CC BY
30
ПАМЯТИ ИРИНЫ ВЛАДИМИРОВНЫ ПЕТРОВОЙ (28.10.1927-18.12.2010)
Две силы есть — две роковые силы, Всю жизнь свою у них мы под рукой, От колыбельных дней и до могилы, — Одна есть Смерть, другая — Суд людской.
Ф.И. Тютчев
В декабре 2010 года ушла из жизни Ирина Владимировна Петрова, чьё имя стало легендой филологического факультета МГПИ-МаГУ Те, кому посчастливилось у неё учиться, сочиняли о ней песни, посвящали ей стихи, преклонялись перед её лекторским талантом, восхищались её образованностью, силой характера, обаянием. Впервые я услышала о ней в глухом посёлке Брединского района Челябинской области, куда меня направили на работу после окончания историко-филологического факультета ЧГПИ. Там я столкнулась с выпускницей Магнитогорского пединститута, которая восторженно рассказывала «о Еве и Петровой», своих кумирах студенческих лет. Толстой, Достоевский, Некрасов, Чехов вперемешку с героями их произведений и их репликами, монологами, именами их жён и детей, кличкой лошади Вронского, окраской курочки протопопа Аввакума были пульсирующим фоном воспоминаний моей коллеги. Но главными действующими лицами всех её историй были они — доценты кафедры литературы, Ева Лазаревна Лозовская (одновременно декан факультета) и Ирина Владимировна Петрова. Экзамены, продолжавшиеся до глубокой ночи, страдания пойманных со шпаргалками студентов, не принятые из-за нетворческого исполнения конспекты, слёзы из-за «троек» по литературе, колкие замечания по поводу жалких попыток осудить Анну Каренину или оправдать Раскольникова — всё им прощалось, ничто, оказывается, не мешало студентам обожать этих женщин. Уже тогда я составила себе портрет Ирины Владимировны, недоступной, гордой, требовательной, той, что, «дыша духами и туманами», могла бы встретиться на моём пути, и я бы явно разочаровала её своими скудными литературными познаниями. С преподавателями по русской литературе в институтские годы мне явно не повезло, и не без оснований в своих снах я с треском проваливалась на экзамене именно у И. В. Петровой.
Встретилась я нею спустя четыре года: после окончания аспирантуры приказом Министерства высшего образования СССР меня направили в Магнитогорск. Работали мы на разных кафедрах, учебная нагрузка, как и у всех преподавателей, у меня была большая, и всё же я ухитрилась побывать на нескольких лекциях Ирины Владимировны. Я была потрясена. Я завидовала студентам! Нет,
её невозможно было копировать, перенимать манеру её преподавания. Любой, кто попытался бы это сделать, был бы смешон. Как принято говорить сейчас, у неё была харизма. За каждой её фразой ощущалась бездонная глубина знаний и, что считаю особенно важным, — нравственная определённость. Я слышала многих лекторов, в том числе блестящих знатоков своего предмета, но такой власти над аудиторией, такой ауры, такой силы духовного воздействия на слушателей не ощущала никогда раньше. Ирина Владимировна была элегантна, сдержанна. Художественный мир Салтыкова-Щедрина, погружённый в его эпоху, вдруг открылся мне по-новому, не казённо, а талантливо и по-человечески понятно. Честно говоря, до встречи с И.В. Петровой я не очень-то любила Салтыкова-Щедрина, но вечером после первой же лекции взялась его перечитывать.
Позднее я наблюдала, как Ирина Владимировна работает с дипломниками. К ней стремились попасть очень многие, но она любила работать с талантливыми студентами, и их дипломные работы, безупречно выполненные, всегда были интересными, глубокими, оригинальными. На ум приходят имена тех, кому посчастливилось пройти научную школу Петровой, — безвременно ушедшего поэта Григория Газизуллина; доктора педагогических наук, нынешнего декана филологического факультета Любови Дмитриевны Пономарёвой; известного дизайнера Василия Циттеля; доктора филологических наук, профессора кафедры русской классической литературы Алексея Владимировича Петрова и многих других (их более шестидесяти). Ирина Владимировна щедро одаряла своими идеями учеников и не жалела о том, что могла использовать эти идеи в собственных ненаписанных книгах.
С Ириной Владимировной нас связывали общефакультетские мероприятия (Пушкинский вечер, Тютчевский вечер, Толстовские юбилейные чтения) и некоторые издательские проекты (4 выпуска Пушкинского альманаха, 6 выпусков сборника молодых исследователей «Благословенны первые шаги...»). Рядом с нею всегда хотелось делать всё по-настоящему хорошо. Последние 20 лет её жизни мы поддерживали достаточно близкие отношения. Меня всегда поражали ясность её ума, хорошая память, живой интерес к политическим событиям в нашей стране и за рубежом, широкая начитанность. Работая над словарём крылатых выражений русского языка, в поисках авторов того или иного оборота я нередко обращалась к ней и почти всегда получала исчерпывающий ответ. В крайнем случае, она говорила: «Нет, это не Гоголь», «Совсем не похоже на Достоевского», «Ну, уж, конечно, не Тютчев». С огромным мужеством и завидным достоинством переносила она выпавшие на её долю физические страдания — две тяжелейшие операции и болезнь сердца, — оставаясь при этом обаятельной женщиной, гостеприимной хозяйкой, остроумной собеседницей, нелицеприятным критиком для начинающих и зрелых поэтов. О своей жизни она говорила скупо, личных тем избегала. Но какими яркими, неординарными персонажами представали передо мной в наших беседах внук Ф.И. Тютчева К.В. Пигарёв; писатели Л. Леонов и И. Эренбург; известные литературоведы Б.Я. Бухштаб и С.А. Макашин; поэты П. Антокольский и С. Щипачёв, особенно — К.И. Чуковский! Взаимоотношения Ирины Владимировны с этими людьми, переписка с ними могли бы стать темой отдельно публикации.
В письме от 26 января 1964 г. Г.Я. Бухштаб, высоко ценивший исследовательский дар И.В. Петровой, спрашивал: «Напишите мне, откуда Вы взялись: если Вы не учились или не проходили аспирантуру в Москве, Ленинграде <...> — тем выше надо оценить Ваше чутьё, Вашу восприимчивость». Отвечу на этот вопрос скупыми чертами биографии Ирины Владимировны, записанной мною с её слов в 2001 году, за четыре года ухода её на пенсию из-за резко ухудшившегося зрения.
Она родилась в городе Орле. Отец её был офицером, и война застала семью на Дальнем Востоке в небольшом приграничном посёлке, где жили жёны и дети командирского состава. От враждебно настроенных соседей посёлок отделяла неширокая речка, служившая естественной границей. И военные, и послевоенные годы Ирина Владимировна вспоминала как очень голодные. После войны мать с детьми (отца с ними уже не было) перебралась в Казань. Здесь Ирина поступила в Казанский пединститут. Время учёбы совпало с тяжёлой болезнью матери. В 18 лет Ирине Владимировне пришлось взять на себя все хлопоты по уходу за уже не встававшей с постели матерью и по воспитанию младших сестры и брата. Работа, учёба, бессонные ночи у постели умирающего близкого человека, похороны — всё это подорвало здоровье Ирины Владимировны, и она надолго слегла в больницу. Тем не менее, в 1949 году она с отличием закончила филологический факультет и была рекомендована в аспирантуру Казанского государственного педагогического института, где с 1949 по 1952 гг.
обучалась при кафедре русской литературы под руководством профессора И.Г. Пехтелева. По окончании аспирантуры с 1952 по 1955 гг. Ирина Владимировна работала старшим преподавателем кафедры русского языка и литературы в Ирбитском государственном учительском институте и там же в 1954-1955 учебном году заведовала кафедрой.
В Магнитогорский педагогический институт (МГПИ) Ирина Владимировна приехала в 1955 г, где отработала 50 лет. Сначала она занимала должность старшего преподавателя кафедры литературы. В 1963 г. в Московском областном институте имени Н.К. Крупской успешно прошла защита её кандидатской диссертации «Творчество Ф.И.Тютчева 1850-1870-х гг.». Работа молодой исследовательницы не осталась незамеченной: по существу, она открывала новый этап в изучении творчества Ф.И.Тютчева. С этого момента в далёкий Магнитогорск на имя дотоле никому не известной преподавательницы начинают приходить письма от крупных специалистов-тютчеведов, от писателей и поэтов, которым была близка поэзия Тютчева. Ирине Владимировне предлагают место научного сотрудника в Институте мировой литературы. Директор Тютчевского музея приглашает её к сотрудничеству. Однако Ирина Владимировна уже не мыслила себя без студентов. Она считала, что её место — в рабочей Магнитке. И её карьера складывалась в полном соответствии с избранной педагогической деятельностью. В 1965 г. она была избрана доц. кафедры литературы МГПИ, а в 1975 — доцентом той же кафедры, переименованной в кафедру русской и зарубежной литературы. С 1977 по 1980 гг. Ирина Владимировна находилась в командировке в Польской Народной Республике, где преподавала в высшей педагогической школе города Слупска, руководила 28 магистерскими работами. За высокие успехи в обучении польских магистров она была награждена премией высшей школы города Слупска и грамотой Министерства науки, техники и образования Польской Народной Республики. По возвращении из Польши Ирина Владимировна продолжила работу в МГПИ в качестве доцента кафедры русской и зарубежной литературы. В 1993 г. её избрали на должность профессора той же кафедры, которая в 1995 г. была переименована в кафедру русской классической литературы. Читала курсы русской литературы XVIII в., XIX в., русской литературы Серебряного века; вела спецкурсы и спецсеминары, посвящённые поэзии Ф.И. Тютчева, русской литературной критике XIX столетия, творчеству Ф.М. Достоевского и др.
Отношения с коллегами у Ирины Владимировны не всегда складывались гладко. Она бывала резкой в своих оценках, в своих суждениях. На неё нередко обижались, но... «К ней и пылинка не пристала / От глупых сплетен, злых речей». Прошло не так уж много времени после её смерти, и вряд ли кто-нибудь станет оспаривать её преподавательский и исследовательский талант, широкую образованность и беззаветную преданность своему делу. О научных её интересах свидетельствуют не только тютчевские работы, но и статьи (а их больше 40) «Некрасов вчера и сегодня», «Перечитывая П. Антокольского», «Поэзия И. Эренбурга», «Бесстрашие духа (“Пир во время чумы” А.С. Пушкина)», наброски, посвящённые проблемам перевода русской классики на польский язык. При жизни И.В. Петрова была награждена нагрудными знаками «Отличник народного просвещения РСФСР», «Почётный работник высшего профессионального образования РФ», «Заслуженный работник высшей школы РФ», медалью «Ветеран труда», Почётной грамотой администрации Челябинской области; её имя внесено в «Книгу Почета» МГПИ.
Незадолго до своей смерти Ирина Владимировна передала мне целый пакет адресованных ей писем, принадлежащих известным отечественным учёным, писателям и поэтам. Большая часть этих писем ранее не публиковалась. Вниманию читателей журнала, помимо записи беседы с И.Г. Эрен-бургом, предлагаются письма литературоведов Б.Я. Бухштаба и С.А. Макашина.
И. Г. Эренбург о Ф. И. Тютчеве (замечания, высказанные в беседе с И.В. Петровой 8 февраля 1962 г.)
Тютчева люблю. Как поэт он сделал многое. Он сумел раскрепостить русский язык. Современники не могли понять и оценить ритмических открытий и новизны тютчевских стихотворений. Так, Тургенев, например, «исправлял» Тютчева. Собственно, завоеваниями Тютчева в области формы живёт вся современная русская поэзия. Совершенно удивительны, необычны ритмически его «Последняя любовь», «БПеПшш». «Последняя любовь» — вообще одно из лучших тютчевских стихотворений. Правда, последние строчки как-то не совсем «звучат»: я пережил время своеобразной
инфляции всех этих слов на -ость (вечность, бесконечность, безнадёжность). Но в этом стихотворении есть образы, которые встретишь, пожалуй, только у Тютчева (нежней мы любим и суеверней). Так современник Тютчева едва ли мог сказать. Нам же это близко и понятно. Вообще каждая эпоха имеет свои слова. Возьмите когда-то весьма привычные глад, град, хлад; сейчас они воспринимаются как архаизмы. И это во всём. Рафаэль, например, был великолепнейшим художником, но человек, пытающийся в наши дни писать «как Рафаэль», будет лишь смешным эпигоном. Точно так же копирующий гениальную болтовню Онегина жалок. Если же говорить о содержании тютчевской поэзии, об очень больших, глубоких вопросах, затронутых им, — и в этом плане о тютчевских традициях, — то у нас есть попытки (особенно в творчестве молодых) определить своё отношение к миру, бытию и т. д. Но всё это не очень зрело, во многом ещё наивно, существует, так сказать, в зачаточной форме.
Тютчев один из всех шагнул за грань своей эпохи: то, что почувствовал, понял, о чём сказал Тютчев, станет близким людям XX столетия. Так, гениальное «БДеПшш», утверждающее бессилие слова, мучительную невозможность самораскрытия, самовыражения («мысль изреченная есть ложь»), было чуждо современникам поэта и чрезвычайно близко многим художникам XX века. Его современники (кроме Некрасова) во многом были эпигонами (характерный пример — поэзия Фета). Тютчев и значительнее, и современнее (для нас). В мире происходили в эпоху Тютчева колоссальные явления, и у Тютчева чрезвычайно живо ощущение истории, её движения. Если говорить о его политических стихах, то в большинстве своём они наивны, хотя среди них есть удивительно интересные. В «Цицероне» меня поражает совершенно гениальная, современно звучащая фраза: «Я поздно встал — и на дороге / Застигнут ночью Рима был!» Очень много правды и в известном стихотворении «Эти бедные селенья». К пережитому нашим народом и страной за последние десятилетия вполне применимы тютчевские строчки: «Край родной долготерпенья, / Край ты русского народа».
Возвращаясь к вопросу о традициях:
Тютчевская линия явственно ощущается в поэзии Случевского, Мандельштама, Анны Ахматовой, Н. Заболоцкого, меньше — Блока. Блок — очень большое, сложное явление. Там и цыганщина Ап. Григорьева, и целый ряд других отзвуков, отголосков, и что-то тютчевское, конечно. Но это только одна из граней блоковской поэзии. Вообще, у Тютчева нет блоковской истеричности. Он очень мужественный поэт.
Космическая тема в творчестве Тютчева меня никогда не привлекала, а вот «денисьевский цикл» очень люблю. Вообще, расцвет его творчества падает на 30-50-е годы. Всё написанное в последние годы слабее. Чрезвычайно слабы французские стихи. Это лишь грамотно зарифмованные, в языковом отношении неинтересные произведения.
При упоминании собеседником имён Пушкина и Баратынского:
Пушкинское, конечно, есть и в Тютчеве, да иначе и быть не может. Пушкинское живёт во всей литературе XIX века. Есть определённая близость поэзии Баратынского и тютчевской поэзии, но в целом они несоизмеримы: Баратынский и уже, и мельче Тютчева.
Письмо Б. Я. Бухштаба И. В. Петровой
(Ленинград, 26 января 1964 г.)
Дорогая Ирина Владимировна!
Большое спасибо за статью, которую я прочёл с интересом и удовольствием, — и за милое письмо. Что до первой Вашей статьи, — я полюбопытствовал прочесть её в Публичной библиотеке и не разделяю Вашего слишком скромного мнения о ней; я был бы рад иметь её у себя, если бы у Вас сохранился ненужный Вам экземпляр.
Ваши работы заинтересовали меня чуткостью к поэзии, литературоведческой одарённостью и той научной культурой, которую обычно даёт настоящая научная школа. Напишите мне, откуда Вы взялись: если Вы не учились или не проходили аспирантуру в Москве, Ленинграде или Саратове, — тем выше надо оценить Ваше чутьё, Вашу восприимчивость.
Напишите, пожалуйста, чем Вы намерены заниматься дальше. Вы задаёте мне аналогичный вопрос. О Тютчеве я давно ничего не писал, кроме маленькой статьи, смонтированной из большой и напечатанной в декабрьском номере журнала «Советская литература», выходящего на четырёх иностранных языках. Последнее время занимался Некрасовым, Лесковым. Много приходилось заниматься текстологией и библиографией (я работаю в Библиотечном институте). Сейчас готовлю новое собрание сочинений Козьмы Пруткова. Вузовская работа и разная текучка (рецензирование, оппонирование и т. п.) оставляют мало возможностей работать «для души» человеку с немолодыми уже силами.
От души желаю Вам счастья в творческой работе и во всём остальном, где это возможно.
Б. Бухштаб
Письмо Б. Я. Бухштаба И. В. Петровой
(Ленинград, 18 февраля 1964 г.)
Большое Вам спасибо, Ирина Владимировна, за милое письмо, очень интересное, и (заранее) за Вашу «заявочную» статью о Тютчеве. Рад, что его поэзией наши с Вами общие исследовательские интересы не ограничиваются. Что до моих статей о Некрасове и Лескове, — они, в основном, перечислены в библиографическом указателе «Истории русской литературы XIX века» (изд. Академии наук, 1962). Надеюсь, что он есть в библиотеках Магнитогорска, если Вам не удалось приобрести в собственность. За последние же четыре года, не отражённые в этом указателе, я напечатал о Некрасове статьи в 3-м «Некрасовском сборнике» и в сборнике «Издание классической литературы. Из опыта «Библиотеки поэта» (1963, там же статья К. В. Пигарёва о текстах Тютчева). Главка о раннем Некрасове есть в моей вступительной статье к сборнику «Поэты 40-50-х годов» в «Малой серии» «Библиотеки поэта» (1962). О Лескове я за эти годы ничего не печатал, но в ближайшем номере «Русской литературы» публикую статью об источниках «Левши».
Всегда буду рад получить от Вас весточку и никогда не «сочту за труд», как говорили в старину, писать Вам.
Желаю Вам счастья во всём, — в том числе, конечно, здоровья и творчества.
Письмо Б. Я. Бухштаба И. В. Петровой
(Ленинград, 1 июля 1967 г.)
Многоуважаемая Ирина Владимировна!
Большое спасибо за статьи. Вообще я не любитель работ, в которых два писательских имени связаны союзом «и» или «о», но Ваша статья о Заболоцком и Тютчеве (её следует назвать так, а не наоборот) хороша и характеристикой Заболоцкого, и тем, что показывает близость Заболоцкого к Тютчеву в тоне, лексике, проблематике, и самим Вашим тоном, спокойным, небанальным. Поздний Заболоцкий подстраивает свою лиру под строй «учительной» лирики XIX века, под тютчевскую линию, так что тема Вашей работы законна. Сходство Бунина с Тютчевым более формально; поэтому статья о Тютчеве и Бунине менее интересна и убедительна.
Вы спрашиваете о моём здоровье. Мне особенно не на что жаловаться, кроме зрения, которое всё ухудшается, сокращая мои рабочие возможности. Пока, однако, не сдаюсь.
С одним из участников присланного Вами издания В. Б. Катаевым я недавно познакомился на конференции в Борисоглебске. Познакомимся ли мы с Вами лично когда-нибудь в каком-нибудь пункте земного шара?
С приветом Бухштаб (подпись)
Письмо Б. Я. Бухштаба И. В. Петровой
(Ленинград, 8 октября 1971 г.)
Дорогая Ирина Владимировна!
Большое спасибо за присланную статью. Я люблю читать Ваши работы. Мне нравится их эмоциональность, их нестандартность, то, что это вместе и литературоведческие, и литературно-критические работы. В этой статье меня заинтересовало Ваше замечание о «тревожном пристрастии к свету», о «лёгком, замедленном движении» в тютчевском «сладостном покое», выявление тех стихотворений, которые относятся к русской природе и др.
Желаю Вам такого же, как доселе, творческого горения.
С приветом Б. Бухштаб
Р.Б. Обратите внимание на мой новый адрес (на конверте).
Письмо Б. Я. Бухштаба И. В. Петровой
(Ленинград, 1 марта 1971 г.)
Дорогая Ирина Владимировна!
Рад за Вас, что Вы всё же выкарабкались или вырвались в Москву, и за себя, что наконец увижусь с Вами. Ближе к удобному для Вас сроку приезда в Ленинград позвоните мне (телефон 4416-31), и мы сговоримся о дате. Март или апрель мне одинаково удобны. Сразу сообщу, как ко мне доехать. Если Вы поедете прямо с вокзала и на такси будет большая очередь, поезжайте в метро до Финляндского вокзала, а оттуда на автобусе №262 или на трамвае №23 до остановки, которую называют Светлана, Светлановская площадь или проспект Шверника. Выйдя, Вы переходите проспект Энгельса и идёте немножко назад к площади мимо пожарной части, за которой справа виден наш дом. Вы проходите проулочком мимо почты, входите через подворотню во двор, первая лестница налево — моя. Я живу на пятом этаже. Вот Вам подробная инструкция.
Не знаю, переслали ли Вам моё письмо из Магнитогорска; поэтому повторю свой совет не откладывать решение вопроса об Иваново-Франковске, если только это решение не связывается с ещё не прояснившимися обстоятельствами. Вы писали, что не хотите стеснять Теплинского. Но стеснять может только отсутствие решения, а не наличие его, которое, конечно, не связывает заведующего кафедрой в выборе между согласившимися кандидатами. Сколько я понимаю, Теплинский хочет предоставить это место Вам, а что он оговаривается, что за начальство не ручается, — так ведь пути начальства неисповедимы, у него может быть свой кандидат и т. п. Листок же по учёту кадров нужен, разумеется, отделу кадров, а не Теплинскому. Во всяком случае, напишите мне, пожалуйста, как сейчас обстоит дело. Да, адрес Теплинского. Вот он: 284000, Иваново-Франковск, Первомайская, 3, кв. 4.
Рад был повидать Кирилла Васильевича и не нашёл, чтобы он так сильно изменился.
Итак, надеюсь, до скорого свидания.
Ваш Б. Бухштаб.
Открытое письмо Б. Я. Бухштаба И. В. Петровой
(Ленинград, 6 апреля 1974 г.)
Дорогая Ирина Владимировна!
Итак, будем считать, что наша столь долгожданная встреча состоится 24-го сего апреля. Если что-нибудь помешает, — известим друг друга. Я, конечно, уже писал Вам, что у меня изменился номер телефона: теперь — 44-15-31. Встаю я рано, так что можно приехать прямо с поезда.
За решение вопроса о Вашем приезде обещаю больше не волноваться.
Ваш Б. Бухштаб.
Письмо С. А. Макашина И. В. Петровой
(Москва, 25 марта 1981 г.)
Многоуважаемая Ирина Владимировна!
Месяца полтора тому назад я послал Вам письмо, в котором официально поставил Вас в известность о том, что Ваша статья «Мир, общество, человек в тютчевской лирике» принята редакцией «Литературного наследства» и будет напечатана в нашем «тютчевском томе». В этой связи я просил Вас воздержаться от публикации Вашей статьи, целиком или в отрывках, в каких-либо других изданиях. Кроме того, я просил Вас сообщить нам, имеются ли у Вас какие-либо вставки или изменения к тексту статьи, давно уже представленной Вами К. В. Пигарёву (как Вы знаете, он серьёзно болен и вынужден был отойти от работы).
С нашей стороны никаких просьб по тексту статьи нет. Она нам очень нравится.
Прошу Вас обо всём этом вторично (написать), так как не получил ответа на своё первое письмо, Быть может, оно не дошло до Вас.
С уважением
Соредактор К.В. Пигарёва
по «тютчевскому тому»,
член редколлегии «Лит. наследства»,
д-р филологич. наук С. Макашин
Отрывок из письма С. А. Макашина И. В. Петровой
(Москва, 24 ноября 1981 г.)
Многоуважаемая Ирина Владимировна!
Вчера получил Вашу статью и тотчас же прочитал. Впечатление — отличное. Статья Ваша и раньше мне нравилась. Произведённая Вами доработка улучшила (а не ухудшила, как нередко бывает) Вашу работу. Главный её положительный клад(?) — глубокое проникновение в «душу» тютчевской поэзии, такой её анализ, который не сушит и не анатомирует поэтическое. Одним словом, Вы поражаете чистотою своего непосредственного выражения любови к поэту.
Письмо С. А. Макашина И. В. Петровой
(Москва, 3 мая 1982 г.)
Многоуважаемая Ирина Владимировна!
Простите, что по обстоятельствам с таким опозданием отвечаю на Ваше письмо. И сам был болен, и больна моя жена. Надеюсь, что у Вас всё обошлось благополучно и что Вы уже дома. Очень надеюсь.
«Тютчевский том» подвигается, но очень медленно. Появляются новые материалы, которые нельзя не ввести. Возникает и необходимость в некоторых новых статьях и комментариях. А вот хороших специалистов мало и почти все они больны. Всё же, однако, к намеченному сроку (начало 1983 г.) рукопись тома, я полагаю, будет готова к утверждению и к сдаче в Издательство.
А теперь обращаюсь к Вам со следующим новым предложением. В декабре в нашем ИМЛИ состоится советско-итальянский симпозиум по Тютчеву. И мы просим Вас принять в нём участие и сделать, на материале Вашей статьи, доклад (минут на 30-35). Другой основной доклад сделает, о публицистике Тютчева, о публицистике Тютчева, проф. С. С. Дмитриев. Затем будет один или два доклада итальянцев и ряд наших и их сообщений, в том числе и о «тютчевском томе» «Литнаслед-ства». Вызов Ваш в Москву и пребывание здесь на время симпозиума — за счёт ИМЛИ. Надеюсь, что ничто не помешает Вам дать согласие на это предложение. И если состояние Вашего здоровья позволит Вам — прошу сейчас же подтвердить Ваше согласие.
Всего Вам доброго.
С уважением С. Макашин.
Письмо С. А. Макашина И. В. Петровой
(Москва, 11 октября 1983 г.)
Дорогая Ирина Владимировна!
Только что возвратился из Ялты, нашёл среди накопившихся писем Ваше письмо и спешу первой ответить Вам.
По-видимому, это моё письмо не дошло до Вас, так как я помню, что отвечал Вам на заданные мне вопросы. Боюсь, однако, что письмо было писано от руки и его копии у меня нет. Выясню это, когда буду через 11/2 недели в редакции (я ещё в отпуске). И если копия есть, пошлю Вам.
Вы разочарованы чем-то в нашем очном знакомстве. Собственно, я, кажется, понимаю, чем именно. Это Вы раскрыли в той части письма, которое посвящено Чуковскому и присущему ему живому интересу к живым людям. Да, это драгоценная черта, и я не могу не признать, что она у меня бывает часто заслонена почти постоянным рабочим цейтнотом и общей напряжённостью московской жизни. Но внимание к людям я ценю и стремлюсь не забывать о нём. У Вас возникло даже ощущение, что наше личное знакомство как бы не состоялось. Если хотите знать откровенно, то таково же и моё ощущение. Но я-то знаю, отчего это произошло. Если бы мы встретились у меня дома, как я на это надеялся, то, вероятно, всё было бы по-другому. Но это могло бы быть в другое время, а не тогда, в дни тяжёлого и опасного обострения болезни моей жены, когда я весь был подчинён и мыслями, и настроением тому, что происходит дома. Жена и сейчас больна, хотя Ялта оказала на неё благоприятное воздействие, и ей лучше.
Но, по-видимому, главное, что огорчило Вас в нашем разговоре, — это некоторые мои суждения о Корнее Ивановиче. Очень возможно, что я был неосторожен, прямолинеен в оценке некоторых сторон его характера. И всё же Вы, по-видимому, неверно восприняли моё понимание блестящего дарования и сложного характера Корнея Ивановича. Чтобы ясно изложить мой взгляд на него, следовало бы написать много, для чего нет времени. И в моей жизни часы и дни, общения с К. И. — принадлежат к светлым пятнам. Но я привык смотреть на людей не с одного боку, поскольку нет людей линеарных; они все объёмны. Мои замечания о случаях «непринципиальности» К. И. всегда сопровождаются, в моём сознании, убеждением, что они сами-то К. И., вероятно, не осознавались за таковую . И это потому, что он был по преимуществу художественной натурой, а не человеком, всегда сверяющим своё поведение с мировоззрением. Для выдающихся деятелей вальяжное? общественное мнение, такое невольное, неосознанное двоегласие — недостаток конкретной личности. Для художественных натур — это почти что норма и за (кон)? Во всяком случае на моём общем вполне? положительном отношении к К. И. эти мои фразочки не отразились. Да и отношения у нас были добрые. Они омрачались на время лишь дважды. Первый раз, когда я напечатал в «Лит. наследстве» заметку покойного С. П. Шестерика о неизвестном произведении Некрасова «Как я велик»? (в ней излагалась, но одна(ко) ж вторая, другая точка зрения, чем у К. И.). И второй раз, когда я не принял (не мог принять по совокупности объективных обстоятельств) предложение «Огонька» написать рецензию на книгу К. И. «Некрасов», которую ставлю очень высоко. Потом всё сгладилось.
С «тютчевским томом» (там Голос с Вашей статьёй) всё в порядке. Он медленно подвигается к заключительному этапу сдачи рукописи в набор. Но всё это мною предстоит сделать, хотя «го(н) им и возлаі».
Всего Вам доброго.
Ваш С. Макашин.
Москва 11/К 83
P.S. Боюсь, что Вы и половины написанного не разберёте. Такой ужасный почерк. А на машинке писать так и не научился.
Приписка на полях: Очень хорошо, что книга воспоминаний о К. И., и Ваш вклад в неё появится новым изданием.
Письмо С. А. Макашина И. В. Петровой
(Москва, 10 февраля 1984 г.
Дорогая Ирина Владимировна!
Действительно, не везёт нашей с Вами встрече в Москве. Надеюсь, однако, что рука Ваша придёт в нормальное состояние и Вы сможете приехать к нам.
Благодарю Вас за разрешение поступить по моему усмотрению с теми страницами Вашей статьи, на которых возникают некоторые сопоставления между Тютчевым и другими поэтами. Мне думается, что я понял, что Вы хотели сказать здесь. Но вот беда, Ваш материал невольно обнажает один из существенных недостатков нашего тома — отсутствие в нём статьи «Тютчев и русская поэзия (литература)». Такая статья предполагалась и была заказана Д. Д. Благому. Но он нас подвёл, статью не написал.
Ещё раз желаю Вам скорейшего выздоровления и приезда в Москву.
С глубоким уважением
Ваш С. Макашин.
Письмо С. А. Макашина И. В. Петровой
(Москва, 15 мая 1989 г.)
Дорогая Ирина Владимировна!
Только что получил Ваше письмо, как всегда, грустное. Прежде всего, желаю Вам по возможности быть мужественной во всех перипетиях и непредсказуемостях жизни — категории, в мироздании, суровой и даже жестокой. Я и сам держусь этого направления и молю судьбу, чтобы и применительно к моей тяжело страдающей жене, и ко мне самому оправдалась бы строка Ахматовой (кажется, её): «И мужество нас не покинет».
Не писал я Вам долго потому, что на меня сверх всяких и многих дел свалилась необходимость срочно разработать план нового тома «Литературного наследства», посвящённого русской зарубежной литературе, т.е. литературе первой волны русской эмиграции. Это моя старая «заявка», над которой я работал и во время своих поездок в Париж и встреч с очень малым уже кругом эмигрантов первой волны. Сам я заниматься этим томом уже не смогу, но разработать план должен был, да и не столько сейчас для нашей редакции, сколько по просьбе Отдела культуры ЦК (хотя я не член партии). От него зависит, быть или не быть этому «белогвардейскому» тому включённым в перспективный план «Литературного наследства». Работа оказалась очень сложной и прямо-таки измотала меня. А тут ещё 100-летие со дня смерти Щедрина. Уклониться мне от участия в ознаменовании этой даты было невозможно. Пришлось написать статью для «Литературной газеты» и мемуарный очерк «Изучая Щедрина» для «Вопросов литературы» (для № 5-го). Поэтому пришлось последние два месяца отказаться от всех других дел и жить в суровой рабочей «схиме».
Спасибо Вам за отзыв о моей статье. Получить его мне от Вас было очень приятно.
Вы пишете о желательности отдыха для меня. Его не будет, и это по двум и даже по трём причинам. Во-первых, состояние здоровья Таисии Михайловны (отчасти и моё) таково, что уезжать куда-либо от московских врачей нельзя. Во-вторых, и ехать некуда — мы ездили прошлые годы заграницу, в Ялту и по Волге. Всё это теперь отпало по состоянию здоровья. А, во-вторых и в-третьих, я как-то натренировал себя работой без всяких пауз, что так и не научился отдыхать. И в Ялте, а отчасти и в Париже я работал. Но старость стала нагонять меня всё быстрее и быстрее, и с этим ничего не поделаешь. Я очень огорчён чудовищными задержками с высылкой Вам гонорара издательством «Наука», а также авторского экземпляра тома. Сейчас звонил в бухгалтерию: дали слово перевести Вам деньги в самые ближайшие дни, но почтовым переводом, а не перечислением на сберкнижку (что-то им показалось неясным в сообщённых Вами данных о Сберкассе). Авторские экземпляры «тютчевского тома» также задержались в издательстве. Будут получены нами на следующей неделе. Бюрократия царствует всюду. Когда выйдет моя книга — «Последние годы Салтыкова-Щедрина», — она будет выслана Вам (обещали выпустить к 100-летию, а выпустят в середине лета или в начале осени).
Завтра увижусь в Союзе писателей с Урновым и ещё раз поговорю с ним о Вашей статье.
Всего Вам доброго, не хандрите.
Ваш С. Макашин.
P.S. «Литературная газета» и «Вопросы литературы» ищут автора для рецензии по «тютчевскому тому». Не знаю, найдут ли.
2-я книга «тютчевского тома» давно уже прошла этап сверки, но выпуск в свет что-то задерживается. Обещают — в который раз — скоро», но влиять на издательство мы не можем.
Р.Р^. Куда-то заложил Ваше письмо, в котором Вы сообщаете о переименовании улицы, на которой Вы живёте. Новое название я забыл и адресую письмо по старому названию. Думаю, что дойдёт.
ЛИТЕРАТУРА
Петров А. В. 2009: Пани Ирэна Петрова // Магнитогорский металл. 13 января.
Петрова И.В. 1973: Анненский и Тютчев // Искусство слова: сб. ст. к 80-летию Д. Д. Благого. М., 277-278.
Петрова И.В. 1988: Мир, общество, человек в лирике Тютчева // Литературное наследство. Т. 97. Фёдор Иванович Тютчев. Кн. I. М., 13-70.
Петрова И.В. 1995: «Исследователи не имеют права на фальшивую ноту...» (Письмо Н. Г. Антокольского о Тютчеве) // ПИФК. 2. М.; Магнитогорск; Новосибирск, 246-260.
Петрова И. В. 2002: Бесстрашие духа («Пир во время чумы» А.С. Пушкина) // Пушкин: альманах / С.Г. Шулежкова (ред.). Вып. 3. Магнитогорск, 184-204.
Подгорский А.В. 2002. «Живи, да будет лик твой тих.» // Магнитогорский рабочий. 23 октября.
ФасхутдиновР.М. 2003: Постигая Тютчева // Магнитогорский рабочий. 31 октября.
Шулежкова С.Г. (отв. ред.) 2007: Петрова Ирина Владимировна. Люди, дела, традиции: энциклопедия МаГУ (1932-2007). Магнитогорск.
С. Г. Шулежкова,
доктор филологических наук, профессор кафедры общего языкознания и истории языка
Магнитогорского государственного университета
