CC BY
54
Вестн. Моск. ун-та. Сер. 25: Международные отношения и мировая политика. 2017. № 2
МИРОВОЙ ПОРЯДОК В XXI ВЕКЕ
И.А. Истомин*
ПЕРЕРАСПРЕДЕЛЕНИЕ ПОТЕНЦИАЛОВ США И ИХ СОЮЗНИКОВ И ЕГО ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ*
Федеральное государственное автономное образовательное учреждение
высшего образования «Московский государственный институт международных отношений (университет) Министерства иностранных дел Российской Федерации» 119454, Москва, пр-т Вернадского, 76
За десятилетия, прошедшие после окончания Второй мировой войны, США привыкли действовать как лидер широкой коалиции, объединяющей крупнейшие развитые страны. Однако распространившиеся с конца 2000-х годов представления о сокращении разрыва в материальных возможностях между Соединенными Штатами и альтернативными центрами силы заставили политиков и экспертов по-новому взглянуть на характер и перспективы развития американской системы альянсов. В частности, все большее внимание уделяется внутренней противоречивости межсоюзнических отношений, которые, как показывает практика, характеризуются наличием как общих, так и имманентно различающихся предпочтений и интересов. В данной статье предпринимается попытка проанализировать влияние наблюдаемого в 2000-2010-х годах изменения баланса силовых потенциалов на мировой арене на взаимоотношения между Соединенными Штатами и другими развитыми государствами. С этой целью автором были прежде всего рассмотрены основные положения теории альянсов относительно содержания и условий торга между участниками союза. Далее с опорой на формальную модель проанализировано воздействие соотношения потенциалов государств на выбор ими стратегии поведения внутри альянса. В последующих разделах последовательно изучена динамика изменения силовых потенциалов ключевых субъектов современных международных отношений по таким параметрам, как: доля страны в общем объеме военных расходов в мире
* Истомин Игорь Александрович — кандидат политических наук, старший преподаватель кафедры прикладного анализа международных проблем МГИМО (У) МИД России (e-mail: iaistomin@gmail.com).
** Статья подготовлена при поддержке гранта РФФИ «Сотрудничество и конкуренция традиционных и восходящих центров силы в процессе трансформации мирового порядка и перспективы встраивании России в структуры глобального регулирования» (проект № 15-03-00728).
и мировом ВВП; число патентных заявок; место страны в глобальном рейтинге конкурентоспособности; среднегодовые темпы изменения численности населения и т.д. Автор заключает, что к настоящему моменту США не только не ослабли в абсолютных значениях, но и в относительных показателях практически не утратили своих позиций. Наращивание потенциала «восходящих» держав в международной системе происходило в основном за счет других развитых стран. Наблюдаемые сегодня в мире тенденции подталкивают к консолидации коалиции развитых стран под более уверенным американским лидерством.
Ключевые слова: Соединенные Штаты, США, теория международных отношений, теория альянсов, международно-политические альянсы, теоретико-игровое моделирование, сообщества безопасности, силовой потенциал, национальная конкурентоспособность, НАТО, 07.
За десятилетия, прошедшие после окончания Второй мировой войны, США привыкли действовать не в одиночку, а как лидер широкой коалиции, объединяющей крупнейшие развитые страны. Показательным примером содействия партнеров проведению американской политики в постбиполярный период стала операция против Ирака, оккупировавшего Кувейт в 1990—1991 гг. Министерство обороны США признавало, что «без союзных войск, баз и помощи развертываемых сил, финансовой и политической поддержки достижение целей ООН в Кувейте было бы невозможным»1. Еще ранее, в период «холодной войны», американские союзники по НАТО обеспечивали большую часть конвенционального сдерживания Советского Союза на «центральном фронте» в Европе [МеагзЬетег, 1983: 165-188].
Несмотря на то что с исчезновением СССР Соединенные Штаты стремились к закреплению собственного доминирования, на протяжении 1990-х годов международный порядок строился, по выражению А.Д. Богатурова, на принципах «плюралистической однопо-лярности». Становлению подобной конструкции способствовала готовность Вашингтона действовать не самостоятельно, а в рамках «Группы семи» и НАТО, обеспечивавших координацию его политики с европейскими государствами, Канадой и Японией [Богатуров, 1996]. В этих институтах США гарантировали себе «программирующее лидерство», но не единоличное доминирование [Троицкий, 2002].
Отход от поведения, основанного на координации с другими развитыми странами, в 2000-х годах породил жесткую критику американской политики как «стратегии односторонних действий»
1 Report on Allied Contribution to the Common Defense. A Report to the United States Congress by the Secretary of Defense. May 1992. P. ES-3.
[Kane, 2006]. Между тем даже в ходе войны в Ираке, вылившейся в крупнейший кризис отношений внутри НАТО, Вашингтон опирался на «коалицию желающих», включавшую более 40 государств2. В этой связи курс, проводимый администрацией Дж. Буша-мл., правильнее было бы обозначать как «стратегию единоличных решений» — мнение несогласных игнорировалось, но сохранялось стремление к формированию группы стран, поддерживающих действия США3.
Американская политика 2000-х годов привела к углублению противоречий между Соединенными Штатами и другими крупными игроками, в том числе теми, кто формально оставался их союзниками. Администрация Б. Обамы, придя к власти в 2009 г., одной из своих приоритетных задач обозначила восстановление традиционных альянсов4. Ярким примером делегирования большей ответственности союзникам в период ее правления стала война в Ливии 2011 г., в которой основную роль сыграли Великобритания и Франция, тогда как США выступали во вспомогательном качестве [Davidson, 2013].
Политика Б. Обамы по восстановлению американской системы альянсов осуществлялась на фоне распространения представлений об ослаблении позиций Соединенных Штатов на мировой арене в результате подъема альтернативных центров силы, в первую очередь Китая [Zakaria, 2008; Kupchan, 2012; Layne, 2012; Reich, Lebow, 2014]. Пределы возможностей США как в достижении собственных целей, так и в поддержании стабильности международной системы наиболее явно продемонстрировали провал операции в Ираке и глобальный финансово-экономический кризис 2008—2009 гг.
2 Who are the current coalition members? // The White House Press Release. 27.03.2003. Available at: https://georgewbush-whitehouse.archives.gov/infocus/iraq/ news/20030327-10.html (accessed: 14.08.2016). Корректность приводившихся американской администрацией данных, как и степень добровольности поддержки операции отдельными странами, неоднократно оспаривалась [Newnham, 2008]. Тем не менее члены коалиции не только обеспечивали дипломатическое прикрытие операции, но часть из них также участвовали в формировании оккупационных сил и их логистическом обеспечении.
3 О расширении американских альянсов и неформальных коалиций в период правления администрации Дж. Буша-мл. см.: [Seiden, 2016].
4 В Стратегии национальной безопасности США (2010) по этому поводу сказано: «Основанием безопасности Соединенных Штатов, региональной и глобальной безопасности останутся отношения Америки с нашими союзниками, и наши обязательства перед ними непоколебимы. Эти отношения должны постоянно культивироваться — не только потому, что они необходимы для интересов Соединенных Штатов и целей национальной безопасности, но и потому, что они выступают фундаментом нашей коллективной безопасности» (National Security Strategy // The White House. 2010. Available at: http://nssarchive.us/NSSR/2010.pdf (accessed: 04.06.2017)).
Неудачи американской политики воспринимались особенно болезненно на фоне роста экономического потенциала стран БРИКС.
Сокращение разрыва в материальных возможностях между США и альтернативными центрами силы побуждало Белый дом в большей степени обращаться к позиционным преимуществам, предоставляемым в том числе широкой сетью американских альянсов. Однако, хотя в прошлом партнеры оказывали весомое содействие Вашингтону, теперь они не всегда неукоснительно следовали за ним, порой отказывая в помощи (как в случае с Ираком), а иногда вступая с Соединенными Штатами в торг для обеспечения собственных интересов в обмен на поддержку [Истомин, Водопьянов, 2016].
В этой связи изучение перспектив эволюции американских союзов в современной международной системе приобретает большую, чем ранее, исследовательскую и практическую актуальность. Показательно растущее число работ зарубежных специалистов, посвященных анализу логики функционирования международных альянсов, в том числе проблеме конкуренции между их участниками (среди недавних публикаций см.: [Fang et al., 2014; Peterson, 2014; Beckley, 2015; Cha, 2016; Kim, 2016; Seiden, 2016]).
Между тем в отечественных исследованиях эта тематика остается менее популярной5 отчасти из-за ограниченной роли военно-политических союзов в российской внешнеполитической стратегии. В то же время с учетом непростых отношений России с США потенциал использования Вашингтоном альянсов в осуществлении его курса, а также способность союзников корректировать американскую политику имеют существенное значение для Москвы.
Настоящая статья призвана оценить, насколько изменения в соотношении потенциалов США и их ведущих союзников из числа крупных развитых стран6, наблюдаемые в 2000-2010-х годах, повлияли на характер их взаимодействия. С этой целью в первую очередь рассмотрены основные положения теории альянсов применительно к условиям торга между их участниками. Далее с опорой на формальную модель продемонстрировано, что даже в союзах, исключающих взаимное принуждение, соотношение потенциалов продолжает воздействовать на выбор стратегии поведения государств.
Последующие разделы статьи посвящены определению структуры силовых потенциалов участников международной политики и непосредственно сравнительной оценке изменений в материальных возможностях США и их союзников. Такой анализ выполнен
5 Исключение составляют: [Троицкий, 2002; Мацепуро, Жидков, 2012; Истомин, 2017].
6 К числу стран в настоящей работе относятся участники «Группы семи»: Великобритания, Германия, Италия, Канада, Франция, Япония.
на основе данных конца 2000-2010-х годов — периода после глобального финансово-экономического кризиса, пошатнувшего образ Соединенных Штатов как ведущей международной державы. В заключительной части рассмотрены перспективы развития отношений между США и их союзниками на основе представленных
теоретических разработок и изученных данных.
* * *
Литература по теории международных альянсов (в первую очередь основополагающие работы в этой области Стивена Уолта и Глена Снайдера) указывает, что отношения внутри союзов носят диалектический характер [Walt, 1987; Snyder, 1997]. Каждое из государств, вступая в них, преследует собственные цели. При этом интересы участников могут быть более или менее совместимы, но никогда не тождественны [Waltz, 1979: 165], следовательно, функционирование альянсов предполагает сочетание элементов кооперации и конкуренции.
Государства, вступающие в союзы, стремятся к переносу большей доли издержек на партнеров7. Вместе с тем чрезмерное увлечение приобретением односторонних преимуществ снижает полезность поддержания кооперации для других участников, еще более ослабляя их готовность оказывать помощь слишком эгоистичному союзнику [Snyder, 1997]. Следствием нарастания противоречий в этом случае может стать разрыв альянса. Даже если формально он сохраняется, участники могут саботировать выполнение собственных обязательств в условиях анархичной международной среды [Mear-sheimer, 1994].
Современные практики сотрудничества между Соединенными Штатами и их партнерами предоставляют особенно широкие возможности для подобного саботажа, так как Вашингтон ожидает от союзников не столько выполнения юридически закрепленных договоренностей, сколько таких действий, которые не оговорены в основных союзных документах. В их число входят участие в проводимых под руководством США военных операциях, размещение американских военных баз, содержание национальной инфраструктуры и поддержание оборонных расходов самих союзников, введение согласованных санкций и ограничений против третьих стран.
С учетом разницы между общими и частными предпочтениями члены альянса находятся в постоянном поиске равновесия между
7 Это устремление получило обозначение в литературе как «проблема безбилетника» [Olson, Zeckhauser, 1966].
максимизацией собственной выгоды и поддержанием заинтересованности партнеров. Динамичность этому поиску придает поток внешних событий (по отношению к взаимодействию внутри союза), которые в неравной степени затрагивают приоритеты отдельных участников объединения. Это побуждает их к постоянному маневрированию и торгу по поводу условий кооперации.
Несмотря на то что использование военной силы внутри альянса исключается, его участники могут прибегать к другим формам принуждения для утверждения собственных приоритетов в качестве общих целей. Более того, Д. Дрезнер утверждает, что в условиях интенсивного сотрудничества негативные стимулы оказываются наиболее эффективными — партнер, который получает значительную выгоду от кооперации, сталкивается с рисками намного больших потерь в случае ее прекращения, чем противник, который привык и во многом адаптировался к противоборству [Drezner, 1999].
Вместе с тем особенностью коалиции развитых стран в том виде, в каком она сложилась во второй половине XX столетия, стало ее преобразование в «сообщество безопасности». Под ним понимается объединение, члены которого в отношениях друг с другом придерживаются взаимной сдержанности. В частности, в рамках «сообщества безопасности» не только происходит отказ от применения военных методов принуждения, но даже угроза насильственного воздействия становится немыслимой [Williams, Neumann, 2000; Bjola, Kornprobst, 2007: 291].
В этой связи Э. Адлер отмечает, что «самоограничение делает насилие ненужным, потому что в сообществах безопасности люди привыкли преодолевать конфликт посредством компромисса и с помощью юридических и дипломатических средств» [Adler, 2008: 204]. Подобная аргументация схожа с популярной в западной литературе гипотезой демократического мира [Doyle, 1986] и во многом выступает ее продолжением. В соответствии с этой гипотезой вероятность войны между двумя демократиями существенно ниже, чем между двумя авторитарными правительствами или двумя государствами с различными режимами. США и их основные союзники, относимые исследователями к числу демократических стран, руководствуются в отношениях друг с другом иными инструментами, чем при взаимодействии с третьими игроками.
Показательно, что тезис об отказе от принуждения в кругу развитых государств находит признание даже у реалистов, в числе которых и К. Уолтц [Waltz, 1979: 70]. Нашумевшая статья Дж. Миршаймера «Назад в будущее: нестабильность в Европе после "холодной войны"», опубликованная в 1990 г. и прогнозировавшая возобновление политики балансирования между странами Запада, также ба-
зировалась на утверждении, что в предшествующие десятилетия отношения внутри евро-атлантического сообщества строились на иной логике, чем в остальной части мира [МеагеИетег, 1990]. Реалисты объясняли нехарактерное для международной политики положение не столько вызреванием морального консенсуса и коллективной идентичности, сколько наличием общего противника в лице Советского Союза и маргинализацией большинства стран Запада (за исключением Соединенных Штатов), их выпадением из логики великодержавной конкуренции. Между тем, несмотря на исчезновение объединяющей внешней угрозы в 1990-2000-х годах, западные страны не перешли к балансированию друг друга [Но^тогШ, Мепоп, 2009].
Отказ государств от привычных форм принуждения ставит под вопрос и традиционную роль соотношения потенциалов в их взаи-модействии8. Присущее реалистам представление об анархичности международной среды предполагало, что отношения между правительствами выстраиваются в присутствии постоянной угрозы войны. Именно перспектива военного столкновения или по крайней мере вооруженного принуждения обусловливала потребность в аккумулировании ресурсов для противодействия внешнему давлению. В случае если такая потребность исчезает, становится ли соотношение потенциалов в принципе нерелевантным для взаимодействия внутри коалиции развитых стран, как это следует из логики либерального и конструктивистского анализа ее функционирования?
* * *
Недостатком традиционных представлений об американских альянсах в Евро-Атлантике и Азии как «сообществах безопасности» является фундаментальный недоучет влияния внешней среды. Между тем даже в том случае, если часть государств придерживаются в отношениях друг с другом самоограничения, они все равно сталкиваются с угрозой принуждения и вооруженного давления со стороны третьих игроков. Подобное положение будет сохраняться по крайней мере до тех пор, пока границы «сообщества безопасности» не распространятся на всю мировую систему. Следовательно, участники альянса не могут игнорировать соотношение потенциалов в процессе торга друг с другом, даже если они не используют традиционные формы материального принуждения.
Кеннет Уолтц, рассматривавший альянсы как одну из двух форм балансирования в международной политике (он называет его «внеш-
8 Из отечественных авторов на это указывал А.С. Скриба [Скриба, 2014].
ним балансированием»), исходил из того, что единство союзников зависит от совокупного потенциала конкурентов, которые им противостоят. Чем больше мощь, аккумулированная противником, тем сильнее участники противостоящей ему коалиции будут зависеть друг от друга. Альтернативой сотрудничеству для них остается лишь наращивание собственного ресурса (определяемое К. Уолт-цем как «внутреннее балансирование») — в первую очередь за счет преобразования латентного потенциала, выражающегося в совокупном национальном богатстве, в инструменты военно-политического сдерживания [Waltz, 1979: 118, 126].
Следствием структурной теории становится вывод о том, что меньший национальный потенциал ставит государство в большую зависимость от союзников, снижает его переговорные возможности в торге с ними, даже если это взаимодействие осуществляется в рамках зрелого «сообщества безопасности». В наиболее абстрактной форме логика подобного торга может быть проанализирована с помощью теоретико-игрового моделирования.
Ситуация, в которой государства располагают как общими, так и различающимися предпочтениями, может быть представлена в виде теоретико-игровой модели, получившей название «семейный спор»9. Она выступает разновидностью игры двух участников с ненулевой суммой (табл. 1). Каждый из них может пытаться достичь одной из двух целей. Приобретаемая в случае успеха полезность для них неодинакова: один игрок предпочитает первую цель, другой — вторую. В то же время оба могут обеспечить выигрыш, только если их стратегии комплементарны и они сотрудничают. Если каждый пытается достичь цели самостоятельно, то они проигрывают или, во всяком случае, приобретаемая полезность оказывается ниже, чем при кооперации.
Таблица 1
Модель «семейный спор»
^^^^ Супруга Супруг -----— Матч Театр
Матч w+, w_ l, l
Театр l, l W_, w+
Название игры происходит из примера, в котором семейная пара выбирает из двух видов совместного досуга. В то время как
9 Модель также имеет другое обозначение — «битва полов». Она была предложена Данканом Люсом и Говардом Райффой в 1950-х годах [Luce, Raiffa, 2012: 90—94].
муж предпочел бы посмотреть спортивный матч, супруга хотела бы посетить театр. При этом для обоих совместное времяпровождение более ценно, чем индивидуальные интересы. В представленной таблице если оба посещают спортивное мероприятие, то выигрыш от проведенного вечера для супруга оказывается равен w+, а для супруги — w-. В случае совместного похода в театр значения меняются на противоположные. Если же они проводят время в одиночестве, то полезность для каждого из них снижается до I. По условиям модели: w+>w->l. Соответственно для каждого из супругов предпочтительным оказывается согласие с выбором партнера по сравнению с перспективой провести вечер в одиночестве, т.е. в случае координации даже на условиях противоположной стороны полезность будет выше, чем при рассогласовании их стратегий.
Проиллюстрируем применение данной модели к поведению государств, чьи интересы частично совпадают, а частично различаются. В таблице 2 предложен несколько модифицированный вариант «семейного спора». Как и в оригинальной задаче, два государства могут стремиться к достижению одной из двух целей (А или В). При этом для первого игрока ценность А выше, чем В, а для второго — наоборот. Тогда ожидаемая полезность достижения предпочтительной цели для каждого из них будет равна w+, а полезность менее предпочтительной цели — w-10.
Таблица 2
Модель взаимодействия государств с частично совпадающими интересами
Игрок II Игрок I А В
А ^ - Ср ^ - Сп
В - С1, w_ - еп Ж_, w+
В случае если игроки сотрудничают для достижения совместной цели, выигрыш каждого соответствует значению ожидаемой полезности этой цели для него. Если же каждый вынужден достигать какой-либо из целей самостоятельно, то он должен заплатить дополнительную цену, соответствующую большим затратам или рискам единоличных действий. Для первого игрока она описыва-
10 С точки зрения модели в действительности не обязательно, чтобы w+ и w— обоих игроков были одинаковыми. Здесь и далее они представляются таковыми исключительно для упрощения и большей иллюстративности рассматриваемых примеров.
ется коэффициентом с, для второго — спп. Значения приведенных параметров соответствуют пяти условиям:
w+ > w- и w+ — с > w- — с;
w+ > w+ — с и w_ > w- — с;
w- > w+ — с12.
Из них мы также можем вывести, что w+ > — с.
Проиллюстрируем представленный вариант игры на условном примере, подставив некоторые значения переменных13. Допустим, ценность предпочтительного варианта w+ для каждого из игроков равна 4, а ценность менее предпочтительного w- = 3. При этом цена некооперативных действий для обоих игроков одинакова: ст = сп = 2. Получившаяся платежная матрица игры представлена в таблице 3 (а).
Таблица 3
Пример игры государств с частично совпадающими интересами
а)
Игрок II Игрок I ^ А В
А 4,3 2,2
В 1,1 3,4
б)
^^^^^^ Игрок II Игрок I А В
А 4,3 2,1
В 1,0 3,4
Как и в приведенном ранее примере семейного спора, ожидаемый выигрыш каждого из игроков в случае сотрудничества выше,
11 В данном случае исходим из того, что цена, которую игроки вынуждены будут заплатить за реализацию предпочтений, в любом случае (как при кооперативном, так и при некооперативном поведении) уже интегрирована в значения w+ и w—.
12 Если не соблюдается последнее условие, то структура ситуации приобретает модель игры на координацию, а не «семейного спора».
13 Конкретные значения не влияют на логику анализа до тех пор, пока выполняются приведенные условия.
чем при необходимости действовать самостоятельно. При этом у обоих присутствует мотив кооперации в достижении даже той цели, которая более предпочтительна для контрагента. Вместе с тем они знают, что то же самое справедливо и для противоположной стороны (т.е. и для него лучше уступить, чем отказаться от сотрудничества). Соответственно структура игры не дает ответа, какое из двух равновесий — АА или BB — будет выбрано. Если предложенная ситуация повторяется многократно, то игроки могут постараться оптимизировать выигрыш за счет рандомизации используемых стратегий. В этом случае они будут поочередно выбирать вариант A или B с некоторой вероятностью (такое поведение в теории игр называется «смешанной стратегией»).
С учетом распределения выигрышей в платежной матрице для первого игрока оптимальной оказывается стратегия, в которой он выбирает вариант A в трех случаях из четырех, а в оставшихся случаях выбирает вариант B. Для второго игрока, наоборот, рационально стремиться к достижению цели А с вероятность 1/4, а к цели B — с вероятностью 3/414. Перемножив получившиеся вероятности на ожидаемую полезность каждого из четырех исходов игры, получаем, что выигрыш обоих игроков в случае использования оптимальной смешанной стратегии (wm) будет составлять 2,515.
Представленное сочетание оптимальных смешанных стратегий не исключает, а даже предполагает ad hoc сотрудничество — веро-
14 Оптимальной считается такая смешанная стратегия, при которой выигрыш одного игрока не зависит от выбора другого. Для этого необходимо установить, при каком сочетании отдельных чистых стратегий рассматриваемого игрока ожидаемая полезность каждой из чистых стратегий его контрагента была бы одинаковой, т.е. в рассматриваемом нами примере для другого игрока ЕиА = Еив. Допустим, вероятность того, что первый игрок выберет вариант А, составляет р, притом что 0 < р <1. В этом случае вероятность того, что он выберет вариант В, окажется (1 — р). Тогда для второго игрока ожидаемая полезность выбора А (ЕиА) определяется суммой выигрыша от сотрудничества в достижении менее предпочтительной для него цели = 3), помноженной на вероятность выбора А первым игроком (р), и выигрыша от достижения менее предпочтительной для него цели самостоятельно — сп=1), помноженной на вероятность выбора В первым игроком (1 — р). Таким образом, ЕиА = 3р + (1 — р). По аналогии ЕиВ = 2р + 4 (1 — р). Подставив их в приведенное выше уравнение (ЕиА = ЕиВ), получаем 3р + (1 — р) = 2р + 4 (1 — р); соответственно р = 3/4. Аналогично если вероятность, что второй игрок выберет вариант А, составляет q и ее значение изменяется в пределах 0 < q < 1, то вероятность выбора варианта В будет составлять (1 — q). Использовав схожую систему уравнений, получаем 4q + 2 (1 — q) = q + 3 (1 — q), q = 1/4.
15 Исходя из того, что Еит1 — ожидаемая полезность оптимальной смешанной стратегии для первого игрока, Еит11 — ожидаемая полезность оптимальной смешанной стратегии для второго игрока:
Еит1 = 4*3/4*1/4+2*3/4*3/4+1/4*1/4+3*1/4*3/4 = 2,5;
Еитп = 3*3/4*1/4+2*3/4*3/4+1/4*1/4+4*1/4*3/4 = 2,5.
ятность кооперативного взаимодействия составляет 3/8. Тем не менее выигрыш каждого из них (^ш=2,5) будет ниже, чем при согласии на постоянное сотрудничество на условиях партнера = 3). В приведенном примере при многократном повторении игры в каждом раунде игроки будут терять в среднем по 0,5 полезности (Д^ = wm — w_). Это значение и будет ценой отсутствия постоянной координации между ними, или, иными словами, ценой союза.
Модифицируем теперь изначальные условия. Допустим, что цена некооперативного поведения для второго игрока возросла: сп = 3. В этом случае платежная матрица принимает значения, представленные в таблице 3(б). При определении оптимальных смешанных стратегий распределение вероятностей второго игрока остается прежним — для него все так же рационально выбирать вариант А с вероятность 1/4, а вариант В — с вероятностью 3/4. Для первого игрока распределение меняется: ему становится выгоднее выбирать А в двух из трех случаев, а В — в одном из трех. Средний выигрыш в каждом раунде повторяющейся игры при использовании оптимальных смешанных стратегий для первого игрока остается прежним — 2,5. Между тем для второго игрока он уменьшается до 2.
Таким образом, в случае повышения цены некооперативного поведения для второго игрока (с/7) и при отсутствии постоянной договоренности по достижению одной из двух целей первому игроку приходится чаще выбирать вариант В, а не предпочитаемый им А (1/3 > 1/4). Вместе с тем даже этот сдвиг не позволяет компенсировать снижение ожидаемой полезности для второго игрока (2 < 2,5). В рассмотренном нами примере цена отсутствия союза для него увеличилась в 2 раза (с 0,5 до 1 в среднем за раунд повторяющейся игры).
На основе формального моделирования можно доказать, что увеличение сп будет заставлять противоположную сторону менять оптимальную стратегию, чаще выбирая вариант, предпочтительный для второго игрока. Тем не менее эта адаптация не позволит компенсировать возрастание разницы в полезности постоянного сотрудничества на основе предпочтений первого игрока и использования самой лучшей из смешанных стратегий.
Ослабление собственного потенциала государства снижает его способность самостоятельно обеспечивать свои интересы. В терминах рассматриваемой модели это повышает цену некооперативного поведения, заставляя его использовать большую долю собственных ресурсов для достижения предпочтительной цели (если исходить из того, что государство участвует не в одной, а во множестве игр одновременно, это ухудшает для него перспективы обеспечения своих интересов и в других ситуациях).
Тем самым изменения во внешних (в том числе материальных) параметрах по отношению к «сообществу безопасности» повышают ценность координации по сравнению с рандомизацией стратегий и постоянного союза по сравнению с сотрудничеством ad hoc, даже если государству приходится соглашаться на условия партнера. При наличии как разделяемых, так и различающихся предпочтений потребность слабеющего игрока в альянсе возрастает быстрее, чем необходимость для контрагента принимать его сторону, чтобы обеспечить собственные интересы. Это позволяет прогнозировать увеличение зависимости такого государства от партнеров даже в условиях взаимной заинтересованности в сотрудничестве и исключение материального принуждения из отношений между участниками кооперации.
* * *
Приведенный формальный анализ подтверждает гипотезу о том, что устранение принуждения из отношений между государствами не лишает значения оценку соотношения их потенциалов. В терминах теории торга ослабление материальных возможностей приводит к ухудшению «лучшей альтернативы» [Fisher, 1983: 156—157] сотрудничеству между ними, что в свою очередь подталкивает игрока к более кооперативному поведению даже за счет части возможной выгоды.
Безоговорочное преобладание Соединенных Штатов над другими развитыми странами в доступных ресурсах внутреннего балансирования в настоящее время не подвергается сомнению16. Тем не менее анализ динамики материальных возможностей представляет интерес с точки зрения вероятных корректировок в принципах взаимодействия между участниками формируемой ими коалиции. Как уже было показано ранее, США, несмотря на свое лидерство, не могут выступать диктатором в отношении своих союзников и вынуждены считаться с их предпочтениями. Вопрос состоит в том, в какой мере эти ограничения проявляются в конкретных исторических условиях.
В научной литературе продолжается дискуссия о том, какие параметры и конкретные показатели определяют соотношение потенциалов государств. Широкое признание в академических и экспертных кругах приобрел подход, используемый аналитиками Корпорации РЭНД. В соответствии с ним комплексный потенциал государств рассчитывается на основе показателей в военной, эко-
16 На роль даже потенциально сопоставимого с США государства единственным претендентом считается Китай (см.: [Brooks, Wohlforth, 2016: 48—72]).
номической, демографической и технологической сферах. Конкретные измерители в рамках этого подхода могут включать численность населения, объем ВВП, военные расходы, число патентов на изобретения и уровень цитируемости ученых [Treverton, Jones, 2005: 3].
Недостатком методологии РЭНД, как и других применяемых в настоящее время методик, становится смешение показателей, относящихся к различным уровням анализа. В то время как военный потенциал характеризует инструментарий, который государство может использовать по своему усмотрению, экономические, демографические и технологические ресурсы отражают объем богатства, накопленного обществом. Государственный аппарат не может распоряжаться ими самостоятельно, не будучи их действительным собственником.
Кроме того, перечисленные параметры национального потенциала не являются независимыми друг от друга. Как показывают П. Кеннеди и Дж. Миршаймер, на протяжении всей истории Нового времени военная мощь выступала производной национального богатства стран [Kennedy, 2010; Mearsheimer, 2014]. Уровень конверсии экономического потенциала в оборонный ресурс зависит от экстрактивных способностей государств, которые могут существенно различаться [Zakaria, 1999], а также от технологических инноваций в сфере применения военной силы17, т.е. представленная зависимость не является линейной, тем не менее она остается достаточно сильной.
Одновременно само общественное богатство выступает производной демографического потенциала и уровня национальной продуктивности. Наращивание производства возможно либо экстенсивным путем, посредством увеличения количества рабочих рук18, либо интенсивным — за счет роста прибавочного продукта, создаваемого каждым работающим. Оценка в национальном масштабе параметра производственной продуктивности в свою очередь связана со значительными трудностями. В частности, предложенные РЭНД измерители уровня научно-технологического развития (число патентов на изобретения и цитируемость ученых) нередко критикуются как поддающиеся манипулированию [Beckley, 2011/2012: 63—73]. Более того, в ряде случаев высокая продуктивность может обеспечиваться без внедрения инноваций (по крайней мере таких,
17 В этой связи, например, принято отмечать трансформирующее значение ядерного оружия [Тете, 1989], но история знает множество революций в военном деле, которые оказывали дестабилизирующее воздействие на предшествующее соотношение сил.
18 В рентных экономиках население не является основной производительной силой, и в роли латентного потенциала выступают природные ресурсы.
которые поддаются измерению существующим исследовательским инструментарием) [Ямбуренко, 2016: 118].
С учетом предшествующих замечаний можно представить структуру потенциала страны в виде схемы, изображенной на рисунке.
Структура национального потенциала
На ее основе в следующем разделе будет проведено сравнение потенциалов Соединенных Штатов и их союзников, начиная с верхнего уровня — ресурсов, которые государства могут непосредственно использовать для достижения целей в международной политике, и заканчивая базовыми основаниями материальных возможностей страны. Для анализа четырех параметров будут использованы традиционные показатели, такие как уровень военных расходов, объем ВВП, число патентных заявок, ВВП на душу населения. Их корректность нередко подвергается критике, однако, как правило, она справедлива в отношении искажений, возникающих при сравнении потенциалов стран, существенно различающихся по уровню социально-экономического развития [Brooks, Wohlforth, 2016: 14—47]. Предмет данного исследования — динамика соотношения возможностей государств с относительно сопоставимым качеством потенциала, что способствует репрезентативности используемых данных. В справочных целях в ряде случаев будут представлены также значения рассматриваемых индикаторов для стран БРИКС как группы «восходящих» держав.
* * *
Активизация в 2010-х годах военно-политического сдерживания в Восточной Европе, Южно-Китайском и Восточно-Китайском морях, на Корейском полуострове, а также сохраняющаяся кон-
фликтность на Ближнем и Среднем Востоке подтвердили, что вооруженная сила остается важнейшим инструментом влияния государств на международную среду. Между тем с конца 2000-х годов все более заметным становится снижение доли Соединенных Штатов в мировых оборонных расходах (табл. 4). Она уменьшается быстрее, чем доля альтернативных центров силы, более того, во втором десятилетии XXI в. наблюдалось даже сокращение американского военного бюджета в долларовом значении (табл. 5). Снижение преобладания в военной сфере нашло отражение в доктринальной адаптации вооруженных сил Соединенных Штатов, в том числе в отказе от концепции ведения двух параллельных войн19.
Япония, будучи крупнейшим азиатским союзником США и региональным конкурентом стремительно наращивающей свой потенциал КНР, в 1990—2000-х годах оставалась связана юридическими ограничениями на развитие вооруженных сил и укоренившейся идеологией пацифизма. Несмотря на то что в этот период наблюдалось снижение барьеров на использование Токио военного инструментария во внешней политике, оборонные расходы практически не увеличивались до конца 2000-х годов на фоне активной модернизации Народно-освободительной армии Китая. Лишь к началу 2010-х годов был зафиксирован прирост, который, тем не менее, оставался ниже, чем среднемировые темпы наращивания оборонных бюджетов.
Европейские союзники США после завершения «холодной войны» пошли на радикальное снижение оборонных расходов. Несмотря на возрастание напряженности между странами Запада и Россией, инициирование Москвой масштабной программы перевооружения и рост взаимного военно-политического сдерживания в Восточной Европе, оборонные расходы крупных европейских государств (аналогичные тенденции характерны и для Канады) оставались практически неизменными даже в 2010-х годах (см. табл. 5).
К 2015 г. они даже снизились по сравнению с 2009—2012 гг. (периодом мировой рецессии и наиболее острой фазы европейского финансового кризиса). Даже с учетом некоторого уменьшения после завершения операции в Ираке и сокращения американского присутствия в Афганистане оборонный бюджет США продолжал составлять около 70% совокупных военных расходов НАТО.
19 Spillius A. Pentagon abandons two-war doctrine // The Telegraph. 02.02.2010. Available at: http://www.telegraph.co.uk/news/worldnews/northamerica/usa/7140418/ Pentagon-abandons-two-war-doctrine.html (accessed: 16.07.2017).
Доля развитых и «восходящих» держав в мировых расходах на оборону
Страна Доля страны в общем объеме военных расходов в мире, % Доля в 2016 г., % показателя 2007 г.
1990 2000 2005 2007 2008 2009 2010 2011 2012 2013 2014 2015 2016
США 0,33 0,41 0,44 0,42 0,42 0,43 0,43 0,41 0,39 0,37 0,35 0,36 0,37 0,88
Остальные страны «Группы семи»
Великобритания 0,04 0,05 0,05 0,05 0,04 0,04 0,04 0,03 0,03 0,03 0,03 0,03 0,03 0,59
Германия 0,05 0,04 0,03 0,03 0,03 0,03 0,03 0,03 0,03 0,03 0,03 0,02 0,02 0,78
Италия 0,03 0,03 0,03 0,03 0,03 0,02 0,02 0,02 0,02 0,02 0,02 0,02 0,02 0,62
Канада 0,01 0,01 0,01 0,01 0,01 0,01 0,01 0,01 0,01 0,01 0,01 0,01 0,01 0,70
Франция 0,05 0,05 0,05 0,05 0,04 0,04 0,04 0,04 0,03 0,04 0,04 0,03 0,03 0,74
Япония 0,03 0,06 0,04 0,03 0,03 0,03 0,03 0,03 0,03 0,03 0,03 0,02 0,03 0,91
Страны БРИКС
Бразилия 0,01 0,02 0,01 0,02 0,02 0,02 0,02 0,02 0,02 0,02 0,02 0,01 0,01 0,93
Индия 0,01 0,02 0,02 0,02 0,02 0,02 0,03 0,03 0,03 0,03 0,03 0,03 0,03 1,59
Китай 0,01 0,03 0,04 0,05 0,06 0,07 0,07 0,08 0,09 0,10 0,11 0,13 0,13 2,54
Россия 00,24 00,01 00,02 00,03 00,04 00,03 00,04 00,04 00,05 00,05 00,05 00,04 00,04 11,28
ЮАР 00,005 00,003 00,003 00,003 00,002 00,002 00,003 00,003 00,003 00,002 00,002 00,002 00,002 00,72
Источник: рассчитано автором по данным: SIPRI Military Expenditure Database. Available at: https://www.sipri.org/databases/milex S (accessed: 16.07.2017).
Военные расходы стран — участниц НАТО, млн долл. по годам (в постоянных ценах 2010 г.)
Страна/группа стран 2009 2010 2011 2012 2013 2014 2015 2016 (оценка)
Великобритания 59 505 60 329 59 319 54 438 58 139 57 201 55 761 59 911
Германия 45 599 46 255 45 378 46 692 43 745 43 193 43 722 44 632
Франция 52 465 51971 50 439 50 721 50 721 50 173 49 563 49 880
Европейские страны — участницы НАТО (в сумме) 278 612 274 592 265 777 260 743 257435 253 843 255836 263 439
Канада 21797 18 690 20 504 18 557 17 163 18 045 17 558 18 143
США 772 026 720 423 725 768 686 226 644 803 611 159 593 577 608 377
Доля США в расходах всех стран — участниц НАТО 72 71 72 71 70 69 68 68
Источник: Defence Expenditures of NATO Countries (2009—2016). Available at: http://www.nato.int/cps/en/natoliq/news_132934.litm (accessed: 21.10.2016).
Ограниченная способность европейских стран к самостоятельному проецированию военной силы проявилась в ходе войны в Ливии и французской операции в Мали. В обоих случаях союзникам приходилось обращаться за помощью к Вашингтону [Coticchia, 2011]20. Последующие исследования состояния вооруженных сил отдельных европейских партнеров Соединенных Штатов (в том числе Германии)21 еще раз подтвердили ограниченность их возможностей.
Таким образом, изменения в оборонном потенциале США и их европейских союзников сопоставимы с точки зрения мировых тенденций в этой сфере. Некоторым исключением на фоне других развитых стран выступает Япония, военный потенциал которой с конца 2000-х годов демонстрирует тенденцию к возрастанию. Стоит учитывать, что этот результат достигнут со сравнительно низкой базы даже на фоне других развитых стран (оборонные расходы Токио не превышали 1% ВВП).
В 2010-х годах Соединенным Штатам пришлось отказаться от попыток государственного инжиниринга с опорой на военную мощь. Кроме того, их вооруженные силы чувствуют себя менее уверенно в непосредственной близости от границ укрепляющих свою обороноспособность крупных держав [Montgomery, 2014; Frühling, Las-conjarias, 2016]. Вместе с тем изначально больший потенциал Соединенных Штатов в этой сфере сохраняет за ними возможность проецирования военной силы в контексте широкого спектра операций. Их партнеры фактически лишены способности к самостоятельному осуществлению сколько-нибудь значимых боевых миссий.
* * *
Важнейшей тенденцией 2000-2010-х годов стало перераспределение экономических возможностей в мировой системе между развитыми и развивающимися странами. Эту тенденцию наиболее прозорливые эксперты прогнозировали еще в начале 2000-х годов22. Как было упомянуто в начале статьи, финансово-экономический кризис 2008—2009 гг., который ударил в большей степени по разви-
20 U.S. aiding France's military operation in Mali // CBS News. 13.01.2013. Available at: http://www.cbsnews.com/news/us-aiding-frances-military-operation-in-mali/ (accessed: 11.07.2017); Caroll C. Pentagon: US Air Force flying French troops, equipment to Mali // Stars and Stripes. 22.01.2013. Available at: https://www.stripes.com/ news/africa/pentagon-us-air-force-flying-french-troops-equipment-to-mali-1.204831#. WXiGKOlLeMo (accessed: 11.07.2017).
21 Faiola A. German military faces a major challenge from disrepair // The Guardian. 07.10.2014. Available at: https://www.theguardian.com/world/2014/oct/07/germany-military-hardware-disrepair-exposure (accessed: 11.07.2017).
22 O'Neill J. Building better global economic BRICs. Goldman Sachs. Global Economics. Paper No: 66. 2001. Available at: http://www.elcorreo.eu.org/IMG/pdf/Building_ Better_Global_Economic_Brics.pdf (accessed: 20.05.2017).
тым рынкам, оказал шоковое воздействие на характер исследовательских оценок и стимулировал дискуссии относительно ослабления традиционных центров силы, в первую очередь Соединенных Штатов.
Между тем анализ динамики экономических показателей (прежде всего ВВП) демонстрирует, что со второй половины 2000-х годов США не только не ослабли в абсолютных значениях, но и в относительных показателях практически не утратили своих позиций и удерживают темпы экономического роста, сопоставимые с динамикой мирового хозяйства. Наращивание потенциала «восходящих» держав в международной системе происходило в основном за счет других развитых стран. В то же время неравномерность развития характерна и для экономик БРИКС.
Таблица 6
Изменение доли ВВП стран «Группы семи» и БРИКС в 2000-2010-х годах23
Страна ВВП, млрд долл. Изменение доли страны в мировом ВВП к 2015 г. по сравнению:
2007 2015 с 2000 г., % с 2007 г., %
США 14 477,6 17 947,0 -20,9 -3
Остальные страны «Группы семи»
Великобритания 2969,7 2848,8 -16,9 -24,9
Германия 3440,0 3355,8 -22 -23,6
Италия 2203,0 1814,8 -27,9 -35,5
Канада 1465,0 1550,5 -5,3 -17,1
Франция 2663,1 2421,7 -19,8 -28,8
Япония 4356,3 4123,3 -60,5 -25,9
Страны БРИКС
Бразилия 1397,1 1774,7 + 18,5 -0,6
Индия 1238,7 2073,5 +97,2 +31,1
23 Представленные в таблице данные нуждаются в пояснении. В целях повышения наглядности долю соответствующей страны в мировой экономике в 2007 г. (или в 2000 г.) брали за 100%, сопоставляли ее с долей в 2015 г. и высчитывали изменение в процентах. При таком подсчете снижение доли на одинаковое значение оказывается более болезненной для страны, которая изначально располагала меньшим ВВП.
Окончание табл. 6
Китай 3523,1 10 866,4 +308,7 + 140,15
Россия 1299,7 1326,0 + 131,5 -20,1
ЮАР 299,4 312,8 +4 -18,2
Источник: рассчитано автором по данным: World Bank. Available at: http://data-bank.worldbank.org/data/reports.aspx?source = 2&series=NY.GDP. MKTP. CD&country=# (accessed: 15.12.2016).
Таблица 6 демонстрирует, что доля в мировом хозяйстве таких стран, как Бразилия, Россия и ЮАР, снизилась с 2007 г. Из крупных экономик лишь Китай и в меньшей степени Индия демонстрируют уверенное наращивание своих позиций. Доля США в мировом хозяйстве в 2000-х годах уменьшалась, но в последнее десятилетие остается практически неизменной. Напротив, сравнительные экономические возможности Японии, Канады и европейских стран последовательно снижаются — их потери гораздо более чувствительны, чем у Соединенных Штатов.
Укрепление позиций Вашингтона среди развитых экономик связано с неодинаковым проявлением кризисных тенденций в США и ЕС, а также с более эффективной политикой американских властей по перестройке национального хозяйства. В отличие от Брюсселя, им не приходилось заниматься поиском баланса интересов и возможных компромиссов между различными участниками интеграционного объединения [Lane, 2012]. В то же время прослеживаются и более фундаментальные основания сохраняющегося расслоения наряду с качеством экономической политики.
С 2008 г. США не только сохранили, но и увеличили превосходство над другими развитыми странами по уровню технологической вооруженности хозяйства. Одним из показательных индикаторов в этой области выступает динамика патентной активности — она отражает тот срез НИОКР, который наиболее плотно связан с повышением производительности экономик (табл. 7). Прирост числа патентных заявок в Соединенных Штатах с 2008 г. оказался выше не только по сравнению с другими развитыми экономиками, но и с такими странами БРИКС, как Индия и Россия.
В более широком плане качественные условия развития национальной экономики оцениваются Всемирным экономическим форумом в рамках индекса конкурентоспособности стран. Этот инструмент учитывает большой набор параметров, включая качество институтов государственного регулирования, инфраструктуры, макроэкономической среды, различных уровней образования и здра-
Тенденции подачи патентных заявок в странах «Группы семи» и БРИКС
Страна 2008 2009 2010 2011 2012 2013 2014 2015 Изменение числа заявок в 2015 г. по сравнению с 2008 г.
США 456 321 456 106 490 226 503 582 542 815 571 612 578 802 589 410 129,2
Остальные страны «Группы семи»
Великобритания 23 379 22 465 21929 22 259 23 235 22 938 23 040 22 801 97,5
Германия 62 417 59 583 59 245 59 444 61 340 63 167 65 965 66 893 107,2
Италия 9449 9717 9723 9721 9310 9212 9382 9687 102,5
Канада 42 089 37 477 35 449 35 111 35 242 34 741 35 481 36 964 87,8
Франция 16 419 15 693 16 580 16 754 16 632 16 886 16 533 16 300 99,3
Япония 391 002 348 596 344 598 342 610 342 796 328 436 325 989 318 721 81,5
Страны БРИКС
Бразилия 23 170 22 406 24 999 28 649 30 435 30 884 30 342 30 219 130,4
Индия 36 812 34 287 39 762 42 291 43 955 43 031 42 854 45 658 124
Китай 289 838 314 604 391177 526 412 652 777 826 136 928 177 1 101 864 380,4
Россия 41 849 38 564 42 500 41414 44 211 44 914 40 308 45 517 108,8
Источник: рассчитано автором по данным World Intellectual Property Organization. Available at: http://ipstats.wipo.int/ipstatv2/mdex. htm (accessed: 08.12.2016).
воохранения, развитость и эффективность рынков товаров, услуг и труда. С 2013 г. США уверенно удерживают 3-е место в этом рейтинге (табл. 8), опережая все другие крупные развитые страны (уступают лишь Швейцарии и Сингапуру). При этом ключевыми ограничителями, препятствующими дальнейшему отрыву Соединенных Штатов от союзников и конкурентов, выступают высокий дефицит бюджета и накопленный государственный долг, которые не имеют прямого отношения к повышению производительности труда в национальной экономике (хотя и способны подорвать ее возможности в долгосрочной перспективе).
Таблица 8
Позиции стран «Группы семи» в Глобальном рейтинге конкурентоспособности
Страна 2012-2013 2013-2014 2014-2015 2015-2016 2016-2017
США 7 5 3 3 3
Великобритания 8 10 9 10 7
Германия 6 4 5 4 5
Италия 42 49 49 43 44
Канада 14 14 15 13 15
Франция 21 23 23 22 21
Япония 10 9 6 6 8
Источник: The Global Competitiveness Report 2016-2017. World Economic Forum. Available at: https://www.weforum.org/reports/the-global-competitiveness-report-2016-2017-1 (accessed: 27.11.2016).
Отражением растущего разрыва в производственной продуктивности между Соединенными Штатами и другими крупными развитыми странами становится и возрастающая разница в ВВП на душу населения (табл. 9). В 2007 г. Великобритания, один из ключевых союзников США, даже превосходила их по этому индикатору. Япония, в которой ВВП на душу населения составлял 73% американского, была наиболее отстающей. В 2015 г. такое же соотношение с Соединенными Штатами фиксировалось у Германии, а у четырех стран этот показатель был еще ниже.
Таблица 9
Уровень ВВП на душу населения в развитых и «восходящих» странах
Страна ВВП на душу населения (в сравнении с США)
2007 2008 2009 2010 2011 2012 2013 2014 2015
США 1 1 1 1 1 1 1 1 1
Остальные страны «Группы семи»
Великобритания 1,04 0,96 0,81 0,80 0,83 0,81 0,80 0,85 0,78
Германия 0,87 0,94 0,89 0,86 0,94 0,86 0,88 0,88 0,73
Италия 0,78 0,84 0,79 0,74 0,77 0,68 0,67 0,65 0,53
Канада 0,93 0,96 0,87 0,98 1,05 1,02 0,99 0,92 0,77
Франция 0,87 0,94 0,89 0,84 0,88 0,79 0,81 0,79 0,65
Япония 0,73 0,81 0,87 0,92 0,97 0,94 0,77 0,70 0,61
Страны БРИКС
Бразилия 0,15 0,18 0,18 0,23 0,26 0,24 0,23 0,22 0,16
Индия 0,02 0,02 0,02 0,03 0,03 0,03 0,03 0,03 0,03
Китай 0,06 0,07 0,08 0,09 0,11 0,12 0,13 0,14 0,14
Россия 0,19 0,24 0,18 0,22 0,29 0,29 0,29 0,26 0,17
ЮАР 0,13 0,12 0,13 0,15 0,16 0,15 0,13 0,12 0,10
Источник: рассчитано автором по данным: World Bank. Available at: http://data-bank.worldbank.org/data/reports.aspx?source = 2&series = NY. GDP. MKTP. CD&country=# (accessed: 15.03.2017).
Наконец, хотя демографические процессы ввиду их инерционности, как правило, проявляются только на сверхдлительных временных промежутках, текущие тенденции естественного движения и миграции населения также благоприятствуют Соединенным Штатам (табл. 10). Среднегодовые темпы прироста в Северной Америке выше, чем в Западной Европе и Японии. Ожидаемый коэффициент суммарной рождаемости в США в ближайшие годы будет оставаться одним из наиболее высоких среди развитых стран. Кроме того, в Соединенных Штатах не столь ощутимы проблемы старения населения и ограничения рынка труда.
Таблица 10
Основные демографические показатели стран «Группы семи» в 2010-х годах
Страна Среднегодовые темпы изменения численности населения в 2010— 2016 гг., % Коэффициент суммарной рождаемости (у одной женщины) в 2015-2020 гг.
США 0,7 1,9
Великобритания 0,6 1,9
Германия 0,1 1,4
Италия 0,1 1,5
Канада 1,0 1,6
Франция 0,4 2,0
Япония -0,1 1,5
Источник: United Nations Population Fund. Available at: http://www.unfpa.org/ sites/default/files/pub-pdf/The_State_of_World_Population_2016_-_Russian.pdf (accessed: 12.12.2016).
Таким образом, и по накопленному материальному потенциалу, и по основным источникам национального богатства преобладание США над другими развитыми странами после международного финансово-экономического кризиса 2008 г. не только сохранилось, но и возросло. Если в случае Японии продолжается долгосрочный тренд, наблюдаемый с 1980-х годов, то для европейских государств (а также Канады) углубление отставания от Соединенных Штатов — сравнительно новый феномен.
В 2000-х годах на фоне укрепления интеграции и расширения членства ЕС основные препятствия на пути его становления в качестве самостоятельного центра силы в международной политике были связаны с недостатком внутреннего единства (см. в этой связи: [Smith, 2006; da Conceiçâo-Heldt, Meunier, 2014]). Существовали ожидания, что если не в военно-политической сфере, то по крайней мере в системе глобального экономического управления он может составить конкуренцию Соединенным Штатам в сообществе развитых стран. Между тем в 2010-х годах отставание в конкурентоспособности от США определяется не только неэффективностью национальных хозяйств государств Южной Европы, но и меньшей динамичностью даже наиболее крупных стран объединения.
* * *
Два десятилетия после завершения «холодной войны» характеризовались низким уровнем реального соперничества в международной системе. Альтернативные центры силы, оставшиеся за пределами коалиции развитых стран, не обладали возможностями практического противодействия американским военным операциям и расширению влияния западноцентричных институтов (НАТО, Международного валютного фонда, Всемирного банка, Всемирной торговой организации) [Lieber, Alexander, 2005]. Им были доступны лишь средства «мягкого балансирования», иными словами — политического саботажа гегемонии Соединенных Штатов [Pape, 2005; Paul, 2005]. Они чаще стремились встроиться в уже существующую архитектуру международного порядка, чем изменить ее [Iken-berry, 2008: 24].
В 2010-х годах стали наблюдаться признаки возобновления междержавной конкуренции, проявляющиеся в обострении региональной конфликтности, наращивании военных расходов и ужесточении пропагандистской риторики. Возрастание потенциала и активизация деятельности незападных центров силы способствуют развитию контртенденции консолидации развитых стран под лидерством США. В предыдущих двух разделах статьи продемонстрировано, что наряду с общей динамикой перераспределения потенциалов в международной системе в целом в сообществе ведущих держав происходят аналогичные процессы. Их следствием становится укрепление материального преобладания Соединенных Штатов над своими союзниками.
Несмотря на то что в рамках НАТО и американо-японского альянса перспектива насильственного принуждения в настоящее время исключена, перераспределение потенциалов между странами, как было показано в теоретической части статьи, повышает их зависимость от объединения. В результате текущие тенденции работают на укрепление переговорных позиций США в отношениях с другими государствами «Группы семи», а также менее значимыми партнерами. Потребность Вашингтона в их поддержке возрастает, но еще больше увеличивается зависимость обеспечения их интересов от кооперации с США.
Таким образом, американцы получают большую по сравнению с 1990-ми и 2000-ми годами возможность добиваться от своих партнеров предпочтительных для себя условий сотрудничества. Это, однако, не гарантируют успеха в тех случаях, когда у союзников разделяемые интересы в принципе отсутствуют или незначительны (тогда не выполняются условия игры, рассмотренной в настоящей
статье). Равным образом влияние США на них ослабевает в случае внутриполитического раскола в Вашингтоне24. Он порождает у партнеров сомнения в серьезности выдвигаемых требований и обещаний. Вместе с тем структурные переменные побуждают их к осторожности и поддержанию сотрудничества даже в условиях неопределенности в поведении Соединенных Штатов.
Наблюдаемая консолидация не является необратимой. В ответ на обострение конкуренции с «восходящими» державами отдельные государства могут предпочесть стратегии коллективного балансирования логику индивидуальных договоренностей с источником угрозы собственным интересам.
Показателен опыт такого государства, как Филиппины, которое в середине 2010-х годов перешло к политике сепаратных соглашений с Китаем (несмотря на сохранение территориальных споров с ним) и дистанцирования от Соединенных Штатов25. Ряд исследований, основанных на анализе обширного исторического опыта [Schroeder, 1994; Sweeney, Fritz, 2004], подтверждают, что различные разновидности стратегий умиротворения, примыкания, аккомодации активно используются государствами в условиях интенсивного соперничества и даже вражды.
Однако отличие крупных развитых стран от менее значимых партнеров Вашингтона заключается в том, что они располагают гораздо более обширными, глубокими и разносторонними связями друг с другом и с Соединенными Штатами. Транзакционные издержки кардинальной внешнеполитической переориентации, какую продемонстрировали Филиппины, для них были бы гораздо больше. В этой связи реальная конкуренция за их лояльность потребует от Китая, России или любых иных «восходящих» стран значительно более привлекательной альтернативы, чем те выгоды, которые они сейчас получают от сотрудничества с США.
Наличие транзакционных издержек не означает, что дистанцирование европейских государств, Канады или Японии от американской позиции в отдельных вопросах невозможно, но перспективы распада коалиции развитых государств в современных условиях крайне низки. Более того, снижаются и возможности иждивенческого поведения союзников в отношении США. Нынешние тенденции развития как стран «Группы семи», так и их потенциальных
24 Риски такого раскола возросли в 2007 г. в контексте обострения борьбы между президентом Д. Трампом и традиционными политическими элитами.
25 Carpenter T.G. What are the Philippines and Malaysia doing when it comes to China? (It's called Bandwagoning) // The National Interest. 05.11.2016. Available at: http:// nationalinterest.org/feature/what-are-the-philippines-malaysia-doing-when-it-comes-china-18298 (accessed: 04.04.2017).
конкурентов подталкивают к дальнейшей консолидации существующих между ними альянсов на условиях, более соответствующих приоритетам Вашингтона.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Богатуров А.Д. Плюралистическая однополярность и интересы России // Свободная мысль. 1996. № 2. С. 25—36.
2. Истомин И.А. «Дилемма альянсов» в развитии военно-политических союзов США // Ситуационные анализы. Вып. 5: «Международные институты в современной мировой политике» / Под ред. Т.А. Шаклеиной. М.: МГИМО-Университет, 2017. С. 215-265.
3. Истомин И.А., Водопьянов К.Г. Трансформация американо-японского союза // Международные процессы. 2016. Т. 14. № 1. С. 121-142. DOI 10.17994/IT.2016.14.1.44.10.
4. Мацепуро Д.М., Жидков А.В. Трансатлантические отношения: в поисках сбалансированного сотрудничества // Известия Алтайского государственного университета. 2012. № 4-2 (76). С. 256-260.
5. Скриба А.С. Балансирование малых и средних стран // Международные процессы. 2014. Т. 12. № 39. С. 88-100.
6. Троицкий М.А. Концепция «программирующего лидерства» в евро-атлантической стратегии США // Pro et Contra. 2002. T. 7. № 4. C. 86-103.
7. Ямбуренко Е.С. Инновационный аспект междержавной конкуренции // Международные процессы. 2016. Т. 14. № 4. С. 116-132. DOI 10.17994/IT.2016.14.4.47/9.
8. Adler E. The spread of security communities: Communities of practice, self-restraint, and NATO's post-Cold War transformation // European Journal of International Relations. 2008. Vol. 14. No. 2. P. 195-230.
9. Beckley M. China's century? Why America's edge will endure // International Security. 2011/2012. Vol. 36. No. 3. P. 41-78.
10. Beckley M. The myth of entangling alliances: Reassessing the security risks of US defense pacts // International Security. 2015. Vol. 39. No. 4. P. 7-48.
11. Bjola C., Kornprobst M. Security communities and the habitus of restraint: Germany and the United States on Iraq // Review of International Studies. 2007. Vol. 33. No. 2. P. 285-305.
12. Brooks S., Wohlforth W America abroad: The United States' global role in the 21st century. Oxford: Oxford University Press, 2016.
13. Cha YD. Powerplay: The origins of the American alliance system in Asia. Princeton: Princeton University Press, 2016.
14. Coticchia F. The 'enemy' at the gates? Assessing the European military contribution to the Libyan war // Perspectives on Federalism. 2011. Vol. 3. No. 3. P. 48-70.
15. Davidson J.W France, Britain, and the intervention in Libya: An integrated analysis // Cambridge Review of International Affairs. 2013. Vol. 26. No. 2. P. 310-329.
16. da Conceigao-Heldt E., Meunier S. Speaking with a single voice: Internal cohesiveness and external effectiveness of the EU in global governance // Journal of European Public Policy. 2014. Vol. 21. No. 7. P. 961-979.
17. Doyle M.W Liberalism and world politics // American Political Science Review. 1986. Vol. 80. No. 4. P. 1151-1169.
18. Drezner D.W The trouble with carrots: Transaction costs, conflict expectations, and economic inducements // Security Studies. 1999. Vol. 9. No. 1-2. P. 188-218.
19. Fang S., Johnson J.C., Leeds B.A. To concede or to resist? The restraining effect of military alliances // International Organization. 2014. Vol. 68. No. 4. P. 775-809.
20. Fisher R. Negotiating power: Getting and using influence // American Behavioral Scientist. 1983. Vol. 27. No. 2. P. 149-166.
21. Frühling S., Lasconjarias G. NATO, A2/AD, and the Kaliningrad challenge // Survival. 2016. Vol. 58. No. 2. P. 95-116.
22. Howorth J., Menon A. Still not pushing back: Why the European Union is not balancing the United States // Journal of Conflict Resolution. 2009. Vol. 53. No. 5. P. 727-744.
23. Ikenberry G.J. The rise of China and the future of the West: Can the liberal system survive? // Foreign Affairs. 2008. Vol. 87. No. 1. P. 23-37.
24. Jervis R. The meaning of the nuclear revolution: Statecraft and the prospect of Armageddon. Ithaca: Cornell University Press, 1989.
25. Kane T.M. Theoretical roots of US foreign policy: Machiavelli and American unilateralism. Oxon: Routledge, 2006.
26. Kennedy P. The rise and fall of the great powers. New York: Vintage, 2010.
27. Kim T. The supply side of security: A market theory of military alliances. Stanford: Stanford University Press, 2016.
28. Kupchan C.A. No one's world: The West, the rising rest, and the coming global turn. Oxford: Oxford University Press, 2012.
29. Lane P.R. The European sovereign debt crisis // The Journal of Economic Perspectives. 2012. Vol. 26. No. 3. P. 49-67.
30. Layne C. This time it's real: The end of unipolarity and the Pax Americana // International Studies Quarterly. 2012. Vol. 56. No. 1. P. 203-213.
31. Lieber K.A., Alexander G. Waiting for balancing: Why the world is not pushing back // International Security. 2005. Vol. 30. No. 1. P. 109-139.
32. Luce R.D., Raiffa H. Games and decisions: Introduction and critical survey. New York: Dover Publications, 2012.
33. Mearsheimer J.J. Back to the future: Instability in Europe after the Cold War // International security. 1990. Vol. 15. No. 1. P. 5-56.
34. Mearsheimer J.J. Conventional deterrence. Ithaca: Cornell University Press, 1983.
35. Mearsheimer J.J. The false promise of international institutions // International Security. 1994. Vol. 19. No. 3. P. 5-49.
36. Mearsheimer J.J. The tragedy of great power politics. New York: WW Norton & Company, 2014.
37. Montgomery E.B. Contested primacy in the Western Pacific: China's rise and the future of US power projection // International Security. 2014. Vol. 38. No. 4. P. 115-149.
38. Newnham R. 'Coalition of the bribed and bullied?' US economic linkage and the Iraq war coalition // International Studies Perspectives. 2008. Vol. 9. No. 2. P. 183-200.
39. Olson M., Zeckhauser R. An economic theory of alliances // The Review of Economics and Statistics. 1966. Vol. 48. No. 3. P. 266-279.
40. Pape R.A. Soft balancing against the United States // International Security. 2005. Vol. 30. No. 1. P. 7-45.
41. Paul T.V. Soft balancing in the age of US primacy // International Security. 2005. Vol. 30. No. 1. P. 46-71.
42. Peterson J.W American foreign policy: Alliance politics in a century of war, 1914-2014. New York: Bloomsbury Publishing, 2014.
43. Reich S., Lebow R.N. Good-bye hegemony! Power and influence in the global system. Princeton: Princeton University Press, 2014.
44. Schroeder P. Historical reality vs. neo-realist theory // International Security. 1994. Vol. 19. No. 1. P. 108-148.
45. Selden Z.A. Alignment, alliance, and American grand strategy. Ann Arbor: University of Michigan Press, 2016.
46. Smith K.E. Speaking with one voice? European Union co-ordination on human rights issues at the United Nations // Journal of Common Market Studies. 2006. Vol. 44. No. 1. P. 113-137.
47. Snyder G.H. Alliance politics. Ithaca, New York: Cornell University Press, 1997.
48. Sweeney K., Fritz P. Jumping on the bandwagon: An interest-based explanation for great power alliances // The Journal of Politics. 2004. Vol. 66. No. 2. P. 428-449.
49. Treverton G.F, Jones S.G. Measuring national power. Santa Monica: RAND, 2005.
50. Walt S.M. The origins of alliances. Ithaca: Cornell University Press, 1987.
51. Waltz K.N. Theory of international politics. Boston, Mass.: McGraw-Hill, 1979.
52. Williams M.C., Neumann I.B. From alliance to security community: NATO, Russia, and the power of identity // Millennium. 2000. Vol. 29. No. 2. P. 357-387.
53. Zakaria F From wealth to power: The unusual origins of America's world role. Princeton: Princeton University Press, 1999.
54. Zakaria F. The post-American world. New York: WW Norton, 2008.
I.A. Istomin
POLITICAL IMPLICATIONS OF REDISTRIBUTION OF CAPABILITIES BETWEEN THE UNITED STATES AND THEIR MAJOR ALLIES
Moscow State Institute for International Relations (University) 76, Prospect Vernadskogo, Moscow, 119454
Since the end of the Second World War, the United States acted as a leader of a broad coalition of developed countries. However, an idea that a material capabilities gap between the U.S. and new centers of power narrowing, which gained prominence in the late 2000s, has forced politicians and experts to re-
examine the essence of and prospects for the American system of alliances. Particularly, growing attention is paid to contradictions between the allies which might have both common and inherently divergent interests and preferences. This paper assesses the impact of the redistribution of power in international system in the first two decades of the XXI century on the interaction between the U.S. and other major developed nations. The author starts with examining the key provisions of the alliance theory regarding the content and terms of inter-allied bargaining and proceeds with building a formal model for assessing the impact of distribution of power among states on their strategy of behavior within an alliance. The subsequent sections examine a redistribution of the key international actors' capabilities using the following parameters: share in global military expenditures and global GDP; number of patent applications; world competitiveness ranking; average annual rate of population change, etc. The conclusion is drawn that the United States have largely maintained their position in global distribution of power and wealth. The emerging powers strengthened their capabilities mainly at the expense of other G7 states. The current global trends encourage developed states to consolidate their coalition under more assertive American domination than in the 2000s.
Keywords: the United States, the USA, international relations theory, alliance theory, international alliance, game theory modelling, security community, power capability, national competitiveness, NATO, G7.
About the author: Igor' A. Istomin - PhD (Political Science), Senior Lecturer at the Chair of Applied International Analysis, MGIMO University (e-mail: iaistomin@gmail.com).
Acknowledgements: The reported study was funded by RFBR according to the research project № 15-03-00728 'Cooperation and Competition of Traditional and Emerging Powers in the Changing World Order: Opportunities for Russia's Global Engagement'.
REFERENCES
1. Bogaturov A.D. 1996. Plyuralisticheskaya odnopolyarnost' i interesy Rossii [Pluralistic unipolarity and Russian interests]. Svobodnaya mysl', no. 2, pp. 25-36. (In Russ.)
2. Istomin I.A. 2017. 'Dilemma al'yansov' v razvitii voenno-politicheskikh soyuzov SShA ['Alliance dilemma' in the evolution of the U.S. military and political unions]. In Shakleina T.A. (ed.). Situatsionnye analizy. Vypusk 5: 'Mezh-dunarodnye instituty v sovremennoi mirovoi politike' [Situational analysis. 5th ed.: 'International institutions in the current world politics']. Moscow, MGIMO Universitet Publ., pp. 215-265. (In Russ.)
3. Istomin I.A., Vodop'yanov K.G. 2016. Transformatsiya amerikano-yapon-skogo soyuza [Transformation of the American-Japanese alliance]. International trends, vol. 14, no. 1, pp. 121-142. DOI 10.17994/IT.2016.14.1.44.10. (In Russ.)
4. Matsepuro D.M., Zhidkov A.V 2012. Transatlanticheskie otnosheniya: v poiskakh sbalansirovannogo sotrudnichestva [Transatlantic relations: Searching for a balanced cooperation]. Izvestiya Altaiskogo gosudarstvennogo universiteta, no. 4-2 (76), pp. 256-260. (In Russ.)
5. Skriba A.S. 2014. Balansirovanie malykh i srednikh stran [The balancing of small and medium-sized nations]. International trends, vol. 12, no. 39, pp. 88-100. (In Russ.)
6. Troitskii M.A. 2002. Kontseptsiya 'programmiruyushchego liderstva' v evro-atlanticheskoi strategii SShA [Concept of 'programming leadership' in the Euro-Atlantic strategy of the U.S.]. Pro et Contra, vol. 7, no. 4, pp. 86-103. (In Russ.)
7. Yamburenko E.S. 2016. Innovatsionnyi aspekt mezhderzhavnoi konku-rentsii [Cooperation and rivalry of old and new major powers in innovation]. International trends, vol. 14, no. 4, pp. 116-132. DOI 10.17994/IT.2016.14.4.47/9. (In Russ.)
8. Adler E. 2008. The spread of security communities: Communities of practice, self-restraint, and NATO's post-Cold War transformation. European Journal of International Relations, vol. 14, no. 2, pp. 195-230.
9. Beckley M. 2011/2012. China's century? Why America's edge will endure. International Security, vol. 36, no. 3, pp. 41-78.
10. Beckley M. 2015. The myth of entangling alliances: Reassessing the security risks of US defense pacts. International Security, vol. 39, no. 4, pp. 7-48.
11. Bjola C., Kornprobst M. 2007. Security communities and the habitus of restraint: Germany and the United States on Iraq. Review of International Studies, vol. 33, no. 2, pp. 285-305.
12. Brooks S., Wohlforth W 2016. America abroad: The United States' global role in the 21st century. Oxford, Oxford University Press.
13. Cha V.D. 2016. Powerplay: The origins of the American alliance system in Asia. Princeton, Princeton University Press.
14. Coticchia F. 2011. The 'enemy' at the gates? Assessing the European military contribution to the Libyan war. Perspectives on Federalism, vol. 3, no. 3, pp. 48-70.
15. Davidson J.W 2013. France, Britain, and the intervention in Libya: An integrated analysis. Cambridge Review of International Affairs, vol. 26, no. 2, pp. 310-329.
16. da Conceigäo-Heldt E., Meunier S. 2014. Speaking with a single voice: Internal cohesiveness and external effectiveness of the EU in global governance. Journal of European Public Policy, vol. 21, no. 7, pp. 961-979.
17. Doyle M.W 1986. Liberalism and world politics. American Political Science Review, vol. 80, no. 4, pp. 1151-1169.
18. Drezner D.W 1999. The trouble with carrots: Transaction costs, conflict expectations, and economic inducements. Security Studies, vol. 9, no. 1-2, pp. 188-218.
19. Fang S., Johnson J.C., Leeds B.A. 2014. To concede or to resist? The restraining effect of military alliances. International Organization, vol. 68, no. 4, pp. 775-809.
20. Fisher R. 1983. Negotiating power: Getting and using influence. American Behavioral Scientist, vol. 27, no. 2, pp. 149-166.
21. Frühling S., Lasconjarias G. 2016. NATO, A2/AD, and the Kaliningrad challenge. Survival, vol. 58, no. 2, pp. 95-116.
22. Howorth J., Menon A. 2009. Still not pushing back: Why the European Union is not balancing the United States. Journal of Conflict Resolution, vol. 53, no. 5, pp. 727-744.
23. Ikenberry G.J. 2008. The rise of China and the future of the West: Can the liberal system survive? Foreign Affairs, vol. 87, no. 1, pp. 23-37.
24. Jervis R. 1989. The meaning of the nuclear revolution: Statecraft and the prospect of Armageddon. Ithaca, Cornell University Press.
25. Kane T.M. 2006. Theoretical roots of US foreign policy: Machiavelli and American unilateralism. Oxon, Routledge.
26. Kennedy P. 2010. The rise and fall of the great powers. New York, Vintage.
27. Kim T. 2016. The supply side of security: A market theory of military alliances. Stanford, Stanford University Press.
28. Kupchan C.A. 2012. No one's world: The West, the rising rest, and the coming global turn. Oxford, Oxford University Press.
29. Lane P.R. 2012. The European sovereign debt crisis. The Journal of Economic Perspectives, vol. 26, no. 3, pp. 49-67.
30. Layne C. 2012. This time it's real: The end of unipolarity and the Pax Americana. International Studies Quarterly, vol. 56, no. 1, pp. 203-213.
31. Lieber K.A., Alexander G. 2005. Waiting for balancing: Why the world is not pushing back. International Security, vol. 30, no. 1, pp. 109-139.
32. Luce R.D., Raiffa H. 2012. Games and decisions: Introduction and critical survey. New York, Dover Publications.
33. Mearsheimer J.J. 1990. Back to the future: Instability in Europe after the Cold War. International Security, vol. 15, no. 1, pp. 5-56.
34. Mearsheimer J.J. 1983. Conventional deterrence. Ithaca, Cornell University Press.
35. Mearsheimer J.J. 1994. The false promise of international institutions. International Security, vol. 19, no. 3, pp. 5-49.
36. Mearsheimer J.J. 2014. The tragedy of great power politics. New York, WW Norton & Company.
37. Montgomery E.B. 2014. Contested primacy in the Western Pacific: China's rise and the future of US power projection. International Security, vol. 38, no. 4, pp. 115-149.
38. Newnham R. 2008. 'Coalition of the bribed and bullied?' US economic linkage and the Iraq war coalition. International Studies Perspectives, vol. 9, no. 2, pp. 183-200.
39. Olson M., Zeckhauser R. 1966. An economic theory of alliances. The Review of Economics and Statistics, vol. 48, no. 3, pp. 266-279.
40. Pape R.A. 2005. Soft balancing against the United States. International Security, vol. 30, no. 1, pp. 7-45.
41. Paul T.V 2005. Soft balancing in the age of US primacy. International Security, vol. 30, no. 1, pp. 46-71.
42. Peterson J.W 2014. American foreign policy: Alliance politics in a century of war, 1914—2014. New York, Bloomsbury Publishing.
43. Reich S., Lebow R.N. 2014. Good-bye hegemony!Power and influence in the global system. Princeton, Princeton University Press.
44. Schroeder P. 1994. Historical reality vs. neo-realist theory. International Security, vol. 19, no. 1, pp. 108-148.
45. Selden Z.A. 2016. Alignment, alliance, and American grand strategy. Ann Arbor, University of Michigan Press.
46. Smith K.E. 2006. Speaking with one voice? European Union co-ordination on human rights issues at the United Nations. Journal of Common Market Studies, vol. 44, no. 1, pp. 113-137.
47. Snyder G.H. 1997. Alliance politics. Ithaca, New York, Cornell University Press.
48. Sweeney K., Fritz P. 2004. Jumping on the bandwagon: An interest-based explanation for great power alliances. The Journal of Politics, vol. 66, no. 2, pp. 428-449.
49. Treverton G.F, Jones S.G. 2005. Measuring national power. Santa Monica, RAND.
50. Walt S.M. 1987. The origins of alliances. Ithaca, Cornell University Press.
51. Waltz K.N. 1979. Theory of international politics. Boston, Mass., McGraw-Hill.
52. Williams M.C., Neumann I.B. 2000. From alliance to security community: NATO, Russia, and the power of identity. Millennium, vol. 29, no. 2, pp. 357-387.
53. Zakaria F. 1999. From wealth to power: The unusual origins of America's world role. Princeton, Princeton University Press.
54. Zakaria F. 2008. The post-American world. New York, WW Norton.
