CC BY
142
Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 35 (173). Филология. Искусствоведение. Вып. 37. С. 5-9.
ФИЛОЛОГИЯ
Л. Г. Александров
СИМВОЛИЧЕСКИЕ ИСТОКИ СТРУКТУРНО-КОМПОЗИЦИОННЫХ АЛЛЕГОРИЧЕСКИХ ИДЕЙ ПОЗДНЕГО СРЕДНЕВЕКОВОГО ТЕКСТА (опыт исследования «Кентерберийских рассказов» Дж. Чосера)
Статья посвящена проблеме композиции популярного поэтического текста в европейской литературе Х1У-ХУ веков, образцом которого можно считать «Кентерберийскиерассказы» Чосера. Автор придерживается гипотезы, согласно которой на выбор структурной формы произведения отчасти оказала влияние эзотерическая символика позднего Средневековья, в частности, связанная с астрологической картиной мира и гадательной системой Таро.
Ключевые слова: Чосер, средневековье, композиция, структура текста, символ, календарь, астрология, аллегория, гадание, игра.
Взаимосвязь содержания и формы в средневековых текстах изучена давно и подробно. Доказано, что формализация, регламентация текста для средневекового поэта была не менее важной процедурой, чем задача выразить определенное содержание, раскрыть тему, обсудить идею и пр. Прежде всего, ученым авторам Средневековья необходимо было найти подходящую для реализации художественных идей модель текста. Не случайно в образовательной системе эпохи Средневековья было обязательным штудирование «гармонических» наук, в том числе математики, геометрии, астрономии.
В качестве модели текста вполне могла быть выбрана и система мифологических архетипов, характерная для астрологии, нумерологии и иных «магических» искусств Средневековья. Ристоро д’Ареццо, итальянский космограф XIII века, в «Миропорядке» писал: «Наш дом - подобие великолепного храма, где небо и созвездья - словно витраж, украшенный святыми образами, на которых почиет знак Бога, возвышающегося среди хоров ангелов»1. За титаническое воспроизведение совершенной композиции текста в свое время взялся Данте Алигьери, сочиняя «Божественную Комедию». Примерно такую же задачу выполнял и Джеффри Чосер, один из образованнейших людей своего времени, которого часто называют первым просветителем в английской культуре. Его любимыми авторами были Овидий, Боэций и Данте, поэты, творчеству которых не были чужды ни высокие аллегории, ни тенденции «механического» построения текста.
В 1385 году Чосер полностью завершает структуру «маленькой трагедии» - поэмы «Троил и Крессида»2.Это любовнопсихологический стихотворный текст, перелагающий популярный исторический сюжет Гомера. Поэма написана в порядке эксперимента т. н. королевской строфой, очень музыкальной и в то же время соответствующей идеям магической симпатии. Для выражения идеи возвышенной сопричастности миру Чосер использует астрономическую символику. По собственному признанию, он с самого начала предпочитал всем мерам «циферблат звездного неба». Текст «Троила и Крессиды» стал кратким изложением курса средневековой астрологии, совмещенной с христианской «философией любви». Мысли об отношениях между человеком и Богом у героя Чосера излагаются в духе новых неортодоксальных учений, сопоставляющих возможности человеческого разума с неизбежным осуществлением божественной воли, и это уже в чем-то напоминает по своей смелости пантеистические учения эпохи Возрождения.
Астрономические символы - постоянный элемент конструкции текста. Используется также космический код, иначе называемый «календарным», шифрующий время действия или время создания поэмы. Священные светила у Чосера, как и у Данте, могут выполнять также условные функции. В пространстве текста движутся - каждый по своим законам, со своим ритмом - семь главных действующих лиц поэмы, среди которых есть и аллегорические Солнце с Луной (влюбленная пара). Многократно упоминаются в сюжете различ-
ные гадательные операции, вещие сны, дурные предзнаменования, отношение к которым у автора неоднозначное, противоречивое.
Финал трагедии - вполне в духе дантовско-го мистического Рая. Молитвенные мотивы в финале - знак дистанции, которая отделяет куртуазную тему от священной теологии. Добродетели как бы помещены в «готическую перспективу, охватывавшую всю Вселенную и причудливо сочетавшую царство благодати с царством природы»3. Сам мысленный план поэмы и некоторые частности ее композиционной структуры соответствуют пространству соборного купола, соприкасающегося с видом звездного неба. Здесь мы попутно должны констатировать, что стиль мышления и воображения действительно способен отразиться в архитектуре. Литературные и зодческие каноны переплетаются и пересекаются в культурных контекстах эпохи. Так, философия «божественной природы» мистического пантеиста Эриугены, как полагают исследователи, еще в эпоху каролингского Возрождения способствовала «формированию суровой структурности» средневековых строений Англии и Нормандии4.
Завершая «Троила и Крессиду», Чосер задумывает и более монументальное произведение, где в диалог должно вступить гораздо большее число персонажей, а их совместный путь должен завершиться у стен храма. Содержание «Кентерберийских рассказов»5 демонстрирует довольно подробное знакомство самого Чосера с астрологией, алхимией, физиогномикой и многими другими магическими науками Средневековья. О них толкуют как сами персонажи, так и герои их повествования. Астрологический и бытовой контекст, волшебство и мораль пересекаются в продуманных автором пропорциях.
Хронология создания Чосером рассказов Кентерберийского цикла не совпадает с последовательностью включения рассказов в общую композицию текста о путешествии паломников к храму. Сюжеты, написанные раньше остальных, попадают в конец цикла, и наоборот. Предположительно, структура текста, задуманная изначально, сложилась где-то к концу 80-х годов XIV века. Между 1384 и 1394 годами были написаны четыре рассказа, поставленные в цикле на первые места: рыцаря, мельника, мажордома и юриста. Остальные не поддаются точной датировке и, видимо, написаны в последние два десятиле-
тия жизни Чосера. По некоторым несоответствиям ясно, что Чосер менял прологи рассказчиков между собой, пытаясь выстроить определенную композицию с помощью диалогических связок между разными жанрами.
По крайней мере, в десяти сюжетах непосредственно отражаются представления чосеровских персонажей о характере магии XIV века. Рассказчики, принадлежа к разным сословиям, используют один и тот же символический язык, и это - все тот же излюбленный астрономический метод Чосера. В меру иронизируя над шарлатанами, Чосер, как бы то ни было, описывает в значительном количестве магические представления средневековья с их символами и аллегориями, но при этом не дает читателю возможности обвинить его в чернокнижии. Такой компромисс искали многие авторы в «переходный» период от классического Средневековья к Возрождению.
Особенно интересно, что в структуре пути героев Чосера есть общий элемент, а именно персонаж. Основная функция инициатора пари, трактирщика Гарри Бэйли, - комментирующая, связующая, посредническая. Именно он, сверившись со временем, и передает слово последнему рассказчику - Священнику. Переходя на прозу, священник рассуждает о видах грехов и способах раскаяния с заметными эсхатологическими мотивами. Его проповедь последовательно критична по отношению к различным элементам магии, но, судя по пометкам Чосера на полях рукописи, он формулирует суждения не только по каноническим, но и по апокрифическим текстам Библии, а также иногда отсылает к античным моралистам. К грешникам он относит также и азартных игроков в карты и шахматы.
Завершается цикл рассказов так называемым «раскаянием Чосера» и отречением от всех его сочинений. Ощутимая разница стиля между оптимистическим, темпераментным началом и грустными длиннотами финала заставляла исследователей предполагать: во-первых, «старческую усталость» Чосера [особенно это заметно в отречении от алхимии юного слуги каноника. - Л. А.]; во-вторых, опасения автора быть заподозренным в косвенных симпатиях к радикально-бунтарским лоллардовским идеям; наконец, есть гипотезы и о том, что текст Чосера был дописан или исправлен кем-то уже после его смерти.
Аллегорическая астрология вполне могла оказаться для текста Чосера исходной «ма-
трицей». Видные гуманисты второй половины XIV века, философствуя о земном и небесном, о человеке и Боге, создавали развернутые классификации, представляя некие «модели судьбы, различные для астрологии, магии и теологии»6, причем каждая из «фортун» соотносилась со свободной волей человека. По космологическому шифру «Кентерберийских рассказов» стало возможным уточнить время паломничества «пестрой процессии» к мощам святого Томаса Бекета. Предполагают, что описываемые Чосером события произошли между 16 и 20 апреля 1387 года.
В кентерберийском цикле Чосер комбинирует популярные жанры средневековой литературы - рыцарский «героический куплет», труверскую песню, анекдот, басню, назидательную новеллу, житие святых, проповедь, видение, эпическое предание, сказку. Рассказы связаны интермедиями, часто соседствуют друг с другом по принципу контраста. Композиция становится многослойной и насыщенной. Автор собрал в едином шествии людей всех возрастов, полов, сословий и характеров, и можно лишь согласиться с мнением исследователей о том, что в произведении читатель должен найти, скорее, не описание реального процесса, а повод, мотив для изложения более широкой культурной идеи или доктрины.
По жребию, брошенному трактирщиком, паломники рассказывают свои истории, из которых Чосер обещает не выбрасывать ни одной подробности. В «Кентерберийских рассказах» почти нет намеков на исторические личности, герои сюжетов чаще всего обитают в условном пространстве. Чосер предъявляет множество доказательств того, что и высокие символы не чужды среднему сословию, что они косвенно определяют его быт и нравы. Как считает И. Кашкин, великая заслуга Чосера как мыслителя в том, что он отдал английскую литературу народу, освободил ее от «побрякушек придворной парадности»7. Как бы то ни было, в скрытый план композиции автор зашифровал ряд загадок и вариантов их интерпретации, с учетом высоких символов и аллегорий, как минимум, два.
Первый связан с календарными и астрологическими представлениями эпохи классического Средневековья. Мы можем отметить, что Чосер приблизил число персонажей «Кентерберийских рассказов» к числу дней лунного месяца. Такая традиция действительно наблюдается в некоторых жанрах античной
и средневековой литературы. Всего в таверне «Табард» встретились 29 человек, если считать повара и группу монахинь, до которых очередь рассказывать не дошла. В различных списках Кентерберийского цикла меняется последовательность рассказчиков, но не их число. При этом начинает всегда Рыцарь, а завершает Священник. Считалось, что первый спасает от врагов на земле, второй - от врагов духовных. Остальные персонажи оказываются «в символическом пространстве между властью неба и земли»8. Таким образом, их путешествие оказывается не просто сюжетной линией, а характерной для позднего средневековья сложной метафорой, где люди
- лишь странники в «подлунном мире».
Структурой для приведения текста в движение, для придания ему направления, вполне могла служить модель солнечно-лунного календаря. Наиболее распространенными в Античности и Средневековье были структуры из 12 элементов, часто делимых по принципу 3^4. Более «тонкой» моделью является 28-частная, где также возможны математические операции (например, 4^7). Календарные числа часто вписывались в контекст произведений эпохи, особенно «габаритных», крупномасштабных, фундаментальных. Чтобы использовать «лунный фон» для структуры сюжета и характеристики персонажей, Чосеру достаточно было обработать любое из доступных сочинений «о влечении тридцати лунных домов», подобное символическим описаниям арабского испанца Пикатри в одном из самых ярких «магических» рассказов цикла9. Впрочем, это лишь одна из версий структуры чосеровского текста, ведь, как замечает Э. Тайлор, для подтверждения того, что эта освященная временем поэма - действительно календарный миф, правда, «недостает только доказательства, основанного на более твердом аргументе, чем аналогия»10.
Но возможно сделать и другое предположение о том, что Чосер ориентировался при создании текста на числовую структуру достаточно распространенных в его время гадательных карт Таро. Известно, что чрезвычайно дорогая колода была подарена в XIV веке французскому королю Карлу VI, а Чосер в свое время имел широкий круг друзей при дворе в Париже, хорошо знал язык и вообще был «своим» в культуре соседней страны, с которой у Англии на тот момент было больше общего, чем различного.
Говоря в целом, Таро - это абстрактносимволическая модель, набор типических для данной эпохи (и одновременно - археети-пических) персонажей и ситуаций, соотносимых с возрастами человека и определяющих его индивидуальные качества. Популярность этой гадательной системы не случайно совпадает с расцветом философского номинализма
- учения об именах и их значениях. Система Таро соединяла картинку и слово, наглядность и содержательность, народную простоту и ученую многозначность. На ее основе, как предполагают, Альберт Великий и Рай-мунд Луллий изобретали свои «философские машины». Карточный расклад Таро включал, кроме чисел, и изобразительно-графический ряд. Эта система учитывала человеческий фактор и была тоже своеобразным средством тренировки комбинаторных способностей
- гимнастики ума «для приучения его к новым, расширенным понятиям, к мышлению в мире высших измерений и к пониманию символов»11.
Пирамида из 78 карт Таро построена на известной пропорции - арифметической прогрессии числового ряда, построенного на сумме последовательно идущих двенадцати чисел: 1 - 3 - 6 - 10 - 15 - 21 - 28 - 36 - 45 - 55
- 66 - 78. На полпути прогрессии находится число 21, символ которого joker (англ.: шут, дурак) как бы «выпадает» из ряда, а в игре может замещать любую карту. В аллегорической «Книге о хорошей Любви» испанского писателя XIV века Хуана Руиса именно образ шута является особо значимым. В композиции Чосера на эту роль вполне подходит трактирщик
- он выделен из ряда рассказчиков и, связывая монологи, порой пересказывает чужие мысли и комментирует сюжеты своей знаменитой присказкой «а хорошо ведь сказано!».
Особое значение в системе Таро придается 22 старшим арканам (от лат. arcanum
- тайна), отражающим разные стороны бытия, имеющим имя и знак. Они обнимают сразу три плана: символический, цифровой и астрологический, являясь как бы конспектом герметических наук, в том числе таких, как алхимия и каббала. Каждому старшему аркану соответствует буква еврейского алфавита, знак планеты или зодиака, символ вещества и т. п. В системе старших арканов семь карт из двадцати одной относятся к интеллекту, другие семь - к нравственности, еще семь - к событиям реальной жизни.
Остальные 56 младших арканов в цыганских Таро предназначались для азартных игр. Они представляли циклическую структуру -делились по четырем мастям и связывались с календарным числом 28. Из четырнадцати карт масти десять были числовыми, а четыре -фигурными, «человеческими». Впоследствии в европейской игральной традиции один фигурный элемент - Рыцарь - был «изгнан» из общества Короля, Дамы и Валета (пажа). При этом число разномастных игральных фигур изменилось (3^4 = 12), но не утратило связь с календарем12.
Многозначность символики и смешанная мифология, задействованная в Таро, издревле привлекала к этой системе внимательных и оригинальных художников. В исходном замысле Чосера каждый персонаж должен был рассказать четыре истории (как бы символически отмеряя время суток или раскладывая истории «по мастям»), но в итоге - рассказывает лишь одну. Идеальная текстовая структура кентерберийского цикла, учитывая двойственный принцип «пролог + рассказ», таким образом, соотносится с числом младших арканов (28x2 = 56). И несколько иной смысл приобретают «сквозные» для исследуемого произведения мотивы времени и возраста, любви и войны, судьбы и смерти. Являлась ли система Таро для Чосера «универсальным кодом», неизвестно. Но идея мистических, фатальных сроков в его эпоху довольно быстро проникала в менталитет народа, определяла уровень интереса к соответствующего рода играм и гаданиям.
Чосер доживает свой век при английском дворе в нищете и немилости, в грусти и сомнении. Кентерберийская «колода» персонажей хаотически рассыпается - Чосер «смешивает карты», меняет отрывки местами, но так и не успевает восполнить «пробелы в тексте» и не оставляет никаких намеков на код, с помощью которого структурная идея цикла должна стать понятной13. Тем не менее, сам принцип введения идеальной числовой структуры, служащей для обрамления текста, расширения его содержания, представляется вполне адекватным. Характерна для эпохи и ситуация, когда художественное произведение содержит в своей структуре некую загадку, объяснение которой придавало бы смысл движению сюжета и наделяло бы текст особенными функциями, делая его «универсальной моделью» мира.
Примечания
1 Цит. по: Гарэн, Э. Проблемы итальянского Возрождения. М., 1986. С. 339-340.
2 См.: Чосер, Дж. Троил и Крессида. М., 1997.
3 Jordan, R. M. Chaucer and the Shape of Creation. Camb., 1967. P. 304.
4 См.: Панофский, Э. Перспектива как «символическая форма». СПб., 2004.
5 Чосер, Дж. Кентерберийские рассказы. М., 1996.
6 Соколов, В. В. Европейская философия XV-XVII веков. М., 1984. С. 25.
7 Гарднер, Дж. Жизнь и время Чосера. М., 1986; Кашкин, И. Джеффри Чосер // Чосер, Дж. Кентерберийские рассказы. М., 1946.
8 См.: Горбунов, А. Н. Примечания // Чосер, Дж. Кентерберийские рассказы. М., 1996.
9 Волгин, А. Лунная астрология. Воронеж, 1992.С. 21.
10 См.: Тайлор, Э. Б. Первобытная культура. М., 1989.
11 Успенский, П. Д. Новая модель Вселенной. СПб., 1993. С. 224.
12 Вяткин, А. Таро : ключ от закрытого храма // Наука и религия. 1989. № 1. С. 48-51.
13 Вопросы содержания и формы более подробно исследованы автором. См.: Александров, Л. Г. От Чосера до Свифта. Магия и астрология в английской литературе XIV-XVII веков. Челябинск, 2007; Идеи и числа : структура поэтического текста в позднем средневековье. Челябинск, 2007; и др.
