CC BY
4217. Строгович М. С. Вопросы теории правоотношений // Советское государство и право. 1964. № 4. С. 51-61.
18. Курс советского гражданского процессуального права / под ред. А. А. Мельникова, П. П. Гуреева, А. А. Добровольского [и др.]. М.: Наука, 1981. 463 с.
19. Победкин А. В. О методе уголовно-процессуального регулирования // Вестник Московского университета МВД России. 2015. № 3. С. 73-76.
20. Шумилин С. Ф. Полномочия следователя: механизм и проблемы реализации. М.: Экзамен, 2006. 382 с.
21. По делу о проверке отдельных положений Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина М. И. Бондаренко: постановление Конституционного Суда РФ от 14 ноября 2017 г. № 28-П // Собрание законодательства РФ. 2017. № 48. Ст. 7299.
22. Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса: в 2-х т. М.: Наука, 1968. Т. 1. 170 с.
© Победкин А. В.
УДК 343.137.2.05(470+574)
А. А. ПРОКОПОВА, адъюнкт Академии управления МВД России (г. Москва)
A. A. PROKOPOVA, adjunct of the Academy of Management of the Interior Ministry of Russia (Moscow)
ОТНОШЕНИЕ ОБВИНЯЕМОГО К ПРЕДЪЯВЛЕННОМУ ОБВИНЕНИЮ КАК КРИТЕРИЙ УСКОРЕНИЯ ДОСУДЕБНОГО ПРОИЗВОДСТВА И ЕГО ВЛИЯНИЕ НА ГАРАНТИИ ЗАКОННОСТИ УГОЛОВНОГО ПРОЦЕССА (НА ПРИМЕРЕ РЕСПУБЛИКИ КАЗАХСТАН И РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ)
ATTITUDE OF THE ACCUSED TO THE ACCUSATION AS A CRITERION FOR EXPEDITING PRE-TRIAL PROCEEDINGS AND ITS INFLUENCE ON THE GUARANTEE OF THE LEGALITY
OF THE CRIMINAL PROCESS (ON THE EXAMPLE OF THE REPUBLIC OF KAZAKHSTAN AND THE RUSSIAN FEDERATION)
Аннотация. В статье анализируется проблема критерия дифференциацииуголовно-процес-суальной формы в целях ускорения судопроизводства. На основе анализа ускоренных досудебных производств Казахстана и России делается вывод о том, что объективного критерия дифференциации не существует. Ввиду объективной необходимости ускорения судопроизводства автор предлагает ориентироваться на относительно объективные критерии, из числа которых должно быть исключено отношение обвиняемого кпредъявленному обвинению (согласие с обвинением, признание вины или неоспаривавание обвинения, обстоятельствпоуголовному делу). Позиция обвиняемого как критерий ускорения отрицательно сказывается на качестве доказывания, тем более что в большинстве случаев для ускорения судопроизводства он является избыточным и провоцирует должностных лиц, осуществляющихуголовное судопроизводство, на отступление от требования законности.
Ключевые слова и словосочетания: вина, дифференциация, уголовно-процессуальная форма, досудебное производство, критерий дифференциации, признание вины (обвинения), упрощенные производства, ускоренные производства.
Annotation. The article analyzes the problem of the criterion of differentiation of the criminal procedure form in order to expedite legal proceedings. Based on the analysis of accelerated pre-trial proceedings in Kazakhstan and Russia, the author draws the conclusion that there is no objective criterion for differentiation. In view of the objective need to expedite the proceedings, the author proposes to focus on relatively objective criteria, from which the attitude of the accused to the accusation should be excluded (consent to the accusation, pleading guilty or not challenging the accusation, circumstances of the criminal case). The position of the accused as a criterion for acceleration negatively affects the quality of evidence, especially since in most cases it is redundant for expedited legal proceedings and provokes officials who conduct criminal proceedings to derogate from the requirement of legality.
Keywords and phrases: guilt, differentiation, the criminal procedure form, pre-trial proceedings, differentiation criterion, guilty plea (charges), simplified proceedings, expedited proceedings.
Современная тенденция движения к удешевлению и эргономичности уголовного судопроизводства на постсоветском пространстве с каждым годом набирает обороты. Специалисты активно обсуждают выгоду, в том числе экономическую, от различных средств и методов упрощения уголовного процесса, простоты разрешения уголовного конфликта и скорости восстановления нарушенных прав граждан.
Основным способом достижения цели экономичности, применяемым законодателем и поддерживаемым большинством ученых, является ускорение производств за счет упрощения их процессуальной формы. Однако значимое ускорение производства требует существенных отличий от общего порядка, иначе сроки производств заметно не сократить, а процедуру не упростить. Изъятия из общего порядка определяются в каждом случае и в каждой стране индивидуально, однако, поскольку надежная процессуальная форма характеризуется в целом однотипными гарантиями, те или иные из них ослабляются в зависимости от разных факторов (от исторических традиций до субъектного состава законодательных органов). Этими же факторами обусловлено и решение основного вопроса дифференциации процессуальной формы - о критериях ускорения производства. Проблема такого критерия - одна из самых концептуальных на протяжении десятилетий. Будучи актуальной и в дореволюцион-
ное, и в советское время, в России конца XX века она особо подчеркивалась в Концепции судебной реформы в РСФСР 1991 г. [1], однако даже относительно единого мнения о критерии дифференциации процессуальной формы в науке уголовного процесса до настоящего момента нет, хотя нет и недостатка в предложениях.
Н. С. Алексеев, В. Г. Даев, Л. Д. Кокорев, сочетая процессуальную и материальную составляющую, в качестве данного критерия предлагали: простоту, несложность, очевидность события преступления и сравнительно меньшую общественную опасность преступления [2, с. 35]. Р. Д. Рахунов в качестве оснований дифференциации выделял характер преступления, личность обвиняемого и сложность досудебной подготовки [3, с. 89], собственно также оставаясь в рамках материальной и процессуальной характеристики критерия.
М. Л. Якуб выделял следующие критерии дифференциации: степень общественной опасности преступления и тяжесть меры наказания за его совершение; степень сложности дел (фактической и правовой стороны); общественно-политическое значение дел, а также воспитательное и общепредупредительное воздействие процесса; значение преступлений для интересов отдельных лиц или организаций [4, с. 103]. В данном случае в составляющие критерия дифференциации, наряду с процессуальной и материальной, включается и социаль-
ная характеристика деяния. Достаточно полный обзор предлагаемых систем критериев дифференциации процессуальной формы проведен И. С. Смирновой [5, с. 65-69], разделившей их на две объективно существующие категории: уголовно-правовые (материальные) и уголовно-процессуальные.
Обратимся к тем, на основании которых в подавляющем большинстве случаев принимается решение об ускорении производства. К уголовно-правовым (материальным) критериям могут относиться: степень общественной опасности преступления; наказание, предусмотренное за совершение преступления; общественное и общественно-политическое значение дел и значение, которое имеет преступление для интересов обвиняемого или потерпевшего (заметим, что последний критерий скорее не материальный, а социальный). К уголовно-процессуальным критериям И. С. Смирнова отнесла: сложность (степень сложности) расследования уголовных дел и познания обстоятельств по уголовному делу; степень сложности разрешения как фактической, так и правовой стороны уголовного дела; его «ясность» и «несложность».
Д. П. Великий основания дифференциации уголовно-процессуальной формы делит на учитываемые: законодателем при создании разных форм (общественная опасность, личность обвиняемого и др.) и правоприменителем при выборе вида производства в определенной процессуальной форме (особая общественная значимость, согласие лица на применение данной формы и т. д.) [6, с. 47]. Полагаем, что предполагаемое разграничение оснований отнюдь не безупречно, законодатель определил критерии, а правоприменитель должен лишь устанавливать какие обстоятельства свидетельствуют о его наличии или отсутствии.
На основе изучения международного опыта О. В. Волынская сформулировала
вывод, согласно которому основаниями применения ускоренной процессуальной формы выступают либо перечень установленных в законе уголовно-наказуемых деяний (как в протокольном производства по УПК РСФСР 1960 г.), либо установленный законом предельный размер санкций или конкретных категорий уголовно наказуемых деяний, либо определенная совокупность признаков, присущих уголовному делу [7, с. 13-14].
Некоторые ученые приоритетным критерием называют дифференциацию правовой ответственности, поскольку дифференциация процедуры прежде всего определяется материальным правом [8, с. 66], и предлагают предусмотреть в законе некие уголовные проступки [9, с. 84], которые рассматривают в качестве основания (критерия) применения ускоренного расследования [7, с. 23]. Проступок существовал в дореволюционной России согласно законодательным положениям Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. и Устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, 1864 г. Законодательство большинства европейский стран (Франция, Италия, Испания, Австрия, Германия) также содержит понятие проступка [10, с. 7]. Уголовные проступки предусмотрены законодателем в отдельных странах на постсоветском пространстве. В Казахстане в Уголовный кодекс 2014 г. введено понятие уголовного проступка и 156 составов, под него подпадающих. Новая редакция Уголовно-процессуального кодекса Республики Казахстан (далее - УПК РК) 2014 г. была дополнена протокольной формой по уголовным проступкам, в настоящий момент активно применяющейся. В Кыргызстане разработан Кодекс о проступках Кыргызской Республики [11]. Согласно ст. 148 УПК Кыргызской Республики уголовно-процессуальная форма подразделяется на следствие, проводимое по преступлениям, и производство по делам о проступках [12]. В России также ак-
тивно обсуждается вопрос о введении в уголовное право понятия и перечня уголовных проступков [13; 14, с. 92-96; 15, с. 121-129].
Уголовный процесс зарубежных стран содержит схожие критерии ускорения производств. Ускоренное производство применяется к очевидным деяниям или преступлениям, не считающимся серьезными, и представляет собой порядок, в рамках которого совершение некоторых действий не требуется, или они упрощаются [16, с. 38]. В англосаксонской системе права критерием для применения ускоренных производств является лояльное отношение обвиняемого к предъявленному обвинению, в случае отсутствия спора - применение «сделок с правосудием» [17, с. 113]. Соглашения, заключаемые в ускоренном судопроизводстве континентального типа, сводятся исключительно к вопросам процедурного характера, т. е. сторонами определяются различные варианты процедуры рассмотрения дела, и в целом не затрагиваются уголовно-правовые аспекты обвинения [17, с. 113].
На наш взгляд, из всего массива предложенных критериев дифференциации процессуальной формы необходимо вычленить группы, в которые можно обобщить критерии по признаку объективности и субъективности. К объективным критериям следует отнести: состав преступления, тяжесть наказания и др. К субъективным: сложность дела, общественно-политическая значимость и т. д. Опираться на субъективные критерии при решении о возможности использования процессуальной формы упрощенного типа весьма опасно, в данном случае применимы лишь объективные критерии, однако и они имеют различное значение и не всегда могут лечь в основу дифференциации производства.
Собственно говоря, абсолютно объективные критерии не найдены до настоящего момента, поскольку имеющиеся не отвечают требованию абсолютности
(преступление небольшой тяжести объективно может требовать расследования в общем порядке) [18, с. 128]. Поэтому меньше всего возражений вызывают относительно объективные: те, которые могут быть обозначены законодателем как позволяющие правоприменителю самостоятельно принимать решения, однако не в обязательном порядке, а при соответствующей реальной потребности в ускоренном производстве.
Сложность уголовного дела не может оцениваться по показателям тяжести преступления или размера грозящего наказания, поскольку любое, даже особо тяжкое преступление может быть совершено в условиях очевидности и не вызывать проблем в доказывании, при этом преступления небольшой и средней тяжести могут влечь большие затруднения в их расследовании [18, с. 125]. Еще одним критерием, который можно назвать относительно объективным, является отношение подозреваемого (обвиняемого) к обвинению. Несмотря на исторический опыт, он до сих пор является значимым аргументом в расследовании и активно используется законодателем как критерий упрощения уголовно-процессуальной формы, чаще в сочетании с другими относительно-объективными критериями: тяжести наказания или состава преступления [18, с. 127].
Анализ ускоренных досудебных производств в уголовном процессе России и Казахстана (дознание в настоящий момент фактически перестало быть ускоренной формой расследования в обоих государствах и поэтому автором в качестве такового не рассматривается) показал, что основанием для большей части указанных производств является признание (согласие, неоспаривание) лицом вины (обвинения), что дает возможность не проводить всестороннее, полное, объективное исследование обстоятельств дела и качественный сбор доказательств [19, с. 289]. Так, досудебное расследование в Казахстане может производиться
как предварительное следствие, дознание и в протокольной форме. Две первые формы досудебного производства могут проводиться в ускоренном порядке при наличии доказанности факта преступления, лица, его совершившего, признания им своей вины и размера ущерба (ст. 190 УПК РК).
Протокольная форма досудебного расследования имеет упрощенный режим доказывания, заключающийся в возможности производства следственных и процессуальных действий, фиксирующих следы уголовного правонарушения и иные доказательства вины подозреваемого лица, если их результаты не оспариваются участниками производства (ч. 2 ст. 527 УПК РК). Кроме указанных форм, в уголовном процессе Казахстана имеются также приказное производство и производство по делам с заключенной сделкой о признании вины, на наш взгляд, также являющихся ускоренными. Приказное производство осуществляется по преступлениям небольшой тяжести и проступкам, если доказан факт совершения противоправного деяния; подозреваемый не оспаривает имеющиеся доказательства, квалификацию преступления и причиненный ущерб, а иные участники дали согласие на применение приказанного порядка судопроизводства без исследования доказательств в суде [19, с. 287].
Процессуальное соглашение в форме сделки о признании вины распространяется на преступления небольшой, средней тяжести либо тяжкие преступления, если подозреваемый (обвиняемый) согласен с подозрением (обвинением) (п. 1 ч. 1 ст. 612 УПК РК). В этой связи в науке все чаще стали беспокоиться относительно реальности принципов уголовного судопроизводства, в частности, принципа презумпции невиновности, который может потерять свою всеобщность, сталкиваясь с процессуальным соглашением о признании вины. Признание подозреваемым вины здесь мо-
жет стать основной опорой обвинения, а полнота доказывания не обеспечивается, тем самым оставляя принцип всестороннего, полного и объективного исследования обстоятельств дела (ст. 24 УПК РК) за границами расследования [20, с. 130]. Иначе говоря, данный критерий ставит под сомнение реализацию принципов уголовного судопроизводства и не только применительно к законодательству Республики Казахстан, но и к законодательству России, где дознание в сокращенной форме также проводится, если обвиняемый (подозреваемый) не оспаривает правовую оценку деяния, приведенную в постановлении о возбуждении уголовного дела, свою вину, характер и размер причиненного преступлением вреда.
Таким образом, позиция обвиняемого в ускоренных производствах как Казахстана, так и России является элементом критерия ускорения производства, способным влиять на полноценность реализации принципов уголовного судопроизводства, прежде всего принципа презумпции невиновности. С учетом привлекательности в правоприменении сокращенных форм расследования данное обстоятельство является крайне негативным фактором и способно привести к плачевным последствиям всю систему уголовной юстиции.
Остается непонятным, для чего законодатель уделяет большое внимание позиции обвиняемого (подозреваемого) в части признания (неоспаривания) значимых обстоятельств дела. Заметим, что в терминологии законодатель не строг. В процессуальных нормах, наряду с «признанием вины», фигурирует «согласие обвиняемого с предъявленным ему обвинением», «неоспаривание». Одни ученые отождествляют эти понятия, другие - разграничивают. К примеру, М. С. Стро-гович «признание вины» отождествлял с «признанием обвинения» [21, с. 68], а И. Л. Петрухин уравнивал согласие с
предъявленным обвинением с «полным признанием обвиняемым своей вины» [22, с. 25].
Л. Е. Владимиров отмечал, что признанием является сознание в совершенном преступлении, составляющем предмет обвинения, а признанием обвинения является признание обвинения с ограничениями или без таковых [23, с. 321]. Д. П. Великий пишет: «Признание своей вины содержит элементы покаяния, стремление примириться с обществом, потерпевшим, характеризует личность обвиняемого и в определенных случаях может служить обстоятельством, смягчающим ответственность» [24, с. 75]. Согласно постановлению Пленума Верховного Суда РФ «под обвинением следует понимать фактические обстоятельства содеянного обвиняемым, форму вины, мотивы совершения деяния, юридическую оценку содеянного, а также характер и размер вреда, причиненного деянием обвиняемого» [25].
Согласие обвиняемого с предъявленным обвинением, конечно, должно означать понимание им сути обвинения, согласие с квалификацией преступного деяния [26, с. 10]. Однако не только. Согласие с обвинением станет исключительной формальностью, если не будет включать: согласие с системой обвинительных доказательств и с виновностью в совершении преступления, т. е. не будет означать признание своей вины [27, с. 61]. А. К. Аверченко согласие с предъявленным обвинением подразделяет на: согласие с объективными признаками события вменяемого деяния; согласие с характером и размером вреда; согласие с изложенными в соответствующем документе формой вины, целью и мотивом деяния; согласие с изложенными признаками субъекта преступления; согласие с юридической квалификацией инкриминируемого; согласие с гражданским иском [28, с. 138].
Е. В. Богданов сравнивает между собой понятия «признание обвинения» и
«признание вины», обосновывая их фактическую равнозначность тем, что когда обвиняемого спрашивают, признает ли он свою вину, ответ рассматривают в двух значениях: как позицию, занимаемую им по отношению к предъявленному обвинению (признание обвинения) и как психическое отношение к содеянному (элемент субъективной стороны) [29]. Заметим, что если согласно такой аргументации поставить вопрос о «признании обвинения», то за рамками такого признания остается психическое отношение к содеянному («признание вины»).
Д. П. Великий при той же аргументации, напротив, разделяет данные категории, определяя признание вины как психическое отношение лица к совершенному деянию, а согласие с предъявленным обвинением - как отношение обвиняемого к фиксированной в процессуальных актах версии о его виновности: «признание вины имеет материально-правовое значение, а согласие с предъявленным обвинением - процессуальное» [24, с. 76], - пишет он. Существует мнение, что признание вины обвиняемым может иметь место только относительно совершенного преступления, а не самого обвинения, поскольку его согласие с юридической оценкой деяния не мешает в последующем данную оценку изменить [30]. Не стоит забывать, что само по себе деяние без учета квалификации по соответствующей норме закона не имеет юридического значения [31, с. 282], да и психическое отношение к деянию затруднительно выразить без ознакомления с квалификацией деяния.
Споры, ведущиеся учеными, не терминологические. Законодатель, предусматривая «согласие с обвинением», а не «признание вины» в качестве основания ускоренного производства, в истолковании правоприменителя вполне мог подразумевать формальное согласие с квалификацией деяния без реально-
го признания своей вины в содеянном. Еще острее ситуация, обусловленная возможностью ускоренного производства, если лицо «не оспаривает» значимых обстоятельств дела: в данном случае законодатель ориентирует правоприменителя на исключение проверки данных обстоятельств, если об этом не заявят участники производства. Данные положения фактически отменяют доказывание виновности вне зависимости, согласен ли подозреваемый (обвиняемый) с обвинением, признает ли он вину.
Таким образом, в уголовно-процессуальном законодательстве содержатся различные вариации отношения лица (подозреваемого, обвиняемого) к значимым обстоятельствам дела, учитываемым при применении ускоренных производств. Несмотря на указанные законодательные предписания относительно ускорения производства с учетом позиции обвиняемого (подозреваемого), доказательственная деятельность может осуществляться без опоры на признание лицом своей вины (подозрения, обвинения) как в общем, так и в ускоренном порядке производства. Так, правоприменительная практика свидетельствует, что при производстве первоначальных следственных действий следователь зачастую уже получает ту совокупность достаточных фактических данных, которые станут основой обвинения и найдут свое отражение в постановлении о привлечении в качестве обвиняемого. Такие сведения могут содержать: информацию о событии преступления и иметь значение для квалификации преступления; указывать на отсутствие обстоятельств, устраняющих уголовную ответственность, и на лицо, подлежащее привлечению в качестве обвиняемого. Для чего же в таких случаях еще и ускорять производство, ориентируясь именно на согласие (признание, неоспаривание) с обвинением (подозрением)? Тем более странно ориентироваться на
согласие (признание, неоспаривание) с обвинением, если доказательств значимых обстоятельств по уголовному делу получить не удалось.
Соответственно, возникает сомнение в необходимости учета позиции обвиняемого при конструировании ускоренных производств. Если обосновать наличие данного условия возможностью сокращения предмета доказывания, то это очень «зыбкий путь». При отказе от системы полноценного доказывания, ориентации на признание вины объективно создаются риски незаконного воздействия на обвиняемого в целях получения его согласия с обвинением или попросту неоспаривания доказательств и обвинения. По мнению В. Л. Будникова, при производстве дознания в сокращенной форме еще большее число дознавателей будет стремиться к получению признания, потому как это будет упрощать их работу, что не может не сказаться на качестве расследования и способах получения признания [32, с. 44-45]. Аналогичное мнение высказывает и О. В. Качалова, указывая, что до настоящего времени существуют случаи использования незаконных методов расследования, «внепроцессу-альных» бесед в отсутствие защитника, цель которых склонение к признанию вины и даче показаний [33, с. 145]. Акцент на согласительных элементах в ускоренных производствах также может провоцировать ложное признание (самооговор) [22, с. 26].
Недостижение предполагаемых объемов производства дознания в сокращенной форме в России (только четверть от общего числа уголовных дел, расследуемых в форме дознания) обусловлено в том числе и существенными гарантиями от самооговора (переход к дознанию в общем порядке в случае, если самооговор усмотрен прокурором, судьей; ходатайство о производстве дознания в общем порядке потерпевшего, подозреваемого, обвиняемого).
В условиях применяемого законодателем критерия такие гарантии, действительно, необходимы. Однако они применяются «постфактум», когда незаконное воздействие на обвиняемого уже может быть оказано. Правоприменителю пора отходить от «едва ли не «генетически заложенного» стремления ориентироваться, прежде всего, на признание обвиняемым своей вины» [34, с. 107], а законодателю
следует создавать для этого необходимые условия. Гораздо более целесообразно было бы отказаться от такого критерия ускорения, как позиция обвиняемого, подозреваемого относительно обвинения и собранных доказательств, и ограничиться одним, относительно объектным критерием - перечень составов преступления, по которым допускаются ускоренные производства.
***
ЛИТЕРАТУРА
1. О концепции судебной реформы в РСФСР: постановление Верховного Суда РСФСР от 24 октября 1991 г. № 1801-1 // СПС «КонсультантПлюс».
2. Алексеев Н. С., Даев В. Г., Кокорев Л. Д. Очерк развития науки советского уголовного процесса. Воронеж, 1980. 252 с.
3. Рахунов Р. Д. Проблема единства и дифференциации уголовно-процессуальной формы // Вопросы борьбы с преступностью. 1978. № 29. С. 89-91.
4. Якуб М. Л. Процессуальная форма в советском уголовном судопроизводстве. М., 1981. 144 с.
5. Смирнова И. С. Критерии дифференциации основных уголовно-процессуальных производств // Вестник Омской юридической академии. 2015. № 1. С. 65-69.
6. Великий Д. П. Единство и дифференциация уголовно-процессуальной формы: история, современность, перспективы: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2001. 211 с.
7. Волынская О. В. Ускоренное производство в уголовном процессе (сравнительно-правовое исследование): автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 1992. 24 с.
8. Петровская Е. Нужно ли изменять процессуальную форму в уголовном судопроизводстве // Социалистическая законность. 1974. № 8. С. 65-66.
9. Курляндский В. И. Неотвратимость наказания и борьба с преступностью // Советское государство и право. 1972. № 9. С. 81-87.
10. Рогова Е. В. Понятие и сущность уголовного проступка // Труды Академии управления МВД России. 2012. № 3 (23). С. 7-9.
11. Кодекс о проступках Кыргызской Республики: проект от 1 февраля 2017 г. № 18. URL: http://cbd.minjust.gov.kg/act/view/ru-ru/111529 (дата обращения: 24.02.2019).
12. Уголовно-процессуальный кодекс Кыргызской Республики: проект от 2 февраля 2017 г. № 20. URL: http://cbd.minjust.gov.kg/act/view/ru-ru/111530 (дата обращения: 24.02.2019).
13. О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации (в части введения особого порядка досудебного производства): проект Федерального закона (подготовлен МВД России, не внесен в ГД ФС РФ, текст по состоянию на 31.01.2015) // СПС «КонсультантПлюс».
14. Гаврилов Б. Я., Милехин В. А. Перспективы совершенствования форм расследования преступлений подследственных органам дознания системы МВД России // Вестник экономической безопасности. 2018. № 2. С. 92-96.
15. Качалова О. В. Ускоренное досудебное производство по уголовным делам: перспективы развития // Актуальные проблемы российского права. 2018. № 4 (89). С. 121-129.
16. Волеводз А. Г. Литвишко П. А. Упрощенное (ускоренное) уголовное судопроизводство в некоторых странах Европы // Российская юстиция. 2010. № 10. С. 38-41.
17. Качалова О. В. Ускоренное производство в российском уголовном процессе: дис. ... д-ра юрид. наук. М., 2016. 482 с.
18. Победкин А. В. Уголовный процесс: состояние вне права: монография. М., 2013. 248 с.
19. Прокопова А. А. Ускоренные досудебные производства в Республике Казахстан: важно найти объективный критерий // Перспективы государственно-правового развития России в XXI веке: материалы Всероссийской научно-теоретической конференции. Ростов, 2019. С. 285-290.
20. Толеубекова Б. Х., Хведелидзе Т. Б. Алогизмы нового уголовно-процессуального кодекса Республики Казахстан // Вестник КазНПУ имени Абая. № 4 (50). 2017. С. 127-133.
21. Строгович М. С. Признание обвиняемым своей вины в качестве судебного доказательства // Советское государство и право. 1982. № 4. С. 68-74.
22. Петрухин И. Роль признания обвиняемого в уголовном процессе // Российская юстиция. 2003. № 2. С. 24-26.
23. Владимиров Л. Е. Учение об уголовных доказательствах. Тула: Автограф, 2000. 464 с.
24. Великий Д. П. Особый порядок судебного разбирательства: теория практика // Журнал российского права. 2005. № 6. С. 74-80.
25. О применении судами особого порядка судебного разбирательства уголовных дел: постановление Пленума Верховного Суда РФ от 5 декабря 2006 г. № 60 (ред. от 22 декабря 2015 г.) // СПС «КонсультантПлюс».
26. Шепель В. С. Особый порядок производства // ЭЖ-ЮРИСТ. 2006. № 9. С. 5-10.
27. Кирьянов Ю. А. К совершенствованию нормативной регламентации судебного разбирательства в особом порядке // Российская юстиция. 2007. № 8. С. 59-62.
28. Аверченко А. К. О сущности и содержании согласия обвиняемого с предъявленным обвинением как основания производства в особом порядке. Томск: Изд-во Томского университета, 2015. С.136-140.
29. Богданов Е. В. Спор о вине и теория допроса обвиняемого. URL: http: //pravoved.jurfak. spb.ru/Default.asp/?cnt=393 (дата обращения: 17.03.2020).
30. Абасов А. И. Показания обвиняемого в советском уголовном процессе: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 1986. 27 с.
31. Победкин А. В. Уголовно-процессуальное доказывание. М., 2009. 416 с.
32. Будников В. Л. Признание обвиняемым своей вины не является доказательством // Российская юстиция. 2007. № 4. С. 44-45.
33. Качалова О. В. Ускоренные производства в уголовном процессе: есть ли предел дифференциации уголовного судопроизводства // Актуальные проблемы российского права. 2016. № 1 (62). С. 141-149.
34. Победкин А. В. Принцип свободы оценки доказательств и его влияние на законность досудебного производства // Труды Академии управления МВД России. 2017. № 1 (41). С. 104-108.
© Прокопова А. А.
