CC BY
49Нестик T.A.
отношение личности к коллективному прошлому и оценка вероятности сценариев будущего россии1
Введение. Российское общество находится в состоянии восстановления позитивной идентичности и поиска «национальной идеи» [11], происходит реконструирование российской истории и обостряется борьба элит за различные версии будущего страны. Это делает востребованным не только прояснение причин «зависимости от пройденного пути» в массовом сознании, но и понимание закономерностей конструирования представлений о будущем в обыденном сознании.
На основе теоретического анализа можно выделить ряд социально-психологических механизмов, связывающих коллективную память с коллективным образом будущего. К таким механизмам можно отнести защиту позитивной групповой идентичности, позитивные коллективные переживания в связи с чествованием прошлого, механизмы совладания с коллективной (культурной) травмой, самосбывающиеся и самоотменяющиеся пророчества, коллективный защитный пессимизм.
Коллективная память и коллективный образ будущего являются компонентами групповой временной перспективы, то есть отношения группы к своему прошлому, настоящему и будущему. Как показали проведенные нами ранее исследования, социальные группы со сбалансированным типом групповой временной перспективы (позитивным отношением к коллективному прошлому, настоящему и будущему) отличаются наиболее высоким уровнем социальной интеграции и результативности, более высокой коллективной жизнеспособностью [9]. Была обнаружена связь сбалансированной групповой временной перспективы с уверенностью членов группы в ее способности влиять на свое будущее, позитивной групповой идентичностью, просоциальными установками и доверием к социальным институтам (подробнее см.: [2]). Данные показывают то, что при запуске и реализации социальных изменений необходимо поддерживать позитивную оценку коллективного прошлого, а не обесценивать его [7]. Иными словами, реконструирование коллективного прошлого в условиях неопределенности обеспечивает жизнеспособность группы, если изменения значимости и оценки отдельных исторических событий не затрагивают общей позитивной оценки своего прошлого как части образа Мы. Особый интерес представляет изучение того, как эти механизмы могут проявляться при конструировании будущего представителями разных поколений россиян [3].
В социальной психологии на протяжении последних десятилетий внимание отечественных и зарубежных ученых привлекает проблема коллективной памяти и ее функций (см. например: [6, 12]). При этом остается практически неизученной 1 Статья написана при поддержке гранта РФФИ № 17-06-00854-ОГН.
ее роль в формировании социальных представлений о будущем. Особую важность в этом плане приобретает выявление социально-психологических предикторов отношения личности к коллективному прошлому, настоящему и будущему, а также прояснение механизмов формирования оценки коллективного будущего и его сценариев на основе значимых для группы событий прошлого. Решению этой задачи посвящено исследование, некоторые результаты которого приведены ниже.
Эмпирическое исследование отношения личности к прошлому, настоящему и будущему России. С целью выявления типов отношения личности к коллективному прошлому, настоящему и будущему, а также для выявления его социально-психологических предикторов совместно с Т.П. Емельяновой и Т.В. Дробышевой в 2017-2018 гг. было проведено эмпирическое исследование, участниками которого стали представители четырех поколений россиян = 407). Изучались (согласно периодизации Ю. А. Левады) поколение «шестидесятников» (годы рождения 1944-1968; N = 101; 49,5% — мужчины, 50,5% — женщины), поколение X (годы рождения 1969-1984; N = 101; 34% — мужчины, 66% — женщины), поколение Y (годы рождения 1985-1999; N = 108; 38% — мужчины, 63% — женщины) и поколение Z (годы рождения 2000-2003; N = 97; 43% — мужчины, 57% — женщины; возраст 15-17 лет). Средний возраст респондентов во всей выборке составил 35 лет, 40% — мужчины, 60% — женщины.
В инструментарий исследования были включены шкальный опросник «Исторические периоды прошлого, значимые для настоящего» Т.П. Емельяновой, модифицированная методика «Структура социальной идентичности» Н.И. Даудрих [1], методика «Валентность гражданской идентичности» Н.М. Лебедевой и А.Н. Татарко [10], методики «Значимость поколений» и «Характеристики поколений» Т.В. Дробышевой. Для измерения ценностных ориентаций использовалась шкала «Ценность» из методики «Уровень соотношения «ценности» и «доступности» в различных жизненных сферах» Е.Б. Фанталовой. Для выявления представлений о мире в инструментарий исследования была включена методика «Социальные аксимомы(SAS)» М.Бонда и К.Леонга. Для измерения отношения к прошлому, настоящему и будущему России использовался семантический дифференциал «Временные аттитюды» Ж.Нюттена в модификации Т.А. Нестика, методика «Связь коллективного прошлого и будущего» Т.А. Нестика, а также «Шкала преемственности коллективной истории» [9].
С опорой на предшествующие исследования была выдвинута гипотеза о том, что отношение личности к будущему и прошлому России зависит от ее оценки возможности влиять на настоящее. Проведенное нами структурное моделирование в программе Amosv.20 позволило подтвердить эту гипотезу и выявить ряд связей между отношением личности к прошлому, настоящему и будущему России, а также представлениями личности о мире и социальной идентичностью (Хи квадрат=94,016; df=85; СМШ^=1,106; р= 0,236; CFI= 0,990; RMSEA= 0,016; Н 90=0,033; Рс^е=1,000).
Как и ожидалось, позитивная оценка будущего России прямо связана с позитивной оценкой прошлого (в = 0,201) и значительно сильнее - с позитивной
оценкой настоящего (в = 0,386). Интересно, что позитивная оценка настоящего России прямо зависит от силы идентификации с россиянами (в = 0,122) и увязыванием личностью своего будущего с Россией (в = 0,212). Наибольшее влияние на нее оказывает оценка респондентами возможности влиять на текущее положение дел в стране (в = 0,450), которая, в свою очередь, определяется представлениями о мире - социальными аксиомами. Возможность влиять на настоящее России прямо связана с верой в справедливость мира и награду за усилия (в = 0,130) и обратно зависит от уровня социального цинизма, то есть недоверия социальным институтам (в = -0,187). Оценка возможности влиять на будущее России определяется возможностью влиять на настоящее (в = 0,314) и тоже связана с представлениями о мире: она прямо зависит от веры в награду за усилия (в = 0,205), обратно зависит от веры в предопределенность судьбы (в = -0,187), предопределенности будущего России ее историей (в = -0,125). Оценка личностью возможности влиять на коллективное настоящее оказалась предиктором не только отношения к будущему, но и отношения к прошлому: она прямо влияет на позитивную оценку прошлого России (в = 0,168). Из полученных данных можно сделать вывод о том, что отношение к настоящему является ключевым предиктором отношения к коллективному прошлому и будущему, осмысление коллективной истории и ожидания зависят от веры личности в возможность что-либо изменить в окружающем ее мире.
Рис. 1. Путевая модель связей отношения личности к прошлому, настоящему и будущему России и ее социально-психологических характеристик (по результатам SEM).
Влияние идентификации с россиянами на позитивную оценку коллективного прошлого (ß = 0,150)и воспринимаемую преемственность российской истории(Р = 0,162), а также влияние идентификации респондентами себя с будущим России на позитивную оценку настоящего^ = 0,212), позволяют говорить о том, что образы коллективного прошлого и настоящего участвуют в механизмах защиты
позитивной групповой идентичности.
Результаты исследования также указывают на механизмы расширения коллективной перспективы личности. Чем больше человек видит для себя возможностей изменить ситуацию в стране и чем меньше он верит в предопределенность судьбы, тем ценнее ему представляется исторический опыт (соответственно, в = 0,166 и в = -0,227). Иными словами, прошлое приобретает инструментальный смысл, теперь оно выполняет уже не только функцию защиты позитивной идентичности, но и служит опорой для поиска новых решений. Ценность уроков истории для будущего повышает протяженность коллективной ретроспективы, то есть интерес к более отдаленному историческому прошлому России (в = 0,181). Обращение к нему для объяснения настоящего и поиска примеров повышает готовность личности задумываться об отдаленном будущем страны (в = 0,712). Таким образом, полученные результаты еще раз подтверждают связь долгосрочной ориентации с коллективной ретроспективой, выявленную нами ранее [7]. Кроме того, они подчеркивают необходимость поддержки позитивной оценки прошлого и развития интереса личности к истории для обеспечения рефлексии в отношении долгосрочных вызовов будущего (подробнее см.: [4]).
Особый интерес представляет выявленное обратное влияние положительной оценки будущего России на оценку его предсказуемости (в = -0,242). Такой же обратный эффект на нее оказывает социальный цинизм (в = -0,163). Напротив, положительная оценка настоящего страны, а также увязывание респондентами своего будущего с Россией повышают предсказуемость ее будущего (соответственно, в = 0,260 и в = 0,141). Можно предположить, что положительные изменения в настоящем экстраполируются в будущее, служат основой для планирования жизни в среднесрочном периоде, и таким образом наполненное целями, будущее воспринимается как более прогнозируемое. Эффект обратной связи оценки и прогнозируемости коллективного будущего, обнаруженный и в других наших исследованиях [9], можно интерпретировать как стратегический оптимизм, служащий механизмом преадаптации: неопределенность будущего преодолевается через уверенность в том, что, как бы ни сложились обстоятельства, в конечном счете будущее будет успешным. И чем выше социальный цинизм, то есть чем меньше надежды на благоприятные социальные условия и помощь со стороны, тем выше непредсказуемость будущего при его оптимистичной оценке.
Для выявления представлений респондентов об альтернативных сценариях будущего страны в анкету исследования было включено описание четырех вариантов будущего с просьбой оценить их вероятность по 5-балльной шкале. При разработке данной методики мы опирались на сценарный анализ будущего России до 2020 г., проведенный исследовательской группой компаний «Циркон» совместно с Институтом социологии РАН по итогам экспертного опроса 2015 г. [5]. Первый сценарий получил название «Сильная вертикаль»: благодаря эффективной и сильной вертикали власти происходит успешное развитие производства и несырьевых, инновационных отраслей, повышается уровень образования и
здравоохранения, растет патриотизм в обществе. В целом по выборке (N=407) данный сценарий оценили как вероятный 39% опрошенных. Второй сценарий был назван «Ограничение свобод»: «затягивание поясов» в условиях ограниченных ресурсов сопровождается ужесточением контроля государства над гражданами, низкой сменяемостью власти и ростом коррупции. Его сочли вероятным 48% опрошенных. Третий сценарий получил название «Гражданские инициативы»: социальные проблемы успешно решаются благодаря росту активности граждан и желания менять окружающую действительность, доверия людей друг к другу, солидарности и самоорганизации в российском обществе. Он представляется вероятным 40% респондентов. Наконец, четвертый сценарий был назван «Смута»: происходит идеологический раскол общества и элиты, дальнейшее падение уровня жизни приводит к росту недоверия, сепаратизма, общественного недовольства и «смуте».Его оценили как в большей или меньшей степени вероятный 31% опрошенных. При этом вероятность сценария «Гражданские инициативы» значимо выше оценивали представители поколений Yи Z (ANOVAF = 17,344 при р< 0,001).
Для того, чтобы выявить социально-психологические характеристики личности, с которыми связана оценка вероятности альтернативных образов коллективного будущего, был проведен линейный регрессионный анализ методом обратных шагов. Оценка вероятности «Сильной вертикали» (Я = 0,661; Я2 = 0,437; F=7,609 при р < 0,001) прямо связана с позитивной оценкой настоящего России (в = 0,775), идентификацией с россиянами (в = 0,389), верой в справедливость мира и награду за усилия (в = 0,345), доверием к людям (в = 0,345), религиозностью (в = 0,365) и значимостью ценности познания (в = 0,471). При этом она негативно связана с глобальной идентификацией (в = -0,244),ориентацией на межличностную гармо-нию(в = -0,537). Хотя до недавнего времени государственнические установки было принято связывать с людьми старших поколений, оценка вероятности «Сильной вертикали» обратно зависит от возраста респондентов. При этом она тем выше, чем больше респонденты склонны считать образцом для будущего сталинское время (в = 0,246), и тем ниже, чем больше в роли образца представляются дореволюционное время (в = -0,286), хрущевская оттепель (в = -0,224) и брежневское время (в = -0,394).
Оценка вероятности «Ограничения свобод» (Я = 0,782; Я2 = 0,612; F=6,778 при р < 0,001)негативно связана с позитивной оценкой настоящего России (в = -0,411), идентификацией с россиянами (в = -0,345), протяженностью коллективной ретроспективы (в = -0,271) и верой в предопределенность будущего историей страны (в = -0,273), доверием к людям (в = -0,227), верой в справедливый мир и награду за усилия (в = -0,226). Как видим, вероятность этого негативного сценария оценивается тем выше, чем меньше личность отождествляет себя с Россией и ее историей, чем меньше доверие обществу. При это она положительно связана с ценностью наличия верных друзей (в = 0,169), что можно интерпретировать как готовность в трудных условиях задействовать личные связи. Вероятность данного сценария прямо связана с ориентацией на дореволюционное время как образец
будущего страны (в = 0,218) и отрицательно - с готовностью видеть образец в послереволюционных событиях (в = -0,213). Действительно, в предреволюционном периоде можно найти ряд аналогий с описываемым сценарием (дефицит ресурсов и коррупция), и чем больше респонденты хотели бы избежать повторения опыта революции, тем более вероятным им может казаться сценарий ограничения свобод.
На оценку вероятности сценария «Гражданские инициативы» ^ = 0,743; R2 = 0,552; F=4,596 при р < 0,001) прямо влияет ориентация на межличностную гармонию (в = 0,660), толерантность к неопределенности (в = 0,268), позитивные чувства в связи с осознанием себя гражданином России (в = 0,222), протяженность коллективной ретроспективы (в = 0,203), идентификация с человечеством (в = 0,245), а также обратно влияет убеждение в социальной сложности, противоречивости человеческого поведения (в = -0,535). Вероятность данного сценария прямо связана с ориентацией на ельцинское время как образец будущего (в =0,210), ценностью материально обеспеченной жизни (в =0,371), ценностью расширения кругозора (в =0,245) и негативно связана с ценностью отсутствия сомнений (в =-0,415).
Оценка вероятности сценария «Смута» прямо связана с религиозностью (в =0,427) и верой в зависимость от судьбы (в =0,182), протяженностью коллективной ретроспективы и проспективы (соответственно, в =0,387 и в =0,294), а также склонностью видеть образцы будущего в событиях после октябрьской революции (в =0,479) и сталинском времени (в =0,244). Она негативно связана с позитивной оценкой настоящего России (в =-0,353),идентификацией с россия-нами(в =-0,370), валентностью гражданской идентичности (в =-0,369), чувством преемственности российской истории (в =-0,228), ориентацией на время после февральской революции и хрущевскую оттепель как образцы будущего России (соответственно, в =-0,552 и в =-0,201). Вероятность этого сценария тем выше, чем ниже социальный цинизм (в =-0,172) и ценность независимости (в =-0,248). Однако, низкое доверие к людям также повышает оценку вероятности этого негативного сценария (в =-0,281).
В целом, полученные данные о социально-психологических предикторах сценариев будущего России указывают на то, что чем сильнее групповая идентичность и социальное доверие, тем менее вероятными представляются негативные сценарии будущего. Прогнозы будущего страны опираются прежде всего на оценку ее настоящего. При этом исторический опыт служит материалом для конструирования возможного будущего в двух смыслах. С одной стороны, прошлое выступает в роли образца желаемого будущего и подтверждает определенные ценностные ориентации личности (например, ельцинский период как образец эпохи демократических инициатив или сталинское время как образец сильной вертикали). С другой стороны, история страны может использоваться как основа для нежелательных, но вероятных образов будущего, диктуемых логикой истории (например, дореволюционное время и революционные события как образцы будущего связаны со сценарием ограничения свобод, а сталинская
эпоха - со сценарием смуты). Наконец, в отличие от обобщенной оценки будущего России, конкретные сценарии будущего страны оказались связаны с ценностными ориентациями личности и содержанием исторического прошлого. Это позволяет сделать вывод о разных психологических функциях оценки коллективного будущего и его альтернативных сценариев. Оба этих феномена играют важную роль в совладании личности и группы с неопределенностью будущего. Общая оценка будущего своей социальной группы прежде всего защищает веру в справедливый мир и позитивную идентичность (стратегический оптимизм вопреки любым превратностям коллективной судьбы). Сценарии будущего тоже позволяют справиться с неопределенностью, но за счет других механизмов. Во-первых, они объясняют и рационализируют происходящие в настоящем изменения с опорой на представления личности об истории. Во-вторых, сценарии будущего служат основой для ценностного самоопределения личности и планирования жизни, вплоть до пересмотра группового членства. В-третьих, сценарии будущего ориентированы на краткосрочное и среднесрочное будущее, они могут нести негативную оценку и не противоречить при этом позитивной оценке коллективного будущего. Например, в нашем исследовании позитивная оценка будущего России оказалась одним из предикторов вероятности негативного сценария «смута». По-видимому, можно говорить о том, что сценарии делают возможным стратегический пессимизм: занижая ожидания в отношении среднесрочного будущего, личность мобилизует ресурсы для преодоления трудностей.
Заключение. С использованием структурного моделирования подтверждена гипотеза о том, что отношение личности к будущему и прошлому России зависит от ее оценки возможности влиять на настоящее.Осмысление коллективной истории и ожидания в отношении будущего зависят от веры личности в возможность что-либо изменить в окружающем ее мире. При наличии такого убеждения возрастает ценность уроков прошлого для будущего, а вместе с ней - протяженность коллективной временной перспективы, интерес к долгосрочному прошлому и будущему страны.
Эмпирически подтвержден феномен «стратегического оптимизма» в отношении коллективного будущего, заключающийся в обратной связи между предсказуемостью будущего страны и его позитивной оценкой, позволяющей защитить веру в справедливый мир и позитивную групповую идентичность.
Были проанализированы социально-психологические предикторы оценки вероятности сценариев будущего России, выявлено влияние групповой идентичности и социального доверия на оценку вероятности позитивных и негативных сценариев. Показано, что прогнозы будущего страны опираются прежде всего на оценку ее настоящего. При этом использование исторического опыта как материала для конструирования образа будущего зависит от ценностных ориентаций личности. Выделены социально-психологические функции альтернативных сценариев коллективного будущего: рационализация изменений в настоящем, планирование жизни с учетом групповой принадлежности, а также стратегический пессимизм
(занижение ожиданий от среднесрочного будущего и мобилизация ресурсов).
На наш взгляд, дальнейшие перспективы исследований в данной области связаны, прежде всего, с прояснением роли, которую играет конструирование образов коллективного прошлого, настоящего и будущего в формировании жизнеспособности личности. Феномены стратегического пессимизма и генерализованного оптимизма, известные ранее как личностные феномены, требуют дальнейшего изучения применительно к представлениям о коллективном будущем. Также представляется перспективным дальнейшее развитие концепции «сбалансированной временной перспективы» в изучении отношения личности к коллективному прошлому, настоящему и будущему.
ЛИТЕРАТУРА
1. Даудрих Н.И. Социальная идентичность: методический аспект // Социология: методология, методы, математическое моделирование. 2000. № 12. С. 77-95.
2. Доверие и недоверие в условиях развития гражданского общества. М.: Изд-во НИУ ВШЭ, 2013.
3. Емельянова Т.П., Дробышева Т.В. Характеристики коллективной памяти в контексте социально-психологических особенностей двух поколений // Горизонты гуманитарного знания. 2017. № 5. С.71-85. DOI: 10.17805^.2017.5.6.
4. Журавлев А.Л., Нестик Т.А. Групповая рефлексивность: основные подходы и перспективы исследований // Психологический журнал. 2012. Т. 33. № 4. С. 27-37.
5. Задорин И.В., Мальцева Д.В., Петухов В.В. Российское общество - 2020: экспертный образ будущего // Экономические стратегии. 2016. Т. 18. № 3 (137). С. 32-55. Междисциплинарные исследования памяти. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2009.
6. Нестик Т.А. Социальная психология времени. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2014.
7. Нестик Т.А. Жизнеспособность группы как социально-психологический феномен // Жизнеспособность человека: индивидуальные, профессиональные и социальные аспекты / Под ред. А.В. Махнача и Л.Г. Дикой. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2016. С. 176-192.
8. Нестик Т.А. Коллективные страхи и проспективная рефлексия в условиях неопределенности // Человек в условиях неопределенности: сборник научных трудов в 2-х т. / Под ред. Е.В. Бакшутовой, О.В. Юсуповой, Е.Ю. Двойниковой. Т. 2. Самара: Самар. гос. техн. ун-т, 2018. С. 55-62.
9. Татарко А.Н., Лебедева Н.М. Исследование социальных аксиом: структура и взаимосвязи с социально-экономическими установками россиян // Психология. Журнал Высшейшколыэкономики. 2008. Т. 5, № 4 С. 135-143.
10. Юревич А.В., Журавлев А.Л. Психологические аспекты поиска российской национальной идеи // Вопросы философии. 2016. № 8. С. 69-78.
11. Юревич А.В., Журавлев А.Л., В.А.Соснин, Китова Д.А., Т.А. Нестик. Массовое сознание и поведение: тенденции социально-психологических исследований. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2017.
12. Sani F., Bowe M., Herrera M., Manna C., Cossa T., Miao X., Zhou Y. Perceived collective continuity: Seeing groups as entities that move through time // European Journal of Social Psychology. 2007. V. 37. P. 1118-1134.
Соснин B.A., Котиева Е.Д., Апреликова Н.Р.
макропсихологические факторы коррупционных правонарушений в сознании молодежи
Введение в проблему. Коррупция в современном обществе является острой и многоаспектной проблемой. По данным статистики МВД России, с января по сентябрь 2017 года выявлено 18969 преступлений коррупционной направленности, из которых 5596 совершены в крупном и особо крупном размерах, что на 13,6 % больше, чем в 2016 году [10].
Обращение к изучению проблем противодействия коррупции в современной науке чаще всего находит свое отражение в комплексе правовых и социологических исследований. В частности, можно отметить такие диссертационные работы, как: Противодействие коррупции: уголовно-правовое и криминологическое исследование (И.С. Паршин); Оперативно-розыскное обеспечение противодействия коррупции в пограничных органах ФСБ России (М.А. Сколотнев); Борьба со взяточничеством как коррупционным преступлением в современной России: уголовно-правовые и криминологические аспекты (М.А. Подгрушный); Противодействие коррупции в сфере недружественных корпоративных слияний и поглощений (М.А. Абдулмуслимов); Антикоррупционная правовая политика России: история и современность (А.В. Бирюков); Правовой режим противодействия коррупции: вопросы теории и практики (А.Л. Симон); Коррупция: контаги-
