CC BY
49
ИСТОРИЯ СУДЕБНОЙМЕДИЦИНЫ
© Ю.А. Молин, В.Ю. Назаров, 2007 УДК 340.6 (470.23)
Ю.А. Молин, В.Ю. Назаров
ПАМЯТИ АЛЕКСАНДРА ГРИГОРЬЕВИЧА ГИЛЯРЕВСКОГО
Бюро судебно-медицинской экспертизы (нач. - проф. Г.И.Заславский) Ленинградской области; Бюро судебно-медицинской экспертизы (нач. - проф. Г.П. Лаврентюк) Санкт-Петербурга
То, что довелось прочесть за последние годы на страницах газет и журналов о судьбах некоторых великих наших сограждан, иногда не укладывается в рамки рационального, да и просто нормального. Ряд высказываний людей, не являющихся специалистами в областях знаний, терминами из которых они манипулируют, с врачебной точки зрения можно назвать одним словом - бред. Такого рода писания гораздо легче находят дорогу к читателю определенного уровня образования и кругозора. Маховик «желтой прессы» раскручен: всё на продажу... Взяться за перо нас вынудили не просто нелепые вымыслы, а оскорбления в адрес представителей нашей специальности, в силу давности событий не способных ответить.
В связи с этим уместно напомнить общие принципы организации судебно-медицинской экспертизы предреволюционного Санкт-Петербурга и советского Петрограда. Столица и Санкт-Петербургская губерния, как и в наше время, имели независимые друг от друга системы управления. Руководство Санкт-Петербургом осуществлялось градоначальником, одновременно являвшимся начальником полиции. Он подчинялся министру внутренних дел, но назначался императором, которому имел право непосредственно докладывать «о наиболее важных происшествиях в столице и о предметах полицейского управления». При Управлении градоначальства и полиции имелось Столичное врачебное управление (СВУ) во главе с инспектором. Аппарат СВУ включал также старшего врача полиции, фармацевта-химика, секретаря врачебного присутствия и канцеляриста. Важнейшие судебно-медицинские вопросы коллегиально обсуждались во Врачебном присутствии, включавшем, помимо старшего врача полиции ветеринарного врача, инспектора Врачебно-полицейского ко-митета1 и совещательных «сторонних» членов (судебного медика, окулиста, отоларинголога и психоневролога). К компетенции присутствия относилась, помимо освидетельствований, выдача разрешений на открытие аптек и частных врачебных кабинетов. Инспектор обеспечивал статистические исследования заболеваемости, выдавал разрешения на вывоз трупов для погребения за пределами столицы, контролировал работу аптек, регулировал рекламу медицинских услуг.
Основной объем судебно-медицинских исследований обеспечивался в Санкт-Петербурге силами двенадцати частных врачей (по числу административных частей города) и десяти их помощников. Вскрытия мертвых тел были сосредоточены в прозектурах городских больниц и проводились только на основании письменного отношения полиции, в присутствии ее представителя (по тогдашней терминологии - «депутата»). Значительная часть работы полицейских врачей была связана с освидетельствованиями по различным поводам (в первую очередь, «увечных воинов и просителей», обратившихся за назначением пенсий и пособий, а также душевнобольных для определения их дееспособности). На должности инспектора СВУ и старшего врача полиции назначались только доктора медицины. Накануне Первой мировой войны такую ученую степень имели восемь из двадцати двух частных врачей полиции и их помощников. Врачи СВУ являлись разносторонне подготовленными специалистами с высоким общественный статусом. Более половины из них служили судебно-медицинскими экспертами и в советское время.
Во второй половине XIX века обозначилась необходимость создания в России общегосударственной системы здравоохранения, с выделением в ее составе судебномедицинской экспертной службы. Процесс воплощения этих идей занял не одно десятилетие. 16 февраля 1912 г. для пересмотра врачебно-санитарного законодательства была учреждена Высочайше утверждённая комиссия под председательством академика Г.Е.Рейна. Комиссия предложила ряд реформ врачебно-санитарного дела в России, в том числе судебно-медицинской службы. Реализация этих предложений была прервана событиями февраля 1917 г.
25 марта 1918 г. Совет комиссаров Петроградской трудовой коммуны учредил Комиссариат здравоохранения, ведение которого распространялось на все медицинские учреждения Петрограда и губернии (границы и административное деление которой существенно отличались от современных). 9 апреля 1918 г. Комиссариат здравоохранения упразднил СВУ Тем же постановлением для проведения судебно-медицинских исследований был создан Судебно-медицинский подотдел, оставшийся работать в
1 Врачебно-полицейский комитет существовал при градоначальстве для надзора за проституцией и борьбы с распространением венерических заболеваний. Он имел собственный статус, бюджет и штаты.
тех же помещениях, что СВУ - в доме 31 по Загородному проспекту. Заведующим был назначен бывший статский советник Андрей Павлович Прейн. Все служащие получили расчет, но большинство было тотчас принято на работу в новое учреждение. Среди них были доктора медицины Сулима (бывший инспектор СВУ), Вишневский и Пьян-ков, врачи Аксаков, Аникеев, Афанасьев, Гиляревский.
Судебно-медицинский подотдел, которым после смерти А.П. Прейна с 23 апреля 1919 г. в течение последующих семнадцати лет заведовал Н.И. Ижевский, неоднократно менял наименования и адреса. Со временем он стал нынешним Санкт-Петербургским государственным учреждением здравоохранения «Бюро судебно-медицинской экспертизы», 90 лет со дня основания которого, исполняется в 2008-м году. До конца 1932 г. судебно-медицинская экспертная служба Петрограда (Ленинграда) и Петроградской губернии, а затем Ленинградской области оставалась единой [2].
Перейдем к биографии человека, доброе профессиональное имя которого нам хотелось бы защитить
- Александра Григорьевича Гиляревского. К сожалению, его личное дело в архиве Санкт-Петербургского государственного учреждения здравоохранения «Бюро судебномедицинской экспертизы» не сохранилось. Имеется лишь часть копий судебно-медицинских актов, составленных А.Г. Гиляревским в 1920-х годах, а в личных делах сотрудников - отдельные относящиеся к нему документы. Биографию пришлось восстанавливать буквально по крупицам, с помощью «Российских медицинских списков», справочников «Весь Санкт-Петербург», «Весь Петроград» и «Весь Ленинград», а также сведений из периодических дореволюционных изданий.
Александр Григорьевич Гиляревский родился в 1851 г., окончил Императорскую Медико-хирургическую академию (с 1881 г. - ИВМА) 19 декабря 1879 г. Выпуск был, поистине, «звездным»; включавшим профессора С.М. Лукьянова, в разные годы занимавшего посты директора Института экспериментальной медицины, товарища министра народного просвещения, обер-прокурора Священного Синода и члена Государственного Совета, академика И.П. Павлова, профессоров И.И. Кияницына, Д.П. Косоротова, Д.О. Отта и В.А. Штанге. Однокашниками Гиляревского являлись также доктора медицины В.Б. Бертенсон, М.В. Игнатьев, С.П. Ижевский, Е.И. Лебедев, А.В. Попов, М.Л. Попов; депутат 2-й Государственной думы А.Л. Караваев; выдающийся врач-статистик и общественный деятель Д.Н. Жбанков. Летом 1881 г. Александр Григорьевич стал сверхштатным врачом СВУ и одновременно в 1884 г. - врачом Александровской больницы «В память 19 февраля 1861 г.». С 1885
г. мы видим его помощником частного врача Спасской части и по совместительству - санитарным врачом. В 1890
- 1903 гг. А.Г. Гиляревский был помощником частного врача Выборгской части и одновременно до 1899 гг. - санитарным врачом Выборгской части. В 1903 - 1904 гг. он частный врач Нарвской, в 1905 -1917 гг. - Спасской частей Санкт-Петербурга. 23 декабря 1904 г. Александр Григорьевич был произведен в чин статского советника, в декабре 1911 г. награжден орденом Св. Станислава 2-й степени.
Полицейские врачи должны были проживать на территории обслуживания. Это и определило петербургские адреса А.Г. Гиляревского: в 1880-х годах - Вознесенский проспект, д. 57 и Фонтанка, д. 101; в 1890-х годах - Симбирская ул., д. 12, Выборгская набережная, д. 7 и Тихвинская ул., д. 2;в начале 1900-х годов -12-я рота Измайловского полка, д. 13 и Фонтанка, д. 133; в 1917-1927 гг. - Фонтанка,
д. 129, кв. 3. Дата смерти Гиляревского и судьба семьи (о ней известно только, что его супругу звали Вера Дмитриевна) не установлены.
Александр Григорьевич поддерживал добрые отношения с однокурсниками, не считаясь с их политическими взглядами. В 1890 г. он был одним из учредителей С.-Петербургского врачебного общества взаимной помощи, объединявшего людей разного общественного положения. На затянувшемся допоздна дружеском ужине в ресторане «Вена» 19 декабря 1909 г., помимо А.Г. Гиляревского, Д.П. Косоротова, Д.О. Отта и В.А. Штанге, присутствовал их однокашник А. И. Дубровин - первый руководитель Союза русского народа. Вот только одна из телеграмм, полученных собравшимися (стиль оригинала): «Приветствую дорогих товарищей с новым, благополучным пятком, меня он несколько поддел и потому отсутствую; досадно, что приходится мерить жизнь такими маленькими порциями, но если их будет отпущено еще несколько, то и на том спасибо; итак поживем и выпьем. Иван Павлов».
Ко времени организации Судебно-медицинского подотдела Петроградского Комиссариата здравоохранения Александр Григорьевич был старейшим по возрасту и стажу работы в СВУ В советское время он вплоть до 1930 г. являлся судебно-медицинским экспертом Спасского района (затем Спасского подрайона 2-го Городского района, Центрального района). В конце декабря 1925 г., когда он проводил вскрытие тела Сергея Есенина, А.Г. Гиляревский был самым опытным сотрудником судебно-медицинской экспертной службы. Продолжение работы на ответс-твенейшем посту, несмотря на солидный возраст (в это время Александру Григорьевичу было 74 года), отсутствие взысканий в официальных документах или негативных журналистских публикаций тех лет (а это были еще годы достаточной гласности), свидетельствует о том, что он продолжал пользоваться безупречным авторитетом. Исследование тела С.А. Есенина было произведено 29 декабря 1925 года в покойницкой Обуховской больницы (ныне комплекс зданий Военно-медицинской академии, ограниченный Загородным проспектом, Фонтанкой, Введенским каналом).
Не так давно в средствах массовой информации вновь появились версии о причине и обстоятельствах смерти С.А. Есенина. Ничего нового в них нет: все сводится к тому, что поэт не покончил жизнь самоубийством, а был убит [1, 5, 6 и др.], остальное представляет собой вариации на заданную тему. Упор делается на тенденциозно подобранные или произвольно истолкованные воспоминания современников, на политическую обстановку середины 1920-х годов (естественно, в представлении «исследователей»). Для наукообразия определенное значение придается и документам: Акту осмотра места происшествия, Акту судебно-медицинского исследования трупа, посмертным фотографиям и маскам поэта2. Авторы версий - поэты, журналисты, педагоги. Признавая право художника на трактовку фактов и вымысел, нельзя согласиться с преподнесением подобного творчества в качестве научного исследования. Научное истолкование перечисленных материалов, а также оценка некоторых сторон выдвигаемых версий относятся к области судебной медицины и, следовательно, возможны только с участием судебных медиков. Занимающиеся этим «исследователи» - неспециалисты являются в лучшем случае добросовестными, а в худшем
- злонамеренными самозванцами.
Копии Акта судебно-медицинского исследования трупа в архиве санкт-петербургской судебно-медицин-
2 Материалы эти хранятся в отделе рукописей Института мировой литературы им. А.М. Горького (ИМЛИ), фонд. 32, С.А. Есенин, опись 2, 11, 39-47.
ской службы нет. В 1920-х годах подобные документы лишь в редких случаях печатались на пишущей машинке, в большинстве же писались от руки экспертом или под диктовку - его помощником. Рукописный экземпляр мог быть записан в журнал или на отдельных листах. В последнем случае он должен был находиться в материалах дознания или следствия. Как Акт судебно-медицинского вскрытия трупа С.А. Есенина попал в ИМЛИ им. A.M. Горького, нам не известно. Вероятно, материалы дознания подлежали уничтожению в связи с отсутствием признаков преступления, но из-за особой исторической и культурной значимости часть из них была передана на музейное хранение.
Согласно описанию тех, кто обозревал Акт вскрытия, написан чернилами, нижний левый угол его оторван, разорванные обрывки текста хранятся в приложенном конверте. В Акте вскрытия записано: «На шее над гортанью красная борозда, другая тянется слева вверх, теряющаяся около ушной раковины спереди. Справа борозда идёт вверх к затылочной области и тоже теряется; ширина борозды с гусиное перо» [8]. Таким образом, на шее поэта имелась одиночная, незамкнутая, косо восходящая снизу вверх и несколько справа налево неравномерно вдавленная странгуляционная борозда, характерная для затягивания петли тяжестью тела, т.е. для повешения. Сторонники версии убийства поэта считают, что если нет «мертвой петли» вокруг шеи, человек не может умереть. Современные эксперты не используют такого определения, как «мертвая петля»: петли из гибкого материала могут быть открытыми (то есть не полностью охватывающими шею), и закрытыми (полностью охватывающими её), и повеситься можно в любой из них.
«Прокус» языка, находившегося в полуоткрытом рту, мог произойти только при неожиданном ударе по голове, о чем говорит жуткая рана на лбу, видимая на снимке»,
- вещает «исследователь» И. Лысцов [7]. И вот уже экскурсоводы на Ваганьковском кладбище без тени сомнения передают эти благо глупости посетителям. Так трагедия гениального поэта, подлинный масштаб которой многим невдомек, превращается в товар. Рассуждая о «сминаемых хрящах гортани», следует знать, что далеко не в каждом случае повешения имеются такие повреждения, которые, напротив, наиболее часто встречаются при сдавлении шеи руками и удавлении петлей. Напомним, что петля на шее располагалась «над гортанью». Кстати, «зажатие» кончика языка между зубами встречается именно при таком расположении петли - в верхней трети шеи. Это азбука судебной медицины.
Хлысталов Э. [11] вопрошает: «Почему на шее повешенного не видно странгуляционной борозды?». Московский судебно-медицинский эксперт С.А. Никитин, выступая на расширенном заседании Есенинского комитета, продемонстрировал два подлинных негатива с изображением трупа С.А. Есенина в номере гостиницы и два прекрасных позитива, изготовленные без ретуши непосредственно с негативов, с фотоизображениями тела поэта на секционном столе после вскрытия. Судебный медик отметил: «При исследовании фотографии на секционном столе очень хорошо видна странгуляционная борозда. При исследовании этой борозды мы отметили, что описание ее локализации, направление точно соответствует описанной Гиляревским...» [8]. Это очень важное заявление, так как «исследователи» - литераторы считают, что описание в Акте не соответствует действительности, документ этот писался без вскрытия тела и т.п. «Кроме того, - продолжил С.А. Никитин, - на фотографии видно то, что не отметил Гиляревский: в борозде четко
отпечатался рельеф петли. Видно, что это - витая веревка, причём достаточно широкая, где-то около 0,8 см» (у литераторов - «чемоданный ремень») [7].
Гиляревский А.Г. однозначно написал: «На основании данных вскрытия следует заключить, что смерть Есенина последовала от асфиксии, развившейся в результате сдавления дыхательных путей через повешение» [8]. В свое время, в ответах на запросы Есенинского комитета, ведущие судебно-медицинские эксперты Советского Союза профессора А.П. Громов, В.В. Томилин, Б.С. Свадковский указали, независимо один от другого, что анализ Акта, составленного экспертом Гиляревским, показал отсутствие принципиальных научно-методических ошибок. Текст Акта, по их мнению, позволяет считать, что смерть Есенина наступила от механической асфиксии, развившейся при затягивании петли тяжестью собственного тела, т.е. при повешении. Среди литературно-художественных построений, кочующих из одного труда в другой, постоянно встречаются утверждения о нанесенном поэту «страшном» ударе по голове. Обратимся к Акту судебно-медицинского исследования. «Посреди лба, над переносьем - вдавленная борозда длиной около 4 сант. и шириной 1,5 сант.». В заключении к Акту Гиляревский записал: «Вдавление на лбу могло произойти от давления при повешении». Отвечая на запрос председателя Всесоюзного Есенинского комитета в декабре 1991 года А.В. Mаслов [8] отметил: «Из Акта осмотра трупа известно, что лицо обращено к трубе, а вследствие бокового расположения узла петли голова была наклонена. Таким образом, вдавление в лобной области могло образоваться от прижатия головы к вертикально расположенной трубе парового отопления. Как следует из Акта вскрытия, кости черепа целы. Нам была представлена посмертная маска Есенина, на которой отобразилась эта борозда. Наибольшая глубина вдавления - 3-5 мм. Следовательно, только на глубину кожных покровов. Откуда могло это взяться? Здесь надо просто сопоставить два факта. Косое расположение борозды, голова была склонена к левому плечу. Лицо трупа, как следует из протокола осмотра, было обращено к трубе. При исследовании гипсовой маски эксперт пришел к выводу: обнаружено углубление, по размерам и форме соответствующее этой трубе...».
Любопытно, как фабрикует свои домыслы И. Лысцов [7]: «На середине лба.... вдавленная борозда длиной 4 см. и шириной полтора сантиметра. Размеры треугольного пролома в лобной части недобросовестный профессор, конечно, значительно убавил. Да и саму тяжкую рану казуистически квалифицировал как «вдавленную борозду». Однако важно уже то, что это, неизвестное ранее указание эксперта на смертельное ранение головы Сергея Есенина ныне в акте обследования реставрировано». Обратите внимание, как незаметно, но уверенно «вдавленная борозда» превращается в «пролом», затем «тяжкую рану» и, наконец, в «смертельное ранение головы Сергея Есенина». Попутно бросается ничем не подтвержденное обвинение в фальсификации, допущенной экспертом: «Размеры треугольного пролома... недобросовестный профессор, конечно, значительно убавил». Об уровне подготовки сочинителя говорит, между прочим, то, что Гиляревский на самом деле ученых званий не имел.
Остановимся еще на одной фразе «исследования» И. Лысцова: «Здесь силы оставили его, и, истекая кровью, Есенин скончался, так и держась окоченевшей правой рукой... за холодную металлическую вертикаль». Трупное окоченение, которое, видимо, подразумевает автор, развивается лишь через несколько часов после наступления смерти, поэтому если бы поэт «подтягивался» на руке, она после смерти опустилась бы вниз.
Ученый секретарь Российского Федерального центра судебных экспертиз доктор юридических наук Майлис Н.П. по просьбе Есенинского комитета восстановила текст поврежденного Акта. Исследованием установлено, что никакого «зачернения текста» не было! Никаких записей об «отбитых печени, почках, сломанных ребрах, выхождении мозгового вещества»!
Следующий посыл «исследователей» - невозможность повешения при потере крови поэтом. Простите, при какой «потере крови»? Каким образом и сколько ее потеряно? «Исследователи» бросают упреки в адрес Гиляревского: «Выводы в Акте не учитывают полной картины случившегося, в частности, не отмечают такой важной детали, как потеря крови» [11]. Описанное в Акте полнокровие органов, характерное для асфиксии, с легкостью игнорируется «исследователями», поскольку не укладывается в версию «убийства». Какие же повреждения, указывающие на наружное кровотечение, были обнаружены при экспертизе трупа С.А. Есенина, каково их происхождение? А.Г. Гиляревский записал, что в нижней трети правого плеча имелась кожная рана с ровными краями длиной в 4 см, что в нижней трети левого предплечья - одна рана, идущая в горизонтальном направлении, и 3 раны в вертикальном направлении, эти раны длиной около 3 см, с ровными краями, мышцы, сухожилия, крупные кровеносные сосуды не повреждены. Характер ран свидетельствует о том, что они причинены предметом, имеющим острый край, например бритвой. Медицинская практика показывает, что небольшие поверхностные резаные раны не сопровождаются обильным кровотечением. Описанные раны расположены в области, доступной для причинения собственной рукой. В заключительной части Акта справедливо указано: «Раны на верхних конечностях могли быть нанесены самим покойным и, как поверхностные, влияния на смерть не имели». Однако это заключение не нравится «исследователям»: «В своем стремлении выдать «черное» за «белое», перетрусивший профессор... составляя акт экспертизы, не погнушался, как видим, даже примитивной клеветой на казненного поэта, якобы самому себе нанесшего «раны на верхних конечностях». ...«Приказ на лжесвидетельство профессором А.Г. Гиляревским был получен - и, хотя негодными средствами, но все же, был им беспрекословно выполнен» [7]. Вот так, бумага все стерпит!
Между тем В. И. Эрлих [12] описывает утро 27 декабря 1925 г.: «Стоим около письменного стола: Есенин, Устинова и я... Он говорит: - Да! Тетя Лиза, послушай! Это безобразие! Чтобы в номере не было чернил! Хочу написать стихи, и нет чернил. Я искал, искал, так и не нашёл. Смотри, что я сделал! - Он засучил рукав и показал руку: надрез. Поднялся крик. Устинова рассердилась не на шутку. Кончили они так: - Сергунька! Говорю тебе в последний раз! Если повторится еще один раз такая штука, мы больше не знакомы! - Тетя Лиза! А я тебе говорю, если у меня не будет чернил, я еще раз разрежу руку! Что я, бухгалтер что ли, чтобы откладывать на завтра!». Впрочем, Эрлиха некоторые из «исследователей» давно записали в соучастники «убийства».
«Судя по всему, перегнули палку - дали в лоб - и случайно убили. Удар был такой силы, что один глаз вытек», - с пафосом обличения пишет Павел Лукницкий в своей книге «Встречи с Анной Ахматовой». Уборщица 5-го номера Вар-
вара Васильева перед смертью рассказывала, что видела, как пьяные негодяи тащили мертвое тело в пятый номер» [6]. «Тащили» или «втащили»? Как уборщица определила, кого тащили, и как она смогла на расстоянии отличить мертвого от, скажем, пьяного? Это не стилистическая, а смысловая разница. Почему «свидетели» дают показания «перед смертью»? Документированы ли они должным образом? Почему анонимным экспертам не выступить в печати, на заседаниях Есенинского комитета? Зачем гипотетическим убийцам было громоздить то, что мерещится незадачливым «исследователям»? Если уж каким-то темным силам нужно было «убрать» беспокойного поэта, они могли сделать это без особого труда в любое удобное для себя время.
«Исследователи» утверждают, что каждое из своих построений они готовы подтвердить документально. Однако фразы «дали в лоб», «вытек глаз» - это слова, а не документы. Анализ научной литературы показал, что «посмертные маски являются материально-фиксированной формой, объективно отражающей элементы внешности человека: передают натуральную величину элементов лица и их форму и имеющиеся на лице умершего повреждения, их натуральную величину, форму, дают точное воспроизведение мелкого рельефа кожи... являются историческим документом» [8]. Исследования масок, не подвергавшихся ретуши фотографий, позволили точно установить происхождение травмы лобной области и подтвердили, что глаз поэта не был поврежден. Именно такая работа, безукоризненная в научном и методологическом отношении, является исследованием.
Кузнецов В. [5] уверяет: «Гиляревский не подписывал такого акта! В одном из московских архивов есть бумажка, которую выдают за подлинный акт Гиляревского. Я нашел кучу документов - амбарные книги медэксперта Гиляревского и заявляю, что по стилю, атрибутике, патологоанатомическим показателям и по почерку, в конце концов, удалось доказать, что в одном из московских архивов хранится фальшивка...». Надо полагать, что это удалось В. Кузнецову. Проводилась ли почерковедческая экспертиза, если да, почему не приведены ее результаты? Если не проводилась - это предположение, а не научное исследование. Наш многолетний судебно-медицинский опыт свидетельствует, что протоколы вскрытия одного и того же эксперта при добросовестном отношении к делу всегда отличаются по стилю и по «патологоанатомическим показателям». Эксперт вскрывает разные трупы: и людей, погибших от различных травм, и людей, умерших от заболеваний. Повреждения, состояние внутренних органов - самые разнообразные, отсюда и разные «патологоанатомические показатели»!
В начале 1970-х годов нам, начинающим судебномедицинским экспертам, довелось слушать на заседании Ленинградского научного общества судебных медиков и криминалистов выступление патриарха отечественной судебной медицины профессора Виктора Ивановича Mолчанова (1913 - 2003). Выпускник Военно-медицинской академии, знавший многих специалистов, работавших вместе с А.Г. Гиляревским, он дал блестящую характеристику одному из своих предшественников и высоко оценил качество исследования трупа С.А. Есенина. Выступления профессоров судебной медицины на страницах газет [9, 10 и др.] полностью подтверждают эту оценку.
Литература:
1. Безруков, В. Есенин /В. Безруков. - СПб.: Амфора, 2006.
2. Будко, А. А. Николай Иванович Ижевский - организатор судебно - медицинской службы Санкт-Петербурга / A.A. Будко, В.Д. Исаков, В.Ю. Назаров. - СПб.; 2006.
3. Весь Петербург на 1905 год. Адресная и справочная книга г. Петербурга. Изд. Т-ваА.С. Суворина «Новое время». - СПб., 1905.
4. Весь Петроград на 1917 год. Адресная и справочная книга г. Петрограда. Изд. Т-ваА.С. Суворина «Новое время». -Птг., 1917.
5. Кузнецов, В. И. Тайна гибели Есенина. По следам одной версии /В.И.Кузнецов. - М.:«Современник», 1998.
6. Желтое, В. Сергей Есенинумер при допросе /В. Желтое //Новости Петербурга. - 14-20 марта 2006г. - Ns 10(437). - С. 8-9.
7. Лысцов, И. Убийство Есенина /И.Лысцов - М.: «Набат», 1992.
8. Маслов, А. В. Смерть не поставила точку: Расследования судебного медика /A.B. Маслов. - М.: «Сампо», 1999.
9. Мишин, Е.С. «Есенин повесился сам?» /Е.С. Мишин // Смена. - 8 декабря 2005 г. - С. 6.
10. Молин, Ю. А. 'Убийство, которого не было! /Ю.А. Молин //Вестник МАПО. —№ 5(30) 2004. - С. 7.
11. Хлысталов, Э. А. Тайна гибели Есенина. Записки следователя из «Англетера» /Э.А.Хлысталов. - М.: Яуза, Эксмо, 2005.
12. Эрлих, В. И. Право на песнь/В.И. Эрлих // Сергей Есенин. - Полное собрание сочинений. - М: «ОЛМА - ПРЕСС», 2002. - С.619-658.
© Г.А. Пашинян, Е.Х. Баринов, П.О. Ромодановский, 2007 УДК 340.6 (091)
Г.А. Пашинян, Е.Х. Баринов, П.О. Ромодановский
МЕДИЦИНСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ А.Н. РАДИЩЕВА
Кафедра судебной медицины (зав. кафедрой - проф. П.О. Ромодановский)
ГОУ ВПО «Московский государственный медико-стоматологический университет Росздрава»
Александр Николаевич Радищев (1748-1802) вошел в историю России как революционный писатель-демократ. Но не следует забывать того факта, что это был человек широкого энциклопедического образования и разносторонних интересов. Литература была для него лишь одним из способов выражения своих мыслей, развития своих идей, общения с современниками. Следует помнить и то, что именно А.Н.Радищев был одним из первых, кто положил начало развитию медицинской деятельности на территории Сибири [3].
Еще во время учебы в Лейпцигском университете в 1766-1771 годах, где вместе с другими дворянскими юношами А.Н.Радищев изучал правоведение, он прослушал курс лекций по естественным наукам и медицине. Он писал: “... Императрица Екатерина, между многими учреждениями на пользу государства, восхотела, чтобы между людьми, в делах судебных или судопроизводных обращающимися, было некоторое число судей, имеющих понятие, каким образом отличившиеся законоположением своим народы оное сообразовали с деяниями граждан на суде. На сей конец определила послать в Лейпцигский университет двенадцать юношей для обучения юриспруденции и другим к оной относящимся наукам...” [4]. Интерес дворянской молодежи к естественным наукам в те годы был велик. Их привлекало все новое в раскрытиях тайны природы. А.Н.Радищев не был исключением. По воспоминаниям сына : « Александр Николаевич пристрастился к медицине и, постоянно в течение пяти лет учась ей, мог бы выдержать докторский, но, следуя своему назначению, не искал сего звания» [1]. Среди многих дисциплин Александр Николаевич слушал лекции и по судебной медицине. Профессора отмечали незаурядные способности российского студента. Даже по прошествии многих лет, память о студенте Радищеве жила в стенах Лейпцигского университета. Молодому правоведу пророчили блестящую карьеру. Так оно по началу и складывалось, но вольнолюбивые мысли привели А.Н.Радищева в Сибирь, в ссылку [3].
Канцлер князь А.И.Безбородко, осуждая литературные занятия чиновника, отозвался о А.Н.Радищеве так: «... у него и так было дела много, которое он, правду сказать, правил изрядно и бескорыстно...» [1, 2, 3].
В Сибири и раскрылись способности А.Н.Радищева к медицинской деятельности. Илимский острог, куда был сослан А.Н.Радищев, находился в 500 верстах к северу от Иркутска. Врачей в Илимском остроге не было и А.Н.Радищеву пришлось оказывать медицинскую помощь местным жителям. Будучи по натуре очень энергичным человеком он и в Сибири не сидел сложа руки. О тех днях рассказывает сын писателя: «...Он вставал рано; ему приносили большой чайник с кипятком, и он делал себе кофе.
Потом он садился писать, читал, учил своих детей географии, истории, немецкому языку, ездил по окрестностям, ходил с ружьем по лесам и горам, окружающим Илимск... ” [1]. По выражению современника: “...в Иркутской губернии в местечке Илимске, сделался он благодетелем той страны... (он многих вылечил, особливо от зобов, болезни тамошних мест)..” [2].
В медицинской помощи А.Н.Радищев ни кому не отказывал. Слава о знающем лекаре быстро распространилась по окрестным поселениям, стойбищам тунгусов, которые специально приезжали в Илимск на прием к А.Н.Радищеву. Он лечил их так же, как и жителей и служителей Илимского острога. Об этом он писал: “К моим обычным занятиям присоединилось еще одно, зачастую тяжелое, но утешительное в своей основе занятие, если не приятное, то милое моему сердцу. Я сделался здешним лекарем и костоправом, хотя в сущности лишь невежда и знахарь, но моя добрая воля частично восполняет недостаток необходимых знаний..” [4]. Нередко местные власти привлекали Александра Николаевича для осмотра мертвых тел или для освидетельствования потерпевшего. Тут пригодились ему знания по судебной медицине, полученные еще в университетские годы [3].
А.Н.Радищев оказывал медицинскую помощь и во время своих поездок по краю. Понимая, что предупреждение самих болезней важнее, чем их лечение он занялся в Илимске оспопрививанием. Его сын записал: “Он сам привил оспу своим детям, рожденным в Сибири, и жителям Илимска. Тогда еще доктор Дженер не изобрел прививания коровьей оспы” [1]. Вспоминая занятия медициной в университете А.Н.Радищев сам изготовлял лекарства, которыми лечил своих пациентов, нередко просил знакомых прислать ему лекарственные средства в Илимск [3].
Кроме того важное значение он придавал состоянию душевного равновесия больного. “Верьте, то ведаю из опыта моего, что напряжение духовной силы может подкрепить расслабленное тело и до известной степени дать ему жизнь новую” [4].
Как человек наблюдательный, А.Н.Радищев старался выяснить различные факторы способствующие возникновению и распространению болезней в крае. Он писал: “...Ревматизм, подагра, летучая подагра, суставные лихорадки весьма обычны для Тобольска и вообще, говорят, для всей губернии и являются, как мне кажется, следствием сурового климата. Горячки здесь также обычны, как и в России, но зато болотная лихорадка в Тобольске была неизвестна. Случаи ее появились года 2 тому назад. Какая может быть тому причина? Почему начинает появляться неизвестная болезнь? Климат ли изменяется или образ жизни? Это еще надлежит проверить..” [4].
