяславского договора» 1654 г. и о борьбе украинцев за освобождение и возрождение своей нации.
На закате жизни Н. Костомаров утверждал, что первые сведения об украинской истории он получил из «Истории Малой России» Д. Бантыш-Каменского (1-е изд. — 1822 г.), а об «Истории Русов» узнал только в 1840 г.30 Однако нельзя не заметить, что влияние на Н. Костомарова «Истории Малой России», основанной на огромном числе новых для того времени документальных источников, было меньшим, чем влияние «Истории Русов»31.
Деятельность Н. Костомарова как историка-«украинофила» началась с составления программы общества имени Кирилла и Ме-фодия — «Книги бытия украинского народа» (1845 г.). В ней Костомаров так оценивал Переяславскую раду: «Увидела Украина, что она попалась в неволю, ибо она по своей простоте не узнала,
30 См.: Костомаров Н. Автобиография. К., 1989. С. 449—454.
31 Этому способствовала «нейтральная позиция» Д.Н. Бантыш-Каменского в оценке событий малороссийской истории. Историк-«украинофил» М.А. Максимович, например, называл «Историю Малой России» Д.Н. Бантыш-Каменского «безцветицей». По этой причине Д.Н. Бантыш-Каменского в украинской историографии называют то украинским, то российским историком (см.: Максимович М.А. Собр. соч. К., 1876. Т. I. С. 238; Кравченко В. Концепци Переяслава в укра-шськш юторюграфи // Переяславська рада 1654 року... С. 476).
что такое значит царь московский, а царь московский значил то же, что идол и мучитель»32.
Неприязнь к Алексею Михайловичу — далеко не самому жестокому из русских царей (недаром он был прозван Тишайшим!), но в правление которого было законодательно закреплено крепостное право33, и страстная любовь историка к запорожской вольнице вполне понятны, если учесть происхождение Костомарова, трагедию, омрачившую его детство34, а также последующее влияние «Истории Русов». Кроме этого заметно негативное отношение, которое Костомаров испытывал к «верноподданным слугам» российских государей и Московскому государству как таковому. Об этом, в частности, говорит презрительное название «Московщина», часто использовавшееся Костомаровым, и способ цитирования им некоторых документов. Например, в очерке «Богдан Хмельницкий» (1874 г.) автор подменял слово «они» (представители русского правительства) кличкой «мос-кали»35. Это делалось намеренно, на что указывает источник36 и отсутствие этого «именования» в аналогичном фрагменте написанной ранее монографии «Богдан Хмельницкий» (1857 г.)37.
Н. Костомаров считал, что русское правительство нарушило Переяславский договор 1654 г. Имея доступ к еще неопубликованному статейному списку В. Бутурлина38, этот историк тем не менее
32 Цит. по: Закон Божий (Книга бытия украинского народа) // Костомаров Н.И. Скотский бунт. М., 2002. С. 395.
33 Такое отношение к Алексею Михайловичу Н. Костомаров выражал и в дальнейшем (см.: Костомаров Н. Царь Алексей Михайлович // Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей (XVII ст.). — СПб., 1874).
34 Н. Костомаров был рожденным вне брака сыном крепостной малороссиянки Т. Мыльниковой и ее хозяина И. Костомарова. После убийства И. Костомарова дворовой челядью (в «Автобиографии» Н. Костомаров подчеркивал, что дворовые в поместье были исключительно великороссами) будущий историк узнал, что он переходит во владение наследников отцовского состояния. Они не признали незаконнорожденного «барчонка» и определили 11-летнего мальчика в лакеи-«ка-зачки». Получить свободу Н. Костомаров смог после того, как его мать отказалась от претензий на основную долю наследства (см.: Костомаров Н. Автобиография. С. 427—428).
35 См.: Костомаров Н. Малороссийский гетман Зиновий-Богдан Хмельницкий // Русская история в жизнеописаниях... С. 266.
36 Письмо находившегося при Б. Хмельницком монаха Павла о военных столкновениях с польскими войсками // Воссоединение Украины с Россией... Т. III. С. 67.
37 См.: КостомаровН. Богдан Хмельницкий. К., 2004. С. 386.
38 Занимая пост редактора в Киевской Археографической комиссии, издававшей «Акты ЮЗР», Н. Костомаров не допускал к публикации и (или) не упоминал те источники, которые не соответствовали его «украинофильской» концепции. Историк Г. Карпов справедливо критиковал Н. Костомарова за то, что тот, придерживаясь хронологического принципа издания документов, тем не менее отказался публиковать в III томе «Актов ЮЗР» статейный список посольства В. Бутурлина и ряд других важных документов о событиях 1654—1655 гг. Публикацию статейного списка В. Бутурлина, став новым редактором «Актов ЮЗР», в 1878 г осуществил сам Г. Карпов. Кроме этого Г. Карпов осудил игнорирование Н. Костомаровым известных с 1822 г. важнейших документов: выписки из статейного списка В. Бутурлина и прилагаемой к нему благодарственной грамоты царя послу (см.: Карпов Г. Костомаров как историк Малороссии. М., 1871. С. 6—29).
настаивал на верности слухов о присяге послов «за царя»39. При этом он говорил о новом (?) договоре, статьи которого были якобы зачитаны перед присягой казаков в Переяславе, а затем только утверждены в Москве40. В «договор» историк включил не упоминавшиеся в реальных жалованных грамотах царя пункты о сохранении территории Украины и прав «украинского селянства»41. Кроме того, Н. Костомаров безосновательно писал, что по Переяславскому договору «Украина... присоединялась под именем Малой России к Московскому государству», т.е. «слово древнее, встречающееся в XII веке»42, было, по его мнению, насильно заменено новым названием.
В конце концов деятельность Н. Костомарова и других истори-ков-«украинофилов» (Н. Маркевича, О. Мартоса, М. Максимови-ча43) обозначила границы проукраинской интерпретации вводимых в научный оборот документальных источников, все большее число которых свидетельствовало об искренности стремления Малой Руси к воссоединению с Великой Русью. Идеологам украинского национального движения, продолжавшим негативно воспринимать решение Б. Хмельницкого, пришлось сделать окончательный выбор между собственными политическими принципами и принципами объективной научной деятельности.
Главной среди работ украинских историков, считавших «научным» лишь «национально-сознательное» творчество, стала «История Украины-Руси» (1898—1936 гг.) М. Грушевского, расцвет деятельности которого пришелся на эпоху революционных потрясений русской государственности. Название этого произведения, не зря называемого «второй редакцией» «Истории Русов» (учитывая сходство задач и методологии), сам автор считал переходным, при-
39 Отвечая на замечание Г. Карпова о том, что сообщение о присяге послов полностью опровергается документами посольства В. Бутурлина, Н. Костомаров заявил: «Если бы какой-нибудь факт никогда не совершался, да существовала бы вера и убеждение в том, что он происходил, — он для меня остается так же важным историческим фактом» (см.: Карпов Г. Указ. соч. С. 23—24).
40 Пункты казацких «Ординаций» были составлены в Чигирине через 1,5 месяца после рады в Переяславе.
41 Костомаров Н. Богдан Хмельницкий. С. 473.
42 См.: Костомаров Н. Русская история в жизнеописаниях... С. 222.
43 Сообщения о Переяславской раде 1654 г. в «Истории Украины и казаков» (1822 г.) О. Мартоса и в «Истории Малороссии» (1843 г.) Н. Маркевича основывались на ложных сведениях из «Истории Русов», поэтому в данном случае отдельно не рассматриваются. М. Максимович, касаясь в ранних работах темы Переяславской рады 1654 г., также использовал «Историю Русов». Однако позже, убедившись в ее неточности, он изменил националистическую украинофильскую точку зрения на пророссийскую и стал отстаивать идею воссоединения Малой и Великой Руси (см.: Кравченко В. Концепци Переяслава в украшськш юторюграфи // Переяславська рада 1654 року... С. 80—85; Марков П. Общественно-политические и исторические взгляды М.А. Маркевича. К., 1986. С. 228).
званным облегчить читателю восприятие новых, «национальных», дефиниций. Уже в первом томе сочинения Грушевский перешел от названий «Русь» и «русский народ» к «Украине-Руси» и «русскому (украинскому) народу», а от них — к «Украине» и «украинцам». Подобная последовательность должна была выработать привычку автоматически воспринимать все упоминания о Руси как упоминания об Украине.
Творчество М. Грушевского отличала смелая интерпретация и «редакция» источников. Например, «Реляция» М. Крыницкого приводилась им как свидетельство об ответной присяге В. Бутурлина казакам, «интересное тем, что давало знать, как про это говорили на Украине». К сожалению, Грушевский не уточнял, кто, когда и зачем это говорил. Историк признавал невысокую информативность документа, однако степень его достоверности предоставлял определить неопытным читателям. Сделать «нужное заключение» им помогала ссылка на статейный список В. Бутурлина, по словам М. Грушевского, — «тоже однобокий». Таким образом, у читателя, доверяющего свидетельствам русских послов, должна была возникнуть обратная ассоциативная связь со «сходными по качествам» источниками, предоставленными М. Грушевским44. К сведениям «Реляции» историк добавлял слухи об ответной присяге послов «за царя» из летописи С. Величко45. С помощью контрастного сравнения с этой летописью, где, по признанию самого Грушевского, «встречаются чисто фантастические подробности», создавалась вторая ассоциативная связь. Вывод, к которому М. Грушевский подталкивал читателя, был такой: в сравнении с сообщениями «скорее беллетриста, чем историка» С. Величко, а также с «предвзятыми» свидетельствами В. Бутурлина М. Крыницкий дал более ценную, хотя и «не слишком полную», информацию. Таким образом, неважно, приносили послы формальную присягу или нет; судя по словам монаха, «украинский народ воспринял их заверения о сохранении и приумножении всех казачьих привилегий как присягу»46.
Имея на руках исходные и редактированные Боярской Думой и царем «Мартовские статьи» Б. Хмельницкого, а также Жалованную грамоту царя от 27 марта 1654 г., где определялось положение Малороссии в составе Русского государства (все эти документы были изданы во вт. пол. XIX в.), М. Грушевский мог предоставить читателю возможность самостоятельно соотнести и эти источники, однако не сделал этого. Взамен в «Иллюстрированной истории Украины» (популяризированном варианте «Истории Украины-Руси»)
44 См.: Грушевский М. Переяславська умова Украши з Москвою 1654 року // Переяславська рада 1654 року... С. 9.
45 См.: Величко С. Указ. соч. С. 172—173.
46 Грушевский М. Переяславська умова... С. 10.
он привел «Жалованную грамоту» («Переяславский договор»), в которой отсутствовали многие важные пункты — такие, например, как о невмешательстве царских воевод в дела казачьего само-управления47.
Манипуляция сознанием читателя путем купирования источников была излюбленным методом М. Грушевского. Несколько меняя смысл каждого задействованного документа, автор шаг за шагом добивался того, чтобы в своей массе они начинали работать на «украинскую национальную идею». Расчет М. Грушевского строился на том, что сверка приводимых им цитат с источниками — процесс слишком трудоемкий, а мелкие «недостатки», замеченные оппонентами, его не пугали. Ставка делалась на массового, «революционно настроенного» читателя, получившего поверхностное образование, незнакомого с документами, но вооруженного «правильными» националистическими принципами.
М. Грушевский считал себя не только (и не столько) ученым, сколько «политическим представителем украинского народа»48. Такая позиция, оказывающая ныне свое влияние на источниковедческий и историографический подход при оценке Переяславской рады 1654 г. в национальной украинской историографии, объясняется неприятием выбора, сделанного народом Малой Руси в 1654 г. Характерно, что в настоящее время работы, в основе которых лежит узкий круг недостоверных источников, рекомендуются Национальной академией наук Украины как «фундаментальные исследования», как образец для подражания новому поколению историков49. Вместе с тем для правильной оценки развития украинской историографии и отражаемых (и предопределяемых) ею исторических процессов необходимо учитывать, что взгляды тех или иных авторов не в последнюю очередь формировались в зависимости от качества и количества источников, которыми они располагали в определенные периоды деятельности. Принимая это во внимание, следует сделать вывод о необходимости планомерного издания новых и переиздания уже известных документов и критических работ, посвященных Переяславской раде 1654 г.
Поступила в редакцию 25.06.2008
47 Жалованная грамота царя Алексея Михайловича гетману Б. Хмельницкому и всему Войску Запорожскому о сохранении их прав и вольностей // Воссоединение Украины с Россией... Т. III. С. 489—494; Грушевский М. Иллюстрированная история Украины. М., 2001. С. 311.
48 См.: Грушевский М. Переяславська умова... С. 5.
49 Передмова. С. XI.
