CC BY
111
Примечания
1. Гудков Д. Б. Теория и практика межкультурной коммуникации. М., 2003.
2. Прохоров Ю. Е. Действительность. Текст. Дискурс. М., 2004.
3. Clifford G. Christians, Kim B. Kotzoll, Fackler M., Ethics M. Cases and moral reasoning. 3rd edition. Longman. N. Y., 1991. Р. 446.
4. Супрун А. Е. Текстовые реминисценции как языковое явление // Вопросы языкознания. 1995. № 6. С. 27-28.
5. Постнова Т. Е. Прецедентные тексты в печатной рекламе /// Вестник МГУ. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2001. Сер. 19. № 2. С. 106.
6. URL: http://m.wikipedia.org/wiki/%D0%AD%D0%BB%D1%8C%D0%B 1%D 1%80%D 1%83%D 1%81
7. URL: http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A0%D0%B5%D0%B4%D0%B5%D0%B4%D1%8F
8. Коков Дж. Н. Из адыгской (черкесской) ономастики. Нальчик, 1983. С. 108.
9. Гудков Д. Б. Прецедентные имена в языковом сознании и дискурсе. М., 1991. С. 34.
10. Хараева Л. Ч. Мотивоционный анализ лексем-заимствований, входящих в макрогнездо «дом» в русском языке // Известия Кабардино-балкарского научного центра РАН. 2001. № 5 (43). С. 261.
11. Кузьмина Н. А. Интертекст и его роль в процессах эволюции поэтического языка. Екатеринбург; Омск, 1991. С. 268.
Notes
1. Gudkov D.B. Teoriya i praktika mezhkul'turnoj kommunikacii [Theory and practice of intercultural communication]. M. 2003.
2. Prokhorov Y.E. Dejstvitel'nost'. Tekst. Diskurs [Reality. Text. Discourse]. M. 2004.
3. Clifford G. Christians, Kim B. Kotzoll, Fackler M., Ethics M. Cases and moral reasoning. 3rd edition. Longman. N. Y., 1991. P. 446.
4. Suprun A.E. Tekstovye reminiscencii kak yazykovoe yavlenie [Text reminiscences as a linguistic phenomenon] // Voprosy yazykoznaniya - Questions of linguistics. 1995, № 6, pp. 27-28.
5. Postnova T.E. Precedentnye teksty v pechatnoj reklame [Case texts in print advertising] /// Vestnik MGU -Moscow State University Herald. Linguistics and Intercultural Communication. 2001, ser. 19, № 2, p. 106.
6. Available at: http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%AD%D0%BB%D1%8C%D0%B1%D1%80%D1%83%D1%81 (in Russ.)
7. Available at: http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A0%D0%B5%D0%B4%D0%B5%D0%B4%D1%8F (in
Russ.)
8. Kokov J. H. Iz adygskoj (cherkesskoj) onomastiki [From Adyghe (Circassian) onomastics]. Nalchik. 1983. P. 108.
9. Gudkov D.B. Precedentnye imena v yazykovom soznanii i diskurse [Case names in the linguistic consciousness and discourse]. M. 1991. P. 34.
10. Kharaeva L.Ch. Motivocionnyj analiz leksem-zaimstvovanij, vhodyashchih v makrognezdo «dom» v russkom yazyke [Motivational analysis of token-borrowings included in makronest "home" in Russian] // Izvestiya Kabardino-balkarskogo nauchnogo centra RAN - Proceedings of the Kabardino-Balkar Scientific Centre of Russian Academy of Sciences. 2001, № 5 (43), p. 261.
11. Kuzmina N.A. Intertekst i ego rol' v processah ehvolyucii poehticheskogo yazyka [Intertext and its role in the evolution of poetic language]. Ekaterinburg; Omsk. 1991. P. 268.
УДК 821.111
А. Я. Климовская
Патриархальные и эгалитарные стереотипы феминности и их художественное воплощение в романах А. С. Байетт и М. Дрэббл 1970-1980-х гг. (на материале романов «Дева в саду», «Натюрморт», «Светлый путь», «Естественное любопытство»)
В статье система женских образов романов А. С. Байетт и М. Дрэббл 1970-1980-х гг. рассматривается в гендерном аспекте. В анализируемых романах представлены противоположные типы и характеры сестер, взаимоотношения которых представляют интерес в раскрытии сущности женского начала. В статье охарактеризованы гендерные модели поведения героинь романов Байетт и Дрэббл (различия в ментальных и эмоциональных характеристиках, гендерных ролях), проведен сравнительно-сопоставительный анализ персонажей с точки зрения стереотипов феминности. Делается вывод о том, что у обеих писательниц образы сестер используются для противопоставления традиционной женщины и эмансипированной, с явным
© Климовская А. Я., 2015
приоритетом последней, что свидетельствует о том, что в творчестве Дрэббл и Байетт 1970-1980-х гг. проявляются эгалитарные тенденции, связанные с расширением традиционного понятия феминности и сглаживанием тендерных стереотипов.
In this article the female characters of Byatt and Drabbled novels of the 1970-80-s are treated from the point of view of gender aspect. The analyzed novels present opposing types and natures of sisters whose relationships help to reveal the essence of femaleness. The article describes gender models of behaviour of female characters of Byatt and Drabbled novels (differences in mental and emotional characteristics, gender roles), analyzes the characters from the point of view of the stereotypes of femininity. It is concluded that both novelists use images of sisters to confront traditional woman with emancipated one, with the clear priority of the latter, which shows that the works of Byatt and Drabble of the 1970-1980-s display egalitarian tendencies connected with enlarging of the traditional concept of feminity and smoothing over gender stereotypes.
Ключевые слова: Антония Сьюзен Байетт, «Дева в саду», «Натюрморт», Маргарет Дрэббл, «Светлый путь», «Естественное любопытство», патриархальные и эгалитарные стереотипы феминности, гендерные модели поведения, оппозиция женских характеров, прием контраста, гендерные роли.
Keywords: A. S. Byatt, "The Virgin in the Garden", "Still Life", M. Drabble, "The Radiant Way", "A Natural curiosity", patriarchal and egalitarian stereotypes of femininity, gender models of behavior, opposition of female characters, contrast technique, gender roles.
Современных британских писательниц, родных сестер А. С. Байетт (р. в 1936 г.) и М. Дрэббл (р. в 1939 г.) объединяет разработка темы женского бытия. Начало их писательской карьеры совпадает с подъемом второй волны феминизма (60-70-е гг.). В их творчестве представлены разные типы женского начала, которые как соответствуют, так и противоречат традиционным стереотипам женственности.
Гендерные стереотипы (подчас полярные представления о типично женских и мужских качествах) формируются социумом, проявляются в литературных произведениях и ими же тиражируются. В целом гендерный подход в науке основан на идее о том, что «важны не биологические различия между мужчинами и женщинами, а то культурное и социальное значение, которое этим различиям придает общество» [1].
Учеными признано, что когнитивное разграничение гендера начинается в детстве, и главную роль в усвоении детьми гендерных ролей - характерных поведенческих норм, связанных с маскулинностью и феминностью, - играет социально-культурное окружение [2]. Демонстрируя примеры поощряемого либо недопустимого гендерного поведения, семья, сверстники, СМИ, кино, книги создают и распространяют определенные поведенческие модели, которые воспринимаются как эталоны. В соответствии с патриархальной традицией, провозглашающей примат мужского начала над женским, стереотипные представления о том, что есть мужественность и женственность, реализуются в ассоциативной форме и представлены в виде оппозиций: красота - женское, ум - мужское; работать по дому - женское, зарабатывать деньги - мужское; семья -женское, работа - мужское и т. д. [3]
В рамках патриархального стереотипа положительной героине предписаны такие психологические черты, как доброта, очарование, скромность, застенчивость, послушание. Идеальная героиня в духе традиционных гендерных представлений сострадательна, заботлива, мягка, терпелива, стремится к сохранению гармонии в отношениях [4]. Она руководствуется сердцем, а не логикой. Одним из распространенных способов позиционирования феминности является мотив жертвенности. Женское доминирование осуждается. Если для героя-мужчины важно общественное признание, женщине достаточно быть избранницей своего любимого. Основные архетипы женственности - возлюбленная/любовница, жена (любимая или покинутая), мать, дочь, подруга, содержанка. Архетипы, которые актуализируют негативные женские качества, - хищница, подруга-завистница, глуповатая красотка, коварная лицемерка.
Традиционные гендерные стереотипы эксплуатируются художественной литературой. Для дофеминистской эпохи характерно изображение мужественности и женственности как гомогенных оппозиционных категорий, тенденция к стереотипизации образов персонажей [5]. Новая постфеминистская эгалитарная гендерная идеология исключает поляризацию феминности и маскулинности и основана на более сбалансированной представленности полов [6]. В постфеминистский период наблюдается расширение референциальной базы женственности в таких областях, как профессиональная деятельность, техника.
Целью данной статьи стал гендерный анализ стереотипов феминности на примере центральных образов сестер в четырех романах Байетт и Дрэббл. Отношения между сестрами, наря-
ду с любовными и материнско-дочерними, способствуют раскрытию сущности женского начала. Личный опыт сестринских отношений А. С. Байетт и М. Дрэббл оказался далеким от идеала из-за духа соперничества, которым они были пропитаны. Сестры-писательницы неохотно говорят о своих отношениях, негативно относятся к тому, что их часто ассоциируют друг с другом, утверждают, что прототипами их героинь послужили отнюдь не они сами.
В романе Байетт «Дева в саду» ("The Virgin in the Garden", 1978), первой части задуманной ею по модели прустовского цикла тетралогии о семье Поттер и ее второй части, «Натюрморт» ("Still Life", 1985, премия Серебряного пера) писательнице свойственно глубокое проникновение в психологию обоих центральных персонажей юных сестер. Байетт наделяет оба характера автобиографическими чертами. Сестры представляют разительный контраст между собой с точки зрения внешнего облика, моделей гендерного поведения, психологии и морали. Старшая белокурая Стефани наследует материнскую молчаливость и пассивность. Она мягкая, нежная и создает ощущение покоя. Стефани «ассоциируется с белым цветом... женской чувственностью и весенними цветами», ждет пробуждения любовью [7]. Байетт создает идеализированный образ героини. Хотя Стефани воспитывается в семье атеиста, ей свойственна врожденная христианская доброта. Она, как «добрая самаритянка» [8], выхаживает недоношенных котят, добровольно сидит в няньках с умственно неполноценным ребенком, ищет в людях хорошее и терпима ко всем. Младшая рыжеволосая Фредерика походит на деспотичного отца. По-мужски амбициозная и целеустремленная, она единственная в своей семье не боится открыто противоречить отцу и подобно ему впадает в ярость.
Фредерика находится на пороге взросления, пребывает в пограничном состоянии между детством и взрослой жизнью, между физической и духовной невинностью и обладанием знанием [9]. Будучи похожей на Елизавету I, она играет ее в школьном спектакле и сопоставляется с юной королевой-девственницей, чей образ затмил собой для англичан деву Марию и со временем стал мифической многоликой фигурой. Название романа порождает культурные ассоциации с этим образом. Образ Елизаветы на портрете в самом начале романа сочетает женские черты и черты правителя, земное и небесное начала. У Спенсера, которого цитирует автор, Елизавета предстает в образе матери-природы, объединяющей в себе два начала, не нуждающиеся друг в друге [10]. Ее образ вызывал у современников двойственные чувства: любовь и ненависть, преклонение и страх. Эти двойственные черты характера Елизаветы передаются Фредерике.
В отличие от близкого к традиционному эталона феминности Стефани, в образе Фредерики писательница моделирует андрогинный характер, перемешивая мужские и женские качества, положительные и отрицательные. Байетт создает новый образ феминности, в котором гнев, плотское желание - движущие силы как мужчины, так и женщины [11]. Непорочная Фредерика готова на все ради достижения своих целей и преследует объект своей страсти, автора пьесы Александра.
В первой книге жизненные пути сестер расходятся. Ради утверждения своей независимости и в качестве жеста «пассивного неповиновения» [12] Стефани, блестящая выпускница Кембриджа, возвращается в северный Йоркшир преподавать в родной школе и вопреки воле отца выходит замуж за викарием Дэниэла, который занимается настоящими добрыми делами, в отличие от пустых разглагольствований отца. Замужество реализует ее традиционно женский потенциал заботы о других.
Если заголовок первого романа посвящен Фредерике, то символичная метафора «натюрморт» может быть отнесена на счет Стефани. В своих описаниях жизни этой героини Байетт показывает застывший, окаменевший, мертвый мир. В 25 лет она оказывается запертой в мире домашней рутины, хотя и испытывает удовольствие от семейной жизни. Во время беременности ее жизнью управляет женская биология, она лишается независимости и идентичности («Что-то жило ее жизнью, она не жила» [13]). Ее жизнь от первых родов до вторых характеризуется уменьшающимся количеством слов в голове и увеличивающимся количеством тревог за ребенка, мужа, брата, родителей, свекровь. Она погружена в мир вещей и инертна. Хотя Стефани счастлива в материнстве и замужестве, она страдает оттого, что ей не с кем поделиться и негде применить свои обширные знания. Рутина семейной жизни не дает Стефани реализоваться как личности. Байетт дает негативную оценку обывательскому образу жизни, когда приводит свою любимую героиню к нелепой смерти. Стефани погибает от удара электрическим током, когда она пытается спасти воробья, который попал в мотор холодильника. Заставив героиню совершить такой сострадательный, но незначительный поступок, автор прославляет «самоотверженность» Стефани [14], которая является «единственным носителем исключительно чистого и светлого начала» [15]. Тем не менее именно «в этой повсеместной непреодолимой скуке, рутине, нежелании двигаться вперед писательница и видит главное зло нашего времени» [16].
Семнадцатилетняя Фредерика тоже вырывается из-под отцовской опеки и уезжает учиться в Кембридж. Она олицетворяет молодую женщину 1950-х с новыми потенциями для женской реализации, которая получает удовольствие от своей сексуальности, ума, образования, силы духа.
81
Фредерика во второй части все проверяет на своем опыте, стремится познать жизнь во всех ее проявлениях и своим примером подтверждает концепцию равенства полов. Так Байетт выступает против традиционного представления о гендерных различиях между полами. Фредерика выражает суть андрогинности, сочетая в себе женскую чувственность с мужской уверенностью в себе и независимостью [17]. Она ассоциируется со стихией воды. Вечно текучей воде подобна изменяющаяся натура героини [18].
Хотя Фредерика хочет чего-то добиться через самореализацию, она стремится остаться женщиной. Имея перед глазами пример старшей сестры, она ищет жизни вне замужества. После смены многочисленных партнеров из любопытства, в отношениях с которыми она стремится доминировать, Фредерика познает безответную любовь, осознает, что для многих была причиной страданий. Она, как и Александр, «не согласны погрузиться в бытовую рутину и мечутся в поисках смысла жизни» [19].
Помимо цветовой оппозиции сестры, олицетворяющие два типа женского начала, противопоставлены с точки зрения дискурса. Язык Стефани литературен. «Для Стефани (и Байетт) литература проясняет ментальные концепции и выражает духовные стремления» [20]. Фредерика испытывает на себе воздействие разных дискурсов: социологического, психоаналитического, физиологического, культурного и мифологического, все они раньше были доступны только мужчинам.
Таким образом, в двух романах Байетт воплощены два эталона феминности. Младшая эмансипированная сестра не приемлет образ жизни, модели поведения и гендерные роли, избранные старшей. Обе объединяют в себе контрастные начала, которые представлены в разной степени: дух и материя, интеллект и чувство, бунт и пассивность, амбиции и домашняя рутина, самореализация и забота о ближнем, искусство и реальность. В поиске идеала женского существования Фредерика пытается найти вариант, отличный от традиционного женского. С точки зрения гендерных стереотипов, в отличие от эталона ангельской феминности Стефани, в образе Фредерики писательница моделирует андрогинный характер, перемешивая мужские и женские качества. Байетт не приемлет традиционного представления о пассивности женщины и преобладающего в ней телесного начала.
«Светлый путь» ("The Radiant Way", 1987), первый роман трилогии М. Дрэббл, повествует о конфликте амбициозной, одаренной старшей сестры Лиз и ее антипода Ширли, которая посвящает свою жизнь, подобно многим женщинам своего поколения, служению мужчине. У обеих в прошлом самоубийство отца, обвиненного в эксгибиционизме, и патологическая эксцентричность матери (автобиографическая черта). Их дом в детстве прибранный, но темный и холодный, был лишен материнской любви и душевного тепла. В результате подобного воспитания сестры оказываются не способны на взаимную привязанность.
Тем не менее Лиз и Ширли приспосабливаются к сложным обстоятельствам жизни по-разному. Лиз уходит с головой в учебу, одна из немногих поступает в Кембридж, покидает родной город в поиске лучшей жизни. Со временем сильная духом и более мотивированная Лиз становится успешным психиатром. Карьера, приносящая удовольствие, дает ей возможность самореализации, чувство самоуважения, финансовую независимость и связь с окружающим миром. У нее за плечами два брака, от которых у нее две дочери и три приемных сына. Ее стремление наполнить жизнь разными людьми, событиями - своеобразная терапия от детской изоляции. Несмотря на второй развод пятидесятилетняя Лиз вполне счастлива, ибо самодостаточна. Привыкшая к независимой жизни в своем «современном браке» [21], в котором супруги спят в разных спальнях, а встречаются по выходным за завтраком, она сильна и неуязвима и не получает глубоких эмоциональных ран от развода. Лиз символизирует новый эталон женственности, сочетает разные гендерные роли: матери, профессионала, подруги.
В «Светлом пути» и «Естественном любопытстве» изображены самые теплые взаимообогаща-ющие дружеские отношения между женщинами, длиною в целую жизнь. Подобные сообщества женщин существуют вне зависимости от патриархальных структур. Женская дружба служит «буфером между героинями и мрачными реалиями мира» [22]. Благодаря общению друг с другом героини познают новые незнакомые им миры и находят в нем утешение. Такая трактовка женского единения отличает прозу Дрэббл от изображения женщин у Байетт в роли соперниц за внимание мужчин.
Младшая сестра Ширли акцентируется на просыпающейся чувственности, бросает школу. В 19 лет «Ширли выстраивает свою жизнь вокруг одного случайно выбранного из двух претендентов мужчины и в этом процессе теряет свое "я"» [23]. Она остается в родном Нортэме (Северная Англия) без работы, без перспектив. Со временем Ширли приходит в отчаянье от бесцельности своей жизни: помимо гнетущих домашних обязанностей, выполнения дочернего долга и воспитания детей у нее ничего нет. Брак оказывает на героиню Дрэббл удушающее влияние с точки зрения психологии, подавляет индивидуальность героини, препятствует ее самореализации. Жизнь сродни биологической смерти - неутешительный контекст существования всех героинь-домохозяек 82
Дрэббл. Показательно, что Лиз, с которой ассоциирует себя автор, и ее подруги испытывают предубеждение против женщин, которые ничем не заняты помимо дома. Так, подруга Лиз, Аликс, считает, что притом что Ширли домашняя хозяйка и мать, она ничего не делает. Это суждение отражает авторское «мужское» предубеждение против женщин, лишенных какого-то дополнительного занятия [24] и соответствует доминирующей патриархальной традиции, согласно которой домашняя работа не воспринимается как труд. Ситуация Ширли усугубляется тем, что у нее нет перспективы обновления. Автор подчеркивает монотонность ее существования, которое не скрашивает даже женская дружба. Более чем на двадцать лет быт домохозяйки превращает женщину, склонную некогда к бунту, в символ женской пассивности. Для того чтобы Ширли нашла свой светлый путь, или она, или обстоятельства ее жизни должны измениться коренным образом. Дрэббл манипулирует сюжетом, чтобы с помощью самоубийства мужа дать Ширли второй шанс.
Акцент на различии героинь и их судеб делается в самом начале романа. Дрэббл сопоставляет грандиозный новогодний прием Лиз для знаменитостей, друзей, детей и их знакомых с размеренным семейным обедом Ширли в присутствии ненавистной свекрови, ставшего с годами чужим мужа, чтобы «проиллюстрировать влияние среды на психологию персонажа» [25]. Ее враждебно настроенные друг к другу близкие смотрят телевизор, избегая прямого общения. По телефону Ширли, пребывающая годами в одиночестве, слышит «шум жизни» [26], раздающийся из дома Лиз. Если Лиз все время думает о себе, то Ширли размышляет об успехе сестры, порицает ее свободу, обвиняет в эгоизме, признается в ненависти к Лиз.
Решение проблемы антагонистичных отношений сестер относится ко второму роману трилогии «Естественное любопытство» ("A Natural curiosity", 1989). В отличие от Байетт, Дрэббл не устраняет одну из сестер, но добивается того, чтобы симпатии оставались на стороне эмансипированной Лиз.
Ширли реагирует на самоубийство мужа бегством, по-детски надеясь, что ее поведение обратит на себя внимание ее сестры. Хотя у них нет эмоциональной близости, младшая неотрывно связана со старшей многолетними негативными переживаниями, которые сформировали ее как личность. По возвращении Ширли запирается в своем доме, и Лиз боится, что та будет также одинока как их мать.
Повествователь у Дрэббл в духе эстетики постмодернизма предлагает читателю предугадать финал Ширли: «Как вы думаете, что произойдет с ней? Не думаете ли вы, что наш конец известен благодаря нашему началу, что мы предопределены, что мы бесконечно повторяемся?» [27]
Чтобы разрешить конфликт сестер, Дрэббл прибегает к приемам магического реализма, расширяет границы реальности. Отчужденность Лиз и ее сестры Ширли нарушает неожиданное обнаружение ими сводной сестры Марсии. Первая встреча Лиз со сводной сестрой Марсией происходит случайно на вечеринке, после которой они оказываются в больнице, куда сопровождают одного из гостей. Знаменательно, что это та самая больница, где родились Лиз и Ширли, а их мать умерла. Сюжет идет по кругу: забирает мать, причинившую так много боли Лиз и Ширли, и заменяет ее Марсией, которая принесет сестрам счастье. Марсия избегает пагубного влияния наследственности и связанной с ней детской травмы благодаря вмешательству судьбы: будучи незаконнорожденной и воспитанной приемными родителями, она лишается корней, появляется в жизни Лиз и Ширли только во взрослом возрасте. Благодаря этому их отношения зрелые и не обременены психологией. Эта встреча предопределена судьбой, а значение ее огромно, особенно в этот период жизни Лиз и Ширли, когда сестры оказываются на перепутье. Лиз в данный момент скучно и одиноко: дети и пасынки выросли, ее лучшие подруги уехали из Лондона, ее любопытство к жизни, которое всегда ее спасало, угасает. У Ширли в свою очередь тоже нет цели, она пассивно ждет восстановления нарушенной жизни. Душевная и щедрая Марсия, легкая в общении, учит сестер тому, что многое в личности формируется внешними факторами, что не только наследственность определяет участь человека. Она убеждает сестер, что они не обречены повторить судьбу своей сумасшедшей матери. Универсальной теории о связи характера и воспитания не существует. Появление Марсии служит доказательством целительных способностей женских взаимоотношений [28].
В отличие от упоминаемого повествователем романа А. Беннета «Повесть о старых женщинах» (1908), безжалостное время не превращает Лиз и ее подруг в старых развалин, не одерживает победу над женщинами. Зрелые романы Дрэббл отражают скрытую критику фрейдисткой оценки женской психологии, согласно которой принадлежность к женскому полу определяет судьбу. Способности Лиз и ее подруг с годами не уменьшаются. Их история была и будет историей выживания.
Таким образом, образы сестер у Дрэббл, как и у Байетт, представлены в контрастной оппозиции друг другу. С точки зрения гендерной проблематики, у Дрэббл одна сестра выступает против патриархальных стереотипов (разведена и независима, реализует свое право на выбор собственного пути), другая им следует и несчастна в браке. Сильная женщина, отличающаяся от
83
патриархальных эталонов феминности, противопоставлена той, которая их олицетворяет. Лиз демонстрирует приверженность новому образу жизни, который противоречит общепринятому стереотипу женского существования в лоне семьи, и не подчиняется мужскому авторитету. Свой зрелый возраст Лиз воспринимает как время возрождения, трансформации в психологическом и духовном плане [29] и преодолевает сложные обстоятельства жизни, в отличие от своего антипода. Счастье такой героини определяется возможностью выбора: она сочетает успешную карьеру и финансовую независимость с общением с повзрослевшими детьми и подругами. Концепты судьбы и удачи используются для мотивировки счастливых обстоятельств жизни этой героини, что символизирует отход от доктрин патриархальной культуры, когда счастливый финал - заслуга героини. Нравственные позиции героинь не противопоставляются.
Итак, сравнительный анализ воплощения стереотипов феминности в романах Байетт и Дрэббл 1970-1980-х гг. показал, что обе писательницы в облике сестер создают контрастные образы. У обеих писательниц образы сестер используются для противопоставления традиционной женщины и эмансипированной, с явным приоритетом последней. При всем своеобразии творческих индивидуальностей в анализируемой прозе просматривается определенная типологическая общность гендерной проблематики, которая заключаются в выражении конфликта героинь с патриархальными нормами и стереотипами, согласно которым исторически сложившиеся гендерные роли женщины связаны с замужеством и материнством. Байетт и Дрэббл критически относятся к браку как социальной обязанности женщины, способной подавить ее индивидуальность. Их эмансипированные героини хотят реализоваться не только как женщины, но и как личности в стремлении к внутреннему освобождению и обретению собственной индивидуальности. Типология женских образов анализируемых романов не укладывается в оппозицию добродетель/порок, традиционную для патриархальной культуры. Это позволяет сделать вывод о том, что в творчестве Дрэббл и Байетт 1970-1980-х гг. проявляются эгалитарные тенденции, связанные с расширением традиционного понятия феминности и сглаживанием гендерных стереотипов.
Примечания
1. Пушкарь Г. А. Типология и поэтика женской прозы: гендерный аспект (на материале рассказов Т. Толстой, Л. Петрушевской, Л. Улицкой): дис. ... канд. филол. наук. Ставрополь: СГУ, 2007. C. 3.
2. Гендер в британской и американской лингвокультурах: монография / под общ. ред. Е. С. Гриценко. М.: ФЛИНТА: Наука, 2011. C. 159.
3. Там же. С. 168.
4. Там же. С. 162.
5. Там же. С. 157.
6. Там же. С. 167.
7. Kenyon O. Women Novelists Today. A Survey of English Writing in the Seventies and Eighties. Brighton: The Harvrester Press, 1988. P. 62.
8. Byatt A. S. The Virgin in the Garden. Harmondsworth: Penguin Books, 1981. P. 29. (Здесь и далее перевод наш. - А. К.)
9. О мотиве порога в творчестве Байетт см.: Lang K. Existence on the Threshold: Liminal Characters in the Works of A. S. Byatt. URL: http//: ro.uow.edu. au/theses/346
10. Byatt A. S. Op. cit. P. 14.
11. Kenyon O. Op. cit. P. 73.
12. Byatt A. S. Op. cit. P. 70.
13. Byatt A. S. Still life. Harmondsworth: Penguin Books, 1987. Р. 84.
14. Bokat N. S. The Novels of Margaret Drabble: this Freudian family nexus. N. Y.: Peter Lang. 1998. P. 60.
15. Ламбаева Е. Д. Функция художественной детали в творчестве А. С. Байетт на примере романа «Натюрморт» // Татьянин день: сб. ст. и материалов V республ. науч.-практ. конф. «Литературоведение и эстетика в XXI веке». Казань: РИЦ «Школа», 2008. Вып. 5. Ч. I. С. 121-127.
16. Там же. С. 127.
17. Бочкарева Н. С., Графова О. И. Экфрастическая экспозиция в романе А. С. Байетт «Натюрморт» // Российская и зарубежная филология. 2014. Вып. 4 (28). C. 196.
18. Там же. С. 195.
19. Ламбаева Е. Д. Указ. соч. С. 126-127.
20. Kenyon O. Op. cit. P. 64.
21. Drabble M. The Radiant Way. Harmondsworth: Penguin books, 1988. P. 9.
22. Bokat N. Op. cit. P. 139.
23. Ibid. P. 91.
24. Ibid. P. 190.
25. Ibid. P. 229.
26. Drabble M. Op. cit. P. 95.
27. Drabble M. A Natural curiosity. Harmondsworth: Penguin books, 1990. P. 252.
28. Bokat N. Op. cit. P. 195.
29. Gullette M. Safe at Last in the Middle Years. Berkley, Los Angeles, London: University of California Press, 1988. P. 85.
Notes
1. Pushkar G.A. Tipologiya i poehtika zhenskoj prozy: gendernyj aspekt (na materiale rasskazov T. Tolstoj, L. Petrushevskoj, L. Ulickoj): dis. ... kand. filol. nauk [Typology and poetics of women's prose: the gender dimension (based on the stories of T. Tolstaya, L. Petrushevskaya, L. Ulitskaia): Dis. ... Cand. Philology]. Stavropol. SGU. 2007. P. 3.
2. Gender v britanskoj i amerikanskoj lingvokul'turah: monografiya - Gender in the British and American lingvocultures: monograph / under gen. ed. E.S. Gritsenko. M. FLINTA: Nauka. 2011. P. 159.
3. Ibid. P. 168.
4. Ibid. P. 162.
5. Ibid. P. 157.
6. Ibid. P. 167.
7. Kenyon O. Women Novelists Today. A Survey of English Writing in the Seventies and Eighties. Brighton: The Harvrester Press, 1988. P. 62.
8. Byatt A. S. The Virgin in the Garden. Harmondsworth: Penguin Books, 1981. P. 29. (Hereinafter, translation is ours. - AK)
9. On the threshold of the motif in the works of A. S. Byatt see: Lang K. Existence on the Threshold: Liminal Characters in the Works of AS Byatt. Available at: http //: ro.uow.edu.au/theses/346
10. Byatt A. S. Op. cit. P. 14.
11. Kenyon O. Op. cit. P. 73.
12. Byatt A. S. Op. cit. P. 70.
13. Byatt A. S. Still life. Harmondsworth: Penguin Books, 1987. P. 84.
14. Bokat N.S. The Novels of Margaret Drabble: this Freudian family nexus. N. Y .: Peter Lang. 1998. P. 60.
15. Lambaeva E.D. Funkciya hudozhestvennoj detali v tvorchestve A. S. Bajett na primere romana "Natyurmort" [Function of artistic detail in the works of A. S. Byatt based on the novel "Still Life"] // Tat'yanin den': sb. st. i materialov V respubl. nauch.-prakt. konf. «Literaturovedenie i ehstetika v HKHI veke» - Tatyana's Day: col. art. and proceedings of the V Repub. scientific and practical conf. "Literature and Aesthetics in the twenty-first century." Kazan. RIC "School". 2008, is. 5, part I, Pp. 121-127.
16. Ibid. P. 127.
17. Bochkareva N.S., Grafova O.I. EHkfrasticheskaya ehkspoziciya v romane A. S. Bajett "Natyurmort" [Attractionsi exposure in the novel of A. S. Byatt "Still Life"] // Rossijskaya i zarubezhnaya filologiya - Russian and foreign philology. 2014, is. 4 (28), p. 196.
18. Ibid. P. 195.
19. Lambaeva E.D. Op. cit. Pp. 126-127.
20. Kenyon O. Op. cit. P. 64.
21. Drabble M. The Radiant Way. Harmondsworth: Penguin books, 1988. P. 9.
22. Bokat N. Op. cit. P. 139.
23. Ibid. P. 91.
24. Ibid. P. 190.
25. Ibid. P. 229.
26. Drabble M. Op. cit. P. 95.
27. Drabble M. A Natural curiosity. Harmondsworth: Penguin books, 1990. P. 252.
28. Vokat N. Op. cit. P. 195.
29. Gullette M. Safe at Last in the Middle Years. Berkley, Los Angeles, London: University of California Press, 1988. P. 85.
УДК 820
М. А. Маслова
Синтез просветительской и романтической традиций в творчестве У. Теккерея
Статья посвящена проблеме традиции в художественном тексте. На материале романа «История Генри Эсмонда» рассматривается связь творческих поисков Теккерея с традицией просветительского романа-воспитания и предромантического готического романа. В частности, структурообразующая роль мотива дороги, встречи, тайны рождения героя. Отмечается «идиллический» момент в романе Теккерея, который связывает его художественную концепцию с традицией классического английского романа. Подчеркивает© Маслова М. А., 2015
