CC BY
23
УДК 07.00.03
ПАТЕРНАЛИСТСКИЕ НАЧАЛА ПОЛЬСКОГО ПРОТЕКТОРАТА В ОТНОШЕНИИ ЛИВОНСКИХ ЗЕМЕЛЬ1
© 2020 Д. А. Бессуднов
канд. ист. наук, ведущий научный сотрудник кафедры всемирной истории и международных отношений Гуманитарного института e-mail: d. bessudnov @ mail. ru
Новгородский государственный университет им. Ярослава Мудрого
В настоящей статье будет исследована проблема генезиса системы патерналистских взаимоотношений рижских архиепископов в Ливонии и правителей Польско-Литовского государства, выступавших в их отношении в статусе протекторов, наделенных правом оказывать защиту и покровительство. Это право закрепляло за сторонними государями часть сеньориальных функций, касающихся обязанностей сюзерена обеспечивать защиту вассала, а также его прав и привилегий. Не найдя поначалу активного применения, право покровительства польско-литовских государей со временем дополнилось рядом новых прерогатив, став в конечном счете удобной платформой для расширения влияния Ягеллонов в ливонских землях и включения Ливонии в состав Польско-Литовского государства на основаниях, закрепленных древним правом и в обход особого статуса Ливонии как «крестоносного государства», находившегося под покровительством пап и императоров. С момента своего появления патерналистское по своей сути право протектора Рижского архиепископства претерпело серьезную трансформацию и сыграло значительную роль в формировании правовой базы инкорпорации Ливонии, пройдя путь от отношений покровительства к отношениям подданства.
Ключевые слова: Ливония, Ливонская конфедерация, Ливонский орден, Рижская епархия, Корона Польская, Польша, королевство Польское, Великое княжество Литовское, ВКЛ, Сигизмунд I, Сигизмунд II Август.
Развитие европейских государств в эпоху Нового времени сопровождалось активным государственным строительством. Пути формирования государственных образований были различны - от заключения династических союзов до вооруженной экспансии. Но между этими двумя полюсами можно обнаружить и другие способы интеграции, каким, в частности, являлся процесс поглощения Польско-Литовским государством территории так называемой Старой Ливонии. В ходе последовательного включения этих территорий во владения Ягеллонов был применен любопытный политико-правовой концепт, имевший поначалу типично средневековое содержание, но впоследствии подвергшийся серьёзной переработке под влиянием актуальной на тот момент внешнеполитической повестки.
Будучи, что характерно для Средневековья, не единым государством, а конфедерацией отдельных синьорий, Ливония стала ареной противоборства между магистрами Ордена и ливонскими прелатами, лидером которых выступал архиепископ Риги. Борьба шла с переменным успехом вплоть до утраты Ливонией независимости, становясь причиной многочисленных внутренних войн. В этих конфликтах Ягеллоны, будучи заинтересованными в усилении своего влияния в Ливонии и особенно в Риге, традиционно поддерживали рижских архиепископов [Hellmann 1992: 128].
В XIV в. польский король оказался в числе назначенных императором «сохранителей» (oonservatores) и «исполнителей» (exeoutores) Рижского
1 Исследование выполнено при поддержке гранта РНФ № 19-18-00-183
архиепископства, в чьи функции входили курирование епархии и её привилегий, противодействие восстаниям, защита земель и имущества архиепископа, а также право «именем нашего величества наказывать [виновных] в соответствии с содеянным; и в соответствии с авторитетом нашего величества оказывать любую помощь» [CDPL 1759: 75-78]. Тем самым принадлежащая императорам сеньориальная функция защитника делегировалась дружественным Риге католическим государям, к числу которых относился и король польский, который с вступлением этого акта в силу получал законный повод вмешиваться в распри духовенства и Ордена в Ливонии, извлекая выгоду в отношениях с обеими противоборствующими сторонами. Данная привилегия предполагала постоянное переутверждение, поэтому общая формула этих актов, обрастая новыми функциями, сохранилась и в более поздних актах.
Пожалование 1366 г. было переутверждено Вацлавом IV (1361-1419) в 1395 г. [Ibid.: 175-182] Содержание привилегии было дополнено конкретным указанием на Орден как на главную угрозу благополучию епархии, причем в случае ущемления прав подопечного консерваторы имели право объявить магистру войну. Примечательно также, что в числе консерваторов впервые фигурирует великий князь Литовский, являвшийся в то же время и королём польским. Продолжая тенденцию, Вселенский собор в Констанце 1416 г. признал великого Литовского князя Витовта протектором Дерптской епархии и наделил его функциями, аналогичными привилегии 1366 г. [Index corporis 1835: 176, 197-198, 212, 220]. 30 января 1427 г. по просьбе Рижского архиепископа Хеннинга Шарпенберга (1424-1448) и его капитула папой Мартином V (1368-1431) была выпущена булла, в которой Витовт провозглашался протектором Рижской епархии [Codex epistolaris 1891: 755-756]. И уже через три года Витовт прибегнул к своему статусу протектора, вмешавшись в конфликт архиепископа и магистра из-за о. Эзель (Сааремаа), что привело к войне Ливонского ордена с Литвой -прецедент, легший в основу схожих событий, связанных с заключением Позвольского договора в 1557 г. [LECUB 1884: 901-903].
Юридический статус польско-литовских монархов как протекторов Риги получил окончательное оформление в 1435 г. в постановлении Базельского собора, согласно которому они назначались защитниками прав и свобод рижского диоцеза, обязанными оберегать и поддерживать эти земли и их главу - архиепископа [Ibid.: 546]. Примечательно что в данном постановлении впервые указана не группа государей, а конкретно монарх Польско-Литовского государства, что опять же свидетельствует о его особой роли в политической жизни Рижской епархии. Обновленная привилегия в целом повторяет содержание предыдущих документов, касающихся протектората польско-литовского монарха, однако поле ответственности протектора было дополнено обязанностью защищать не только светские, но и духовные прерогативы архиепископства. Подобное дополнение оказалось впоследствии весьма существенным, поскольку приобретение полномочий в сфере церковного права предоставило протектору возможность манипулировать назначением коадъюторов, продвигая на должность нужного человека и дискредитируя конкурентов со стороны Ордена, якобы нарушающих права польско-литовского государя как протектора, - схема, успешно примененная в XVI в. для назначения коадъютором сначала Вильгельма Бранденбургского, а затем Кристофа Мекленбургского. Примечательно также, что в 1519 г. данный документ был затребован литовцами для снятия копии, которая была внесена в состав Литовской Метрики как привилегия, закрепляющая права литовского великого князя в отношении Рижского архиепископства. Впоследствии правовой статус протекторов Рижского диоцеза был переутвержден императорским указом от 12 января 1521 г. без особых изменений [MLA 1847: 127-129].
Начиная с XVI в. документы фиксируют активное использование политико-
правового концепта протектората как инструмента влияния на положение дел в Ливонии. Начало было положено обращением к статусу протектора во время конфликта ливонского магистра Вольтера фон Плеттенберга (1494-1535), поддерживавшего протестантов-рижан, и рижского архиепископа Иоганна VII Бланкенфельда (1524-1527). Сознавая, что преимущество отнюдь не на его стороне, Иоганн вступил в дипломатическую переписку с государем Польши-Литвы Сигизмундом I Старым (1467-1548) [CDPL 1759: 186-188]. Сигизмунд использовал свой статус протектора для оказания политического давления на Ливонию. В инструкции послам, направленным для участия в Вольмарском ландтаге, Сигизмунд заявил о нарушении прав архиепископа Риги и епископа Дерпта и потребовал возместить им причиненный ущерб. Вдобавок, апеллируя к своему праву протектора, он потребовал от магистра прекратить поддержку лютеран, пригрозив в противном случае прибегнуть к силе [Acta Tomiciana 1876: 53-55]. Естественно, что одними лишь угрозами остановить распространение идей протестантизма было невозможно; однако данные события послужили в качестве прецедента для последующего развития и наполнения концепта протектората новым политическим смыслом и силой. Обращение Сигизмунда к древнему праву покровительства не было оспорено сословиями на ландтаге в Вольмаре, что стало первым шагом к признанию его статуса арбитра в полном соответствии с пожалованиями императоров и пап. Этот прецедент имел неочевидные, но далеко идущие последствия. Выступление представителей польско-литовского государя на ландтаге способствовало его сближению с Рижским архиепископом, который в условиях Реформации как никогда нуждался в поддержке и был готов принять её откуда угодно [Селарт 2011: 157-165]. С этого момента архиепископы Риги начинают в открытую ориентироваться на Вильно и Краков, оказывая польско-литовским государям всестороннюю помощь и координируя с ними свои действия [CDPL 1759: 185-186; Acta Tomiciana 1876: 119-120].
Почвой для дальнейшего развития и видоизменения политико-правового концепта протектората стали события в соседней Пруссии, еще с XV в. пребывающей в зависимости от Польской Короны. С момента подписания Торуньского договора в 1466 г. магистры Прусского ордена не оставляли попыток освободиться, уклоняясь от обязательств и принесения присяги польскому королю. Тем не менее, несмотря на покровительство императора Священной Римской империи Максимилиана I (15081519) и неспокойную обстановку внутри самой Польши [Biskup 1975: 410], эта борьба не увенчалась успехом: утратив поддержку Священной Римской империи, Прусский орден проиграл в войне 1519-1521 гг. Потерпев поражение от Польско-Литовского государства, верховный магистр Тевтонского ордена Альбрехт Бранденбургский (15111568) пошел на отчаянные меры, - вопреки уже существовавшей системе связей Ордена и императора, Альбрехт секуляризовал подвластные земли и принял вассальную присягу по отношению к польскому королю Сигизмунду I Старому. Однако окончательное решение прусского вопроса породило множество противоречий в дальнейшем. Секуляризация Пруссии и принесение присяги Сигизмунду I разрушала систему связей Ливонии, считавшейся имперским леном, и империи, в силу чего император Священной Римской империи Карл V просто отказался признавать факт перехода Пруссии под прямую зависимость от Польской Короны [Rasmussen 1973: 14].
Порвав с империей и получив титул светского герцога, Альбрехт стал одним из самых активных защитников внешнеполитических интересов Ягеллонов в Прибалтике [GStA PK № 75; Index corporis 1835: 209]. Прусский герцог даже предлагал магистру «братского» Ливонского ордена последовать его примеру и осуществить секуляризацию Ордена [Kreem 2006: 43-57], но, и получив отказ, не оставил попыток приведения Ливонии под власть польского короля. Альбрехт стал одним из авторов проекта
присоединения соседней Ливонии посредством применения древнего права покровительства польских королей и великих князей литовских над землями Рижского диоцеза и наполнения этой привилегии новым политическим смыслом [GStA № 75, № 66, № 1787; Acta Tomiciana 1960: 279-285]. Права протектора, охранителя и защитника, были закреплены за польско-литовскими монархами самими императорами, а значит, могли быть применены для укрепления позиций Ягеллонов в Ливонии в обход существовавших императорских и папских постановлений. Успеху проекта способствовало наличие многочисленных проблем внутри самой Ливонии. В 20-30-е гг. XVI в. Орден продолжал вести борьбу с епископатом, что лишь осложнялось распространением идей Реформации, сопровождаясь активизацией политически влиятельных сословий, рыцарства и городов, внося в эту борьбу особую напряженность [Quednau 1939: 34-35].
Шанс расширить влияние польско-литовского монарха в Ливонии предоставился с избранием Томаса Шонинга (1528-1539). С вступлением в должность архиепископ должен был назначить себе коадъютора, преемника, который впоследствии должен был занять место архиепископа. Желая укрепить свои позиции, Шонинг предложил на эту высокую должность персону княжеского рода, а именно брата прусского герцога Альбрехта, Вильгельма Бранденбургского (1529-1563). В политической практике Ливонии этот случай не имел прецедентов, а между тем подобное назначение было крайне выгодно самому архиепископу, поскольку урожденный князь не только обладал более высоким статусом, но и был связан кровным родством и с немецкой знатью, и с домом Ягеллонов. В своем письме от 1529 г. к ливонскому магистру Сигизмунд I, апеллируя к своему праву протектора, настоятельно призвал Орден, архиепископа и рижский капитул признать Вильгельма Бранденбургского коадъютором [MLA 1847: 130-131]. Как следует из текста письма, речь шла исключительно о светских функциях, характерных для средневековых отношений сюзеренитета, - государь исполнял свою обязанность по защите подопечных и их привилегий. Источником права в данном случае выступал легитимный сюзерен Ливонии, император Священной Римской империи, делегировавший часть своих прав и обязанностей сторонним государям, и в частности - правителю Польско-Литовского государства. Вмешательство Сигизмунда I было поддержано архиепископом Шонингом, рассчитывавшим обрести в фигуре польско-литовского монарха надежный политический гарант [MLA 1847: 147-149, 153-154, 156-158]. В итоге, в 1529 г. Вильгельм был избран, став, в полном соответствии с расчетом Альбрехта, проводником политики прусского герцога, и сторонником укрепления позиций польско-литовского государя в ливонских землях [Quednau 1939: 20-22]. Успешное применение древнего права покровительства в качестве действенного инструмента влияния на ливонскую политику стимулировало рост интереса к данному политико-правовому концепту. Имеются свидетельства усилий Альбрехта, проводившего изыскания в архивах для уточнения документальной базы этого права [GStA № 66; Acta Tomiciana 1960: 279-285].
Новый этап в расширении власти Ягеллонов последовал вслед за смертью Томаса Шонинга в 1539 г. Традиция предписывала назначить на эту должность коадъютора архиепископа - Вильгельма, который, несмотря на обоснованные опасения рижского магистрата, был избран. Приняв высокий сан, Вильгельм взял курс на дальнейшее сближение с Польско-Литовским государством, используя поддержку Сигизмунда в борьбе с противодействием Ордена и ливонских сословий [Hartmann 2004: 276]. Но и без того непростую внутреннюю ситуацию в Ливонии еще больше осложнило выдвинутое в 1554 г. требование русского царя Ивана IV (1547-1584) об уплате «юрьевской дани» с Дерптского епископства. Параллельно с территориальными претензиями выступил и Сигизмунд II Август (1529-1572), требуя проведения ревизии
литовско-ливонской границы и возвращения захваченных Орденом земель, угрожая в противном случае применить «иные меры» [GStA № 1613]. На созванном в 1554 г. ландтаге Вильгельм, будучи сторонником заключения союза с Польско-Литовским государством, открыто противопоставил себя магистру, ответив, что, в случае несоблюдения прав Сигизмунда как протектора и введения его войск в Ливонию, ливонские прелаты не станут поддерживать Орден [GStA № 1603, № 1634]. В том же 1554 г. Сигизмунд II Август направил рижскому капитулу посольство, снабдив его особой инструкцией, где с позиции протектора отмечал плачевное состояние диоцеза [GStA PK, XX, HA HBA. № 1638]. Причиной этого упадка он указывал козни Ордена, в силу чего он, в соответствии с постановлениями вселенских соборов и обращений архиепископов, намерен выступить как защитник епархии «и взять [их] под свою руку». Опираясь на прецедент с избранием Вильгельма, монарх призвал капитул признать в качестве коадъютора его кандидата, Кристофа Мекленбургского (1538-1592), обещав «защищать и управлять ими», как это было установлено в соответствии с папскими и императорскими привилегиями. Подобное назначение противоречило постановлениям Вольмарского ландтага 1546 г., запрещавшим избрание коадъютором урожденных князей, но вышеуказанную правовую норму ливонского законодательства Сигизмунд II Август просто объявил недействительной по той причине, что её утверждение не было согласовано с ним как с протектором епархии [GStA № 1684, № 1686]. С избранием Кристофа в 1556 г. противоречия между ливонскими сословиями достигли своего предела. Грубое нарушение постановлений Вольмарского ландтага оголило непреодолимый раскол между Орденом и ливонскими прелатами, поддерживаемыми польско-литовским монархом. Первым действовать начал Орден. Перехватив в 1556 г. тайную переписку Вильгельма с Сигизмундом, магистр Генрих фон Гален (1551-1557) получил доказательства подготовки польско-литовского вторжения. Ситуация сильно накалилась: с одной стороны, теперь в отношении архиепископа у Ордена были развязаны руки, но с другой - в процессе усобицы погиб польский дипломат Каспар Ланский, что давало Сигизмунду II Августу повод и право прямо вмешаться в ход событий [GStA № 1536, № 1613; Hartmann 2004: 276-279; Попов, Филюшкин 2009: 157].
Было решено сначала надавить на Орден, и летом 1557 г. литовские войска разместились у ливонской границы [GStA № 2087; Rasmussen 1973: 70-71]. 28 августа 1557 г. был подготовлен акт об объявлении войны, согласно которому Орден «самовольно пошел на Рижского архиепископа, нашего вассала (sic!) и брата, бесчестной войной и незаконно захватил его и его владения». В этой связи Сигизмунд, исполняя свое право покровителя и в силу кровного родства, объявляет Ордену войну. Однако до вторжения не дошло - Орден, сознавая слабость своих позиций, пошел на заключение мира. Позвольский договор, подписанный 14 сентября 1557 г., утверждал полную реституцию архиепископа и коадъютора, а также союз против России, но что кроме того - де-факто легитимизировал прямое силовое вмешательство польско-литовского монарха во внутреннюю политику Ливонии [GStA № 2084]. Примечательно, что в рамках Позвольского договора Сигизмунд II Август выступал не от лица сословий Польско-Литовского государства, как это было в обычной практике, а лично, реализуя собственное право в качестве протектора Рижской архиепархии.
Тем самым, опираясь на древнее право покровительства, Сигизмунд II Август в 1556-1557 гг. оспорил норму ливонского законодательства, запрещавшую избрание выгодного ему кандидата, и, не ограничившись декларацией, прибегнул к силовому давлению. С подписанием Позвольского договора в 1557 г. был юридически оформлен прецедент участия польско-литовского правителя в законотворчестве государств Ливонской конфедерации, что уже расходилось с представлениями о ливонском протекторате как о форме сеньориальных отношений, каким оно представлялось в XIV-
XV вв., но уже несло в себе элементы отношений подданства - и в акте объявления войны Ордену Сигизмунд уже называл Вильгельма своим вассалом [Попов, Филюшкин 2011: 198-199]. Вдобавок, этот прецедент был закреплен в документе, не являвшемся папским или императорским постановлением. Тем самым типично сеньориальное право покровительства претерпело значимую трансформацию, приобретя черты, более характерные для современной концепции протектората как формы межгосударственных отношений, при которой протежируемое государство отчуждает в пользу своего протектора право осуществления части своих суверенных прав при условии сохранения собственной государственности и автономии в решении внутренних вопросов.
В условиях начавшегося в 1558 г. русского вторжения в Ливонию обозначенное право польско-литовского государя было использовано в качестве правовой основы для распространения прерогатив протектора на территорию всей Ливонии. На рижском ландтаге зимой 1558 г. архиепископ обратился к ливонским сословиям, призвав, за неимением других средств, принять частичное подчинение королю польскому чтобы защититься от войск Ивана IV [BUGL 1865: 300; Neue Quellen 1884: 107-109]. Его призыв был поддержан, но с условием, что характер подчинения власти протектора, равно как и положение Ливонии, будет согласовано с императором и князьями Священной Римской империи, чтобы пресечь возможные обвинения в измене, как это было с инкорпорацией Пруссии [GStA № 2404; Karwowski 1873: 53]. Опора на положение о праве протектора, сложившемся в рамках имперского правового поля, была весьма удобным фундаментом для полемики с императором и сословиями Священной Римской империи, поскольку переход Ливонии под власть польско-литовского государя представлялся как реализация древнего (что было немаловажно для подтверждения его валидности) права, дарованного ему самими же императорами, гарантирующего ливонскому ландсгерру покровительство и защиту, которые сама империя была не в состоянии обеспечить. Кроме того, вся ответственность за переход всей Ливонии к Сигизмунду II Августу - по крайней мере, в соответствии с европейскими правовыми представлениями - возлагалась на Ивана IV, который нарушил мирный договор с польско-литовским государем совершив нападение на его подопечных [Neue Quellen 1884: 107-109]. В инструкции послов Вильгельма, отправленных на сейм в Вильно по вопросу условий инкорпорации, отчетливо виден преемственный и патерналистский характер взаимоотношений рижских архиепископов с правителями Польско-Литовского государства: «...поскольку мы и наше архиепископство были переданы церковными соборами и императорами его королевскому величеству под протекцию <...> в силу этого протекторства, а также нашей персоны как вашего величества кровного родственника <...> [Сигизмунд должен] наконец взять нас к себе в вечной радости на множество лет» [GStA № 2423].
Итогом сейма стало подписание в августе 1559 г. первого Виленского договора, распространившего протекторские полномочия Сигизмунда II Августа на Орден и всю Ливонию [Quellen 1863: 267-271]. Монарх получал право для размещения гарнизонов в ливонских замках. В отношении русского царя Сигизмунд обязывался направить в Москву требование прекратить войну, вернуть захваченные земли, возместить нанесенный ущерб провинции, а также «чтобы нас не отрывали от ливонцев в будущем». Сигизмунд лично и от лица своих преемников обещал оберегать и защищать Ливонию от врагов (в первую очередь - от московского царя), и осуществить ответный военный поход. Как протектор Ливонии, польско-литовский государь обязывался сохранять в Ливонии неизменными все права и привилегии, свободу вероисповедания, существующую налоговую систему, а также не покушаться на движимое и недвижимое имущество ливонцев. Подписание первого Виленского договора в контексте истории развития польско-литовского протектората имеет двойное значение: с одной стороны,
утверждение данного акта распространило влияние Сигизмунда II Августа с конкретно Рижской епархии на всю Ливонию; а с другой - налицо изменение внутреннего содержания прав протектора с исполнения делегированных императорами и папами полномочий в отношения подданства, лишь формально базировавшиеся на древнем политико-правовом концепте покровительства. По мере введения польско-литовских войск в ливонские замки и крепости и включения Сигизмунда II Августа в войну за Ливонию право протектора окончательно трансформируется в отношения сюзеренитета, закрепленные в 1561 г. вторым Виленским договором, провозгласившим инкорпорацию Ливонии в состав Польско-Литовского государства [Rasmussen 1973: 215-216].
В заключительной части статьи вновь надо отметить длительность процесса формирования и развития идеи польско-литовского протектората над государствами Ливонской конфедерации. В основе своей оно было патерналистским: источником права выступал формальный глава иерархии западноевропейских государей, император Священной Римской империи, который делегировал часть своих обязанностей сюзерена сторонним государям. Ключевые моменты развития этой привилегии были связаны с пожалованиями и подтверждениями императоров Священной Римской империи, которым Ливония принадлежала в силу их исконного права.
Первоначально эта привилегия представляла собой некую формализированную разновидность сеньориальных отношений, патриархальных в своей основе, предполагавших оказание протектором защиты и покровительства в обмен на признание его статуса и полномочий. Первоначально она не представляла интереса для польско-литовских государей, но, начиная со второй половины XV в., в связи с осложнением внутренней обстановки в Ливонии и ее «интернационализацией», то есть вовлечением иностранных держав, идея протекторства постепенно стала приобретать значение. Тенденция получила развитие в первой половине XVI в., в связи с развитием Реформации в Ливонии и особенно положением дел в Риге, когда польские короли Сигизмунд I Старый и Сигизмунд II Август энергично включились в ход внутриливонской политики с целью вовлечения Ливонии в сферу своего влияния. При этом старинная парадигма, касающаяся покровительства над Рижской епархией, оказалась весьма удобным инструментом. Впервые случаи вмешательства польско-литовских государей в разрешение внутриливонских проблем с использованием права протекторства имели место на рубеже 20-30-х гг. XVI в. в связи с выборами маркграфа Вильгельма Бранденбургского коадъютором и ближайшим преемником архиепископа Рижского Томаса Шонинга. Тем самым был создан прецедент для успешного проведения польской политики в отношении Ливонии. Древность и патерналистский характер права протектора играли в пользу его легитимизации, внешне- и внутриполитическое положение Польско-Литовского государства в последующие годы позволило существенно усилить политико-правовой потенциал права протектората. Протектор из стороннего арбитра стал полноценным актором. Таким образом, патерналистско-сеньориальные отношения, более характерные для Средневековья, были успешно использованы в качестве инструмента влияния на внутреннюю политику Ливонской конфедерации, сыграв роль политической «ширмы», обеспечившей присоединение ливонских земель к владениям Сигизмунда II Августа без нарушения папских и императорских постановлений.
Библиографический список
Acta Tomiciana. Kornik: Biblioteka Kornicka, 1876. T. 8. 408 s.
Acta Tomiciana. Posnaniae: Bibliothecae Kornicensis, 1960. T. 16. Cz. 1. 717 s.
Biskup M. Geneza i znaczenie holdu pruskiego 1525 roku // Komunikaty Mazursko-Warminskie. Rocznik: Osrodek Badan Naukowych im. Wojciecha K^trzynskiego, 1975. № 4. S. 407-424.
Briefe und Urkunden zur Geschichte Livlands in den Jahren 1558-1562 (BUGL) / hrgs. v. F. Bienemann. Riga: Verlag von N. Kymmel, 1865. Bd. 1. 315 s.
Codex diplomaticus Regni Poloniae et Magni Ducatus Lituaniae (CDPL) / Coli. M. Dogiel. Vilnae: Typografia Regia et Reipublicae, 1759. T. 5. 560 s.
Codex epistolaris Vitoldi Magni Ducis Lithuaniae 1376-1430 / Coll. A. Prochaska. Cracoviae: Academiae Literarum, 1882. 1113 s.
Geheimen Staatsarchiv Preußischer Kulturbesitz (GStA PK), Berlin: Her-zog Albrecht (HA), Herzoglichen Briefarchiv (HBA) XX (GStA).
Hartmann S. Neue Quellen zur livländischen Koadjutorfehde 1555/1556 // Aus der Geschichte Alt-Livlands. Festschrift für Heinz von zur Mühlen zum 90. Geburstag / hrsg. v.
B. Jähnig, K. Militzer. Münster: Lit, 2004. S. 275-306.
Hellmann M. Die Erzbischöfe von Riga und Litauen vom 13. bis zum 15. Jahrhundert // Baltikum. Studia z dziejow polityki, gospodarki i kultury 12-18 wieku. Torun: Wydawnictwo Towarzystwa Naukowego, 1992. S. 123-130.
Index corporis historico-diplomatici Livoniae, Esthoniae, Curoniae oder Kurzer Auszug aus derjenigen Urkunden-Sammlung / hrsg. v. K. E. Napiersky. Dorpat, Riga: Eduard Frantzen's Buchhandlung, 1833. Bd. 1. 394 s.
Karwowski S. Wcielenie inflant do Litwy i Polski 1558-1561 roku. Poznan: Czcionkami T. H. Daszkiewicza, 1873. 112 s.
Kreem J. Der Deutsche Orden und die Reformation in Livland // The Military Orders and the Reformation: Choices, State Building, and the Weight of Tradition / Coll. J. A. Mol Hilversum: Verloren, 2006. S. 43-58.
Liv-, Est- und Curländisches Urkundenbuch nebst Regesten (LECUB) / hrsg. v. H. Hildebrand. Riga, Moskau: Verlag von J. Deubner, 1884. Bd. 8. 728 s.
Monumenta Livoniae Antiquae. / hrsg. v. C. E. Napiersky. Riga; Leipzig: Eduard Frantzen's Verlags-Comptoir, 1847. Bd. 5. 860 s.
Neue Quellen zur Geschichte des Untergangs livländischer Selbständigkeit / hrsg. v.
C. Schirren. Reval: Verlag von Franz Kluge, 1884. Bd. 2. 808 s.
Quednau H. Livland im politischen Wollen Herzog Albrechts von Preußen. Leipzig: Hirzel, 1939. 201 s.
Quellen zur Geschichte des Untergangs livländischer Selbständigkeit / hrsg. v. C. Schirren. Reval: Verlag von Franz Kluge, 1863. Bd. 3. 364 s.
Rasmussen K. Die livländische Krise 1554-1561. K0benhaven: Universitetsforlaget, 1973.241 S.
Попов В. Е. «Война коадъюторов» и Позвольские соглашения 1557 года // Studia Slavica et Balcanica Petropolitana. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2009. № 1/2 (5/6). С. 151-184.
Селарт А. Иоганн Бланкенфельд и Мисюрь Мунехин. К истории ливонско-русских отношении в 1520-е гг. // Studia Slavica et Balcanica Petropolitana. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2011. № 1 (9). С. 157-165.
