CC BY
35
ТВЕТ НА ДИСКУССИЮ
Владислав Александрович Лекторский - Vladislav Lektorsky - Full member of
академик РАН, заведующий сектором тео- Russian Academy of Sciences, Head of Theory
рии познания института философии РАН. of Knowledge Department of the Institute of
E-mail: v.a. lektorski@gmail.com Philosophy RAS.
Я благодарен все четверым оппонентам за то, что они обратили внимание на ряд важных проблем дискуссии реализма и конструктивизма и вместе с тем своими замечаниями помогают мне уточнить некоторые идеи, сформулированные в докладе.
Прежде всего я должен согласиться с замечанием В.М. Розина о том, что моя идея о возможности снять оппозицию реализма и конструктивизма не до конца ясно сформулирована и может быть по-разному понята. Я хочу сейчас изложить эту идею более четко, чтобы исключить возможные двусмысленности в ее толковании.
Конечно, сами эпистемологические позиции реализма и конструктивизма исключают друг друга и не могут быть «примирены» в мнимом единстве. Реализм и конструктивизм - не только способы интерпретации познания, но и стратегии познавательной деятельности, при этом стратегии принципиально разные (я пытался показать это в своем докладе). Позиция, которую я защищаю и которую называю конструктивным реализмом (или деятельностным реализмом), - вовсе не некий «синтез» реализма и конструктивизма, а целиком и полностью реалистическая позиция, хотя это реализм особого рода. Ибо эта позиция исходит из того, что внешний человеку мир существует независимо от сознания и познания последнего, что в этом мире имеется много такого, что человеку неизвестно и, возможно, никогда не будет известно. Я развивал идею о том, что в мире существуют разные уровни реальности (а возможно, и параллельные миры, обсуждаемые сегодня в теоретической физике) и многообразие форм и процессов. Вместе с тем защищаемая мною эпистемологическая позиция исходит из того, что внешний мир схватывается познающим существом (не только человеком) через активные действия последнего, т.е. не столько «дается», сколько «берется». (Л
Человек постигает мир с помощью технически опосредованной {§ деятельности (в случае научного познания это экспериментальная Jjj техника) и систем языка, культурных представлений, научных тео- q рий. В связи с этим в процессе познания в мире выделяется то и толь- _ ко то, что соотносимо с формами деятельности. Иными словами, реальный мир дается познающему существу в некой «перспективе». ^Св В рамках этой позиции можно иначе понять когнитивные процессы,
чем это делается с точки зрения некоторых форм реализма или конструктивизма.
Обратимся, например, к изучению такой формы познания, как восприятие (оно кажется простым, но в действительности не менее сложно, чем теоретическое знание). Для многих эпистемологических реалистов восприятие - это просто получение информации когнитивным агентом из мира с помощью системы рецепторов и последующая переработка этой информации головным мозгом на основе «ментальных репрезентаций». Между прочим, именно так этот процесс представлялся на первых этапах развития когнитивной науки, а некоторые специалисты в области когнитивной науки до сих пор развивают эти идеи.
Сторонники иной позиции - радикального эпистемологического конструктивизма - обращают внимание на другое: любой эпистеми-ческий агент должен быть понят как некая аутопоэтическая система, особенность которой состоит в том, что элементы системы существуют для производства определенных функций, а функции - для производства элементов системы. Познающее существо, согласно этой позиции, лишь получает некий толчок извне, который тут же кодируется в соответствии с особенностями самой когнитивной аутопоэти-ческой системы и в дальнейшем преобразуется по ее законам. То, что кажется в когнитивных образованиях отношением к внешнему миру, в действительности является самореференцией. Когнитивная система замкнута в себе. То, что мы называем внешним миром, это иллюзия.
А вот иная позиция, которую я называю конструктивным реализмом (или деятельностным реализмом). Именно эта позиция соответствует современному этапу развития когнитивной науки и имеет много сторонников. Познающее существо не замкнуто в себе, а открыто миру. Восприятие - не некий результат «толчка», воздействия извне на рецепторную систему познающего существа, а сам процесс взаимодействия с миром с целью извлечения информации посредством активных действий (когда этот процесс прекращается, исчезает и восприятие в собственном смысле слова, т.е. пропадает возможность отличить иллюзию от того, что есть на самом деле). При этом извлекается именно та информация, которая соотносится с актуальными и воз-
О можными действиями познающего существа. Для животного это
(Л элементарные действия (нападение, укрытие, добывание пищи и т.д.),
д для человека это трансформация мира посредством использования
Л орудий, познание мира (в том числе получение восприятий) с помо-
2 щью языка, разнообразной техники и различных научных концепций.
_ Таким образом, речь идет вовсе не о «синтезе» реализма и конструктивизма, который, конечно, невозможен. Эпитет «конструктив-
СО ный» в словосочетании «конструктивный реализм» означает не заим-
^ ствование каких-то идей из эпистемологического конструктивизма,
а только то, что самым серьезным образом учитывается активная деятельность познающего существа, в том числе и создание им разного рода конструкций: технических устройств, теорий, использование в теоретических построениях идеализированных объектов (которые не имеют реальных референтов), наконец, тот важный факт, что результаты конструктивной материальной и идеальной человеческой деятельности начинают жить самостоятельной жизнью и приобретают своеобразную реальность. Очень важно, однако, подчеркнуть, что все это может быть понято только на основе исходной реалистической установки.
А теперь я хотел бы высказать некоторые соображения по поводу текстов моих оппонентов.
В тексте Б.И. Пружинина и Т.Г. Щедриной интересно анализируется социально-культурный контекст популярности современных конструктивистских идей. Авторы связывают эту популярность с нарастанием массива инструментального знания и смещения фундаментальных исследований на периферию научно-познавательной деятельности. Думаю, что в этом наблюдении много верного. Но мне кажется, что дело не только в этом. Ведь идеи конструктивно-проективного отношения к миру существуют в европейской культуре начиная с XVII в. и получили особое развитие в немецкой философии в начале XIX в.: И. Кант, И.Г. Фихте, Г.В.Ф. Гегель, а потом и К. Маркс. Тогда не было нарастания массива технического знания: в начале XIX в. никакой технонауки не существовало. Думаю, что дело не просто в развитии инструментализации знания, а в том, что уже в XVII в. возникло новое отношение человека к миру и к себе: установка на трансформацию внешней реальности и господство над миром. Возможность технической переделки мира уже была заложена в этой установке, но сначала только как возможность. А в наше время она в полной мере реализовалась, поэтому сегодня эта проективность выглядит как техническая и технологическая. Современная ситуация как раз и исследуется Б.И. Пружининым и Т.Г. Щедриной.
Е.О. Труфанова интересно анализирует современный социальный конструкционизм и пытается выявить его слабые и сильные стороны. Е.О. Труфанова находит сильные стороны социального конст-рукционизма в том, что, во-первых, он хорошо выражает современное умонастроение потери чувства социальной реальности, во-вторых, в рамках этой концепции показана возможность множества разных интерпретаций реальности и, в-третьих, именно социальные конструкционисты выявили сложность субъективного мира личности и личностной идентичности и роль коммуникационных потоков в ее формировании. Автор считает, что социальные конст-рукционисты дают ряд полезных рекомендаций: практиковать терпимость к чужим мнениям, допускать возможность разного типа лично-
<Л (Л 3 О (А
(В
стей с разными представлениями о том, что хорошо и что плохо. Это, как считает Е.О. Труфанова, соответствует современной ситуации демократического плюрализма и мультикультурализма.
Я согласен с автором в том, что представители данного течения анализируют вполне реальные проблемы современной жизни, что они обнаружили новые и интересные факты (связанные, например, с социальным конструированием эмоций, коллективной памяти, личностной идентичности и др.). Но мое отношение к этому направлению в целом гораздо более критично, чем у Е.О. Труфановой. И вот почему.
Дело ведь не просто в анализе коммуникативных взаимодействий и построения нарративов. Эти проблемы можно исследовать, не разделяя позиции социального конструкционизма. Конечно, политический и ценностный плюрализм - одно из условий существования современного демократического общества. И без толерантности сегодня никак не обойтись.
Дело в другом. Поскольку с точки зрения социальных конструк-ционистов все социальные, культурные и личностные образования -это некоторый эфемерный продукт коммуникаций, они принципиально не могут быть устойчивы и не могут содержать в себе ничего помимо того, что в них вложено этими коммуникациями (что в них заложено процессом конструирования). К тому же в этом случае исследователь вступает во взаимодействие с исследуемым и меняет предмет своего изучения. Поэтому теория в этих науках (социальные науки, психология) с данной точки зрения невозможна, эксперимент тоже. Согласно социальным конструкционистам, граница науки, искусства и мифологии размывается. Но ведь в действительности науки о человеке и обществе и возможны, и необходимы (Клод Леви-Строс даже сказал однажды, что без науки о человеке XXI в. не будет). Что же касается социально-политической жизни, то установка «все правы» все же неплодотворна. Ведь кроме толерантности нужен диалог, критика и изменение позиций участников коммуникации.
C.B. Пирожкова анализирует оппозицию конструктивизма и реализма в исследовании будущего и в этой связи высказывает ряд интересных соображений о взаимоотношении прогнозирования и проек-
О тирования. Она, как мне представляется, хорошо показала невозмож-(Л ность сведения прогнозирования к проектированию даже в тех д случаях, когда они тесно взаимодействуют друг с другом (в частно-Л сти, в так называемых форсайт-подходах). В этой связи я хочу обра-2 тить внимание на то, что использование терминов «конструирова-_ ние» и «проектирование» (второе - разновидность первого) не всегда бывает удачным для обозначения созидания чего-то нового в резуль-Я тате человеческой деятельности. Ведь конструирование предполагает сознательное производство чего-то, т.е. наличие цели, плана,
средств. Поэтому такое конструирование должно опираться на знание, на прогноз, как это демонстрирует C.B. Пирожкова. Но ведь возможно (и часто бывает) такое созидание нового, когда никакого сознательного конструирования нет по той простой причине, что нет прогноза. Особо интересны случаи, когда такой прогноз в принципе невозможен. Это, например, относится к любому полноценному диалогу. Его участники не могут точно предвидеть реакцию собеседника, поэтому результат может быть весьма неожиданным. Но этим-то диалог и интересен. Нельзя предвидеть результат творчества. Вообще если бы все в нашей жизни было предсказуемо, жить было бы невозможно.
В.М. Розин пытается решать проблему оппозиции реализма и конструктивизма с помощью анализа цикла становление-практикова-ние-существование нового явления. Он иллюстрирует эту идею на двух примерах. Это конструирование Платоном нового понимания любви, которое затем начинает практиковаться и «оестествляется», становится частью культуры и приобретает реальность как платоническая любовь. Второй пример - формулирование Галилеем закона свободного падения тел с помощью соответствующих идеальных объектов, построение эксперимента (практикование), а затем создание технического механизма, где по законам Галилея возникают уже реальные явления.
Я думаю, что в действительности случаи Платона и Галилея все же разные и в рамках одной схемы их понять невозможно. Что касается Платона, это действительно типичный случай превращения конструкции в реальность. Таких примеров можно найти немало, и я говорил об этом в своем докладе. А вот с Галилеем дело обстоит существенно иначе. Закон свободного падения тел вовсе не возник как реальность в результате его формулирования Галилеем, а затем проведения экспериментов и создания соответствующих технических устройств: никакого «оестествления» искусственного здесь не происходит. Сам Галилей (как и любой ученый) исходил из того, что он с помощью своих конструкций открывает нечто имеющее место в природе независимо от того, знает ли кто-нибудь об этом. Книга природы, как считал Галилей, написана на языке математики, и задача ученого состоит в том, чтобы суметь прочитать эту книгу.
В.М. Розин упрекает меня в том, что я провожу различие между идеальными объектами, не имеющими референтов (наверное, мне лучше было бы говорить не об идеальных, а идеализированных объектах, так как в некотором смысле все теоретические построения являются идеальными), и теоретическими объектами, имеющими реальных референтов. С его точки зрения, в мышлении все объекты фигурируют одинаково и теоретику нет дела до того, соответствуют или
<Л (Л 3 О (А
(В
нет те или иные теоретические объекты чему-то реально существующему.
В этом пункте мы принципиально расходимся. Ведь в действительности теоретик по-разному обращается с идеализированными объектами и объектами, имеющими реальных референтов, строит в связи с этим разные познавательные стратегии. Ряд философов науки считает одинаково идеальными все теоретически вводимые объекты. Иногда их называют также абстрактными, что уже совсем неточно, так как в логике к абстрактным в отличие от конкретных относятся только такие объекты, которые не взаимодействуют в пространстве и времени, в частности свойства, отношения, суждения. Между тем в реальной научной практике проводится различие между реальными и идеализированными объектами. Хотя атомы, электроны, элементарные частицы, кварки и др. принципиально ненаблюдаемы и вводятся с помощью особых теоретических построений, современная наука исходит из того, что они реально существуют. Они взаимодействуют в пространстве и времени, и это взаимодействие определяет события, имеющие место не только в микромире, но и в нашем обычном опыте, хотя на микроуровне особенности пространства, времени и причинности отличаются от того, с чем мы имеем дело в нашем макроопыте и с чем имела дело классическая физика.
Что же касается идеализированных объектов (материальная точка в классической механике, идеально твердое тело, идеальный газ и т.д.), то их нельзя считать реальными, так как они лишены ряда важных свойств реальных объектов. Например, материальная точка не имеет размеров, но рассматривается как имеющая массу. В соответствии с законами механики не может существовать тело, не имеющее размеров и имеющее массу. Смысл идеализированных объектов, конструируемых с помощью специальных процедур идеализации, - создание средств для формулирования некоторых зависимостей в «чистом виде» и для удобства расчетов. Их существование не реально, а фиктивно, это квазиобъекты, «как бы» объекты. Квазисуществование идеализированных объектов возможно только по отношению к реальному существованию других объектов, как наблюдаемых, так и ненаблюдаемых: материальная точка по отношению к реальному
О телу, идеальный газ в отличие от реального газа, идеальный атом в (Л отличие от атома реального и т.д. Использование теоретических мо-3 делей, в которых фигурируют реальные объекты, определяет направО ление развития теории, задает эвристику поиска новых связей теоре-2 тических объектов с эмпирией и подсказывает пути создания новых _ экспериментальных установок. А работа с идеализированными объектами имеет существенно иной характер: она позволяет формулиро-Я вать идеализированные теоретические утверждения и упрощает рас-3 четы.
Аристотель впервые сформулировал законы логики. Но это не значит, что до Аристотеля никто не мыслил логически (а такой вывод должен был бы сделать В.М. Розин). В действительности логически мыслят и дети, и даже животные (по законам логики работает и компьютер).
В.М. Розин защищает позиции конструктивизма. А я противостою этой позиции.
<Л (Л 3 О (А
(В
