В.В. Десятов
Барнаул
ПАРАЗИТ В ПАРАДИЗЕ («КЛОП» В. МАЯКОВСКОГО ПОД ЛУПОЙ В. НАБОКОВА)
В последние годы роман В. Набокова «Приглашение на казнь» стал сматриваться как реакция на произведения советских писателей - на сказку Ю. Олеши «Три толстяка» [1], на роман Тарасова-Родионова «Шоколад» [2]/ Однако до сих пор «Приглашение ...» - роман о России будущего - не воспринимается в контексте современной Набокову русской литературной футурологии. Фон набоковского романа - не только «Мы» Замятина [3], но и «Клоп» Маяковского.
К Маяковскому в романе отсылает выражение «Хорошо-с», дважды произнесенное м-сье Пьером. В рассказе Набокова «Истребление тиранов» (1936) с этого выражения начинается стихотворная пародия на «нашего лучшего поэта» [4] - автора поэмы «Хорошо!» В «Приглашении ...» «Хорошо-с» впервые звучит в сцене, когда Цинциннат узнает, что м-сье Пьер - его палач и что казнь состоится послезавтра. «А завтра (добавляет м-сье Пьер) - как велит прекрасный обычай, - мы должны вместе с вами отправиться с визитами к отцам города, - у вас, кажется, списочек, Родриг Иванович. (...) Наконец листок отыскался.
- Хорошо-с, - сказал м-сье Пьер, - приобщите это к делу, Роман Виссарионович» (102).
Из пьесы «Клоп» в роман Набокова приходят «отцы города». У Маяковского они сами себя так аттестуют, появляясь в последней картине: Привет вам
от города, храбрые ловцы! Мы вами
горды,
мы -
города отцы!!! [5].
Помещенный в зоопарк Присыпкин для них -
«феерическое» «зрелище» (II, 485). М-сье Пьер называет казнь Цинцинната «представлением» (102) и сообщает, что «талоны циркового абонемента действительны» (102). Самого Цинцинната м-сье Пьер воспринимает так же, как коммунистическое общество Присыпкина - в качестве вредного насекомого: в глазах м-сье Пьера Цинциннат - «таракаша» (65). Палач намекает, очевидно, на малый рост, худобу и длинные усы своего подопечного. Единственный друг Присыпкина -«клопуля» (II, 477), с которым он оказывается в клетке; союзница Цинцинната - залетевшая в камеру бабочка.
Присыпкин и Цинциннат - «пережитки» прошлого, им не находится места в коммунистическом будущем. Это несовместимость пошлого и подлинного. Но с точки зрения Маяковского, пошлость - определяющая черта человека прошлого, а по мнению Набокова, диктатура пошлости -общество будущего. Присыпкину-пошляку, Пьеру Скрипкину соответствует набоковский м-сье Пьер, такой же псевдофранцуз, чье настоящее имя «Петр Петрович» (97). «Пьер» Маяковского выбирает себе музыкальный псевдоним и играет на гитаре. «Пьер» Набокова хранит свой топор в «большом футляре, содержавшем, казалось, музыкальный инструмент» (93), да, в «большом продолговатом футляре вроде как для тромбона» (33). У Присыпкина грязные ноги (II, 460), м-сье Пьер вынужден свои, дурно пахнущие, припудривать (86).
Присыпкина и его автора связывают сложные отношения: «Клоп» во многом - автопародия Маяковского [7]. Автор мог бы назвать пьесу честнее: «Пьер Скрипкин и немножко нервно». Ведь когда-то Маяковский сам объяснялся в любви к этому музыкальному инструменту, был женихом «деревянной невесты»:
Знаете что, скрипка?
Мы ужасно похожи (...)
Давайте -будем жить вместе!
А?
(I, 67; «Скрипка и немножко нервно», 1914).
С другой стороны, уже один из первых рецензентов
«Приглашения на казнь» (П.Бицилли) отметил, что «Цинциннат и м-сье Пьер - два аспекта «человека вообще»», что «м-сье пьеровское начало есть в каждом человеке, покуда он живет, т.е. покуда он пребывает в том состоянии «дурной дремоты», смерти, которое мы считаем жизнью. Умереть для «Цинцинната» и значит вытравить из себя «м-сье Пьера» (...)» [8]. Инициалы героев Ц.Ц. и П.П. (Цинциннат Ц. и Петр Петрович) почти конгруэнтны, как бы расположенные по разные стороны зеркальной водной поверхности» [9]. То есть у обоих авторов мы видим корреляцию между «положительными», автопсихологическими и
«отрицательными» героями.
Во время казни м-сье Пьер говорит: «Хорошо-с. Приступим» (129), дублируя команду профессора-медика, который «воскрешает» Присыпкина: «Ну-с, приступаем» (И, 475). Казнь Цинцинната аналогична воскрешению Присыпкина: умирая, Цинциннат рождается для новой, истинной жизни. Потому и палач м-сье Пьер неоднократно сравнивается с доктором.
В финалах двух произведений Присыпкин и Цинциннат выходят за пределы мира театральных декораций, обнаруживают существование ной, родной им реальности. Присыпкин неожиданно видит, что в зрительном зале сидят «существа, подобные ему» [10]: «Лицо Скрипкина меняется, становится восторженным. Скрипкин отталкивает директора, швыряет гитару и орет в зрительный зал:
- Граждане! Братцы! Свои! Родные»» (II, 487-488). Прозревший Цинциннат отстраняет Романа-Родрига, ректора тюрьмы, так же, как Скрипкин отталкивает директора зоопарка. Но функции проявления альтернативной реальности у Набокова и Маяковского, конечно, разные. Маяковский напоминает о ней в дидактических целях. Альтернативная реальность в его пьесе - мир обличаемого настоящего, мир мещан, гоголевских мертвых душ: обращаясь к залу, Присыпкин повторяет жест Городничего из «Ревизора». Набоков оценивал пьесу Гоголя совсем иначе, чем революционнодемократическая критика и Маяковский. Согласно Набокову, «Ревизор» - «сновидческая пьеса» [11]. Ее «действующие лица—люди из того кошмара, когда вам кажется, будто вы уже проснулись, хотя на самом деле погружаетесь в самую бездонную (из-за своей мнимой реальности) пучину сна» [12]. Во время казни Цинциннат пробуждается от сна по-настоящему, освобождается от мучившего его кошмара. Иной мир у Набокова - высшая реальность, которой
причастен Автор-Бог (ср. финал «Bend Sinister»).
Более неожиданной выглядит цитата из «Клопа» в романе «Лолита». Потерявший и уже не надеющийся найти Лолиту Гумберт попадает в Брайсланд, где когда-то в «Привале Зачарованных Охотников» падчерица стала его любовницей. Он идет в городскую библиотеку, чтобы среди старых газет найти «снимок, случайно запечатлевший мой посторонний образ в ту минуту, когда фотограф от «Брайсландского вестника» сосредоточивался на Д-ре Браддоке и его группе» [13]. Цитата из пьесы Маяковского возникает после автореминисценции - отсылки к роману «Приглашение на казнь»: «Страстно мечталось мне, чтобы сохранился Портрет Неизвестного Изверга. Невинный аппарат, поймавший меня на темном моем пути к ложу Лолиты, - вот тема для Мнемозины! Тщетно пытаюсь объяснить сущность этого позыва. Его можно, пожалуй, сравнить с тем обморочным любопытством, которое заставляет нас вооружиться увеличительным стеклом, чтобы рассмотреть хмурые фигурки (в общем, натюрморт - и всех сейчас вырвет) собравшиеся ранним утром у плахи, — но выражение лица пациента все-таки никак не разобрать на снимке.» [14]. В финале «Приглашения ...», в сцене казни Цинцинната упомянут человек, которому стало дурно: «Скрюченный на ступеньке, блевал бледный библиотекарь» (129).
В следующем абзаце «Лолиты» Гумберт называет себя «поразительным паразитом» [15]. Прежде чем говорить об интертекстуальном смысле этого выражения, попытаемся понять его прямой, интратекстуальный смысл. Заметка о необыкновенном паразите попадается на глаза Гумбер-ту, перебирающему газеты: «Рослый Росс, футболист, и его миниатюрная невеста были на вечере у миссис Гумберт Перрибой, 58, Эраннис Авеню. Существует паразит, величина которого составляет целую одну шестую часть организма, вместившего его» [16]. Сравнивая себя с огромным паразитом, живущим внутри чужого тела, Гумберт имеет в виду «некоторые расхождения между детским размером и моим» [17], обнаружившиеся во время «брачной ночи» Лолиты с Гумбертом в «Привале Зачарованных Охотников». Эти расхождения составляют и эротический подтекст фрески, воображаемой Гумбертом на стене гостиничного ресторана: «Были бы наблюдения натуралистов: (...) змея давится, натягиваюсь на толстого выхухоля, с которого содрали кожу» [18]. Ср. описание совокупления с «девочкой нагой» в стихотворении Набокова «Лилит»: Змея в змее, сосуд с сосуде, к ней пригнанный, я в ней скользил (...) [19] На заднем плане этой сцены - «в
вольной росписи стена» [20]. Пастор Браддок и «мисс Борода» [21 ] в «Лолите» напоминают не только о Синей Бороде, но и о нимфетке-купальщице «с бородкой мокрой между ног» [22] из названного стихоторения.
Гумберту так хочется отыскать свою фотографию в «Брайсландском вестнике» потому, что она как бы увековечивает его «свадьбу» с Лолитой. На фотографии Лолиту должна была заменить другая нимфетка: «Пока я пробирался сквозь созвездие людей, застывших в одном из углов холла, ослепительно блеснул магний - и осклабившийся пастор Браддок, две дамы патронессы с приколотыми на груди неизбежными орхидеями, девочка в белом платьице и, по всей вероятности, оскаленные зубы Гумберта Гумберта, протискивающегося боком между зачарованным священником и этой девочкой, казавшейся малолетней невестой, были тут же увековечены, - поскольку бумага и текст маленькой провинциальной газеты могут считаться вековечными.» [23] Не зря немного ранее Гумберт называет Лолиту своей «невестой» [24]. Однако найдя фотографию, себя на ней Гумберт не обнаруживает: «Ах, наконец: абрис девочки в белом и пастор Браддок в черном; но, если и касалось мимоходом его дородного корпуса чье-то призрачное плечо, ничего относящегося до меня я узнать тут не мог.» [25]. Гумберту, таким образом, подобно другому герою этой главы не удается войти в «сношение со своим прошлым» [26] - попытка, самому Гумберту напоминающая «как десятый или двадцатый Фриц или Иван в терпеливом хвосте насильников прикрывает белое лицо женщины ее же черной шалью, чтобы не видеть ее невозможных глаз, пока наконец добывает свою солдатскую радость в угрюмом, разграбленном поселке» [27] (автоцитата из финала «Bend Sinister») [28]).
Отсутствующий на фотографии Гумберт ощущает себя призраком-паразитом, бесом, вошедшим в тело своей невесты-нимфетки. (Поэтому здесь же упоминаются фильмы «Одержимые» и «Грубая сила» [29]).
«Рослый Рсс, футболист, и его миниатюрная невеста» - пара аналогичная «спортсмену Гумберту» [30] и Лолите. Р.Р.=Г.Г. так же, как Г.Г.=К.К. [31], как П.П.= (с точностью до наоборот) Ц.Ц. Удвоенные инициалы героев-двойников/антиподов, возможно, намекают на совпадение инициалов В.В. Набокова и
В.В.Маяковского (еще одного «рослого росса») [32]. Гумберт в качестве неудачливого «жениха» - товарищ по несчастью Пьера Скрипкина, чья свадьба закончилась пожаром, смертью невесты и провалом Скрипкина в будущее, где он и получает определение
«поразительный паразит» (II, 486). «Жених» Гумберт, ждущий в Приваве Зачарованных Охотников, когда Лолита уснет, нервничает: «Напряжение начинало сказываться. Если скрипичная струна может страдать, я страдал, как струна» [33]. (Напомним еще раз, что ранний Маяковский и его «разревевшаяся» невеста-скрипка были «ужасно похожи»). «Клоп» Скрипкин и «паук» [34] Гумберт равно неуютно чувствуют себя в настоящем, стремясь вернуться в прошлое. Герой Набокова даже создает теорию преодоления однолинейного необратимого движения времени. В 26-й главе второй части романа он вкратце излагает суть своей теории. В этой главе цитируется не только пьеса футуриста Маяковского, но и стихотворение «анахрониста» Н. Гумилева «Заблудившийся трамвай» [35], где прошлое, настоящее (и будущее самого поэта) причудливо смешиваются. Заканчивается 26-ая глава второй части фразой: «Замечаю, что каким-то образом у меня безнадежно спутались два разных эпизода - мое посещение Брайсландской - библиотеки на обратном пути в Нью-Йорк и прогулка в парк на переднем пути в Кантрип, но подобным смешением смазанных красок не должен брезговать художник-мнемозинист» [36].
Мнемозина преодолевает необратимость времени, поэтому последовательность событий перестает быть строго обязательной. «Мой календарь начинает путаться» [37], - сообщает Гумберт в 26й главе первой части романа. Нарушения в календаре герой замечает сразу же после того, как он заинтересовался Привалом Зачарованных Охотников [38] пытаясь превратить эту гостиницу в «очарованный остров времени» [39]. Открыть такой остров - давняя заветная мечта Гумберта.
Пьеса Маяковского прямо названа в романе Набокова «Смотри на арлекинов!» (1974). Главный герой романа, «непохожий близнец» Набокова писатель Вадим Вадимович в последний раз смотрит на свою дочь Бел, уходящую с ее другом Чарли Эвереттом: «Они торопливо пошили к своему крошечному «Мер ’у», Чарли все забегал вперед и вот уже тыкал в воздух ключом от машины, то слева от Бел, то справа» [40]. Дело здесь, конечно, не только в том, что машина Чарли — «скорее всего (...) «фольксваген», действительно напоминающий формой клопа» [41]. Дело еще и в том, что Чарли -жених Бел, выучивший русский язык революционер, ленинист и пацифист [42]. Приняв советское гражданство, он навсегда увезет Бел в Россию. Бел - аналог Аннабель, Ли Эдгара По (Вадим Вадимович однажды называет дочь «Изабель Ли» [43]) - и, следовательно, аналог Лолиты. Чарли Эверетт, соответственно - аналог первого любовника
Лолиты «Чарли Хольмса» [44].
Новая русская фамилия похитителя дочери Вадима Вадимовича - Ветров - возможно, восходит к выражению «вор-ветер» из поэмы «Про это» [45]. Знакомая Ветрова жалуется, что он увез ее новый чемодан: «У него совершенно нет чувства собственности. Когда-нибудь его пристрелят, как простого воришку» [4б]. Похожим образом ведет себя и Присыпкин:
«Босой парень (орет). Где сапоги? Опять сапоги сперли. (...) Уборщик. Это в них Присыпкин к своей верблюдихе на свидание затопал.» (11,459).
В советском парадизе Чарли Эверетта/Карла Ветрова ждет та же судьба, что и Присыпкина/Пьера Скрипкина - лишение свободы. Мистеру Ветрову разрешено «оставить некий трудовой лагерь в Вадиме» [47] лишь после курса «лечения» - «а уж пользовали его такие умельцы, такие лекари (...)» [48].
Таким образом, «Клоп» - одно из тех сочинений Маяковского, которые чаще всего привлекали внимание Набокова. Будучи профессиональным энтомологом, он охотно откликнулся на призыв автора «Клопа»:
Товарищи,
берите
микроскопы и лупы!
(II, 483)
Конечно, не такого «товарища», не такой прищуренный глаз хотелось бы видеть Маяковскому по ту сторону увеличительного стекла. Но как бы там ни было, Набоков немало поспособствовал тому, чтобы пьеса его тезки избежала забвения.
ПРИМЕЧАНИЯ
1.Букс Н. Эшафот в хрустальном дворце. М, 1998. С. 132-134.
2.Сендерович С., Шварц Е. Приглашениие на казнь. Комментарий к мотиву // Набоковский вестник. Вып.1. Петербургские чтения. СПб., 1998. С, 83-90.
3. Высказывания Набокова о его равнодушии к антиутопической традиции в мировой литературе привели к недооценке интертекстуальных связей «Приглашения...» с антиутопией Замятина. См.: Долинин А.А. Цветная спираль Набокова // Набоков В. Рассказы. Приглашение на казнь. Эссе, интервью, рецензии. М., 1989. С. 4б4-465.
4. Набоков В. Собр соч.: В 4 т. Т.4. М., 1990. С. 404. Далее роман «Приглашение на казнь» цитируется по этому изданию с указанием после цитаты номера страницы.
5. Маяковский В.В. Избр. соч.: В 2 т. Т.2. М, 1982. С. 485. Далее сочинения Маяковского цитируются по этому изданию с указанием после цитаты номера тома и страницы.
6. Выражение А.А. Долинина (Долинин А.А. Указ. соч. С. 465).
7. См. об этом, напр.: Якобсон Р. О поколении, растратившем своих поэтов // Якобсон Р., Святополк-Мирский Д. Смерть Владимира Маяковского. The Hague; Paris, 1975. С.21; Яблоков Е.А. Они сошлись... // Михаил Булгаков, Владимир Маяковский. Диалог сатириков. М., 1994. С. 33.
8. Цит. по: Долинин А.А., Тименчик Р.Д. Примечания // Набоков В. Рассказы. Приглашение на казнь. Эссе, интервью, рецензии. М., 1989! С. 506-507.
9. Конноли Дж. Загадка рассказчика в «Приглашении на казнь» В. Набокова // Русская литература XX века. Исследования американских ученых. СПб., 1993. С. 453-454.
10. Последние слова романа Набокова.
11.Набоков В. Собр. соч. амер. пер.: В 5 т. Т. 1: Подлинная жизнь Себастьяна Найта. Под знаком незаконнорожденных. Николай Гоголь. СПб., 1997. С. 443.
12.Там же. С. 434.
13. В.Набоков В. Собр. соч. амер. пер.: В 5 т. Т.2: Лолита. Смех в темноте. СПб., 1997. С. 321.
14.Там же.
15.Там же. С. 322.
16.Там же. С. 321.
17.Там же. С. 166.
18.Там же. Продолжение фантазий Гумберта: «Был бы султан (...) помогающий маленькой невольнице с прелестными ягодицами взобраться по ониксовому столбу» (Там же, с. 166-167).
19.Набоков В. Стихотворения и поэмы. М., 1991. С.252.
20.Тамже. С.251.
21.Набоков В. Собр. соч, амер. пер.... Т.2. С. 156.
22.Набоков В. Стихотворения и поэмы. С. 251.
23.Набоков В. Собр. соч. амер. пер.... Т.2. С. 158. 24,Тамже. С. 154.
25.Там же. С. 322.
26.Тамже. С. 319.
27.Тамже. С. 321.
28.Набоков В. Собр. соч. амер. пер.... Т.1. С. 388, 389.
29.Набоков В. Собр. соч. амер. пер.... Т.2. С. 321.
30.Тамже. С. 169.
31.Там же. С. 376.
32.Набоков назвал Маяковского «тезкой» в стихотворении «О правителях».
33.Там же. С. 158.
34.Там же. С. 71.
35.Люксембург А. Комментарии // Там же. С.644.
36.Там же. С. 322-323.
37.Там же. С. 137.
38.Там же. С. 136.
39.Там же. С. 27.
40. Набоков В. Собр. соч. амер. пер. ... Т.5: Прозрачные вещи. Смотри на арлекинов! Память, говори. СПб., 1999. С. 267-268. Пер. с англ. С. Ильина.
41.Ильин С. Комментарии // Там же. С. 654.
42.Там же. С. 267.
43.Там же. С. 244.
44.Набоков В. Собр. соч. амер. пер.... Т.2. С. 169.
45.Комментатор «Дара» видит отражение строки Маяковского «Был вором-ветром мальчишка обыскан» во фразе Набокова: «Тотчас же ветер грубо его обыскал (...)»(Долинин А.А. Комментарии//Набоков В. Избранное М 1990. С. 631).
46. Набоков В. Собр. соч. амер. пер.... Т.5. С.281. Частная собственность отрицается как новой фамилией Эверетта, так и его новым именем — Карл (имя Маркса).
47.Там же. С. 287.
48.Там же.