CC BY
0
УДК 340
DOI: 10.51522/2307-0382-2024-267-8-29-34
ЕВГЕНИИ ВАЛЕРЬЕВИЧ СВИНИН
заместитель начальника кафедры государственно-правовых дисциплин ВИПЭ ФСИН России, кандидат юридических наук, доцент, полковник внутренней службы
И [email protected], SPIN-код: 3996-6120, Researcher ID №-2500-2018, https://orcid.org/0000-0003-2866-651X
Вологда
EVGENII V. SVININ
Deputy Head of the Department of State and Legal Disciplines of the VIPE of the Federal Penitentiary Service of Russia, Candidate of Law, Associate Professor, Colonel of the Internal Service
El [email protected], SPIN-KO«: 3996-6120, Researcher ID №-2500-2018, https://orcid.org/0000-0003-2866-651X
Vologda
Пенитенциарный правопорядок как социально-правовая характеристика пенитенциарного права
Penitentiary legal order as a socio normative characteristic
of penitentiary right
Аннотация. Рассматриваются подходы к понятию «пенитенциарное право», отстаивается взгляд на пенитенциарное право как формирующуюся отрасль права, которая имеет комплексный предмет регулирования. Категория «пенитенциарный правопорядок» позволяет увидеть отдельные проблемы и перспективы развития законодательства и правоприменительной практики. Акцентируется внимание на методологическом значении пенитенциарного правопорядка для научных исследований. Характеризуются отдельные тенденции развития пенитенциарного правопорядка как социально-правовой характеристики пенитенциарного права.
Кпючевые слова.уголовно-исполнительное право, пенитенциарное право, предмет регулирования, метод регулирования, пенитенциарный правопорядок
Abstract. There are considered approaches to the concept of "penitentiary right", penitentiary right is considered as a forming branch of right that has a complex regulation subject. The category "penitentiary legal order" allows to emphasize distinct problems a perspectives of legislation development and law enforcement practice. The main attention is paid to the methodological meaning of penitentiary legal order for science researches. There are also characterized certain tendencies of penitentiary legal order as a socio normative characteristic of penitentiary right.
Keywords: penal enforcement law, penitentiary law, subject regulation, penitentiary legal order
Для цитирования
Свинин Е. В. Пенитенциарный правопорядок как социально-правовая характеристика пенитенциарного права // Ведомости уголовно-исполнительной системы. 2024. № 8. С. 29-34. https://www.doi. огд/10.51522/2307-0382-2024-267-8-29-34.
5.1.1 Теоретико-исторические правовые науки (юридические науки)
For citation
Svinin E.V. Penitentiary legal order as a socio-normative characteristic of penitentiary right // Vedomosti of the Penal System. 2024. № 8. P. 29-34. https://www.doi.org/10.51522/2307-0382-2024-267-8-29-34.
5.1.1 Theoretical and historical legal sciences (legal sciences)
© Свинин E. В., 2024
В юридической литературе категория «правопорядок» известна достаточно давно. Вместе с тем уровень использования категории для анализа отраслевых вопросов остается достаточно низким. Отраслевые проявления правопорядка не так часто становятся предметом отдельного научного анализа. Как представляется, причиной может служить укоренившийся в научном сообществе подход к правопорядку как к логическому продолжению законности. При восприятии правопорядка как результата реализации законности в центре внимания исследователей неизбежно становятся вопросы правонарушений. В итоге методологический потенциал категории «правопорядок» для оценки самого права и процедур его реализации остается практически неиспользованным.
В заглавии статьи обозначено генеральное понимание сущности правопорядка. Следует учитывать, что в нем органично переплетаются социальные и юридические стороны правового регулирования, поэтому в наиболее общем виде правопорядок следует рассматривать как социально-правовую характеристику права в целом, его отдельных отраслей и институтов.
Признание в структуре российского права такого комплекса правовых норм, как пенитенциарное право, позволяет вести речь о существовании пенитенциарного правопорядка. Вместе с тем нельзя не отметить, что понятие «пенитенциарное право» не является устоявшимся и в юридической науке можно найти полярные точки зрения, более того, достаточно резкие суждения, что вынуждает нас кратко затронуть эту проблему.
Радикальный взгляд на понятие пенитенциарного права изложен в статье А. М. Боброва и Н. А. Мельниковой. В частности, ученые приходят к выводу о том, что у пенитенциарного права нет ни собственного предмета, ни метода регулирования, поэтому ни в настоящее время, ни в отдаленной перспективе нет оснований выделять пенитенциарное право в качестве ни новой отрасли, ни подотрасли права [1].
Нельзя не отметить, что в юридической литературе существует мнение отдельных ученых, которые отождествляют пенитенциарное право с уголовно-исполнительным [2]. Весьма лаконичное определение пенитенциарного права было предложено Р. Б. Головкиным, по мнению которого пенитенциарное право - это система правовых норм, регулирующих пенитенциарные отношения [3]. Ученый указывает, что основное назначение пенитенциарного права - упорядочивать отношения между людьми в сфере исполнения наказаний,
тем самым предмет пенитенциарного права оказывается тождественным предмету уголовно-исполнительного права.
В юридической литературе встречаются широкие трактовки, в рамках которых пенитенциарное право рассматривается как комплексная отрасль российского права [4] либо межотраслевая нормативная общность [5].
Ярким представителем широкого подхода к пенитенциарному праву является Р. А. Ромашов. По его мнению, «в нормативную общность пенитенциарного права, наряду с нормами и институтами уголовно-исполнительного права, входят нормы уголовного, уголовно-процессуального, конституционного, административного, гражданского, трудового права и других отраслей» [6].
По мысли Р. А. Ромашова, несмотря на предметное различие, указанные отношения имеют общий объект -пенитенциарную среду (курсив наш. - Е. С.). Именно такая особенность позволяет говорить о пенитенциарном праве как о межотраслевой нормативной общности, объединяющей как специализированные правовые акты, так и акты, имеющие опосредованное отношение к пенитенциарным коммуникациям [7].
Несмотря на дискуссионность, нам представляется, что Р. А. Ромашов в целом справедливо акцентирует внимание на существенных условиях правовых отношений. К примеру, договор купли-продажи продуктов питания на территории исправительного учреждения остается по своей сути гражданско-правовым договором, однако способ оплаты покупателем товара имеет существенные особенности, связанные с запретом на свободное хождение денежных средств и пластиковых карт. Сущность отношений, связанных с приобретением товаров на территории исправительного учреждения и за ее пределами, остается неизменной, однако способы правовой регламентации имеют существенные отличия, что лишний раз подтверждает существование и специфику пенитенциарных правоотношений, а следовательно, и метода регулирования.
Хотелось бы привести еще один пример. В Уголовном кодексе Российской Федерации (УК РФ) содержится такой состав преступления, как «дезорганизация деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества» (статья 321 УК РФ). С одной стороны, указанный состав является частью предмета уголовного права, который образуют деяния, представляющие существенную опасность для личности, общества и государства. Однако с другой стороны, находясь в строгих рамках предмета уголовного права, нельзя сформировать сколь бы то
ни было четкое и обоснованное представление о природе и содержании общественной опасности преступного деяния, предусмотренного статьей 321 УК РФ. Природу общественной опасности можно понять только в том случае, если иметь представление о характере и содержании пенитенциарных правоотношений и, соответственно, о рисках и угрозах, связанных с существованием этих отношений.
Содержание уголовно-правового отношения, связанного с реализацией статьи 321 УК РФ, определяется спецификой пенитенциарных правоотношений, характер и направления развития которых могут обуславливать необходимость изменения указанного состава преступления. Таким образом, наличие пенитенциарных правоотношений позволяет говорить о существовании специфического предмета пенитенциарного права.
Ввод в понятийный аппарат понятия «пенитенциарное право» имеет также гуманистический смысл. Возвращение в юридический словарный оборот термина «пенитенциарный» следует рассматривать в связи с социальной характеристикой наказания. Р. А. Ромашов полагает, что наказание следует воспринимать не как кару, которая демонстрирует мощь и безжалостность государства в отношении «маленького» человека, а как наказание, способствующее осознанию вины за совершенное преступление и деятельному раскаянию. Иными словами, пенитенциарное право - это не просто терминологическое «переобувание» привычного нам названия уголовно-исполнительного права, а мирровозренческие изменения, связанные с восприятием, созданием и реализацией технико-юридического инструментария правового регулирования пенитенциарных отношений.
При этом поменяться должны не только нормы, но также и отношение к ним, а равно и к их адресатам. Новая смысловая нагрузка существующей системы исполнения наказаний, по мнению Р. А. Ромашова, обусловлена принципом гуманизма, закрепленным в статье 2 Конституции Российской Федерации. Не будем спорить, в современной России многие внедренные в далеких 1990-х либеральные ценности и принципы воспринимаются как нежизнеспособные, химеричные. Но такое отношение не является свидетельством того, что эти ценности не могут быть восприняты и реализованы в принципе [7].
Таким образом, пенитенциарное право следует воспринимать как комплекс норм, регламентирующих не только отношения в сфере исполнения наказания, но и ряд сопутствующих отношений. В числе последней группы отношений можно назвать институт общественного содействия и общественного контроля. Кроме того, возможно ожидать расширения сферы пенитенциарного
права за счет института пробации, реализация которого предполагает постпенитенциарный этап, в рамках которого требуется регулирование взаимодействия органов публичной власти федерального, регионального и местного уровня.
Логика института пробации иллюстрирует важнейшую социальную цель - возвращение в общество полноценных граждан, ориентированных на правомерный тип поведения. Таким образом, пенитенциарное право нельзя сводить только лишь к отношениям, связанным с исполнением наказаний. Регламентация сопутствующих, в определенном смысле субординированных отношений предполагает не только организацию контроля за осужденными, но и решение вопросов трудового, бытового устройства, а это уже целый пласт гражданских, трудовых, семейных, финансовых и прочих правовых отношений. Интегрирующей основой для уголовно-исполнительных и прочих отношений, которые в своей совокупности можно было бы назвать пенитенциарными, выступают исходные нормы отрасли, заключенные прежде всего в целях и принципах регулирования.
Как представляется, закон о пробации обуславливает повышение обязательств у государства в части достижения исправления как цели уголовного наказания. Достижение конкретных задач в сфере исправления (снижение уровня преступности вообще и рецидива в частности) требует выхода за внешние рамки правовых процедур исполнения уголовного наказания.
Необходимо вмешательство в административно-управленческие процессы, связанные с организацией взаимодействия органов публичной власти, требуется коррекция экономических, производственно-хозяйственных отношений (в том числе создание стимулов для работодателей, трудоустраивающих бывших осужденных), не менее важным является расширение социальных обязательств государства, формирование новых информационных систем, а также решение многих иных вопросов.
В рассматриваемом контексте категория «пенитенциарный правопорядок» может служить в качестве наиболее емкой и многосторонней характеристики не только результатов действия пенитенциарного права, но и системы пенитенциарных норм, а также правовых процедур их реализации. Следует отметить, что нами отстаивается точка зрения о многомерности и поликон-текстуальности правопорядка [8], в соответствии с которой специфические проявления правового порядка можно встретить на уровне законодательства, практики его применения и достигнутых результатов, при этом в оценке правопорядка следует исходить из его двойственной социально-правовой природы.
Хочется обратить внимание на то, что в настоящее время говорить о существовании пенитенциарного права как самостоятельной отрасли либо комплексной межотраслевой общности не следует. Однако, как представляется, тенденция развития уголовно-исполнительного права имеет четко выраженный вектор в сторону формирования пенитенциарного права. При этом заявлять о появлении пенитенциарного права можно будет лишь после существенной трансформации юридических и социальных характеристик пенитенциарного правопорядка, которые определяются тремя основополагающими направлениями, реализация которых, собственно, и может привести к полноценному формированию пенитенциарного права, однако это вопрос средней или долгосрочной перспективы.
Можно сформулировать следующие тенденции развития пенитенциарного правопорядка:
1) расширение предмета регулирования пенитенциарного права;
2) усиление социальной эффективности пенитенциар-но-правовых норм;
3) развитие и детализация правовых процедур реализации пенитенциарного права.
Следует отметить, что постановка вопроса о существовании пенитенциарного права как самостоятельной отрасли, скорее всего, пока преждевременна. Однако интенсивное развитие отношений и появление новых норм могут существенно ускорить ее появление. В этой связи высказанные соображения будут больше относиться именно к вопросам правовой политики и к перспективным тенденциям развития того комплекса норм, который следует рассматривать в качестве пенитенциарного права.
Представляется, что расширения предмета пенитенциарного права можно ожидать лишь в связи с возможной перспективой принятия пенитенциарного кодекса. Следует заметить, что идея обновления Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации не является новой. К примеру, коллективом ученых под руководством В. И. Селиверстова была разработана модель новой Общей части кодекса [9].
Считаем, что важные новации пенитенциарного права должны коснуться исходных норм. Осознавая высокую дискуссионность, вместе с тем полагаем принципиальным закрепление такой цели наказания, как реализация справедливой кары за совершенное правонарушение. Исправление же следует рассматривать не как цель, а как субъективное право осужденного, которым он может воспользоваться (и в этом случае претендовать на условно-досрочное освобождение) либо не воспользоваться и в этом случае отбыть наказание полностью.
Исправление как субъективное право осужденного должно быть связано с презумпцией добросовестного отбывания наказания. Осужденный может не принимать меры к своему исправлению, но при этом обязан соблюдать все требования и ограничения режима. Законодательной новацией должно стать понятие «уклонение от отбывания лишения свободы». Если обратиться к статистическим данным, можно увидеть значительные цифры, характеризующие нарушения режима отбывания наказания. Так, в 2023 году количество нарушений установленного порядка отбывания наказаний составило 544 627 случаев, что указывает на то, что довольно значительная часть лиц, находящихся в исправительных учреждениях, допускают нарушения режима [10].
Строго говоря, если осужденный находится в исправительном учреждении и постоянно нарушает требования режима, это означает лишь одно: он не выполняет решение суда, которое предполагает, что лицо не просто физически находится в исправительном учреждении, но и выполняет установленные требования в течение установленного приговором срока наказания. Если осужденный, находясь в исправительном учреждении, не выполняет решение суда, то у суда должна быть возможность исключить определенный период времени в зачет отбытого срока наказания. Отбывание лишения свободы следует рассматривать лишь как добросовестное выполнение установленных пенитенциарным правом требований, ограничений и запретов. Сбалансированность уголовной политики должна выражаться в возможности суда как условно освободить, так и условно продлить наказание.
Еще раз акцентируем внимание на том, что исправление - это внутренний процесс, который протекает в сознании человека. Он может быть, а может и нет, это субъективный процесс, а вот правомерное поведение в период отбывания наказания - это процесс исключительно внешний, и здесь компромиссов быть не должно. Формирование установок правомерного поведения лица во время отбывания наказания и после его отбытия является важнейшим приоритетом пенитенциарного права.
Расширение предмета пенитенциарного права может быть связано с тем, что в него могут войти ряд административно-правовых отношений, связанных с организацией взаимодействия органов публичной власти в сфере административного надзора и пробации за лицами, освободившимися из мест лишения свободы. При этом должна существовать правовая возможность реализовать соответствующие мероприятия в рамках срока сохранения у лица судимости. До погашения судимости лицо не может «раствориться в обществе», государство должно иметь полную информацию о нем, включая све-
дения о месте жительства и трудоустройстве. Судимость не может являться исключительно формальным правовым последствием. Для установления мер административного надзора либо наблюдения она должна быть юридическим фактом, тем самым способствуя сохранению пенитенциарно-правовых отношений лица с государством, но уже несколько в иных формах, не связанных с отбыванием наказания.
Второй тенденцией пенитенциарного правопорядка является усиление социальной эффективности пенитен-циарно-правовых норм. Ярким примером повышенного внимания к социальной эффективности является закон о пробации, который направлен на реальное снижение уровня рецидива и повышение эффективности ресоциа-лизации лиц, осужденных к уголовному наказанию.
Усиление социальной эффективности связано также с повышением качества гарантированности прав и законных интересов осужденных. К примеру, Концепция развития уголовно-исполнительной системы Российской Федерации на период до 2030 года в разделе V предусматривает создание условий для лиц, отбывающих наказания, не связанные с изоляцией от общества, а также избрание мер пресечения, не связанных с содержанием под стражей, для успешной адаптации в обществе после освобождения, а раздел X предполагает увеличение количества посылок, свиданий, телефонных разговоров, получение электронных писем и так далее.
Тенденция повышения социальной эффективности пенитенциарного права сформулирована предельно ясно и четко. Вместе с тем в коррекции нуждаются не только нормы, но и правоисполнительная практика. К примеру, в настоящее время не получило широкого распространения предоставление выездов за пределы исправительного учреждения.
В 2023 году было подано 2 374 заявления о предоставлении выезда за пределы исправительного учреждения, предоставлено выездов 2 084 осужденным, в том числе для решения вопросов трудового и бытового устройства подано 810 заявлений, предоставлено выездов 747 осужденным [11]. Приведенные данные выглядят весьма скромно на фоне 19 838 лиц, освобожденных из исправительных учреждений условно-досрочно [12]. Вместе с тем надо отметить, что количество предоставленных выездов существенно увеличилось - так, в 2022 году выезды были предоставлены 428 осужденным [13].
Следует учитывать, что возможность предоставления выездов за пределы исправительного учреждения определяется вопросами практической целесообразности в каждом конкретном случае. Однако, оценивая практику с точки зрения гуманизации пенитенциарной системы, следует вести речь о необходимости ее расширения.
Третья тенденция пенитенциарного правопорядка связывается нами с возможным развитием и детализацией правовых процедур реализации пенитенциарного права. Как представляется, одним из значимых направлений может являться систематизация института пенитенциарных правонарушений. Представляется важным формулирование соответствующих составов пенитенциарных правонарушений с указанием должных санкций.
Конкретный перечень пенитенциарных правонарушений требует отдельного обсуждения и анализа. Следует признать, что наличие конкретных составов может способствовать большей прозрачности дисциплинарной практики. Нормативное закрепление в пенитенциарном кодексе исчерпывающего перечня составов нарушений установленного режима отбывания наказаний с указанием конкретных санкций позволит систематизировать институт ответственности, что может стать дополнительным аргументом в пользу существования самостоятельной отрасли пенитенциарного права.
Снижения количества нарушений установленного режима отбывания наказаний можно было бы достигнуть за счет обеспечения системной взаимосвязи пенитенциарной, административной и уголовной ответственности. В этом отношении весьма интересным технико-юридическим средством является преюдиция. К примеру, в настоящее время посредством преюдиции связаны такие нормы Кодекса об административных правонарушениях Российской Федерации (КоАП РФ) и Уголовного кодекса Российской Федерации, которые устанавливают ответственность за неисполнение алиментных обязательств (статья 5.35.1 КоАП РФ и статья 157 УК РФ), управление транспортным средством в состоянии опьянения (статья 12.8 КоАП РФ и статья 2641 УК РФ) и ряд других. В этой связи считаем целесообразным установление такого понятия, как «систематическое совершение злостных нарушений». Основания и признаки системности требуют отдельного рассмотрения, однако «систематическое совершение злостных нарушений» могло бы влечь уже административную ответственность (к примеру, в виде административного штрафа). Повторное же привлечение к административной ответственности могло бы влечь ответственность по статье 321 УК РФ, поскольку, по нашему мнению, частое совершение отдельными осужденными пенитенциарных правонарушений оказывает не меньшее негативное влияние на стабильность функционирования учреждений пенитенциарной системы, чем причинение вреда жизни и здоровью осужденных либо сотрудников.
В заключение хотелось бы отметить, что развитие пенитенциарного права обуславливается актуальными
социальными и правовыми задачами повышения эффективности достижения целей уголовного наказания. Полноценная трансформация уголовно-исполнительного права в право пенитенциарное представляется возможной лишь в средней либо долгосрочной перспективе. В то же время надеемся, что ряд вопросов, которые были кратко обозначены в настоящей статье в качестве ориентиров развития пенитенциарного права, послужат зарождению дискуссии о необходимости принятия пенитенциарного кодекса, с введением которого будет
возможно полноценно вести речь о формировании пенитенциарного права как отрасли современного российского права.
Кроме того, представляется важным рассмотрение правопорядка в контексте комплексной характеристики права и практики его применения. В этой связи пенитенциарный правопорядок может иметь методологическое значение для оценки социальной и юридической эффективности пенитенциарных правовых норм, уровня их системности и технико-юридического совершенства.
1. Бобров А. М., Мельникова Н. А. Есть ли основания выделять пенитенциарное право в системе российского права? // Пенитенциарная наука. 2022. Т. 16, № 2. С. 118-126.
2. Уткин В. А. Отечественная наука уголовно-исполнительного права: очерк истории // Уголовная юстиция. 2017. № 9. С. 70.
3. Головкин Р. Б. Пенитенциарное право: некоторые аспекты теории и практики его действия // Пенитенциарное право: юридическая теория и правоприменительная практика. 2014. № 1. С. 25.
4. Оганесян С. М. Пенитенциарная система государства: историко-теоретический и правовой анализ : дис. ... д-ра юрид. наук. СПб., 2005. 554 с.
5. Ромашов Р. А. Уголовно-исполнительное и пенитенциарное право: теоретические аспекты понимания и соотношения // Вестник Самарского юридического института. 2015. № 3. С. 69-73.
6. Ромашов Р. А. Поощрительные санкции в нормах пенитенциарного права // Известия высших учебных заведений. Правоведение. 2014. № 4 (315). С. 215.
7. Ромашов Р. А. Пенитенциарное право: феноменология и системность // Пенитенциарная наука. 2022. № 3. С. 242.
8. Свинин Е. В. Теоретико-методологические вопросы разработки понятийного ряда абстракции «правопорядок» // Государство и право. 2019. № 2. С. 5-12.
9. Селиверстов В. И. О разработке научно-теоретической модели Общей части УИК РФ // Вестник института: преступление, наказание, исправление. 2016. № 1. С. 90-98.
10. Основные показатели деятельности уголовно-исполнительной системы. Январь - декабрь 2023 года. Информационно-аналитический сборник. Тверь : ФКУ НИИТ ФСИН России. 2024. С. 527.
11. Там же. С. 404, 405.
12. Там же. С. 531.
13. Основные показатели деятельности уголовно-исполнительной системы. Январь - декабрь 2022 года. Информационно-аналитический сборник. Тверь : ФКУ НИИТ ФСИН России. 2023. С. 405.
1. Bobrov A.M., Melnikova N.A. Is there any reason to emphasize penitentiary law in Russian legislation? // Penitentiary science. 2022. T. 16, No. 2. P. 118-126.
2. Utkin V. A. The national science of penal enforcement law: a history essay // Criminal justice. 2017. No. 9. P. 70.
3. Golovkin R. B. Penitentiary law: some aspects of the theory and practice of its operation // Penitentiary law: legal theory and law enforcement practice. 2014. No. 1. P. 25.
4. Oganesyan S. M. The penitentiary system of the state: historical, theoretical and legal analysis : dis. ...Dr. of Law. St. Petersburg, 2005. P. 554.
5. Romashov R. A. Penal enforcement and penitentiary law: theoretical aspects of understanding and correlation // Bulletin of the Samara Law Institute. 2015. No. 3. P. 69-73.
6. Romashov R. A. Incentive sanctions in the norms of penitentiary law // News of higher educational institutions. Law studies. 2014. No. 4 (315). P. 215.
7. Romashov R. A. Penitentiary law: phenomenology and consistency // Penitentiary science. 2022. No. 3. P. 242.
8. Svinin E. V. Theoretical and methodological issues of the development of the conceptual series of abstraction "law and order" // State and law. 2019. No. 2. P. 5-12.
9. Seliverstov V. I. About the development of a scientific and theoretical model of the general part of the PEC of the Russian Federation // Bulletin of the Institute: crime, punishment, and correction. 2016. No. 1. P. 90-98.
10. The main indicators of the penal enforcement system activity. January - December 2023. Information and analytical collection. Tver : FKU NIIIT of the Federal Penitentiary Service of Russia. 2024. P. 527.
11. Ibid. pp. 404, 405.
12. Ibid. p. 531.
13. The main indicators of the activity of the penal enforcement system. January - December 2022. Information and analytical collection. Tver : FKU NIIT of the Federal Penitentiary Service of Russia. 2023. P. 405.
