CC BY
23
6. Мачерет Е.Л., Самосюк И.З., Лысешок В.П. Реф- 7. ІІІабунин А.В. Мануальная и иглорефлексотерапия лексотерапия в комплексном лечении заболеваний при травматической кокцигодинии // Вестник
нервной системы. - Киев: Здоровье, 1989. - С.232. травматологии и ортопедии. - 1996. — №1. — С.57-58.
Страницы истории науки и здравоохранения________________________________________________
© ШТЕЙНГАРДТ Ю.Н. -УДК 616:92
ПАМЯТИ УЧИТЕЛЯ - Б.М. ШЕРШЕВСКИЙ
Ю.Н. Штейнгардт.
(Сибирский государственный медицинский университет, г.Томск, ректор - чл.-корр. РАМН, д.м.н., проф. В.В. Новицкий)
Резюме. "Лицом к лицу, - лица не увидать, большое видится на расстоянии" -справедливо не только по отношению к тому, что имел в виду С. Есенин, но и к отдельным людям. Нередко, такая ретроспективная оценка, да еще и издалека, - наиболее полна и объективна. Это относится и к Борису Максимовичу Шершевскому с той разницей, что мы, его бывшие ученики и коллеги, уже тогда видели и его незаурядность, и понимали, насколько нам повезло с Учителем.
К Борису Максимовичу я пришел в 35 лет, закончив аспирантуру, кандидатом наук и проработав пять лет в крупной ленинградской больнице, на кафедре с тремя докторами наук и после шести лет работы в госпиталях. Тем не менее, был буквально поражен профессиональной эрудицией и логикой шефа, конкретностью и глубиной его знаний, обстоятельностью в обследовании больных, умением выявлять и оценивать важные, внешне мало или не заметные симптомы и особенности болезней и тем самым разбираться в сложнейших случаях А, ведь, компьютерной томографии и т.п. тогда не было.
Борис Максимович сам активно учился всю жизнь. В отличие от многих своих и наших современников, не тратил время и силы на карабкание по административной и общественно-партийной лестнице, на обильные собрания, заседания, советы, комиссии, футбол и сериалы, а любил и постоянно много читал, точнее, тщательно изучал литературу и обдумывал то, чем занимался. Об этом говорили не только его профессиональная информированность, но и многочисленные заметки на полях книг и журналов, а также громадная картотека рефератов, которые он составлял в процессе работы с литературой.
В течение всех двадцати лет, что я его знал, он ежедневно, за редкими исключениями, отдохнув после обеда, в пять часов вечера уходил в кабинет и там занимался до полуночи с перерывом только на ужин. Б.М. Шершевский знал немецкий, читал по-английски и со словарем разбирал французский. Много читал иностранной литературы.
Обходы и разборы больных, продолжавшиеся по два-три часа, были, хотя и утомительны, но столь содержательны и информативны, что первое и довольно длительное время я присутствовал на них с тетрадкой в руках, записывая мысли и “от-
кровения” шефа. Он смотрел, в деталях знал и помнил всех 65 больных находившихся в клинике. Обсуждения и разборы были такой школой для всех, переоценить которую невозможно.
В равной степени это касалось и специальных разборов больных, подвергавшихся научным исследованиям, а также клинико-анатомичсских конференций, много лет председателем которых был Борис Максимович и, собиравших студентов и врачей всего города.
Шеф обладал удивительной памятью. Открою один старый секрет. Когда в процессе написания докторской диссертации мне нужны были уточнения или справки, касательно цитируемых основных работ, было проще и быстрее справиться у Бориса Максимовича по телефону, чем поднимать и просматривать картотеку рефератов. Я пользовался этим, а, проверив, ни разу не обнаружил ошибки.
Борису Максимовичу были свойственны обстоятельность и даже определенный консерватизм, он не сразу, не “сходу” принимал новшества, положения и идеи, высказываемые кем-либо, даже тогдашними лидерами, а только после того, как досконально разберется и сочтет обоснованными.
Он не воспринимал тогда повсеместную, критику так называемого “морганизма-менделизма”, “вирховианства”, генетики, не признавал универсальной и главной роли нервно-рефлекторных и центральных механизмов в патологии в ущерб гуморальным и иным. Не одобрял, тогда частые, сомнительные утверждения и натягивания универсального приоритета отечественных ученых и борьбу с “космополитизмом и иностранщиной”, позже осужденью и, принесшие большой вред науке и образованию. Считал недостаточно обоснованными и некоторые модные тогда методы
выполнения диссертационных работ и лечения (“охранительным режимом”, бромом и его микродозами, новокаином, новокаиновыми блокадами, ваготомией при гипертонической болезни, подсадками разных тканей, широким использованием резекций желудка при язвенной болезни и Др.). Большинство э'тих модных или тогда идеологически обязательных методов и теорий были оставлены и забыты.
Шефу был свойственен здоровый, рациональный консерватизм и осторожность, но никак не простое неприятие нового. Серьезные новшества, идеи, методы воспринимались и внедрялись им, часто раньше других. Например, катетеризация сосудов малого круга, вскторкардиография, новые методы изучения механики дыхания, этиологической диагностики пневмоний, их этиотропной терапии и др.
В связи с фактической бесполезностью Борис Максимович отрицательно относился к тогдашней бюрократической системе административного “руководства” научной работой. Т.с. к требованиям составления разных тематических отчетов по окончании и выполнении тем и, тем более по анонимному рецензированию планов, отчетов, которые затем никто не читал и они выбрасывались в макулатуру.
Борис Максимович считал, учил и повторял, что небрежность в научной литературе недопустима, потому, что снижает се цель и значение и является проявлением бескультурия. Поэтому положения, соображения, допущения, заключения и выводы должны быть логически обоснованы, сформулированы и изложены максимально точно, исключая любую двусмысленность толкования. Все соображения предварительно тщательно продуманы, факты документированы, а библиография безошибочна. Вместе с тем, изложены максимально кратко и концентрировано.
Так поступал он сам и того же требовал от сотрудников и учеников. Поэтому, писал не торопясь, тратя основное время на обдумывание, тщательно и повторно редактируя текст, проверяя фактическую часть, цитаты и ссылки, пробуя разные варианты. Так, например, он специально ездил из Томска в центральные библиотеки г. Москвы только для заключительной проверки точности цитат и библиографического указателя уже законченной, одобренной и рекомендованной к печати в “Медицине” своей монографии “Кровообращение в малом круге”. Она была первой и долго оставалась единственной отечественной монографией, фактически, руководством в данной области, не потерявшим значение по сей день, т.с. уже в течение тридцати лет.
Представленные для публикации или доклада рукописи Борис Максимович тщательно (по словам аспирантов - дотошно) редактировал, исходя из изложенных выше принципов. Поэтому, рукописи чаще всего претерпевали существенные и обоснованные изменения и возвращались автору с большим числом замечаний, вопросов и рекомендаций.
Необходимость повторных доработок, тем более в сопоставлении с нередкими у других приме-
рами противоположного свойства сразу вызывало даже недовольство. Но потом, после исправлений и переделок, сменявшееся удовлетворением от того, насколько материал выиграл. Тем не менее, считалось, что “сделать диссертацию у Б.М. Шер-шевского”, очень трудно и поэтому некоторые искали более легкие пути.
С особой серьезностью и требовательностью шеф относился к материалам, представляемым для публикации, публичного доклада и никогда не выпускал того, что считал незрелым или сомнительным и никогда не гнался за количеством публикаций, выступлений и диссертаций. И это, не смотря на то, что количество продукции считалось, (к сожалению и продолжает считаться), основным показателем активности и успехов научной работы. Для Бориса Максимовича основным было не количество, а качество, оригинальность и значение работ. Именно поэтому он считал и так поступал сам со своими личными рукописями, выводами, заключениями, что эти материалы должны какое-то время отлежаться в столе, затем вновь просмотрены свежим взглядом и только потом направляться для публикации. В правильности этого в последствие убедился и я.
Значение и ценность этих принципов, а также воспитание их у учеников стали еще более ясными тем, кто затем сам стал руководить научной работой других.
Очень серьезно Борис Максимович относился к весьма актуальному и сейчас вопросу соавторства. Считал его не столько правовым, сколько нравственным. И здесь был очень деликатен при его решении, особенно в отношении самого себя, чем явно отличался от некоторых своих коллег и поэтому считался, иными из них, несовременным. Не смотря на обилие других примеров, он не давал согласия на соавторство на основании только того, что работа выполнена на его кафедре или его сотрудником.
Соавторство руководителя считал обоснованным в тех случаях, когда он либо принимал личное участие в проведении исследований, наборе наблюдений, либо когда были использованы лично им полученные данные, либо если только он -автор существенных изменений, дополнений, важных выводов и положений, не сделанных другим автором, либо если именно он - автор значительной части публикации.
Известно, что Борис Максимович отказывался “стать” руководителем или соруководитслем диссертации и другой работы, уже выполненной без его существенного участия, т.с. “задним числом”. А, ведь, обратных примеров было и есть немало.
Именно все это и определяло тот высокий нравственный и профессиональный авторитеты и уважение, которыми он пользовался, несмотря на то, что не обладал ни властью, ни высокими чинами и званиями, ни даже личным обаянием и не пользовался всеобщей любовью.
Б.М. Шсршсвского отличала еще одна существенная особенность: большинство того, чем он занимался и сделал, он делал, исходя не из элс-ментарно-прагматических соображений, таких как стремление наверх, к власти, к популярности, к
чинам и званиям, формальным знакам почета и т.п. Он делал это первично и в основном под влиянием интереса к предмету деятельности, к вопросу и его решению. Это доставляло ему интеллектуальное и моральное удовлетворение.
Вместе с тем, он не был абстрактным альтруистом и ничто человеческое ему чуждым не было, тем более, что жил и работал в реальном мире и не в самое хорошее время Он просто не ставил “телегу впереди лошади”. Отчасти и потому, что не страдал честолюбием и был полностью лишен снобизма. Я уверен, что сейчас он не стремился бы ни в одну из многочисленных теперь общественных, внештатных академий для получения соответствующего титула на дверь кабинета или в визитку. Тем более, что ничего большего это не дает.
Б.М. Шсршсвский не имел титулов и званий выше профессорского, не занимал высокого административного положения, не вершил судьбы людей. Хотя он и его сотрудники установили немало важных, достоверных научных фактов и положений, о которых было сказано на конференции 10 октября 2001 г., посвященной его юбилею. Он не был генератором идей, не сделал открытий и изобретений, написал только две, но очень обстоятельные монографии. Он автор меньшего числа публикаций и руководитель намного меньшего числа диссертантов, “родил” меньше докторов и кандидатов, чем числилось и числится за некоторыми другими его коллегами и современниками. Тем не менее, был профессионально известен во всей стране и не просто оставил после себя уважительную память в историографии Томского медицинского университета, в умах учеников и последователей.
Б.М. Шсршсвский оставил и передал нам не меньшую ценность - нравственные принципы, методологию научного врачебного мышления и отношения к науке и профессии, основанные не на особенностях общей и местной ситуации, моде, подражании и регалиях, не на интуиции, эмпирике и домыслах, а на научно обоснованных фактах и положениях, на профессиональных и общих нравственных принципах. Он оставил принципы и профессиональную идеологию, сохранившие ценность и через четверть века и очень важные еще сейчас. В этом отношении и в своем роде он очень сродни Д.Д. Яблокову.
Таким образом, Борис Максимович Шсршсвский создал и оставил истинную научно-клиническую школу. Школы Д.Д. Яблокова и Б.М. Шсршсвского не были совершенно идентичными, а дополняли друг друга, вместе составив известную томскую школу терапевтов второй половины XX века. Борис Максимович подготовив 6 докторов наук - профессоров, 11 заведующих кафедрами или отделами НИИ РАМН в Томске, Благовещенске, Чите, Якутске, Красноярске, Кемерово, Тюмени, Пензе. Только в Томске уже работает 4 профессора второго поколения: ученики учеников Бориса Максимовича.
Сейчас, вспоминая о Борисе Максимовиче и других своих и наших, уже ушедших учителях,
ретроспективно их оценивая, меня невольно тянет на некоторые обобщения нравственного и профессионального прикладного значения.
Какие заслуги ученого, профессора считать существенными для дела и вуза, а какие нет? Вопрос действительно непростой, деликатный, но совсем не праздный, а ответ может быть и неоднозначным, и разным в разнос время, и в большой степени субъективным во многих случаях.
Когда такой человек уходит, его оценка сразу определяется естественными эмоциями остающихся, традициями и критериями своего времени. Поэтому она нередко ситуационна, конъюнктурна, временна. Однако с течением времени приходят новые люди, эмоции остывают, критерии, конъюнктура и традиции изменяются, нередко даже диаметрально. Иногда происходит переоценка ценностей и то, что когда-то считалось и было значимым, существенным, - забывается, обесценивается или даже осуждается.
Таких примеров много, но это касается заслуг сиюминутных, формальных. В таких случаях носитель их забывается вскоре после ухода из жизни. Достаточно примеров, когда о бывших весьма известными, популярными и значимыми, персонах, даже обладателях высоких чинов и званий, через пять лет не вспоминают ни прежние сотрудники, ни ученики.
Болес важны ценности и заслуги, если и не вечные, то те, которые действуют длительное время - не менее чем для двух, трех поколений. Именно такой пример оставил нам и такие заслуги имеет профессор Борис Максимович Шсршсвский. К . сожалению, внешне они бывают менее яркими, не веем видны и понятны.
Так, что же, фактически, объективно подтверждает их и о них говорит?
Высота служебного положения? Чины и звания? Само по себе количество публикаций и выпущенных докторов и кандидатов наук либо авторских свидетельств и рацпредложений? Или что-то другое?
Мне представляется, что длительное сохранение благодарности, памяти и принципов научной или иной профессиональной деятельности учениками и большое число последователей и есть основной и наиболее объективный показатель ценности вклада и роли, ушедшего в мир иной, Учителя, ученого и врача.
Все это в полной мере имеет место по отношению к Борису Максимовичу Шершевскому, портрет которого заслуженно занимает место в галерее виднейших профессоров и врачей Томска, а его самого помнят и ценят сотни врачей даже вне зависимости от формального ранга, посвященной ему конференции.
Я с большим удовлетворением делюсь с вами своими воспоминаниями и мыслями о Борисе Максимовиче. При этом, как бы снова лично общаюсь с ним и снова получаю от этого большое удовлетворение, как и четверть, и половину века тому назад.
