CC BY
95
УДК 130.2
ОТЛОЖЕННЫЕ КРИЗИСЫ ЭТНОИДЕНТИЧНОСТИ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ: ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ СТЕРЕОТИПЫ И ПОЛИТИЧЕСКИЕ МИФЫ
Белгородский
государственный
национальный
исследоваетльский
университет
В.П. РИМСКИЙ
В статье рассматриваются проблемы философско-методологического и дисциплинарно-научного подходов к пониманию этнического бытия и самосознания человека. Смешение этих двух уровней рефлексии (философской и научной) не является безобидным и лежит в основании мифологизации этнических модусов человеческого бытия, что представлено как теоретическими догмами и эпистемологическими стереотипами, так и социальнополитическими мифами, блокирующими групповую и личностную этноидентичность в современной России.
e-mail: [email protected]
Ключевые слова: этнос, нация, этничность, этнические модусы бытия человека, дуальноэтническое отношение, этнометафизика, социальная и философская антропология, мифологизация, социальные и политические мифы.
Несколько слов о названии статьи. Метафорический смысл концепта «отложенные кризисы этноидентичности» возник, разумеется, из контекста работ Э. Эриксона1, который рассматривал «отложенные кризисы» применительно к идентичности личности: ее обретение, по мысли психолога, сопряжено с тем, что человек в различные периоды жизни не всегда достигает адекватной (рациональной) идентичности как самодостаточности собственного бытия (и самосознания) и, попадая в различные сложные и кризисные экзистенциальные ситуации, делая и отсеивая (критически и некритически) ошибки, откладывает рационализацию жизненного проекта и стратегий «на потом», отодвигает реализацию собственного бытия в неопределенное будущее.
По аналогии с кризисами личностной идентичности, думаю, можно речь вести и о кризисах коллективной (групповой) и личностной этноидентичности, сопряженной с «революционными» или «застойными» процессами в социокультурной и этнокультурной динамике России.
Этот концепт возник и в размышлениях над некоторыми интерпретациями этноса и этнокультурной истории России в работах Ю.В. Бромлея, Л.Н. Гумилева, наиболее ярких представителей так называемого «примордиалистского» (эссенциалистского или субстанционалистского в терминологии Поппера) подхода и их оппонентов (прежде всего, В.А. Тишкова, работающего в методологических рамках конструктивизма), а также Б.Ф. Поршнева, одного из патриархов отечественной социальной, исторической и этнической психологии и системной антропологии.
Думаю, что в наших теоретических и эпистемологических стереотипах интерпретации многообразных проблем этносов и этничности (я сразу принимаю оба концепта — «этнос» и «этничность», не считая их столь уж несовместимыми) скрыты не только различные способы интерпретации некоторых исходных (мифологических) основания бытия человека, но кроются возможности и для использования различных теоретических конструктов и методологических схем в целях политической мифологизации действительности, конструирования мифов различного уровня в современных условиях.
Мне хотелось сразу же оставить в стороне попытки рассматривать те или иные концепции в качестве «устаревших»*, как это делает уважаемый В.А. Тишков в своих многочисленных критических репликах в адрес Л.Н. Гумилева, проявляя как бы некоторую благосклонность и снисходительность по отношению к «марксисткой» теории этноса Ю.В. Бромлея, своего предшественника на посту директора Института этнологии и антропологии РАН. Те или иные эпистемологические просчеты и наивности Л.Н. Гумиле-
1 См.: Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис.—М., 1996; идр.
* Часто все новое оказывается хорошо забытым старым.
ва и фактическое построение спекулятивно-метафизической теории этноса (Поппер, например, считал вполне допустимым наличие в науке метафизических исследовательских программ2) не дают повода относить все сделанное им за десятилетия научного поиска к пугалу «примордиализма», а тем более говорить о «паранаучном засилье Гумилева»3. Засилье появляется там, где образуется, увы, пустота...
Первые* острые и достаточно публичные, выходящие за грани марксистского догматического канона дискуссии по проблемам этноса и этногенеза в нашей стране (одновременно аналогичные вещи происходили и на Западе, как отмечает В.А. Тишков), начались в 70-х годах прошлого века и достигли пика в период «перестройки»4. Тогда, на рубеже 70-х/80-х годов, я переосмыслил в своей кандидатской диссертации нонконформистскую «философию этноса» Л.Н. Гумилева и, прежде всего, антропологические и психологические идеи Б.Ф. Поршнева, ученого также не признанного «марксистской общественностью»*. На защите осенью 1983 г. меня от марксизма отлучили, заявив, что «он всю историю выводит из сексного отношения», т.е. дуально-этнического, успешно «прокатили» (вторая защита состоялась через два года), но от своих концептов я не отказался и потом5, продолжаю их критически переосмысливать до сих пор.
Главным серьезным оппонентом теории Л.Н. Гумилева до сих пор выступает В.А. Тишков, хотя на сайте научно-просветительского журнала «Скепсис»6 можно найти целый залп критических публикаций, которые, на мой взгляд, связаны не столько с критикой теоретических идей, сколько с философскими и спекулятивными темами, поднятыми ученым и несущими определенный потенциал мировоззренческой и политикоидеологической мифологизации (в их ряду, например, и так называемый «еврейский вопрос»). Философский смысл идей В.А. Тишкова можно реконструировать по монографии «Реквием по этносу: исследования по социально-культурной антропологии» (М., 2003) и статьям в «Новой философской энциклопедии».
В.А. Тишков пишет о том, что концепт «этнос» (и более процессуальный «этнич-ность»*) не имеют строгой категориальной рационализации: «В отечественном общест-вознании более широко употребляется термин «этнос» во всех случаях, когда речь идет об этнических общностях (народах) различного историко-эволюционного типа (племя, народность, нация). Понятие этноса предполагает существование гомогенных, функциональных и статичных характеристик, которые отличают данную группу от других, обладающих иными параметрами тех же характеристик. Общепринятого определения этноса не существует, но доминируют его определения как «этносоциального организма»
2 См.: Эволюционная эпистемология и логика социальных наук: Карл Поппер и его критики / Составление Д. Г. Лахути, В. Н. Садовского и В. К. Финна; перевод с английского Д. Г. Лахути; вступительная статья и общая редакция В. Н. Садовского; послесловие В. К. Финна. — М., 2000.
3 Тишков В.А. Реквием по этносу: исследования по социально-культурной антропологии. — М., 2003. -С. 34.
* Первые после сталинизма, хотя работы самого Сталина, как и его диалог с идеями Ленина по «национальному вопросу» заслуживают отдельного разговора.
4 См.: Гумилев Л.Н. Этногенез и этносфера// Природа. — 1970. — №1. — С. 46-55; № 2. — С. 43-50; Бромлей Ю.В. К вопросу о сущности этноса // Природа, 1970. — № 2. — С. 51-55; Гумилев Л.Н. Этногенез — природный процесс// Природа. — 1971- — №2. — С. 80-82; Бромлей Ю.В. Несколько замечаний о социальных и природных факторах этногенеза // Природа, 1971. — № 2. — С. 83-84; Бородай Ю.М. В поисках этногенного фактора //Природа. — 1981. — №4. — С. 124-126; Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. — Л., 1983; Гачев Г.Д. Национальные образы мира. — М., 1988; Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. — Л., 1990; Гумилев Л.Н. География этноса в исторический период.— Л., 1990; и др.
* Публично собственные идеи о речи-мифе как императивно-коммуникативном регуляторе первичного дуальноэтнического отношения, возникшие в переосмыслении дискуссий вокруг статей Л.Н. Гумилева и под влиянием работ Б.Ф. Поршнева, мною были высказаны в 1981 г. и опубликованы: Римский В.П. К проблеме генезиса религии //Известия СКНЦ ВШ. Обществ. науки. —1983. — №1. — С. 55-60.
5 См.: Римский В. П. Демоны на перепутье: культурно-исторический образ тоталитаризма. — Белгород, 1997 (текст монографии завершен в 1995 г.).
6 См.: http://scepsis.ru.
* Интересны его рассуждения о том, что понятие «этничность» в западной науке легитимируется только с 70-х годов прошлого века. Почему? Не потому ли, что либеральная мысль вообще сбросила фактор «этничности» в прогнозах развития человечества, а он вдруг «напомнил» о себе с потрясающей жесткостью после распада колониализма и в условиях панамериканского варианта глобализации?
(Ю.В. Бромлей) или как «биосоциального организма» (Л.Н. Гумилев). Концепция этнич-ности подвергает сомнению подобный взгляд на культурную отличительность и обращает внимание прежде всего на ее процессуальную (социально конструируемую) природу, подвижный и многокультурный характер современных обществ, на практическое отсутствие культурных изолятов. Среди ученых также нет единства в подходе к определению феномена этничности, но есть некоторые свойственные общностям характеристики, которые позволяют считать их этническими или говорить о присутствии этничности как таковой»7. Таким образом, он однозначно выступает противником примордиальной (эс-сенциалистской или субстанционалистской) методологии в понимании этноса (в марксисткой этнологии, представленной Ю.В. Бромлеем, а в независимой, восходящей к идеям русского космизма и неоевразийства, Л.Н. Гумилевым), критикует инструментализм в интерпретации этноса и этничности, становясь на позиции социального конструктивизма в понимании этноса или этничности (этноидентичности).
Действительно, неуловимость и процессуальность, мифологический символизм и мощный социально-символический конструктивизм присутствуют в реальном бытии этносов. Но означает ли это, что они не имеют никакой онтологической (не путать с субстанциональной — это не одно и то же!) основы?
Оказывается и у В.А. Тишкова таковая «субстанциональность» есть: «Таким образом, этническая общность (народ, этнос) есть общность на основе культурной самоидентификации по отношению к другим общностям (выделено мною — В.Р.), с которыми она находится в фундаментальных связях. Этничность формируется и существует в контексте того социального опыта и процессов, с которыми связаны люди. Некоторые участники этих процессов идентифицируются другими как члены определенной этнической группы. С внутригрупповой точки зрения этничность основывается на комплексе культурных черт, которыми члены этой группы отличают себя от других групп, даже если они в культурном отношении очень близки»8. Однако, утверждение культуры (культурной идентичности) в качестве «основы» этносов и этничности — такой же «эссенциа-лизм», как и в случае с марксизмом Ю.В. Бромлея или «космологической» теорией этногенеза Л.Н. Гумилева.
Только здесь в качестве «субстанции» рассматривается некая абстрактная «культура». Фактически этничность растворяется в культуре, хотя при этом В.А. Тишков дает самые что ни на есть тривиальные трактовки культуры и культурной идентичности, ставшие «общим местом» для отечественной философии культуры и культурологи еще в 70-е годы прошлого века.
Интересно, что В.А. Тишков в своей интерпретации нации, с одной стороны, вроде бы исходит из ее трактовки как «гражданской нации», а, с другой, критикуя субстанцио-налистский и конструктивистский подход (также близкий ему в понимании этничности) за некий «онтологизм» (читай: философию)* в проблеме нации за их фактическое слияние, становится на позиции обычного релятивизма: «Именно этот феномен реификации (превращение понятия в реальный предмет — В.Р.) нации как социального процесса, как события, а не только как интеллектуальной практики отмечается рядом современных авторов (Ф. Барт, Е. Брубейкер, Р. Суни, В.А. Тишков, П. Холл, Г.-Р. Уикер, Т.-Х. Эриксен).
В свете этого подхода нацию возможно рассматривать как семантико-метафорическую категорию (выделено нами — В.Р.), которая обрела в современной истории эмоциональ-
7Тишкова В.А. Этничность //Новая философская энциклопедия: В 4 т. — М., 2010. —Т. IV. — С. 482.
8 Там же. — С. 483.
* «Онтологический взгляд фактически разделяют и многие сторонники модернистских и конструктивистских подходов, которые рассматривают нацию как результат индустриализации и распространения «печатного капитализма», как результат неравного развития, роста коммуникационных и транспортных сетей и, наконец, как результат мощного интегрирующего воздействия современного государства (т. е. не нации создают государство, а государство создает нации). Субстанциональный подход не ограничивается только взглядом на нацию как на «объективную реальность», т. е. общность, имеющую объективные общие характеристики (язык, религия и пр.), но он включает также субъективные факторы национальной общности, как, напр., общий миф, историческая память или самосознание. Ибо и в этом случае нация понимается как социально сконструированная, но все же реально существующая группа» // Тишков В.А. Нация//Новая философская энциклопедия: В 4 т. — М., 2010. —Т. III. — С. 43.
ную и политическую легитимность, но которая не стала и не может быть научной дефиницией (выделено нами — В.Р.)*. В свою очередь, национальное как коллективно разделяемый образ и национализм как политическое поле (доктрина и практика) могут существовать и без признания нации в качестве реально существующей общности»9.
Но тогда и не понятно: чем отличается концепт «гражданской нации» (в нашем случае «российской нации»), предлагаемый В.А. Тишковым для широкого пользования политическим элитам (и он позавчерашнее слово в западной науке!) от столь же близких по смыслам марксистских трактовок «нации», «национальной политики», «права наций на самоопределение», которые лежали в основе советской практики конструирования ««новых наций» внутри «новой исторической общности советский народ»? Последняя, как мы видим, приказала долго жить.
Не эту ли же бомбу мы закладываем в процессе теоретического мифотворчества и под «российскую гражданскую нацию», искусственно конструируя ее и поддерживая те этносы в качестве «наций», которые не имеют реальных оснований для подобной консолидации? Очевидно, что необходимо более четко развести понятия «этнос», «нация», выделить в концептах метафорические смыслы и рациональные, понятийнокатегориальные значения. Договориться, что мы не будем употреблять одни принципы и методологии для внутреннего научного дискурса, а другие — для политических рекомендаций в разработке технологий социального конструирования властными элитами, как это уже было в советский период. Президент Д.А. Медведев в некоторых своих заявлениях фактически поддерживал политику мультикультурализма, как наиболее приемлемую для современной России. Просто мы в своих теретических и политических имитациях «мультикультурализма» одну социальную мифологию заменяем другой.
Этническое бытие само по себе является мощнейшим энергетическим источником мифогенеза, индивидуального и коллективного, а в ситуации кризиса этнокультурной идентичности порождает превращенные формы мифа, прежде всего, политического (часто индивидуальная, семейно-родовая мифология очень причудливо переплетается с мифологией этнокультурной и социальной). При этом одни мифы носят продуктивный, проективный характер, играя роль двигателя культурно-цивилизационных изменений, а другие — деструктивный, порождая как этнокультурные и социально-политические «химеры» (нет, все-таки работает концепт Л.Н. Гумилева!), так и политико-идеологические соблазны, заводящие в тупик элиты и индивидов, реальных субъектов истории.
Каждый может убедиться на собственном примере, попытавшись произвести реконструкции семейной, личностной и этнической идентичности. Начать мы всегда можем с простейших знаковых процедур: посмотреть в свой паспорт. Новейшим гражданским изобретением современных российских политиков стало устранение графы «национальность» из паспорта. Это вполне понятно.
Развал СССР был инициирован не столько какими-то социальными конфликтами (опустим горбачевский «сухой закон»), сколько необдуманной политикой партийной элиты во главе с М.С. Горбачевым, которая обострила внутри партии и интеллигенции резкую конкуренцию этнических элит, что и вызвало национальные противоречия и соответствующую национальную (националистическую) мифологию как мощный деструктивный фактор распада союзного государства и советской культурно-цивилизационной системы. Понятна озабоченность постсоветской бюрократии, которая посчитала, что, убрав графу из паспорта, можно устранить этнические основания бытия человека и межнациональные конфликты из социально-политической сферы.
Разумеется, знаковыми действиями дело не ограничилось. Я не буду останавливаться на политических и юридических актах (в том числе и конституционных), которые вызвали не только превращение бывших автономий фактически в «государства» и «на-
* В современной философии и эмистемологии давно стало общепринятым различать концепты, категории и понятия, что соврершенно наивно путает В.А. Тишков // См.: Мельник Ю.М., Римский В.П. Экзистенциальное время: категория, понятие или концепт? // Научные ведомости БелГУ. Серия «Философия. Социология. Право». - №
16 (71). - Вып. 10. - Белгород, 2009. - С. 24-36.
9 Тишкова В.А. Нация // Новая философская энциклопедия: В 4 т. — М., 2010. —Т. III. — С. 43. Он же. Национализм// Новая философская энциклопедия: В 4 т. — М., 2010. —Т. III. — С. 39-41.
ции», но и войны на Кавказе, терроризм и этноконфессиональный экстремизм по всей стране, в том числе, как видим в последнее время, и русский. Это было ожидаемо и предсказуемо. Факт того, что в наших паспортах отменили графу «национальность», нисколько не смущает «этносы» и «субэтносы», образующие «россиян», и не гарантирует нас от приступов националистической истерии (это касается и русских).
В связи с этим хотел бы выдвинуть два тезиса, которые, разумеется, требуют специальных исследований, проверки или опровержения:
1. В рамках «имперских» (державных, этатистских) форм развития гражданских наций, этносов и этничности возникали и могут возникать отложенные и задержанные кризисы этноидентичности, прежде всего, это касается славянских народов: украинского, белорусского и... русского (!). Подмена (замещение, сублимация) этноидентичности в формах конфессиональной, этатистской, социальной, политической, культурной или цивилизационной идентичности не снимает напряжения в развитии этносов, не способствует национальному развитию и становлению национального самосознания и культуры.
2. Никогда, до сих пор не было единого «русского народа», с какой методологией мы не подходили бы к этой проблеме — примордиальной, инструменталистской или конструктивистской. Были отдельные субэтносы и даже вполне самостоятельные этносы, которые подвергались насильственному упрощению в рамках имперской (конфессиональной, этатистской) или псевдоимперской (интернациональной) идентичности.
Каждый из нас может проиллюстрировать эти моменты на личном «опыте этничности». Так или иначе, все мы, рано или поздно, задумываемся о своих онтологических основаниях. И в этом ему на помощь приходит семейно-родовая мифология. Здесь, на антропологическом уровне неуловимой личностной этнической идентичности, становится очевидно, что субстанциалистская методология понимания этничности вполне уживается с конструктивистской.
Можно ли устранить этнические основания бытия человека теоретическими идеологемами, символическими действиями или политико-юридическими актами? Разумеется, нет. Этничность, этнос, как и индивидуальная телесность, семья, язык и вера (религия), входит в самые глубинные, первичные, онтологические основания бытия человека. Хотя бытие как таковое, разумеется, к ним не сводится.
«Дом бытия» (Хайдеггер) включает не только язык и речевые практики — онтологические, экзистенциальные смыслы задаются окружающей природой и повседневным бытом, поговорками и семейными воспоминаниями, семейными легендами, замешанными на родовой мифологичности, и традиционной конфессиональностью, когда крещение, первое и неосознанное причастие и потом на руках прабабушки, всплывающие из прошлого, вдруг, озарениями врываются в твою память, будто из другого забытого, но живого мира, из времени, которое потерял и к которому идешь.
Старый домик с голубыми ставнями и сад с корявыми и слизящимися клеем от старости вишнями, груша в соседском дворе и запах сухого укропа в огороде, тропинка в степи, ведущая к высохшему ставку, поросшему прошлогодним чаканом, отцовские кир-зачи в прихожей и лопата на веранде с отшлифованным до блеска черенком, которая всегда под рукой, запах белья с мороза, что внесла с улицы мама, и вкус жареной картошки, серый потертый томик Пушкина 1937 года издания и телега, везущая маленький гроб с телом бабушки в старую церквушку на окраине поселка — это знаки при-сутстия чего-то большего в мире, чем ты сам, свидетельство пре-бывания здесь и сейчас, здесь и всегда.
На мой взгляд, если даже обратиться к опыту своей собственной, линостной этноидентичности, мы обнаружим поразительный факт: именно в случае с русским народом (украинским, белорусским) мы имеем феномен размытой, мозаичной этнокультурной идентичности, коллективной и личностной. Наверное, это связано и с тем, что именно средний уровень — культура повседневности, связанная с личностной онтологией, — до сих пор не был сформирован в нашем цивилизационном развитии и индивидуальном бытии.
Потому на уровне наших повседневных взаимоотношений возникают и наиболее болезненные социальные мифы. Прежде всего, миф о национальном угнетении украинцев (белорусов, чеченцев, эстонцев и т.д., и т.п.) русскими*. Наверное, с большинством
* Свою лепту в миф о «великорусском шовинизме» в свое время внесли и народники, и эсеры, и меньшевики, и большевики. Поэтому вряд ли стоит серьезно воспринимать миф «новорусских коммунистов» о «русском националисте Сталине».
фактов не поспоришь. И, кстати, многие русские этот миф легко принимают (и не только русские интеллектуалы!).
Любой миф вызывает обратную реакцию. Еще в последние годы советской власти русские националисты выдвинули миф об имперской державности русского народа, отличающейся от американского и прочего мультикультурализма и служащей гарантией «свободного» развития народов и наций в составе российской империи (а потом и СССР, продолжившего традиции «имперской державности»). Именно в рамках имперско-православной, а потом советской державной (этатистской) идентичности якобы и происходило «свободное развитие народов». А я думаю, что именно здесь надо искать корни нашей отложенной этнокультурной идентичности.
В этой связи интересно взглянуть на казаков, как отдельный самостоятельный этнос, который смог развиться до нации только на Украине. Интересно обратиться и к этимологии слова «Украина», которое очевидно происходит от «Окраина», «пограничная область», которое часто применялось к пограничным землям Руси. В русской литературе вплоть до конца XIX столетия слово «украйна» использовалось в значении «предел, находящаяся у края земля». Существует также версия в «новоукраинской» исторической науке, что название Украины происходит от слова «край», «краина» (укр. «країна»), то есть просто «страна», «земля заселенная своим народом». Есть и еще один смысл: «украина» — это то, что «укрывает», «таит». Именно южнорусские казачьи земли и стали той страной, которая «укрыла», «утаила» лучших людей рухнувшей Киевской Руси и породила самый энергичный, самый «пассионарный» народ в истории славянства.
При этом сюда входят, прежде всего, запорожские, донские и терские казаки, давшие начало всем другим ветвям казачьего, южнорусского этноса, который и провел военную и культурную колонизацию Сибири и Кавказа, однако, постоянно и планомерно лишался собственной этноидентичности, культуры и хозяйственного уклада, начиная с Петра I и Екатерины II сводился на субэтнический уровень. В советское время этот уже субэтнос находился на грани уничтожения, а сейчас приобрел оксюморные, химерические и маскарадные формы.
В связи с этим уместно вспомнить и о «слобожанском» мифе*, который сейчас развивают не только украинские националисты, но и некоторые белгородские политики и ученые: Белгородчина, действительно, порубежный край, край, который осваивали не только запорожские и донские казаки, но и украинские и русские крестьяне, «хохлы» и «кацапы». Только причем здесь какая-то «слобожанщина», не имеющая ни исторической, ни этнической, ни культурно-цивилизационной укорененности и обоснованности?
Одиннадцать лет назад на областной научно-практической конференции «Христианство и русская культура» (январь 2000 г.)10 я отмечал, что в мире возможны три сценария развития «ситуации человечества» — панамериканский, эсхатологический и сценарий культурно-цивилизационного многообразия. К сожалению, как мы наблюдаем, более всего имеет шансы худший вариант, эсхатологический сценарий развития человечества и России. При этом варианте, как я писал, постсоветская Россия может создать новый мобилизационный культурно-цивилизационный проект (здесь-то мы всегда были сильны) по типу реформ Петра I или Сталина*, который вполне может привести Россию к имперскому соблазну, к достижению определенной гегемонии в мире и даже к какому-то экономическому и технологическому рывку. Именно в рамках реализации путинского мобилизационного проекта модернизации и возникает сейчас теоретический и идеологический миф о «российской гражданской нации» (вспомним знаменитое «россияне» Ельцина). Можно привести и еще ряд этнополитических мифов из истории постсоветской Рос-
* Хорошая иллюстрация к моей мысли - материал, помещенный ниже в рубрике «Научная жизнь и коммуникации».
10 Римский В.П. Православие и русская культура в XXI столетии: опыт культурологического прогноза // Христианство и культура: научно-богословский сборник. Под ред. В.П. Римского. — Белгород, 2002. — С. 14-23.
* И мы видим, что мобилизационная политика В.В. Путина по созданию «вертикали власти» прямо ориентировалась на эти две символические фигуры (на Сталина скрыто, часто «проговариваясь» на бессознательном уровне). Будет ли и дальше реализовываться путинский мобилизационный сценарий — непонятно.
сии, показать их связь с мифологией социально-политической, а также их конструктивистскую связь с определенными «теориями этноса» или «концепциями этничности». Это уже выходит за рамки нашей статьи (подробнее будет в коллективной монографии и других публикациях).
В упомянутом выше докладе на конференции «Христианство и культура», а также в ряде статей11 я говорил и писал о феномене ««новой этничности», который требует вдумчивого и непредвзятого осмысления. И если политики и ученые, охотно или нет, признали «феномен религиозного возрождения» в постсовременном мире, то факт новой этничности пытаются исследовать в эпистемологических парадигмах периода модерна (к ним я отношу и парадигму конструктивизма12, которая возникла еще в 30-е годы ХХ века, поэтому В.А. Тишков никак не может считаться «постмодернистом»). Ведь дело не в том, что есть «плохие, устаревшие» и «хорошие, новые» эпистемологические парадигмы исследования этносов и этничности. Если «примордиалистская парадигма», при всей схематичности ее трактовки, как и гумилевская метафизика этноса*, возникли и «работают» на материале истории этносов и этнических процессов в традиционных и транзитивных к модерну обществах (при этом сами ученые, как правило, являются профессиональными историками), то конструктивистская методология сформировалась в условиях кризиса общества классического модерна, тоталитаризма и его гибели, работала весьма эффективно в исследовании этничности до 90-х годов ХХ века, но дает сбои при исследовании феноменов «новой этничности» рубежа ХХ и XXI веков.
Этнический модус бытия в формах культурного многообразия все настойчивее врывается в социокультурную динамику постсовременности. Это, прежде всего, миграция многочисленных народов из отсталых регионов Юга и Востока в развитые страны Запада и США. Для либералов миграционные процессы конца прошлого века первоначально показались наступлением долгожданного космополитического царства глобализации, в котором экономико-политические тигли переплавят арабов, турок, евреев, албанцев и иже с ними в «граждан мира». Именно на этой волне проходила пропаганда мультикультурности, защита прав этноменьшинств и представителей маргинальных субкультур (типа гомосексуалов). В этот сценарий попал и этнокультурный конфликт в геополитическом пространстве СССР, защита чеченских сепаратистов и безразличие к миллионам русских, оказавшихся за пределами постсоветской России. Но после превознесения мультикультурности и мультиэтнично-сти в качестве новых либеральных ценностей грядущей глобальной цивилизации вдруг наступило отрезвление под холодным душем политических успехов «новых правых» и террористических актов 11 сентября 2001 г.
Стало бесспорным, что фактор «новой этничности» определяет не только геополитическое поле человечества, но и повседневность каждого человека. Террористические взрывы в Нью-Йорке и Москве, Испании и Турции, американские бомбежки Сербии на православную пасху, войны в Косово и Чечне, Афганистане и Ираке, «арабские революции» ударили не по элите, а ворвались в жизнь простых американцев, русских, чеченцев, арабов, сербов.
Особенно остро ситуацию «новой этничности» переживает молодежь. В начале 80-х годов ХХ века поколение наших старших детей не могло себя идентифицировать в качестве «русских». Сейчас картина иная: поколение наших младших детей, родившихся в конце восьмидесятых/начале девяностых, очень остро ощущает свою «русскость». При этом в качестве антагониста в конструировании дуальноэтнической идентификационной оппозиции «мы — они» часто оказываются не «американцы» и даже не «чечены», а украинцы («хох-
11 См.: Римский В.П. Метаморфозы мифологии модерна и национально -либеральный проект «модернизации» России // Россия: духовная ситуация времени. М.: Изд. РГСУ «Союз», 2007.— № 3-4. — С.35-45; Римский В.П. Этнокультурная идентичность личности: славянским мир в контексте глобализационных сценариев // Фїлософїя спїлкування: Фїлософїя, психологія, соцїальна коммунїкацїя. Науково-практичный журнал. — №3. — Харьков, 2010. — С. 32-38; и др.
12 См.: Белоусова М.М., Мельник Ю.М., Римская О.Н., Римский В.П. Методология исследования субкультур в социально-гуманитарных науках (на примере молодежной культуры): Культура и субкультура//Научные ведомости БелГУ. Серия «Философия. Социология. Право». — № 8 (63). —Вып. 8. — Белгород, 2009. — С. 30-41.
* О ней мы поговорим подробнее в коллективной монографии по материалам конференции, ибо она фактически стала одним из вариантов философской теории цивилизаций.
лы»). При этом идентификация «я — русский» в устах современной молодежи приобретает, увы, все более агрессивные интонации.
Как бы мы не пытались реанимировать старые советские мифы о «славянском единстве русских, украинцев и белорусов» и даже мумифицированные идеи панславизма, очевидно, что «на повестке дня» для современной молодежи стоит даже не осознание себя в качестве «славян», а идентификация себя «русскими», «украинцами», «белорусами». Привлекательность образа Мазепы в этномифологии нынешних «новых украинцев» задается не столько официальной пропагандой, сколько рождается в самой молодежной среде. Националистическую белорусскую оппозицию поддерживают не политические маргиналы среднего поколения, как считает официальная пропаганда Белоруси, а студенческая молодежь и молодые интеллектуалы контркультурной ориентации. Эдичка Лимонов, нонконформист семидесятых, не выдумал национал-большевизм, а уловил своей писательской интуицией в атмосфере современных молодежных тусовок, где образ «буржуя» однозначно ассоцируется с«азерами» или «жидами».
Можно констатировать тот факт, что если до середины девяностых годов прошлого века в молодежной среде преобладали ценности криминально-экономические, то сейчас вектор начинает смещаться в сторону культурно-этническую. Для современной русской молодежи очень важно не только то, что можно заработать большие деньги, но и то, что их должны зарабатывать русские (это «хорошие деньги»).
Что с нами происходит? Да то, что наше «братское единство» первоначально на пространствах Российской империи (надо отбросить предубеждение по отношению к империи, ибо империя - способ существования цивилизации), а затем на тоталитарных просторах советского «поля чудес» затормозило становление национального самосознания не только и не столько украинцев или белорусов (в советское время «русский национализм» был чем то из ряда вон выходящим!), сколько русских. Это и есть самый болезненный для нас кризис - кризис отложенной русской этнокультурной идентичности. Мы, наверное, впервые после Куликовской битвы, Смутного времени, Бородинского сражения и Великой Отечественной войны ХХ века столь болезненно ощутили себя русскими. Потому наши старики ностальгически вспоминают сталинский послевоенный тост «За русский народ!» и всю псевдорусскую мифологию советского периода. Но нынешнюю молодежь на советской «мифологической мякине» не проведешь!
Помимо «новой этничности» во всем мире и в славянском регионе Восточной и Центральной Европы зреют и другие тенденции, связанные с экспансией западноевропейских и американских культурных ценностей, транснациональной глобализацией. Если мигранты из стран мусульманской или индобуддийской периферии плохо поддаются вестернизации, то христиане-славяне легко вписываются в западный контекст размывания этнокультурной и конфессиональной идентичности. Можно ли в ситуации развития современных индустриальных и постиндустриальных технологий всерьез говорить об отрицании глобализации вообще, как это делают наиболее радикальные антиглобалисты, или о противопоставлении глобализации «новой локализации» и «регионализации»? Думаю, что нет.
Н что можно противопоставить унификационному проекту западной глобализации?
Мы уже неоднократно вели речь о варианте многополюсного, открытого культурно-цивилизационного проекта, без неограниченного либерального плюрализма, с наличием подвижной ценностной иерархии в обществе, в идеологии, в духовной жизни, с признанием этнокультурной и конфессиональной идентичности народов и людей.
В заключение хотелось бы отметить, что сейчас, кажется, пробиваются ростки идеи транснационального глобализма, который дополняет до логического конца проект открытого, многополюсного, полиэтничного и мультикультурного человечества (а не «мульти-культурализма» отдельной «гражданской нации»). Что здесь имеется в виду? Прежде всего, факт признания глобальной значимости этнокультурной составляющей бытия человека и человечества. Глобальные экономические, информационные, политические и иные связи не должны стирать эту этнокультурную идентичность стран, народов и простых людей.
Список литературы
Белоусова М.М., Мельник Ю.М., Римская О.Н., Римский В.П. Методология исследования субкультур в социально-гуманитарных науках (на примере молодежной культуры): Культура и субкультура // Научные ведомости БелГУ. Серия «Философия. Социология. Право». — № 8 (63). — Вып. 8. — Белгород, 2009. — С. 30-41.
Бородай Ю.М. В поисках этногенного фактора // Природа. — 1981. — №4. — С. 124-126.
Бромлей Ю.В. К вопросу о сущности этноса//Природа, 1970. — № 2. — С. 51-55.
Бромлей Ю.В. Несколько замечаний о социальных и природных факторах этногенеза // Природа, 1971. — № 2. — С. 83-84.
Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. — Л., 1983.
Гачев Г.Д. Национальные образы мира. — М., 1988.
Гумилев Л.Н. Этногенез и этносфера// Природа. — 197°- — №1. — С. 46-55; № 2. — С. 43-50.
Гумилев Л.Н. Этногенез — природный процесс // Природа. — 1971. — №2. — С. 80-82.
Гумилев Л.Н. География этноса в исторический период. — Л., 1990.
Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. — Л., 1990.
Мельник Ю.М., Римский В.П. Экзистенциальное время: категория, понятие или концепт? jj Научные ведомости БелГУ. Серия «Философия. Социология. Право». - № 16 (71). - Вып. 10. - Белгород, 2009. - С. 24-36.
Римский В.П. К проблеме генезиса религии // Известия СКНЦ ВШ. Обществ. науки. — 1983. —
№1. — С. 55-60.
Римский В. П. Демоны на перепутье: культурно-исторический образ тоталитаризма. — Белгород, 1997.
Римский В.П. Православие и русская культура в XXI столетии: опыт культурологического прогноза // Христианство и культура: научно-богословский сборник. Под ред. В.П. Римского. — Белгород, 2002. — С. 14-23.
Римский В.П. Метаморфозы мифологии модерна и национально-либеральный проект «модернизации» России// Россия: духовная ситуация времени. М., 2007.— № 3-4. — С.35-45.
Римский В.П. Этнокультурная идентичность личности: славянским мир в контексте глобализационных сценариев // Філософія спілкування: Філософія, психологія, соціальна коммунікація. Науково-практичный журнал. — №3. — Харьков, 2010. — С. 32-38.
Тишкова В.А. Национализм // Новая философская энциклопедия: В 4 т. — М., 2010. —
Т. III. — С. 39-41.
Тишкова В.А. Нация // Новая философская энциклопедия: В 4 т. — М., 2010. —Т. III. — С. 41-43.
Тишкова В.А. Этничность // Новая философская энциклопедия: В 4 т. — М., 2010. —Т. IV. —
С. 482-484.
Тишков В.А. Реквием по этносу: исследования по социально-культурной антропологии. —
М., 2003.
Эволюционная эпистемология и логика социальных наук: Карл Поппер и его критики / Составление Д. Г. Лахути, В. Н. Садовского и В. К. Финна; перевод с английского Д. Г. Лахути; вступительная статья и общая редакция В. Н. Садовского; послесловие В. К. Финна. — М., 2000.
ЭриксонЭ. Идентичность: юность и кризис. — М., 1996.
POSTPONED CRISIS OF ETHNIC IDENTITY IN THE MODERN RUSSIA: THEORETICAL STEREOTYPES AND POLITICAL MYTHOLOGY
V.P. RIMSKIY
Belgorod State National Research University
e-mail: [email protected]
The article discusses the issues of philosophical and scientific ap- proach to ethnic groups and nations, ethnical being and human self- consciousness. The mixt of these two levels (philosophical and scientific) of reflection is rather dangerous and grounds the mythologisation of eth- nic human being. Such myths are represented by theoretical dogmas and stereotypes and political myths.
Key words: ethnos, nation, ethnic grounds of human being, ethnic philosophy, social and philosophical anthropology, mythologisation, po- litical myths.
