CC BY
113
что» (исходя из того что, независимо от того что); «фразеологический предлог + местоимение то в Рп. + как» (в зависимости от того как, по мере того как); «фразеологический предлог + местоимение то в Рп. + чтобы» (во избежание того чтобы, во имя того чтобы, в пользу того чтобы).
В следующих подмоделях местоимение то в форме Рп. стоит внутри фразеологического предлога - между лексическим предлогом и именем существительным, является согласуемым компонентом и имеет атрибутивное значение: «фразеологический предлог + местоимение то в Рп. + когда» (с того момента когда); «фразеологический предлог + местоимение то в Рп. + пока» (до того момента пока, до того времени пока); «фразеологический предлог + местоимение то в Рп. + как» (с того времени как).
Третья структурная группа включает единицы, образованные по модели «лексический предлог + местоимение то + лексический союз». Так как лексические союзы не однородны, а местоимение то в составе фразеологизма - союза может быть закреплено в разных падежных формах, проделанный анализ позволил выделить четыре структурные подгруппы. Наиболее продуктивной является первая структурная подгруппа, которая объединяет фразеологизмы-союзы, построенные по модели «лексический предлог + местоимение то в Рп. + лексический союз». Проведённый анализ картотеки позволил выделить три подмодели: «лексический предлог + местоимение то в Рп. + что» (ввиду того что, вроде того что); «лексический предлог + местоимение то в Рп. + как»: (наподобие того как, из-за того как); «лексический предлог + местоимение то в Рп. + чтобы» (для того чтобы, вместо того чтобы, ради того чтобы).
Четвёртая структурная группа включает единицы, образованные по модели «лексический предлог + местоимение то + имя существительное + лексический союз». Она представлена двумя структурными подгруппами. Наиболее продуктивной являются объединения, построенные по модели «лексический предлог + местоимение то в Рп. + имя существительное + лексический союз». Так как лексические союзы не однородны, мы выделяем четыре подмодели: «лексический предлог + местоимение то в РП. + имя существительное + пока» (до тех пор пока); «лексический предлог + местоимение то в форме РП. ед. ч. + имя существительное + когда» (с той минуты когда); «лексический предлог + местоимение то в форме РП. мн. ч. + имя существительное + как» (с тех пор как); «лексический предлог + местоимение то в форме РП. мн. ч. + имя существительное + когда» (с тех пор когда).
Пятая структурная группа объединяет фразеологические единицы со структурным компонентом - именем числитель-
Библиографический список
ным, организованные по модели «числительное местоимённое + служебное слово». Внутри группы мы выделяем 7 частных подмоделей. Самой продуктивной является подмодель «частица + числительное местоимённное + лексический союз» (не столько...а, не столько...но, не столько...как).
Шестая структурная группа объединяет фразеологические единицы со структурным компонентом - наречием, организованные по модели «Сочетание наречия со знаменательными и служебными словами». Проделанный анализ позволил выделить две структурные подгруппы, организованные по подмоделям «наречие + служебное слово» и «местоимение то в Т.П. + наречие в сравнительной степени + лексический союз».
Модель аналога словосочетания характеризуется тем, что входящие в него фразеологизмы построены в соответствии с правилами согласования, управления или примыкания. Модель аналога словосочетания включает в свой состав подмодели с фразообразующими именами в форме родительного, дательного, винительного, творительного, предложного падежей, например, «предлог в (во) + согласуемый компонент (атрибут: прилагательное, местоимение) + существительное в форме предложного падежа»: во всяком случае, в противном случае, в том числе.
Модель аналога предложения характеризуется тем, что по внешнему виду её единицы всегда представляют собой грамматическую основу. Фразеологизмы данной модели в массе своей сохранили лишь структурные признаки предложения, утратив семантические, интонационные и грамматические. Проведённый анализ позволил нам выделить две структурные подмодели.
Первая структурная подмодель - «аналог простого двусоставного предложения». Это формальный обобщённый образец, обозначающий, как между собой соотнесены субъект и предикат и каковы их грамматические характеристики: «субъект (местоимение) + предикат (глагол)»: то есть. Глагольный компонент имеет ведущую семантику бытийности - есть (в значении «наличествовать»).
Вторая структурная подмодель - «аналог простого односоставного предложения». Описываемая подмодель характеризуется наличием только одного главного члена предложения - сказуемого (равно). Фразеологизм-союз а равно как и воспроизводит односоставное безличное предложение.
Таким образом, аналитизм синтаксических моделей фразеологизмов-союзов характеризуется как типологическое свойство языковой системы. Он проявляется в морфологической неизменяемости слов-компонентов фразеологических единиц и наличии сложных и разнообразных синтаксических конструкций.
1. Аверина, М.А. Структурно-семантические и функциональные свойства фразеологизмов-союзов: автореф. дис. ... канд. филол. наук. -Челябинск, 2004.
2. Аверина, М.А. Структурная организация фразеологизмов-союзов // Проблемы лингвистики: коллективная монография. - Челябинск, 2012.
3. Чепасова, А.М. Мир русской фразеологии. - Челябинск, 1998.
4. Челябинская фразеологическая школа: научно-исторический очерк. - Челябинск, 2002.
5. Мокиенко, В.М. Славянская фразеология. - М, 1989.
Bibliography
1. Averina, M.A. Strukturno-semanticheskie i funkcionaljnihe svoyjstva frazeologizmov-soyuzov: avtoref. dis. ... kand. filol. nauk. - Chelyabinsk, 2004.
2. Averina, M.A. Strukturnaya organizaciya frazeologizmov-soyuzov // Problemih lingvistiki: kollektivnaya monografiya. - Chelyabinsk, 2012.
3. Chepasova, A.M. Mir russkoyj frazeologii. - Chelyabinsk, 1998.
4. Chelyabinskaya frazeologicheskaya shkola: nauchno-istoricheskiyj ocherk. - Chelyabinsk, 2002.
5. Mokienko, V.M. Slavyanskaya frazeologiya. - M, 1989.
Статья поступила в редакцию 19.07.13
УДК 81.115
Garshina E.A. «MEMORY» AS THE MAIN AXIOLOGIC UNIT IN THE NOVEL «LIFE OF ARSENJEV» BY I.A. BUNIN. The given work provides the description of how the linguistic sign and axiologic unit such as «Memoryn» is presented in the Bunin's textual material; the author also gives consideration to the role of axiologic lexics (choice of words?) to be related to the ethical value of the human acts, and how it influences the linguistic interpretation of the novel «Life of Arsenjev»; the article also presents a linguistic material to have been gathered that discloses the semantics of the word “memory” within the aspects of ethimology, phrasiology and culture.
Key words: language of the author, linguistic axiology, axiological unit, linguistic sign, semantics of the word, work of literature, philological analysis, ethimology, vocabulary, language category, synonym, phraseology, folklore.
Е.А. Гаршина, аспирант каф. современного русского языка и методики преподавания Липецкого гос. педагогического университета, специалист ГОБУ «Информационно-аналитический центр развития физической культуры и спорта Липецкой области», г. Липецк, E-mail: [email protected]
ПАМЯТЬ КАК ВЕ. -ВОСПОМИНАНИЯ «ЖИЗНЬ АРСЕНЬЕВА» И.А. БУНИНА
В работе описана актуализация лексемы и аксиологемы «Память» в художественном тексте И.А. Бунина. Рассматривается роль ценностной лексики в творчестве И.А. Бунина и её влияние на языковую интерпретацию произведения «Жизнь Арсеньева», собран языковой материал, раскрывающий семантику слова «память» в этимологическом, фразеологическом и культурологическом аспектах.
Ключевые слова: язык писателя, лингвистическая аксиология, аксиологема, лексема, семантика слова, художественный текст, филологический анализ, этимология, кодифицированный источник, языковая категория, синоним, устойчивое выражение, фольклор.
Пройдя через десятилетия исторического беспамятства, мы обращаемся к истокам нашего культурного самосознания, и в этом возрождении духовных традиций нам помогают художественные образы, воплощённые в живом русском слове классических произведений. К таким хранилищам русской лексики относится и роман И.А. Бунина «Жизнь Арсеньева».
Способность Бунина чувствовать и передавать прошлое своей страны, владение «чувственной памятью слова» отмечали многочисленные исследователи творчества писателя. С.В. Сыз-ранов в работе, посвящённой историческому характеру мышления И.А. Бунина, указывает на то, что «Бунин наделён повышенным чувством истории» и что «герой Бунина - человек большого опыта, поэтому он в высшей степени историчен и ведом культурным импульсом» [1, с. 167]. А.А. Пискулин в своей монографии, посвящённой творчеству И.А. Бунина как художника русского подстепья, пишет: «Зарубежные писатели и критики единодушно отмечали значимость бунинского искусства, в котором сказалась несравненная эпическая традиция и культура его страны. Эпическая традиция является исторической составляющей и основой творчества Ивана Алексеевича» [2, с. 28].
В.И. Матушкина считает, что художественная мысль И.А. Бунина во многом сосредоточена «на осмыслении места и роли русского человека в цепи исторического прогресса и на осознании богатства русского культурного наследия для цивилизации» [3, с. 110]. Таким образом, важнейшим аспектом изучения творчества, а с лингвистических позиций, языка великого писателя, является тема памяти и непреходящих ценностей, передаваемых посредством слова от поколения к поколению.
«Жизнь Арсеньева» по своей сути является романом-воспоминанием, как и называют его исследователи-литературоведы. По мнению Н.А. Горбанева, с учетом особой роли категорий памяти и времени в их философском и эстетическом содержании, по художественной структуре «Жизнь Арсеньева» можно характеризовать как роман-воспоминание, а в пределе - и как роман феноменологический, в котором приоритетами являются фундаментальные ценности бытия».
Роман-экскурс в прошлое «старой», дореволюционной России затрагивает важнейшую для русского национального самосознания и всего человечества в целом тему памяти. В нашем исследовании творчества И.А. Бунина мы предприняли попытку проанализировать слово «память» и его актуализацию в романе «Жизнь Арсеньева», причём, мы предполагаем, что слово «память» в рассматриваемом нами произведении от лексемы поднимается на уровень аксиологемы. По нашему мнению, одной из ведущих аксиологем романа «Жизнь Арсеньева» является «Память».
Кратко уточняя дефиницию понятия «аксиологема», отметим, что «аксиологема» выступает центральной единицей аксиологии, являясь «языковым репрезентантом ценностных смыслов в языковой системе», по мнению Н.Н. Казыдуб [4, с. 133].
Т.И. Вендина понимает аксиологему как «представляющую ценностной категоризации в языке» [5, с. 40].
А.С. Журавлев сближает термины идиологема и аксиологе-ма, предлагая свою классификацию идиологем русского языка
[6, с. 7]. Т. В. Романова даёт определение аксиологеме, как единице, выражающей аксиологические категории, и вслед за
В.В. Колесовым, характеризует аксиологему через термин «концепт»: «Центром концепта всегда является ценность, поскольку концепт служит исследованию культуры, а в основе культуры лежит именно ценностный принцип (аксиологический, аксиоло-гема ! концепт)» [7, с. 584]. Подробную классификацию и детальный разбор аксиологем выполнили авторы «Аксиологического фразеологического словаря русского языка», ученые Казанского университета М.В. Петрушина и Л.К. Байрамова.
В понимании учеными-лингвистами термина «аксиологема» следует выделить единое, в чем сходятся все исследователи: «аксиологемы - языковые репрезентанты ценностных смыслов». Исходя из данной формулировки термина «аксиологема», приступим к анализу слова «память», чтобы затем проникнуть в ценностную суть аксиологемы «Память» в романе И.А. Бунина «Жизнь Арсеньева».
Обратившись к академическим толковым словарям, мы выделили основное лексическое значение слова «память». Итак, в широком понимании «память - это способность сохранять и воспроизводить в сознании прежние впечатления» [8, с. 157]. В романе «Жизнь Арсеньева» слово «память» используется в этом основном его значении с высокой частотностью, о чём свидетельствует один из многочисленных примеров: «Почему именно в этот день и час, именно в эту минуту и по такому пустому поводу впервые в жизни вспыхнуло мое сознание столь ярко, что уже явилась возможность действия памяти?» [9, с. 11].
Словарное толкование и бунинское описание лексемы память объединены общей семой сознание, а также глаголами «вспыхнуть» и «воспроизводить». Причём, авторское «вспыхнуть» употреблено в переносном значении «быстро, внезапно начаться, возгореться» и в словаре Ушакова имеет комментарий (преимущественно о сильных чувствах, страстях человека)». Таким образом, «память» в тексте исследуемого романа, в одном из значений этого слова, выступает как человеческое чувство наравне с любовью и радостью.
Толковые словари фиксируют перешедшее из абстрактного в конкретное существительное «память» в значении «памятный предмет, связанный с воспоминанием о чём-то дорогом, важном». У героя Бунина есть такой предмет: «памятью о матери» он называет маленькую иконку («святую дощечку»), доставшуюся ему по наследству.
Этимология слова «память» раскрывается при обращении к истории старославянского и древнерусского языков. В этимологическом словаре под редакцией Г.П. Цыганенко «память» обозначено как «древнее славянское слово», имеет толкование «отражение прошлого опыта». Истоки современного слова «память» лежат в праславянском пласте лексики: праславянский корень *рате^ возник из « р"оть^ь» - результат мышления и слова «ть^ь», что переводится как «думание» [10, с. 327]. В словаре древнерусского языка Х1-Х1Увв. дано более детальное и глубокое прочтение лексемы память. «Памдть», по словарю Срезневского, это не только «способность помнить», но и умение «понимать, мыслить, представлять, вспоминать», а так же «воспоминаые, напоминаже» [11, с. 872].
05163793
О древней языковой связи слов «думать» и «помнить» упоминает и выдающийся исследователь древнерусской и старославянской лексики В.В. Колесов. Анализируя историю существительного «память» и глагола «помнить», В.В. Колесов приводит синонимический ряд «непщевати (предполагать), думати (размышлять всем вместе), м^ьти (понимать) - все эти древнерусские глаголы объединены общим значением «размышлять». «Помнити, - пишет В.В.Колесов, - значило для древнего русича подумать и поразмыслить, но обращаясь к память, к традиции, к прошлому опыту и навыку» [12, c. 66].
Первосмысл слова «память» заложен ещё в санскрите: старославянское «памдть» соответствует слову «matis», означающему на санскрите «ум» и латинскому «mens» в значении «чувство, ум, мысль», что подчёркивает значимость памяти, как свойства человеческого сознания, а в польском языке прямо находим глагол «mniemac» (думать) и однокоренное ему слово «sumnienie», что означает «совесть, сознание» [13, c. 542]. Индоевропейский корень *men-, основное значение которого «думать, помнить, мыслить» имеет соответствия во всех индоевропейских языках и, по-видимому, пришёл в них из древнего праязыка.
Память как процесс размышления и рефлексии героя доминирует в рассматриваемом нами романе И.А. Бунина: «Арсеньев приходит к тому что <...> человек обязательно должен осмыслить произошедшее в координатах не сиюминутных, а в координатах Бытия, судьбы, вечной жизни и любви» [14]. Через вдумчивое наблюдение собственного прошлого бунинский герой приближается к ответам на философские вопросы о смысле жизни и смерти, о Боге и вечности.
В русской национальной традиции слово «память» укоренено прочно и глубоко, что и дает дальнейшую основу для прочтения его в произведениях русской классики.
Словарь Даля даёт ключ к пониманию слова «память» через призму народной мудрости: «дай Бог память» [15], в этом выражении отражено сакральное восприятие данного человеку свыше свойства памяти.
На протяжении всей своей истории народ дорожил памятью, чтил её и боялся утратить. Приметы зашивать пуговку на память, завязывать узелок или ставить крестик на руке, издавна существовавшие в народе, дошли до наших дней и зафиксированы в словарях: «На себе платье зашивать, пуговку пришивать - пришьёшь память» [15], «завязывать узелок на память». В этимологическом словаре А.Г. Преображенского к слову «память» содержится помета «народное» и здесь же толкование «память - сознаые, здравый ум; ср. «ьезъ памяти» безъ сознания».
У древних народов культ памяти проявлялся в поклонении олицетворявшим её божествам. Так греки чтили богиню памяти и мышления, мать девяти муз Мнемозину (греч. Mnemosine ). Она персонифицировала духовное начало, возникшее из красоты и гармонии мира, изображалась в народных песнопениях сидящей на троне у своего источника. Источник Леты (Забвения), из которого пили воду намеревавшиеся вопросить бога, противопоставлялся в античных мифах источнику Мнемозины (Памяти), из которого пили уже получившие ответ [16].
Центральным славянским божеством-хранителем родовой памяти выступал Велес. Обращавшихся к нему он наделял мудростью, открывая путь к знанию предков и соединяя родовой нитью все три Мира: Верхний, Средний и Нижний. Древние славяне совершали ритуальные обряды в честь божеств, охраняющих знание и память, Ведича и Мыслича, из пантеона малых богов Триглавов, упоминаемых в языческих молитвах и заклинаниях [17]. К наступлению весеннего равноденствия кудесники открывали людям Веды (Ведич) и приходил праздник Великодня.
Таким образом, сакрализация и обожествление памяти существовала ещё в дохристианском языческом сознании, а функцию сохранения знаний, сосредоточенных в памяти этноса, брала на себя религия.
В народном языке существует множество фразеологизмов со словом «память» в составе: «прийти на память» (вспомниться), «прийти в память» (прийти в чувство), «любить без памяти», «лишиться памяти» (впасть в бессознательное состояние), «хранить в памяти», «держать в памяти», «отшиб память», «оставить на память», «воздвигнуть в память» (поставить памятник), «хранить в памяти», «держать в памяти». Словарь синонимов приводит синоним-фразеологизм к глаголу «помнить»: «врезаться в память, в сердце» в значении «хорошо запомниться» [18].
Как русские народные приметы, так и пословицы, и поговорки, содержащие в себе слово «память», изобилуют в лексикографических источниках. Одни пословицы содержат иронию: «слаб памятью: что у кого возьмет, забудет; а что кому даст, помнит» или «кто кому надобен, тот тому и памятен», «бестолков, да памятлив», «дураку вечная память», «слепому да глухому вечная память», «задали памятку, что до новых веников не забудет» или угрозу: «я тебе это попамятую, отомщу». Другие выражения звучат, как отцовский наказ молодым: «памятуй добро, а зло забывай», «по старой памяти, что по грамоте», «помочь по старой памяти». Эти народные изречения свидетельствуют о значимости прошлого для настоящего и будущего.
В некоторых народных выражениях память отождествляется со славой и почитанием: «быть тебе (или ему) семь веков на людских памятях». Уважительное отношение русских к самому явлению памяти просматривается в цитате приведённой словарём Срезневского из слова о «Задонщине»: «старым повЬсть, а младым - память». В данном контексте слово «память» имеет значение «пример, назидание», словарь Срезневского трактует такое употребление лексемы «память» через слово «наставление».
Сравнивая вышеперечисленные сочетания с противопоставленными им: «прийти в забвение», «кануть в беспамятство», «не оставить по себе памяти» [19, ст. 9262], мы можем вывести антонимичное в народном сознании слово «забвение» к номинации «память». На страницах романа «Жизнь Арсеньева» оппозиция «память - забвение» возникает в первых строках произведения: «Вещи и дела, аще не написан1и бываютъ, тмою покрываются и гробу безпамятства предаются, написавш1и же яко одушевленш...». В тексте исследуемого произведения это противопоставление показывают определения «забытый» и «памятный». Так, Арсеньев, вспоминая о своей матери, с горечью представляет: «В далекой родной земле, одинокая, на веки всем миром забытая, да покоится она в мире и да будет во веки благословенно ее бесценное имя».
В словаре древнерусского языка зафиксированы и прокомментированы антонимы «памятный» - «забытый»: «Памдтьный - памятный, помнящмся, не забытый: - едини памдтни быша и прослоушд на небеси и на земли», такое толкование подчёркивает противопоставление рассматриваемых слов, указывает на вневременной характер памяти и на её существование как в мире горнем, так и в дольнем.
Интересно наблюдение, что именно в народном осмыслении такое человеческое качество как памятливость, является благословением небесным «памятливый - одарённый памятью» [13, с.11], и, в противоположность ему «беспамятство» воспринимается как свойство невежд, несчастных людей, обделенных свыше и оторванных от своего прошлого. Тогда как в поэтической, книжной традиции отчасти синонимичное «беспамятству» «забвение» чаще имеет положительную семантику, ощущается как отдых от напряжённых раздумий, успокоение и удовольствие.
Как показывает проведенный при помощи лексикографических трудов анализ слова «память», оно окружено изобилием эпитетов, которые нашли отражение в кодифицированных источниках, вобравших в себя и устную народную речь: «девичья память, женская память (короткая), память «внешняя и внутренняя», «добрая и злая», отсюда сложное слово «памятозлоб-ство» [15, с. 26].
Словари языка писателей содержат такие определения к слову «память»: «сладкая память», «народная память», «горестная», «драгоценная», «блаженная», «славная», «вечная» [20]. Индивидуальный авторский стиль И.А.Бунина выражают эпитеты к слову «память»: «священная», «светлая», «свежо в памяти» [21]; «патриархально-сладостные», «последние», «прекрасные», «светлые» (воспоминания), «воспоминания просты», а также производные от слова «память» эпитеты: «памятные (впечатления, дни, тень), «приснопамятный», «достопамятный». Также в исследуемом нами произведении Бунина функционирует определение «вечная» к слову «память», которое тождественно словосочетанию «сотворить / прочитать молитву».
Как видим, в романе И.А. Бунина ценностное отношение к памяти передано в описании исполнения православных обрядов, где слово «память» выступает в значениях «поминание», «поминовение» и «помин». Отпевание усопшего, проведение заупокойной службы и сотворение вечной памяти восхищает Арсеньева. Бунинский герой чувствует свою связь с многочисленными прежними поколениями, незримо передавшими ему
слова молитвы: «то последнее, церковное <...> то самое дивное в мире, в чем я буду участвовать впервые за все свое молодое существование, то есть переживать осуществление тех самых необыкновенных слов, которые я, в гимназии, должен был зачем-то учить наизусть» [9, с. 147]. Ощущение своей сопричастности прошлому, древнему, вневременному не покидает Арсеньева на протяжении всей заупокойной службы и похорон Васильева: «Я смотрел (на покойного), думая: он похож теперь на древнего великого князя, он теперь навеки приобщен как бы к лику святых, к сонму всех праотцев и пращуров наших...» [9, с. 150].
Традиция почитания дней памяти святых отражена и в словаре древнерусского языка: «чисти, чтить память - прославить (прославлять) имя святого [19]. Этимологический словарь Преображенского содержит синонимы с показателем множественности «мн. «памятцы», «поминаже» и «синодикъ» [13, с. 11]. Словарь Срезневского приводит синонимический ряд: «поминовеже», «поминаже», «заупокойная служба» [8], , а также само слово «память» толкует через значения «повесть, запись, грамота, наставление, поминовение, имущество, данное на память, поминальная трапеза, поминальная служба, день поминаемого святого» [11]. Причём, наиболее частотными в данных словарях являются такие значения слова «память» как «празднование Дня рождения святого» и «поминовение усопшего в православные календарные дни».
Само же слово «память» нерасторжимо связано с категорией прошлого, что также иллюстрируется данными словарей: «до отцовских памятей (давно)», «и старикам не в память». В словаре Даля даны два устаревших народных слова «памя-тух м.» и «памятчик м. -чица ж. старожил, видавший много, помнящий события, местную старину», эти номинации информируют нас о старожилах, носителях мудрости, выполняющих функцию передачи информации о прошлом.
Также в слове Даля в отдельное толкование выделено слово «память» в значении «остатки прошлого; устроенное, созданное кем-либо или напоминающее его». Следует отметить, что и проанализированные нами словарные данные, и текст романа «Жизнь Арсеньева» указывают на тесную связь существительного «память» с прилагательным «старый» в значении «прошлый, минувший».
Таким образом, рассмотрев ряд семантических значений слова «память» в лексикографических источниках и сопоставив их со смысловым наполнением лексемы «память» в романе «Жизнь Арсеньева», можно заключить вывод о том, что «память» как свойство сознания, замыкает в себе целый круг жизни человеческой от рождения, бытия во плоти и до смерти телесной с переходом в жизнь вечную. Память - это и способность мыслить, и уникальное свойство человека воспроизводить события прошлого, а также и дар свыше, позволяющий сохранять сакральную связь между поколениями, между живущими и жившими. Не случайно к профессии «летописец» словарь Даля приводит синоним «памятописец», который является доминантой в синонимическом ряде «Памятописец м. бытописец, летописец, современный историк», где номинация «бытописец» относится к человеку, который описывает быт, иными словами, жизненный уклад, слово «летописец» подчёркивает исторический характер данной профессии, а «памятописец» указывает на особую функцию выполняющего записи лица - сохранение информации о прошлом для жизни последующих поколений.
Сопоставив лексическое воплощение слова «память» в тексте исследуемого романа и в русской народной традиции, мы к приходим к выводу, что в художественном языке произведения И.А. Бунина слово «память» выступает как максимально приближенное к народному его восприятию, реализует основные значения, указанные в словарях и сборниках русской народной лексики.
Однако, есть и особое бунинское прочтение слова «память», рассмотрев которое, можно приблизиться к индивидуальному творческому миру писателя. Это авторское понимание памяти отталкивается от народного, закреплённого в языке, но развивает свои новые имплицитные смыслы.
Так, например, интересна приводимая в тексте романа «Жизнь Арсеньева» мысль о врождённой памяти: «Но ведь слишком скудно знание, приобретаемое нами за нашу личную краткую жизнь - есть другое, бесконечно более богатое, то, с которым мы рождаемся [9, с. 16]». Словосочетание «память с рождения» также присутствует в словаре Срезневского
и, в сопоставлении с текстом романа, даёт основания для нового символического прочтения слова «память» как генетического дара человечеству: «В тамбовском поле, под тамбовским небом, с такой необыкновенной силой вспомнил я все, что я видел, чем жил когда-то, в своих прежних, незапамятных суще-ствованьях <...> да, да, все это именно так, как я впервые “вспомнил” тридцать лет тому назад!» [9].
Следует полагать, что определение «незапамятные» к номинации «существования» указывает на иные, прямо или косвенно относящиеся к герою романа жизни, в восточной традиции - прошлые воплощения. О голосе генетической, переданной через предков, родовой памяти неоднократно говорит И.А. Бунин в своём романе: «Я посетил на своем веку много самых славных замков Европы и, бродя по ним, не раз дивился: как мог я, будучи ребенком, мало чем отличавшимся от любого мальчишки из Выселок, как я мог, глядя на книжные картинки и слушая полоумного скитальца, курившего махорку, так верно чувствовать древнюю жизнь этих замков и так точно рисовать себе их? Да, и я когда-то к этому миру принадлежал.» [9]. Автор исследуемого романа неоднократно подчеркивает свойство памяти выходить за грани сознания, открывая новые человеческие возможности: «...испытывал радость, связанную с бессознательными воспоминаньями давнего былого, кочевых времен» [9, с. 63].
Правомерным будет заключение о том, что память предстаёт в романе И.А Бунина, как свойство тайное, мистическое, как нечто непознанное человеком в себе и ведущее его по пути судьбы, нечто владеющее мыслями и чувствами героя, способное вызывать его эмоции и переживания. Именно на обращении к памяти собственной и родовой выстроено повествование исследуемого романа.
Само же слово «память» реализует вышеперечисленные значения в языке бунинского текста, выражая особый ценностный смысл. В данной связи следует обратить внимание на особое центральное толкование слова «память», приводимое в словаре В.И. Даля: «ПАМЯТЬ ж. (мнить, мнети) способность помнить, не забывать прошлого; свойство души хранить, помнить сознанье о былом». Сема «душа» не случайно присутствует в приведенном толковании и даёт новый уровень прочтения слова «память» как категории сакральной, духовной, как нравственного высокого свойства, присущего человеку. Эта мысль подтверждается на страницах словаря живого великорусского языка: «память внутренняя <...> усвоение себе навсегда духовных и нравственных истин».
Анализируя толкования слова «память», данное в словаре Живого великорусского языка, мы выявляем связь лексем «память» и «жизнь»: «За мою память или на моей памяти этого не было, сколько живу» [15, с. 12]. Смысловое наполнение слова «память» в исследуемом нами романе полностью соответствует трактовке слова «память» в словаре В.И. Даля: «память -способность не забывать прошлого». Автор «Жизни Арсеньева» подобрал свой синоним к лексеме «прошлое», назвав его «пережитым»: «... только иногда, проходя по Успенской улице мимо сада и дома гимназии, ловил я что-то как будто близкое душе, когда-то пережитое» [9, с. 20].
Словарь эпитетов языка И.А. Бунина констатирует высокую частотность употребления словосочетанию со словом «жизнь» в бунинском творчестве. К данной номинации автор «Жизни Арсеньева» подбирает обилие эпитетов и сравнений: «привычная [21, с. 69], прекрасна жизнь была, как сон [21, с. 63], приличная [21, с. 71], светская [21 с. 154], свободная [21, с. 156] свободно проходит жизнь [21, с. 157] сельская, [21, с. 164], семейная [21, с. 164], собственная [21, с. 221], а также сонная, лихая, смертная, сложная, слободское (житье), слабая, пьяная, скромная, скорбная, сексуальная, семейная, святая, угрюмая, удивительная, тяжко (жить), тихая, темная, расточительная, праздная, вечная, дворянская, крестьянская, мелкопоместная, однообразна (была жизнь) и другие определения.
В завершение следует отметить, что в тексте романа И.А. Бунина «Жизнь Арсеньева» слово «жизнь», выносимое в заглавие произведения, контекстуально выражено в одной связи со словами «память» и «прошлое». Глаголы пережил, познал и отглагольное существительное «пережитое» высвечивают в многоголосной семантике романа первичную и основную для авторского замысла номинацию «жизнь», сопрягающую в себе и память, и время, и человеческие ценности.
Вся жизнь Арсеньева от младенчества до двадцати лет дана в романе сквозь призму воспоминаний, - в форме воспоминаний, и это - его важнейшая особенность. В пятой книге романа главный герой приходит к открытию: «Чувство памяти усиливает чувство жизни! <...> а ведь все мы только этого и хотим, ищем во всяком сильном чувстве.» [9, с. 6]. Юность Арсеньева в дореволюционной России воскресает благодаря его памяти. И тогда настоящая жизнь наполняется особым смыслом.
Библиографический список
Таким образом, бунинское восприятие жизни, неотьемле-мой составляющей которой является память, глубоко укоренено в народном сознании и отражает его отношение к прошлому и истории.
Таким образом, слово «память» в тексте романа И.А. Бунина «Жизнь Арсеньева» предстаёт как универсальная аксиологическая единица, поскольку реализует ценностные следующие смыслы, воплощающие идею Родины, исконности традиций, идею сакрализации памяти как духовной категории.
1. Сызранов, С.В. Категории пространства и времени в историческом мышлении И.А. Бунина (1887-1904) // Начало: сборник работ молодых учёных. - М., 1990.
2. Пискулин, А.А. От Подстепья до Поморья. Елецкий край и Выговский край - исторические регионы России в творчестве И.А. Бунина и М.М. Пришвина: монография. - Елец, 2012.
3. Матушкина, В.И. Поэтизация прошлого в эстетической системе И. Бунина и Л. Леонова // Материалы международной науч. конф.,
посвящённой 600-летию спасения Руси от Тамерлана и 125-летию со дня рождения И.А. Бунина. - Елец, 1995.
4. Казыдуб, Н.Н. Аксиологические системы в языке и речи // Вестник ИГЛУ. - 2009. - № 2.
5. Вендина, Т.И. Этнолингвистика, аксиология и словообразование // Слово и культура. Памяти Н.И. Толстого. - М., 1998. - Т. 1.
6. Журавлев, С.А. Идеологемы и их актуализация в русском лексикографическом дискурсе: автореф. дис. ... канд. филол. наук. - Казань,
2004.
7. Романова, Т.В. Топоним Соловки как социокультурный знак в национальной картине мира (константы и динамика) // Вестник НГЛУ им. Лобачевского. - 2011. - № 2.
8. Толковый словарь русского языка: в 4 т. / под ред. Д.Н.Ушакова. - М., 1935. - Т. IV.
9. Бунин, И.А. Жизнь Арсеньева: роман. Рассказы. - М., 1991.
10. Цыганенко, Г.П. Этимологический словарь русского языка. - Киев, 1970.
11.Срезневский, И.И. Материалы для словаря древнерусского языка: в 4 т. - М., 1902. - Т. 2.
12. Колесов, В.В. Древняя Русь: наследие в слове: в 5 кн. - СПб., 2011. - Кн. 4. Мудрость слова.
13. Преображенский, А.Г. Этимологический словарь русского языка: в 2 т. - М., 1959. - Т. 1.
14. Романенкова, Марина / «Европейское» и «национальное» в эмигрантском романе: «Жизнь Арсеньева» И.Бунина и «Ушедшие не возвращаются» М. Катилишкиса // LITERATURA. - 2004. - № 46(2).
15. Даль, В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. - М., 1907. - Т. 3.
16. Корш, М. Краткий словарь мифологии и древностей. - СПб., 1894.
17. Русские Веды. Песни птицы Гамаюн. Велесова книга / Реставрация, перевод, комментарии Б. Кресеня. - М., 1992.
18. Абрамов, Н. Словарь русских синонимов и сходных по смыслу выражений. - М., 1994.
19. Словарь древнерусского языка (Х1-ХМ вв.): в 10 т. / гл. ред. РИ. Аванесов. М., 1988. - Т. 5.
20. Словарь языка Пушкина: в 4 т. / отв. ред. акад. АН СССР В.В. Виноградов. - М., 2000.
21. Краснянский, В.В. Словарь эпитетов Ивана Бунина: в 2 ч. - Елец, 2006. - Ч. 2.
Bibliography
1. Sihzranov, S.V. Kategorii prostranstva i vremeni v istoricheskom mihshlenii I.A. Bunina (1887-1904) // Nachalo: sbornik rabot molodihkh uchyonihkh. - M., 1990.
2. Piskulin, A.A. Ot Podstepjya do Pomorjya. Eleckiyj krayj i Vihgovskiyj krayj - istoricheskie regionih Rossii v tvorchestve I.A. Bunina i M.M. Prishvina: monografiya. - Elec, 2012.
3. Matushkina, V.I. Poehtizaciya proshlogo v ehsteticheskoyj sisteme I. Bunina i L. Leonova // Materialih mezhdunarodnoyj nauch. konf.,
posvyathyonnoyj 600-letiyu spaseniya Rusi ot Tamerlana i 125-letiyu so dnya rozhdeniya I.A. Bunina. - Elec, 1995.
4. Kazihdub, N.N. Aksiologicheskie sistemih v yazihke i rechi // Vestnik IGLU. - 2009. - № 2.
5. Vendina, T.I. Ehtnolingvistika, aksiologiya i slovoobrazovanie // Slovo i kuljtura. Pamyati N.I. Tolstogo. - M., 1998. - T. 1.
6. Zhuravlev, S.A. Ideologemih i ikh aktualizaciya v russkom leksikograficheskom diskurse: avtoref. dis. ... kand. filol. nauk. - Kazanj, 2004.
7. Romanova, T.V. Toponim Solovki kak sociokuljturnihyj znak v nacionaljnoyj kartine mira (konstantih i dinamika) // Vestnik NGLU im. Lobachevskogo. - 2011. - № 2.
8. Tolkovihyj slovarj russkogo yazihka: v 4 t. / pod red. D.N.Ushakova. - M., 1935. - T. IV.
9. Bunin, I.A. Zhiznj Arsenjeva: roman. Rasskazih. - M., 1991.
10. Cihganenko, G.P. Ehtimologicheskiyj slovarj russkogo yazihka. - Kiev, 1970.
11.Sreznevskiyj, I.I. Materialih dlya slovarya drevnerusskogo yazihka: v 4 t. - M., 1902. - T. 2.
12. Kolesov, V.V. Drevnyaya Rusj: nasledie v slove: v 5 kn. - SPb., 2011. - Kn. 4. Mudrostj slova.
13. Preobrazhenskiyj, A.G. Ehtimologicheskiyj slovarj russkogo yazihka: v 2 t. - M., 1959. - T. 1.
14. Romanenkova, Marina / «Evropeyjskoe» i «nacionaljnoe» v ehmigrantskom romane: «Zhiznj Arsenjeva» I.Bunina i «Ushedshie ne vozvrathayutsya» M. Katilishkisa // LITERATURA. - 2004. - № 46(2).
15. Dalj, V.I. Tolkovihyj slovarj zhivogo velikorusskogo yazihka: v 4 t. - M., 1907. - T. 3.
16. Korsh, M. Kratkiyj slovarj mifologii i drevnosteyj. - SPb., 1894.
17. Russkie Vedih. Pesni pticih Gamayun. Velesova kniga / Restavraciya, perevod, kommentarii B. Kresenya. - M., 1992.
18. Abramov, N. Slovarj russkikh sinonimov i skhodnihkh po smihslu vihrazheniyj. - M., 1994.
19. Slovarj drevnerusskogo yazihka (XI—XIV vv.): v 10 t. / gl. red. R.I. Avanesov. M., 1988. - T. 5.
20. Clovarj yazihka Pushkina: v 4 t. / otv. red. akad. AN SSSR V.V. Vinogradov. - M., 2000.
21. Krasnyanskiyj, V.V. Slovarj ehpitetov Ivana Bunina: v 2 ch. - Elec, 2006. - Ch. 2.
Статья поступила в редакцию 31.07.13
