Патриотизм в концептуальной версии Н. А. Бердяева: социально-философский анализ Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

Т.В. Беспалова

ПАТРИОТИЗМ В КОНЦЕПТУАЛЬНОЙ ВЕРСИИ Н.А. БЕРДЯЕВА: СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКИЙ АНАЛИЗ

Статья посвящена социально-философскому анализу работ Н.А. Бердяева по проблеме взаимодействия патриотизма и политики в условиях трансформации российского общества; истинный патриотизм оказывается связан с инстинктом исторической правдивости и божественного предназначения. Патриотизм, с позиции Т.В. Беспаловой, как идея служения родине ближе к божественному служению, чем к политическому, а политическое является лишь средством этого служения в разных вариациях: либеральной, социалистической, национальной, евразийской и пр.

Ключевые слова: патриотизм, типы патриотизма, конструирование патриотизма, трансформация, служение, политика, власть, Бог.

Патриотизм в концепции Н.А. Бердяева аксиологически обусловлен, причем критерием истинного патриотизма выступает инстинкт исторической правдивости, связанный с божественным предназначением России и необъяснимой верой в нее. Любовь к родине не нуждается в оценках, обоснованиях, она естественна, возникает вне зависимости от достижений России, не выносит торга и искусственности [1, с. 486-487].

Н.А. Бердяев обосновывает необходимость на уровне должного «любви ни за что» и «любви до», тем самым подчеркивая самоценность, самодостаточность любви к России как таковой. Любить Россию до осмысления ее величия и подвигов, оказывается, может не всякий, и современный этап развития русской государственности еще раз подчеркивает актуальность и своевременность исследуемой концепции. Автор создает целостное восприятие России через ощущение ее неповторимой индивидуальной судьбы, души, великой идеи и призвания. Первичность любви к отечеству несомненна для Бердяева, т.к. не требует обоснований, а сама представляет собой великую ценность. Изначальная первичная сущность любви к отчизне проявляет себя в способности бескорыстного служения России,

а общий долг служения становится главным критерием духовной силы народа.

Автор критикует детерминированное положение патриотизма от государственно-политического момента, считая, что эта зависимость изменяет сущность национального чувства, превращая его в нечто условное и договорное. Государственное и социальное начала не могут предвосхищать национальное, патриотическое чувство, т.к. в данном случае очевидна взаимосвязь действия и желаемого результата, в итоге - защита родины становится предметом политического торга. Бердяев считает недопустимым торг в любви, или тогда речь нужно вести не о любви к родине, а лишь о любви к социальному или политическому строю, что не совместимо с целостным восприятием отечества.

Особый интерес вызывает оценка автором русского патриотизма - русским необходимы обоснование или оправдание своей любви к родине: естественного первичного чувства, по Бердяеву, у нас не возникает. В чем причина? Безосновательной любви к России, считает автор, практически не возникает в силу слабости или даже отсутствия национальной воли у русского человека в ее естественном произвольном выражении. На наш взгляд, если речь идет об обязательном обосновании любви (особенно у русской интеллигенции) к отечеству, то необходимо вообще отказаться от термина «любовь», а говорить о некоем взаимовыгодном договоре,

в который включены все необходимые условия его соблюдения.

Любовь к родине как естественное первичное чувство и попытка оправдания, обоснования этого чувства скорее обусловлены друг другом, нежели противоречивы. Желание оправдать свою любовь может возникать только в случае стыда за нее, за то, что она возникла к предмету, недостойному этой любви, но от этого она не перестает быть. Попытка обоснования патриотизма в переходный переломный период для России объясняется мировоззренческими сложностями и трудностями в необходимом восприятии другого (кажется, чужого) образа отечества. Стыдно не за отечество, а за тех, кто создал такой новый образ, поэтому политическая идентификация исторической событийности на патриотичность становится главным критерием привычного образа России в период ее трансформации.

Тезис об обоснованиях любви к родине противоречив и нуждается в дополнительном объяснении -скорее всего, Н.А. Бердяев имеет в виду политические споры по поводу сущности патриотизма, возникшие в условиях участия России в Первой мировой войне, т.к. радость от наших побед и горечь поражений превратились в политическую спекуляцию. Подобное отношение к России способствует доминированию политического патриотизма, многоликого и обманчивого, зависимого от социальных и

государственных интересов. Социальная и политическая борьба приобретает такой размах, что довольно «.. .часто забывают о России» [1, с. 486].

Тем не менее проблема гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд.

Работы Н.А. Бердяева «О любви к России», «Патриотизм и политика» были написаны в 1917 году, когда любые призывы власти к патриотическому и национальному единению в условиях потери народом веры в ее силу, могущество, сакральность и непререкаемый авторитет были безуспешны.

Возможно, стоит вести речь о нескольких типах патриотизма, возникающих в эпоху трансформации политической и социальной систем, в момент выстраивания новой мировоззренческой парадигмы без Бога в русском государственническом исполнении. Потеря русской властью сакральности была неизбежной, т.к. модернизация общества, новые социальные и политические запросы стали возможными в условиях известных уступок со стороны царской власти, запоздалых и несвоевременных.

Социально-политический взрыв объективно постепенно вызревал в российском обществе, что повлияло не просто на отношение к власти, а на восприятие отечества в целом. Образ России - отчизны стал чаще отождествляться с ее возможными разными политическими ликами. Религиознопатриотический подъем сменился на политико-патриотический, любовь к родине напрямую стала зависеть от политических предпочтений. Путаница, которая возникает при определении сущности патриотизма, связана с выбором в сложный период разного политического будущего, определяющего дальнейшую судьбу и современной нам России.

Противоречивой является позиция Бердяева по поводу слабости национальной воли у русского человека и одновременной веры в великую идею и миссию России. На наш взгляд, неправомерно оценивать слабость или силу национальной воли любого (в том числе и русского) народа в революционные периоды, кризисные или военные, особенно по критерию требуемого обоснования для патриотического самовыражения. Политическое обоснование патриотизма в переходный период является единственно верным, т.к. только в сфере политического можно оказывать реальное воздействие на происходящие события. Более того, необходимость в таком обосновании свидетельствует о живучести национального миропонимания, поиске родного, но потерянного образа отечества, что, однако, не исключает возможных ошибок на этом пути. Каким будет этот образ - родным, привычным, близким или настолько новым, что сложно будет узнать его -решать приходится именно в эпоху перемен, причем решать вместе - народу и власти.

Анализируя трагедию 1917 года, Н.А. Бердяев видит выход из нее через создание иной духовной атмосферы, правдивой, патриотической, которая может реализоваться только через колоссальный внутренний психологический сдвиг. Характеризуя природу любой власти, автор убежден, что она не может быть буржуазной или пролетарской, она может быть только национальной, патриотической, т.к. в основе такой власти лежат первичность, глубина, духовность, интимность [1, с. 619]. По Бердяеву, защита родины перед лицом общего врага не должна быть зависима от политической конъюнктуры, т.к. она абсолютно безусловна. Ложный социализм и извращенная демократия актуализируют вопрос пробуждения иных возрождающих нацию святынь.

Оценивая революцию 1917 года как антипатриотическую и антинациональную, Н.А. Бердяев обозначает в качестве двигателей исторической судьбы народа три возможных страсти: социальноклассовую, национальную и религиозную.

Социально-классовая страсть является самой низменной из трех представленных, способствуя лжи, в то время как национальная и религиозная - возрождают веру в святыни, придавая высший божественный смысл жизни русского человека [1,

с. 619-621].

Мотивы политические, согласно Бердяеву, необходимо подчинять мотивам патриотическим, т.к. патриотизм первичен и в большей степени связан с духовными основами жизни. Правда представляется философом одной из высших ценностей, она непосредственно связана с патриотическим порывом, который не всегда возможен в политике. Аналогия между политикой царской власти и новой революционной политикой выявляет изменение страха старой власти изначально перед возможной революцией на страх контрреволюции новой властью, и только страх, светобоязнь, ложь являются истинными причинами предпринимаемых властью уступок. Политика, основанная на страхе и лжи, не может быть патриотичной, поэтому автор призывает к мятежу против лжи в политике, например, предлагая устранить путаницу по поводу истинно патриотических действий генерала Корнилова (мятеж августа 1917 г.), получивших совсем иную оценку в кругах русской интеллигенции.

Проблема правды и лжи в политике особенно актуальна в эпоху политической трансформации общества, когда привычная история государства переписывается и возникает совсем другая, с новыми героями и предателями.

Проблема героизма и предательства приобретает политическое звучание, но это, по мнению Бердяева, становится возможным в условиях атеистической политики. Возникает четкая логическая цепочка: атеизм - страх, светобоязнь, ложь - антипатриотическая и антинациональная власть.

Философ полагал, что русский народ потерял веру в божественный смысл жизни и силы в самую страшную минуту борьбы [1, с. 621].

Патриотизм в политике - это всегда пересечение сфер этического и политического, взаимодействие которых вызывает определенные сомнения и дискуссии, поэтому Н.А. Бердяев подчеркивал в этом взаимодействии религиозный момент как определяющий. Вера в Бога придает политике подчиненный характер, и политический патриотизм в этом случае может иметь единственную возможную форму -служение отчизне верой и правдой - ради высшей божественной справедливости. Идея служения родине принимает религиозный характер, выражая органическую целостность России и придавая ей божественный смысл. Родина не абстрактна, она конкретна, национальна, культурно и религиозно обусловлена, что влияет на ее политические и государственные формы. Сакральность и божественность власти способствуют государственной и политической монополизации патриотизма, и это не вызывает особого социального противодействия, т.к. сфера политики подчиняется идее божественной справедливости. Более того, Бердяев писал, что патриотизму характерно нечто более первичное и духовное, нежели политике, а это, по нашему мнению, означает, что патриотизм как идея служения родине ближе к божественному служению, чем к политическому. Политическое является лишь средством этого служения в разных вариациях: либеральной, социалистической, национальной, евразийской и пр.

Служение родине связано с одинаковым пониманием Бога, но, возможно, с разными путями к нему (как у И.А. Ильина), однако признание национального культурного мира своего народа самоценным является необходимым для выражения истинной любви к России. Почему в историческом пространстве из множества религиозных проектов именно православие стало нашей цивилизационной основой? На данный вопрос нет рационального ответа, эта проблема решается в области веры и никогда не будет объяснена.

Н.А. Бердяев критикует русских марксистов за духовное приспособление и социологическое мышление, считая конкретно-историческую мысль наиболее применимой в восприятии России как живой целостности. Термин «пролетариат» является социологической категорией и выражает интересы части, а не целого, поэтому философ, симпатизируя в некотором смысле идущим мировоззренческим поискам политического проекта национального социализма, считает важным, что «...защиты родины требуют национальные чувства русских рабочих, а не интересы рабочих» [1, с. 393, 394]. Автор не допускает зависимости любви к родине от меры ее полезности, например, для пролетариата или международного социализма, тем самым еще раз подчеркивая самоценность любви.

В статье Бердяева «Об оправданиях любви к Отечеству» ставится проблема значимости всемирных доктрин для русского интеллигента, используемых для обоснования его доминирующих жизненных ценностей. Эта ситуация не является новой для нас, особенно в условиях, когда навязывание «общечеловеческих ценностей», связанных с либерально-демократическим переустройством мира, стало практически общепризнанным и естественным в России 90-х годов. Русский национальный политический мир вынужден был под воздействием этих тенденций ориентироваться на общемировые требования и стандарты, которые, как оказалось, не являются универсальными.

Сфера политики, особенно в эпоху трансформаций, является чуть ли не единственной, оказывающей реальное воздействие на происходящие события, потому с 90-х годов можно вести речь о либеральном, социалистическом, национальном, неоевразийском политических проектах и их борьбе. Каждый из возможных политических проектов создавал разный образ будущего России и всевозможными средствами воздействовал на массовое сознание - в этом и заключается специфика взаимодействия патриотизма и политики.

Однако подобное конструирование патриотизма на уровне политики значительно обедняет его истинную сущность, сводя его к эффективности политических технологий. Следует отметить, эпоха трансформации не всегда способствует искусственному политическому конструированию, в большой степени она возрождает, реанимирует силы, не востребованные до сих пор на уровне политики, часто до этого находящиеся в состоянии латентного или явного протеста, т.е силы естественные, органические, способные на патриотический подъем в каком-то ином исполнении. Сами условия диктуют новые правила политической игры, создавая социальный запрос на новый патриотизм. Отсюда, выходя на уровень политики в эпоху перемен, патриотизм не просто встраивается в идейнополитическую конструкцию как очередная политическая ценность, а становится самостоятельной политической идеологией.

Можно ли сейчас вести речь о каких-то выгодах для современного мирового сообщества в условиях изменения качества любви к России? Сомнительно, поэтому особенно актуальным становится призыв

Н.А. Бердяева - любить свою родину, вольно ей служить и творить новую жизнь. Вольное служение

отчизне - это, прежде всего, по Бердяеву, признание национального как иррациональной тайны индивидуального в истории [1, с. 392, 394].

Критика ученым русской интеллигенции как неспособной опереться на собственные мировоззренческие достижения в эпоху перелома возникает лишь потому, что сам автор находится в рамках одного политического проекта и пытается примирить оставшиеся политические версии, понять причину их появлений, объяснить недопустимость возникающей политической борьбы единством и целостностью объекта любви - России.

Веру в то, что мы можем пойти дальше Запада, Н.А. Бердяев, используя мысли А. Потресова, считает «пораженческой», рабьей психологией, признаком отсталости. Подобный максимализм, когда русские интернационалисты в борьбе за чистоту всемирной социалистической идеи забывали о России национальной, понятен и объясним. Однако, на наш взгляд, отождествлять идейный максимализм с рабьей психологией неправомерно, т.к. любые идейные заблуждения отражают протекающий в это время мировоззренческий поиск, а не отсталость. Известен в этом контексте тезис Бердяева о детском элементарном национальном самосознании русских марксистов, о недостаточном осмыслении в кругах русского общества национальных творческих задач. Тем не менее в жестокой политической борьбе выигрышным оказался именно большевистский проект развития России, что свидетельствует об объективном социальном запросе на возникшую государственническую модель, и если следовать высшей ценности (по Бердяеву) - исторической Правде -

об этом факте забывать нельзя.

Литература

1. Бердяев Н.А. Падение священного русского царства: Публицистика 1914-1922 / Сост. В.В. Сапов. М.: Астрель, 2007.