CC BY
38
Язык художественной литературы
ЯЗЫК ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
ОТНОШЕНИЕ К ЗАГРАНИЧНОМУ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОМУ ПУТЕШЕСТВИЮ В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ И ПЕДАГОГИКЕ РУБЕЖА XVHI - XIX ВЕКОВ: Мнения Д. И. Фонвизина, Н. П. Николева и А. А.
Прокоповича-Антонского
К. В. Ратников
Статья посвящена анализу причин возникновения негативных оценок, дававшихся методике заграничного образовательного путешествия видными деятелями русской литературы и педагогики рубежа XVIII - XIX веков.
Ключевые слова: литература, педагогика, образовательное путеше ствие, учителя-иностранцы.
Русская литература и педагогика в XVIII веке нередко действовали совместно, объединенными силами решая общие задачи. Одной из таких актуальных задач являлось утверждение патриотических основ отечественной системы воспитания, противостоящей возобладавшей в дворянских кругах моде на приглашение педагогов-иностранцев, а также практике отправления достигших совершеннолетия благородных отпрысков в так называемые образовательные путешествия за границу. Зачастую ближайшими последствиями таких путешествий, принимавших отнюдь не образовательный, а просто-напросто развлекательный характер, становилось вовсе не просвещение, а скорее развращение молодых сынков, вырвавшихся на свободу из-под строгой родительской опеки. Наглядный пример такого ложного понимания дворянскими недорослями заграничного образовательного путешествия дал в своей знаменитой комедии «Бригадир» (1769) Д. И. Фонвизин. Весьма выразителен диалог между Иваном и его отцом в 1-ом явлении 3-го действия комедии. В ответ на высокомерную реплику сына: «Мне до вашего бригадирства дела нет.
7
Lingua mobilis №4 (18), 2009
Я его забываю; а вы забудьте то, что сын ваш знает свет, что он был в Париже» [1. Т 1. С. 73], старик-отец, олицетворяющий традиционно-патриархальный взгляд на принципы семейного воспитания, абсолютно резонно замечает: «О, ежели б это забыть можно было! Да нет, друг мой! Ты сам об этом напоминаешь каждую минуту новыми дурачествами, из которых за самое малое надлежит, по нашему военному уставу, прогнать тебя спицруте-ном» [1. Т 1. С. 73]. Свое резко негативное отношение к весьма сомнительной в нравственном плане зарубежной образовательной среде Фонвизин не преминул еще раз подчеркнуть в 6-ом явлении 4-го действия комедии, прибегнув к показательному диалогу между двумя вполне согласными друг с другом патриотически настроенными персонажами:
«Добролюбов. Правда и то, что всему причиной воспитание.
Бригадир. Так, государь мой, это правда. Дура мать его, а моя жена, причиною тому, что он сделался повесою, и тем хуже, что сделался он повесою французскою. Худы русские, а французы еще гаже» [1. Т 1. С. 90].
Кстати сказать, принципиальную критику в «Бригадире» дворянской мании чужеземного образования Фонвизин осуществлял не только посредством гневных деклараций, провозглашаемых устами положительных персонажей, но и путем сатирического саморазоблачения отрицательных героев, прежде всего Ивана, доходящего в своем гротескном преклонении перед иностранными образцами до абсурда. Очень характерен в этом отношении пассаж из 6-го явления 2-го действия комедии, когда Иван на полном серьезе делится с Советницей планами по перевоспитанию своего отца под влиянием французских культурно-образовательных моделей: «Просвещаться никогда не поздно; а я за то порукою, что он, съездя в Париж, по крайней мере хотя сколько-нибудь на человека походить будет» [1. Т 1. С. 69].
Вслед за Фонвизиным, но еще более язвительно и остро, к обличению «модного просвещения» обратился поэт и драматург Н. П. Николев, специально посвятившей этой теме отдельное произведение - «Сатиру на развращенные нравы нынешнего века», написанную в 1774 году, а в 1797 году переработанную и дополнен-
8
Язык художественной литературы ную, что свидетельствует об актуальности общественной проблемы истинного и ложного воспитания дворянских детей. Один из фрагментов сатиры, рисующий неприглядную картину пагубных последствий бесконтрольного приобщения молодых россиян к заграничным соблазнам, служит прямым продолжением и развитием антифранцузских инвектив фонвизинского «Бригадира»: «Я вот чему дивлюсь, что, зная столь Париж, / И малый и большой стремятся все туды ж / И мнят, что от того они умнее будут, / Когда, поживши в нем, по-русски позабудут; / Но, праздно растряся там русский кошелек, / Привозят и назад ум тот же недалек, / С которым и туда отправились несчастны, / Всё те же шалуны, лишь к Франции пристрастны» [2. С. 23]. Любопытно отметить, что в первоначальной редакции сатиры эти мотивы имели еще более острое звучание, намного превосходящее иронию Фонвизина. Николев сурово упрекал опрометчивых отцов, которые «глупость чтоб свою совсем уж совершить, / В пятнадцать лет пошлют в Париже доучить / Несчастного сынка, в беспутстве возращенна. / Каков же прилетит? повеса совершенна, / Который ничему и там не научен, / А только простячок в масоны посвящен. / Иль, лучше я скажу, он только одурачен, / А бедный кошелек дотла его истрачен. / Но глупенький, прибыв в Москву, российский град, / Гордяся, выдает лишь щеголям наряд, / Которые его как бога обожают» [2. С. 493].
Решительное осуждение порочной практики бессистемных и бесполезных для нужд истинного образования заграничных вояжей Николев тесно увязывал с проблемой неадекватного выбора самим родителями педагогов-иностранцев, не способных, да и не стремящихся привить своим воспитанникам правила честной жизни и понимание истинных ценностей просвещения. По свидетельству Николева, многим главам семейств было свойственно чересчур легкомысленное отношение к воспитанию своих детей, неискоренимая склонность переложить эти трудные обязанности на плечи наемных учителей. В результате получалась типичная ситуация, ярко очерченная сатирическим пером поэта: «Зародыша к добру не дав младым сердцам, / Вверяя нрав детей распутным беглецам, / Чтоб, моде следуя в угоду предрассудка, / Проти-
9
Lingua mobilis №4 (18), 2009
ву совести и здравого рассудка, / Чтоб просветить дитя, в чужие край шлет, / И скоро видим мы заморских птах полет: / Дитя уж мужем стал, порядок знает светской, / Но разум у него не вырос, тот же детской; / Плод путешествия и отческих забот / В едином вывозе несчетных странных мод; / Отправлен баловнем, а возвращен уродом. / Вот чем родителю похвастать пред народом!» [2. С. 25].
Своеобразным подведением итогов общественного обсуждения нецелесообразности использования модели заграничного образовательного путешествия стало одно из ключевых положений обширного трактата профессионального педагога - инспектора Благородного пансиона при Московском университете А. А. Прокоповича-Антонского «О воспитании», впервые обнародованного в 1798 году и позднее неоднократно переиздававшегося. Хорошо зная систему аргументов своих предшественников и во многом с ними солидаризуясь, Антонский постарался привести развернутое обоснование негативного взгляда на принятый в высшем обществе «обычай посылать молодых людей в чужие края», который в глазах патриотически ориентированного педагога-практика «едва ли не всегда был больше вреден, нежели полезен» [3. С. 70]. Антонский подвергает этот устоявшийся обычай подробному рассмотрению, опираясь в значительной степени на отчетливые критические мнения, высказанные к тому времени в отечественной литературе.
Помещаемый ниже фрагмент из трактата Антонского представляет собой примечательный образец плодотворного использования в педагогике программных суждений отечественных литераторов по столь важному и злободневному общественному вопросу, благодаря чему логические доводы педагога получили впечатляющее литературное оформление: «Не спорю - путешествие доставляет великие выгоды и удовольствия, но всем ли? - Малолетние, странствуя и с самыми умными наставниками, теряют только время, будучи еще в таких летах, когда они не способны обращать внимания на то, что примечательного может встретиться им в путешествии. Что увидят, что узнают они за пределами своего отечества? Нравы ли и установления ино-
10
Язык художественной литературы
племенных народов, степень ли гражданского их совершенства и образ правления, состояние ли наук, художеств, торговли или источники, из которых течет благоденствие их и злосчастие, богатство и скудость, могущество и бессилие? Нет! Видеть и познавать сие есть дело не детей, но проницательного летами и мудростью созревшего наблюдателя. И где сыскать такого Ментора, который бы, провождая юное чадо по странам отдаленным, управлял его взорами, мыслями и сердцем? - который бы свергнул его со скалы соблазна в первую минуту опасности? - который бы начертал план его наблюдений, учения и опытов? - Такие люди чрезвычайно редки. - Сколько требуется от них познаний ума, прозорливости, осторожности! Они должны быть честны, благонравны, патриоты - и, если можно, русские. - Нельзя без ужаса представить себе, что и в сем случае многие часто поверяют детей своих безвестному иноземцу, который, нажив вредоносным наемничеством богатства и сокровища, возвращается на свою родину к тому же разврату, от которого прежде только отвлекла его нищета и бедность!» [3. С. 70 - 71].
Ключевое слово «разврат», использованное Антонским для строгой моральной оценки результатов пагубного влияния недостойных наставников на нравственность вверенных их попечениям воспитанников, прямо перекликается с аналогичным мнением Николева, гневно вопрошавшего в своей сатире: «Несчастна молодость за дорогие платы / Что может приобресть?.. Учительски развраты, / Поклоны с выжимкой, а правил никаких, / Безбожие и ложь - вот просвещенье их!» [2. С. 25]. Как видим, русская литература и педагогика были единодушны в своем категорическом неприятии иностранных авантюристов, норовивших подвизаться на ниве образования. Более того: под этими словами вполне мог бы подписаться и сам Фонвизин, настолько они созвучны основному пафосу его «Недоросля» с колоритным образом псевдоучителя Вральмана.
Впрочем, был в педагогической концепции Антонского один немаловажный элемент, в котором он существенно расходился с общественно-политическими взглядами Фонвизина. Речь идет о верноподданнически-монархической сервилистской тенденции, 11
11
Lingua mobilis №4 (18), 2009
буквально пронизывающей весь трактат Антонского. Как известно, Фонвизин вызвал своим опубликованным в «Собеседнике любителей российского слова» в 1783 году острым и «неудобным» вопросом («Отчего многие приезжие из чужих краев, почитавшиеся тамо умными людьми, у нас почитаются дураками; и наоборот: отчего здешние умницы в чужих краях часто дураки?») высочайшее неудовольствие Екатерины II, лично ответившей дерзкому вопрошателю: «Оттого, что вкусы разные и что всякий народ имеет свой смысл» [1. Т. 2. С. 274]. Благонамеренному Антонскому был совершенно чужд фонвизинский сарказм, а гораздо ближе оказалась логика ответа императрицы. По сути дела, он декларативно развернул екатерининский тезис об отличительном национальном своеобразии русского народа, выгодно отличающегося от всех иностранцев: «Чему учиться нам у иноплеменных? - Любви к отечеству, преданности к государям, приверженности к законам? - Веки свидетельствуют, что сие всегда было отличительною чертою великодушных россов. - Средствам, руководящим к просвещению ума, к образованию сердца, к воспитанию? - Возведем окрест очи наши и узрим повсюду к тому бесчисленные способы» [1. С. 73]. Иными словами, Антонский всеми силами постарался доказать явное преимущество отечественного просвещения перед европейским, и поэтому абсолютно закономерно, что в таком контексте сама модель заграничного образовательного путешествия казалась ему излишней, ненужной и даже противоречащей коренным основам русской системы образования и воспитания.
Список литературы
1. Фонвизин, Д. И. Собрание сочинений: В 2 т. Т. 1. М.;Л: ГИХЛ, 1959. 632 с; Т. 2. М.; Л.: ГИХЛ, 1959. 742 с.
2. Поэты XVIII века: В 2 т. Т. 2. Л.: Сов. писатель, 1972. 592 с.
3. Прокопович-Антонский, А. А. О воспитании. М.: Тип. императорского Московского университета, 1818. 74 с.
List of literature
1. Fonvizin, D. I. Sobranie sochinenij: V 2 t. T. 1. M.;L : GIHL, 1959. 632 s; T. 2. M.; L. : GIHL, 1959. 742 p.
2. Pojety XVIII veka: V 2 t. T. 2. L. : Sov. pisatel’, 1972. 592 s. (Bibliote-ka pojeta, Bol’shaja serija).
3. Prokopovich-Antonskij, A. A. O vospitanii. M. : Tip. imperatorskogo Moskovskogo universiteta, 1818. 74 p. (3-e izd.).
12
