CC BY
43
А.Н. КУЛИК
ПАРАДОКС «ЗАКАТА» ПОЛИТИЧЕСКИХ ПАРТИЙ НА ЗАПАДЕ И ЕГО ПРОЕКЦИЯ НА РОССИЙСКУЮ МНОГОПАРТИЙНОСТЬ
Abstract
A. Kulik. The paradox of decline political parties in the West and its projection on the Russia's multiparty system. Argued is that in post-industriel societies, parties have given up many of their traditional functions in favour of other political actors. Nevertheless, they haven't lost their position in representative democracy. Parties maintain to be the main engine setting it in motion, and that is their raison d'etre. Therefore, the issue of decline of parties entirely lost actuality. The difference between parties in Western democracies and the Russian multiparty system is that the latter serves mostly as political technology to preserve and to legitimate the monocentrist in fact regime of governance. This function makes them indispensable for the current political system of Russia.
В конце 80-х - начале 90-х годов центральной проблемой западной партеологии становится кризис института партий в либеральных демократиях Запада. Тематику исследовательских проектов, конференций, семинаров формируют такие вопросы, как:
- Насколько жизнеспособны и адекватны партии современным демократиям?
- Выполняют ли партии те функции, которые от них ожидаются в стабильных и эффективных демократиях?
- Помогают ли они трансформировать желания и потребности граждан в результаты политики правительства?
- Способствуют ли они усилению политического участия граждан и поддержке ими демократии или же партии лишь нечто чуть большее, чем исчезающий анахронизм, реликт прошлого века политической жизни, ныне замещаемый другими механизмами связи между государством и обществом?
И хотя в центре внимания исследователей находились партии стабильных демократий, эти вопросы адресовались и партиям, возникшим в «переходных» странах. В какой мере они релевантны демократическому политическому процессу?
Характер этого направления исследований хорошо передает вышедшая в 1987 г. коллективная монография «Когда партии приходят в упадок: появление альтернативных организаций»1.
Ее инициаторы и редакторы (Кей Лоусон, председатель Исследовательского комитета по политической социологии и руководитель рабочей группы «Выборы и партии» Международной ассоциации политической науки, и Петер Меркль, известный американский политолог) отмечают в постановке проблемы, что упадок или по крайней мере глубокая стагнация давно укоренившихся в политических системах Запада партий становятся все более очевидными. Партии претендуют на центральную роль в демократическом политическом процессе, основу которого составляют представительная система власти и свободные выборы. Однако в последние годы они повсеместно, от США до Израиля, теряют доверие и поддержку электората и уступают ведущие позиции в представительстве интересов альтернативным институтам политического участия - движениям одной проблемы (single-issue movements), которые формируются во всех странах, и группам интересов, статус которых уподобляется статусу партий. Они также все больше вытесняются из сферы принятия политических решений драматически разросшейся за последние десятилетия государственной бюрократией, группами давления и неокорпоратистскими посредниками. Значительную часть таких функций партий, как политическая коммуникация между управляющими и управляемыми и формирование политической повестки дня для правительства, забирают массмедиа и информационные агентства. Естественно, возникает вопрос: может быть, институт партий постепенно отмирает и на
1 When parties fail: Emerging alternative organizations. - Princeton, 1988.
смену ему приходят новые политические структуры, более адекватные социально-экономическим и технологическим реалиям политики XXI столетия?
Справедливости ради, следует отметить, что тема кризиса партий возникла в политической науке не впервые. Еще в 1898 г. вышла классическая работа М. Острогорского1, в которой он на материале анализа современных ему партийных систем Великобритании и США, самых «продвинутых» демократий того времени, приходит к выводу о генетической несовместимости партии как организации с демократией участия. М. Острогорский утверждал, что партии - это прежде всего «регулярные армии, с помощью которых завоевывают и используют власть», что связанная с партией постоянная организация из средства превращается в цель, которой «в конечном счете подчиняется все: принципы, личные убеждения, веления общественной и даже частной морали». Он называл партию «орудием тирании и коррупции» и считал, что вопреки претензиям партий на то, что они являются институтом массового участия в политике, реальная власть в них принадлежит лидерам, окруженным аппаратом, которые, находясь за кулисами, направляют всю деятельность партии. Многие положения этой работы, в частности, о монополизации власти партийной бюрократией, манипулировании массами и превращении партий в политические машины, и сегодня не утратили своей актуальности.
Тема несовместимости партий с массовым политическим участием, начатая Острогорским, была продолжена в 1911 г. другим, не менее известным ученым, Р. Михельсом, на материале рабочих партий Западной Европы конца XIX - начала XX в.2 В самом сочетании партийной организации как целефункциональной структуры с массовым участием Михельс видел неустранимое противоречие. Чем шире участие, тем менее эффективна партия как организации, и наоборот. «Тот, кто сказал организация, сказал олихархия» - основная мысль его
1 Ostrogorski M. Democracy and the organization of political parties, 1902. В русском переводе: Острогорский М.Я. Демократия и политические партии. - М., 1997. К сожалению, в переводе из названия исчезло слово организация, на которое падает главный смысловой акцент данной работы.
2 Михельс Р. Социология политических партий в условиях демократии // Диалог. - М., 1990, № 3, 5, 7, 9, 11, 13, 15, 18.
работы, выводящей «железный закон олигархии», т.е. неизбежность контроля элиты во всех политических организациях, включая партии, заявляющие о своей глубокой преданности демократии. И хотя с тех пор многие политологи (и в частности, М. Дюверже) предлагали различные рецепты решения этой проблемы, похоже на то, что универсального решения так и не было найдено.
Один из наиболее частых упреков в адрес современных партий состоит в том, что партийное руководство присвоило себе право говорить от имени всех членов партии и избирателей, а партию превратило просто в электоральную машину. Имманентный конфликт между массовым участием и эффективностью организации решается современными партиями однозначно в пользу эффективности.
В Великобритании лейбористы постепенно трансформировались из партии, в которой доминировали сильные профсоюзы и организации социалистической ориентации, в партию, где ведущая роль принадлежит партийному центру. Усиление роли центра за счет сужения внутрипартийной демократии, унификации мнений внутри партии, насаждения в ней жесткой дисциплины стало одним из результатов радикальной реформы партии, предпринятой после ее поражений на выборах 1979 и 1983 гг. По этому же пути пошли и консерваторы, мечтающие взять реванш после того, как они после почти двадцатилетнего нахождения у власти проиграли лейбористам.
Наиболее последовательно с проблемой олигархизации пытались бороться немецкие зеленые, которые возникли на волне антипартийных настроений в обществе как альтернатива традиционной политической партии с ее нормами внутренней организации, стремлением к унификации мнений внутри партии, установлением жесткой дисциплины и отсечением инакомыслящих. Этим практикам они противопоставили принципы grass-roots демократии, в основу которых положены децентрализация структуры, коллективное руководство, ротация, прозрачность, постоянный контроль рядовых членов над деятельностью всех функционеров и депутатов от партии (в Европейском парламенте, Бундестаге и парламентах земель) и возможность их отзыва, ограниченный срок депутатских мандатов и пребывания на выборных должностях. Ставшие депута-татами члены партии не могут одновременно занимать должности в ее исполнительных органах. Но когда они под этим знаменем во-
шли во власть, то вынуждены были поступиться принципами grassroots демократии в пользу организационной эффективности, чтобы удержать завоеванные позиции. Борьба оказалась неравной1.
Хотя превращение партий в электоральные машины не имеет ничего общего ни с демократией участия, ни с делиберативной демократией, именно это качество - эффективной электоральной машины - в первую очередь обеспечивает партиям выживание. Так, ХДС/ХСС, одна из первых партий ФРГ, усвоивших американский опыт ведения избирательных кампаний, заменила добровольных партийных активистов на уровне «корней травы» сильной партийной машиной, удвоив штат оплачиваемого, занятого полное время профессионального аппарата. Она обратилась к услугам специалистов по рекламе и исследователей общественного мнения, использовала новейшие технологии мобилизации избирателей, такие, как адресная рассылка почтовых сообщений, дифференцированная по различным категориям избирателей, рекламные ролики, телефон-но-компьютерные методы агитации и сбора средств, интернет-чэты с известными партийными политиками, а также интернет-технологии «Прямой ответ» (direct response). ХДС/ХСС первой сделала свои избирательные кампании медийными. За ними в освоении американского опыта последовали социал-демократы и даже превзошли их. Успех Г.Шрёдера в 1998 г. такие известные немецкие политологи, как Х.-Д. Клингеманн и М. Каазе, объясняют (отчасти) тем, что ему удалось организовать более инновационную избирательную кампанию, сделав ее «перформансом».
«Forza Italia», принесшая феноменальный успех Сильвио Берлускони, создавалась как политическое предприятие в соответствии с законами маркетинга. Она располагает сегодня разветвленной организационной структурой на всей территории Италии и приводится в действие десятком тысяч честолюбивых политиков, занимающих посты в структурах власти и управления на всех уровнях. Успех Берлускони для них - залог их собственного успеха.
Острогорский утверждал, что уже тогда, в конце XIX в., партийная система оказалась «настолько же искусственной, как и иррациональной, устаревшей в своем принципе» по отношению к проблемам
1 Poguntke T. Basis democratic and political realities: The German Green party // How political parties work: Perspectives from within / Ed. by Lawson K. - 1994.
общества, которые «сделались бесконечно более многочисленными и разнородными с освобождением индивида и дифференциацией социальных условий более сложной цивилизации, что вызвало всюду, в идеях, интересах и стремлениях - разнообразие в единстве». Несоответствие института партий «сложности цивилизации», отмеченное Острогорским, многократно возросло с переходом общества в следующую фазу эволюции. Постиндустриальное общество с размытой социальной структурой, высокой фрагментацией, плюрализмом интересов, замещением материальных ценностей постматериальными оказалось намного сложнее индустриального, что и стало основной причиной кризиса партийных демократий, сформировавшихся в эпоху Модерна в обществе с четко обозначенными социальными группами. Происходит резкое падение доли избирателей, которые идентифицируют себя с определенной партией, не говоря уже о членстве и уплате взносов. Существенная эрозия партийного голосования протекает на фоне драматического падения интереса общества к выборам, партиям и политическому процессу в целом. Удручающая для перспектив партийной демократии мировая статистика хорошо известна1. Так, например, в выборах Европейского парламента участвуют обычно не более трети избирателей. Основная причина отказа от участия в выборах - неверие в то, что оно может как-то повлиять на принимаемые властью политические решения и изменить социально-экономическое положение граждан.
Кризис, латентно существовавший со времен М. Острогорского и Р. Михельса и искусственно сдерживавшийся длительное время коммунистической угрозой в условиях «холодной войны», окончательно созрел и вышел на поверхность к концу 1980-х годов.
Массовые партии, которые долгое время рассматривались в качестве референтной модели современной партии, возникли с распространением избирательного права на многочисленные малоимущие слои промышленных рабочих для защиты их коллективных интересов. Эти интересы были связаны с первичными потребностями выживания (пища, одежда, кров, минимальные социальные гарантии), ради удовлетворения которых люди были готовы мириться с теми генетическими пороками партий, которые отмечали М. Острогорский и Р. Михельс. Ныне удовлетворение первичных потребностей стало, и прежде всего, благодаря дея-
1 См., напр., сайт Канадской ассоциации политической науки http://www.cpsa-ас8р.са/рарег-2003/1«1ис.р11£
тельности массовых рабочих партий социалистической и социал-демократической ориентации, обязанностью социального государства. То, что раньше сформировалось как требования граждан к государству, за которые надо было бороться, объединяясь в партии, стало частью их неотчуждаемых социально-экономических прав. Отбирать у богатых, чтобы отдавать бедным, сделалось легитимной функцией государства. Выросли поколения людей, которые воспринимают заботу государства о них «от колыбели до могилы» как нечто естественное, на что они имеют право уже по факту гражданства. И на смену удовлетворенным первичным, коллективным, материальным потребностям выживания пришли вторичные, индивидуальные, постматериальные потребности самоидентификации и самовыражения. Соответственно, отпала основная причина, по которой люди были готовы мириться с ролью пешек в партийных играх, ослабли притягательность партий и их авторитет (как, впрочем, и авторитет других социальных институтов - государства, религии, семьи и т.д.). Массовые партии, о которых М. Вебер писал, что «это детище народовластия, избирательного права для масс, необходимости массовой вербовки сторонников и массовой организации, развития полнейшего единства руководства и строжайшей дисциплины»1, сделали свое дело и ушли в прошлое, а сами индустриальные рабочие перестали быть доминирующей и четко очерченной социокультурной группой в постиндустриальном обществе.
Упадку массовых партий способствовало также развитие информационных технологий, радикально изменившее способы коммуникации между партиями и электоратом. Если раньше процесс коммуникации контролировался партиями через партийную и зависящую от партий печать и через партийных активистов, то сегодня большая часть коммуникативных, посреднических и мобилизационных функций партий перешла к электронным массмедиа. Они служат основным источником информации для избирателей, имиджмейкеры редактируют политические сообщения для определенной целевой аудитории, специалисты по рекламе и консультанты по СМИ играют ключевую роль в избирательных кампаниях. Масштабные партийные митинги, кампании «от двери к двери» и подобные им трудозатратные электоральные технологии, требующие участия армии партийных активистов, становятся анахронизмом. Избирательные кампании, как и политическая жизнь в
1 М.Вебер. Избранные произведения. - М., 1990. - С. 674.
целом, виртуализируются. Они воспринимаются обществом прежде всего через электронные массмедиа, которые становятся главным агентом социализации и мобилизации. В США еще в начале 60-х годов телевидение окончательно вытеснило газеты в качестве главного поставщика новостей для широкой публики1. Эффективность воздействия телевидения на сознание массового электората убедительно продемонстрировала избирательная кампания С. Берлускони, которую обеспечивала его телевизионная сеть Mediaset ТУ.
На смену многочисленным партийным активистам, которые становятся головной болью для партийного истеблишмента, приходят компактные наемные команды профессионалов, получающих доступ к телевизионному эфиру.
С расширением Интернета Всемирная паутина все больше превращается в пространство политического участия2. Радикальные реформы государства, к которым большинство либеральных демократий приступило в начале 90-х годов с целью остановить коррозию капитала доверия и вернуть государству его основную функцию -функцию интеграции общества3, привели в начале нового столетия к формированию «электронного государства». Сегодня оно повсеместно рассматривается как «государство XXI в.», в котором сетевые информационно-коммуникационные технологии кардинально меняют принципы взаимоотношений государства и граждан. Электронное государство открывает перед гражданами новые каналы политического участия, которые позволяют им напрямую общаться с политиками
1 Janda K., Berry J. M., Goldman J. The challenge of democracy. - Boston; N.Y. -2004. - P. 103. В русском переводе. Джэнда К., Бери Дж. М., Голдман Дж. Трудной дорогой демократии. - М., 2006.
2 Согласно недавним исследованиям, в Великобритании молодые люди в возрасте от 15 до 24 лет в три раза чаще, чем люди старшего возраста, предпочитают виртуальные формы политического участия традиционным: http://www.esrc.ac.uk/esrccontent/ news/september 02-3.asp.
3 В 1993 г. в США специальная комиссия под руководством вице-президента А. Гора, которая проанализировала состояние государственного управления и нашла его неудовлетворительным, пришла к заключению, что неэффективное управление подрывает силу, авторитет и влияние государства на развитие экономики и общества в целом и для изменения ситуации требуется не просто очередное «совершенствование» существующей системы, а радикальный поворот к формированию государственной власти нового типа, способной восстановить доверие населения.
в исполнительной и законодательной ветвях власти, участвовать в выработке правил игры, определяющих отношения между ними и государством, и контролировать их соблюдение государством. В новой модели политического участия - электронной демократии - функция партии как посредника между управляемыми и управляющими становится фактически излишней1. Знаменательно, что в весьма популярной в Америке (и не только там не только там - она переведена на корейский, грузинский, чешский, венгерский языки) книге К. Джэнды, Дж. М. Бери, Дж. Голдмана, посвященной политической системе США, приводится предельно лаконичное, но достаточно точное в свете современных трансформаций определение партии: «Политическая партия - организация, которая поддерживает и субсидирует кандидатов на политические должности»2. И это все.
Виртуализация избирательных кампаний превратила их из тру-дозатратных в капиталозатратные3. Стоимость кампаний возрастает из года в год, а собственные финансовые ресурсы партий сокращаются -вследствие уменьшения количества членов и, соответственно, поступлений от членских взносов (которые в большинстве случаев составляют лишь весьма скромную часть партийного бюджета), ослабления интереса к партиям в обществе и поворота к локальным формам участия (территориальная община - элементарное политическое образование, на котором возникает постоянный непосредственный контакт гражданина с государством. Здесь решаются все проблемы жизнеобеспечения. Философия местного самоуправления - все, что может быть сделано на самом низу, должно быть сделано там), а также вследствие роста интереса к альтернативным формам политического участия.
Вопросом жизни и смерти для партий становится поиск источников прямого или косвенного финансирования. Без больших
1 Об электронной демократии см.: Кулик А.Н. E-democracy и электронная демократия: Западная концепция в российском контексте // Проблемы становления гражданского общества в России: Материалы научн. семинара. - М., 2003. -Вып. № 4. - С. 91-103.
2 Janda K., Berry J.M., Goldman J. Op. cit. - P. 139.
3 В Соединенных Штатах установленные законом лимиты финансирования президентской избирательной кампании в 2000 г. составили для каждого кандидата 45 млн. долл. на праймериз и 67,5 млн. долл. на всеобщие выборы. Демократ Джон Корзайн, чтобы получить в 2000 г. место в сенате, потратил 65 млн. долл. или около 20 долл. на каждого из своих избирателей. (Ibid.)
денег у партии нет шансов выиграть выборы, так как для этого надо нанять лучших, чем у конкурентов, специалистов по проведению кампаний, приобрести оборудование и транспорт, заказать исследования и оплатить услуги консультантов1. Именно с финансами партий связано большинство коррупционных скандалов в Германии, Франции, Италии, Японии и других странах.
Уже с середины 50-х годов партии последовательно выступают за рост государственных дотаций. Государственное финансирование становится главной тенденцией развития современного законодательства о политических партиях. Во Франции с момента принятия Закона от 19 января 1995 г. политические партии почти полностью существуют за счет государственных дотаций, прямого финансирования избирательных кампаний и самих партий и благодаря налоговой скидке, применяющейся к пожертвованиям и членским взносам2. В Японии по Закону 1994 г. существенная доля государственного бюджета распределяется между парламентскими партиями. Этот источник составляет более 20% годового поступления ЛДП и более 60% второй по влиянию Демократической партии Японии. Размеры дотаций связаны с успехом партий на выборах и/или с числом мандатов в законодательных органах. В ФРГ, где конституция запрещает прямое финансирование партий, дотации выступают как «возмещение расходов на выборы». Для ХДС/ХСС они составляют около трети годового партийного бюджета.
Партии в своем стремлении выжить в меняющихся социально-экономических и технологических условиях прошли за время своего существования эволюцию от массовых (рабочих) партий с их миссионерской идеологией, ставившей целью воспитание рабочего класса и радикальное изменение существующей политической и экономической системы, и кадровых (буржуазных) к универсальным (cach all) и электорально-профессиональным партиям. Они утратили классовый характер и участвуют в политике как корпоративные объединения профессиональных менеджеров по государст-
1 Бывший спикер Палаты представителей Конгресса США Томас О'Нил (Thomas O'Neill) констатировал: «Сегодня любая кампания состоит из четырех частей. Кандидат, позиция кандидата, организация кампании и деньги на ее проведение. Без денег вы можете забыть про все остальное». Janda K., Berry J.M., Goldman J. Op. cit. - P. 162.
2 Грязнова О. Финансирование политических партий // Интернет-журнал «Аналитика». - Mode of access: (http://www.europexxi.kiev.ua/russian/ analitika/03/003.html).
венному управлению, которые выставляют свои услуги на политическом рынке во время выборов и конкурируют между собой, предлагая «рентабельное» управление обществом.
Избиратели выбирают «трастовую компанию», которой они собираются передать во временное пользование свой неотчуждаемый властный капитал с тем, чтобы та распорядилась им с максимальной для клиентов-налогоплательщиков выгодой. Сегодня становится доминирующей концепция государства как обслуживающей системы, предоставляющей своим гражданам услуги в сфере образования, здравоохранения, социального обеспечения, занятия бизнесом, отдыха и пр.
При этом меняется сущность демократии, которая из массовой вовлеченности в политику превращается в деятельность элит в интересах общества, а граждане из участников политики становятся ее потребителями, заинтересованными скорее в результатах, нежели в политике как таковой. Отчуждению граждан способствует также виртуализация политического процесса. Избирательные кампании воспринимаются гражданами в подаче массмедиа, главной функцией которых является развлечение. «Журнализм скачек», доминирующий в освещении избирательных кампаний, особенно в США, превращает граждан в зрителей, болеющих за своего фаворита. Диктату массмедиа подчиняются все политики, включая кандидатов в президенты. В избирательной кампании 2000 г. в США оба главных претендента -Эл Гор и Джордж Буш - регулярно появлялись в телевизионных ток-шоу, включая программу популярной ведущей Опры Уинфри, рассчитанную на преимущественно женскую аудиторию, и ночные информационно-развлекательные программы не менее популярных ведущих Джея Ленно и Дэвида Лоттермана1. Сильвио Берлускони также не гнушался в своей избирательной кампании выступать в телевизионном эфире перед домохозяйками.
Если раньше выиграть или проиграть выборы мало значило для выживания партии, но много для достижения программных целей, то теперь наоборот - программные цели партий сблизились до неразличимости, и крупные политические сражения по их поводу ушли в прошлое, зато вопрос выживания стал критическим. Правящие партии все больше вторгаются в государство, находя здесь новые источники привилегий и новые способы обеспечения
1 1апёа К., Бепу !М., ОоМшап I Ор. ей. - Р. 165.
своего выживания1. Быть исключенной из правящего круга означает для партии лишиться ресурсов и сойти с политической сцены, так как собственных средств, какими партии обладали ранее, у нее больше нет. Стремление выжить заставляет укоренившиеся в политической системе партии объединяться в картель, в котором они делят между собой и используют ресурсы государства для совместного выживания. Картель всячески препятствует доступу к этим ресурсам аутсайдеров и новых игроков, ограничивая свободу конкуренции на политическом рынке, в том числе и через законодательство, регламентирующее участие партий в выборах и распределение дотаций, а также обеспечивающее ему контроль над электронными СМИ и привилегированный доступ к ним2.
Партии, возникшие как политический институт гражданского общества и служившие посредником между ним и государством, становятся частью государства, у которого они черпают ресурсы для собственного выживания, и действуют как его агенты3. Эта эволюция партий составляет новое, современное измерение изначального кризиса партийной демократии.
Острогорский еще столетие назад полагал, что партия как универсальный предприниматель, занимающийся разрешением всех проблем, как настоящих, так и будущих, должна уступить место специальным организациям, ограничивающимся какими-либо частными проблемами. Сегодня его предвидение реализовалось в развитии разнообразных альтернативных партиям форм политического участия. Модель демократии из мажоритарной, в которой интересы управляемых актуализированы, аккумулированы, агрегированы и представлены в системе государственного управления политическими партиями, все больше превращается в плюралистическую, в которой агентами разнообразных требований общества к государству выступают группы интересов (профсоюзы, ассоциации предпринимателей, торговые и промышленные палаты и пр.), участвующие в формировании политики наряду с партиями, взаимодействуя как с ними (в частности, через комитеты политического действия в США, оказывающие партиям финансовую
1 MairP. Party system change: Approaches and interpretations. - Oxford, 1997.
2 Katz R., Mair P. Changing models of party organization and party democracy // Party politics. - J., 1995. - Vol. 1, N 1. - P. 5-28.
3 Ibid.
поддержку на выборах в надежде на продвижение теми частных групповых интересов после победы), так и напрямую с государственными структурами. Стираются различия в целях и способох воздействия на власть между такими политическими акторами, как группы давления, социальные движения и многочисленные непарламентские партии1. Эта тенденция, возникшая первоначально в американской политической системе, получила распространение и в Европе.
Пик обсуждения кризиса партийной демократии приходится на конец 90-х годов, что отчетливо прослеживается, в частности, по содержанию Инфрмационного бюллетеня рабочей группы «Выборы и партии» Международной ассоциации политической науки. Типичной для дискуссии становится такая постановка проблемы, как, например, «Партии и демократия: взаимное убийство?» (Крис Дешауэр). К.Лаусон, резюмируя итоги конгресса Международной социологической ассоциации 1998 г., отмечает, что «общая неудовлетворенность тем, как они (партии) действуют, может скоро достичь точки, когда процесс станет необратимым... Ощущение грядущих перемен становится все сильнее»2.
Но постепенно тон дискуссии меняется, и по мере этих изменений обнажается парадокс феномена «заката» партий. Суть этого парадокса в двух словах можно выразить следующим образом: партии находятся в глубоком кризисе, если рассматривать их, исходя из нормативных представлений о демократии участия, сложившихся в эпоху Модерна. Но им ни в коей мере не грозит исчезновение с политической арены. Знаковым стало появление статьи патриарха американской политологии С. Липсета в первом в 2000 г. выпуске Journal of Democracy, подводящем итоги развития демократии за прошедшее столетие. Свою статью он озаглавил «Неизбывность политических партий»3.
1 Джордан Г. Группы давления, партии и социальные движения: есть ли потребность в новых разграничениях? // Мировая экономика и междунар. отношения. - М., 1997. - № 1. - С. 82-97.
2 Newsletter of the workgroup on elections and parties. The Research Committee on Political Sociology IPAS/ISA. - 1998. - N 9, September. - P. 1.
3 Lipset S.M. The indispensability of political parties // J. of democracy. - Wash., 2000. - Vol. 11, N 1. - P. 49-55. (Перевод см. в настоящем сборнике.)
Сегодня сухой остаток многолетней дискуссии о закате политических партий можно сформулировать следующим образом: меняется общество, меняются технологии коммуникации и вместе с ними меняются и политические партии, их функции, идеология, организационные структуры. Они все меньше способны выполнять функции артикуляции, агрегирования и выдвижения на политическую повестку дня интересов, а также функции коммуникатора и посредника между обществом и государством, - с этим лучше справляются другие акторы. Им присущи и те негативные черты, которые отмечали М. Острогорский и Р. Михельс, и те, на которые указывают современные исследователи. Что касается массовых партий, то их век кончился, и вряд ли можно ожидать их возрождения в обозримом будущем. Но в то же время партии сегодня продолжают играть ключевую роль в политической системе демократических обществ. Сегодня нет иного института, который бы мог успешнее справиться с такими важнейшими для сохранения общества функциями, как передача власти и ее легитимация и перевод сформировавшейся повестки дня в поле практической политики. Партии остаются тем процедурным механизмом, который обеспечивает функционирование представительной демократии. В мире нет ни одной «беспартийной» демократии, а все рассуждения о замене представительной демократии прямой остаются на уровне спекуляций. Там, где существуют выборы, существуют и партии1. Как только в 1976 г. стали проводиться выборы в Европейский парламент, возникли европейские партии. Характерно отношение к политическим партиям в США. Большинство американцев полагают, что партии необходимы для демократического правления, но в то же время уверены, что доверять им нельзя2. Интересно, что и в тех постсоветских странах, которые успешно совершили демократический транзит и получили «сертификат качества» в виде принятия в Европейский союз, партии относятся к инсти-
1 Знаменательно название монографии, вышедшей в 2000 г., - «Партии без сторонников: Политические изменения в продвинутых промышленных демократиях» (Parties without partisans: political change in advanced industrial democracies / Ed. By Russel J. Dalton. - Oxford, 2000).
2 Janda K., Berry J.M., Goldman J. Op cit. - P. 139.
тутам, пользующимся наименьшим доверием, но воспринимаются как «неизбежное зло»1.
Партии не только не потеряли своих позиций в политической системе, но и усилили их. Даже американские партии, которые всегда отличались слабой по сравнению с европейскими организацией, сегодня переживают период возрождения. Никогда еще национальные комитеты Республиканской и Демократической партий не были лучше обеспечены средствами и не вели такой активной деятельности по мобилизации избирателей. По сравнению с предшественниками второй половины XX в. руководство партии имеет гораздо больший вес в контроле над законодательным процессом и его результатами.
Партии приспособились к изменившемуся контексту, освоили новые формы коммуникации и новые источники финансирования избирательных кампаний. Утратив ведущую роль в артикуляции и агрегировании интересов, рекрутировании управляющих, тесно связанных с социальной базой, они укрепили свои позиции за счет симбиоза с государством и использования его ресурсов. В этой связи тезис «заката» партий сегодня потерял свою актуальность2. Но из агента гражданского общества в государстве они превратились в агента государства в обществе.
Существуют различные мнения относительно дальнейших перспектив политических партий. Так, П. Меркль полагает, что партии гарантируют свое будущее, если сумеют найти адекватный ответ на эволюцию контекста и утвердить себя как легитимного гаранта инклюзивной, прозрачной и подответственной демократии.
Несколько иная точка зрения была высказана японским политологом Харухиро Фукуи. Хотя она опирается на реалии японской национальной политической системы, ее принципиальные положения носят, как представляется, более универсальный характер. Для Японии характерны все главные признаки «заката партийной демо-
1 Krupavicius A. Political parties and multiparty systems in the Baltic countries // Political parties in post-Soviet space / L., 2005. - P. 121-136.
2 Реагируя на эволюцию института партий за последние два десятилетия, инициаторы и редакторы вышедшей в 1987 г. монографии «Когда партии приходят в упадок...» К. Лоусон и П. Меркль подготовили новое издание «Когда партии добиваются успеха» (When parties prosper), в котором международный коллектив авторов исследует, каким образом партии в разных странах приспосабливаются к меняющемуся контексту. Книга выходит из печати в 2006 г.
кратии», которые отмечались выше. Большинство основных партий неразличимы друг от друга и по идеологии, и по отношению к ключевым проблемам политики, что делает выборы и политику в целом все более чуждыми рядовому избирателю. 2/3 избирателей резко отрицательно относятся к политическим деятелям, чему способствовал, в частности, ряд крупных скандалов в 1988 г. и в начале 90-х годов, связанных с коррупцией, в которую оказались вовлечены многие функционеры правящей ЛДП. В опросе конца 1999 г. почти 90% респондентов выразили убеждение в том, что за прошедшее десятилетие политика не изменилась к лучшему, 70% - в том, что политическая коррупция также не уменьшилась.
Но при этом не приходится говорить о кризисе, так как государственная машина, приводимая партийным механизмом, продолжает исправно действовать. Стало быть, партии приспособились к изменениям политической среды. Ее ключевыми элементами являются политическая культура, под которой традиционно понимаются разделяемые большинством общества политические ценности и установки, и политические институты - набор правил, которые управляют действиями и взаимодействиями политических акторов. Культура и институты тесно связаны друг с другом. Фактически неформальные институты в смысле «норм, соглашений и кодексов поведения» находятся на границе между формальными институтами - «законы и постановления», официальные организации, имеющие физические признаки, - и культурой.
Отчетливо выраженный антипартийный характер политической культуры Японии означает, что партии, которые ранее были популярны и представительны, не смогли адаптироваться к изменившейся политической культуре. Но при этом они не исчезли с политической сцены, что свидетельствует об их успешном приспособлении к политическим институтам.
Более того, партии приспособили к себе эти институты таким образом, чтобы гарантировать свою «неизбывность». Значительная доля мест в верхней и нижней палатах парламента зарезервирована за партийными списками, попасть в которые могут, соответственно, только члены партий. Депутаты парламента участвуют в законодательном (а шире - в политическом) процессе прежде всего через работу в постоянных комитетах. Вакансии в комитетах и их
руководстве распределяются, в соответствии с регламентом, между партиями. Еще более важна роль партий как источника финансирования деятельности большинства политиков. Так, например, финансовые потребности депутата парламента от ЛДП (исключая зарплату) на 60% покрываются за счет средств, выделяемых партией. Партии могут позволить себе такую щедрость благодаря в значительной степени тем ресурсам, которые они берут из государственного бюджета в соответствии с законом, принятым ими самими. Таким образом, у политика, стремящегося реализовать себя на национальном уровне, просто нет иного выбора, кроме вступления в одну из существующих партий.
Однако рост расхождения между политической культурой и институтами не может продолжаться бесконечно. Какое воздействие конфликт между политической культурой и институтом партий будет оказывать в долгосрочном плане на дальнейшую эволюцию самого содержания демократии? Вопрос остается открытым. Не случайно Международная ассоциация политической науки выбрала основной темой своего юбилейного XX конгресса в 2006 г. вопрос, работает ли сегодня демократия - «Does democracy work?»
Но какое отношение этот кризис партийной демократии на Западе имеет к нам, каким образом он проецируется на российскую многопартийность?
Существует определенное сходство происходящих там и здесь процессов. Подобно партиям на Западе, российские партии, представленные в Государственной Думе, демонстрируют картельное поведение, сремясь всеми способами ограничить доступ аутсайдеров к государственным ресурсам. Так же как на Западе, партии в России пользуются наименьшим среди всех политических институтов доверием. По данным фонда «Общественное мнение», на конец 2000 г. деятельность политических партий оценивалась большинством общества негативно: 55% респондентов сочли, что партии «не приносят пользы» стране, и только 25% высказали противоположное мнение1. Членами партии и общественно-политических организаций являются 0,7% граждан, и только 0,3%
1 Политические партии в современной России / Фонд «Общественное мнение» Всероссийский опрос, 8 ноября 2000 г.
ведут в них активную работу1. В исследовании ВЦИОМ 2002 г. респондентам национальной выборки было предложено оценить роль различных акторов в жизни России. Политические партии они поставили на предпоследнее, 19-е место2. Ниже оказались только профсоюзы. В том же исследовании респондентам был задан вопрос, следует ли Владимиру Путину на следующих выборах выдвигать свою кандидатуру в качестве лидера какой-либо партии -или ему не следует связывать себя ни с какой партией. 60% решили, что не стоит, тогда как позитивное отношение высказали 22%3. Об интересе населения к выборам можно судить хотя бы по тому, что в большинстве субъектов Федерации порог явки, при котором выборы считаются состоявшимися, установлен на уровне 20-25%. Но при всем этом невозможно представить, что институт партий исчезнет в обозримом будущем из политической системы России.
Однако глубокие сущностные различия становятся очевидными, как только мы пытаемся определить, что кроется за этим сходством. Но для этого нужно вспомнить ключевые моменты появления и эволюции российской многопартийности. После окончательного краха коммунистического проекта оказалось, что никакого иного привлекательного для российского общества проекта, кроме партийной демократии, в мире не существует. Новому режиму власти, который возник из продуктов распада старого, не оставалось по сути иного выбора, как задекларировать переход к демократии. 12 июня 1990 г. Декларация о государственном суверенитете России провозгласила демократическое правовое государство и принцип разделения властей, а через несколько дней был принят закон, который устранил из Конституции РСФСР статью о руководящей роли КПСС и легализировал многопартийность1 .
1 Башкирова Е.И. Трансформация ценностей российского общества // Полис. -М., 2000, № 6.
2 Общественное мнение - 2002. - М.: ВЦИОМ, 2002.
3 Интересно, что когда американский миллиардер Росс Перо решил в 1996 г. побороться за пост президента, такие же 60% респондентов национальной выборки отдали предпочтение его участию в выборах в качестве независимого кандидата, а не лидера политической партии.
Однако формально узаконенные партии фактически оставались вне институциональной политики - вне выборов и организованного участия в представительной власти. Их участие в политическом процессе носило прежде всего митинговый характер и не оказывало существенного влияния на политику правительства, что лишало смысла их политическое существование. Отсутствие стабилизирующего фактора в лице укорененных в обществе партий стало одной из причин, по которым конфликт Президента и Верховного Совета по поводу распределения властных полномочий перешел в вооруженное противостояние в сентябре-октябре 1993 г. Его исход предопределил роспуск Верховного Совета, экстренное принятие новой Конституции и одновременные выборы в ею же созданную Государственную Думу.
По указу Бориса Ельцина половина из 450 мандатов отдавалась партийным спискам. Право баллотироваться в Думу было предоставлено министрам правительства, и уже на этих выборах появилось такое ноу-хау российской многопартийности, как «партии власти», создаваемые властью для обеспечения поддержки в парламенте. Вице-премьер Е. Гайдар возглавил «Выбор России». Другой вице-премьер -С. Шахрай, при участии министров А. Шохина и др. создал Партию российского единства и согласия - ПРЕС. В то же время в соответствии с Указом о мерах безопасности во время избирательной кампании партии, выступавшие на стороне Верховного Совета, были фактически лишены возможности принять участие в выборах.
Руководствуясь принципом «победитель получает все», Ельцин внес в Конституцию положения, которые фактически вернули Россию к прежней моноцентрической модели власти, определяющей всю организацию социально-политического пространства (Ю. Пивоваров отмечает ее близкое сходство с «Основными законами» императорской России 1906 г.). В этой модели просто нет места для партийной демократии, поскольку президент является доминирующим субъектом политики, тогда как роль парламента
1 При этом новая политическая элита России состояла, по свидетельству социолога О. Крыштановской, на 75% из выходцев из старой советской «номенклатуры». крайне ограничена. Итоги референдума по Конституции, как и итоги выборов, нигде не были опубликованы в полном объеме, что заставляет политологов сомневаться в их честности и справедливо-
сти. Тем не менее этот этап имел решающее значение в формировании многопартийности:
- партии стали парламентскими, и, более того, благодаря созданному ими партийному механизму принятия решений стали основными акторами в Думе. Это стимулировало процесс партийного самоопределения политических элит;
- выборы на основе межпартийной конкуренции создали «правила игры», по которым партии получают доступ в Думу. Эти правила (половина мест для партийных списков и 5%-ный барьер) были затем в целом подтверждены Законом «О выборах депутатов Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации» 1995 г.;
- в отличие от аморфных Верховных Советов, Дума была структурирована на фракции и депутатские группы, принимающие консолидированную позицию по большинству рассматриваемых законопроектов и вопросов политики, что сделало ее поведение более предсказуемым;
- Конституция жестко ограничила полномочия парламента и, соответственно, парламентских партий в политическом процессе.
В двух словах суть учрежденной в 1993 г. многопартийности в следующем: Президент дал партиям весьма привлекательные парламентские привилегии, но не стал делиться с ними реальной властью.
К первым «нечрезвычайным» выборам 1995 г. «партии власти» фактически вышли из игры: «Выбор России» распался, после того как Гайдар покинул правительство; ПРЕС также растратила свое политическое влияние. Весной 1995 г. Ельцин публично заявил о том, что распорядился к началу избирательной кампании создать два блока. Главе правительства В. Черномырдину было поручено возглавить правоцентристский блок, спикеру Думы И. Рыбкину - левоцентристский. Ожидалось, что сильный пропрезидентский блок, названный «Наш дом - Россия», и «мягкая» оппозиция социал-демократического характера в лице «Блока Ивана Рыбкина» - левая и правая руки власти, как их окрестили СМИ, -получат в новой Думе не менее двух третей мест. В будущем из этого предполагалось сделать послушную двухпартийную систему со стоящим над партиями президентом, которая вытеснит «радикалов» за 5%-ный барьер. Вопреки ожиданиям НДР собрал только около 10% голосов, а за блок Рыбкина проголосовали около 1%,
так как бесспорным фаворитом на левом фланге оставалась КПРФ. В финал вышли четыре списка: КПРФ, ЛДПР, НДР и «Яблоко».
Критическое влияние на эволюцию многопартийности оказал второй электоральный цикл, который начался с финансовой катастрофы и политического кризиса 1998 г. После снятия Черномырдина с поста главы правительства и неудачной попытки Ельцина восстановить его в должности НДР потерял привлекательность для региональных лидеров и федеральной бюрократии и практически выпал из игры, повторив судьбу «Выбора России» и ПРЕС. На освободившееся место «партии власти» стало претендовать возглавляемое Ю. Лужковым «Отечество» (более 20 губернаторов, включая и бывших членов НДР). К нему затем присоединилась «Вся Россия» во главе с президентом Татарстана М. Шаймиевым и губернатором Санкт-Петербурга В. Яковлевым. Предполагалось, что успех ОВР будет способствовать выдвижению Е. Примакова, который возглавил список, единым кандидатом на президентских выборах.
Однако вторжение боевиков в Дагестан, взрывы домов в Москве и Волгодонске в сентябре 1999 г., решительные действия Владимира Путина, недавно назначенного Ельциным в качестве своего преемника на пост премьер-министра, и стремительный рост его рейтинга (в октябре он перевалил за 70%) поломали ожидаемый ход избирательной кампании. Путин естественно был заинтересованным в успехе такой «партии власти», которая могла бы заменить обанкротившийся НДР и обеспечить ему надежную поддержку в Думе и на последующих президентских выборах.
В конце сентября практически из ничего создается «Единство» во главе с руководителем МЧС С. Шойгу. Не имея программы, «Единство» делало ставку на близость к Путину, который, в свою очередь, объявил Шойгу одним из своих лучших друзей и публично заявил, что будет голосовать за список «Единства».
Стержнем кампании стала борьба между двумя группировками элиты - федерального центра, и региональной - за место «партии власти», а главной ставкой - пост президента на предстоящих выборах 2000 г. Идеологических различий между соперниками не было, и на первый план в борьбе вышли «административный ресурс» и черный пиар - стремление дискредитировать соперника лю-
быми средствами. «Единство», располагая поддержкой федеральных каналов ОРТ и РТР и административным ресурсом президентской администрации, одержало триумфальную победу в предельно жесткой информационной войне и получило 23,3% голосов. За список ОВР проголосовало 13,3%. Одна из оценок избирательной кампании 1999 г прессой - власть выбрала себе Думу.
После того как вопрос, кому быть «партией власти», решился в пользу «Единства», к нему присоединились «Вся Россия» и остатки отыгранных «партий власти» НДР и ПРЕС. Недавние ожесточенные противники, осыпавшие друг друга оскорблениями, перешли к тесной кооперации и добились того, что не удавалось «партии власти» в Думе первого и второго созывов, - установили контроль над Думой. Затем лидеры «Единства» и «Отечества» договорились о слиянии, и к концу 2001 г. возникла суперпартия власти «Единство и Отечество» - «Единая Россия».
Вторым электоральным циклом 1999-2000 гг. завершился переходный период, в процессе которого в России произошла необратимая смена «советской декоративной демократии» режимом, который большинство политических обозревателей характеризуют как «манипулируемую демократию». Многопартийность удобно вписалась в эту систему власти.
Третий цикл 2003-2004 гг. не принес каких-либо неожиданностей: «Единая Россия» получила 222 мандата; ее успех вдохновил многих депутатов, баллотировавшихся в одномандатных округах от партий, которые потерпели поражение в голосовании по спискам (Народная партия, СПС, «Яблоко» и др.), а также независимых депутатов присоединиться к фракции «Единой России», обеспечив ей конституционное большинство в Думе. Члены фракции возглавили все 29 комитетов. Фракция разделилась на 4 группы, что дало ей четыре вместо одного места в Совете Думы, который организует ее работу. «Партия власти» получила абсолютный контроль над законодательным процессом.
Какую же функцию в этой «манипулируемой демократии» выполняет многопартийность?
Партии, прошедшие в Думу, не могут формулировать цели и задачи государственной политики - по Конституции, это прерогатива президента, который выделен из всех трех ветвей власти и поставлен
над ними; они оказывают минимальное воздействие на формирование исполнительной власти - кандидатуру премьер-министра Дума утверждает под угрозой роспуска президентом; они почти не влияют на деятельность правительства - вынесение вотума недоверия премьеру грозит Думе роспуском; и, соответственно, они не несут ответственности за социальные последствия политики правительства.
Но, не обладая реальными властными полномочиями, партии не могут рассчитывать на стабильную поддержку общества, что ставит их в полную зависимость от президентской администрации. Так, ни один состав Думы не воспользовался своим конституционным правом выразить недоверие правительству, не желая рисковать политическим комфортом и привилегиями парламентского статуса. Лишившись его, партии теряют возможность участвовать в политическом торге с исполнительной властью за распределение бюджета и за принятие нужных для правительства законов, а также использовать материальные и административные ресурсы Думы для своего выживания.
Будучи не в состоянии сменить правительство и его курс, партии в Думе выступают в значительной мере как политические предприятия, преследующие собственные цели. С падением значимости идеологии стимулы членства в партии, связанные с потребностями солидарности и идентичности, уступают место стимулам, в основе которых - ожидания материальных выгод.
Президент фонда «Политика» В. Никонов, подводя итоги развития многопартийности и парламентаризма за десять лет, отмечал деидеологизацию и прагматизацию парламента и усиление его сервильного по отношению к власти характера; коммерциализацию законотворческой деятельности и превращение ее в торг различных лоббистских интересов1.
А что общество? Около трех четвертей общества характеризуют себя как «пассивных наблюдателей за политической жизнью», тогда как активная часть не превышает (по самооценке) 7%2. Абсолютное большинство воспринимает межпартийную борьбу
1 Парламентаризм и многопартийность в современной России. - М., 2000. -
С. 65.
2 Башкирова Е.И. Трансформация ценностей российского общества // Полис. -М., 2000, № 6.
как помеху эффективной работе власти, что ведет к дискредитации самой идеи партийной демократии1. Не находя у партий защиты своим интересам, значительная часть населения испытывает потребность в патернализме государства, персонифицированного фигурой президента. Эти настроения в обществе поддерживаются самим президентом, который в прямом эфире телевидения - основного источника информации для 2/3 населения - общается с народом и здесь же на месте решает все жизненно важные проблемы конкретных граждан - предоставления гражданства, увеличения пенсий, обеспечения поселков водо- и газоснабжением и подачи тепла в дома. Естественно, что после этого партии, как, впрочем, и структуры представительной и исполнительной власти всех уровней, воспринимаются как «иррелевантные».
В то же время с момента прихода к власти Путина прослеживается четкая и последовательная политика по отношению к многопартийности. Она является органичной составляющей общего внутриполитического курса, конечная цель которого - дальнейшая концентрация властных полномочий в руках президента и стабилизация режима путем усиления контроля президентской администрации над всеми группами интересов - федеральной и региональной бюрократией, политическими элитами, СМИ, бизнес-элитами, профсоюзным истеблишментом, нарождающимися структурами гражданского общества, которые встраиваются в пресловутую вертикаль власти в качестве ее продолжения. По сути, идет выстраивание корпоративистской модели государства с системой представительства интересов, элементами которой являются ограниченное число обязательных единиц, признанных, лицензированных или созданных государством и наделенных монополией на представительство в обмен на полную лояльность. Примерно так понимал корпоративизм Б. Муссолини, стремившийся сделать Италию кор-поративистским государством. Тенденция, которая наметилась несколько лет назад2, сегодня окончательно сформировалась.
1 Всероссийский опрос городского и сельского населения. 4 ноября 2000. - М.: ВЦИОМ, 2000.
2 Кулик А. Российская многопартийность: История болезни // Выборы. Законодательство и технологии. - М., 2001. - № 4(16). - С. 18-22. - Режим доступа: http://www.vibory.ru/journal/joum0104/ 01j04arta1.html.
В этой модели многопартийности наряду с декоративной функцией атрибута «демократического транзита» отведена не менее важная инструментальная функция.
Закон «О политических партиях» 2001 г. направлен на деф-рагментацию многопартийности и преобразование ее в жесткую конструкцию посредством централизации партийного строительства, унификации структуры и порядка деятельности партий. Он также строго регламентирует поле интересов, которые могут представлять партии в политическом процессе: не предполагается существование региональных партий и не допускается создание партий по принципам расовой, национальной, религиозной, а также профессиональной принадлежности, т.е. тем основным социальным размежеваниям, на которых создавались партии на Западе.
Реформу многопартийности дополнили изменения в законах о выборах депутатов Государственной Думы, о гарантиях избирательных прав граждан и праве на референдум, о выборах президента РФ, которые наряду с прочим включают поднятие проходного барьера до 7% (с 2007 г.) и увеличение центральной части списков на выборах в Думу, формируемой руководством партий; предоставление партиям, имеющим фракции в Думе, существенных преимуществ при выдвижении кандидатов на выборах президента. Особое значение имеет введение пропорциональной системы выборов в законодательные собрания регионов. Не менее половины депутатов - верхний предел не ограничивается - должны избираться по спискам партий, которые по закону о партиях могут иметь только федеральный статус.
Придание партиям федерального статуса фактически означает ликвидацию региональных партий, которые являлись инструментом сложившихся в регионах политических элит, и значительно ослабляет влияние последних на политический процесс. Для участия в выборах и осуществления представительства в парламентах различных уровней им необходимо теперь войти в федеральные партии, имеющие в своем составе не менее чем 45 региональных отделений, и подчиняться решениям центрального партийного руководства.
Весной 2005 г. принят Закон о выборах в Думу исключительно по партийным спискам. Затем Дума приняла поправки к федеральному законодательству, позволяющие партии, победившей на выборах в
парламент субъекта Федерации, предлагать своего кандидата в губернаторы. Как показали итоги региональных выборов, прошедших осенью и зимой 2005 г., на это право пока может рассчитывать только «Единая Россия». После чего процесс вступления губернаторов в партию принял массовый характер. В 2005 г. в ее ряды вступили 15 действующих руководителей субъектов Федерации. Еще восемь членов «Единой России» были назначены губернаторами. К концу года в партии состояли уже 65 глав субъектов Федерации, или 73,8%. На ноябрьском съезде партия приняла поправки в устав, в соответствии с которыми спикеры и лидеры партийных фракций в региональных парламентах, а также члены Совета Федерации проходят утверждение в Президиуме Генсовета1.
Реформа многопартийности существенно повышает инструментальную и публичную роль партий в политическом процессе. Партии становятся единственным видом общественных объединений, имеющим право выдвижения кандидатов в Государственную Думу и законодательные собрания регионов, а с 2007 г. - единственным видом, имеющим право участия в выборах. Они получают монополию на формирование законодательной власти на федеральном и региональном уровнях.
В то же время реформа усложняет регистрацию партий, ужесточает административный контроль над их деятельностью, ставит партии в финансовую зависимость от федеральной администрации, что в целом значительно усиливает влияние федерального центра на партии и через них на законодательную власть.
В целом реформа завершила формирование многопартийности, основные черты которой были определены Конституцией и учредительными выборами 1993 г., а также неформальными политическими практиками. Из института политического участия партии превращаются в одну из технологий власти в «манипулируемой демократии». Но даже обеспечив себе контроль над партиями, президент не решился поделиться с ними полномочиями. В ежегодном послании Федеральному собранию 2003 г. Путин заявил, что считает «...возможным сформировать профессиональное эффективное правительство, опирающееся на парламентское большинство», уточнив, однако, что это
1 Нагорных И. «Единая Россия» отчиталась о партизации власти // Коммерсант. -М., 2005. - 23 дек.
будет зависеть от результатов выборов в Думу, т.е. от того, каким будет это большинство. Хотя результаты выборов превзошли все ожидания, обеспечив «Единой России» даже не простое, а конституционное большинство, эта идея так и не была реализована.
А. Пшеворский предложил метафору демократии: «Определенность правил - неопределенность результатов». Ельцинскую демократию социолог Ю. Левада в свое время назвал «демократией беспорядка», которой сопутствовали широкое использование административного ресурса и сомнительность результатов выборов. Отталкиваясь от метафоры Пшеворского, ее можно определить как «неопределенность правил - определенность результатов». Деятельность Путина на посту президента была методично направлена на расчистку политического пространства, после которой фальсификации и подтасовки результатов голосований становятся просто неактуальными. Метафорой «манипулируемой демократии» является «определенность процедуры - определенность результатов».
Завершая попытку проанализирвать парадокс заката партий в свете различий между партиями в партийных демократиях Запада и российской многопартийностью, осталось отметить, что первые в процессе эволюции вторглись в государство, «приватизировали» его и приспособили для собственного выживания. Гарантия их «неизбывности» в политической системе в том, что они остались основным механизмом, приводящим в действие представительную демократию. В России партии были «приватизированы» моноцентрическим режимом власти и приспособлены для своего самовоспроизведения в политической системе, сохраняющей институт многопартийных выборов в качестве формального обоснования своей легитимности. И в этом их raison d'etre и «неизбывность» в манипулятивной демократии.
