CC BY
28УДК: 811.111.09
Тарасова Наталья Сергеевна
Аспирант кафедры мировой литературы и культуры,
Пермский государственный национальный исследовательский университет. 614990, г. Пермь, ул. Букирева, д. 15. Тел.: 8 (342) 2396-290 E-mail: [email protected]
«ОТМЕНА» ЭКСПЛИЦИТНОСТИ НАРРАТОРА В «ШЕРЛИ» Ш. БРОНТЕ
В статье с точки зрения приёмов повествования и особенностей нарратора рассматривается роман Ш. Бронте «Шерли». Этот роман является одним из наименее изученных в творчестве Ш. Бронте, в особенности с точки зрения категории повествования и, в частности, повествователя / рассказчика (нарратора). Соответственно, объектом исследования в данной статье является повествовательный уровень романа, предметом - нарратор (в русскоязычной терминологии - повествователь либо рассказчик). Несмотря на то, что в начале и самом конце романа появляется повествователь от первого лица, он не играет в романе большой роли, «пропадая» из поля зрения читателя в основной части произведения, то есть, переставая быть эксплицитным и оставаясь лишь имплицитно выраженным. Это может быть связано с жанровой спецификой романа: «Шерли» является романом историческим, что в целом нехарактерно для творчества Бронте, а для повествования в историческом романе, в свою очередь, частотно использование имплицитного нарратора и отсутствие эксплицитного.
Ключевые слова: нарратор, эксплицитность, повествование от первого лица, повествование от третьего лица, имплицитный читатель, исторический роман.
Введение
Несмотря на обилие исследований, посвященных творчеству старшей из сестёр Бронте, налицо значительный «перекос» в сторону изучения идейного, тематического, проблемного, морально-нравственного, а также гендерного аспектов её творчества (здесь выделим исследователей С. Гилберт и С. Губар, Н.П. Михальскую, В.В. Ивашеву и др.), а также типологии героя и системы персонажей (П. Бир, Х. Глен и др.).
На наш взгляд, особенности построения художественного мира, специфика внешней формы романов Бронте изучены лишь отрывочно, особенно это касается романов «Учитель» (завершён в 1846, опубликован в 1857 посмертно), «Шерли» (1849), «Городок» (1853). Так, например, Д. Лоджем подробно изучен эпизод из романа «Городок» с точки зрения феномена остранения, в диссертации Ю.В. Дьяченко - особенности повествовательной структуры «Джейн Эйр» и т.п. В статье мы сосредоточимся на одном из элементов менее исследованного романа Ш. Бронте - «Шерли» (1849), - нарраторе и его специфике.
В целом, для творчества Ш. Бронте характерен особый тип нарратора - он чаще всего эксплицитен, то есть, явлен в тексте, благодаря определённым признакам, что обеспечивает важную для творчества Бронте близость не только нарратора и персонажа, но и нарратора и читателя. Однако в случай с романом «Шерли» несколько сложнее, и сразу однозначно охарактеризовать нарратора как эксплицитного или же исключительно имплицитного не представляется возможным.
Основная часть
В контексте творчества Ш. Бронте роман «Шерли» выделяется на фоне остальных, благодаря особенностям своего художественного мира на различных уровнях. В частности, с жанровой точки зрения, в произведении ослаблен элемент воспитательности и становления
личности, характерный для других романов писательницы, но более ярко проявляются черты исторического и социального романа. Так, действие происходит во времена Наполеоновских войн и расцвета английской промышленной революции, в 1810-е гг., когда в северной части Англии, где жила писательница, происходили стычки фабрикантов с луддитами, выступавшими против внедрения машинного производства.
Осмысляя современное для неё движение чартистов (1830-1840-е гг.), выступавших за улучшение условий труда и другие права рабочих, Бронте в жёстко ироническом ключе описывает события начала XIX в. [Гениева, 1989, с. 118-121].
Нам же наиболее интересен тот факт, что в «Шерли», в отличие от других трёх романов писательницы, повествование ведётся не от первого лица, а от третьего, то есть кардинально меняется характер одной из так называемых повествовательных инстанций - нарратора. Прежде чем перейти к анализу художественного мира конкретного произведения, отметим, что нарратором, или, в русскоязычной терминологии, повествователем либо рассказчиком, в литературном произведении называют «голос опосредующей инстанции» [Шмид, 2003, с. 10], осуществляющий связь художественного мира произведения с читателем.
В литературном произведении эта повествовательная инстанция обладает своими характеристиками. Среди прочего, нарратор может быть по-разному явлен в тексте произведения - соответственно, с точки зрения способа изображения, нарратор может быть по терминологии Вольфа Шмида, эксплицитным и имплицитным. Мы будем придерживаться этой терминологии, хотя в других исследованиях есть более или менее эквивалентные понятия: это, в частности, «явный» / «скрытый» нарратор Чатмана, «персонализированный»/«неперсонализированный» нарратор Штанцеля [Fludernik, 2009, p. 21].
Проявлением эксплицитного нарратора в тексте могут служить следующие «симптомы»:
• использование личных местоимений («я», «мой», «мне» и др.) в повествовательной ткани произведения);
• выстраивание автором целостного образа нарратора (описание нарратором собственной внешности, поведения, личностных характеристик и т.п.);
• ярко выраженное мнение, оценка нарратором происходящего в произведении: мы явно наблюдаем события сквозь призму восприятия нарратора.
Таким образом, эксплицитный нарратор является полноправным участником событий произведения (русскоязычная традиция в данном случае использует термин «рассказчик»), его персонажем или даже героем.
Эксплицитный нарратор является факультативным элементом произведения, он как бы надстраивается над имплицитным, существование которого в тексте носит обязательный характер. «Симптомами» проявления в тексте имплицитного нарратора, по утверждению В. Шмида, являются: подбор элементов нарративного материала (персонажей, ситуаций, действий) для создания истории, детализация, оценка, композиция и языковая репрезентация этих элементов, а также отдельные размышления, обобщения нарратора [Шмид, 2003, с. 39].
Продолжая разговор об эксплицитном нарраторе, отметим, что одним из его признаков представляется повествование от первого лица, которое является, в целом, одной из наиболее характерных черт творчества Ш. Бронте. Оно придаёт ему дополнительной и важной исповедальности, делает субъективно-личностным и эмоциональным. Наличие эксплицитного нарратора несомненно в трёх из четырёх романах писательницы.
Что касается «Шерли», в этом романе, вопреки традиции, заложенной в «Учителе» и «Джейн Эйр», более ранних романах Ш. Бронте, повествование ведёт не главная героиня, молодая девушка Каролина Хелстоун, влюблённая в фабриканта Роберта Мура.
Большую часть романа занимает повествование от третьего лица, нарратор не принимает никакого участия в действии, в тексте не выстраивается образ нарратора, отсутствуют описания его личности или внешности, а также признаки его личного восприятия происходящего с персонажами. Соответственно, на первый взгляд, в связи с этим произведением можно говорить о наличии лишь имплицитного нарратора, но не эксплицитного.
Тем не менее, в первых же строках читателя встречает некое «мы»: «Но мы собираемся вести повествование не о последних годах, мы обратимся к началу нашего столетия» [Бронте, 2005, с. 5]. Это нарраторское «мы» ("we" в тексте оригинала) выглядит условным и обобщённым, однако вскоре переходит в «я».
Первая сцена романа касается поведения и нравов местных священнослужителей-левитов, которых Бронте описывает с нескрываемой иронией, и уже через три абзаца после упомянутого «мы», читаем: «Я имею в виду их (священников) непрерывное хождение в гости друг к другу...» [Там же, с. 6]. Это же «я» ("I" в тексте оригинала) мы встречаем и далее по тексту, а точнее, ближе к концу: «Я не сомневаюсь, что любящая справедливость публика давно уже обратила внимание на то, что автор с преступной небрежностью не обмолвился о розыске... злодея, чуть не убившего Роберта Мура» [Там же, с. 516].
К концу романа оказывается, что это на первый взгляд абстрактное, нарраторское «я» принадлежит вполне конкретному человеку, становящемуся на последних страницах романа полноценным участником действия. Читая последнюю страницу романа, мы вдруг понимаем, что обо всём происходящем нам рассказывала некая, по всей видимости, молодая женщина, у которой, однако, нет ни имени, ни определённой внешности или черт характера. Она определена лишь географически и во времени: она живёт в том же месте, где происходило основное действие романа, только на несколько десятилетий позже описываемых событий:
«Похоже, что предсказания Роберта Мура... сбылись. Не так давно я посетила лощину, где раньше, говорят, были только дикие зелёные заросли, и увидела, что мечты фабриканта воплотились в каменные и кирпичные строения... Там же я видела большую фабрику... Вернувшись домой, я рассказала обо всём своей старой экономке» [Там же, с. 525].
Очевидно, что персонаж, говорящий здесь с читателем, живёт в «одно» с ним время -намного позже восстаний луддитов и Наполеоновских войн, то есть, как и читатель, смотрит на основные события издалека, не с позиции современника: нарратор отдалён от повествуемых событий, и это позволяет ему чуть более объективно на них взглянуть.
Мы почти ничего не знаем о женщине, в конце романа говорящей о фабрике Мура со своей экономкой Мартой, она не принимает участия в действии, явно не высказывает оценок и мнений, однако является неотъемлемой частью художественного мира произведения. Однако в самом начале романа ей как нарратором задаётся весьма иронический тон повествования, он поддерживается и становится только ярче с течением событий. Так, например, колким нападкам со стороны нарратора вновь подвергается один из священников - глупый, высокомерный и самовлюблённый Мелоун:
«— Он (другой священник - Донн) не стоит моего негодования, - заметила Шерли Каролине. - Мелоун и тот лучше!
Мелоун словно захотел оправдать столь лестное мнение... Он преподнёс букет молодой помещице с неподражаемым изяществом, запечатлеть которое не способен самый искусный карандаш... Он сорвал цветы и преподнёс их; он возложил на алтарь любви, или, вернее, Мамоны, дань своих чувств. Чего стоил Геркулес с веретеном в руке в сравнении с Мелоуном, протягивающим даме букет роз?» [Там же, с. 238]
Помимо всего вышеперечисленного, следует упомянуть ещё одну важную повествовательную инстанцию - фигуру читателя, а именно так называемого фиктивного читателя (также термин В. Шмида. М. Флудерник использует термин «implied reader» в качестве оппозиции к «real reader» [Fludernik, 2009, р. 23]).
Фиктивный читатель, в отличие от читателя конкретного (реального живого человека, читающего произведение) или абстрактного (создаваемый автором «образ» идеального реципиента, читателя), является частью художественного мира произведения, это реципиент речи нарратора, а не автора. Для творчества Бронте характерно частое обращение к фигуре фиктивного читателя, её нарраторы часто «общаются» с читателем, эксплицитно создавая его образ в тексте, выстраивая ожидания реального читателя. Фиктивный читатель, как и
нарратор, может быть явлен эксплицитно и имплицитно. Соответственно, в тексте присутствуют конкретные обращения к эксплицитно выраженному фиктивному читателю, нередко он наделяется определёнными чертами (например, «взыскательный читатель» [Бронте, 2005, с. 526]).
Важно, что эксплицитная «выявленность (фиктивного читателя) зависит от выявленности нарратора: чем более выявлен нарратор, тем сильнее он способен вызвать определённое представление об адресате» [Шмид, 2003, с. 57].
В этом аспекте можно выявить следующую тенденцию в отношении «Шерли». В этом романе прямых обращений к читателю 33 (в тексте оригинала) - гораздо меньше, чем в более позднем «Городке» (1853, 53 обращения), намного больше, чем в «Учителе» (11), примерно столько же, сколько в «Джейн Эйр» (38). Соответственно, прямая работа с читателем ведётся на среднем уровне, что, впрочем, тоже важно, так как в связи с жанровой спецификой романа, а также определёнными характеристиками типа повествования (от третьего лица) мы могли бы ожидать меньшего количества прямых обращений к читателю. В дополнение к этому, как уже упоминалось, фиктивному читателю в тексте даются конкретные характеристики, выраженные эпитетами.
Работа с читателем в романе ведётся и без прямых обращений к нему. Рассмотрим первую главу «Шерли»:
«Читатель, по этому вступлению ты полагаешь, что перед тобой развернётся романтическое повествование... Ты ждёшь поэзии и лирических раздумий?... Не рассчитывай увидеть так много, тебе придётся довольствоваться кое-чем более скромным» [Бронте, 2005, с. 5].
Заключение
Взаимодействуя с читателем, нарратор настраивает его на определённую волну, у читателя появляются определённого рода ожидания от истории. Через это взаимодействие нарратор также становится более выявленным, так как он, очевидно, влияет на читательское восприятие.
Как уже было упомянуто, нарратор находится на значительном временном отдалении от описываемых событий: ретроспективность - характерная черта творчества Бронте. Думается, что, помимо всего прочего, это связано и с жанровой характеристикой романа - Ш. Бронте делает попытку создать исторический роман на актуальную тему, а в данном случае ретроспективность позволяет нарратору быть несколько более объективным по отношению к повествуемым событиям.
Несмотря на приведённые примеры, нарратор в романе «Шерли» всё же не кажется нам последовательно эксплицитным. Все «симптомы» эксплицитного присутствия нарратора в тексте в романе «Шерли» будто бы соблюдаются: однако нарратор слишком редко говорит о себе в первом лице, мимолётно, хотя и ощутимо, присутствует в тексте в качестве героини, а также лишь в определённые моменты повествования выражает свою ироническую точку зрения относительно происходящего в романе.
Чуть более «безличное», в отличие от остальных романов Ш. Бронте, повествование обеспечивает более объективное «освещение» событий описываемой эпохи, а «возвращение» к современности заостряет проблематику произведения, делая её актуальной для того этапа Викторианской эпохи, на который приходилось творчество Бронте.
«Шерли» - единственный случай (за исключением юношеских произведений), когда Ш. Бронте обращалась к историческому роману. Это произведение стоит особняком в её творчестве не только благодаря жанру, но и благодаря особой повествовательной структуре, сочетающей в себе традиционную специфику творчества Бронте (ретроспективность) и необычную (по большому счёту, отсутствие эксплицитного нарратора в наиболее значимой части романа).
Список литературы
1. Бронте Ш. Шерли. Москва: АСТ: Транзиткнига, 2005. 583 с.
2. Гениева Е.Ю. Развитие критического реализма // История мировой литературы в 9 томах / Гл. ред. Ю.Б. Виппер. Т. 6. Москва: Наука, 1989. 880 с.
3. Шмид В. Нарратология. Москва: Языки славянской культуры, 2003. 312 с.
4. Fludernik M. An Introduction to Narratology. New York: Routledge, 2009. 202 p.
Tarasova N.S.
Postgraduate,
Department of World Literature and Culture, Perm State University
THE CANCELLATION OFNARRATOR'S EXPLICITY IN CHARLOTTE BRONTЁ'S "SHIRLEY"
The article deals with the analysis of "Shirley ", the novel by Charlotte ВгоМё. "Shirley " is one of the most underrated novels by Ch. ВтМё: it has not been in detail analysed from the point of view of narration or narrator. Having taken this into account, we suggest our analysis of the novel focusing on its narration and, in particular, its narrator (either first- or third person). It is common for ВтМё^ works to have a first-person narrator. "Shirley" seemingly introduces this type of narrator at the beginning and very end of the novel. This narrator, however, "disappears" from the reader's view after the introductory chapters and does not show herself explicitly for the most part of the narration. Thus, the novel shows an intricate play between the two types of narrator - explicit and implicit. This may be due to the genre of the novel which appears to be a historical novel, the latter being rather uncommon for Brontё's artwork.
Key words: narrator, explicitness, first person narration, third person narration, implied reader, historical novel.
