CC BY
25
УДК 94(480).082/3(049.3) ББК 63.3(4Фин)621-22 я1 Н 62
Илья Никифоров
[OULA SILVENNOINEN. SALAJASED RELVAVENNAD. SOOME JA SAKSA JULGEOLEKUPOLITSEI KOSTÖÖ 1933-1944.
TALLINN, OLION, 2009.
...............<sa&$>..............
АННОТАЦИЯ
В рецензии рассматривается работа финского историка Оула Сильвенной-нена «Тайное братство по оружию. Сотрудничество финской и немецкой полиций безопасности в период 1933-1944 гг.». Эта работа впервые проливает свет на деятельность «финского отделения гестапо» и ставит под сомнение распространенный в финской историографии тезис об «отдельной войне» между Финляндией и СССР.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА
Финляндия, Вторая мировая война, гестапо, сотрудничество с нацистами
ФИНСКАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ периода Второй мировой войны обширна и обстоятельна, и понятие Einsatzkommando der Sicherheitspolizei хорошо известно финским историкам. Однако до последнего времени в их распоряжении не было документированной информации, что на территории Финляндии, пусть только на севере, в Лапландии, действовала оперативная группа гестапо.
На оккупированных территориях Советского Союза функции подобных оперативных подразделений были примерно одинаковыми: оперативные группы А, В, С, D занимались, имея почти неограниченные полномочия, политическим сыском, расовыми чистками и организацией массовых убийств на оккупированных территориях. Так вот, до последнего времени ничего не известно было о наличии и активной деятельности такой оперативной группы гестапо и СД на территории «неоккупированной» Финляндии. «Белое пятно» национальной истории приобрело цвет и очертания после публикации сначала в Хельсинки и тут же в Таллине докторской диссертации финского историка Оула Сильвеннойнена «Тайное братство по оружию. Сотрудничество финской и немецкой полиций безопасности в период 1933-1944 гг.».
Финский историк Оула Сильвеннойнен в интервью газете «Хельсингин Саномат»1 рассказал, что отправной точкой его исследования стал обнаруженный им в Национальном архиве документ финской Полиции безопасности. Это был отчет переводчика финской Государственной полиции (наименование финской Полиции безопасности с 1938 по 1944 гг.), вернувшегося в конце 1941 г. из командировки на север Финляндии, где он проходил службу в немецком подразделении с названием Einsatzkommando der Sicherheitspolizei, т. е. в оперативной группе Полиции безопасности (гестапо).
Летом 1941 г. Финляндия напала на Советский Союз вместе с Германией. В Лапландии, вплоть до берегов Баренцева моря, пролегала зона ответственности немецких войск. По сложившемуся у ряда финских историков мнению военное сотрудничество Финляндии и Германии, насколько это вообще возможно, соответствовало международным нормам и правилам ведения войны2. По мнению Оула Сильвеннойнена такая оценка характера военного сотрудничества Финляндии и гитлеровской Германии подлежит пересмотру.
Единичное упоминание оперативной группы гестапо в Финляндии стало отправной точкой архивных изысканий Оула Сильвеннойнена. Финский историк нашел информацию о дюжине финнов, связанных с Государственной полицией, которые были официально командированы в распоряжение оперативной группы гестапо на север Финляндии. Это были следователи, оперативники и переводчики. Кстати, в соответствии с нацистской практикой следователи имели право налагать наказание. В распоряжении Сильвеннойнена оказался и письменный доклад о проделанной работе, представленный начальству в Хельсинки оперативным сотрудником Вейко Хейноненом. Доклад касался его деятельности с конца июня 1941 г. Хейнонен оказался слишком многословным и изложил в докладе больше, чем от него ожидало руководство Государственной полиции.
По мнению Оула Сильвеннойнена, обнаруженные им документы наносят удар по одному из самых распространенных мифов финской истории - по мифу об «отдельной войне». Официально до сих пор в Хельсинки считается, что Финляндия во Второй мировой войне принимала участие, преследуя исключительно собственные интересы, и она не была вовлечена Германией в идеологическую «войну на уничтожение». Еще в 2003 г., любят напоминать финские журналисты, президент Финляндии Таарья Халонен в публичном выступлении заявляла, что для финнов война означала отдельную войну с Советским Союзом.
Таким образом, работа финского историка побуждает к переоценке характера сотрудничества Финляндии с гитлеровской Германией. Архивное историческое исследование может иметь последствия и для истории политики. «Хельсингин Саномат» даже написала, что диссертация Сильвеннойне-на забивает «гвоздь в гроб теории отдельной войны». «Эластичный» миф об «отдельной войне» имел и имеет широкое распространение не только в Финляндии, но и в Германии. Газета «Хельсингин Саномат» приводит слова Немецкого военного историка из Гамбурга Берндта Вегнера, что он и не предполагал о таких масштабах работы Einsatzkommando в Северной Финляндии
и что финские официальные лица мирились с подобной жестокой практикой фашистской диктатуры. Как такое могло получиться? По мнению немецкого историка, высказанного финской прессе, во-первых, нужно учитывать исторический фон, ведь «у значительной части европейской буржуазии коммунизм вызывал большее отвращение, чем национал-социализм. Борьба против коммунизма оправдала почти любые средства. В антикоммунизме заключался значительный потенциал насилия, даже в демократической культуре». По убеждению Вегнера, «малые демократии не могут сотрудничать, не теряя невинности, с режимами, базирующимися на уголовно наказуемом насилии» и подводит читателей к мысли, что «военные преступления не являются исключительной прерогативой тоталитарных диктатур. Даже в условиях демократии, безопасность не гарантируется, если отбрасывается верховенство закона. Об этом свидетельствует и пример Финляндии, а сейчас и пример США».
Опубликованное исследование Сильвеннойнена почти лишено статистического материала. Например, по его мнению, в настоящее время нет возможности достоверно оценить численность военнопленных и других заключенных, казненных Оперативной группой «Финляндия» (Einsatzkommando Finnland). Неизвестно даже, сколько военнопленных было захвачено немцами на севере в ходе наступления на Мурманск и Ло-ухи. В финской прессе называется цифра в восемь или девять тысяч. Неизвестно также, сколько из них были классифицированы немецкими и финскими оперативниками и следователями из СД как евреи, коммунисты и другие «нежелательные элементы».
Еще одной особенностью исследования - и его слабой стороной - является то, что Сильвеннойнен занимался исключительно сотрудничеством Государственной полиции и гестапо и лишь мельком коснулся фактов сотрудничества с гестапо представителей военного командования Финляндии. Автор упоминает деятельность представительства немецкой военной разведки в Финляндии (т. н. бюро Целлариуса), но оставляет и его за скобками своей работы. А ведь финские военные, например, самостоятельно передали в руки Einsatzkommando Finnland 520 советских военнопленных, подозреваемых в том, что они коммунисты, что было для нацистов достаточным основанием для их «ликвидации». Сильвеннойнен лишь отмечает, что у финских военных была прямая и тесная связь с лицами в руководстве государства, принимавшими политические решения. Военные стояли ближе к политическому руководству, чем финская Государственная полиция, и даже были представлены в правительстве. Связи финского военного командования с немецким РСХА и Einsatzkommando Finnland могли бы стать достойным предметом отдельного исторического исследования.
Примечательно, что автор сформулировал определенную периодизацию сотрудничества финской Государственной полиции и гестапо. Политика тесного сотрудничества достигла своего апогея осенью 1941 г., а уже в 1942 г. начала сворачиваться. В начале 1942 г. только один оперативник Государственной полиции официально работал на Einsatzkommando в Лапландии. К концу года сотрудничество и вовсе было свернуто. Финский историк полагает, что
контроль над финскими спецслужбами не был окончательно потерян. После поражения Германии под Сталинградом финской общественности и политикам стало ясно, что Гитлер войну эту не выиграет. Обновленное финское правительство тут же заменило пронемецки настроенных руководителей своей спецслужбы на политически нейтральных. Одним из камней преткновения стала судьба финского добровольческого батальона СС. Несколько сот молодых финнов в 1941 г. завербовались в СС, участвовали в сражениях на Восточном фронте, в частности на Северном Кавказе, понесли большие потери. Одним из «вербовщиков» финнов в СС был бывший директор Государственной полиции Эско Риекко. В 1943 г. финские власти постарались прикрыть вербовку новых финских добровольцев в СС. Финнов в дивизии СС «Викинг» заменил эстонский батальон «Нарва».
ЦЕЛЬ И МЕТОДЫ ИССЛЕДОВАНИЯ
Характеризуя цели и методы исследования, Оула Сильвеннойнен отмечает,что финская политическая история периода Второй мировой войны почти сразу стала предметом пристального интереса ученых. Исследователи после окончания войны принялись интерпретировать и выяснять подоплеку ключевых политических решений. Однако в первые послевоенные десятилетия политическая атмосфера не способствовала тому, чтобы в центре внимания историков оказались специфические отношения Финляндии и Германии. К тому же документальные источники долгое время были не слишком доступны.
Работа «Тайное братство по оружию» посвящена одной из малоисследованных сторон финско-немецких отношений. Отсутствие фундаментальных исследований по теме побудило автора предложить собственную концепцию сотрудничества финских и немецких спецслужб. Автор исходил исключительно из обнаруженных письменных источников, что позволило ему сказать кое-что новое об отношении Финляндии к национал-социализму и гитлеровской Германии. Особенно Оула Сильвеннойнена интересовал вопрос, какую роль в этом сотрудничестве сыграли финские спецслужбы? По мнению автора, прежде исследователи больше интересовались борьбой финских спецслужб с коммунистами, а это не высвечивало собственно историю политической полиции. Изучение «боевого братства» финских и нацистских спецслужб позволяет заново оценить финско-немецкие отношения и дать новую характеристику финской политической системы военного времени.
Исследование появилось отнюдь не по прихоти автора или в силу его естественного научного любопытства. Работа была начата, проведена и завершена в рамках научного проекта Государственного архива Финляндии «Финляндия, военнопленные и высылка людей 1939-1955 гг.». Проект этот появился после публикации в 2003 г. работы финской журналистки и правозащитницы Элины Сана «Выданные. Передача Финляндией людей в руки гестапо». Журналистская публикация3 вызвала международный резонанс. А Центр Симона Визенталя даже обратился в канцелярию финского президента с требованием разъяснить, что намерены финские власти делать, узнав о выдаче в руки гестапо еврейских беженцев?
Финские власти озаботились детальным изучением этого вопроса. Исследовательский проект в 2004 г. возглавил профессор Хейки Юликангас. Цели и задачи проекта были определены: финские историки изучали выдачу Финляндией людей Германии и Советскому Союзу во время войны и в послевоенный период4. Наиболее неясным оставался вопрос о последующей судьбе лиц, выданных как Германии, так и СССР. Ответ на него отсутствовал и в работе Элины Сана.
Оула Сильвеннойнен участвовал в реализации исследовательского проекта, изучая как раз тему взаимодействия финских и немецких спецслужб, в т. ч. и выдачу людей Финляндией Германии. Помимо изучения фактической стороны возник и вопрос о причинах, которые в итоге способствовали соучастию финских должностных лиц в массовом уничтожении евреев. К сожалению, считает Сильвеннойнен, полностью на этот вопрос ответить не удастся, так как многие архивные материалы окончательно утеряны или уничтожены.
Сильвеннойнен, как опытный источниковед, в методологии исследования учитывал особенности архивов и делопроизводства мировых спецслужб, от которых финская политическая полиция мало чем отличалась. Во-первых, документы в этих архивах «не хоронятся как на кладбище», а являются составной частью текущей полицейской работы. Во-вторых, документы изобилуют мнениями и оценками составителей полицейских отчетов, справок, докладов и пр. В-третьих, в этих документах слишком много недоговоренностей, хотя бы потому, что адресат, как правило, знал и корреспондента, и подоплеку составления документа и поэтому умел читать между строк. К этому можно добавить, что бумаге доверялось далеко не все, а лишь то, что было необходимо. Многое в руководстве полиции обсуждалось устно и не протоколировалось.
Для того чтобы правильно интерпретировать документацию Государственной полиции,нужно хорошо разбираться в персональных характеристиках личностей корреспондентов и адресатов. Именно поэтому в своей работе автор значительное внимание уделяет биографическим данным ключевых и даже второстепенных персонажей, как среди «полицейских», так и среди их «жертв». Оула Сильвеннойнен выстраивает своего рода «сеть» из фигур, в ходе коммуникации которых принимались решения, осуществлялись те или иные действия, а в разных архивах оставались «информационные следы». Сильвеннойнен также придает большое значение идеологическим факторам в контактах нацистов и Государственной полиции. Он приводит убедительные примеры, что многие идеологически правые финны искали работу именно в политической полиции. Глава Государственной полиции военного периода Арно Антони так и вообще был известен своими антисемитскими взглядами.
Архив финской Центральной сыскной полиции и Государственной полиции (просуществовавшей до 1948 г.) был открыт для исследователей в 1992 г., когда ныне действующая Полиция безопасности передала его на хранение в Государственный архив. Автор отмечает, что частично архивные материалы были уничтожены летом и осенью 1944 г. Есть проблемы и с документами, относящимися к сотрудничеству с немецкими спецслужбами
в период 1942-1943 гг. Что касается Северной Финляндии, то архивы «оскудевают» уже с 1942 г. Для работы автор использовал архивные материалы федерального архива ФРГ (Bundesarchiv), материалы, касающиеся деятельности эстонской Полиции безопасности и СД из Государственного архива Эстонии, архивы финского Красного Креста, Государственный архив Латвии, ряд рассекреченных архивных документов ЦРУ, а также документы шведской спецслужбы СеПо.
Оула Сильвеннойнен отмечает, что до него фундаментальные исследования сотрудничества финской Государственной полиции и гестапо не проводились, обобщающих работ не было,хотя ряд авторов касались этой темы. Среди важнейших работ автор называет работу Юкки Рислаки «Особо секретно» 1982 г.5, уже упомянутое журналистское расследование Элины Сана и работы Ханну Рауткалио6.
КОРНИ ТРАВЫ
В Хельсинки на углу улиц Фредрикинкати и Ратакату в здании, выстроенном в стиле классицизма, с 1920-х гг. располагалось финское ведомство государственной безопасности. В этом же доме квартировала Центральная сыскная полиция (ЦСП), поменявшая в конце 1930-х гг. имя на Государственную полицию (ГП), а затем и на Полицию безопасности (ПБ). А еще раньше в этом же доме располагалось жандармское управление Российской Империи. Работники ЦСК строго между собой именовали свое учреждение по-русски «охранкой» или говорили попросту «лавка». Тоже по-русски.
Краткий экскурс в историю финской политической полиции Оула Силь-веннойнен делает для того, чтобы обрисовать идейный и политический ландшафт, в котором формировались и взращивались цели, мотивы и установки финских сотрудников «охранки». Мелкие детали «культуры делопроизводства» дают общее представление о менталитете, традициях, привычках, мотивах финских работников госбезопасности: антикоммунизм, русофобия, антисемитизм, семейственность, корпоративная солидарность и даже пьянство на работе.
ЦСП начала свою деятельность в 1919 г., когда Финляндия еще не остыла от кровопролитной гражданской войны. В ведении ЦСП находились преследование «коммунистов», контрразведка и «присмотр» за иностранцами. Кстати, финская армия не могла согласиться с тем, что контролировать ее будут гражданские полицейские, и создала собственные параллельные органы безопасности и контрразведки, которые весь предвоенный период конкурировали друг с другом. Это, кстати, с одной стороны облегчает работу историка, а с другой стороны затрудняет создание общей целостной картины.
Стоит отметить, что автор сосредоточил свои усилия на исследовании контактов немецкой полиции безопасности и ее финских коллег, оставив за скобками разведывательное и контрразведывательное сотрудничество немецких и финских вооруженных сил. Автор, конечно, упоминает о деятельности в Финляндии немецкой военной разведки Абвера (т. н. бюро Целлариуса), но лишь в качестве фоновой информации. Исследование сознательно скон-
центрировано на взаимодействии Имперской службы безопасности (РСХА) и финской ЦСП/ГП. Вопрос об участии финской военной администрации и армии в «войне на уничтожение» остается открытым и требует дальнейших архивных исследований.
В политической ситуации, сложившейся в Финляндии, правые политические партии целенаправленно делали ставку на расширение полномочий ЦСП, старались в рамках парламентской республики сделать политическую полицию как можно менее зависимой от политического руководства страны, а также поставить под полицейский контроль или вовсе ограничить деятельность любых левых организаций, отмечает Оула Сильвеннойнен. Только к исходу 1920-х гг. позиции ЦСП были определены законодательно, но это не исключало дальнейших попыток реорганизовать полицию в зависимости от политической конъюнктуры. Характеризуя Центральную сыскную полицию конца 1920-х - начала 1930-х гг., автор специально подчеркивает то обстоятельство, что эта финская спецслужба сложилась как типичное сверхцентрализованное учреждение, где все кадровые, организационные, оперативные и даже политические вопросы решал исключительно ее начальник. Под жестким контролем штаб-квартиры ЦСП находились все местные отделения. Автор подводит к выводу, что личность руководителя спецслужбы была определяющей.
Сделать карьеру в ЦСП мог только человек с университетским юридическим образованием. Карьера лиц без высшего образования была ограничена, а жалование - скромно. Без университетского диплома можно было добраться лишь до уровня референта директора одного из отделов (сыскного, следственного, паспортного и т. д.). На оперативной и следственной работе в ЦСП заняты были исключительно мужчины. Женщинам доверялись лишь функции машинисток или секретарей. В ЦСП всячески культивировалась семейственность. На работу охотно брали родственников или близких друзей. Их же привлекали в качестве платных агентов-осведомителей, охранников и т.д. Запросто можно было найти целые «трудовые династии». Все это создавало и культивировало особый - почти сословный - корпоративный дух и позволяло отбирать на работу в полицию людей с определенным образом политического мышления, проверенным в самой что ни на есть неформальной обстановке. Агенты, пишет автор, не занимались общественной деятельностью, но реализовывали свой общественный темперамент через рабочие планы. Многие сотрудники ЦСП активно писали в финские газеты полемические и разоблачительные статьи о коммунизме и о внешней и внутренней политике Советского Союза.
Рождение и «возмужание» финской политической полиции связано с именем ее генерального директора Эско Риекки. Именно он, возглавляя ЦСП в 1920-х и 1930-х гг., создал и антикоммунистическую корпоративную культуру сыскной полиции, и соответствующий стиль работы. Оула Силь-веннойнен приводит выдержку из воспоминаний ветерана полиции Фредди Кекяляайнена, который, характеризуя Риекки, отмечал, что гендиректор без колебаний увольнял за нецелевое использование отпущенных на оперативные нужды средств; за нежелательные, по его мнению, связи; ложь (выдумки
и фантазии) и слишком усердное занятие политикой. Также знавшие Эско Риекки лично отмечают его бескомпромиссный антикоммунизм. Автор приводит оценки, согласно которым гендиректор полиции видел реальную опасность для финского государства прежде всего в коммунистической партии и посвятил свою жизнь борьбе с этой «угрозой». В период руководства Эско Риекки ЦСП преимущественно боролась с финскими коммунистами и агентами Коминтерна. Хотя есть документальные подтверждения, что в 1944 г. Эско Риекки счел своей ошибкой противодействие легализации финской компартии в 1930-х гг.
Для характеристики корпоративного этоса ЦСП/ГП автор обращает внимание на внутреннюю противоречивость в работе финской спецслужбы. С одной стороны, официальной задачей полиции было соблюдение и охрана законности, а с другой - антикоммунизм. В ЦСП было много сторонников ультраправого антикоммунистического профашистского «движения Лапуа». Автор отмечает, что между движением Лапуа и ЦСП существовал обмен информацией, и полиция балансировала на грани законности, т. е. ясный выбор в пользу правового государства так и не был сделан. В конце концов активность «движения Лапуа» заставила Эско Риекки сделать выбор между «законностью без отечества» и «отчеством без законности» и признать, что кроме коммунистической угрозы имеются и другие опасности, в т. ч. и со стороны правых «фанатиков». Тем не менее Оула Сильвеннойнен полагает, что глава ЦСП не отказался от черно-белого видения мира и от убеждения, что в национальных интересах нужно опираться на правых.
Еще одной из характерных черт политической полиции, по мнению автора, было снисходительное отношение к насилию в ходе следственной работы. Нет, пытки не были нормой для ЦСП, как это было в гестапо, но Оула Сильвен-нойнен приводит ряд документов, в т. ч. жалоб и судебных исков, в которых оперативники и следователи ЦСП теми или иными левыми активистами обвинялись в угрозах и насилии. Возможность таких жалоб и исков появилась у финских коммунистов и социалистов после 1944 г.
Оула Сильвеннойнен уделил особое внимание господствовавшим не только в полиции, но и в обществе русофобским настроениям, а также распространенному среди и интеллектуалов, и политиков антисемитизму. По мнению автора, русофобия или «антирусские настроения» подогревались в довоенной Финляндии отождествлением большевизма и России. «Русская опасность» стала догмой для Центральной сыскной полиции, занимавшейся пресечением коммунистической активности в Финляндии. Более того, автор обращает внимание, что в отношении русских часто использовался уничижительно-пренебрежительный и враждебный термин ryssä. Использование бранного словечка ryssä применяется автором в качестве индикатора русофобских настроений и в обществе, и в полиции. По мнению историка, праворадикальная «ryssäфобия» и антикоммунизм создавали почву для национализма и противодействия социалистическим идеям.
Присутствовал в головах полицейских и антисемитизм. В самом начале деятельности ЦСП ее первый директор Осси Хольмстрем любил подчеркивать, что 80% членов Совнаркома - евреи. В Сортавальском отделении ЦСП была
библиотечка, и задержанным предлагали читать не только антикоммунистическую литературу, но и антисемитские сочинения Сергея Нилуса и Генри Форда. Урхо Кекконен, в молодости тоже служивший в ЦСП, в письмах из Германии - еще до прихода нацистов к власти - в негативном тоне писал о евреях, хотя и отрицательно относился к нацизму.
СТАРШИЙ БРАТ
Тесные отношения учителя и ученика сложились между спецслужбами Германии и Финляндии еще во времена Веймарской республики. Гендиректор ЦСП Эско Риекки в 1923 г. отправился в длительную поездку по Эстонии, Латвии, Литве, Польше и Германии. Его сопровождал младший заместитель директора Хуго Пенттила. Политическая полиция Веймарской республики была создана в 1920 г. как преемница имперского Тайного кабинета. Сотрудничество и обмен опытом налажены были довольно быстро, и уже в 1924 г. Хельсинки делился с Берлином 32 перехваченными телеграммами советского посольства в адрес Наркоминдела. Немцы помогали финнам в освоении полицейских технических новинок, таких как скрытые фотокамеры и особая штемпельная краска.
Ключевой фигурой в превращении отношений финской ЦСП и немецкой тайной полиции из официальных в тесные стал Бруно Аалтонен. Аалтонен родился в Хельсинки, родным языком его был шведский. Гимназистом он принял участие в гражданской войне и вместе с немецкими частями фон дер Гольца участвовал во взятии Хельсинки, а потом служил в немецком егерском батальоне переводчиком. После гражданской войны Аалтонен учился в университете на юриста, но, не защитив диплома, поступил на работу в Центральную сыскную полицию. В 1927 г. он побывал во Франции и Великобритании, где знакомился с опытом работы французской полиции и английской разведки МИ 5. После 1933 г. молодому карьеристу представилась возможность проявить себя и занять место в руководстве ЦСП, так как Гитлер быстро превращал Германию в полицейское государство и старые «веймарские» договоренности о сотрудничестве утрачивали свое значение.
Наиболее важной фигурой в контактах с финской политической полицией стал руководитель гестапо Генрих Мюллер. Оула Сильвеннойнен характеризует Мюллера как циничного трудоголика и бюрократа, ключевого персонажа в организации массового террора и убийства евреев на оккупированных территориях. С финнами Мюллер познакомился еще весной 1936 г. Тогда же в Берлин съездил Риекки. В ходе переговоров обсуждалась «международная преступность», в том числе предлагалось исходить из того, что коммунизм -это обычная преступная деятельность, и почему бы финнам не выдавать Германии немецких коммунистов, оказавшихся в Финляндии. На тот период эта идея осталась лишь идеей.
Переговоры продолжились и в 1937 г. Руководство финской политической полиции встречалось кроме привычных уже партнеров с Гиммлером и Кана-рисом. Финны вряд ли не понимали, что происходит в Германии, но, скорее всего, свое мнение не афишировали. Террор и построение полицейского госу-
дарства в Германии, полагает Оула Сильвеннойнен, не противоречили цели совместной борьбы с коммунизмом. Для характеристики гитлеровского режима финнами использовался такой эвфемизм, как «великодержавное политическое мышление». Бруно Аалтонен дождался своего часа. Пока он ездил в Германию и участвовал в переговорах, дома открылась вакансия заместителя директора ЦСП. Министр внутренних дел Урхо Кекконен подписал в январе 1938 г. приказ о его назначении. К тому времени стало ясно, что гендиректор Эско Риекки уйдет со своего поста. Контакты с Германией замкнулись на Аалтонене.
Оула Сильвеннойнен рассказывает в своей работе, ссылаясь на архивные документы, что в предвоенный период рутинное сотрудничество финской ГП и гестапо постоянно расширялось. Финны информировали немцев о подозрительных иностранцах, пересекавших финскую границу. Немецкая же сторона инициировала сотрудничество с финнами для разгрома Международного профсоюза моряков и докеров, которым руководил немецкий коммунист Фриц Вольвебер, избранный, кстати, в 1932 г. в рейхстаг. После нацистского захвата власти он бежал в СССР, но сохранил влияние в профсоюзах моряков и докеров. Все это, по мнению гестапо, было основой для саботажа на море.
В 1938 г. социал-демократы несколько потеснили правоконсервативную Коалиционную партию, и в политическое руководство Финляндии в правительство С. Каяндера вошли социал-демократы. Одним из последствий изменения расстановки политических сил стала реформа ЦСП. Эско Риекки ушел в отставку, а спецслужба получила новое имя «Государственная полиция». Подоплекой этой кадровой перестановки стала, по мнению Оула Сильвеннойне-на, подготовленная сотрудником ЦСП в 1936 г. по заказу премьер-министра Кивимяки аналитическая записка о тактике и стратегии Народных фронтов. В записке упоминались многие финские политические организации, как организации, ставящие перед собой прокоммунистические цели. Более того, записка опиралась на данные, полученные финской политической полицией от своих немецких коллег. Документ попал в прессу, и ЦСП была обвинена в желании руководить политической жизнью государства.В результате разразился правительственный кризис. В новом, уже несколько левом правительстве пост министра внутренних дел достался молодому юристу Урхо Кекконену. Он привлек к руководству Государственной полицией судью Пааво Сяйпя. Кстати, Кекконен считал контакты Риекки с немцами уж чересчур тесными. Тем не менее, в начале августа 1939 г. новый руководитель ГП Пааво Сяйпя и его заместитель Бруно Аалтонен снова побывали в гостях у Генриха Мюллера. Запущенная машина сотрудничества продолжила свою работу. Немцы теперь предпочитали общаться с Аалтоненом.
АРМАГЕДДОН
Оула Сильвеннойнен приводит цитату из письма Бруно Алтонена высокопоставленному гестаповцу Вернеру Бесту: «Больше, чем любые писаные договоры, объединяет наши народы братство по оружию. Общая цель нашей борьбы -Новая Европа, где будет господствовать мир». Убежденность многих финских правых политиков и госслужащих в необходимости искреннего сотрудниче-
ства Финляндии с Германией расширяет наши представления о коллаборационизме, который иной раз рассматривается слишком узко, лишь как синоним пособничества оккупантам, а не как четко очерченная государственная политика7.
22 июня 1941 г. в три часа утра по немецкому времени с артподготовки открылся новый фронт мировой войны. Началось нападение на СССР. Оула Сильвеннойнен указывает, что в общественном мнении возобладало желание наконец-то восстановить справедливость и вернуть утраченные во время Зимней войны территории. Генерал Эрик Хейнрих выразил господствующую в штаб-квартире финской армии позицию: предложение разгромить Советский Союз, которое высшее руководство Германии сделало через Маннергей-ма, «радостно отозвалось в сердцах финских солдат». Премьер-министр Финляндии Иоханн Рангел представил свое видение в одной из речей в ноябре 1941 г. По его мнению, СССР - такое государство, где понятие «правда» используется только в качестве названия газеты. Военные действия, в которые вступила Финляндия в июне 1941 г., в традициях финской историографии автор именует «война-продолжение».
В выступлениях премьера Рангела были все существовавшие тогда пропагандистские клише, пишет Оула Сильвеннойнен: война эта - борьба человечества против угрозы мировой революции, против всеобщего разрушения и террора, которым грозят большевики, и для Финляндии это борьба не на жизнь, а на смерть. Автор отмечает, что высказывания левых и представителей рабочих движений в целом были очень осмотрительными. Часть коммунистов, которые проявляли лояльность Советскому Союзу, попрятались и ушли в леса.
Оула Сильвеннойнен ссылается на радиовыступление Уинстона Черчилля 22 июня, в котором он прямо заявил, что все враги Германии сейчас - друзья Великобритании, и все друзья Германии, наоборот, - враги Великобритании. Дипломатические отношения Великобритании с Финляндией были прерваны уже в июле 1941 г.
Пропагандистскую активность Великобритании руководитель ГП Арно Антони рассматривал как попытку побудить финнов к сепаратному миру с ryssä. К началу войны на посту генерального директора ГП судью Пааво Сяй-пя сменил банкир Арно Антони.
Автор отмечает, что преобладание в Государственной полиции прогерманских настроений стало явным уже с осени 1940 г. Официально стали употребляться такие понятия, как «проанглийские настроения» и «антигерманские настроения». Даже появился термин «англобольшевик». Финская ГП организовала тотальную слежку за посольством США в Хельсинки и персоналом посольства, подозревая, что американцы проводили разведывательную деятельность в интересах Советской России.
Рассматривая идеологические основания сотрудничества с гестапо, Оула Сильвеннойнен указывает, что таковыми были русофобия, т. е. представления о русской угрозе, и антикоммунизм. Новой линией для разграничения «своих» и «чужих» стал антисемитизм, который в финских изданиях начал активно смешиваться с антисоветской пропагандой. Ryssä и евреи после
начала «войны-продолжения» стали одними из самых распространенных терминов для описания противника. Автор отмечает, что эта комбинация русофобии, антикоммунизма и антисемитизма была очень опасной: она полностью лишала врага всех человеческих черт и предопределяла в кругах Государственной полиции эмоциональную презумпцию виновности «противника».
Полиция активно занималась арестами левых активистов, и особенно коммунистов, которые были им известны. Если некоторые интеллектуалы с левыми взглядами сидели в тюрьмах в относительно приличных условиях, то коммунистов порой пытали, например выбивали зубы. Некоторые коммунисты даже прятались в густых финских лесах. На них устраивались облавы с перестрелками. Оула Сильвеннойнен специально отмечает, что над ГП довлело интеллектуальное наследие Риекки, фактического основателя политической полиции.
Первоначально, готовясь к наступлению на Мурманск, группа немецких войск в Северной Норвегии намеревалась передавать всех захваченных в плен советских солдат в распоряжение финских властей. На этот счет 10 июня 1941 г. был издан соответствующий приказ. Но потом ситуация изменилась. В Берлине, полагает финский историк, решили, что и в Лапландии должны быть созданы немецкие лагеря для военнопленных так, как это делалось на остальных театрах военных действий.
Не позднее конца июня был заключен договор о сотрудничестве между ГП и немецкой Полицией безопасности касательно завоеванных регионов СССР или тех, что подлежали оккупации. Прежде всего речь шла о направлении на Мурманск. Другим направлением, которое подпадало под планы немецкой и финской оккупации и было ареной совместных операций, являлся Петербург-Ленинград. Об этом говорилось уже в конце июня, но практическое взаимодействие планировалось на более поздний период. У ГП не было определенного мнения, кто и как распорядится завоеванным Ленинградом. Осенью 1941 г. в коридорах финских министерств обсуждались разного рода административные вопросы. Например, обсуждалась возможность, что финнам достанется некоторое представляющее интерес имущество, а именно станки и машины с промышленных предприятий Ленинграда. Во-вторых, обсуждался и интерес финнов к архивам. Архивный комитет летом и осенью вел с немецкими должностными лицами переговоры. Финская сторона хотела бы послать в захваченный город на Неве своих архивистов, чтобы они оценили и взяли бы на учет материалы, представляющие интерес для Финляндии. Были и странные пожелания. Так, контролер зоосада некий Корвенконтио послал в сентябре 1941 г. в правительство прошение дать ему разрешение после входа войск в Ленинград организовать учет и вывоз из петербургского зоосада интересных животных.
Осенью 1941 г. в Финляндии было проявлено внимание к находящимся в музеях СССР произведениям искусства финских художников. Архивный комитет считал, что необходимо прошерстить советские библиотеки и музеи и выбрать важные для финской истории книги и музейные экспонаты. Финские политики полагали, что эта война закончится не переговорами, но
долгосрочными политическими преобразованиями. Имущество Советского Союза будет поделено между победителями. Оула Сильвеннойнен приводит ряд ссылок на донесения высокопоставленных чиновников финской военной администрации о том, что они ожидали падения Ленинграда со дня на день уже в октябре 1941 г.
Финская ГП заботилась о своих интересах, и автор приводит слова Ан-тони по результатам переговоров с представителями РСХА, что ГП в свое время должна была налаживать сотрудничество с гестапо. Уже в ближайшее время нужно было быть готовым, после завоевания Петербурга, как можно быстрее арестовать и захватить всех загодя выявленных финских коммунистов.
Оула Сильвеннойнен оценивает сотрудничество ГП немецкой СД и военной разведки во всех частях Северной Финляндии как успешное. Ставшее открытым и явным сотрудничество между органами безопасности двух государств с началом войны переходило на следующий заранее подготовленный этап. В июне 1941 г. в Хельсинки прибыл штурмбанфюрер СС Густав фон Фель-де, прежде служивший в руководстве немецкой СД в городе Бильфельд. Автор, как обычно, дает краткую биографическую справку о том, что Густав фон Фельде родился в 1908 г. в Нижней Саксонии. Его фамилия была необычной для тех мест. В 22 года он вступил в НСДАП и примерно тогда же и в СС. С 1936 г. он служит в Бильфельде руководителем отделения СД и числится на хорошем счету.
Автор характеризует атмосферу, в которой в середине 1941 г. действовал фон Фельде, рассказывая, что 17 июня 1941 г. Рейнхард Гейдрих в штаб-квартире РСХА на Принцальбрехтштрассе выступил перед офицерами СД с речью, в которой обрисовал основные направления и идеи восточного похода: уничтожение источника силы и мощи восточно-еврейского большевизма. Оула Сильвеннойнен подробно рассказывает о формировании четырех Оперативных групп гестапо и СД и спецкоманд при них для реализации озвученных Гейдрихом планов. В частности, Оперативная группа А (Einsatzkommando der Sicherheitspolizei) должна была действовать в балтийских государствах, Белоруссии и в северо-западной России в составе группы армий «Север». В составе немецкой группировки в северной Норвегии была создана самостоятельная Оперативная группа гестапо и СД. Ее впоследствии возглавил Густав фон Фельде. Самый молодой из заместителей директора финской ГП Бруно Альтонен провел в начале июня 1941 г. целую неделю в Берлине. Он встречался с Генрихом Мюллером. Обсуждал с ним подробности совместной работы ГП и гестапо в отдельных мероприятиях в готовящейся войне против СССР. Вместе с Алтоненом в Хельсинки отбыл и Густав фон Фельде.
Было организовано два таких лагеря: «шталаг 309» в Салла, в районе, который сейчас является частью Мурманской области России, и «шталаг 322» неподалеку от Киркинеса в оккупированной Норвегии. В этих концлагерях господствовал тот же самый порядок, что и во всех остальных лагерях от Ледовитого океана до Черного моря. Задача оперативной группы гестапо заключалась в том, чтобы в ходе допросов и организации сети информаторов выделить
из общей массы военнопленных все политически значимые фигуры, а именно: советских государственных служащих, представителей русской интеллигенции, членов коммунистической партии и т. д. Разумеется, среди «нежелательных» упомянуты были, в соответствии с расовой доктриной нацистов, и евреи как отдельная группа. В соответствии с письменными инструкциями, все указанные категории заключенных подлежали ликвидации. Эта нацистская практика была хорошо известна, поэтому Оула Сильвеннойнен обратил внимание на совершенно невинный хозяйственный документ, в котором, правда, упоминалась Оперативная группа гестапо в Финляндии. Это, по мнению финского историка, теснее связывает финские власти с нацистской Германией в период до 1944 г., чем все то, что было прежде обнаружено в финских архивах. Финляндия оказывается замешанной в самых бесчеловечных акциях периода Второй мировой войны.
В качестве «нежелательных элементов» выделялись: советские и партийные работники, особенно профессиональные революционеры, активисты Коминтерна, функционеры центральных, областных и районных комитетов ВКП(б), все наркомы и их заместители, все бывшие политкомиссары Красной армии, работники среднего звена в государственных учреждениях, ведущие экономические и хозяйственные деятели, представители советской русской интеллигенции, все евреи. И вообще лица, опознанные как люди с коммунистическими настроениями. Из этой категории лиц необходимо было выделить персон, которые могли бы быть интересны для разведки. Остальных следовало ликвидировать.
Густав фон Фельде отправлялся в Лапландию для реализации этих планов. Ему надлежало поддерживать контакты с финской ГП. Вначале в его распоряжении не было даже полноценной «зондеркоманды». В то же время фон Фельде был наделен полномочиями офицера связи РСХА в Северной Норвегии и Финляндии для действующих немецких органов разведки и безопасности.
27 июля 1941 г. Густав фон Фельде прибыл в Хельсинки, встретился с руководителями ГП.Антони встретился с ним впервые.Антони и Альтонен в ресторане отеля «Кямпи» пообедали со своим гостем, и во время обеда они обсуждали возможности ГП оказывать помощь зондеркоманде фон Фельде в Лапландии.
Июньские переговоры Густава фон Фельде с Антони и Альтоненом закончились решением руководства Государственной полиции прикомандировать к зондеркоманде фон Фельде переводчиков, владеющих немецким, финским и русским языками. А также, кроме переводчиков, ГП послала своих следователей и оперативников. Владение языками было важным по двум причинам, отмечает Оула Сильвеннойнен. Во-первых, немецкая СД должна была допрашивать военнопленных и налаживать сотрудничество с финскими официальными лицами, и, во-вторых, одним из заданий оперативной группы был поиск и конфискация советских государственных документов. Последнее как раз и было одним из важнейших заданий для финской ГП и немецкой СД.Ведь на основании официальных документов была возможность организовать учет и выделить из общей массы пленных и гражданского населения общественных активистов среднего звена, партийных функционеров, членов ВКП(б)
и интеллигенцию, которые выделялись в особую категорию для контроля или репрессий со стороны гестапо.
Кстати, как отмечает финский историк, главным потенциальным источником такого рода документов считалась Москва, и поэтому была заранее создана специальная оперативная группа СД для захвата необходимых для РСХА архивов и текущей документации. На других участках фронта реквизицией документов и архивов занимались отдельные группы в качестве дополнительной нагрузки к основным обязанностям.
ФИНСКАЯ ЗОНДЕРКОМАНДА
По данным финского историка, в настоящий момент можно уверенно заявить, что несколько оперативников финской Государственной полиции в ходе сотрудничества с Einsatzkommando Finnland принимали участие в расстрелах заключенных, по крайней мере, в связи с попытками побега. Также автору исследования очевидно, что большая часть грязной работы была сделана немецкими представителями Оперативной группы СД. Тем не менее на совести финнов, прямо или косвенно, тысячи жертв этих расстрелов.
Немецкому СД в помощь была предоставлена финская специальная оперативная группа. Автор приводит выдержку из распоряжения штаб-квартиры финской армии, т. н. распоряжение о комиссарах. В этом распоряжении написано, что действующие во вражеской армии политические комиссары отличаются особыми знаками различия - вышитые на рукаве красная звезда и желтые серп и молот. Комиссаров необходимо сразу же, в ходе боя, отделять от общей массы военнопленных. Далее распоряжение указывает, что на комиссаров не распространяется порядок обращения с остальными военнопленными. Комиссары вообще не рассматриваются как военнослужащие, и на них не распространяются нормы международного права о статусе военнопленных.
Арно Антони, Бруно Алтонен и Густав фон Фельде договорились, что Государственная полиция передаст в распоряжение СД необходимых сотрудников. Первоначально в распоряжение гестапо и СД в Северную Финляндию были направлены четверо оперативников ГП из отдела в Рованиеми, т. ч. Вей-ко Хейнонен, Тойво Кескитало, Арвид Ойясти.
К ним в придачу в группу войск, наступавшую на Мурманск, были направлены еще трое финских оперативников ГП, находившиеся в Петсамо. Также в помощь немецким спецслужбам были командированы завербованные по найму финны-переводчики. Примечательно, что, по словам Оула Сильвенной-нена, они все были уроженцами Петербурга и свободно владели и финским, и русским, и немецким языками. Автор, если у него есть документальные основания, отмечает, что кое-кто из прикомандированных был активистом профашистского «движения Лапуа». Таким образом, была составлена группа из 12 лиц. Семеро из них состояли на службе в Государственной полиции. Группа была составлена в начале июля, хотя данные о точной дате ее формирования отсутствуют. Это еще раз подчеркивает тот факт, полагает Оула Силь-веннойнен, что передача финнов в подчинение гестапо и СД была результатом договоренности, достигнутой в конце июня. Автор специально отмечает, что
принятый с 1 июля 1941 г. на работу в качестве переводчика Йоханн Вуоренко, отправляясь «на фронт», оставил своей жене доверенность на получение причитающегося ему жалования в ГП. Кстати, и транспортные расходы, судя по найденным автором документам, тоже возлагались на бюджет Государственной полиции.
Автор приводит выдержку из официального уведомления о том, что прикомандированные к СД в Северной Финляндии служащие ГП знали, что целью их является участие в захвате Мурманска, допросы политических деятелей, которых планировалось взять в плен, фиксация их показаний. Предполагалась, что после допросов этих пленных расстреляют.
Автор специально отмечает, что гендиректор ГП Арно Антони, старший заместитель гендиректора Вилле Панкко, младший заместитель гендиректора Бруно Алтонен, начальник канцелярии Армас Томениус, начальник паспортного отдела Ааре Коверто, - т. е. фактически все высшее руководство Государственной полиции, - все знали, были ознакомлены с соответствующими документами и были уведомлены о планах СД и гестапо. Отчет о планах использования финских оперативников был составлен и предоставлен начальству руководителем отделения ГП в Рованиеми Тауно Хелиара еще 30 июня.
9 июля 1941 г. работа закипела. Часть полицейских и переводчиков отправились в Кемиярв в «шталаг 309». Другие в «шталаг 322» под Киркинесом. С июля военнопленных начали с помощью финнов активно сортировать по политическим и расовым признакам, чтобы выделить политических активистов, комиссаров и т. п. Классификация была детальной: все сотрудники НКВД, все члены компартии, Коминтерна, все политические руководители промышленных предприятий, объединений и организаций, руководители комсомольских организаций и, кстати, все представители советских органов массовой информации, а также милиционеры.
НА ВОСТОК!
Правый фланг наступающей на Мурманск немецкой группировки поддерживали финские части. Финско-немецкая группировка, наступавшая в беломорской Карелии, намеревалась выйти к Белому морю и перерезать Кировскую железную дорогу в районе Кандалакши и в районе Кестиньга-Лоухи. Взять районный центр Кестиньга немецко-финской ударной группировке удалось, но до Лоухи дойти они так и не смогли, были остановлены и перешли к обороне. Железнодорожное сообщение Мурманска и «большой земли» прервано не было.
Наступление было запланировано на 1 июля 1941 г. Автор пишет о том, что немецкая контрразведка и СД интересовались настроениями среди мирных жителей, и прикомандированная финская оперативная команда занималась и опросом местного населения на территориях, оккупированных как немецкими, так и финскими войсками. Немцы знали, что советское командование оставляло на оккупированной территории подготовленные партизанские отряды, и они были весьма заинтересованы в оперативной работе среди местного населения. В здании Кестиньгского райкома финнам удалось обнаружить
много документов, которые переводчики из числа зондеркоманды внимательно проштудировали и собрали много данных о коммунистических активистах и политически неблагонадежных жителях района. Составленные списки были отправлены в Рованиеми в тамошнее отделение ГП, через которое и осуществлялась связь с немецкой оперативной группой СД «Финляндия».
Оула Сильвеннойнен не ставит перед собой задачу описать ход советско-финской войны 1941-1944 г. Лишь для обозначения контекста, в котором он ведет исследование взаимодействия финских и немецких спецслужб, автор указывает на основные военные операции 1941 г.: наступление на Мурманск, на Кандалакшу, на Кестиньгу и Лоухи. Боевые действия на Карельском перешейке вообще остаются за пределами его внимания, поскольку документы о контактах гестапо и ГП на оккупированной советской территории относятся, как правило, к Лапландии и беломорской Карелии.
Финская зондеркоманда работала в тылах наступающих войск и, в частности, с военнопленными в «шталаге 309». Там «трудился» старший оперативник Арвид Оясти и его коллега Аймо Кивипурро. Переводили уроженец Петербурга, этнический немец, перебравшийся с семьей после 1917 г. в Хельсинки, Норман Риекси и другой «петербуржец» - Йохан Вуоренко. Немногочисленность финской зондеркоманды объясняется тем, что и военнопленных, даже на первом этапе войны, было относительно немного. Да и территория Заполярья не была густо заселена.
В концлагерь Салла по приказу фон Фельде была направлена финская зондеркоманда, где, следуя стандартным инструкциям немецкого СД, были обнаружены несколько советских офицеров, «затерявшихся», избегая расстрела, среди сотен рядовых военнопленных. В Мурманской области не было многочисленных деревень, как южнее в Карелии, и зондеркоманда находилась в прифронтовой зоне. Таким образом, служащие ГП «понюхали пороху». Первое время они испытывали оптимизм и надеялись достичь Кандалакши.
Руководство отделения Государственной полиции в Рованиеми осенью устроило инспекционную поездку в Петсамо и Киркинес (финны были довольны, что немцы оплатили им бензин) и было в курсе работы финской зон-деркоманды, а также встречались руководством СД и гестапо в Северной Норвегии и Финляндии.
Подразделение фон Фельде расширило свои полномочия и получило название оперативной команды полиции безопасности (гестапо) и СД в группе войск в Норвегии «Финляндия». Повседневно использовалось название Оперативная команда «Финляндия». Личный состав команды из числа немцев формировался из числа сотрудников немецкого гестапо (Полиции безопасности) в Норвегии. Автор отмечает, что более подробной информации о личном составе и численности этой оперативной группы в настоящее время не найдено, за исключением того, что было упомянуто в отчетах начальству отделения финской Государственной полиции в Рованиеми.
Оула Сильвеннойнен специально отмечает скудность документов о деятельности оперативной команды «Финляндии». Причина в том, полагает автор, что, как и о деятельности других подобного рода групп, отчетов не составлялось, а те, которые составлялись, - писались в самом общем виде, самы-
ми общими словами. Но кое-что сохранилось. Из этого можно заключить, что оперативная команда «Финляндия» действовала в «шталаге 309» в Салла не позднее середины сентября 1941 г. «Сортировала» под руководством представителя РСХА военнопленных и истребляла по политическим или расистским мотивам «нежелательные элементы». Это подтверждает составленный сотрудником ГП Вейко Хейноненом в сентябре отчет, который, по мнению автора, является ключевым документом. Хейнонен в сентябре 1941 г. участвовал в лагере в Салла в допросах в качестве переводчика.
СЛУГИ НАСИЛИЯ
Внимание Оула Сильвеннойнена привлекла в отчете Хейнонена история двух военнопленных украинцев Адама Андрющука и Василия Веника, которые бежали из концлагеря. Третий украинец Григорий Бондас был обвинен в подготовке побега. Дело происходило в одном из отделений концентрационного лагеря в Салла. Немецкий комендант лагеря вовсю сотрудничал с местным финским комендантом филиала лагеря в Салла лейтенантом Тау-но Мякки. Хейнонен в своем командировочном отчете не уточняет, как двум военнопленным удалось бежать и как именно погиб (или был убит?) третий. Но в случае Григория Бондаса Оула Сильвеннойнен обнаружил свидетеля - некоего немецкого военного, который представил немецкому командованию в Норвегии рапорт по поводу смерти заключенного. Согласно рапорту, удачному побегу Андрющука и Веника способствовали плохое обустройство лагеря и нерасторопность охраны. 20 сентября лейтенант Мякки на разводе потребовал собрать старших по баракам. Один из них заявил, что-де слышал, как Григорий Бондас заявил: «Ну и правильно, что сбежали!» Мякки потребовал вывести Бондаса из строя и схватился за пистолет, после угроз он приказал Бондасу сесть в автомобиль, стоящий за колючей проволокой. Туда же уселись сам Мякки и другой финский полицейский. Машина укатила из лагеря. Охрана решила, что Бондаса забрали на допрос, но вечером распространился слух, что он был убит. Мякки сообщил о двух беглецах, но до вечера скрывал смерть Бондаса. Лишь потом сообщил, что «Бондас был убит при попытке к бегству».
Автор описывает дальнейшую судьбу этого лейтенанта, который в послевоенной Финляндии руководил одним из отделов министерства сельского хозяйства и лесной промышленности.А в президентство Урхо Кекконена бывший лейтенант «из концлагеря» мирно работает на лыжной туристической базе.
Как финны, так и немцы делили заключенных по национальному признаку и разводили в разные «команды». Примечательно, что под финским началом оказывались украинцы и белорусы. Финны и немцы занимались, сортируя военнопленных, взаимным обменом. Финны брали себе карелов и ингерманландских финнов, немцы просили передавать им взятых в плен поволжских и украинских немцев. Их германское командование тщательно проверяло и оценивало возможную степень доверия. От последнего и зависела дельнейшая судьба пленного «советского немца» и направление его на ту или иную работу, в то или иное место. 56 немцев с Украины, которые были расце-
нены как заслуживающие доверия, были отправлены лагерное отделение для заготовки древесины, затем в Рованиеми и в Салла. Один из немцев-военнопленных за это время умер.
В лагере на каждого заключенного заводилась карточка. К анкетным данным добавлялась пара слов своего рода полицейской характеристики: «интеллигентный», «неграмотный», «не владеет немецким языком», «обрусевший». Более пристальное внимание со стороны ПБ и гестапо уделялось заключенным, которые отмечались, как «лживый», «возможно, еврей», «имя отца Исаак».
Оула Сильвеннойнен отмечает, что Государственная полиция приняла участие в идеологической войне, которую вела Оперативная группа гестапо и СД «Финляндия» на территории Эстонии. Из лагерей военнопленных в Южной Финляндии ГП передала немцам военнопленных коммунистов. По этой причине эти военнопленные выпали из официального финского учета, и их данные не передавались Финляндией Красному Кресту, которые вел свою картотеку. Автор приводит истории из тех досье, с которыми ознакомился. Так, он рассказывает историю арестованного в ноябре 1941 г. художника-декоратора Петрозаводского драматического театра Эйно Сикка, который подозревался в шпионаже. Сикк родился в США и в начале 1930-х гг. переехал в СССР и стал сотрудничать с НКВД, а точнее - ГУГБ, где якобы числился информатором под псевдонимом Рейндир. В 1937-1938 гг. Сикк был выслан в Сибирь, а в Петрозаводск вернулся лишь летом 1941 г. Город был взят с финнами, а Сикк планировал и дальше сотрудничать с ГУГБ как информатор, но быстро попал в поле зрения военной контрразведки и был арестован. Допросы Сик-ка представляли интерес и для немцев. Они якобы хотели задействовать его в контригре. Сикк был передан в «шталаг 309». Представитель ГП допрашивал его до декабря. 13 декабря Сикк был передан под расписку представителю Оперативной группы СД «Финляндия» фон Фельде. После допросов Эйно Сик-ка расстреляли.
Автор приводит несколько документированных случаев поиска в годы войны тех или иных советских военнопленных через Красный Крест, например Михаила Порошина, Софьи Ковалевой, Алексея Самусеева и др. Во всех случаях те, кто запрашивал финский Красный Крест о судьбах конкретных военнопленных, получали ответы, что данные заключенные были переданы в руки немецких военных властей, после чего... умерли. Сильвеннойнен специально отмечает, что расплывчатое понятие «немецкие военные власти» на самом деле обозначало зондеркоманду немецкой СД. На самом деле ГП передавала военнопленных гестапо, и их, допросив, вскорости убивали.
Официальной, подробной и документированной статистики автор не приводит, но отмечает, что сыскной отдел ГП с октября 1941 г. по сентябрь 1942 г. только в северной Финляндии передал официальным лицам из немецкой СД 520 военнопленных. Среди них было 49 лиц, которые по разным причинам были обозначены в документах как евреи. Все они подозревались финской Государственной полицией как политические активисты (комиссары, политруки, убежденные коммунисты). Оула Сильвеннойнен уверен, что каждому из этой группы грозила смертельная опасность в случае попадания в руки Оперативной группы «Финляндия».
НАЧАЛЬСТВО В КУРСЕ
Историк ставит вопрос, в какой степени были посвящены в тесное сотрудничество гестапо и финской Государственной полиции руководители Финского государства? Интересовались ли они этим вопросом? Автор отмечает, что сотрудничество это вовсе не было секретом, но и не стало предметом для анализа и обсуждения.
Финский историк исходит из предположения, что круг официальных лиц, которые имели исчерпывающую информацию о деталях сотрудничества финской полиции с гестапо, был небольшим. С другой стороны, Финляндия не очень-то и старалась скрывать свое сотрудничество с нацистскими карательными органами, ведь представители Государственной полиции работали в тесном контакте и на глазах у других финских должностных лиц, особенно на местном и муниципальном уровне. В лапландском Рованиеми, например, контора полиции находилась в том же здании, что и администрация лена (уезда). Особенностью финско-нацист-ского сотрудничества был его нарочито полуофициальный характер. Разрешение на сотрудничество, если таковое было необходимо, формально не запрашивалось, соответственно, и не предоставлялось. На севере, в финской Лапландии, служащие Государственной полиции работали исключительно под немецким началом, по немецким правилам и во всем помогали немцам. Историк поднимает вопрос: кто и что знал? Как далеко пролегает граница ответственности за очевидные военные преступления? По мнению Сильвеннойнена, есть все основания полагать, что Государственная полиция не предприняла бы никаких шагов без прямого или косвенного одобрения со стороны Министерства внутренних дел. Кстати, в критические годы военного периода пост министра внутренних дел Финляндии занимали представители исключительно правых партий - Народной и Национальной коалиционной.
В качестве примера Оула Сильвеннойнен приводит руководителя президентской канцелярии Бруно Кивикоски. В 1930-х гг. он служил в финском посольстве в Варшаве. В 1939 г. спасался от немецких бомб в подвале посольства. В 1941 г. он возглавил канцелярию президента. Летом 1941 г. Кивикоски посетил столицу Лапландии Рованиеми, представляя одновременно и МИД, и МВД. В Рованиеми Кивикоски ознакомился также с работой ГП, тем более что ее представительство располагалось в одном здании с администрацией Лапландии.
Тогда же Кивикоски и записал свои впечатления о работе ГП и ее сотрудничестве с гестапо в том, что касалось консульства Великобритании в Ро-ваниеми. По мнению Сильвеннойнена, Кивикоски был в курсе многого, но подробности сотрудничества ГП и гестапо остались для него неизвестными. Можно было бы предположить, считает автор, что рано или поздно высокопоставленный государственный чиновник обратит на это внимание и как-то прояснит. Но этого не произошло. Кивикоски предпочел не вдаваться в подробности.
В сентябре наступление на Мурманск затормозилось, и немцы понесли большие потери. Лето заканчивалось. На повестку дня стал вопрос противо-
действия партизанам, диверсантам и актам сопротивления финских и норвежских «коммунистов». Вся Лапландия и Северная Норвегия были объявлены прифронтовой тыловой зоной, в которой за безопасность отвечало военное командование.
Первоначально финны не приветствовали создание на своей территории немецкой тыловой зоны, но в июне 1941 г. между финским и немецким руководством такое соглашение было достигнуто. Кивикоски обсуждал этот вопрос с главой гражданской финской администрации Лапландии. По мнению финской гражданской администрации, немцы оценивали деятельность советских партизан и финских коммунистов как представляющую большую опасность для фронта. Автор отмечает, что в действительности активность финских коммунистов была практически минимальной, хотя ранней весной ГП удалось настичь и уничтожить лесных братьев. Численность красных лесных братьев автор не приводит, но утверждает, что сам факт их существования действовал немцам на нервы.
В тылах немцев продолжали партизанить и военнослужащие норвежской армии. Активность стали проявлять засланные СССР финские и норвежские коммунисты. Их главной целью был сбор разведывательной информации.
Партизанская активность выросла, отмечает автор, но полагает, что она в действительности была не столько опасной, сколько надоедливой. Нападения партизан в глазах немцев выглядели как реальная коммунистическая угроза. Во всяком случае, Кивикоски было известно об активности РСХА в Лапландии. Кивикоски выразил мнение, что о коммунистах следует предоставлять информацию немецкому командованию, чтобы оно могло бороться с ними силами собственной тайной полиции (гестапо). Как это будет осуществляться на территории другого государства, подробно не обсуждалось. Киви-коски сказал, что здешний представитель гестапо «майор фон Фельд производит впечатление решительного человека».
МВД на коммунистическую угрозу отреагировало в конце сентября. Замдиректора ГП Бруно Алтонен сам оправился на север, чтобы лично прояснить вопрос лесных братьев. В Петсамо Альтонен посетил фирму «Петсамо никель» и обсуждал вопросы безопасности. Туда на работу были присланы военнопленные, которые вызывали определенное беспокойство. В планах Алтонена было и знакомство со «шталагом 322».
В декабре Густав фон Фельде отправил во временный отпуск всех финских полицейских и переводчиков за исключением старшего оперативника Арви-да Оясте. Переводчики отправились по домам, а сотрудники ГП к местам постоянной службы.
Домой был оправлен и переводчик из «шталага 322» Хьялмар Тервяняйнен. По чисто бюрократическим причинам сохранилась бумага (расписка) о возвращении Тервяняйненом казенного имущества, в которой было указано, что Тервяняйнен служил в подразделении с названием Einsatzkommando der Sicherheitspolizei. Эта справка - один из двух документов, обнаруженных автором в архивах Государственной полиции, в которых подразделение Густава фон Фельде называется собственным правильным именем.
ЭСТОНСКИЙ ДНЕВНИК
На юге в государствах Балтии и северо-западной России партнером финской ГП стала Оперативная группа А под командованием бригаденфюрера СС Вал-тера Шталекера. Как и во всех подобных подразделениях немецкой Полиции безопасности, цели и задачи этой оперативной группы выражались в виде всяких эвфемизмов: очищение, зачистка, эвакуация, наведение порядка.
2 июля 1941 г. штаб Оперативной группы А разместился в Риге. В это время группа уже организовала массовые убийства, такие как расстрел тысячи евреев в литовском городе Шауляй. В первые же месяцы похода на восток массовые убийства евреев для подразделений Оперативной группы А стали рутинным делом. Руководство Einsatzgruppen der Sicherheitspolizei und des SD стремилось как можно быстрее «разрешить еврейский вопрос». Как только 28 августа немецкие войска захватили Таллин, туда тотчас прибыла и зондеркоманда 1А. Руководителем ее был «доктор права» Мартин Зандбергер.
Автор дает характеристику Мартина Зандбергера, который примкнул к нацистам еще во время студенчества в Тюбингене и в 1934 г. защитил магистерскую диссертацию по теме социального страхования в национал-социалистическом государстве. С 1935 г., находясь на службе в СД, Зандбергер сделал быструю карьеру, и в июне 1941 г. под его начало и была передана зондерко-манда. Прибыв в Таллин, он принялся за аресты советских служащих и бойцов истребительных батальонов. К середине октября зондеркоманда Зандбер-гера уничтожила 440 евреев. В рамках превентивной борьбы с преступностью также уничтожались цыгане и «асоциальные элементы».
Автор для характеристики сложившегося положения вещей приводит цитату из отчета сотрудника ГП Олави Вихерлуото о его поездке в Эстонию в начале октября 1941 г. В отчете Вихерлуото пишет, что однажды его спросил гауптштурмфюрер Эггерт, много ли в Финляндии евреев. Вихерлуото ответил, что евреев в Финляндии свыше двух тысяч. Эггер тут же спросил: «Так мало? И они еще живы?» Стоявший рядом некий эсэсовец поспешил добавить: «Ну, это ненадолго!»
Оула Сильвеннойнен пишет о том, что в конце лета и осенью 1941 г. связь между Эстонией и Финляндией была затруднительна. Порой даже прямой телефонной связи не было. Действовало только воздушное сообщение. По этой причине, по мнению автора, некоторое время в финской Государственной полиции не имели отчетливого представления о том, что происходило в Эстонии, ведь тесное сотрудничество на этот период времени у финской ГП с гестапо было только в Лапландии.
В сентябре и октябре руководитель Айнзацгруппы А Вальтер Шталекер побывал в Хельсинки. Он был принят гендиректором Арне Антони. Шталекер рассказал финнам, что Полиция безопасности арестовала первого секретаря КПЭ Карла Сяре, который мог бы быть интересен и финской «охранке». Он-де имел контакты с финскими левыми социал-демократами, на которых финская ГП кропотливо собирала досье, подозревая в измене родине и государству. Была достигнута договоренность, и в Таллин был командирован для допроса Карла Сяре ответственный чиновник ГП Олави Вихерлуото. Он оказался первым представителем финской «охранки», совершившим поездку в Таллин.
На основании его отчета о поездке руководство Государственной полиции могло и получило адекватное представление о том, что происходит в Эстонии и чем там занимается айнзацгруппа А.
Вихерлуото встретился в Таллине с Мартином Зандбергером. Сяре находился в Центральной тюрьме, куда Вихерлуото и направился. По его словам, Сяре охотно рассказал ему все, что знал. В своем отчете финский полицейский пишет, что он-де не оказывал на Сяре никакого давления во время допроса, потому что Сяре уже был «размягчен» во время предыдущих допросов. Через пару дней Вихерлуото стало ясно, почему Сяре был таким разговорчивым.
Один из служащих эстонской Полиции безопасности Эвальд Миксон, который под началом немецких оккупантов руководил разведотделом Полиции безопасности, рассказал, какие методы допросов в отношении Карла Сяре были применены. Примитивные, но эффективные пытки: во-первых, болезненные удары по ушам. Если это не помогает, то допрашиваемого заставляли встать, широко расставив ноги, и били кулаком «по причинным местам». Если и это не давало эффекта, то в дело шло «большое магнето», т. е. пытки электричеством.
По словам Миксона, который и руководил этими «церемониями», любого молчуна можно сделать разговорчивым. Автор отмечает, что бывшему сотруднику эстонской Полиции безопасности в период «советской оккупации» выжить было непросто, почти невозможно. За очень редким исключением. Служащие Политической полиции, пишет автор, были либо расстреляны, либо депортированы в Советский Союз, либо вынуждены дать подписку о сотрудничестве с советскими властями. Картотеки и архив Полиции безопасности попали в руки НКВД и, соответственно, новую политическую полицию приходилось создавать в оккупированной немцами Эстонии из неопытной молодежи, у которой ничего, кроме энтузиазма, не было.
В Эстонии, пишет Оула Сильвеннойнен, были арестованы около 10 тысяч «коммунистов», а через четыре недели после оккупации Таллина только в центральной столичной тюрьме содержалось 4600 заключенных. Следственные дела были завершены в отношении 1500. Только для 80 человек дело завершилось освобождением, а к смертной казни были приговорены свыше 500 человек.
Вихерлуото обратил внимание, что в Таллине почти не было евреев, и попытался выяснить их судьбу прямо у «господ из гестапо». Ответы были, как водится, уклончивые: евреи-де переселены в прибрежные районы. Зато эстонец Миксон разъяснил все просто и доступно: Вихерлуото в отчете сообщает с его слов, что еврейские мужчины расстреляны. Только в Таллине к концу сентября были убиты 2600 евреев и коммунистов. В Тарту было расстреляно очень много людей, в том числе и еврейские дети. Вихерлуото сообщил, что уверен в расстрелах евреев, в т. ч.женщин в таллинской тюрьме, хотя местные сотрудники полиции безопасности и СД предпочитают об этом прямо не говорить.
Сотрудники гестапо подняли вопрос о выдаче и возвращении в Эстонию находящихся в Финляндии под арестом эстонцев, которые представляли интерес и для местных гестаповцев. Договорились, что ГП доставит в Таллин первым делом арестованных в Финляндии бывших эстонских офицеров Элиаса
Казака, Константина Канепи, Георга Вахера и Оскара Кябала. Все они якобы согласились сотрудничать с советской разведкой. Обсуждался и вопрос «репатриации» Лидии Мяги, обвинявшейся в шпионаже в пользу СССР, и Густава Кууземетса, завхоза эстонского посольства, приговоренного к заключению за шпионаж в пользу СССР.
Автор обращает особое внимание на этот эпизод, который, как он полагает, и стал началом практики выдачи немецкой Полиции безопасности ненужных или бесполезных для финской ГП иностранцев под предлогом возвращения их на родину. Указанные выше эстонские офицеры были переданы в Эстонию немецкой Полиции безопасности вместе со многими другими эстонцами. Избежал выдачи лишь Кууземетс, досидевший в финской тюрьме до помилования в 1944 г.
Оула Сильвеннойнен обращает внимание на то, что отчет Вихерлуото был представлен руководству Государственной полиции и был, как свидетельствует архив ГП, прочитан всем высшим руководством политической полиции Финляндии. Об этом свидетельствуют их подписи об ознакомлении с отчетом. Содержавшаяся в отчете информация о происходящем в Эстонии была такова, что если бы у руководителей ГП были бы иные представления о целях и задачах войны, о том, как поступать с коммунистами, евреями и т. д., чем у их немецких собратьев по оружию, то эти разногласия дали бы о себе знать. Но таких принципиальных расхождений не было. Наоборот, пару недель спустя, в начале ноября Арно Антони вместе с Густавом фон Фельде отправился в Таллин на встречу с Вальтером Шталекером.
КОНЕЦ «БРАТСТВА ПО ОРУЖИЮ»
Вечером 2 сентября 1944 г. директор Государственной полиции Пааво Каста-ри, несколько месяцев назад сменивший на этом посту Арно Антони, собрал сотрудников центрального аппарата на срочное совещание. Он объявил, что финско-германское «братство по оружию» закончилось и уже этим вечером предстоит арестовать находящихся в Финляндии граждан Германии и пронемецки настроенных финнов. Таковых, кстати, было достаточно и в самой ГП. План операции был разработан также чиновниками Государственной полиции. Автор приводит выдержки из хранящихся в архиве протоколов допросов отстраненных от службы оперативников и следователей финской политической полиции. Списки на арест не были длинными, да и составлялись почти экспромтом. В первом списке числились четыре финских и шесть немецких граждан, «практиковавших в Финляндии нелегальную деятельность». В следующей группе было уже 19 человек. Аресты и обыски прошли той же ночью.
По настоянию Советского Союза вышедшая из войны Финляндия обязана была до 15 сентября 1944 г. интернировать находившиеся в Северной Финляндии немецкие войска. До ноября в Лапландии шли бои между финнами и немцами. Начальник немецкой Полиции безопасности в этом регионе Вильгельм Лакуа задержал и интернировал своих бывших «братьев по орудию», руководивших отделениями финской ГП в Рованиеми и Петсамо. Кое-кто из них ушел вместе с немцами в норвежский Тромсе, а были и такие, кто осенью
1944 г. просто перешел из финской полиции на службу в гестапо. Значительное число опасавшихся советской оккупации Финляндии беженцев перебрались через границу в Швецию. Были среди беженцев и эстонцы. Среди первых «эмигрантов» укрылся в Швеции Аарне Кауханен, служивший офицером связи между финской Государственной полицией и подразделением немецкой военной разведки в Финляндии (т. н. бюро Целлариуса). В финских архивах сохранилось его письмо, в котором он писал, что не собирается возвращаться в Финляндию. Вместе с группой эстонцев бежал в Швецию и старший заместитель директора ГП Вилле Панкко.
Финский историк Оула Сильвеннойнен приводит достаточно длинный список руководителей региональных подразделений финской политической полиции, скрывшихся во время «Лапландской войны» в Швеции. Побудительными причинами и мотивами, по его мнению, были страх перед советской оккупацией из-за тесного сотрудничества с немецкой разведкой и гестапо как в Финляндии, так и в Эстонии. Бежали также те, кто был особо тесно связан с Einsatzkommando der Sicherheitspolizei Finland - замдиректора ГП Бруно Аалтонен и Арвид Ойасти.
Единственным служащим финской Государственной полиции, отданным под суд еще до окончания в Европе Второй мировой войны, был ее предыдущий директор Арно Антони. После увольнения из ГП он вернулся в банковский бизнес. В сентябре 1944 г. он, вместе с группой эстонских беженцев, по поддельным документам под фамилией Андерссон перебрался в Швецию. Но там его разоблачили местные журналисты из левой газеты «Ny Dag», которые охарактеризовали его как «очень жестокого и фанатичного нациста». Такая «слава» сделала пребывание Антони в Швеции весьма нежелательным для местных властей. Его вопрос обсуждался в политических верхах, и сложилось мнение, что королевство не может предоставлять убежище военному преступнику. Антони понял, что в Швеции ему не жить, и в конце октября принял решение добровольно вернуться домой.
В Финляндии университетский теоретик-правовед Отто Брусиин возглавил комитет по расследованию деятельности Государственной полиции, а в 1945 г. в правительстве Паасикиви вообще возглавил эту спецслужбу. В финской историографии Полиции безопасности ГП в период с конца 1944-го до 1948 г. именуется «красная ГП», так как туда были приглашены социал-демократы, и какое-то время ее даже возглавлял коммунист. Впоследствии спецслужба была радикально реформирована.
Отто Брусиин распорядился начать расследование деятельности руководства ГП по подозрению в «возможном превышении полномочий и допущении ошибок в ходе исполнения служебных обязанностей». Арно Антони был взят под стражу 24 апреля 1945 г.
Прежде всего в вину Антони была вменена передача в ноябре 1942 г. немецким властям группы беженцев из Эстонии, среди которых было и восемь евреев. Антони защищался, настаивая, что в 1942 г. с руководством гестапо была достигнута договоренность о выдаче Германии находящихся в Финляндии иностранцев - уголовных преступников и «нежелательных элементов» из числа беженцев. Антони настаивал, что решения о высылке принимались по-
лицией строго индивидуально, но не по признаку принадлежности к «группе» и только по обоснованному требованию германской стороны. Формальная законность-де полностью соблюдалась. Конечно, судьба выданных евреев-беженцев была предсказуема в свете отчета Олави Вихерлуото, сделанного после командировки в Таллин в октябре 1941 г., но суд не придал значения тому, что отчет этот Антони читал и даже завизировал своей подписью.
По поводу встреч с руководителем Оперативной группы гестапо и СД «Финляндия» Густавом фон Фельде Антони придерживался на суде той линии, что немцы лишь просили помочь немецкой армии переводчиками. Антони лгал, не упоминая название Оперативной группы гестапо и СД. Документы, уличавшие Антони во лжи, были погребены глубоко в архивах ГП. Брусиин со своими сотрудниками так и не смог до них докопаться. Третий пункт обвинения, поднятый советской Контрольной комиссией, был связан с захватом в 1941 г. советского генерального консульства в Петсамо. Антони уверял, что это была местная инициатива и самоуправство местных финских полицейских. Антони же якобы запрещал проводить подобную операцию. Архивные документы, изобличавшие Антони, были откопаны в архивах лишь в 1948 г., когда Контрольная комиссия уже завершила свою работу и вопрос потерял актуальность.
Представители советской Контрольной комиссии предоставили следствию в качестве свидетеля высокопоставленного сотрудника гестапо Фридриха Панцингера, который показал, что Антони, будучи в 1942 г. в Берлине, встречался не только с Генрихом Мюллером, но и с Адольфом Эйхманом. Он прекрасно знал об идеологии «окончательного решения еврейского вопроса», когда приказывал передавать немцам еврейских беженцев. Более того, Панцингер показал, что составлялись списки проживавших в Финляндии евреев и передавались РСХА для последующей отправки их в немецкие концлагеря.
Таковых списков, правда, обнаружено не было, и Антони всячески отрицал наличие таковых. Если, утверждал он, какие-то списки и составлялись, то, например, списки лиц, ходатайствовавших в советском посольстве о советской визе. Среди выданных немцам еврейских беженцев не было граждан Финляндии. В конечном итоге суд, так и не добравшийся до важнейших архивных документов, не нашел признаков превышения служебных полномочий и действовавшего законодательства в деятельности Антони, и он вышел сухим из воды.
Оула Сильвеннойнен проследил судьбу ведущих фигур «боевого братства» немецкого гестапо и финской Государственной полиции. Генрих Мюллер погиб в Берлине, и труп его похоронен в Берлинском районе Нойкельн. Вернер Бест организовывал репрессии во Франции, затем служил имперским уполномоченным в Дании, где отправлял датских евреев в лагеря смерти. В сентябре 1948 г. он был приговорен к смерти, приговор этот был заменен пожизненным заключением, но в 1951 г. Бест вышел на свободу и мирно скончался в ФРГ в 1989 г.. Финский партнер Мюллера и Беста Бруно Аалтонен встретил выход Финляндии из войны в Швеции. Там он в германском посольстве уверял, что его уволили из ГП за прогерманские настроения, а в американском посоль-
стве - что за проанглийские. В 1970-х гг. он уже выдавал себя за борца с гестапо. Умер в Швеции в 1973 г.
Партнер Арно Антони и руководитель зондеркоманды СД в Эстонии Мартин Зандбергер на одном из Нюрнбергских процессов был приговорен к смертной казни. Но его родственники, используя связи, добились замены повешения на пожизненное заключение. Его судебное дело, по мнению финского историка, сыграло решающую роль в раздувании антикоммунистических страхов в США. Зандбергер обратился прямо к президенту Трумену, и американские оккупационные власти окончательно освободили его от отбытия наказания в 1958 г. Фридрих Панцингер оказался в руках советских властей и рассказал все, что знал о немецких агентах. Власти Советского Союза склонили его к сотрудничеству с КГБ и выпустили в Германию в 1955 г. Там Панцингер тут же обратился к властям ФРГ, которые использовали его вместе с ЦРУ как двойного агента. Летом 1959 г., когда его куратор из ЦРУ был в отпуске, федеральный министр юстиции подписал ордер на арест Панцингера. Когда полиция пришла за ним, старый гестаповец принял яд.
Густав фон Фельде погиб во время войны,а другой руководитель Оперативной группы СД «Финляндия» Вильгельм Лакуа после 1945 г. проживал в родном Любеке. Его финский партнер Арвид Ойясти оказался в Венесуэле, где погиб в 1963 г. от шальной пули, выпущенной военным патрулем. Начальник отдела Государственной полиции в Рованиеми Ристо Линна был уволен со службы и мирно доживал свой век, работая заведующим клубом, а его коллега из Петсамо Тауно Хелиара продолжал служить в «красной ГП» до 1948 г., а затем дослуживал простым участковым констеблем в Хельсинки.
1 Heisingin Sanomat. 28.9.2008.
2 Такого мнения придерживается, например, исследователь истории финского батальона СС Мауно Йоккипии: Jokipii M. Panttipataljoona: suomalaisen SS-pataljoonan historia. Veljesapu-Helsinki, 1999.
3 Sana E. Luovutetut: Suomen ihmisluovutukset Gestapolle. Helsinki: WSOY, 2003.
4 См., например: Пеккаринен Ю, Похьонен Ю. Пощады не будет: Передача военнопленных и беженцев из Финляндии в СССР, 1944-1981. М.: РОССПЭН, 2010.
5 Rislakki J. Erittäin salainen: vakoilu Suomessa. Helsinki: Love-kirjat, 1982.
6 Rautkallio H. I. Ne kahdeksan ja Suomen omatunto. Suomesta 1942 luovutetut juutalaispakolaiset. Espoo: Weilin+Göös, 1985; Holokaustilta pelastetut. Helsinki: WSOY, 2004.
7 Ковалев Б.Н. Коллаборационизм в России в 1941-1945 гг.: типы и формы. В. Новгород, 2009.
