CC BY
352
Т. Н. Жуковская
ПАВЕЛ I И АЛЕКСАНДР I В ЛЕКЦИОННЫХ КУРСАХ 1930-1950-х годов А. В. ПРЕДТЕЧЕНСКОГО И С. Б. ОКУНЯ*
Цель настоящей статьи — показать и объяснить неоднозначность историографических оценок и методологических установок в изображении событий двух царствований, которые были предложены Анатолием Васильевичем Предтеченским и Семеном Бенциановичем Окунем, мэтрами советской науки, чьи имена навсегда вписаны в летопись исторического факультета СПбГУ Прежде чем обратиться к содержанию их опубликованных и неопубликованных лекционных курсов, необходимо в немногих словах очертить ту сложнейшую ситуацию, которая сложилась в университетском историческом образовании во второй половине 1930-х гг., и, в частности, на историческом факультете ЛГУ
После возобновления преподавания гражданской истории в школах и вузах и восстановления исторических факультетов университетов остро ощущался дефицит вузовских учебников по истории, а также самих «исполнителей» лекционных курсов. Дореволюционная литература в виде классических авторских курсов лекций А. А. Корнилова, С. Ф. Платонова и В. О. Ключевского была, естественно, под запретом как «буржуазная историография». Даже курс лекций А. Е. Преснякова, чье место в историографии было посмертно определено М. Н. Покровским как место даже не «попутчика», а «почти-марксиста», был издан только в 1938-1939 г., и то не в полном объеме1. Не переиздавая классических дореволюционных курсов С. Ф. Платонова, В. О. Ключевского, М. К. Любавского, как идейно не соответствующих марксисткой формационной парадигме, руководство Наркомпроса допустило в качестве учебника курс «кадетского историка» Преснякова, который пришлось реконструировать по авторским и литографированным записям его лекций, читавшихся в 1908-1916 гг. на историко-филологическом факультете Петербургского университета и Высших женских (Бестужевских) курсах. Правда, третий том лекций А. Е. Преснякова, посвященный Северо-Восточной Руси и Московскому государству, подготовленный к изданию Б. А. Романовым, так и остался в корректуре.
Учебная литература 1920-х - начала 1930-х гг. (многотомники Н. А. Рожкова и того же М. Н. Покровского) поставила в центре исторического процесса «исто-
* Статья написана при поддержке финансирования по тематическому плану НИР СПбГУ («Российская высшая школа и Петербургский университет в Х1Х-ХХ вв.: наука и политика, интеллектуальная элита и власть» 5.38.98.2012, рук. Р. Ш. Ганелин; «История Санкт-Петербургского университета в контексте истории российского государства и общества» 5.38.51.2011, рук. А. Ю. Дворниченко).
1 Пресняков А. Е. Лекции по русской истории. Т. 1: Киевская Русь. М.: ОГИЗ-СОЦЭКГИЗ, 1938; Т. 2: Западная Русь и Литовско-русское государство. М., 1939. — В предисловии Н. Л. Рубинштейна отмечалась эрудированность автора, его желание «преодолеть догматизм юридической школы», но в то же время делалась многозначительная оговорка об отсутствии у Преснякова марксистского, социально-экономического подхода (Там же. Т. 1. С. Ш-У).
© Т. Н. Жуковская, 2013
рию революционного движения», все остальное содержание русской истории трактовала лишь как «социально-экономический фон», формирующий «предпосылки» революционного процесса. Эта литература была дезавуирована фактом осуждения «исторической концепции» и «школы» М. Н. Покровского.
Особенно неудовлетворительным в концептуальном и фактографическом отношении оказалось изложение истории Российской империи второй половины XVIII - первой половины XIX в. (от дворцовых переворотов до Николая I включительно). Этот период лишился прежнего содержательного наполнения, но не получил нового. Не могла больше привлекать и агрессивно-ироничная стилистика в отношении оценок исторических деятелей Империи, которой отличались сочинения М. Н. Покровского. Так, еще в 1907 г. в «Истории XIX века», вышедшей в издательстве братьев Гранат М. Н. Покровский писал об Александре I: «Реформы первых лет Александра I для своего объяснения совсем не нуждаются в личности того, чье имя они носят, просто потому, что он был тогда совершенной безличностью». Это был «недоучившийся ученик отчасти Лагарпа, отчасти своего отца, ... наполовину швейцарский гражданин, наполовину прусский капрал»2.
В 1933 г. уже после смерти Покровского, но еще до его развенчания была переиздана 4-х томная «Русская история с древнейших времен». Третий том ее («Монархия XVIII века. Александр I») сохранял почти неизменной структуру и стилистику изложения, апробированную историком-марксистом еще в 1900-е гг. Насмешливоироничный, местами уничижительный тон Покровского в характеристике царей-реформаторов, царей-строителей империи в контексте реинкарнации имперских амбиций Сталина уже не годился. Но и от самодержавной модели «великой России» необходимо было дистанцироваться, то есть найти серединную линию: не драматизируя, как прежде, конфликта власти и народа и подчеркивая «триумфальный» характер (вплоть до Крымской войны) внешней политики и войн.
Таким образом, в середине 1930-х гг. сложился новый социальный и идеологический заказ на «уравновешенную», возвышающую историческое прошлое, и главное, насыщенную фактами интерпретацию истории. Этот заказ оформился известными решениями СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 16 мая 1934, 26 января 1936 и 3 марта 1936 г. о преподавании гражданской истории и о составлении учебников по истории. Критика партийных идеологов была направлена против школы М. Н. Покровского «и его ликвидаторских взглядов на историческую науку». В указанных документах говорилось, что «преподавание конкретной истории в школах и конкретная научно-исследовательская работа по истории зачастую выхолащивались и подменялись голым схематизированием и абстрактным, оторванным от исторических фактов, изучением общественно-экономических формаций. В своем постановлении от 16 мая 1934 г. Совнарком Союза ССР и ЦК ВКП(б) констатировали, что «преподавание истории в школах СССР поставлено неудовлетворительно. Учебники и само преподавание носят отвлеченный, схематический характер. Вместо преподавания гражданской истории в живой занимательной форме с изложением важнейших событий и фактов в их хронологической последовательности, с характеристикой исторических деятелей, учащимся преподносят абстрактные определения общественно-экономических формаций, подменяя, таким образом, связное изложение гражданской истории отвлеченными социологическими схемами. Решающим условием прочного усвоения учащимися курса истории явля-
2 Покровский М. Н. 1) Александр I // История XIX века. СПб., 1907. Т. 1. С. 33; 2) Русская история с древнейших времен: В 4 т. Т. 3. М.: ОГИЗ, 1933. С. 163-164.
ется соблюдение историко-хронологической последовательности в изложении исторических событий с обязательным закреплением в памяти учащихся важных исторических явлений, исторических деятелей, хронологических дат3. Однако в своем постановлении от 26 января 1936 г. СНК и ЦК ВКП(б) вынуждены были констатировать, что уже представленные на рассмотрение учебники по истории продолжают страдать прежними недостатками. Особенно неудовлетворительным оказался снова учебник по истории народов СССР.
Критика «антиисторических» схем выразилась в замечаниях И. В. Сталина, А. А. Жданова и С. М. Кирова по поводу конспектов учебников по истории СССР и по новой истории. Критика школы М. Н. Покровского в «Правде» и правительственных постановлениях 1934-1936 гг., в том числе критика уже представленных проектов учебников, клеймила их за «схематизм» и «социологическую» привязанность, но оставляла широкие рамки для «позитивного» изложения военной, внешне- и внутриполитической истории, этапов государственного реформирования. Это касалось, прежде всего, вузовских учебников.
Ответом на идеологический заказ была интенсивная работа десятков академических и вузовских ученых над «новой» концепцией истории.
При этом московские историки, объединившиеся в «рабочие группы», сосредоточились на подготовке сквозных, обобщающих фундаментальных учебников для исторических факультетов4. В Ленинграде же было разрешено воссоздание «авторских» курсов по отдельным периодам. Лучше всего это могли сделать практики, то есть профессора эти курсы читающие. Одним из первых в этом ряду стал учебник, представленный молодым доцентом истфака ЛГУ Семеном Бенциа-новичем Окунем (1907-1972). Заявлен он был именно как курс лекций, который должен был охватить время от Павла I до начала царствования Александра II (1796-1856). В 1939 г. в университетском (что важно!) издательстве вышла первая часть книги, излагавшая события до 1815 г.5 Но продолжения не последовало.
В 1948 г. и 1974-1978 гг. в издательстве ЛГУ печатались уже другие авторские редакции лекционного курса6. В 1956-1957 гг. С. Б. Окунь издал еще одну версию своего курса, которая включала и изложение событий николаевского царствования, но она была заявлена как «книга для учителей» и соответствовала по структуре и оформлению другим томам данной серии7.
А. В. Предтеческий как и С. Б. Окунь, при желании, мог бы тогда же предложить к изданию аналогичный курс, поскольку не только занимался исследованиями внутри данного периода, но и так же как С. Б. Окунь, читал его в университете. Почему был издан именно курс С. Б. Окуня? В поисках ответа на этот вопрос и прежде чем акцентировать внимание на различии интерпретаций, оценок и формы подачи исто-
3 Правда. 1934. № 133 (6019). 6 мая.
4 См.: История СССР. Т. 1: С древнейших времен до конца XVIII в. / Под ред. В. И. Лебедева, Б. Д. Грекова, С. В. Бахрушина. ОГИЗ, 1939. 792 с. — Книга подготовлена Институтом истории АН СССР совместно с историческим факультетом МГУ. Сопровождена обширной библиографией и списком источников, что как бы возвращает предвоенному поколению студентов богатую дореволюционную исследовательскую традицию по основным периодам и темам.
5 Окунь С. Б. История СССР. Годы 1796-1856. Курс лекций. Вып. 1. (1796-1815). Л., 1939. 204 с.
6 Окунь С. Б. 1) История СССР. 1796-1825. Курс лекций. Л.: Изд-во ЛГУ, 1948. 492 с.; 2) История СССР. Лекции. Ч. 1: Конец XVIII - начало XIX века. Л.: Изд-во ЛГУ, 1974. 222 с.; 3) История СССР. Лекции. 1812-1825. Л.: Изд-во ЛГУ, 1978. 231 с. — Последнее посмертное издание в двух частях готовилось к печати под наблюдением Н. И. Сергеевой.
7 Окунь С. Б. Очерки истории СССР. Конец XVIII - первая четверть XIX века. Л.: Учпедгиз, 1956. 416 с.; Окунь С. Б. Очерки истории СССР. Вторая четверть XIX века. Л.: Учпедгиз, 1957. 431 с.
рического материала двумя историками, нельзя обойти вниманием особенности их индивидуальных биографий и их отношения к историческому факультету.
Анатолий Васильевич Предтеченский (1893-1966) поступил на историкофилологический факультет Петербургского университета в 1911 г. и застал дореволюционную кафедру русской истории, посещая семинарии С. Ф. Платонова, А. Е. Преснякова, а также параллельно семинар Е. В. Тарле. Правда, диплом об окончании университета он получил после большого перерыва в обучении, сдав государственные экзамены только в 1924 г.8 С. Б. Окунь был моложе Предтеченского на 14 лет, и в 1926 г. только поступил на Факультет языка и материальной культуры ЛГУ. Закончив его, он учился в аспирантуре Института народов Севера, что на много лет увело его личные исследовательские интересы в сторону изучения «колониальной политики царизма». Одновременно он работал в Ленинградском отделении Центрального исторического архива (ЛОЦИА), разбирая фонды Российско-Американской компании. Своими учителями Окунь потом называл не университетских профессоров старой школы, которых еще застал, и не «красного профессора» и архивиста А. К. Дрезена, у которого писал диплом по истории Балтфлота в годы революции, а архивистов с дореволюционным стажем — А. А. Шилова, М. И. Ахуна, В. К. Лукомского.
На кафедре истории СССР (так она называлась в довоенный период) А. В. Предтеченский и Окунь появились в один и тот же год — 1937-й. Причем, для Окуня это было основное место работы после перехода из ЛОЦИА, а А. В. Предтеченский преподавал по совместительству (основное место работы с 1931 г. для него — Ленинградское отделение Института истории, ЛОИИ). В первый свой учебный год в ЛГУ (1937/1938) Окунь читал свой курс на филологическом факультете, а Предтеченский — на историческом9 (в послевоенные годы — наоборот!). Докторскую диссертацию С. Б. Окунь защитил в 1940 г. на основе монографии «Российско-Американская компания» (М.; Л., 1939), А. В. Предтеченский — в мае 1941 г. Оба почти одновременно были утверждены в должности профессора, раньше, чем защитили докторские диссертации. Но такова была ситуация 1937-1939 гг., на факультете, откуда, образно говоря, каждый семестр бесследно исчезало по 2,5 профессора. Один только список исчезнувших (расстрелянных) деканов факультета второй половины 1930-х гг., из которых только М. Д. Приселков умер своей смертью (притом и это был человек, прошедший лагерь, ссылку, с неснятой судимостью), снимает вопрос о том, можно ли было создать и донести до аудитории нечто концептуально независимое от того идеологического заказа, о котором говорилось выше. Но, несомненно, в этот заказ включалась талантливая форма подачи материала, эрудиция, насыщенность мысли и свобода от прежних схем.
Востребованными оказались оба наших героя, и Предтеченский, и Окунь. Остается только удивляться, что, работая с 1937 по 1954 г. на одной кафедре, они параллельно преподавали и исследовали один и тот же период (читали общий курс, вели спецсеминары, руководили дипломниками и аспирантами, писали книги), не создавая конкуренции друг другу.
Отношения между ними были скорее доброжелательными, чем конкурентными. В более поздние годы это отразилось в переписке, взаимных неформальных
8 Подробнее: Жуковская Т. Н. Анатолий Васильевич Предтеченский (1893-1966) // Анатолий Васильевич Предтеченский. Из творческого наследия / Сост. Л. М. Предтеченская, Т. Н. Жуковская. СПб., 1999.С. 12-13.
9 Здесь мы используем материалы личных дел профессоров (Архив СПбГУ Ф. ОК).
отзывах друг о друге. Об этом можно судить по заметкам А. В. Предтеченского на полях книги С. Б. Окуня «Декабрист Лунин»10, привлечении друг друга в качестве оппонентов диссертаций своих учеников. Так, С. Б. Окунь выступил оппонентом на защите докторской диссертации В. В. Пугачева11, ученика А. В. Предтеченского. Официальных рецензий друг на друга они не публиковали, что неудивительно при ограниченных печатных возможностях того времени. Но во введении к своей основной монографии «Очерки общественно-политической истории России в первой четверти XIX в.» А. В. Предтеченский отмечает вклад С. Б. Окуня в изучение внутренней политики Александра I, ссылаясь на его «Очерки истории СССР», при этом критикуя противоречивость его трактовок, которая «не дает возможности с точностью установить концепцию автора в вопросе о периодизации внутренней политики Александра так же, как определить его, автора, понимание политической направленности отдельных периодов этой политики»12.
Лекции С. Б. Окуня, которые он читал с кафедры в 1940-1960-х гг., сохранились в его личном фонде13, они текстуально повторяют опубликованный курс 1948 г. Впечатления от самих лекций, преподносившихся в характерной для С. Б. артистичной манере, оставили люди, их слышавшие14.
Лекции А. В. Предтеченского опубликованы не были, но они сохранились, причем именно те, что читались в 1937-1938 гг. на историческом факультете ЛГУ Лекции существуют в виде стенограммы (то есть почти буквального воспроизведения сказанного с кафедры), в машинописи. Хранятся в том же Институте истории РАН, в фонде «Издательский архив»15. Само местонахождение их дает основание предполагать, что А. В. Предтеченский предлагал их к изданию.
Что можно и чего нельзя было говорить с кафедры? Что нельзя было говорить в 1938, можно в 1944-1945 гг. (когда оба профессора вернулись в ЛГУ, Предтеченский из эвакуации в Ташкенте, С. Б. Окунь — из Морской Академии), и снова нельзя — в 1949-м? Где пролегала граница между академизмом, политическим прагматизмом и элементарной человеческой осторожностью профессора? Встречается преувеличенная характеристика «свободомыслия» С. Б. Окуня — в документальной повести Александра Маринова «Детский дом», где молодой Окунь (выведенный под фамилией Олегов) в беседе с журналистом, заглянувшим на его лекцию, возмущенно комментирует этому почти незнакомому человеку факт исключения из университета нескольких студентов за чтение дореволюционных (значит, подозрительных) исторических книг, которые он «читает сам»16.
Думается, реальный Семен Бенцианович в 1938 г., да и позже был куда осторожнее, о чем говорит вся стратегия его поведения. Даже в 1968 г., в сравнительно «вегетарианские» времена он не решился защищать на Ученом совете факультета своего любимого ученика Ю. Д. Марголиса, обвиненного в чтении недозволенной литературы, в основном, исторической (обвинение повторяется, и это отнюдь
10 Библиотека А. В. Предтеченского включена в состав научной библиотеки Петрозаводского государственного университета в качестве отдельного собрания.
11 Пугачев В. В. Из истории преддекабристской общественно-политической мысли. Л., 1963.
12 Предтеченский А. В. Очерки общественно-политической истории России в первой четверти XIX в. М.; Л., 1957. С. 20-21.
13 Научный архив СПб. Института истории РАН. Ф. 299.
14 См.: Марголис Ю. Д. Артистизм ученого: Воспоминания о С. Б. Окуне // Очерки истории Ленинградского университета. Вып. 6. Л., 1989. С. 22-30.
15 Научный архив СПб ИИ РАН. Ф. 276. Оп. 2. Д. 97.
16 Маринов А. Детский дом. Документальная повесть. М.: Советская Россия, 1984. С. 62-69.
не случайное совпадение). По итогам голосования на Ученом совете Ю. Д. Мар-голис был уволен из университета как «неизбранный по конкурсу», а вскоре исключен из партии17.
Для А. В. Предтеченского «урок» 1938 года был очень болезненным. В 1938 г. был арестован его сын Анатолий, студент истфака, по обвинению в «контрреволюционной агитации» (статья 58-11). Анатолий провел в заключении 15 месяцев и был отпущен по счастливой случайности — когда начались «закрытия» ряда сфабрикованных дел в связи с «разоблачением» Ежова и назначением Л. П. Берии18. Первое время А. В. Предтеченский был уверен, что сына арестовали по ошибке, а арестовать должны были его — за «старые» анкетные грехи — дворянское происхождение и пребывание в 1918-1920 гг. в Миассе и Томске, на территории, занятой белыми.
В 1949 г. Анатолий Васильевич пережил не менее тяжкие дни, что было связано с известными процессами взаимных разоблачений и «покаяний», развернутыми в ЛГУ и ЛОИИ во время борьбы с «космополитизмом» и «буржуазным объективизмом» в науке. А. В. Предтеченский, занимавшийся помимо внутренней политики Александра I историей Петербурга, историей культуры XIX в., был обвинен именно в «объективизме», отсутствии классово выверенных оценок19. Ш открытом партийном собрании истфака, проходившем в переполненном помещении лектория и продолжавшемся три дня (с 4 по 6 апреля 1949 г.), он вынужден был признать свои «ошибки»20, но этого оказалось недостаточно. Репутация не вполне благонадежного была закреплена за ним аттестационной комиссией факультета под председательством H. А. Корнатовского. В характеристике аттестационной комиссии, датированной 21 июня 1949 г. говорится: «Профессор Предтеченский А. В. вел общие курсы по истории СССР на неисторических факультетах, а также специальные занятия на старших курсах. Отличаясь внешней формой подачи материала, лекции А. В. Предтеченкого заключали в себе серьезные недостатки методологического характера... В печатных работах проф. Предтеченского А. В. имеют место ошибки буржуазно-объективистского характера (наличие рецидивов кадетизма в освещении проблем истории общественной мысли)... Шписанная под его руководством диссертация С. И. Лермана три раза была отклонена. Грубейшие политические ошибки содержались в ряде дипломных работ, руководимых им. .Своей должности соответствует, но преподавательская деятельность А. В. Предтеченского должна быть
17 См.: Памяти Ю. Д. Марголиса. Письма, документы, научные работы, воспоминания / Сост. H. О. Серебрякова, Т. H. Жуковская. СПб., 2000. С. 161-172.
18 Книга памяти Ленинградского — Санкт-Петербургского университета. 1941-1945. Вып. 1. СПб., 1995.С. 230-231.
19 См. критическую рецензию на написанную им главу в сборнике статей «Петербург Петровского времени» Л., 1948) с обвинениями в «преувеличении роли иностранцев» и «отсутствии социальноклассового содержания» (Советская книга. 1949. № 6). Кампания против него в ЛОИИ продолжалась и в следующие годы и закончилась увольнением в 1953 г. Подробнее: Жуковская Т. H. Правительственные реформы и общественная мысль в творчестве А. В. Предтеченского (по материалам личного архива) // Анатолий Васильевич Предтеченский. Из творческого наследия. СПб., 1999. С. 326, 330-332; Ганелин Р. Ш. А. В. Предтеченский в ЛОИИ // Там же. С 364-374.
20 Выступление А. В. Предтеченского на этом собрании 5 апреля можно, вероятно, восстановить, по протоколу. Отметим только, что оно не воспринималась как покаянное. Об этом свидетельствуют анонимные записки студентов, посланные Анатолию Васильевичу после выступления и сохраненные в архиве историка: «Очень благодарен Вам за мужественную и смелую речь. Аплодисменты, которыми аудитория отметила Вас, говорят лучше слов, о том, что мое мнение разделяют многие студенты. Молодежь с Вами! Один из Ваших студентов-филологов»; «Мы верим, что Ваша книга будет такой, какой она должна быть»; «Анатолий Васильевич! Всем сердцем желаем Вам успеха в очень трудной, но столь же благодарной по своим результатам борьбе за истинную советскую историческую науку... Студенты».
ограничена специальными занятиями». Характеристика заканчивалась рекомендацией: «Освободить от руководства аспирантами, обратить самое серьезное внимание на изучение вопросов марксистско-ленинской методологии»21.
Вскоре после этого монография А. В. Предтеченского, написанная на основе докторской диссертации и уже набранная в «Лениздате», была снята с производства, а набор уничтожен.
Таким образом, нам важно не только, что именно тот и другой историк писали и говорили о Павле I и Александре I в те суровые годы, а в каком конкретном биографическом и событийном контексте звучало это слово.
Насколько изложение в читаемых ими курсах оригинально и свободно? По тональности — стиль Предтеченского академичен, полная противоположность стилю М. Н. Покровского. Он стилистически ориентируется на курсы лекций А. А. Корнилова, допускает детализацию эпизодов, цитирование, вставляет прямую речь — в духе Н. К. Шильдера. С. Б. Окунь, как можно заметить, остался в значительной мере зависимым от М. Н. Покровского, как в исторических оценках (в отрицании подлинно реформаторских намерений у Александра I), так и даже на уровне языка. Отсюда «уничижительные» фразы, местами отдающие дурновкусием тогдашнего газетного стиля. С. Б. Окунь многократно уличает Александра в «заигрывании с либерализмом» при отсутствии либеральных намерений. А. В. Предтеченский, наоборот, вслед за А. В. Пресняковым, обнаруживает и либеральное воспитание, и подлинно реформаторские намерения молодого царя. «У нас нет оснований считать, — говорил он, — что когда Александр писал Лагарпу о необходимости “наилучшей революции”, проводимой самой верховной властью, он врал»22.
Мотивация реформ, следуя объяснению С. Б. Окуня, обнаруживается в .. .«страхе» самодержавия перед революцией. Однако предложенная им дробная периодизация царствования Александра I, призванная отразить «лавирования» правительства, не согласуется с таким объяснением реформаторской активности императора, на что обратил внимание А. В. Предтеченский и что было отмечено выше. Периоды усиленной разработки конституционных и крестьянских проектов властью приходятся на периоды «спокойствия» как во внешнеполитической, так и в общественной обстановке (1801-1803; 1808-1809; 1816-1820 гг.). И наоборот, свертывание реформаторской деятельности Александра I совпадает с нарастанием новой революционной волны в Европе и активизацией деятельности тайных обществ в России, которая не могла не беспокоить императора.
О Павле I А. В. Предтеченский в своих лекциях почти не сообщает23, вводная лекция его курса традиционна и посвящена характеристике воспитания, образования и мировоззрения Александра Павловича. В этом он ближе к дореволюционным историкам, лаконично рассказывающим о павловском царствовании, как бы завершающем цикл правлений XVIII века.
С. Б. Окунь же посвящает этому царствованию четыре раздела своего курса. Административные реформы и социальную политику Павла он подробно не рассматривает, за исключением крестьянского вопроса. Но и это в 1939 г. было огромным приобретением учебной литературы в отношении Павла I. Гораздо больше места Окунь отводит внешней политике, кампании против Франции 1799-1800 гг., при-
21 Личное дело А. В. Предтеченского // Архив СПбГУ. Ф. ОК. Л. 23-23 об.
22 Шучный архив СПб ИИ РАH. Ф. 276. Оп. 2. Д. 97. Лекция 4. Л. 13.
23 В автобиографиях разных лет в списке научных работ А. В. Предтеченский указывал рукопись 1938 г. «Внутренняя политика Павла I», написанную по заказу «для многотомного издания Академии наук», но данный очерк не был опубликован (Архив СПбГУ. Личное дело А. В. Предтеченского).
чинам и обстоятельствам дворцового переворота 1801 г. Внимательное прочтение убеждает, что за 30 с лишним лет аудиторной апробации и неоднократных переизданий своего курса Окунь существенно не изменил оценок идейных источников, целей и механизма реализации политики Павла I. Как известно, в последние годы жизни (1970-1972) он готовил монографическое исследование о Павле. В архиве историка сохранился план этой монографии, но судя по нему, С. Б. Окунь не предполагал подробного разбора внутриполитических шагов, их идеологического обеспечения, взглядов императора. Большая часть намеченных им глав посвящена складыванию антипавловской оппозиции и различным ее «очагам»: «английскому» заговору, военному заговору, «заговору обиженных» (Зубовы и др.)24.
Начиная изложение политики Александра с 1801 г., С. Б. Окунь особо подчеркивает воздействие обстоятельств дворцового переворота, которые, с одной стороны, мешали молодому императору проявить свободу рук, а с другой, столкнули в борьбе за власть и за влияние на императора 4 группировки (екатерининских «стариков», любимцев Павла I, «молодых друзей» самого Александра и партию императрицы-матери).
Индивидуальные исследовательские предпочтения двух историков внутри периода также расходятся. А. В. Предтеченский от подробнейшего анализа политики и общественной обстановки первого десятилетия царствования движется к его последним годам, кризису либерального реформаторства, общественным течениям конца 1810-х гг., проявляет интерес к периферии декабризма (этому посвящена его книга о полковнике-фрондере Тимофее Боке), личному кризису Александра I. Основные сюжеты, звучащие в лекциях, найдут отражение в докторской диссертации «Правительственная политика и общественные настроения в начале XIX в.», защищенной в 1941 г. В 1949 г. переработанный текст этой диссертации должен был выйти «Лениздате». Был даже готов сигнальный экземпляр, но выходу книги помешала развернувшаяся в ЛГУ и Академии наук погромная кампания, связанная с «ленинградским делом». Книга была снята с производства, основанием к чему, в частности, послужили обвинения Предтеченского в объективизме, методологической слабости, прозвучавшие на уже упомянутой отчетной конференции истфака 4-6 апреля 1949 г. Аналогичные проработки последовали и в ЛОИИ25.
По этой причине не увидела света и вторая книга, которая продолжала первую и посвящалась литературному и политическому движению посленаполеоновской эпохи и во многом предвосхищала работы Ю. М. Лотмана 1960-х гг. Она осталась в рукописи в архиве историка26. Есть основания заключить, что исторический контекст литературного процесса, исследованного «ранним» Лотманом, реконструировался во многом под влиянием Предтеченского, чей курс лекций Ю. М. Лотман слушал в 1946 г. и с которым постоянно общался позднее, уже переехав в Тарту.
В послевоенные годы А. В. Предтеченский перестал читать общий курс на историческом факультете, но продолжал его на филологическом. За ним оставалось ведение спецсеминара и курс лекций по истории культуры XVIII-XIX веков.
С. Б. Окунь же после 1948 г. и второго издания своего курса, доведенного до декабристов, эту его часть больше не модернизировал, ни концептуально, ни со-
24 Марголис Ю. Д. Семен Бенцианович Окунь. Жизнь историка, рассказанная его книгами, документами и свидетельствами современников. СПб., 1993. С. 23.
25 Об этом подробнее: Ганелин Р. Ш. А. В. Предтеченский в ЛОИИ // Анатолий Васильевич Предтеченский. Из творческого наследия. С. 366-368.
26 Шучный архив СПб ИИ РАH. Ф. 301.
держательно. Посмертные издания курса 1974-1978 гг. при самом внимательном анализе текста — несут мало нового. Концептуально важным стало издание в 1957 г. его книги «Очерки истории СССР. Вторая четверть XIX в.», заявленной как пособие для учителей, но имевшей гораздо более широкую аудиторию и, местами, исследовательский характер изложения. Это было отмечено специалистами, в частности, Ю. Г. Оксманом, М. В. Нечкиной.
Между дореволюционным (по времени создания) очерком о Николае I, принадлежавшем перу М. А. Полиевктова27 и книгой Окуня 1957 г. лежала почти «пустыня интеллектуальная». В творческих планах Окуня с конца 1960-х гг. стояла монография о Павле, на которую была подана заявка в издательство. План монографии был интересен своей перекличкой с книгой Н. Я. Эйдельмана «Грань веков». Эйдельман и Окунь были знакомы, относились друг к другу внимательнонастороженно. Об этом говорит болезненная реакция С. Б. Окуня на книгу Эйдель-мана о декабристе Лунине, хоть и вышедшую в неакадемической серии ЖЗЛ, но совершенно оригинальную и в отношении книги Окуня «Декабрист М. С. Лунин» (1963) — полемическую.
Очевидно, что в середине 1960-х гг. (после общественно-исторических экскурсов о старце Федоре Кузьмиче, споров о том, надо ли вскрывать гробницу Александра I и идентифицировать останки) в сознании историков произошел важный сдвиг — они приблизились к необезличеному восприятию главных акторов истории. Окончательно потеряли значение «ограничительные» рамки в отношении изображения личностей императоров и их приближенных. Общественный заказ моментально «выбросил» в публику целую библиотеку книг В. Пикуля, где читатель гулял с царями чуть ли не под ручку. Личности Павла и Александра стали интересны: как они мыслили, принимали решения, чего или кого боялись (не мельниц же революции, в самом деле), каковы были в повседневной жизни. Интерес к историко-биографическому и историко-психологическому повествованию был удовлетворен в следующие два десятилетия, но лекции С. Б. Окуня это в значительной мере предвосхитили и потому запомнились надолго.
До своей неожиданной кончины в 1972 г. Окунь, однако, успел лишь тщательно проработать историографию и написать главу о дворцовом перевороте 1801 г. Благодаря вдове историка Ангелине Алексеевне, а также его коллегам Валерии Альбертовне Петровой, Надежде Ивановне Сергеевой эти два неоконченных текста были опубликованы посмертно.
Почему-то Павел I был интереснее Окуню, чем Александр I. Для Предте-ченского же — наоборот. Кстати, молодой Предтеченский, внешне был похож на Александра Павловича, что подчеркивалось в шаржах и эпиграммах друзей, сохранившихся в семейном архиве.
Каково же главное концептуальное и оценочное различие между авторскими интерпретациями двух царствований, принадлежавшими Предтеченскому и Окуню, которые, еще раз подчеркнем, сосуществовали в стенах истфака в рассматриваемое время.
Внешне концепция Окуня о периодизации царствования Александра I и мотивации его внутри- внешнеполитических шагов не противоречила главенствующей марксистской схеме, восходящей к Покровскому: самодержавие лавирует, не разрабатывает реформы, а имитируя их, то есть «заигрывает с либерализмом». Эта демагогическая политика смягчает облик режима и отдаляет его неизбежный
27 Полиевктов М. А. Император Николай I. Биография и обзор царствования. М., 1918.
крах. Она может сопровождаться его институциональным укреплением (создание министерств), созданием эффективного полицейского контроля за обществом, экономическими уступками пробивающимся росткам капитализма и буржуазной идеологии. Но в целом власть сама не предлагает модернизационных стратегий, хотя и «не карает» как Александр конституционалистов нового поколения в лице декабристов — из страха еще большего «волнения умов» и переворота.
Концепция Предтеченского принципиально иная. Еще в своей диссертации 1941 года, в неопубликованной книге 1949-го и, конечно, в курсе лекций, он пытался проследить эволюцию реформаторской политики правительства и динамику общественных настроений в их взаимосвязи. По сути, такое объединение истории правительственной политики и общественного движения воскрешает подходы А. Н. Пыпина и В. И. Семевского, но сопровождается систематическим анализом всех известных конституционных проектов и их проекции в реальную политику.
Концептуально важно данное А. В. Предтеченским определение «политики правительства», предложенное в его монографии «Очерки общественно-политической истории России первой четверти XIX в.»28, которое имеет в виду не только принятые законы и не только прослеживает их реализацию, но и оценивает неосуществленные проекты, которые применительно к александровскому времени как раз обозначают магистральные направления реформирования: постепенная отмена крепостного права, распространение гражданских прав и права собственности на основную массу населения, в финале — возможность ограничения самодержавия законодательно в пользу всесословного представительства. Программой-максимум для александровского царствования могла бы стать поэтапная реализация «Плана» Сперанского, и эта перспектива, по мнению историка, не была утрачена до начала 1820-х гг. Доказательством этого историк считает активизацию работы над проектами освобождения крестьян в 1816-1820 гг. и разработку Государственной уставной грамоты Российской империи, которую можно считать ухудшенным изданием проекта Сперанского, но нельзя назвать ни игрой в реформаторство, ни тем более демагогией хотя бы потому, что проект оставался засекреченным. Либеральная (пусть неявная и не всегда успешная) тенденция в политике Александра была определяющей, полицейская — вынужденной защитной реакцией. Рассматривая в единстве нереализованные проекты и текущую политику Александра I, А. В. Предтеченский оценивает ее в заключении своей книги как предвосхищение буржуазных реформ 1860-х гг.29
В оценке личной идеологии и психологии Александра I и источников правительственного либерализма А. В. Предтеченский отталкивается от характеристик А. Е. Преснякова, данных в работах 1923-1924 гг. («Экономика и политика в польском вопросе», рецензии на книгу А. Н. Шебунина «Европейская контрреволюция.» и очерке «Александр I», опубликованном в популярной серии «Образы человечества». Общение Предтеченского и Преснякова происходило в семинарии последнего в 1912-1914 гг., а затем, уже в 1920-х гг. По сути, данная в 1928 г. Пресняковым возглавлявшим тогда Русскую секцию ЛОИИ, рекомендация А. В. Предтеченского как «известного специалиста» по экономической политике александровского царствования, стала для него «входным билетом» в ЛОИИ. Хотя зачислен научным сотрудником он был уже после «Академического дела»,
28 См.: Предтеченский А. В. Очерки общественно-политический истории России первой четверти XIX в. М.; Л., 1957. С. 23-24.
29 Там же. С. 424.
в 1931 г., что важно. Как и Пресняков, Предтеченский дает глубокую характеристику идеологических источников правительственного либерализма и считает либерализм Александра глубоким и последовательным. С. Б. Окунь, напротив, не находит во взглядах Александра признаков либерализма.
У С. Б. Окуня во всех изданиях его лекционного курса 2/3 объема отведено изложению событий дипломатической истории и войн. Главы, посвященные павловскому царствованию, имеют ту же структуру. В лекциях А. В. Предтеченского (по рукописи 1938 г.), наоборот, основное внимание уделено внутренней политике Александра, включая нереализованные проекты и текущее законодательство. Последнее, по мнению А. В. Предтеченского, обозначает «стержневую тенденцию» каждого периода царствования. Даже в проектах военных поселений Предтечен-ский усматривает попытку решения крестьянского вопроса. Причем оценка польской политики и Варшавской речи 1818 г., и проектов создания наместничеств — в контексте конституционных намерений Александра звучала уже в лекционном курсе 1938 г., а потом была перенесена в «Очерки.» 1956 г.
^однозначно определена периодизация царствования Александра I. А. В. Предтеченский воспроизводит общепринятое в дореволюционной литературе (у H. К. Шильдера, например) деление царствования Александра I на два периода: до Отечественной войны (рефоматорский период, включивший проекты и реформы Сперанского) и после 1812 г. А. В. Предтеченский подробно рассматривает экономическую составляющую реформ: расширение свободы предпринимательства, стимулирующее влияние континентальной блокады на отечественную промышленность, введение либерального таможенного тарифа, пропаганду технологических новшеств в официальных изданиях и практике Министерства внутренних дел, почти 10 лет возглавлявшегося О. П. Козодавлевым.
С.Б. Окунь в поздней редакции своего курса предлагает дробную периодизацию, разделяя время с 1801 по 1825 г. на шесть периодов, границами которых видятся внешнеполитические события, в том числе новый подъем революционного движения в Европе 1817-1821 гг., который, якобы, подтолкнул царя на «последние проекты реформ». Это объяснение ныне выглядит странно, но нужно помнить, что главным мотивом правительственного реформаторства Окунь считал «борьбу с революционными влияниями». «Заигрывание с либерализмом» и не могло дойти, по его мнению, до глубоких институциональных реформ.
Изложение политики Александра I у А. В. Предтеченского даже в лекциях более конкретно, чем у С. Б. Окуня. Последний предлагает отвлеченную характеристику разложения крепостного строя, А. В. Предтеченский исследует конкретную статистику и стратегию экономических процессов. От тем по экономике, которыми он занимался в 1920-е гг. в ЛОИИ, историк, собственно и пришел к целостному видению внутренней политики александровского царствования30. Такая логика исследований определила и их глубину, и аргументированность выводов, очень далеких по тем временам от общепринятых. А. В. Предтеченский смог познакомить с ними читателя только в середине 1950-х гг. и по необходимости сильно «смикшированными» в своей констатирующей части31. И в 1930-е гг., и позже для него очень важным было «не потерять свою индивидуальность», представляя
30 Об этом мы судим по автобиографическим заметкам «Как я работал над темами по экономике» (1938) в архиве историка.
31 О цензурной истории монографии, несколько раз подвергавшейся критике в заседаниях Ученого совета ЛОИИ — см. в письмах А. В. Предтеченского — Л. М. Предтеченской (А. В. Предтеченский. Из творческого наследия. С. 333-337).
итоги исследований. Этого и не случилось, поэтому работы А. В. Предтеченского о внутренней политике Александра I остаются востребованы специалистами. ^ и лекции Окуня до сих пор не потеряли своей привлекательности для читателя как целостное, афористичное, богатое яркими цитатами изложение. Главы его курса, посвященные внешней политике Павла I и Александра I, можно рекомендовать студентам в качестве основного чтения при изучении соответствующего курса русской истории. Остается сожалеть, что издания лекций С. Б. Окуня давно стали библиографической редкостью.
Список использованных источников и литературы
Ганелин Р Ш. А. В. Предтеченский в ЛОИИ // Анатолий Васильевич Предтеченский. Из творческого наследия / Сост. Л. М. Предтеченская, Т. H. Жуковская. СПб.: Дмитрий Буланин, 1999. С. 361-376.
Жуковская Т. H. Правительственные реформы и общественная мысль в творчестве А. В. Предтеченского (по материалам личного архива) // Анатолий Васильевич Предтечен-ский. Из творческого наследия. СПб., 1999. С. 325-361.
История СССР. Т. 1: С древнейших времен до конца XVIII в. / Под ред. В. И. Лебедева, Б. Д. Грекова, С. В. Бахрушина. ОГИЗ, 1939. 792 с.
Книга памяти Ленинградского - Санкт-Петербургского университета. 1941-1945. Вып. 1. СПб., 1995. 352 с.
Марголис Ю. Д. Артистизм ученого: Воспоминания о С. Б. Окуне // Очерки истории Ленинградского университета. Вып. 6. Л., 1989. С. 22-30.
Марголис Ю. Д. Семен Бенцианович Окунь: Жизнь историка, рассказанная его книгами, документами и свидетельствами современников. СПб., 1993. 87 с.
Маринов А. Детский дом: Документальная повесть. М.: Советская Россия, 1984. 284 с.
Шучный архив СПб. Института истории Р'Ш. Ф. 276, 299, 310.
Окунь С. Б. История СССР. Годы 1796-1856: Курс лекций. Вып. 1 (1796-1815). Л., 1939. 204 с.
Окунь С. Б. История СССР. 1796-1825: Курс лекций. Л.: Изд-во ЛГУ, 1948. 492 с.
Окунь С. Б. История СССР: Лекции. Ч. 1: Конец XVIII - начало XIX века. Л.: Изд-во ЛГУ, 1974. 222 с.
Окунь С. Б. История СССР: Лекции. 1812-1825. Л.: Изд-во ЛГУ, 1978. 231 с.
Окунь С. Б. Очерки истории СССР. Конец XVIII - первая четверть XIX века. Л.: Учпедгиз, 1956. 416 с.
Окунь С. Б. Очерки истории СССР. Вторая четверть XIX века. Л.: Учпедгиз, 1957. 431 с.
Памяти Ю. Д. Марголиса: Письма, документы, научные работы, воспоминания / Сост. H. О. Серебрякова, Т. H. Жуковская. СПб.: Контрфорс, 2000. 797 с.
Покровский М. H. Александр I // История XIX века. СПб.: Изд-во братьев Гранат, 1907. Т. 1. С. 27-123.
Покровский М. H. Русская история с древнейших времен: В 4 т. Т. 3. М.: ОГИЗ, 1933. 276 с.
Полиевктов М. А. Император ^колай I: Биография и обзор царствования. М., 1918. 393 с.
Правда. 1934. № 133 (6019). 6 мая.
Предтеченский А. В. Очерки общественно-политической истории России в первой четверти XIX в. М.; Л., 1957. 456 с.
Пресняков А. Е. Лекции по русской истории. Т. 1: Киевская Русь. М.: ОГИЗ-СОЦЭКГИЗ, 1938. 279 с.; Т. 2: Западная Русь и Литовско-русское государство. М., 1939. 247 с.
