CC BY
38
УДК 364.26 DOI: 10.26347/1607-2499201711-12030-037
ОЦЕНКА ФАКТОРОВ РИСКА СОЦИАЛЬНОЙ ЭКСКЛЮЗИИ НАСЕЛЕНИЯ ПОЖИЛОГО И СТАРЧЕСКОГО ВОЗРАСТА1
С.Г. Максимова, О.Е. Ноянзина
Алтайский государственный университет, г. Барнаул, Россия
Цель исследования. На основе разработанной модели социальной эксклюзии лиц пожилого и старческого возраста провести оценку факторов, увеличивающих риск социальной эксклюзии, на разных уровнях организации жизнедеятельности населения старших возрастных групп трех российских регионов.
Материал и методы. В исследовании методом личного интервью приняли участие 779 респондентов в возрасте от 55 (женщины) и 60 (мужчины) лет и старше (2016 год, Алтайский и Забайкальский края, Кемеровская область).
Результаты. Выявлены региональные различия выраженности условий, продуцирующих пассивную эксклюзию населения пожилого и старческого возраста. Показано влияние независимых и зависимых факторов риска социальной эксклюзии в общей модели социальной эксклюзии населения старшего возраста. Заключение. Риск социальной исключенности населения пожилого и старческого возраста увеличивает сам факт выхода на пенсию, достижение старческого возраста и снижение физических параметров жизнедеятельности, безбрачный статус, низкий уровень образования, проживание на высокоурбанизированной территории, низкая финансовая обеспеченность и ощущение себя бедным, осознанный атеизм, проживание в частном доме или на съемной квартире совместно с близкими и дальними родственниками.
Ключевые слова: социальная эксклюзия, социальная эксклюзия населения пожилого и старческого возраста, индекс социальной эксклюзии, факторы риска эксклюзии
Авторы заявляют об отсутствии возможных конфликтов интересов.
EVALUATION OF SOCIAL EXCLUSION RISK FACTORS IN THE ELDERLY AND SENILE POPULATION OF RUSSIA
S.G. Maksimova, O.Ye. Noyanzina
Altai State University, Barnaul, Russia
Objective. To assess factors that increase the risk of social exclusion on the different levels of life activities in the elderly in three regions of Russia based on the developed model of the social exclusion of the elderly and senile individuals.
Material and methods. The sociological research was conducted in Altai and Zabaikalsky Krai and Kemerovo Region in 2016; 779 respondents aged 55 (women) and 60 (men) and older took part in the personal interview.
Results. We determined regional differences in conditions, producing passive social exclusion of the elderly population, and showed the influence of dependent and independent risk factors of social exclusion.
1 Работа выполнена при поддержке Гранта РГНФ № 15-03-00579 «Социальная эксклюзия лиц старших возрастных групп в современной России» (2015-2017).
Conclusion. The risks of social exclusion are increased because of: the fact of retirement itself, senile age and the reduction of physical activity parameters, unmarried status, low education level, living in a highly urbanized territory, low financial security and understanding the own poverty, conscious atheism, living in private house or rented apartments together with relatives.
Key words: social exclusion, social exclusion of elderly people, index of social exclusion, exclusion risk factors
Оценка многомерных моделей депривации в разных странах на современном этапе не утрачивает свою значимость. Так, например, такой анализ проводится при расчете Индекса человеческого развития UNDP и является имплицитным (подразумеваемым) при описании бедности и оценке коррелятов бедности. H. Silver и соавт. [1] описали целый ряд подходов к мониторингу социальной эксклюзии на макро- и микроуровне. Французский план действий по преодолению безработицы предусматривает учет 35 количественных индикаторов оценки социальной эксклю-зии, ЕС установил ряд количественных индикаторов оценки инициатив, приводящих к социальной эксклюзии [2]. Политический манифест британской трудовой партии [3] включает в себя «устав бедности», в котором предложено 30 шкал для оценки степени продвижения к национальной интеграции; во французских панельных исследованиях учитывается динамичный компонент эксклюзии, можно выделить подход, основанный на оценке социального капитала, социальной эксклюзии и инклюзии в социальные сети.
Обратим внимание, что во всех случаях учитывается целый ряд возможных индикаторов, но концепция социальной эксклюзии выходит за рамки простого сопоставления индикаторов исключенности. Важным моментом является рассмотрение причин депривации, а не только оценка результатов измерений. Так, S. Paugam, исследуя социальную эксклюзию во Франции, приводит пример анализа двух типов [4]. Он описывает «спирали шаткости» - то, как в депри-вационных районах Франции безработица сопровождается не только потерей дохода, но также социальными и психологическими формами депривации, такими как супружеские проблемы или потеря «социального капитала».
С целью эмпирической проверки предположений и оценки степени эксклюзированности пожилого населения трех территорий Российс-
Authors declare lack of the possible conflicts of interests.
кой Федерации нами была предложена концептуальная модель эксклюзии. Социальная эксклю-зия отражает не только процесс исключенности (динамичные характеристики), но и состояние исключенности (статичные характеристики). Социальная эксклюзия может иметь как материальное (экономическое) выражение (дистрибутивное измерение эксклюзии), так и нематериальные характеристики (относительное измерение эксклюзии). Причины социальной эксклюзии могут быть на коллективном уровне, а могут быть индивидуальными характеристиками поведения, которые, теоретически, могут оказать влияние сами по себе.
Изначально мы выделили два измерения эксклюзии: ситуация и состояние эксклюзии, материальное и нематериальное измерения. При этом материальный компонент (или ситуация эксклю-зии) - это социально-экономическая (материальная) депривация [5], депривация социальных прав (доступ к социальным институтам и услугам) [6] и депривация безопасности (безопасная среда) [7]. Нематериальный компонент (состояние эксклюзии) - это депривация социального участия [8], культурная (нормативная) дезинтеграция [9] и социальный аутизм [10]. При этом учитывается, что категориальные формы социальной эксклюзии вращаются вокруг специфичных атрибутов индивидов, испытывающих дискриминацию. Конечно, эти атрибуты варьируют в зависимости от контекста, но возраст, гендер, миграция, болезнь и инвалидность, иные стигматизируемые признаки чаще всего связаны с ис-ключенностью.
Цель исследования - на основе разработанной модели социальной эксклюзии лиц пожилого и старческого возраста оценить факторы, увеличивающие риск социальной эксклюзии, на разных уровнях организации жизнедеятельности населения старших возрастных групп трех российских регионов.
МАТЕРИАЛ И МЕТОДЫ
В тестировании модели социальной эксклюзии лиц старших возрастных групп в трех регионах Российской Федерации приняли участие 779 респондентов в возрасте от 55 (женщины) и 60 (мужчины) лет (2016 год, Алтайский и Забайкальский края, Кемеровская область). Модель социальной эксклюзии строилась с учетом возраста выхода на пенсию: для женщин 55 лет, мужчин - 60 лет. В итоге 28,5% составили мужчины, 71,5% - женщины. В женской выборке 30,7% составили женщины в возрасте 55-59 лет, 32% - 60-64 года, 21% - 65-69 лет, 16,3% -от 70 лет и старше. Среди мужчин 55% - в возрасте от 60 до 64 лет, 27,5% - 65-69 лет, 15,8% - от 70 до 74 лет и 1,8% - от 75 лет и старше. В Алтайском крае (33,6% общей выборки) практически в равной мере представлены как городские (53,1%), так и сельские (46,9%) респонденты. В Забайкальском крае (33% общей выборки) 74,7% городских и 23,5% сельских пенсионеров. В Кемеровской области (33,4% общей выборки) 86,5% горожан и 13,5% сельчан.
Теоретические положения об индикаторах социальной эксклюзии были использованы в терминах опросника. Каждый индикатор в наборе измерялся на основе самооценки населения пожилого и старческого возраста по предложенным шкалам оценивания, максимальное значение соответствовало максимальной выраженности признака эксклюзии: материальной депривации (MD) (20 индикаторов), депривации социальных прав (DA) (27 индикаторов), депривации безопасности (Envr) (22 индикатора), депривации социального участия (SP) (25 индикаторов), культурной дезинтеграции (CD) (19 индикаторов) и социального аутизма (SA) (13 индикаторов). Для определения выраженности каждого из индикаторов, проведена трансформация шкалы их оценки, при этом обеспечено соответствие наивысших значений индикаторов максимальной социальной эксклюзии. Суммарный возможный балл по MD составил 81, DA - 156, Envr - 157, SP - 104, CD - 66, SA - 60, что соответствовало максимально выраженной эксклю-зии каждого из компонентов. В дальнейшем, с целью обеспечения возможности сравнительного анализа, полученные суммарные индексы по каждому из компонентов были нормированы в 10-балльные шкалы.
В модель социальной эксклюзии, помимо индивидуальных и групповых факторов риска социальной эксклюзии, включены факторы макро- и мезо-уровня: на макроуровне степень бюрократизации и урбанизации общества, миграционные процессы и постарение общества; на мезоуровне - действия властей, бизнеса и сообщества. Оценки проведены на основе 10-балльной шкалы, где 10 - отражает минимальную депривацию признака среди лиц пожилого и старческого возраста. В качестве факторов риска социальной эксклюзии использован следую-
щий набор показателей: «Пожилые социально защищены минимальной пенсией»; «Повышают размер пенсии»; «Обеспечены необходимые льготы (проезд в общественном транспорте, льготы на оплату коммунальных услуг)»; «Увеличивается адресная помощь»; «Здравоохранение доступно, существует возможность бесплатного лечения»; «Создана система моральной поддержки, психологической помощи пожилым и старым людям»; «Работающие пожилые и старые люди нужны и полезны»; «Система услуг для одиноких и инвалидов оптимальна и не нуждается в улучшении»; «Справедливое распределение пенсий»; «Пожилые защищены в кризисной ситуации»; «Существующая защита прав пожилых на законодательном уровне осуществляется на практике»; «Мероприятия по социальной защите имеют планомерный характер»; «Достаточно общественных организаций для пожилых и старых людей»; «Существует политика воспитания уважительного отношения молодых к пожилым и старым людям»; «Права пенсионеров защищают на работе».
Для статистической обработки и визуализации результатов исследования использовались программы IBM SPSS 23.0 и MS Excel.
РЕЗУЛЬТАТЫ И ОБСУЖДЕНИЕ
Оценка факторов риска макро- и мезоуровня. Средние оценки выраженности факторов социальной эксклюзии варьируют в диапазоне от 3,03 до 6,12 баллов. Отметим, что только два фактора получили значение выше среднего: востребованность пожилых в сфере труда (6,12 балла) и обеспеченность этой категории граждан необходимыми льготами (5,02 балла). Все прочие были оценены в среднем в диапазоне от 3 до 4 баллов. Максимально депривационными (имеют низкие значения признака) являются такие характеристики, как справедливое распределение пенсий (3,03), защищенность в кризисной ситуации (3,12), оптимальность системы услуг для пожилых (3,39) и системы моральной поддержки для пожилых (3,25). В целом можно сделать вывод: население старших возрастных групп страдает от факторов экономической, политической и социальной среды, приводящих к депривации их прав в разных сферах и снижающих устойчивость по отношению к ним.
На выраженность описанных выше факторов во многом оказывает влияние региональная политика в сфере социальной защиты и поддержки населения старших возрастных групп. В этой связи нам представляется значимым рассмотреть региональные особенности депривации факто-
ров макро- и мезоуровня. Во всех трех регионах одинаково выражены такие факторы, как планомерность мероприятий по социальной защите пожилых, достаточность общественных объединений пожилых, защита трудовых прав лиц старших возрастных групп. По ряду признаков социальной эксклюзии в одну группу вошли Алтайский и Забайкальский края: востребованность пожилых и старых людей в трудовой сфере (5,63 и 6,03 соответственно), отдельную группу образовала Кемеровская область со средним значением признака 6,70; обеспеченность необходимых социальных льгот (4,51 и 4,92 соответственно), Кемеровская область также вошла в отдельную группу со средним значением 5,61.
Отметим, что по всем рассматриваемым факторам социальной эксклюзии лиц старших возрастных групп на макро- и мезоуровне, за исключением доступности здравоохранения, в Алтайском крае максимально выражены условия, продуцирующие, следуя идее 8еИагГ[11], пассивную эксклюзию населения пожилого и старческого возраста. Наиболее благоприятными выглядят социальные условия жизни лиц старших возрастных групп в Забайкальском крае, Кемеровская область занимает промежуточное положение.
В результате факторного анализа выборки агрегированных данных выделено два значимых фактора, описывающих 66,3, 33,7% дисперсии переменных (в совокупности 100%), включенных в модель. В первый фактор (А = 9,9) вошли переменные, описывающие аспекты экономической и социально-политической защищенности пожилого населения: защищенность минимальной пенсией, от кризисных ситуаций, в сфере труда индексации пенсионных выплат, достаточность законодательства, обеспечивающего защищенность пожилых, наличие развитой системы моральной поддержки и востребованности в сфере труда. Смысл второго фактора (А, = 5) задавался переменными, имеющими максимальные нагрузки в диапазоне 0,9-1,0, и отражающими уровень обеспеченности социальных льгот и развитость сети гражданских общественных инициатив для пожилых, а также недоступность здравоохранения (табл. 1).
Социальная эксклюзия групп риска. С целью проверки гипотезы о зависимости социальной эксклюзии от ряда социальных позиций, социально-демографических и иных характеристик респондентов на основе анализа средних значе-
ний 6 компонентов эксклюзии проведен сравнительный анализ выраженности социальной экс-клюзии в разных группах лиц старшего возраста. Отметим, что в табл. 2 указаны результаты сравнения средних значений индексов, по которым вариации значений между подвыборками являются значимыми.
В группе женщин, первые 5 лет находящихся на пенсии, и женщин старше 70 лет значения индексов всех компонентов ситуации эксклюзии (материальная депривация, депривация социальных прав, депривация безопасности) возрастают, а значения индексов компонентов состояния экс-клюзии (депривация социального участия, культурная дезинтеграция, социальный аутизм), наоборот, снижаются. Можно предположить, что выход на пенсию сопровождается прежде всего адаптацией своих материальных возможностей,
Таблица 1 Результаты факторного анализа. Матрица компонентных нагрузок после вращения
Повернутая матрица компонентов* Компонент
1 2
Пожилые социально защищены мини- ,950 ,314
мальной пенсией
Повышают размер пенсии ,830 ,557
Обеспечены необходимые льготы (проезд ,010 1,000
в общественном транспорте, льготы на
оплату коммунальных услуг)
Увеличивается адресная помощь ,994 -,112
Здравоохранение доступно, существует ,471 -,882
возможность бесплатного лечения
Создана система моральной поддержки, ,763 -,646
психологической помощи пожилым и ста-
рым людям
Работающие пожилые и старые люди -,002 1,000
нужны и полезны
Система услуг для одиноких и инвалидов ,998 -,057
оптимальна и не нуждается в улучшении
Справедливое распределение пенсий ,974 -,227
Пожилые защищены в кризисной ситуации ,960 -,279
Существующая защита прав пожилых на ,991 ,135
законодательном уровне осуществляется
на практике
Мероприятия по социальной защите име- ,897 ,442
ют планомерный характер
Достаточно общественных организаций ,101 ,995
для пожилых и старых людей
Существует политика воспитания уважи- ,928 -,372
тельного отношения молодых к пожилым
и старым людям
Права пенсионеров защищают на работе ,953 -,302
Метод выделения факторов: метод главных компонент
Метод вращения: варимакс с нормализацией Кайзера
* Вращение сошлось за 3 итерации.
образа жизни к новым условиям при резком сокращении прежнего числа контактов и социальных связей. С увеличением времени пребывания на пенсии, утраты работоспособности, здоровья и отсутствия возможности подрабатывать в старческом возрасте увеличивается риск социальной эксклюзии женщин.
У мужчин, напротив, высокие значения материальной депривации, депривации социальных прав и депривации безопасности с момента выхода на пенсию постепенно снижаются, то есть, видимо, мужчины лучше адаптируются к своему исключенному положению и не расценивают его в качестве ограничивающего фактора в социальной жизни, снижая свои потребности в социальной и экономической сферах. При этом во всех возрастных группах очевидно выраженно проявляется депривация социального участия, культурная дезинтеграция и социальный аутизм.
Чем выше уровень образования лиц старших возрастных групп, тем более выражена ситуация эксклюзии на уровнях материальной деприва-ции, депривации социальных прав и депривации безопасности, но при этом высокий уровень образования способствует снижению риска попасть в состояние эксклюзии и снижает значения индексов депривации социального участия, культурной/нормативной депривации и социального аутизма.
В группе пенсионеров с разным семейным статусом по-разному выражены компоненты эксклюзии: уровень материальной депривации выше у вдов/вдовцов и живущих в браке или сожительствующих; депривация социальных прав максимально выражена в группе никогда в браке не состоявших, а минимальная - у сожительствующих; депривация безопасности (доступа) также выражена у невступавших в брак; эксклюзия на уровне социального участия максимально выражена у невступавших в брак и разведенных; культурная дезинтеграция - у разведенных; социальный аутизм - опять же у никогда не вступавших в брачные отношения.
Любопытным представляется то, что ситуацию эксклюзии усугубляет наличие детей, а состояние - их отсутствие, хотя индекс депривации социального участия выше у пожилых и старых людей, имеющих детей.
Чем выше размер пенсии пожилого и старого человека, тем ниже вероятность попадания в ситуацию эксклюзии, что при этом не снижает уг-
розу культурной дезинтеграции и социального аутизма.
Вера в Бога является защитным фактором против социальной эксклюзии; устойчивые атеистические убеждения приводят к увеличению значений почти всех индексов эксклюзии. Вера в Бога, однако, не гарантирует защиты от формирования культурной дезинтеграции и социального аутизма. В данном контексте наличие просто веры без оформленных конфессиональных предпочтений снижает уровень исключенности.
Чем беднее ощущает себя человек старшего возраста, тем более выражены индексы деприва-ции социальных прав и депривации безопасности, при этом чем богаче ощущает себя респондент, тем выше его материальная депривация. Возможно, это связано с тем, что группа «богатых» граждан более остро воспринимает риск потери финансового благополучия в связи с невозможностью восстановить или поддерживать привычный образ жизни. Лица старших возрастных групп из «богатых» находятся в ситуации наиболее выраженной социальной эксклюзии с высоким значением индексов депривации социального участия, культурной/нормативной де-привации и социального аутизма.
Если пенсионер продолжает работать после выхода на пенсию, то по всем компонентам социальной эксклюзии у него низкие значения индексов, а если состояние здоровья плохое и очень плохое, то, наоборот - высокие. Жители городов имеют существенно больше шансов оказаться в ситуации социальной эксклюзии и испытать на себе депривацию социального участия, тогда как сельские пенсионеры имеют более высокие индексы культурной дезинтеграции и социального аутизма.
Следует обратить внимание, как распределились значения индексов социальной эксклюзии в зависимости от типа жилья и проживания пенсионеров в одиночестве или с родственниками. Материальная депривация максимально выражена у проживающих совместно с родственниками в частном доме или съемной квартире, депривация социальных прав - у живущих в собственном жилье совместно с родственниками, депривация безопасности - у проживающих совместно с родственниками в частном доме или съемной квартире; депривация социального участия примерно одинаково выражена во всех подвыборках пожилых и старых людей, а культурная дезинте-
Таблица 2
Индексы компонентов социальной эксклюзии в группах риска, средние значения
Фактор риска МШМ БАШ ЕПУГГМ $Р1М сшм SAInd
Пол и возраст
Женщины
55-59 лет 1,2807 2,269 3,0438 1,4854 4,269 2,4386
60-64 года 1,0843 2,073 2,5702 0,7584 4,3989 2,2191
65-69 лет 1,188 1,8889 2,1923 0,5897 4,188 2,2991
70 лет и старше 1,1209 2,2747 2,3956 0,1978 3,978 1,7692
Мужчины
60-64 года 1,0902 1,8689 2,6721 1,0246 4,5902 2,5082
65-69 лет 0,7377 2,2459 2,6066 0,8689 4,1803 2,4262
70-74 года 1,6286 2,1714 2,8855 0,1429 4,6286 2,3714
75 лет и старше 0,0000 1,7500 1,7500 0,0000 2,0000 0,0000
Уровень образования
Среднее общее 0,9281 1,9102 2,1976 0,2335 4,4311 1,6287
Начальное профессиональное 0,9780 1,7692 2,5659 0,5495 5,0549 2,6264
Среднее профессиональное 1,2517 2,0612 2,8197 1,0476 4,2857 2,4456
Неполное высшее 1,6500 1,3000 2,8500 0,7000 4,2000 2,4500
Высшее профессиональное 1,1970 2,5369 2,6798 1,2217 3,9704 2,3892
Семейный статус
Никогда в браке не состояли 0,6316 2,8947 3,0000 1,0000 3,3158 2,9474
Состоите в зарегистрированном браке 1,2306 2,1106 2,9200 0,9482 4,3482 2,4306
Живете вместе, но не зарегистрированы 1,0833 1,6250 1,8125 0,3125 4,3958 2,2083
Разведены и в браке не состоите 0,9851 2,1642 2,3731 1,4179 4,7761 2,0896
Вдовец/вдова 1,1063 2,0821 2,2343 0,5604 4,1739 2,0242
Наличие детей
Есть дети 1,1706 2,1169 2,6059 ,8680 4,3026 2,2613
Нет детей 0,7442 1,9070 2,7907 ,5116 4,7907 2,3023
Размер пенсии
Менее 9000 руб. 1,6087 2,3986 3,1920 1,0290 5,1522 2,4457
9001-11000 руб. 1,0252 2,1765 2,2521 0,5462 3,7395 2,0000
11001-21000 руб. 0,8808 2,0960 2,3924 0,8377 3,8974 2,2550
21001-30000 руб. 0,6667 0,8333 1,1667 0,8333 4,0000 2,8333
Отношение к религии
Я верю в Бога, считаю себя последователем определенной религии 1,08 2,244 2,746 0,784 4,516 2,456
Я верю в Бога по своему, но конкретную религию не исповедую 0,9757 2,0243 2,3841 0,8275 4,2453 2,1348
Я не верю в Бога 1,8495 1,9785 3,0053 1,0753 4,4409 2,4731
Я атеист 1,4444 2,4667 3,1778 1,1333 5,1778 2,2444
Самооценка уровня материального обеспечения
Очень бедные 0,0000 0,0000 2,8889 0,0000 4,1111 1,8889
Бедные 1,8522 2,7913 2,6826 0,3478 4,5391 2,3652
Среднеобеспеченные 1,0312 2,0156 2,5996 0,9081 4,4125 2,1820
Обеспеченные 0,9254 1,8060 2,4327 1,2537 3,3731 2,7015
Богатые 2,5000 2,5000 2,0000 2,7500 2,0000 3,7500
Включенность в трудовые отношения
Работает 1,4289 2,5711 2,8277 1,3933 4,3444 2,3644
Не работает 0,7552 1,6034 2,3655 0,0379 4,2724 2,1897
Поселенческая принадлежность
Город 1,2410 2,1619 2,7122 1,0072 4,2284 2,2410
Село 0,8879 1,9327 2,4103 0,4439 4,4798 2,3901
Состояние здоровья
Очень хорошее 1,3500 1,6000 2,0500 1,3500 2,9000 2,4000
Хорошее 0,9343 1,9781 2,1788 0,8102 4,2920 2,4672
Среднее, не хорошее, но и не плохое 1,1533 2,1303 2,7136 0,9061 4,2395 2,1648
Плохое 1,3370 2,2935 3,0163 0,4674 4,9348 2,5761
Очень плохое 1,3333 1,1667 1,1667 0,8333 4,1667 2,5000
Окончание табл. 2
Фактор риска MDInd DAInd EnvrInd SPInd CDInd SAInd
Скученность проживания и тип жилья
Живу в частном доме со своими родственниками 1,2236 2,1818 2,7018 0,9236 4,4473 2,3364
Живу в собственной квартире со своими родственниками 1 2,8235 1,2941 0,5294 3,1765 1,8235
Живу в съемной квартире со своими родственниками 1,1098 1,9191 2,5925 0,7861 4,3006 2,3179
Живу один в частном доме 0 2,5714 0 0,8571 4 1,7143
Оценка работоспособности
По сравнению со сверстниками я сохраняю высокую активность 1,0712 2,0871 2,6372 1,2691 4,0211 2,3351
Я быстро устаю 1,2724 2,2821 2,5352 0,4904 4,6571 2,1827
Я чувствую себя уставшим, даже если ничего не делаю 1,4737 2,4211 4,0000 0,5000 4,5789 2,8947
Я настолько устал, что ничего не могу делать 1,6111 2,1111 2,6111 0,3333 4,2778 2,8333
Оценка двигательной активности
Двигательная активность сохранилась в полном объеме 1,2601 2,1659 2,6132 1,2197 4,2489 2,3341
Двигательная активность резко сокращена 1,0528 2,2148 2,6232 0,3838 4,3908 2,1866
Не покидаете пределов комнаты 0,7647 1,4706 3,3529 0,3529 5,1176 2,7647
Постельный режим 7,0000 3,5000 6,5000 0,0000 6,0000 4,5000
Способность к самообслуживанию
Обслуживаете себя самостоятельно 1,1377 2,1604 2,5802 0,9304 4,2209 2,1815
Частично 1,1324 2,3824 3,1618 0,3824 5,0735 3,4118
Нуждаетесь в постоянном уходе 2 1 3,4286 0,8571 5,1429 3
Примечание.*%2, р < 0,05. Максимальные значения свидетельствуют о максимальной выраженности эксклюзии, полужирным шрифтом выделены значимые различия в подвыборках.
грация и социальный аутизм - также в группах проживающих совместно с родственниками в частном доме или съемной квартире.
Что касается групп пенсионеров с разной степенью двигательной активности, работоспособности и способности к самообслуживанию, то в данном случае, чем более низки данные способности, тем более выражены социальная эксклю-зия пожилых и все ее компоненты (табл. 2).
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Быть социально исключенным для современного человека старшего возраста в России, во-первых, не значит испытывать депривацию во всех измерениях эксклюзии, можно лишь быть более или менее исключенным в тех или иных ипостасях социальной эксклюзии. Во-вторых, потеря физической возможности, ограничение в здоровье, свободе передвижения безусловно увеличивают риск социальной эксклюзии. В-третьих, практически каждый из рассмотренных факторов риска, увеличивая значение компоненты общей социальной эксклюзии, неизбежно снижает значение других компонентов эксклюзии.
Риск социальной исключенности лиц старших возрастных групп увеличивает сам факт выхода на пенсию, достижение старческого возраста и снижение физических параметров жизнедеятельности, безбрачный статус, низкий уровень
образования, проживание на высокоурбанизированной территории, низкая финансовая обеспеченность и ощущение себя бедным, осознанный атеизм, проживание в частном доме или на съемной квартире совместно с близкими и дальними родственниками.
Во всех трех регионах определены внешние неблагоприятные для обеспечения социальной инклюзии (включения) лиц старших возрастных групп социальные, экономические и политические условия, которые зависят прежде всего от действий региональных властей, развитости и зрелости институтов гражданского общества в сфере поддержки населения пожилого и старческого возраста. Дисбаланс в развитии подобных инициатив и потребностях населения старших возрастных групп приводит к формированию пассивной социальной эксклюзии, то есть существующая на сегодняшний день система экономической и социальной поддержки населения пожилого и старческого возраста создает условия для формирования социальной эксклюзии, особенно их материальной депривации и ограничения социального участия. Максимально усиливают социальную эксклюзию условия жизни лиц старших возрастных групп в Алтайском крае, хотя в целом ситуация неблагоприятна во всех трех рассматриваемых регионах.
ЛИТЕРАТУРА
REFERENCES
1. Silver H., Miller S.M. Social exclusion. Indicators. 2003; 2 (2): 5-21. http://dx.doi.org/10.1080/15357449.2003.11069166
2. Action plan to combat long-term unemployment. Доступно по http://www.gouvernement.fr/en/action-plan-to-combat-long-term-unemployment. Ссылка активна на 05.07.2017.
3. New Labour because Britain deserves better. Доступно по http://www.politicsresources.net/area/uk/man/lab97.htm. Ссылка активна на 05.07.2017.
4. Paugam S. Social bonds and coping strategies of unemployed people in Europe. Italian Sociological Review. 2016; 6 (1): 27-55. DOI: http://dx.doi.org/10.13136/ isr.v6i1.122
5. Walsh K. «Interrogating the «age-friendly community» in austerity: myths, realties and the influence of place context. In: Walsh K., Carney G., Ni Leime A. (eds) Ageing through austerity: critical perspectives from Ireland. Policy Press, Bristol. 2015: 79-95. DOI: 10.1332/policypress/ 9781447316237.001.0001
6. Biggs S., Kimberley H. Adult ageing and social policy: new risks to identity. Soc. Policy Soc. 2013; 12: 287-297. DOI: https://doi.org/10.1017/S1474746412000656
7. Scharlach A.E., Lehning A.J. Ageing-friendly communities and social inclusion in the United States of America. Ageing Soc. 2013; 33: 110-136. DOI: https://doi.org/ 10.1017/S0144686X12000578
8. Buffel T., De Donder L., Phillipson C. et al. Social participation among older adults living in medium-sized cities in Belgium: the role of neighbourhood perceptions. Health Promot Int. 2014; 29: 655-668. DOI: https://doi.org/ 10.1093/heapro/dat009
9. Максимова С.Г., Ноянзина О.Е., Максимова М.М. Стареющее общество современной России: позитивные и негативные тенденции. Вестник Алтайского государственного аграрного университета. 2016; 10 (144): 163-170.
10. Myck M., Najsztub M., Oczkowska M. Measuring social deprivation and social exclusion. In: Borsch-Supan A., Kneip T., Litwin H., Myck M., Weber G. (eds.) Ageing in Europe - supporting policies for an inclusive society. de Gruyter, Boston, 2015: 67-78.
11. Scharf T., Keating N. Social exclusion in later life: a global challenge. In: Scharf T., Keating N. (eds.) From exclusion to inclusion in old age: a global challenge. The Policy Press, Bristol. 2012: 1-16.
Поступила 12.07.2017 Принята к опубликованию 20.10.2017
1. Silver H., Miller S.M. Social exclusion. Indicators. 2003; 2 (2): 5-21. http://dx.doi.org/10.1080/15357449.2003.11069166
2. Action plan to combat long-term unemployment. Available at: http://www.gouvernement.fr/en/action-plan-to-combat-long-term-unemployment. Accessed July 05, 2017.
3. New Labour because Britain deserves better. Available at: http://www.politicsresources.net/area/uk/man/lab97.htm. Accessed July 05, 2017.
4. Paugam S. Social bonds and coping strategies of unemployed people in Europe. Italian Sociological Review. 2016; 6 (1): 27-55. DOI: http://dx.doi.org/10.13136/ isr.v6i1.122
5. Walsh K. «Interrogating the «age-friendly community» in austerity: myths, realties and the influence of place context. In: Walsh K., Carney G., Ni Leime A. (eds.) Ageing through austerity: critical perspectives from Ireland. Policy Press, Bristol. 2015: 79-95. DOI: 10.1332/policypress/ 9781447316237.001.0001
6. Biggs S., Kimberley H. Adult ageing and social policy: new risks to identity. Soc. Policy Soc. 2013; 12: 287-297. DOI: https://doi.org/10.1017/S1474746412000656
7. Scharlach A.E., Lehning A.J. Ageing-friendly communities and social inclusion in the United States of America. Ageing Soc. 2013; 33: 110-136. DOI: https://doi.org/ 10.1017/S0144686X12000578
8. Buffel T., De Donder L., Phillipson C. et al. Social participation among older adults living in medium-sized cities in Belgium: the role of neighbourhood perceptions. Health Promot Int. 2014; 29: 655-668. DOI: https://doi.org/ 10.1093/heapro/dat009
9. Maksimova S.G., Nojanzina O.E., Maksimova M.M. Starejushhee obshhestvo sovremennoj Rossii: pozitivnye i negativnye tendencii. Vestnik Altaiskogo gosudarstvennogo agrarnogo universiteta. 2016; 10 (144): 163-170. (In Russ.).
10. Myck M., Najsztub M., Oczkowska M. Measuring social deprivation and social exclusion. In: Borsch-Supan A., Kneip T., Litwin H., Myck M., Weber G. (eds.) Ageing in Europe - supporting policies for an inclusive society. de Gruyter, Boston, 2015: 67-78.
11. Scharf T., Keating N. Social exclusion in later life: a global challenge. In: Scharf T., Keating N. (eds.) From exclusion to inclusion in old age: a global challenge. The Policy Press, Bristol. 2012: 1-16.
Received 12.07.2017 Accepted 20.10.2017
Сведения об авторах
Максимова Светлана Геннадьевна - профессор, д-р социологических наук, заведующая кафедрой психологии коммуникаций и психотехнологий, ФГБОУ ВО «Алтайский государственный университет», 656049, г. Барнаул, просп. Ленина, 49-34. Тел.: +7 (913) 215-60-82. E-mail: [email protected].
Ноянзина Оксана Евгеньевна - доцент, канд. социологических наук, ФГБОУ ВО «Алтайский государственный университет», 656060, г. Барнаул, ул. Шукшина, 12-204. Тел.: +7 (923) 644-02-85. E-mail: [email protected].
About the authors
Maksimova Svetlana G. - Altai State University, Doctor of Sociology, Head of Department of Psychology of Communications and Psycho-Technologies, 656049, Barnaul, Lenin av., 49-34. Tel.: +7 (913) 215-60-82. E-mail: [email protected].
Noyanzina Oksana Ye. - Altai State University, Associate Professor, Candidate of Sociology. Department of Psychology of Communications and Psycho-Technologies, 656060, Barnaul, Shuksin str., 12-204. Tel.: +7 (923) 644-02-85. E-mail: [email protected].
