CC BY
85
КУЛЬТУРОЛОГИЯ, ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ «ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК» № 5 (72)
УДК 930.005:13.09+13.91+13.11.28
О. Г. РЫБАКОВА
Филиал Тюменского государственного нефтегазового университета, г. Нижневартовск
ПАРАДОКСЫ ЛИЧНОСТИ ДЖЕФФРИ ЧОСЕРА В СОЦИОКУЛЬТУРНОЙ СРЕДЕ СРЕДНЕВЕКОВОЙ АНГЛИИ
Статья посвящена изучению историографического контекста творческого наследия выдающегося деятеля английской средневековой культуры Джеффри Чосера по материалам американской научной периодики. Впервые исследуются взгляды данных американских ученых на культурные предпосылки, формирование и специфику творческого почерка Джеффри Чосера. Обращается внимание на широкий спектр социокультурных аспектов, обусловивших особенности искрометного, тонкого, типично английского чосеровского юмора.
В работах современных ученых все чаще актуализируется роль личности в социокультурных дискурсах различных эпох. Так, например, польский исследователь В. Вжозек отмечает: «Через изучение как личности, так и группы стремятся узнать то, что строго обязательно в данном обществе и культуре: правила культурного постижения мира, а тем самым — правила поведения и деятельности. Изучение сознания личности, общественной группы, класса понимается как вклад в создание образа человека действующего» [1].
В одной из своих работ А.Я. Гуревич также критикует тех ученых, которые не пытаются или не желают проникнуть в умонастроения и эмоциональный мир людей прошлого [2].
Подобные научные императивы характерны и для современной американской гуманитаристики. Так, например, Роберт Грейбилл [3], акцентирует внимание на личности английского писателя Джеффри Чосера, который сегодня известен всему миру как писатель, положивший начало английской классической литературе. Его признают родоначальником английского реализма и нового литературного языка, создавшего систему стихосложения, на основе которой развивалась в дальнейшем вся национальная поэзия. Рассматривая некоторые аспекты жизни и творчества Чосера, Грейбилл полагает, что, на первый взгляд, он был человеком исключительно благополучной и счастливой судьбы. Являясь выходцем из средних слоев общества (родился в купеческой семье и не получил систематического образования), Чосер добился высоких постов в качестве гражданского служащего и придворного дипломата, а также был членом парламента, что удавалось не каждому представителю даже английской элиты.
Однако Грейбилл, опираясь на исторические хроники современников и официальные жизнеописания, выдвигает гипотезу о том, что Чосер был глубоко несчастлив в семейной жизни, поскольку его жена никогда не любила его и даже была ему неверна. Более того, о фактах супружеской измены было известно придворному обществу, к которому принадлежал сам Чосер. Как полагает Грейбилл, Чосер был осведомлен не только о неверности жены, но и о том, что все об
этом знали. Очевидно, что в такой ситуации человек не мог быть счастливым.
Грейбилл признает, что для его гипотезы пока нет достаточных доказательств, но наряду с этим ее нельзя и опровергнуть, в то время как имеющиеся свидетельства дают возможность для выдвижения такой гипотезы. Если же данная гипотеза верна, тогда, как считает Грейбилл, этими личностными обстоятельствами жизни Чосера вполне можно объяснить тот великолепный, присущий только ему, юмор, пронизывающий все его произведения.
Пытаясь в своей работе найти ответ на вопрос, почему один человек становится автором комедий, а другой, в тех же социокультурных условиях, остается простым обывателем, Грейбилл приходит к выводу, что ироничному отношению к жизни человека талантливого способствует своего рода моральная травма. А юмор и смех в этом случае являются своего рода предохранительными клапанами, которые помогают индивиду преодолеть такого рода травму.
Факт того, что деятельность Джеффри Чосера оставила весьма значительный след в английской культуре, признается всеми, однако исследователи расходятся во мнениях при оценке личности Чосера. Говоря о творчестве Чосера, Грейбилл не соглашается с мнением тех критиков, которые считают, что Чосер не соответствовал своему времени, поскольку в своих произведениях не затрагивал серьезные политические и социальные проблемы современного ему общества, такие как чума или восстание крестьян. Действительно, Чосер был автором комедий, и, по мнению Грейбилла, его юмор «был здоровым выражением набожного человека в трясине мирской и религиозной деградации. Если признать, что юмор существует для празднования счастья, для жизни с перспективой будущего, для утешения, для ободрения на кладбище, для освобождения остроумия, чтобы достигнуть скептицизма, для сатиры, которая наносит удары, чтобы излечить болезни общества, для разгульного смеха, который обезоружит врагов, тогда можно понять, насколько ценным является юмор Чосера», — таков вывод исследователя.
Мнение Грейбилла о социокультурной обусловленности творчества Чосера разделяет и дополняет новыми данными его соотечественница Энн В. Астелл
[4]. Сравнивая и анализируя два произведения двух различных средневековых авторов — «Кентерберийские рассказы» Чосера и англо-латинский «Vox с1ашап1;18»/«Голос вопящий»/ Джона Гауэра, она полагает, что Чосер на страницах своего сочинения в иносказательной форме выразил отношение к знаменитому крестьянскому восстанию под предводительством Уота Тайлера, вспыхнувшему в 1381 году. В балладах, написанных в тревожные времена, последовавшие за восстанием, Джеффри Чосер обнажал такие пороки современной ему Англии, как алчность, праздность, вымогательство. Пороки, которые более всего были присущи людям богатым и обладающим властью. В форме социальной сатиры Чосер обращался к аристократической аудитории, на протяжении всего повествования позиционируя образ петуха, как образ знати, сломленной грубым врагом. Энн В. Астелл утверждает, что для Чосера кровавое восстание сигнализировало не только распад привычной повседневности, но также являлось божественным судом над коррупцией в различных сословиях. Особенно — среди знати, чье безнравственное злоупотребление властью и вызвало восстание толпы. Следовательно, это крестьянское восстание было закономерным, имело объективные причины, и потому при благоприятных условиях вполне могло повториться. На протяжении всего повествования Чосер ассоциировал поворот колеса фортуны непосредственно с политическим переворотом и, таким образом, заставлял читателей вновь осознавать «политическое значение личности».
Еще одна американская исследовательница — Луиза О. Фрейденбург, изучая феномен жертвенности, также обращается к творчеству Джеффри Чосера
[5]. Она полагает, что при исследовании истории и культуры европейской воинственности и самих рыцарей веры, должна быть принята во внимание логика жертвы. Все это, по мнению исследовательницы, и находится в основе повествования рыцаря из «Кентерберийских рассказов» Чосера. Луиза О. Фрейденбург говорит, что традиция реализма колеблется здесь между такими спорными вопросами как: можно ли считать рыцарскую культуру, носителями которой являются, конечно же, рыцари, и которую Чосер представляет в своем произведении, устаревающей или же нет? Что есть рыцарская культура — источник порядка или беспорядка? Переполнены ли рассказы противоречиями, и замечают ли эти противоречия рыцари? А Чосер — замечает ли он сам эти противоречия?
Мир воображаемого, который во многом присущ рыцарству и отчасти чосеровским «Кентерберийским рассказам», идеализм рыцарской культуры, его приверженность героической жертвенности, являются противопоставлением агрессивности войны «наслаждению использования» войны и ужасам, которые стали краеугольным камнем действительности, контрастирующей с иллюзорным статусом рыцарских идеалов жертвенного освобождения.
По мнению Луизы О. Фрейденбург, средневековая европейская военная культура была удивительным феноменом, создающим культурную основу для повиновения деспотичному и взыскательному закону. Проявление послушания, так же как и неповиновения закону, является центральным моментом военной культуры. Логика жертвенности присутствовала в экономике своей культуры и помогала в формиро-
вании повиновения и непослушания, преграждая взаимозависимость жертвенности и агрессивности. Это подтверждается, например, неудачным развертыванием «казуистики благотворительности» в связи с притеснением бродяг как во Франции, так и в Англии, а также сопутствующим этому усложнением этики труда. Культурная власть жертвенности была и всегда будет огромной. Она приучает подданных к потерям и разрушениям. Эротический аскетизм, проповедуемый в конце рыцарского повествования, имеет смысл только в данном контексте. Это осуществление, которое подчиняет «наслаждение жертвенности» справедливости, и приводит к последующим завершающим указаниям, не столько к полноте, сколько к бесконечности жертвенных требований. Но Чосер знает, что именно это исчезновение «наслаждения жертвенности» привлекает и захватывает нас.
Подводя итоги, заметим, что Джеффри Чосеру пришлось жить в сложном мире средневекового Лондона. В то время Лондон был местом парадоксов — церкви и дворцы строились, чтобы прославлять торжество бога и человека. Но он также был ареной безжалостных политических маневров, горьких торговых разногласий и широкомасштабных страданий, вызванных бесчеловечностью, нищетой и болезнями. В таком парадоксальном мире Джеффри Чосер стал автором комедий. Юмор Чосера, безусловно, был революционным для тревожного и жестокого времени средневековой Англии. Однако при всей трагичности индивидуальной судьбы, личность и творчество Чосера не только оказали влияние на всю культуру Англии, но до сих пор волнуют умы ученых по всему миру.
Изучение личности Джеффри Чосера в социокультурном контексте средневековой Англии дополняет существующие в литературоведении и культурологии представления о путях и способах развития художественного творчества этого замечательного представителя английской культуры. Кроме того, с помощью исследований американских ученых анонсируются нетривиальные перспективные познавательные стратегии изучения проблемы «личность в культуре».
Библиографический список
1. Вжозек В. Историография как игра метафор: Судьбы «новой исторической науки» // Одиссей: Человек в истории. — М.,1991. - С.60-74.
2. Гуревич А.Я. Средневековье как тип культуры // Антропология культуры. Вып.1. — М., 2002. — С.46-48.
3. Robert V. Graybill. Humor and Humor and Humor and Chaucer // Essays in Medieval Studies. 1988. — №5. — P.99-113.
4. Ann W. Astell. The Peasants' Revolt: Cock-crow in Gower and Chaucer // Essays in Medieval Studies. — 1993. — № 10. — P.53-64.
5. Louise O. Fradenburg. Sacrificial Desire in Chaucer's Knight's Tale // The Journal of Medieval and Early Modern Studies. 1997. — Vol. 27. — 1997. — P.47-75.
РЫБАКОВА Ольга Геннадьевна, соискатель и старший преподаватель кафедры гуманитарных и экономических дисциплин.
Дата поступления статьи в редакцию: 02.06.2008 г.
© Рыбакова О.Г.
«ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК» № 5 (72) КУЛЬТУРОЛОГИЯ, ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ
