CC BY
33Памяти Александра Михайловича Прохорова
Н.В.Карлов
Институт общей физики им. А.М.Прохорова РАН
Historia vitae magistra vitae.
Proverbium latium Жизни учит история жизни.
Древнеримская пословица
Всяко дело человеком ставится -- человеком и славится.
Максим Горький
Совсем недавно ушел в историю XX-й век Христианской эры. Пожалуй, именно в этот век человечество как таковое, массой своей, а не умом редких гениев, увидело, как фундаментальная наука становится прямой производительной силой, практически неисчерпаемым источником невиданных ранее товаров и услуг, увидело впервые за всю свою многострадальную историю.
Вне всяких сомнений, XX-й век был веком физики, люди именно этой науки создали XX-й век таким, каким он, как некая цельность, вошел в историю человечества и занял в ней свое славное место. Сейчас уже можно, пожалуй, вполне определенно сказать, каким культурологическим символом является, какой знак несет на себе XX-й век.
Многим замечателен этот век. Оставим в стороне социальное, т. е. пока еще не понятое, далеко ненаучное, глубоко иррациональное. ... Оставим в стороне мировые войны, революции, крушение вековых империй, возникновение новых, до того на самом деле никогда не существовавших государств, разгул классового, религиозного, и национального экстремизма, торжество «прав человека». ...
Оставим в стороне тоталитарные диктатуры и демократические режимы, их блеск и их нищету. ... Оставим в стороне самодовольную сытость и процветание одних, голодный блеск в газах и беспросветную бедность других. ... Оставим все это и еще многое этому подобное.
Вспомним другое. На памяти одного поколения драматически изменился мир возможностей человека. Достаточно указать лишь немногие из технических свершений этого века.
Первые, еще робкие в начале века, полеты на аппаратах тяжелее воздуха со временем не только дали средство массового глобального транспорта со скоростью, близкой к скорости вращения Земли, но и привели в его второй половине к реальным попыткам освоения внеземного пространства.
Квантовая механика, теория относительности, проникновение в субатомный микромир не только кардинально изменили образ мироздания и его восприятие, но и реализовались практически. Такие детища ХХ-го века как ядерная энергетика, полупроводниковая электроника и лазеры качественно изменили технические, технологические, инженерные, а тем самым, и производственные возможности человека. При этом наиболее сильно поражает воображение информационная революция конца ХХ-го века -- совместное достижение математики, физики, точной механики и высоких технологий.
Именно информационная революция в ее электронной форме придала силу очевидного факта весьма правдоподобному и сильному утверждению, что современный мир зиждется на фундаменте современной науки.
Ни один мало-мальски серьезный культурологический дискурс, претендующий на выявление культурной, в широком смысле слова «культура», доминанты ХХ-го века, не обходится без совершенно справедливых рассуждений о роли фундаментальной науки вообще и физики в особенности в создании того облика этого века, который мы и наблюдаем как в философской отстраненности, так и в жизненной повседневности. Физика в ХХ-ом веке -- это не только основополагающая наука, формирующая мировосприятие деятельного человека. Она не только снабдила человечество знанием природы вещей и умением это знание использовать. Она построила надежное научное основание развитию инженерного искусства, химии и биологии, материаловедения и энергетики, дала мощный импульс математике и обеспечила в начале ХХ1-го века триумфальное шествие науки о живом и информатики.
В течение всего ХХ-го века, начиная с 1901-го года, наиболее значительные свершения «во благо человечества» практически ежегодно отмечались на международном уровне Нобелевскими Премиями по физике, химии и физиологии (или медицине)*. К 2002-у году Нобелевская Премия по физике и по очень близкой к ней химии присуждалась 189 раз. Список лауреатов и перечень наименований их работ, послуживших основанием к премированию, вызывают
* Опущено упоминание о премиях по литературе «идеалистической природы» и за «наиболее эффективную работу в интересах международного мира», а также и о премии по экономике, впервые врученной в 1969-м году.
восхищение и создают оптимистическое ощущение веры в силу человеческого разума. Все эти работы суть великие свершения, все они прекрасны. Все они лежат в основе нашего материального, да и духовного бытия. Но в этом славном перечне есть три премии, одна по химии и две по физике, которые ознаменовали открытия такой силы, такого масштаба воздействия на наш мир, что просто дух захватывает. Перечислим их.
Первой по времени является премия по химии 1944-го года, присужденная Отто Хану за открытие явления деления ядер урана нейтронами. Затем следует премия по физике 1956-го года, присужденная Джону Бардину, Уолтеру Браттейну и Уильяму Шокли за открытие транзисторного эффекта в полупроводниках и изобретение транзистора. Последней по времени, а отнюдь не по важности, является премия 1964-го года, присужденная Чарльзу Таунсу, Николаю Геннадиевичу Басову и Александру Михайловичу Прохорову за «основополагающие работы по квантовой электронике, которые привели к созданию мазеров и лазеров -- квантовых генераторов и усилителей в радио -- и оптическом диапазонах волн».
В наше время, когда речь идет об ядерных реакторах, транзисторах и лазерах, нет необходимости долго говорить о том влиянии, которое оказала, оказывает и будет оказывать эта триада человеческих свершений на цивилизацию. Роль лазеров, транзисторов и ядерной энергетики в повседневной жизни современного человека невероятно, исключительно велика.
Имея в виду аудиторию далеко не безграмотных людей, как-то неловко, как-то даже несколько неуважительно, пытаться аргументировать вышесказанное, говоря о том, что и лазеры, и транзисторы, да и атомная энергетика тоже, не только конституируют несущий каркас суверенной экономики индустриально развитых стран. Их характеризуют также и хорошо налаженное надежное тиражирование, массовый выпуск сравнительно дешевой продукции, и наличие большого количества устоявшихся учебников, и регулярный выпуск специалистов, и, что, пожалуй, наиболее существенно, высочайший уровень социальной востребованности. Работы по лазерам, по транзисторам и по ядерному делению своей значимостью резко выделяются даже на таком отнюдь непустом множестве гениальных работ , какие представляет собой список Нобелевских Премий с 1901-го по 2001-й год, от Вильгельма Рентгена до Жореса Алферова.
Эта статья посвящена памяти Александра Михайловича Прохорова.
Здесь необходимо небольшое фактографическое отступление. Пишущий эти строки знаком с Александром Михайловичем более 53-х лет, с того времени, когда на радиопрактикуме группы радиофизиков Физтеха в Долгопрудной занятия вел молодой старший научный сотрудник Лаборатории Колебаний ФИАН А. М. Прохоров (1948 -- 1949-й учебный год). В весенний семестр этого учебного года часть студентов группы радиофизиков, среди которых был и автор этой статьи, с прямотой молодости изъявила желание поработать в Лаборатории Колебаний ФИАН, с самого начала ФТФ состоявшей в числе базовых организаций Физтеха. В те времена студенческие желания такого рода
удовлетворялись незамедлительно. И, как говорится, пошло -- поехало. Крымская экспедиция ФИАН, радиоспектроскопия, радиоастрономия, дипломные работы, аспирантура, работа, защита, работа, защита, работа... Из студентов -радиофизиков ФТФ МГУ приема 1947-го года, пришедших в Лабораторию Колебаний ФИАН в 1949-м году, к осени 2002-го года в Институте Общей Физики - «правопреемнике» Лаборатории работают Ф. В. Бункин, В. Г. Веселаго, Н. В. Карлов, В. К. Конюхов и Т. А.Шмаонов. Все они -- ученики А.М.Прохорова.
Автор этого текста проработал непосредственно с Александром Михайловичем, под его прямым руководством, в тесном каждодневном общении, плотном взаимодействии, плодотворном (для себя) сотрудничестве и постоянном соавторстве 30 лет, с 1957-го по 1987-й год включительно. Это время, такое небольшое, относительно недолгое в вековых масштабах истории нашей цивилизации, совпало с периодом триумфального шествия идей, методов и приборов квантовой электроники в мире фундаментальной и прикладной науки, в мире высоких технология и массового, но передового производства. Именно это обстоятельство, если не оправдывает, то объясняет смелость автора, взявшегося за написание предлагаемой статьи.
На этом этапе изложения автору представляется целесообразным отойти в своем рассказе от несколько искусственной манеры некоторой отстраненности и игры в объективизм, а, прямо заявляя свою позицию, выступать от первого лица.
В начале 50-х годов состоялся переезд ФИАН* а из старого «Лебедевского-Лазаревского» здания на Миуссах в новое «Вавиловское» на Калужском шоссе,
71а, ( ныне - Ленинский проспект, 53 ). Это время совпало с самым значительным периодом в истории Лаборатории Колебаний. По существу именно тогда во главе Лаборатории встал волевой, харизматический лидер А. М. Прохоров. В то время мы с термином «харизма» не были знакомы, но сути дела это не меняло. Александр Михайлович прошел великолепную школу физфака ЛГУ и аспирантуры ФИАН, будучи блестящим экспериментатором и прекрасным радиоинженером, он был отнюдь не лишен вкуса к теории, владел многими ее приемами и, главное, чувствовал описываемую теорией физику. Его интуиция поражала воображение, чувство нового - восхищало. По-видимому, все это в целом и объясняет решение академика С. И. Вавилова - директора ФИАН в период с 1932-го по 1951-й год и академика Д. В Скобельцына - директора ФИАН с 1951-го по 1972-й год поддержать молодого доктора наук. Именно эти люди в те годы определяли кадровую политику Института. Но самое главное не в этом.
Самое главное состоит в том, что Лаборатория Колебаний была на подъеме. В ней сформировалось два направления бурного роста -- радиоспектроскопия и радиоастрономия, возглавляемые двумя пассионарными лидерами, А. М. Прохоровым и В. В. Виткевичем соответственно. Подъем был, несомненно, обусловлен тем, что нужные люди в нужное время оказались в нужном месте. Определяюще важную роль сыграло то, что этим столь нужным, правильным местом явилась именно Лаборатория Колебаний ФИАН.
Лаборатория была создана в 1934-м году по идее академика Л. И. Мандельштама, плодотворно развивавшего тогда идеи общей теории колебаний и
«колебательной взаимопомощи» между различными разделами физики. Академик Мандельштам был неформальным лидером, общепризнанным главой Московской школы физиков того времени, но никаких административных постов он не занимал. Лаборатория Колебаний, однако, первым заведующим которой был его друг и соратник академик Н. Д. Папалекси, находилась под его сильным научным влиянием. В ней была создана высокая колебательная культура. Воззрения Мандельштама всецело разделял и сохранению высокого уровня колебательной культуры всячески содействовал второй по времени заведующий Лабораторией академик М. А. Леонтович, назначенный на этот пост после смерти академика Папалекси в 1947-м году. Можно, пожалуй, сказать, что в Лаборатории царил культ колебаний.
К концу 40-х годов этот культ, как и всякий многолетний, но здравый в своей основе культ, окреп, взматерел, и. начал терять свою пассионарность, свой первоначальный живительный импульс. Высокая культура наличествовала, но все достойные области ее приложений казались разработанными. Лаборатории грозил застой.
Академик Леонтович все большее и большее внимание уделял проблеме управляемого термоядерного синтеза, концентрируя свои усилия в Институте Атомной Энергии им. И. В. Курчатова, куда он официально и перешел в 1952-м году. Так-что радиоспектроскопия и радиоастрономия явились более чем своевременно. Эти отрасли знания были органичны Лаборатории Колебаний и ее
духу радиофизического подхода и колебательной взаимопомощи в исследовании явлений самой разнообразной физической природы.
Радиоастрономическая группа вскоре выделилась в самостоятельное подразделение, хотя работы по радиоастрономии в ФИАН*е и были начаты по инициативе академика Н. Д. Папалекси. Это было объективно неизбежным, прежде всего, потому что сколько-нибудь серьезное развитие
радиоастрономических исследований потребовало строительства больших инструментов и соответственно, колоссальных капиталовложений.
А Лаборатория Колебаний под руководством А. М. Прохорова приступила к созданию квантовой электроники.
Известно , что работы по радиоспектроскопии стали основой возникновения и развития, базой становления квантовой электроники. Это действительно так, но не только потому, что первым рабочим телом квантовой электроники служил пучок молекул аммиака, тщательно исследованный радиоспектроскопически, хотя и этого было бы достаточно.
Замечу заодно, что первый лазер, запущенный Теодором Мейманом в лабораториях фирмы Hughes Aircraft, США, реально продемонстрировавший удивительные возможности концентрации энергии светового излучения и тем самым ставший сенсацией 1960-го года, работал на кристалле рубина, ранее тщательно исследованного в лаборатории Александра Михайловича методами радиоспектроскопии электронного парамагнитного резонанса (ЭПР). Это и
позволило А. М. Прохорову в свое время (1957 г.) предложить рубин как рабочее тело квантовой электроники.
Суть же дела в том, что радиоспектроскопию никак нельзя считать лишь количественным расширением оптических спектральных исследований в диапазон существенно более низких частот (порядка 10 - 100 ГГц). Оптическая спектроскопия в течение ста лет, со времен Бунзена и Кирхгофа работала с немонохроматическими источниками излучения. Принципиальное отличие радиоспектроскопических исследований от оптических как раз в том-то и состояло, что в СВЧ радиодиапазоне мы имели дело с источниками монохроматического излучения, не только частота, но и фаза которого были четко определены и могли жестко контролироваться. Это приводило к совершенно иной постановке опытов, меняло саму идеологию, даже парадигму эксперимента, не говоря уж о ментальности исследователя.
Далеко не все это понимали, еще меньшее число ФИАН*овских крупных ученых видело здесь первые шаги по пути, который приведет к великим свершениям. Почти все из них видели высокую чувствительность, разрешающую способность и точность радиоспектроскопии и принимали это, но не более того. Я помню, как весной 1956-го года, когда первый мазер уже работал и, казалось бы, перспективы были ясны, один из старейших и заслуженно весьма уважаемых членов Лаборатории Колебаний с характерным для него вокальным сарказмом отозвался о спектроскопии ЭПР как о «тоже мне тематике». До создания первого
парамагнитного мазера оставалось чуть более года, до запуска рубинового лазера - меньше четырех лет.
В ФИАН*е в те годы был замечательный обычай, в соответствии с которым каждый заведующий Лабораторией более ли менее регулярно делал на заседании Ученого Совета Института плановый отчетный доклад о результатах работ его Лаборатории и планах дальнейших исследований. Я помню одно из таких заседаний середины 50-х годов, на котором довольно забавно было наблюдать, как один из весьма почтенных членов Совета довольно активно укорял Александра Михайловича в забвении идей академика Мандельштама, в отходе от его богатейшего научного наследия. Краткий и полный достоинства ответ Прохорова в том смысле, что мы, собственно, тем и занимаемся, что развиваем идеи Мандельштама о колебательной взаимопомощи, не был понят. Здесь, однако, надо сказать, что академик Д. В. Скобельцын правильно воспринял и по достоинству оценил замечание Александра Михайловича о том, что в молекулярном генераторе впервые в земных условиях непосредственно наблюдается в чистом виде индуцированное излучение квантовой системы.
Я сознательно остановился на этих, казалось бы, незначительных эпизодах истории становления квантовой электроники (читай - истории становления А. М. Прохорова как великого ученого) для того, чтобы показать, что атмосфера в научной среде была далеко не благостной. При реальном продвижении вперед, кроме естественного сопротивления косной материи, приходилось преодолевать и косность духа достопочтенных и, как правило, заслуженно уважаемых коллег.
Чего стоит, например, комментарий одного из ближайших соратников Александра Михайловича по поводу предложенного им (А. М. П.) так называемого открытого резонатора : «этот резонатор будет иметь добротность, равную нулю». Когда же выяснилось, что все лазерные генераторы работают с открытыми резонаторами того или иного вида, то интересующимся было авторитетно разъяснено : «что тут такого? Это же всем известный интерферометр Фабри-Перо».
Следует признать, были у Александра Михайловича основания частенько с горьким юмором цитировать «закон трех стадий развития научной идеи» : Стадия первая -- «этого не может быть, потому что не может быть никогда». Стадия вторая -- «ничего нового в этом нет, все это давно известно». Стадия третья, завершающая -- «а ты-то тут причем ?».
Ну да ладно. В науке, как в России, надо жить долго. Время отшелушивает все мелкое и наносное, оставляет главное и существенное, делает это главное выпуклым, зримым, рельефным и понятным.
На мой взгляд можно смело утверждать, что стержневой идеей, определявшей в течение многих десятилетий смысл научной жизни Александра Михайловича, была идея монохроматического колебания.
Хотя термин «монохроматическое» возник, как это следует из прямого смысла этого «греческого» слова, в оптике, наука и техника реально получили в свое распоряжение источники монохроматических электромагнитных колебаний только после создания в радиодиапазоне автоколебательных систем с
резонансными контурами и положительной обратной связью. Собственно говоря, именно на примерах ламповых генераторов с ЬС - контурами и индуктивной или емкостной связью сеточной и анодной цепей и развивалась нелинейная теория колебаний в Лаборатории Колебаний. Чем выше стабильность частоты генерируемых (синусоидальных) колебаний, тем ближе они к тому, чтобы считаться монохроматическими. Кандидатская работа Александра Михайловича, выполненная им по возвращении с фронта Великой Отечественной Войны, была посвящена разработке теории стабильности частоты кварцевого радиогенератора. Научным руководителем выступал профессор (впоследствии член-корреспондент АН СССР) С. М. Рытов, прямой ученик академика Мандельштама.
То была вторая тема прерванной войной аспирантуры. Первая тема (научный руководитель -- В.В. Мигулин, впоследствии действительный член РАН, также прямой ученик Л. И. Мандельштама) была посвящена экспериментальному исследованию радиоинтерференционного метода измерения расстояний с целью создания фазочувствительной радионавигационной системы. Монохроматичность излучаемых колебаний, фазовая когерентность волн, распространяющихся на большие расстояния, прямо входили в обоснование концепции исследования.
Вскоре после защиты кандидатской работы, в 1948 - 1950 г.г. Александр Михайлович выполнил экспериментальное исследование когерентности излучения электронов в синхротроне в области сантиметровых волн. Он показал, что синхротрон дает когерентное излучение в этой области спектра, являясь по существу умножителем частоты высокочастотного ускоряющего поля. Генерация
гармоник была при этом связана с формированием электронных сгустков. Это исследование было защищено как докторская диссертация в 1951 году и опубликовано в 1956 году в журнале «Радиотехника и Электроника».
Для меня не важна весомость всех этих результатов как таковых, как бы интересны ( а это так) они в свое время ни были. Для меня важно, что такие формирующие ученого этапы становления его личности, как выполнение кандидатского (в сущности, двух кандидатских) и докторского исследований, прошли у Александра Михайловича под знаком монохроматического, когерентного колебания.
Действительно. Лазеры, лазерное излучение, взаимодействие лазерного излучения с веществом, его применения в науке и технологиях составляют предметную основу мировой славы академика Прохорова. Но лазеры оставались бы интересным, но «бесполезным детищем» абстрактной науки, если бы в силу высокой монохроматичности и когерентности своих колебаний они не были бы способны предельно концентрировать в пространстве, во времени и в спектральном интервале весьма большую энергию светового излучения.
Лазеры могли появиться более 75-и лет назад, когда было постулировано существование ( А. Эйнштейн ) и выяснены основные свойства ( П. А. М. Дирак) индуцированного излучения, лежащего в основе квантовой электроники.
И Эйнштейн, и Дирак, формулируя основные положения теории излучения, имели в виду оптику, имели в виду излучение света. А квантовая электроника возникла в радиодиапазоне и заметно позднее.
Дело в том, что в первой половине ХХ-го века радио и оптика шли разными путями. В оптике разрабатывались квантовые представления, в радио - волновые. В то время единство радио и оптики постоянно подчеркивалось с волновой точки зрения. Волновые представления, заимствованные из оптики, обогащали радио и наоборот. (Отсюда проистекает, в частности, радиоинтероференционный метод измерения расстояний - предмет первого, еще довоенного аспирантского исследования А. М. Прохорова). Общность радио и оптики, обусловленная общностью квантовой природы процессов излучения и поглощения электромагнитных волн, долгое время не проявлялась. Так было до тех пор, пока не возникла радиоспектроскопия, о которой речь шла выше.
Бурное развитие радиоспектроскопии началось после второй мировой волны, когда стремительный прогресс в технике сантиметровых волн естественным образом привел к совершенно новой, монохроматической постановке спектроскопического исследования. Нет нужды в рамках этого текста сколько-нибудь подробно останавливаться на проблемах газовой радиоспектроскопии. Ясно одно: для радиофизика А. М. Прохорова наряду с решением чисто спектроскопических задач очень привлекательной была возможность использования резонансных линий поглощения в СВЧ-спектрах молекул как опорных точек в системах стабилизации частоты радиогенераторов. Такая постановка вопроса более чем естественна для молодого доктора наук, совсем недавно, каких-нибудь 5 - 6 лет тому назад защитившего в Лаборатории Колебаний кандидатскую диссертацию на предмет стабилизации частоты
радиогенераторов с помощью высокодобротных и стабильных кварцевых резонаторов.
Точность работы стандарта частоты, основанного на измерении положения резонансной линии поглощения, тем выше, чем уже линия. Применение молекулярных пучков позволяет резко сузить линию поглощения. Но у молекулярных пучков мала интенсивность линии. Отходя от термодинамически равновесного соотношения между числами возбужденных и невозбужденных молекул в пучке, можно управлять интенсивностью линии поглощения. Если путем той или иной сортировки оставить в пучке только возбужденные молекулы, то линия поглощения сменится линией усиления. Поглощение меняет знак, становится отрицательным. Радиофизику Прохорову было совершенно ясно, что при соответствующей положительной обратной связи система с отрицательным поглощением превращается в автоколебательный генератор, дающий монохроматические колебания. Так оно и оказалось.
Квантовая электроника родилась в тот момент, когда возбужденная квантовая система - пучок должным образом отсортированных молекул - была помещена в резонатор. Молекулярный генератор, он же -- мазер, первый прибор квантовой электроники, был создан практически одновременно в самом конце 1954-го, самом начале 1955-го года в Лаборатории Колебаний ФИАН в СССР (Н. Г. Басов, А. М. Прохоров) и в Лаборатории Излучений Колумбийского Университеты в США (Дж. Гордон, Ч. Таунс, Х. Цайгер). Первый мазер работал на пучке молекул аммиака, длина волны излучения --- 1,25 см.
Запуск первых молекулярных генераторов, ознаменовав возникновение квантовой электроники, обратил на себя широкое внимание, вызвал приток сил и средств в новую науку. Здесь исключительно важно подчеркнуть, что на этом этапе развития квантовой электроники Александр Михайлович не пошел по очевидному пути совершенствования параметров созданных им мазеров. Планирование «от достигнутого» никогда не прельщало его. А вот принципы и идеи, высказанные, сформулированные и реализованные им при создании молекулярных генераторов, нашли в его руках новые области применения, привели к созданию новых приборов, стали его трудами базой современной квантовой электроники.
Сюда следует отнести метод создания инверсии населенностей, в соответствии с которым возбуждение частиц в системе, по крайней мере, трех уровней энергии осуществляется с помощью мощного вспомогательного излучения накачки (1955г. Н. Г. Басов, А. М. Прохоров). В 1957-м году этот метод был применен для создания квантовых усилителей радиодиапазона на парамагнитных кристаллах. ( Николас Бломберген, Гарвардский университет, США ). Следует здесь упомянуть и о мощных твердотельных лазерах с оптической накачкой.
Если молекулярные генераторы решили давно стоявшую в электронике СВЧ, а тем самым и в радиофизике, проблему стабилизации частоты генерируемых колебаний, то создание квантовых парамагнитных усилителей «сняло» другую важную проблему радиофизики -- проблему уменьшения шумов приемной радиоаппаратуры до уровня, определяемого излучением земной атмосферы и
Галактики. Соответствующее увеличение чувствительности радиоприемников СВЧ-диапазона было на «ура!» воспринято в радиоастрономии.
Успехи квантовой электроники радиодиапазона закономерно поставили вопрос о продвижении ее достижений в сторону гораздо более коротких волн. Для радиофизики и теории колебаний стремление к увеличению частоты управляемого монохроматического излучения было обусловлено всей логикой развития этих наук, было вполне естественно.
При продвижении ко все более коротким волнам существенную трудность представлял вопрос о резонаторах, без которых получение монохроматической генерации невозможно. Я уже говорил о том, что Александр Михайлович в 1958-м году предложил для этой цели открытый резонатор. В сущности, это был интерферометр Фабри-Перо, хорошо известный в оптике, но радиофизический, чисто колебательный подход позволил А.М. Прохорову предложить эту систему в качестве резонатора для субмиллиметровых мазеров и для лазеров.
Не могу не сделать здесь небольшое «лирическое» отступление. На мой взгляд, величие подлинного ученого, ученого-творца, а не ученого-«зубрилы», в немалой степени определяется его способностью увидеть новое качество в старых, хорошо известных вещах, явлениях, теориях. Увидеть это качество и реализовать так, чтобы «старое» зажило новой, гораздо более содержательной жизнью. Что и говорить, способность эта была присуща Александру Михайловичу в значительной мере и в ярком виде.
Появление лазеров было подготовлено всем ходом развития квантовой электроники радиодиапазона. Она принесла в оптику методы радиофизики и теории колебаний, облагородила оптику, придала ей динамизм и ускорила ее развитие. Возникла нелинейная оптика, появились и интенсивно развиваются применения мощных световых потоков в традиционно не оптических областях, новую жизнь обрела волоконная оптика. Все это стало возможным именно потому, что перенос радиометодов в оптический диапазон позволил впервые в оптике создать мощный источник монохроматических колебаний. И тогда в оптике начала явственно вырисовываться та техническая революция, зародышем которой явились первые аммиачные молекулярные генераторы.
Быстрый прогресс квантовой электроники в значительной мере обусловлен ее синэнергетикой, ее синкретическим характером. В ней идеи и методы теории колебаний объединены с волновыми и квантовыми представлениями оптики и радиофизики. Создатель квантовой электроники Александр Михайлович Прохоров был и символом, и движущей силой этого объединения.
Вечная ему память!
А. М. Прохоров -- великий ученый. Этим он и интересен. С ним было удивительно интересно работать. Невероятная быстрота, совершенная ясность и удивительная точность его всегда конкретного мышления потрясали. Работоспособность, широта и глубина его эрудиции восхищали. При этом, будучи
прагматичен в высоком значении этого термина, т. е. всегда ставя интересы конкретного дела превыше всего, он отдавал вместе с тем должное и достаточно общим вопросам методологии науки, анализируя взаимодействие прикладных и фундаментальных исследований, доказывая их взаимную обусловленность, рассматривая их взаимное проникновение как необходимое условие технического прогресса [1].
Высокая гражданственность, глубокая культурность и настоящий энциклопедизм с неизбежностью приводили Александра Михайловича к активному желанию зафиксировать историю возникновения и становления квантовой электроники [ 2, 4 ], оценить ее перспективы [ 3,5 ], выявить философскую значимость квантовой электроники в ее взаимосвязи с поступательным развитием фундаментального знания [ 6, 7 ].
Эта статья написана в знак вечной благодарности Александру Михайловичу по моим личным воспоминаниям о нем и о счастье работать с ним и под его руководством. Предметом неизбывной гордости при этом является соавторство в подготовке публикаций [ 2-7 ], материал которых, в частности, использован при написании этой статьи.
11 июля 2002 года Н. В. Карлов
Литература
1. А. М. Прохоров «Физика и технический прогресс» Коммунист, Москва, 1981, № 12, с.с. 45-53.
2 А. М. Прохоров, Н. В. Карлов «Становление и развитие квантовой электроники» Вестник Академии Наук СССР Москва 1974 вып. 3 , с.с. 3 -11, илл. 4.
3. А. М. Прохоров, Н. В. Карлов «Квантовая электроника» сборник «Октябрь и наука 1917 -- 1977 », Москва , «Наука», 1977, с.с. 262 - 270.
4. Н. В. Карлов, А. М. Прохоров «Квантовая электроника». Международный ежегодник «Наука и Человечество». Москва, «Знание», 1968, с.с. 138 -- 159, илл.15.
5. Н. В. Карлов, А. М. Прохоров «Лазеры и научно-техническая революция». Международный ежегодник «Будущее науки». Москва «Знание», 1971, с.с. 20 -33.
6. Н. В. Карлов, А. М. Прохоров «Квантовая электроника и ее методологические проблемы» Вопросы философии 1972 вып. 9, с.с. 86 - 94, библ. 3 наим.
7. Н. В. Карлов, А. М. Прохоров «Квантовая электроника и Эйнштейновская теория излучения». « Успехи Физических Наук », 1979, том 128, вып. 3, с.с. 537—543, библ. 18 наим.
