CC BY
8
А. Ю. Каширин
Тульский государственный педагогический университет
им. Л. Н. Толстого
ОТКРЫТОСТЬ ФЕНОМЕНА ЧЕЛОВЕК В ПОЛЕ ИСТОРИКО-ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА В ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКОЙ
ФИЛОСОФСКОЙ ТРАДИЦИИ
Общий исследовательский вектор темы Человек, с указанием на неопределённость (принципиальную гетерогенность явления) единицы Человек, непосредственно заявил о себе в ХХ - начале XXI веков, в эпоху глобального «очеловечивания» и «расчеловечивания» (овеществления в сфере цифрового, виртуального пространства). Целью данной работы является структурирование философской антропологии XX-XXI веков в рамках историко-феноменологического поля «самопознающего Я». Теоретическая и практическая значимость такого подхода заключается в том, что данная структура может быть использована при анализе концепций современной философской антропологии и преподавании философских дисциплин. Научная новизна исследования заключается в аналитическом подходе к философскому исследованию человека как к процессу, ведущего к самоотрицанию (отрицанию субъектности, несамотождественности), исторически представленного в явных и неявных формах. В результате предложена концепция разделения изучения философской антропологии на четыре взаимосвязанных раздела: 1. Положительное рационалистическое самоопределение человека; 2. Положительное иррационалистическое определение; 3. Отрицательное рационалистическое определение; 4. Отрицательное иррационалистическое определение. Несмотря на это, подчеркивается открытость феномена Человек, предполагающая дальнейшую трансформацию философской антропологии, как области научных исследований.
Ключевые слова: философская антропология; проблема дефинитивности Человека; гуманитарная рефлексия о Человеке; «самопознающее Я».
A. Yu. Kashirin
Tula State Lev Tolstoy Pedagogical University
(Russia, Tula)
OPENNESS OF THE HUMAN PHENOMENON IN THE FIELD OF HISTORICAL AND
PHENOMENOLOGICAL ANALYSIS
The general research vector of the Human phenomenon, with an indication of the uncertainty (fundamental heterogeneity of the phenomenon) of the Human unit, directly declared oneself in the 20th and early 21st centuries, in the era of global "humanization" and "dehumanization" (reification in the sphere of digital, virtual space). The purpose of this work is to structure the philosophical anthropology of the 20th-21st centuries within the framework of the historical and phenomenological field of the "self-cognizing Self". The theoretical and practical significance of this approach lies in the fact that this structure can be used in the analysis of the concepts of modern philosophical anthropology and the teaching of philosophical disciplines. The scientific novelty of the study lies in the analytical approach to the philosophical study of a person as a process leading to self-denial (denial of subjectivity, non-self-identity), historically presented in explicit and implicit forms. As a result, the concept of dividing the study of philosophical anthropology into four interrelated sections is proposed: 1. Positive rationalistic self-determination of a person; 2. Positive irrationalistic definition; 3. Negative rationalistic definition; 4. Negative
irrationalistic definition. Despite this, the openness of the phenomenon Human is emphasized, suggesting a further transformation of philosophical anthropology as a field of scientific research.
Keywords: philosophical anthropology; the problem of the definitiveness of Human; humanitarian reflection about Human; "self-aware self".
DOI 10.22405/2304-4772-2022-1 -4-93-99
Философская антропология - одна из важнейших тем общегуманитарного (философского) знания. Вероятно, самая важная (по определению), а потому и самая сложная и, как это не странно, самая неблагодарная.
Философский дискурс о человеке становится все более актуальным на фоне современных глобальных проблем; в перспективе, философская антропология станет центральной темой в дискуссиях, связанных, например, с философией трансгуманизма и новыми проблемами формирующегося цифрового общества. В этом смысле, опыт современной философской антропологии потребует переосмысления и анализа контексте будущих дилемм, определяющих с аксиологические, этические, культурные, политические, правовые аспекты общественного бытия.
Современные подходы к философской антропологии в отечественной науке, преимущественно, разделяются на исторические и аналитические [3; 6]. Последний подход В. А. Подорога характеризовал следующим образом: «Антропологические аналитики - это всегда не синтетические конструкции: анализ идет по линиям инволюции той или иной системы мысли к повторной реконструкции опытных условий ее рождения, и как следствие - к повторному сопереживанию базовых образов и метафор невосстановимого опыта в ином времени» [4]. Тем не менее, в современной отечественной науке, несмотря на подробные исследования в области философской антропологии, недостаточно внимания уделено созданию целостной системы изучения философии человека.
В данной статье реконструируется возможная структура философской антропологии. Предполагается, что в основании дискурса о человеке в целом лежат неопределенность, несамотождественность и свобода. Данные особенности подхода к человеку характерны для западной философии XX-XXI веков. Таким образом, анализ наиболее значимых исследований по философской антропологии, представленный в статье, выступает как принцип ее структурирования.
В соответствии с целью статьи, необходимо рассмотреть ряд следующих вопросов:
- обосновать сложность дефиниции Человек в философии XX -XI веков;
- охарактеризовать гуманитарную рефлексию о человеке в западной философской традиции;
- структурировать возможную концепцию философского изучения Человека;
О сложности дефинитивности Человека
Человека не просто сложно, а фактически невозможно однозначно подвести под какие-либо родовые понятия: Космос, Вселенная, Бог, Природа,
комплекс социальных связей/отношений и т.п. И уж, конечно, невозможно дать определение Человеку через его биологические видовые признаки (тип -Хордовые, класс - Млекопитающие, род - Гоминиды, отряд - Приматы). На такой случай существует масса известных всем анекдотов, притч, софизмов и логических парадоксов (а то и загадок). За пределами иронии (самоиронии) и метафорики биологизаторский подход приводит к тому, через что человечество прошло в 20-м веке: пенитенциарная медицина (психиатрия), попытки реализовать теории евгеники, расовые теории, нацизм (сегрегации по национальному, расовому признаку) и, как итог, - геноцид, достигший производственных конвейерных масштабов, заручившийся «неумолимой» логикой «научного» обоснования (холокост, обоснованный в качестве «эвтаназии»). Отголоски такой деструктивной установки (а возможно ее логичные эволюционные ростки) мы теперь обнаруживаем в различных формах «микро-власти» (в биополитике М. Фуко), в «дисциплинарном обществе» и «обществе контроля (самоконтроля Ж. Делез)»; а так же опасность новых форм сегрегации кроется в идеях трансгуманизма и постгуманизма, порождающих «новую» чувственность («новую искренность и откровенность») и претендующих на «реанимацию» вещественности (тема отдельного исследования, и в данных предварительных замечаниях это лишь ремарка).
Гуманитарная рефлексия о Человеке ХХвека
Как мы уже говорили, писать о Человеке - занятие неблагодарное. Нам приходится, хотя бы порой, ставить точки, а значит констатировать. Констатации здесь, конечно, возможны и необходимы, но с оговоркой -непрестанным памятованием об обреченности констатаций на провал. О Человеке правильнее, наверное, говорить (вступать в Диалог), а не писать. Вероятно, эта принципиальная не-конститутивность Человека, осознаваемая (интуитивно-переживаемая) еще древними греками, объясняет особую роль и ценность Диалога раннего Логоса античности (Диалога, ставшего уже теперь одной из центральных тем обще-гуманитарного знания (Эпистемы) ХХ-го века) - собственно, где, как не в своем предельно человеческом делании (единственное, что умеет Animalsymbolicum (homosymbolicus)) и осуществляется Человек (?). Мы рискнем предложить одну из форм таких самостирающихся текстовых (письменных) констатаций: человек становится собой, лишь находясь в отношении к своему-Иному и к самому себе как к Иному. Под «нахождением» здесь («здесь в отношении к своему-Иному») стоит понимать определенного рода экзистенциальную топику. У Бахтина она зовется «не-алиби в бытии»; для Хайдеггера - это Dasein (термин, наверно, удачно переведенный В. В. Бибихиным как «присутствие»). В обоих случаях должна быть подчеркнута процессуальность (длительность, временность) «события человека», неуловимость его и неотнесенность к жестким рамочным требованиям «быть субъектом» (animalrationale). Вероятно, этим объясняется такая нарочито-приблизительная «точность» определения человека, с одной стороны, у русского филолога и философа, с другой стороны, немецкого философа, успешно претендующего на поэтичность. Собственно, два автора говорят о предельно остром переживании «человеческого» в человеке. Это,
отнюдь, не, в определенном смысле, «удобные» ригористические или героические позы бросания вызова неуютному бытию. Скорее, наоборот, здесь само бытие втягивает в свою сердцевину (подлинность со-бытия) настроенного на особый (свой бытийный) лад человека. В конечном итоге и сама «смерть человека» лишь указывает на него как на человека и, более того, больше ни на что либо еще: «Таинственный лад, соединявший и сопрягавший в целое последовательность церковных праздников, вигилий, времен года, утренних, дневных и вечерних часов каждого дня, так что единый звон проникал и пронизывал юные сердца, сны и мечты, молитвы и игры - он, этот лад, видимо, и скрывает в себе одну из самых чарующих, самых целительных и неисповедимых тайн башни со звоном, он скрывает в себе тайну затем, чтобы в непрестанной смене и с извечной неповторимостью раздаривать ее вплоть до самого последнего погребального звона, призывающего в укромные недра Бытия» [7].
«Участное сознание», о котором пишет Бахтин, по своему определению зовет стать участником или со-участвующим того, где мы пребываем, а вернее сказать, будит человека от его сновидческого иллюзорного алиби: «я не здесь», «я этого не видел, не чувствовал, не участвовал». Это сознание откликается на зов бытия. Как и в случае с хайдеггеровским Dasein, соучастие или присутствие это не сознательный выбор человека, это не продукт его волеизъявления, это лишь отклик на зов бытия: «Единственность наличного бытия принудительно обязательна» [1]. Это бытие не прошлого или будущего с их возможными «нетленными» идеями, а бытия здесь и теперь, от участия в котором мы не можем отказаться и оправдаться своей «желательной» принадлежностью к некоторой фиксированной константе «правильно понятого» прошлого («Золотого Века» - века богов и героев) или светлой констатирующей идее «будущего всеобщего рая» (вечно отложенного состояния), перебрасывающей мосты в прошлое и оправдывающей мое не-соучастие (парение в идеях над тленным миром). Человек отказывается от бытия и в последние два столетия отказывается все активнее. Однако это отказ не от бытия в его сущностном и до конца не проясненном виде, это отказ от универсальной прозрачной и ясной картины мира, предлагаемой науками, религиями, экономиками, правами и идеологиями. Ясность картины мира делает ясными и самих людей. Наверно это светло звучит. Однако в этой ясности уже не в виде коннотации, а в виде титульного смысла присутствует обывательское всегда возможное обвинение -«с тобой все ясно», «ясно, что ты за человек»... «пропащий человек», «на такого можно махнуть рукой», «его удел известен», «такому одна дорога». и т.п.
«Не-алиби в бытии» забирает человека из привычного строя мысли («привычное» сознание, то к которому апеллирует наука (наукообразность)), пребывает в «надмирном бытии», желая остаться идентичным себе. «Участное сознание» же - это место отказа от идентичностей надмирных идей, логосов и объективных рациональностей. Да, «не-алиби в бытии» причащает нас к единому и единственному событию мира. Но эта единственность и единость бытия не артикулируется категориями рассудка или еще каких-либо
универсальностей и констатаций; единство и единственность бытия лишь переживаются в участии, а по сему это участие не может быть и оценено, оно ценно само по-себе, не имея внутренних градаций: присутствие не может быть фрагментарным, частичным. В этой полноте переживания раскрывается существо человека, но с тем лишь условием, что эта человеческая сущность не может быть ухвачена аксиологическими (этическими), правовыми или еще какими бы то ни было инструментами и представлена как именно образец «подлинного события человека».
Вероятно, не лишним будет пример выбора и ответственности, озвученный Сартром в «Письме о гуманизме» (пример достаточно наглядно эксплицирующий метафизическую формулу Сартра: «Я ответствен, таким образом, за себя самого и за всех и создаю определённый образ человека, который выбираю, выбирая себя, я выбираю человека вообще») [5]. Речь о том, что безусловного (а стало быть, внешнего инструментального) универсального решения нет. Есть только человек с его единственным бытием, и есть каждый отдельный человек, составляющий все человечество (чем и подчеркивается абсолютная ценность человека). В этом смысле участие в своем единственном бытии делает меня участником всеобщего бытия, которое является таковым лишь благодаря этим единственностям: «Чтобы пояснить на примере, что такое заброшенность, я сошлюсь на историю с одним из моих учеников, который пришёл ко мне при следующих обстоятельствах. Его отец поссорился с его матерью; кроме того, отец склонялся к сотрудничеству с оккупантами. Старший брат был убит во время наступления немцев в 1940 году. И этот юноша с несколько примитивными, но благородными чувствами хотел за него отомстить. Мать, очень опечаленная полуизменой мужа и смертью старшего сына, видела в нем единственное утешение. Перед этим юношей стоял выбор: или уехать в Англию и поступить в вооружённые силы «Сражающейся Франции», что значило покинуть мать, или же остаться и помогать ей. Он хорошо понимал, что мать живёт им одним и что его уход, а возможно и смерть, ввергнет её в полное отчаяние» [5].
В этом небольшом пассаже мы попытались озвучить принципиальную базовую установку гуманитарной рефлексии 20-го века: неопределенность (с ее тревогами и надеждами), открытость (несамотождественность) и свобода -это то, с чего может быть и должен быть начат разговор о человеке.
Концепция структуры изучения философской антропологии
Однако, по сути дела, мы начали с «конца». Вектор и структура нашего дальнейшего исследования, может быть представлены в рамках следующего тезиса: «От утверждения к отрицанию. От самоопределения к несамотождественности: Я есть; я есть, но меня может не быть (меня не будет); я не хочу быть самим собой; меня нет». Эта эмоционально-волевая дискурсивная референция может быть помещена в измерение историко-феноменологического поля «самопознающего Я» (временные рамки носят здесь характер репрезентативный, нежели строго исторический): 1. Положительное рационалистическое самоопределение человека (греческая античность - от Мифа к Логосу (трагедия человека (Гераклит - Демокрит)); конструирование
разума. Разум как конструкция. Культура - не-естественность как «естество» Рацио); 2. Положительное иррационалистическое определение (религиозность -от христианства до попыток «реанимцации» греческого Логоса (Новое время); 3. Отрицательное рационалистическое определение (биология (естествознание), психоанализ, структурализм (смерть субъекта, смерть человека); политическое конструирование человека - «легитимация» смерти/нормализация смерти-убийства (Х. Арендт)); 4. Отрицательное иррационалистическое определение (темы постмодернизма: отвращение, саморазрушение, хаос, безумие, несамотождественность, «невыразимость внутреннего опыта», принципиальная фрагментарность бытия, трансгрессия (Ницше, Битники, Арто, Батай, Адорно, Кристева)).
Выводы
Все, что говорится (пишется) человеком - это всегда разговор человека о человеке, о себе как о человеке. В этом смысле описание актуальности избыточно. С другой же стороны, можно вести речь о насущности и злободневности этой темы (темы Человек) именно в ХХ веке. Однако и в данном случае также будет присутствовать эта избыточность, удвоение. «Действительно» актуальным возможен, вероятно, лишь апофатический проект человека. А именно проектированием и занимается антропология, как, впрочем, любой научный дискурс (или дискурс, претендующий на научность). Реализация такого проекта - задача предельно объемная и сложно реализуемая. В качестве актуальности нам видится лишь возможность начала такого диалога; попытка демонстрации «генетической» предрасположенности (или стремления к этому) человека научиться не говорить о себе, не говорить, по крайней мере с уверенностью в том, что мы открыли человеческую сущность себя или других: «Решение проблемы жизни состоит в исчезновении этой проблемы. (Не это ли причина того, что люди, которым после долгих сомнений стал ясным смысл жизни, все же не могут сказать, в чем этот смысл состоит)» [2, с. 218].
Литература
1. Бахтин М. М. К философии поступка // Избранное. Т. 1: Автор и герой в эстетическом событии / сост. Н. К. Бонецкая. М.; СПб.: Центр гуманитар. инициатив, 2017. С. 47-102.
2. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М.: Канон+, 2017.
287 с.
3. Сектор аналитической антропологии // Институт философии РАН : офиц. сайт. URL: https://iphras.ru/analit anthropology.htm ; Сектор истории антропологических учений // Институт философии РАН : офиц. сайт. URL: https://iphras.ru/hist anthropology.htm (дата обращения: 01.12.2022).
4. Подорога В. А. Словарь аналитической антропологии // Логос. 1999. № 2. С. 26-27.
5. Сартр Ж.-П. Экзистенциализм - это гуманизм // Сумерки богов : сб. М.: Политиздат, 1989. С. 319-344.
6. Философская антропология: электронный научный журнал / Институт философии РАН. URL: https ://iphras. ru/iphj ournal. htm# (дата обращения: 01.12.2022).
7. Хайдеггер М. О тайне башни со звоном // Исток художественного творения: избранные работы разных лет. М.: Академ. проект, 2008. С. 416-418.
References
1. Bakhtin M. M. K filosofii postupka [Philosophy of action]. Izbrannoye. Avtor i geroy v esteticheskom sobytii [Selections. The author and the hero in an aesthetic event]. Vol. 1. Coll. by N. K. Bonetskaya. Moscow, Saint Petersburg, Tsentr gumanitar. Initsiativ Publ, 2017. Pp. 47-102 [In Russian]
2. Wittgenstein L. Logiko-filosofskiy traktat [Tractatus Logico-Philosophicus]. Moscow, Kanon+ Publ, 2017. 287 p. [In Russian]
3. Sektor analiticheskoy antropologii [Analytical Anthropology Sector]. Institut filosofii RAN. URL: https://iphras.ru/analit anthropology.htm (accessed: 01.12.2022) [In Russian]
4. Podoroga V. A. Slovar analiticheskoy antropologii [Dictionary of Analytical Anthropology]. Logos. 1999. No. 2. Pp. 26-27 [In Russian]
5. Sartre J.-P. Ekzistentsializm - eto gumanizm [Existentialism is a humanism]. Sumerki bogov [Twilight of the Gods]. Moscow, Politizdat Publ, 1989. Pp. 319-344 [In Russian]
6. Filosofskaya antropologiya: elektronnyy nauchnyy zhurnal [Philosophical anthropology]. Institut filosofii RAN. URL: https://iphras.ru/iphjournal.htm# (accessed: 01.12.2022) [In Russian]
7. Heidegger M. O tayne bashni so zvonom [About the mystery of the ringing tower]. Istok khudozhestvennogo tvoreniya: izbrannyye raboty raznykh let [The Origins of Artistic Creation: Selected Works from Various Years]. Moscow, Akadem. Proyekt Publ, 2008. Pp. 416-418 [In Russian]
Статья поступила в редакцию 02.12.2022 Статья допущена к публикации 15.12.2022
The article was received by the editorial staff02.12.2022 The article is approved for publication 15.12.2022
