CC BY
61Нани МАЧАРАШВИЛИ
Доктор политических наук, ассоциированный профессор Тбилисского государственного университета им. Иванэ Джавахишвили (Тбилиси, Гоузия).
ОТКАЗ ОТ «КАРАТЕЛЬНОЙ» МОДЕЛИ ВОССТАНОВЛЕНИЯ СПРАВЕДЛИВОСТИ: ИДЕТ ЛИ ГРУЗИЯ ПО ПУТИ МЕЖДУНАРОДНОГО ОПЫТА НАЦИОНАЛЬНОГО ПРИМИРЕНИЯ?
Резюме
Примирение — механизм урегулирования противостояний и нормализации отношений между бывшими противниками. Это процесс, обеспечивающий восстановление отношений, нарушенных в ходе конфликтной ситуации и в ее результате. Именно поэтому в данной статье национальное примирение рассматривается на основе трансформационной модели Дж. Леде-раха, согласно которой основное его назначение — преобразование отноше-
ний из негативных в позитивные или подготовка для этого соответствующего плацдарма. В представленной статье примирение определяется как процесс трансформации механического согласия в органическое. Это процесс горизонтализации вертикальных отношений, сложившихся между сторонами в ходе конфликта и в его результате, индикатором успеха которого является изменение в поведении, действиях и вообще в отношениях сторон.
В в е д е н и е
Решение нового руководства страны, пришедшего к власти после «революции роз», о возобновлении расследования обстоятельств смерти первого президента независимой Грузии Звиада Гамсахурдиа вызвало неоднозначную реакцию наблюдателей. Тогда, в июне 2004 года, такое беспокойство было вполне объяснимо, так как загадочную и трагическую гибель З. Гамсахурдиа1 невозможно рассматривать отдельно от событий 1991— 1992 годов — периода острого гражданского противостояния между сторонниками свергнутого главы государства и пришедшим к власти в результате военного переворота правительства, руководителем которого в марте 1992 года стал бывший министр иностранных дел СССР Эдуард Шеварднадзе.
Тем не менее пока открытыми остаются важные вопросы, а именно: насколько объективно идет расследование, насколько вероятно сотрудничество фигурантов дела с
1 Согласно официальной версии, обнародованной в 1994 году, З. Гамсахурдиа покончил жизнь самоубийством в декабре 1993-го, после возвращения в Грузию. Другие источники указывают на ряд загадочных обстоятельств его гибели.
прокуратурой страны, станут ли результаты расследования и все его детали достоянием общественности, будут ли наказаны все без исключения виновники, насколько реально выяснение личностей не только исполнителей, но и организаторов, а также заказчиков тех событий и т.д.
Из перечисленных вопросов ключевым, пожалуй, является последний: готово ли нынешнее руководство республики осуществить карательные мероприятия по отношению к представителям бывшей власти, причастным как к гибели З. Гамсахурдиа, так и к совершению различных правонарушений в ходе расследования его дела в 1992— 1994 годах2. Новые власти Грузии еще не определились в том, чему отдать предпочтение: установлению истины и выяснению всей правды о случившемся либо наказанию правонарушителей за совершенные ими деяния, возможно, тому и другому одновременно.
При более пристальном взгляде на происходящее становится очевидным, что это не столько частный случай правосудия, сколько более многогранная и сложная проблема разрешения внутринационального конфликта, поиска путей национального примирения. Преодоление конфликта любого типа подразумевает восстановление справедливости, искоренение порочной психологии «победителей и побежденных», сформированной между сторонами в ходе противостояния и под его влиянием. Но этот процесс не лишен внутренних противоречий, которые демократическому правительству не всегда легко обойти. Ведь установление справедливости, с одной стороны, включает в себя наказание за совершенное преступление, с другой — выяснение истины3. (Эти две составляющие, казалось бы, невозможно отделить друг от друга, но на практике они могут разделяться.)
Соответственно, существуют две наиболее радикальные модели восстановления справедливости: «карательная», ориентированная только на осуществление правосудия концепция национального примирения и «реститутивная», исходной точкой которой является установление истины, — основа для выдачи компенсации жертвам преступлений.
Это главный вопрос, с которым сталкиваются в процессе восстановления справедливости во всех странах. С. Хантингтон обозначает его термином «проблема палачей». После возврата к демократическому развитию у каждого правительства есть альтернатива — наказание или прощение: следует ли судить и карать либо нужно простить и забыть о правонарушениях, совершенных представителями предшествующей власти4.
Путь национального примирения, по которому в настоящее время идет Грузия, не является уникальным. По нему прошли многие страны, уже решившие для себя вышеозначенную дилемму. В этой связи целесообразно вкратце остановиться на теоретических и методологических вопросах и уже существующей мировой практике политики национального примирения.
2 Дело против З. Гамсахурдиа было возбуждено в январе 1992 года. Первоначально его обвиняли в превышении служебных полномочий, хищении государственного имущества, а в 1993 году — в развязывании гражданской войны, создании незаконных вооруженных формирований, измене родине. После кончины З. Гамсахурдиа уголовное дело приостановили, а затем и закрыли по причине его смерти. Однако обвинения, включая создание незаконных вооруженных формирований, не были сняты, что служило препятствием в достижении национального согласия. Значительная часть сторонников З. Гамсахурдиа была осуждена и отбывала наказание именно за «причастность» к так называемым «бандитским формированиям». Лишь после «революции роз» и прихода к власти Михаила Саакашвили Генпрокуратура начала (в феврале 2004 г.) повторное расследование, показавшее, что предъявленные экс-президенту обвинения не подтверждаются, после чего Звиад Гамсахурдиа был посмертно реабилитирован, а все обвинения с него сняты.
3 См.: Найер А. Военные преступления: Геноцид. Террор. Борьба за правосудие / Пер. с англ. М.: Юность, 2000. С. 17.
4 См.: Хантингтон С. Третья волна. Демократизация в конце XX века / Пер. с англ. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2003. С. 229.
Национальное примирение как средство достижения национального согласия в постконфликтном поляризованном обществе
Особый вклад в исследование проблемы национального примирения внес руководитель Программы трансформации конфликта Университета Восточной Миннесоты Джон Пауль Ледерах. Он свыше 15 лет участвовал в миротворческих миссиях в разных регионах мира (Сомали, Филиппины, Южно-Африканская Республика, Колумбия, Никарагуа, Северная Ирландия и др.) и одним из первых заострил внимание на примирении как отдельном феномене5. Так, в книге «Путешествие к примирению» (1997 г.) он определил примирение как восстановление отношений, пострадавших во время конфликта, и указал на четыре компонента (истина/правда, справедливость/правосудие6, прощение и мир), которые в целом обеспечивают социальную среду, необходимую для примирения.
При рассуждениях о национальном примирении в первую очередь имеют в виду определенный политический курс. По своей сути политика национального примирения относится к категории так называемого «дистрибуционного права» и осуществляется посредством редистрибуционного политического курса. Он подразумевает пересмотр правительством вопроса о поддержке той или иной угнетенной социальной группы, а в его основе лежит принцип обеспечения социальной справедливости.
Национальное примирение преследует цель прекратить гражданское сопротивление и является процессом, способствующим утверждению национального согласия. Соответственно, создание необходимого климата для национального примирения можно рассматривать как некую базисную (подготовительную) точку по заглаживанию прошлых обид и изменения контекста, сформировавшегося в результате конфликта. Идея национального согласия связана с ликвидацией раскола в обществе. В отличие от моделей управления и разрешения конфликта, в которых акцент делается на снижении эскалации противостояния, трансформационная модель подразумевает также построение мира путем восстановления отношений, существовавших между сторонами. Соответственно, национальное примирение — процесс, охватывающий не только формальноинституциональные изменения, но и изменение крайне конфронтационных отношений в обществе7.
Существуют следующие механизмы перерастания негативных взаимоотношений в позитивные: сказать правду, лечение, правосудие (справедливость), выплата компенсаций. По поводу некоторых вопросов, связанных с указанными механизмами примирения, сегодня в научном сообществе идет активная дискуссия относительно того, нужно ли все эти механизмы использовать в совокупности для достижения успеха в процессе пост-
5 См.: Preparing for Peace: Conflict Transformation Across Cultures. Syracuse, N.Y.: Syracuse University Press, 1995; Building Peace: Sustainable Reconciliation in Divided Societies. Washington, DC: United States Institute of Peace Press, 1997; The Journey Toward Reconciliation. Scottsdale, PA: Herald Press, 1999; The Little Book of Conflict Transformation. Intercourse, PA: Good Books. 2003; The Moral Imagination: The Art and Soul of Building Peace. N.Y.: Oxford University Press. 2004.
6 В контексте конфликта, понятия «правосудие» и «справедливость» часто используются попеременно. В данной статье они также взаимозаменяемы (см.: Maiese M. Principles of Justice and Fairness. В кн.: Beyond Intractability / Ed. by G. Burgess and H. Burgess. Conflict Research Consortium, University of Colorado, Boulder. Posted: July 2003 [http://www.beyondintractability.org/essay/principles_of_justice/]).
7 См.: Hauss Ch. (Chip). Reconciliation. В кн.: Beyond Intractability. Posted: September 2003 [http://www. beyondintractability.org/essay/reconciliation/].
конфликтной реабилитации или можно, исходя из конкретного контекста, выбрать лишь адекватный механизм (механизмы).
Для ряда авторов, в том числе для У. Ламборне, безразлично, на каком из них будет строиться процесс постконфликтной трансформации. Важнейшее условие, которое, по их мнению, необходимо выполнить, — адекватность механизмов примирения с существующим контекстом и учет требований потерпевшей в противостоянии стороны. Соответственно, они — сторонники учета в процессе примирения и постконфликтной реабилитации национальных особенностей, так как религиозная, культурная и социальная среда дают основу для использования различных моделей преодоления наследия прошлого.
Совершенно иную концепцию построения мира предлагают Дж. Ледерах и некоторые другие ученые, для которых во время постконфликтной реабилитации одинаково важно как сказать правду, так и обеспечить правосудие (справедливость), прощение и мир. В их моделях эти категории представлены не как альтернативы, а в виде единого процесса, в котором пренебрежение одной из них автоматически приводит к провалу всего процесса примирения. Они считают ложным распространенное мнение о наличии дихотомии между примирением и осуществлением правосудия (справедливости). Хотя последняя возникает естественно, когда дело касается реагирования на преступления, совершенные в прошлом, и мышления в категориях наказание/прощение. Следует отметить, что в литературе, посвященной вопросам построения мира, стараются мыслить не «крайними категориями» наказания/прощения Говарда Зер и поддерживают модель правосудия, больше восстанавливающую, чем разрушающую общество, например восстановительное/укрепляющее правосудие8.
Общим и определяющим для успеха различных подходов, используемых в процессе примирения, является изменение стиля мышления сторон, участвующих в примирении, «слом» представлений о прошлом, об историческом противнике.
Примирение можно рассматривать и как процесс, и как результат. Соответственно, примирение — цель и в то же время средство. Хотя в модели трансформации конфликта Дж. Ледераха акцент делается на примирении как процессе. По нашему мнению, национальным примирением можно назвать постепенное выравнивание вертикальных («победивший» — «побежденный») по своей конфигурации отношений между противоборствующими сторонами. Оно — механизм обеспечения горизонтализации отношений. Следовательно, цель примирения — уменьшение галтунговского «прямого насилия», восстановление социальной и экономической справедливости, нарушенной в ходе конфликта или в его итоге.
Отношение между примирением и демократией специфично, поскольку эффективная постконфликтная демократия строится на двойном фундаменте: примирение формирует основу демократии, создает рабочий настрой между противостоящими сторонами, что необходимо для ее успешной реализации. В то же время и для примирения нужна демократическая основа создания экономической справедливости, перераспределения политической и социальной власти9.
Национальное примирение часто рассматривается вместе с такими понятиями, как принесение извинений, прощение и согласие. Принесение извинений (и прощение) можно воспринимать как первый шаг в деле изменения той конфронтационной ситуации, которая преодолевается посредством процесса национального примирения. Правда, у исследователей, работающих над проблемой примирения и согласия, отмечается тенденция объединить эти понятия в одну категорию, что, по нашему мнению, неверно.
8 Подразумевается восстановление отношений, испорченных по причине и в ходе конфликта.
9 См.: Reconciliation after Violent Conflict: A Handbook / Ed. by D. Bloomfield, T. Barnes. The Interne-taional IDEA Handbook series. International Institute for Democracy and Electoral Assistance. Halmstad: Bulls Tryckeri AB [http://www.idea.int/publications/reconciliation/upload/reconciliation_full.pdf].
Прощение, являющееся основой национального примирения, часто отождествляется с забвением. Хотя, как отмечает известный российский правозащитник С. Ковалев, следует признать, что если некоторые люди способны забыть преступления, совершенные относительно них, то для других стирание прошлого из памяти может быть результатом целенаправленного подавления прошлого на основе репрессий или политического давле-ния10. Поэтому не нужно понимать прощение как «стирание прошлого», как так называемую «социальную амнезию». Для предотвращения опасности повторения ужасов гражданской войны и противостояния память весьма существенна. Например, в мирном переходе к демократическому строю в Испании память о гражданской войне 1936—1939 годов сыграла довольно значительную роль. Итак, отождествление прощения со стиранием из памяти преступлений и нарушений закона во время гражданского противостояния лишено основания.
Характер проблемы, стоящей перед политикой национального примирения, находится в прямой зависимости от того, кто ее осуществляет — сторона, не связанная с политическими репрессиями или же участвовавшая в них. В первом случае перед новой демократической властью, не связанной с правонарушениями прошлого, возникает следующий основной вопрос: наказывать или нет представителей предшествующей власти, обвиняемых в нарушениях прав человека? Во втором на повестку дня выносится решение таких задач, как проблематичность снятия обвинений, сфабрикованных против политзаключенных и политических оппонентов, находящихся в тюрьмах в результате «осуществления правосудия» «победителями». При использовании первого варианта амнистия, проявленная в отношении представителей предшествующей власти, — носитель негативной нагрузки и ассоциируется с безнаказанностью лиц, обвиняемых в нарушении прав человека. Во втором случае амнистия (в качестве основного требования представителей стороны, «потерпевшей поражение») рассматривается как начальный этап процесса реабилитации репрессированных.
Таким образом, потенциальным проводником политики примирения в жизнь могут предстать: сторона, победившая в конфликте, сторона, потерпевшая поражение, и нейтральная сторона, которая, возможно, не имеет связи с прошлым противостоянием, но испытывает влияние победившей или потерпевшей поражение стороны, что снижает вероятность утверждения национального согласия путем политики национального примирения. Но самую большую возможность достижения истинного национального согласия дает модель, в которой эту политику реализует не победившая или потерпевшая поражение сторона, а общества, спасшиеся после конфликта, как из одного, так и другого лагеря.
Примирение и правосудие — карающая или восстановительная справедливость?
Правосудие и примирение играют важнейшую роль в построении мира. Как отмечает Марсиа Биром Хартвел, по данному вопросу существуют традиционные и относительно инновационные подходы. Согласно традиционному видению правосудие/право отождествлено со справедливостью, а инновационный подход рассматривает правосудие/право как примирение.
Большинство концептуальных схем постконфликтной социальной реабилитации (они представляют в основном интерпретацию первичной схемы, предложенную Дж. Ле-
дерахом, с большим или меньшим отличием) жестко размежевывается с карающим правосудием и основой возможности мирного сосуществования между бывшими противостоящими сторонами признает ее противоположность — восстановительное/укрепляющее правосудие.
При исследовании проблемы отождествления правосудия с примирением Махмуд Мамдани прежде всего предлагает парадигму социального примирения, построенную на основе восстановительного правосудия. Это способ примирения двух противоположных и крайних практик: с одной стороны, модели правосудия без примирения (карающая модель национального примирения, однозначно склоняющаяся в пользу осуществления наказания), с другой — модели примирения без правосудия (реститутивная модель национального примирения, для которой существенной является выдача компенсаций жертвам политического насилия на основе выявления правды о случившемся). Яркие примеры первой — Руанда, Восточный Тимор, Сьерре-Леоне, Камбоджа, Югославия, второй — страны Латинской Америки. Идеальная модель Мамдани — модель социального примирения, которая основывается на правосудии/справедливости как примирении. Этот вариант соответствует подходу, известному под названием «восстановительное правосудие» и являющемуся противоположным «карающему и рести-тутивному правосудию». Он приближает к ситуации, при которой возможно достижение справедливости, и в то же время создает условия для примирения. Поэтому методология, используемая для достижения правосудия в процессе примирения, отличается от конвенциального (юридического) подхода правосудия. Обе стороны таким образом заменяют друг друга и в конце концов трансформируют существующие между ними негативные отношения в позитивные.
С точки зрения постконфликтной трансформации и построения мира ни один тип правосудия в социальной науке не был столь полемичным, как карающее правосудие. Проблематичный вопрос взаимоотношения между примирением и правосудием в этой главе представлен на примере составляющих компонентов правосудия: с одной стороны — возмездия, с другой — установления правды.
Беглый анализ мирового опыта позволяет сделать вывод, что общими тенденциями в практике проведения политики национального примирения являются отказ от карательной справедливости и выбор модели реститутивной справедливости, основывающейся на выяснении истины11. Страны Латинской Америки — наиболее яркий пример тому, как при переходе от режима политической тирании к демократическому правовому государству восстановление справедливости проходило при почти полном игнорировании первой своей составляющей — наказания за совершенные в ходе военных диктатур преступления — и сводилось преимущественно к выяснению истины.
Латинская Америка
Латиноамериканский опыт национального примирения уделяет меньше внимания юридической ответственности за преступления, совершенные в ходе и по причине конфронтации между сторонами, так как, согласно распространенному в Латинской Америке мнению, осуществление карательной справедливости чревато непредвиденными и негативными последствиями, создает серьезные проблемы для стабильности государства, во избежание которых и принимается решение отказаться от нее. На утверждение такого мнения большое влияние оказал опыт Аргентины — хрестоматийный пример незавершенного процесса восстановления правосудия. Практика осуществления карательной
11 Единственный успешный пример восстановления справедливости по карательный модели дает Греция в период 1974—1976 годов при правительстве Караманлиса.
справедливости, курс на которую взял сразу же после вступления в должность демократически избранный президент страны Рауль Альфонсин, под угрозой нового военного переворота не была доведена до конца.
Этот президент, пришедший к власти в 1983 году, создал комиссию во главе с писателем Эрнесто Сабато, которая начала расследовать преступления предшествующего авторитарного режима. Она установила 8 960 случаев исчезновения людей, в ходе расследования получила сведения о существовании 365 тайных мест заключения, в которых в отношении инакомыслящих применялись пытки, на основе свидетельских показаний выявила, что судебному расследованию подлежали около 1 800 дел. Результаты расследования, опубликованные в книге «Никогда больше», стали основой судебных преследований нарушителей закона. Правительство Р. Альфонсина добилось принятия законов, обеспечивавших правовую основу для преследования нарушителей прав человека в военной и полицейской среде12. По мнению некоторых исследователей, нигде борьбу за соблюдение прав человека не вели так интенсивно, как в Аргентине13. Перед судом предстали 16 офицеров (включая членов правящей военной хунты14), 10 из которых за нарушения прав человека приговорили к различным срокам лишения свободы, а генерала Видела — пожизненно.
В тот же период возбудили 2 тыс. частных уголовных дел. Правительство разделяло потенциальных обвиняемых на три категории: тех, кто отдавал приказы о нарушении прав человека; тех, кто выполнял приказы; тех, кто совершал преступления против прав человека сверх того, что было приказано. Таким образом, политика карательной справедливости была направлена против всех без исключения нарушителей прав человека, что и сыграло значительную роль в провале начатого процесса судебных преследований.
Когда судебное преследование стало грозить среднему и младшему составу армейской иерархии, в военных кругах начались брожения, сопротивление со стороны военных постепенно нарастало. За семь лет президентства Р. Альфонсина было три попытки государственного переворота с требованием принять закон об амнистии нарушителей прав человека в период «грязной войны». К тому же общественный интерес к данной теме постепенно угасал. И под угрозой военного переворота правительство было вынуждено отказаться от политики установления правосудия. Сначала оно приняло закон, устанавливающий предельный срок для возбуждения уголовных дел против нарушителей закона (т.н. «точка»), затем закон, освобождающий от уголовной ответственности офицеров младшего и среднего состава, что в конечном счете при президенте Карлосе Менеме завершилось объявлением амнистии военным и членам военной хунты, осужденным при прежнем главе государства15.
Оценивая результаты судебных преследований в Аргентине, С. Хантингтон отмечает: «Попытки осуществления правосудия в Аргентине не сослужили хорошей службы ни правосудию, ни демократии, породив вместо этого нравственную и политическую неразбериху в стране. В 1990 году эта тема еще являлась фактором, вносящим серьезный раскол в аргентинское общество»16.
12 См.: Хантингтон С. Указ. соч. С. 241.
13 См.: Найер А. Указ. соч. С. 74.
14 Среди подследственных оказались три генерала — Хорхе Рафаэль Видела, Роберто Эдуардо Виола и Леопольдо Галтиери, поочередно занимавшие пост президента страны в период семилетнего военного правления в Аргентине.
15 Избранный в октябре 1989 года президент К. Менем помиловал 60 партизан, всех военных и полицейских офицеров, которых обвиняли (или могли обвинять) в нарушениях прав человека, кроме пятерых членов хунты, находившихся в заключении. 29 декабря 1990 года К. Менем помиловал и их, а также экстрадированного из США генерала, ожидавшего суда по обвинению в 38 убийствах, лидера партизанского движения Монтенеро, и освободил из заключения генерала Карлоса Гильермо Суареса Масона, распоряжавшегося жизнью и смертью помещенных в центры заключения людей.
16 Хантингтон С. Указ. соч. С. 239.
События в Аргентине имели важные последствия для всей Латинской Америки, ее пример способствовал формированию взгляда, согласно которому осуществление карательной справедливости «в лучшем случае неблагоразумно, в худшем — просто опас-но»17. Опыт Аргентины убедил демократических лидеров других стран Южной Америки изначально отказаться от идеи применения карательного правосудия.
Такой подход вылился в фактическую безнаказанность представителей репрессивных органов, практиковавших пытки и убийства. Восстановление справедливости ограничивалось лишь выявлением фактов насилия и других форм нарушения прав человека. Процесс национального примирения в странах Латинской Америки развивался по пути реститутивной справедливости, что выражалось в создании комиссий по установлению истины и примирению, нацеленных лишь на выяснение истины и игнорирование принципа наказания за правонарушения. Их отличительная черта — отказ от судебных преследований за правонарушения, расследованием которых они занимались. Было четко оговорено, что виновных в этих преступлениях преследовать не будут. Так, Комиссия по установлению истины и примирения в Чили, созданная Патрисио Эйлвином в 1990 году, объявила целью своей работы только «разоблачение преступлений». Проблема привлечения к ответственности виновных в преступлениях, подробно перечисленных в подготовленном Комиссией докладе, даже не упоминалась, не предпринимались и попытки установить вину конкретных лиц. Напротив, нарушителей закона освобождали от судебного преследования. Комиссия отказывалась разглашать имена правонарушителей, объясняя, что это является нарушением их прав18. Таким образом, приоритет отдавался выяснению истины без обозначения правонарушителей, осуществивших нарушение.
Фактически эта комиссия работала в русле идеи, высказанной известным чилийским юристом и правозащитником Х. Салакеттом на состоявшейся в ноябре 1988 года конференции, посвященной проблемам установления ответственности за правонарушения, совершенные государством. Согласно этой концепции политика отношения к нарушениям прав человека, совершенным в прошлом, должна преследовать две основные цели: препятствовать повторению подобных преступлений и делать все возможное для устранения причиненного ими ущерба19. Другие цели (такие, как месть и кара) в свете современных моральных ценностей Х. Салакетт отвергал20.
Этот же подход восприняли и в других странах Латинской Америки. Главной задачей комиссий, обычно именовавшихся «Комиссия по установлению истины и примирению», обозначали раскрытие преступлений и правонарушений, имевших место в прошлом. Способом возмещения ущерба жертвам тех преступных деяний было не возбуждение уголовных преследований против правонарушителей и вынесение им наказаний (по принципу соразмерности преступлений), а раскрытие совершенных ими преступлений и обнародование правды. Цель этой деятельности — выявить факты преступлений, чтобы жертвы и их семьи могли обрести утешение, разоблачить и заклеймить позором палачей, а также воспитывать общественную совесть и решимость не допустить повторения подобного в будущем. «Зная о том, что происходило, нация может честно рассудить, почему и как дело дошло до таких ужасных преступлений»21. Предназначением комиссий
17 Найер А. Указ. соч. С. 78.
18 Для сравнения: Комиссия Эрнесто Сабато в Аргентине виновников называла поименно.
19 Именно поэтому данная модель национального примирения нами обозначается как реститутивная.
20 Такое отрицательное отношение к наказанию в значительной мере обусловлено учетом аргентинской практики. Однако влияние утвердившегося в философии права мнения, согласно которому идея кары, базирующейся на наказании, подвергается осуждению, не играет решающей роли. Отрицательное отношение к идее наказания, цель которого — воспрепятствование преступнику в нанесении своим согражданам нового ущерба и удержание от причинения подобного ущерба других людей, соответствующее принятому современной криминологией понятию «incapacitation» (лишение возможности совершать преступления), отражено в работах Чезаре Баккарии и Г.Л.А. Харта.
21 Найер А. Указ. соч. С. 78.
объявлялись исцеление общества и исполнение превентивных функций во избежание повторения ужасов прошлого. «Никогда больше» — название доклада, подготовленного комиссией Эрнесто Сабато в Аргентине, наиболее точно передает пафос и цели работы таких комиссий.
Как отмечает С. Хантингтон: «В конечном счете политика в странах третьей волны срывала попытки преследования и наказания авторитарных преступников. В очень многих из них несколько отдельных человек были подвергнуты скорому суду. Почти во всех из них об эффективном судебном преследовании и наказании не было и речи»22. На вопрос, поставленный уругвайским президентом Сангинетти: «Что важнее — упрочить мир в стране, где сегодня гарантированы права человека, или добиваться справедливости задним числом, которая может поставить этот мир под угрозу?»23 — Латинская Америка ответила отказом от кары и наказания, амнистируя преступников.
Таким образом, отказ от осуществления карательного правосудия в странах Латинской Америки в значительной мере был обусловлен страхом нового военного пере-ворота24. При сохранении контроля над армией бывшие руководители военных хунт действительно могли использовать этот ресурс против демократических лидеров, что в конечном счете подорвало бы процесс демократизации25. Для сохранения стабильности в государстве президент Уругвая Хулио Сангинетти считал оправданным принесение правосудия в жертву: «В том случае, если применение наказания приводит к более тяжким социальным последствиям, чем безнаказанность, то суровость предусмотренной законом кары за правонарушение должна быть смягчена»26. Согласно Х. Сангинетти, добровольный отказ от применения наказания — лишь один из способов отправления правосудия.
Необходимо отметить, что доминирующий в странах Латинской Америки подход к осуществлению правосудия не смог окончательно аннулировать проблему восстановления справедливости. Более того, она по сей день — предмет острых дискуссий и предстает как фактор разделения общества на два лагеря: приверженцев и противников судебного преследования преступников периода военных диктатур. Чили — яркий тому пример. Вопрос о судебном преследовании Аугусто Пиночета, ответственного за многочисленные нарушения прав человека в 1973—1990 годах, вызывает неоднозначную реакцию в стране и является фактором, разделяющем чилийское общество27. Фактически можно сказать, что в странах Латинской Америки отказ от свершения карательного правосудия осуществлялся в условиях игнорирования массового общественного запроса о наказании виновников в нарушениях прав человека.
Латиноамериканский опыт повлиял на утверждение в общественной мысли взгляда, согласно которому осуществление правосудия нередко оказывается труднодостижимой
22 Хантингтон С. Указ. соч. С. 233.
23 Найер А. Указ. соч. С. 148.
24 См.: Там же. С. 142.
25 Слова Пиночета и заявления военной верхушки в Чили наилучшим образом иллюстрируют эту мысль: «День, когда тронут кого-либо из моих людей, станет концом законности в государстве» или «Если нас попытаются выставить к позорному столбу, как в Аргентине, это будет иметь самые тяжкие последствия» (цит. по: Хантингтон С. Указ. соч. С. 235).
26 Найер А. Указ. соч. С. 148.
27 Согласно решению, принятому в июне 2005 года апелляционным судом Сантьяго, Пиночета могут осудить не за репрессии и убийства, а за финансовые махинации: бывший диктатор Аугусто Пиночет лишен судебного иммунитета в связи с расследованием налоговых преступлений. Что касается преступлений против человечности, тот же суд постановил прекратить процесс против Пиночета в связи с обвинениями в преступлениях, совершенных в рамках печально известной «Операции Кондор». Процесс, связанный с этой операцией, прекращен в связи с состоянием здоровья 89-летнего генерала. В 1970—1980-х годах военные режимы Аргентины, Бразилии, Парагвая, Уругвая и Чили совместно осуществляли ее с целью физического уничтожения своих противников (см.: PDA-лента новостей сайта Известия.Ру [http://pda.izv.info/world/news96075],
8 июня 2005).
задачей, особенно в государствах, характеризующихся внутренним расколом и дефицитом демократической политической культуры, где попытки вершить правосудие создают угрозу для будущего мирного развития страны. «Постановка вопроса о преступлениях, совершавшихся противоборствующими сторонами в ходе гражданской войны, привела бы к немедленному возобновлению войны»28. Как свидетельствует опыт стран Латинской Америки, выход из создавшейся ситуации — выяснение истины без наказания за совершенные преступные деяния, но с резкой критикой самого факта преступления. Последнее рассматривается основой, для того чтобы избежать ошибок прошлого в будущем. Выяснение правды служит отправной точкой для осуществления в отношении жертв правонарушений прошлого так называемой «реститутивной справедливости» и выплаты компенсаций.
ЮАР
Пример решения проблемы частичного осуществления правосудия и преодоления противоречий между карательной и реститутивной справедливостью показала ЮжноАфриканская Республика в период правления Нельсона Манделы. Процесс примирения в этой стране проходил под лозунгом «амнистии взамен установления истины». Мандела неоднократно подчеркивал, что его концепция примирения не предусматривает судебных преследований. Но она и не освобождала от них, как это случалось в странах Латинской Америки. Условие предоставления амнистии — добровольное признание и раскаяние в содеянном преступлении.
Работа Комиссии по установлению истины и примирению состояла в следующем: все, кто приходили в Комиссию и давали честные и подробные показания о преступлениях, совершенных при их участии, освобождались от уголовной ответственности. Амнистия рассматривалась как средство раскрытия правды и выяснения истины. Члены Комиссии заявляли, что лица, предоставляющие информацию о преступлениях прошлого, без гарантии того, что они будут освобождены от уголовной ответственности, вряд ли согласились бы давать достоверную и полную информацию.
Наряду с выяснением истины процесс восстановления справедливости предусматривал и частичное осуществление наказания. Следует отметить, что карательная справедливость в этом варианте национального примирения применялась косвенным образом. Амнистию предоставляли в индивидуальном порядке, слушания по тому или иному преступлению проводили открыто. Совершенные злодеяния стали достоянием общества, которое, узнав о них, заклеймило преступников позором. Арье Нейер сформулировал это как «выявить виновных и показать, что они делали, — значит публично заклеймить их, что само по себе наказание, а выявить жертв и вспомнить, как их пытали и убивали, — есть способ признания их чести и достоинства».
Испания
Рассматривая методы, апробированные при восстановлении справедливости в разных странах, необходимо принять во внимание и опыт Испании. Здесь справедливость, нарушенную в результате гражданской войны 1936—1939 годов, восстановили лишь че-
рез 40 лет в условиях демократической трансформации страны29. Как и государства Латинской Америки, Испания отказалась от карательной модели восстановления справедливости, но по иным соображениям.
Как уже было отмечено выше, в Латинской Америке отказ от осуществления правосудия обусловливался в первую очередь заботой о стабильности, был прямым результатом давления со стороны военных и сил, ответственных за нарушения прав человека, и, главное, — реализовывался на фоне игнорирования всеобщего требования населения наказать виновников. А в Испании инициатором отказа от карательной модели восстановления справедливости была сторона, проигравшая в гражданской войне и репрессированная в период правления Франко. Чтобы предотвратить кровопролитие, жертвы репрессий отказались от намерения мстить и сводить счеты. В стране не разжигалась ан-тифранкистская истерия в отношении исполнителей репрессий. Административные меры к доносчикам не применялись. Бывшие сторонники диктатуры не только не были объявлены «врагами нации», но и сохранили легальную возможность для открытой пропаганды собственных взглядов30.
Таким образом, при достижении национального согласия Испания построила восстановление справедливости не на принужденном, а на добровольном отказе от карательной модели, в чем существенную роль сыграли преодоление конфронтационной политической культуры и постепенное утверждение культуры согласия. Институциональной предпосылкой к такой трансформации, с одной стороны, являлся нетоталитарный характер режима Франко, с другой — начатая еще в 1950-х годах постепенная либерализация. Под влиянием этих двух факторов процесс сближения сторон, в прошлом находившихся в военном противостоянии, стал осуществимым уже на этапе транзита страны к новому демократическому курсу развития. Хотя, по мнению многих исследователей, в замене конфронтационной политической культуры культурой согласия решающую роль все-таки сыграли факторы неинституционального характера.
Следует обратить внимание и на такой неинституциональный аспект, как страх перед повторением ужасов гражданской войны, ставшей для нации огромной психологической травмой. Анализируя эту проблему, Палома Агилар разделила коллективную память испанцев о гражданской войне на следующие составные части: представление о том, что участвующие в противоборстве стороны одинаково несут ответственность за содеянное; вера в то, что трагедия не должна повториться, и желание всеми силами противостоять ее рецидиву; установка на то, что шаги к демократии и всеобщему согласию должны быть исключительно мирными31.
Наряду с желанием всеми силами не допустить повторения гражданской войны, немаловажную роль в постепенном формировании культуры согласия сыграл и фактор времени. С момента окончания гражданской войны и до достижения подлинного примирения в период демократических преобразований прошло 40 лет. Они были использованы
29 В условиях разделения сформировавшегося в Испании общества на «победителей» и «побежденных» и преобладания реваншистских настроений, понятие национального примирения в период правления Франко отождествлялось (и не без оснований) с изменой идеалам свободы и примирением с режимом, пришедшим к власти после гражданской войны. Символические мероприятия, например совместное погребение жертв гражданской войны и т.п., были недостаточны для преодоления четко вертикальных отношений, сформировавшихся во время гражданского противостояния 1936—1939 годов, и основывались на односторонних преимуществах победившей стороны. Несмотря на лозунг «ни победивших, ни побежденных», правительство не проводило целенаправленного курса на примирение сторон. Франко противился любым значительным шагам по реабилитации «побежденных», создавая лишь показное впечатление о примирении. Согласие, достигнутое Франко, некоторые исследователи именуют «квазиконсенсусом».
30 В Испании национальное примирение осуществлялось после фактически добровольной трансформации режима. Это дает основание заявлять, что имело место не столько примирение, сколько капитуляция старой, «франкистской» власти.
31 См.: Aguilar P. Collective Memory of the Spanish Civil War. The Case of the Political Amnesty in the Spanish Transformation to Democracy. Democratization // A Frank Cass Journal. Winter 1997, Vol. 4, No. 4. P. 93.
для переосмысления и переоценки трагических событий прошлого, результатом чего стали осуществление проекта «забвения прошлого» и отказ от поиска виновных за содеянное. Испанское общество решило никогда не возвращаться к этой странице своей истории, отказавшись даже от дискуссий по этому поводу. Сотрудничество между лагерями, находившимися в прошлом в военном противоборстве, осуществлялось на основе вынесения за скобки суда истории событий 1936—1939 годов.
После кончины Франко, ставшей своеобразной точкой для трагического периода развития страны, отношения между противостоящими сторонами заметно улучшилась. И в ходе демократических преобразований бывшие противники смогли преодолеть старые обиды и направить свои усилия на поиск приемлемых для всех решений.
Итак, в Испании отказ от карательной модели восстановления справедливости сопровождался поддержкой общества, уставшего от продолжительного гражданского противостояния.
Осуществление правосудия, совмещающего в себе две функции — наказание за правонарушения и выяснение истины, — как это было показано на примере стран Латинской Америки, происходит раздельно и являет собой пример частичного осуществления правосудия, так как основывается на выяснении истины с полным игнорированием второй ее функции: наказание за правонарушения. Есть все основания назвать данный процесс укрывательством преступников, нарушителей закона. Его проведение обусловлено политической целесообразностью, однако оскорбляло чувство справедливости. С другой стороны, применение карательной справедливости, основанной на наказании за правонарушения прошлого, идеально с точки зрения правосудия, но абсолютно неосуществимо с позиций реальной политики. Провал попыток судебного преследования в Аргентине — зримое тому доказательство32.
Таким образом, при реализации политики национального примирения мы имеем налицо, с одной стороны, справедливость, ориентированную на установление истины, реально являющуюся укрывательством преступников, а процедурным оформлением ее осуществления предстает амнистия лиц, причастных к правонарушениям прошлого, с другой — осуществление так называемой «карающей справедливости» посредством судебного преследования. Единственный пример сочетания этих двух противоположных моделей восстановления справедливости — политика национального примирения, проведенная в Южно-Африканской Республике.
Грузия
В результате наблюдения за грузинской моделью национального примирения республика была отнесена к категории стран, в которых в течение длительного времени в качестве осуществляющей политику национального примирения выступала сторона, «победившая» в конфликте. А после «революции роз» «эстафету» претворения этой политики в жизнь «взяла в руки» нейтральная сторона, не связанная с конфликтом.
Соответственно в условиях Грузии в политике национального примирения можно выделить три этапа. Два из них совпадают с периодом правления Э. Шеварднадзе. Первый является аналогом того, что в Испании именуют «квазиконсенсусом времен правления Франко», его уже во время правления Э. Шеварднадзе сменил несовершенный процесс постконфликтной реабилитации, который сразу после прихода к власти Михаила Саакашвили легко завершается. Но на повестку дня выносится другой, не менее острый
вопрос — о возбуждении уголовного преследования (или непреследовании) представителей власти Э. Шеварднадзе, участвовавших в политических репрессиях «звиадистов». Таким образом, на примере Грузии доказывается гипотеза Самуэла Хантингтона, согласно которой любая новая демократическая власть стоит перед дилеммой: наказывать или не наказывать представителей предшествующей власти, обвиненных в нарушении прав человека. Грузия в этом плане не является исключением и проблему карающего правосудия решает отрицательно.
Чтобы снять возникающие вопросы, следует кратко охарактеризовать проводимую в период правления предшественника М. Саакашвили Э. Шеварднадзе политику национального примирения, а затем перейти к аргументам, на которых строится отказ нынешней власти страны от карательной модели восстановления справедливости.
Краткий обзор отечественного опыта политики национального примирения
В отличие от стран Латинской Америки, где субъектом восстановления справедливости предстали власти, избранные демократическим путем и не ответственные за преступления, совершенные при диктаторских режимах, в Грузии восстановление справедливости в течение многих лет осуществлялось самими «угнетателями». Отмеченное обстоятельство мы рассматриваем в качестве фактора, имеющего крайне негативный эффект при проведении национальной политики примирения, потому что сама идея, как таковая, в сходных условиях интерпретируется лишь в пользу стороны, «победившей» в гражданском противостоянии.
Гражданское противостояние33 начала 1990-х годов в Грузии условно делят на два периода. Под первым подразумевается свержение в результате военного противостояния декабря 1991 — января 1992 годов в Тбилиси легитимно избранной власти Звиада Гамсахурдиа. Под вторым — вооруженные столкновения между противостоящими лагерями, имевшие место в 1992—1993 годах. В тот период сторона, победившая в гражданской войне, встретила активное сопротивление сторонников бывшей власти, свергнутой путем военного переворота34. События 1991—1992 годов положили начало конфронтации между приверженцами и противниками правительства З. Гамсахурдиа и обусловили то, что «звиадисты» превратились в политических изгоев.
Военное противостояние, завершившееся победой сторонников Э. Шеварднадзе и поражением «звиадистов», дает достаточно оснований, чтобы события, происходившие в Грузии в 1990-х годах, расценить как конфликт с нулевой суммой, после которого формируется психология «победителя» и «побежденного». Между сторонами, в прошлом вовлеченными в вооруженное противостояние, налаживаются так называемые «контакты с неравным статусом», с высокой степенью переживания несправедливости стороной, потерпевшей поражение.
Сторона, победившая в конфликте, не только не отказывалась от применения репрессивных методов борьбы против сторонников Звиада Гамсахурдиа, но и, наоборот, перевела военное сопротивление в иное русло — в фазу латентного состояния, осуще-
33 Для обозначения событий начала 1990-х годов большинство исследователей использует термин «гражданская война», хотя по превалирующей части параметров данные события целесообразнее характеризовать как гражданское противостояние.
34 См.: Гефтер В.М., Ковалев С.А., Соколов А.В. Грузия: необходимость широкой политической амнистии. Доклад работы исследовательской комиссии Правозащитного центра «Мемориал» в Грузии. М., 1997. С. 12.
ствляла уголовное преследование противников, что, подчеркнем, происходило в условиях декларирования политики национального примирения35.
Притеснение побежденных победителями чаще всего выражалось в уголовном преследовании З. Гамсахурдиа и его сторонников. Участие в противостоянии начала 1990-х годов, независимо от того, насколько тяжким было преступление, совершенное сторонниками власти первого президента Грузии, становилось причиной жесткого уголовного преследования. Соответственно, репрессивный аппарат стороны, «победившей» в гражданском противостоянии, больше основывался на использовании легальных форм и методов борьбы, чем нелегальных. Борьба против политических противников обрела черты как политической борьбы, так и уголовного преследования, которые с разной интенсивностью продолжались с 1992 по 2000 год.
В Грузии не использовали такие методы борьбы с политическими оппонентами, как в Латинской Америке. В частности, не было случаев массового исчезновения и пропажи людей по политическим мотивам. Хотя следует учесть, что этот вопрос никогда не становился предметом исследования.
Естественно, в условиях сохранения психологии «победителя» и «побежденного», сформировавшейся после гражданского противостояния, политика национального примирения, декларируемая властями под руководством Э. Шеварднадзе, не смогла внести существенных изменений в отношения противостоящих сторон. Отдельные случаи помилования «звиадистов» воспринимались как очередное подтверждение преимущества «победителей».
В период правления Э. Шеварднадзе власти в течение длительного времени фактически (до 2000 г.) не признавали практики уголовного преследования «звиадистов» по политическим мотивам, а официальные лица категорически отрицали наличие в стране политзаключенных. Тех же, кого организации по защите прав человека, в том числе правозащитный центр «Мемориал», относили к этой категории, руководство страны причисляло к рядовым нарушителям закона, отбывающим наказание в тюрьмах за уголовные преступления. Именно в связи с этим некоторые наблюдатели указывали на незавершенность гражданского противостояния.
Наблюдение за политикой национального примирения, проводимой в 1992— 2000 годах, дает достаточные основания для заключения, что налицо неполноценная интерпретация, основанная лишь на одностороннем преимуществе «победившей» стороны, не имеющая ничего общего с истинным примирением. В тот период любое решение, принятое в рамках политики национального примирения (Манифест 1992 г., освобождение осужденных «звиадистов», неоднократное создание «Дарбази (Совета) национального согласия», комиссий по изучению событий 1991—1992 гг. и т.п.), носило клеймо сформировавшейся после гражданского противостояния психологии победителей и побежденных, что в документах, принятых тогда же, выражалось в односторонних преимуществах победившей стороны. Вырисовывалась тенденция переложения всей ответственности на «звиадистов». В этом контексте мотивация властей при проведении политики национального примирения часто носила конъюнктурный характер и была направлена на снятие опасности дестабилизации со стороны так называемых «звиадистов».
В тот период реальной целью декларирования политики национального примирения были окончательное упрочение правления стороны, победившей в гражданском противостоянии, а также сохранение и защита ею своих завоеваний. В 1992—2000 годах власти отказывались объявлять широкомасштабную амнистию с целью освобождения по-
35 Проводить эту политику Э. Шеварднадзе начал сразу же после возвращения в Грузию, в августе 1992 года.
литзаключенных, что реально могло исчерпать комплекс «победителей» и «побежденных» в гражданском противостоянии. В Грузии 1992—2000 годов достижение примирения противостоящих сторон в принципе оказалось невозможным. Именно поэтому относительно 1992—2000 годов можно говорить лишь о квазиконсенсусе.
1998—2000 годы — перелом в реализации политики национального примирения
Преодолению дискредитации процесса национального примирения и реальной постконфликтной реабилитации в отношении сторонников Звиада Гамсахурдиа способствовало давление, оказываемое на власти Э. Шеварднадзе, с одной стороны, международным сообществом, с другой — самими «звиадистами». 1998—2000 годы мы рассматриваем как переходные: 20 апреля 2000 года парламент принял постановление, ставшее первым шагом на пути к реальной постконфликтной реабилитации «зви-адистов».
За их «несправедливым» осуждением последовали широкие отзывы, что отражено в докладах международных организаций по защите прав человека. Мировая общественность призывала власти Грузии незамедлительно пересмотреть вопрос о «звиади-стах» и провести широкомасштабную амнистию лиц, участвовавших в гражданском противостоянии и вооруженном конфликте (независимо от политических обстоятельств и инкриминированных им преступлений). В апреле 1998 года Комитет по правам человека ООН опубликовал документ, обязывающий власти Грузии пересмотреть дела политзаключенных. В то же время с учетом обязательств, взятых при вступлении Грузии в Совет Европы, и полученных рекомендаций правительство страны заявило, что в течение двух лет пересмотрит уголовные дела, связанные с событиями 1991—1992 годов, и сделает этот процесс прозрачным. В 1992 году руководство страны объявило о политике национального примирения, но до парламентского постановления апреля 2000-го уголовное преследование противников было привычным делом. Международная общественность потребовала от тогдашних властей Грузии именно искоренения этой практики.
Параллельно с повышением внимания международной общественности к этой проблеме в принятии решения об объявлении амнистии не меньшее значение имел нажим стороны, «потерпевшей поражение» в гражданском противостоянии. Непрерывная борьба «звиадистов», выражением которой стали акции голодовки и другие не менее радикальные меры, в том числе силовые, с целью привлечь внимание к проблеме, касающейся противостояния 1991—1992 годов и уголовного преследования по политическим соображениям, вынудили руководство страны пойти на уступки и дать согласие на освобождение политзаключенных.
Борьба «звиадистов» была направлена против попыток власти предать забвению проблему уголовного преследования политических противников и наличие политических заключенных. Самым эффективным инструментом давления на власть стали демонстрации, которые, однако (в отличие от Испании), не носили всеобщего характера. В них участвовали лишь представители потерпевших поражение в гражданском противостоянии, а также их сторонники, выдвигавшие требование прекратить репрессии и провести широкую политическую амнистию.
1998—2000 годы были переломными в отношениях сторон, так как активность «зви-адистов» способствовала освобождению политзаключенных и вынесению на повестку дня вопроса национального примирения. Это вынудило власти Э. Шеварднадзе к двусто-
ронним переговорам со «звиадистами», главной целью которых было освобождение политзаключенных. Постановление парламента от 20 апреля 2000 года — документ, принятый в результате таких двусторонних переговоров.
В этом постановлении дана политическая оценка событиям 1991—1992 годов, порицаются «разрешение политических проблем в государстве силовыми методами и всякие попытки свергнуть легитимную власть», косвенно подтверждая применение практики уголовного преследования политических противников. В то же время признавался и факт наличия политзаключенных, что не менее важно. Для исправления совершенных ошибок Генеральной прокуратуре было дано указание рассмотреть и решить «вопросы преследования подсудимых, обвиняемых в уголовных преступлениях, и всех тех лиц в Грузии и за ее пределами, которых привлекли к уголовной ответственности в связи с событиями 1991—1992 годов и по сегодняшний день». Кроме того, в постановлении привлекают внимание слова «в связи с изменением обстоятельств», указывающие на начало нового, переломного этапа в процессе национального примирения. В этом же документе речь шла и о создании временной парламентской комиссии национального согласия, которой необходимо поручить продолжить процесс национального примирения, обеспечить завершение гражданского противостояния, а также выполнять требования, соблюдать принципы и настрой, зафиксированные в данном постановлении.
Самая острая проблема, требовавшая решения к 2000 году, — прекращение уголовного преследования по политическим мотивам представителей свергнутой власти и ее сторонников. Поэтому, естественно, политика национального примирения в первую очередь была направлена на решение вопросов о прекращении уголовного преследования, а внимание парламентской комиссии сконцентрировалось на политзаключенных. Оценке событий 1991—1992 годов, как и другим проблемам, связанным с прошлым, уделяли меньше внимания.
Осуществление политики национального примирения не предусматривало судебной ответственности лиц, участвующих в уголовном преследовании «звиадистов». Восстановление справедливости было сведено к исправлению ошибок, допущенных при судебных разбирательствах. Характерный признак этого процесса — освобождение от ответственности за политически мотивированные преступления. Правительство Э. Шеварднадзе не предприняло мер для наказания виновных. Грузинская модель национального примирения жестко отмежевывалась от юридической оценки событий, происходивших в период гражданского противостояния, делая акцент лишь на их политической оценке. Это подтверждает хотя бы то же постановление парламента от 20 апреля 2000 года, в котором факт свержения правительства, избранного легитимно, резко осужден, однако ничего не сказано об ответственности виновных.
С точки зрения проведения политики национального примирения есть определенное сходство между Грузией времен правления Э. Шеварднадзе и франкистской Испанией. Хотя в отличие от Испании в Грузии уже в период пребывания Шеварднадзе у власти государство признало содеянное преступление, после чего последовали попытки его исправить. Правда, в тот период в республике не звучали призывы к примирению и прощению или хотя бы к формальным извинениям и признанию совершенного преступления, но косвенно это сделано парламентским постановлением от 20 апреля 2000 года. Именно принятием этого документа были оформлены изменения в поведении и действиях бывших противников. К тому же этот документ повлиял на продолжение таких изменений. В Испании же этого не было: Франко до конца категорически возражал против освобождения политзаключенных. В 2000—2003 годах власти Грузии не только отказались от уголовного преследования бывших противников, но и внесли в парламентское постановление от 20 апреля 2000 года пункты, необходимые для исправления ошибок, совершенных в прошлом.
Снятие проблемы уголовного преследования
Политику национального примирения, проведенную в период правления Э. Шеварднадзе, можно рассматривать как отказ государства от практики применения уголовного преследования бывших противников. Осуществление национального примирения мы оцениваем как попытку этих властей искупить вину — освободить «звиадистов», в свое время арестованных незаконно. Если учитывать роль, которую в достижении этого результата сыграла международная общественность, и активность, проявленную самой пострадавшей стороной, то бросается в глаза, что режим Э. Шеварднадзе отказался от уголовного преследования не по доброй воле. Это было продиктовано прагматическими соображениями, в том числе с целью самозащиты политических лидеров, прямо или косвенно участвовавших в совершенных в прошлом преступлениях, их желанием застраховать себя от возможного в будущем предъявления им обвинений. Прогрессивные шаги в направлении прекращения уголовных преследований «звиадистов» — своего рода само-амнистия представителей власти Э. Шеварднадзе.
Хотя, несмотря на мотивацию, которой руководствовалась «победившая» сторона, реализация политики национального примирения все же приносит реальные результаты и выступает в качестве основы смягчения ситуации. Произошли реабилитация «звиадистов», восстановление их политических прав, постепенная горизонтализация в прошлом резко вертикальных отношений между сторонами, что указывает на выравнивание статуса сторон. Правосудие «победителей», осуществляемое в 1992—2000 годах, сменилось непредвзятыми судебными процессами, что послужило установлению равенства сторон. В результате отказа от уголовного преследования бывших противников, противостояние из латентной формы гражданского сопротивления перешло в плоскость политической борьбы. Таким образом, политика национального примирения во времена правления Э. Шеварднадзе осуществлялась под знаком исправления преступлений, совершенных «победившей» стороной против представителей «побежденных». Это рассматривалось как средство создания основ, необходимых для реализации национального примирения. Политика исправления ошибок способствовала, с одной стороны, гражданскому примирению, с другой — социальной реабилитации «звиадистов», их интеграции в общественную жизнь. Была преодолена вредная психология «победителя» и «побежденного».
Как и в странах Латинской Америки, Комиссия национального согласия в Грузии работала в условиях полного игнорирования карательной модели восстановления справедливости. На первый взгляд, это положение приводит нас к выводу, что в условиях Грузии акцент следовало перенести на установление правды, как это было сделано в государствах Латинской Америке. Однако в Грузии процесс национального примирения в период правления Э. Шеварднадзе перспективы не имел и не пошел в этом направлении. Власти отказались от расследований содеянных преступлений, переключив внимание на искоренение проблемы уголовного преследования представителей «проигравшей стороны» и порицание преступлений прошлого. Это был единственный путь для самозащиты. В странах Латинской Америки представители власти, совершавшие правонарушения против политических оппонентов, во избежание судебных разбирательств были вынуждены использовать нелегальные формы (возможность военного переворота) давления на демократически избранных представителей власти, грозивших им уголовными разбирательствами за совершенные преступления. В грузинском варианте национального примирения 2000—2003 годов представители власти могли легко обойти аналогичные угрозы и гарантировать себе защиту.
Грузинский вариант национального примирения 2000—2003 годов исключал установление истины. В обществе было распространено мнение, что все попытки, направленные на это, чреваты риском дестабилизации и создают опасность нового противостояния. Представление о том, что оценка событий 1991—1992 годов повлечет деструктивные результаты, играло в грузинской реальности такую же сдерживающую роль, как и учет фактора дестабилизации в странах Латинской Америки.
Перспективы достижения национального согласия после «революции роз»
С приходом к руководству страной президента М. Саакашвили, не связанного с кровавыми событиями 1991—1992 года и последующего периода, процесс примирения и согласия проходит более результативно36. Однако склонность нынешней власти оставить без юридической оценки правонарушения представителей предшествующей власти, конкретно Э. Шеварднадзе, вызывает недовольство «звиадистов». Ситуацию еще более усугубляет неоднозначная позиция нынешнего руководства страны, которое все еще решает, чему отдать предпочтение при расследовании причин гибели 3. Гамсахурдиа. Таким образом, вопрос о перспективности осуществления национального примирения по карательной модели остается в силе.
Наиболее адекватным для анализа перспектив осуществления политики национального примирения по карающей модели представляется декларация «О национальном согласии и примирении»37, принятая в январе 2004 года президентом Грузии М. Саакашвили. В этом документе акцент сделан именно в пользу свершения правосудия и возможности начать процесс судебных разбирательств против представителей предшествующей власти. Субъектами процесса окончательного искоренения противостояния обозначены, с одной стороны, пострадавшие в начале 1990-х годов представители и сторонники власти 3. Гамсахурдиа, с другой — новое руководство страны во главе с президентом М. Саакашвили, пришедшее к власти в результате «революции роз». Победивший в гражданском противостоянии 1991—1992 годов политический режим Э. Шеварднадзе не упоминается в числе субъектов данного процесса. Это дает основание считать, что осуществление правосудия в отношении представителей, если прямо не участвующих в событиях 1991— 1992 годов, то косвенно причастных к ним и ответственных за них (в том числе имеющих отношение к гибели 3. Гамсахурдиа и к его расследованию), может стать одной из приоритетных задач нынешнего руководства Грузии.
Интересен и параграф декларации, где говорится о прецедентах использования военных сил другого государства во внутренних конфликтах и в борьбе за власть. Это прямое указание на использование возвратившимся в Грузию Э. Шеварднадзе Вооруженных сил РФ, а именно спецназа российского Закавказского округа38, при гражданском противостоянии начала 1990-х с целью укрепления своей власти. Документ, подписанный в ян-
36 Звиадисты вышли из лесов, вернулись в свои семьи и стали полноправными членами грузинского общества. Из заключения освободили около 30 чел. Руководство страны создало Комиссию по национальному согласию, которую возглавил бывший министр финансов при правительстве 3. Гамсахурдиа Гурам Абснадзе.
37 Эта декларация — первый официальный документ, подписанным президентом М. Саакашвили после вступления в должность.
38 См.: В событиях декабря — января 1991—1992 годов в Грузии принимал участие спецназ российского Закавказского военного округа // Собеседник, 1994, № 4—5; Виноватой, разумеется, может быть только Россия, которая смогла взять Бункер // Известия, 27 октября 1989; Да, я помог Э. Шеварднадзе по его собственной просьбе // Свободная газета, 1998, № 1.
варе 2004 года и направленный на искоренение методов использования вооруженных сил другого государства во внутренних конфликтах и в борьбе за власть, предусматривает также создание соответствующей законодательной основы. Вероятность того, что представителям власти Э. Шеварднадзе придется отвечать перед народом Грузии за использование Вооруженных сил России, подтверждается и тем обстоятельством, что не допустить повторения указанных антигосударственных действий — главный долг нынешнего руководства страны.
В декларации «О национальном согласии и примирении» дана совершенно иная интерпретация событий 1991—1992 годов — «коммунистически-номенклатурный реванш». Эта формулировка полностью соответствует курсу, провозглашенному нынешним руководством страны и направленному на борьбу с наследием советского менталитета. Ее можно использовать как один из аргументов, подтверждающих гипотетическую возможность осуществления карательных мероприятий против представителей власти Э. Шеварднадзе. Несмотря на то что декларация дает достаточно оснований для предположений об осуществлении карательной модели восстановления справедливости, в нынешних условиях ее применение лишено оснований. Грузинская действительность демонстрирует пример восстановления справедливости по укрепляющей модели, что во многом определяется использованием международного опыта осуществления национального примирения.
3 а к л ю ч е н и е
Теоретически можно представить два сценария, более всего приближенных к реальности:
1. События развиваются на основе апробированной практики стран Латинской Америки: в условиях игнорирования правосудия основной акцент делается на выяснении истины. На предложение представителей власти Э. Шеварднадзе объективно расследовать обстоятельства гибели 3. Гамсахурдиа при сотрудничестве с работниками прокуратуры нынешнее руководство страны отвечает полным амнистированием и отказывается предавать гласности их имена. Общественности становятся известны только некоторые обстоятельства гибели первого президента независимой Грузии. Но при этом власти страны обязуются выплатить соответственные компенсации жертвам политических репрессий.
2. События развиваются на основе испанского варианта «забвения прошлого»: по выявленным обстоятельствам гибели экс-президента 3. Гамсахурдиа, которые требуют юридического реагирования, нынешнее руководство страны отказывается от дальнейшего расследования данного дела и приостанавливает его. Это решение власть М. Саакашвили оправдывает необходимостью забвения прошлого и политикой национального примирения, а главным достижением в расследования гибели 3. Гамсахурдиа объявляет исправление ошибок, допущенных в период правления Э. Шеварднадзе, и заботу о предотвращении их повторения в будущем.
Каждый из перечисленных сценариев характеризуется равной вероятностью развития. Тот факт, что на осенней сессии 2005 года парламент отказался создать комиссию по изучению обстоятельств гибели 3. Гамсахурдиа, мотивируя свои решение тем, что грузинской общественности и без того известно все, без исключения, об этих обстоятельствах, говорит в пользу развития второго сценария. О возможности реализации второго
сценария свидетельствует, в частности, закрытие (весной 2006 г.) Государственной комиссии по национальному согласию и примирению, хотя принятое 20 мая 2005 года решение Тбилисского городского собрания оказать одноразовую финансовую помощь жертвам политических репрессий 1991—1992 годов и последующего периода указывает на развития событий по первому сценарию.
Оба сценария, несмотря на их явные различия, имеют одно общее — отказ от карательной модели восстановления справедливости. Несмотря на то что подписанная президентом М. Саакашвили декларация «О национальном согласии и примирении» дает достаточно оснований для восстановления справедливости по карательной модели, трудно представить, что нынешнее руководство выберет путь возмездия в отношении представителей предшествующей власти и решит сделать что-либо в пользу карательной модели осуществления правосудия. А мотивация в этом случае будет такой же, как и в большинстве стран Латинской Америки: забота о сохранении стабильности и избежание нового противостояния. Если принять во внимание, что требования о придании правосудию деятелей режима Э. Шеварднадзе не отличаются той резкостью и масштабностью, как в странах Латинской Америки, то тенденцию к отказу от карательной модели восстановления справедливости нынешних властей Грузии можно считать целесообразной. Фактором, оправдывающим такую «пацифистскую» политику правительства М. Саакашвили, служит и отстранение от политической деятельности Э. Шеварднадзе, которого «звиади-сты» считали нелегитимным президентом, пришедшим к власти в результате вооруженного переворота. Не исключено, что в 2003 году Э. Шеварднадзе были даны определенные гарантии за его уход с поста президента. Среди факторов отказа от карающего правосудия можно назвать и то, что довольно трудно доказать предъявленные Э. Шеварднадзе обвинения.
Соответственно, отказом властей М. Саакашвили от осуществления справедливости посредством карающей модели можно объяснить, с одной стороны, прекращение уголовного преследования и снятие проблемы заключенных «звиадистов» еще при правлении Э. Шеварднадзе, с другой — демонтаж власти Э. Шеварднадзе в результате «революции роз», чем фактически было реализовано ее наказание. Один из главных аргументов против карающей справедливости — в повестку дня нынешней власти внесен ряд других значительных проблем.
Опираясь на перечисленные нами факторы, нынешнее руководство страны старается не рассматривать вопрос в формате «наказать — не наказать». Именно этим можно объяснить ее сдержанность в оценке событий 1991—1992 годов, затягивание расследования обстоятельств, вызвавших смерть 3. Гамсахурдиа, и сокрытие их от общественности, предложение жертвам политических репрессий лишь системы социальной защиты и отказ от поддержки процессов в возмещении им убытков. Все это вызвано тем фактом, что за реализацией таких мер должна последовать постановка вопроса о правовой ответственности и ее исполнении, что маловероятно.
Отказ нынешнего руководства от карательной модели восстановления справедливости в отношении представителей предшествующей власти Э. Шеварднадзе не исключает возможности, скорее всего, даже подразумевает, что курс, взятый на укрепление справедливости, будет осуществляться и в дальнейшем, уже по отношению к другим вопросам, связанным с прошлым. Так как в грузинской действительности вопросы, касающиеся национального примирения, всегда ставились в один ряд с вопросами примирения между грузинами, абхазами и осетинами, то следует ожидать, что этот процесс будет проходить под знаком укрепляющей модели восстановления справедливости.
