CC BY
26
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 13. ВОСТОКОВЕДЕНИЕ. 2019. № 4
С.А. Кириллина, Т.Ю. Кобищанов
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ОСМАНИСТИКА В XXI в.: ВЕКТОРЫ ИССЛЕДОВАНИЙ
(ПО МАТЕРИАЛАМ КОНФЕРЕНЦИИ «АЦАМБОВСКИЕ ЧТЕНИЯ»)
Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова» 119991, Москва, Ленинские горы, 1
27 апреля 2019 г. в Институте Стран Азии и Африки МГУ имени М.В. Ломоносова прошла первая конференция по арабским и османским исследованиям «Ацамбовские чтения», посвященная памяти профессора Фериды Мустафовны Ацамба (1922-2016), чья научная деятельность была неразрывно связана с Московским университетом. Ф.М. Ацамба начала работу в Институте восточных языков с момента его создания в 1956 г. и на протяжении 60 лет трудилась в стенах ИВЯ-ИСАА. За эти годы она подготовила сотни специалистов по истории Востока, 25 аспирантов защитили под ее руководством кандидатские диссертации. Ее учениками являются многие профессора и доценты ИСАА МГУ и других высших учебных заведений России и ближнего зарубежья. Эта конференция не только стала значимым событием в истории российского востоковедения, но и во многом очертила проблематику отечественной и, отчасти, мировой османистики.
Предваряя основную часть конференции, директор ИСАА МГУ профессор И.И. Абылгазиев напомнил слова ректора МГУ В.А. Садовничего о том, что «Университетом правят традиции» и
Кириллина Светлана Алексеевна - доктор исторических наук, профессор, заведующая кафедрой истории стран Ближнего и Среднего Востока ИСАА МГУ имени М.В. Ломоносова (e-mail: [email protected]).
Кобищанов Тарас Юрьевич - кандидат исторических наук, доцент кафедры истории стран Ближнего и Среднего Востока ИСАА МГУ имени М.В. Ломоносова (e-mail: [email protected]).
подчеркнул, что одной из таких университетских традиций должно стать проведение «Ацамбовских чтений». И.И. Абылгазиев отметил значимость вклада профессора Ф.М. Ацамба в развитие отечественной востоковедной науки и прежде всего в исследование османского периода истории Ближнего Востока.
Тему «Ф.М. Ацамба как педагог-востоковед» развил президент ИСАА МГУ профессор М.С. Мейер. Его доклад, начавшись как воспоминания об учителе и коллеге, перешел в полноценный анализ эволюции ее научных изысканий - от современного арабского мира к прошедшим эпохам. В 1940-е - начале 1960-х годов исследования Ф.М. Ацамба осуществлялись в рамках парадигмы советской исторической науки. Автор доклада обобщил данные о защищавшихся в те годы кандидатских диссертациях востоковедов, которые занимались практически единой проблематикой: социально-экономическими отношениями, становлением рабочего класса, аграрным вопросом и пр. В этой направленности М.С. Мейер усматривает не только конъюнктурную необходимость соответствовать требованиям господствовавшей идеологии. Многие молодые ученые были твердо убеждены в светлых перспективах народов Востока, скинувших узы колониализма, и писали свои работы в ожидании скорого кризиса капитализма. В 1960-е годы произошло переключение фокуса внимания Ф.М. Ацамба на традиционную жизнь арабского мира, в том числе на его исламские институты. Область интересов исследователя все дальше отходила от современности. Османский Египет, мамлюкский и алимский «корпуса», институт мусульманского паломничества (хадж) - все это было бесконечно далеко от ее первой работы по истории рабочего класса Египта. Более двух последних десятилетий своего научного творчества Ф.М. Ацамба посвятила анализу «Канун-наме Мыср» («Книги законов Египта», 1524), первого свода законоположений в этой ключевой арабской провинции Османской империи. На взгляд М.С. Мейера, исследование «Канун-наме», который, по сути, архаизировал Египет, приведя к восстановлению средневековых порядков, стало свидетельством разочарования историка, утратившего надежду на быстрое развитие и прогресс нежно любимого ей арабского мира. В своем докладе М.С. Мейер сравнил Ф.М. Ацамба с выдающимся отечественным востоковедом А.Ф. Миллером (1901-1973). При этом он отметил
постоянное стремление к углубленному изучению фактического материала, которое Ф.М. Ацамба удалось передать своим ученикам.
Тему традиций и преемственности в российской и советской арабистике и османистике продолжил профессор Казанского (Приволжского) Федерального университета Р.М. Валеев, выступивший с докладом «Профессор А.Е. Крымский и отечественная османи-стика на рубеже ХХ в.». А.Е. Крымский (1871-1942), связавший дореволюционную и советскую востоковедные традиции, стоял у истоков становления отечественной османистики как социогумани-тарной, комплексной и междисциплинарной науки. Проводившиеся А.Е. Крымским в московский, бейрутский и киевский периоды его жизни исследования тюркского пространства Евразии, в том числе политического и культурного османского наследия, рассматриваются Р.М. Валеевым как важнейшая часть отечественной ориенталистики. Изыскания А.Е. Крымского сыграли исключительную роль в формировании национальных востоковедных школ, и в этой связи казанский ученый подчеркивает особую роль университетов России в тюркологических и османистических штудиях.
В еще более глубокое прошлое, фактически, в первые предпринимавшиеся в России попытки понять османский мир, погрузился в своем докладе «Распросные речи и челобитные "полоняников" как источник о рабстве в Османской империи в XVII в.» профессор университета Сорбонна (Париж) А.С. Лавров. Французский историк российского происхождения сразу оговорился, что исследуемые им источники могут дать больше для понимания не Османской империи, а Московской Руси. Анализ как формализованных челобитных бывших «полоняников», так и более пространных «распросных грамот» позволил А.С. Лаврову сделать вывод о том, что все вернувшиеся домой россияне потерпели неудачу в адаптации в османское общество. Репатрианты стали жертвами неудачной интеграции, не сумев воспользоваться существовавшими в Османской империи социальными лифтами. Все, кто вернулся на родину, сделал это по своей воле, в отличие от другой категории «полоняников», которые предпочли остаться в Османском государстве. Конечно, была и третья, самая значительная группа плененных россиян, попавших на галеры либо в домашнее рабство. Во всех случаях «полоняники» превращались в источники культурных обменов и взаимовлияния,
сближали статусы населения Московской Руси и Османской империи до степени, при которой они становились сравнимы друг с другом.
Теме воздействия османской культурно-религиозной традиции на окружающий мир был посвящен доклад профессоров ИСАА МГУ С.А. Кириллиной, В.В. Орлова и А.Л. Сафроновой «Феномен халифата на рубеже Нового и Новейшего времени: политико-культурологическое измерение». В нем были проанализированы подходы арабских и южноазиатских мусульманских политических лидеров и идеологов к идее возрождения института халифата в эпоху ослабления и краха Османской империи. Особое внимание было уделено соотношению панисламского и националистического начал в арабской и южноазиатской мусульманской идеологии и риторике 1910-1920-х годов. Как отметили авторы доклада, при всех различиях в политической культуре Ближнего Востока и Южной Азии халифатистские устремления привели к усилению местнических и националистических тенденций, попыткам создать на руинах халифата новые формы правления и самоотождествления, все менее связанные с религиозной ориентацией. Во время дискуссии по этой теме была проведена параллель с отношением российских мусульман к османскому халифу. В качестве примера в реплике было упомянуто восстание в Аджарии, в котором участвовал отец Ф.М. Ацамба.
Живое обсуждение на конференции вызвало выступление профессора ИСАА МГУ К.А. Панченко «Османская модель империи: некоторые размышления». Как считает автор доклада, в длинном ряду имперских «проектов» Османская империя по критериям жизнестойкости и успешности занимает одно из лидирующих мест. Успех османского имперостроительства К.А. Панченко рассматривает через его сравнение с конкурировавшими «проектами» государства Ак-Коюнлу, Мамлюкского султаната и империи Сефевидов. Ответ на вопрос, в чем же принципиальное отличие государства османов от перечисленных политических моделей, К.А. Панченко видит в сочетании двух факторов: быстром оседании анатолийских тюрок на землю, сопровождавшемся полной сменой менталитета у правящей верхушки, и способностью вбирать в свою племенную организацию иноверные и иноэтничные группы. Именно имперский талант османов, умевших втягивать в свой политический проект людей, представлявших самые разные народы и культуры, прежде всего балканских и анатолийских христиан, предопределил впечатляющий
успех османского великодержавия. Вторая важная черта османского миропорядка - «торжество Каина над Авелем», последовательная защита городского и земледельческого уклада от кочевой стихии. В этом, как полагает автор, состоит коренное отличие Османского государства от большинства других ближневосточных империй Средневековья.
Доклад профессора Иркутского государственного университета В.И. Дятлова «"Торговые меньшинства" Египта в эпоху деколонизации», по сути, поставил вопрос: что означает быть меньшинством в различные эпохи (как в османскую, так и в ХХ-ХХ1 вв.)? Конечно, оговаривается В.И. Дятлов, феномен торговых меньшинств - это феномен традиционного общества и присущей ему системы этносоциального разделения труда. В доколониальную эпоху в арабо-османском мире этноним или обозначение религиозной принадлежности (конфессионизм) обычно приобретали профессиональное содержание. Однако в индустриальном обществе это явление не исчезло, а получило новые формы «этнической экономики». Показательный пример подобной трансформации предпринимательских меньшинств дает османский и постосманский Египет. Возможность исчезновения этого явления связана с проблемой трансформации общинности и в конечном счете с исчерпанием общинности как таковой.
Один из культурных аспектов жизни этноконфессионального меньшинства в Османском Египте раскрыл ведущий научный сотрудник Центра египтологических исследований РАН А.А. Войтенко в докладе «Творчество Юханны аль-Армани как перекресток культурных влияний в Османской империи XVIII в.». Особенности проводившейся Стамбулом этнорелигиозной политики А.А. Войтенко заключил в формулу: «Османы - не ассимиляторы, а администраторы». Внутренняя жизнь меньшинств интересовала завоевателей весьма мало. В связи с этим автор доклада задался вопросом: откуда в коптской иконописи XVIII столетия появляются византийские и поствизантийские влияния? Этот «ренессанс» А.А. Войтенко связывает с масштабной деятельностью переехавшего из Иерусалима в Египет армянского иконописца Юханны аль-Армани (ум. в 1786 г.), причем рассматривает ее как закономерное явление своего времени. Многое в живописи Юханны аль-Армани (в том числе поиски новых сюжетов и проставление на иконах авторской подписи) является
своеобразной революцией, а само творчество иконописца - синтезом оригинальных идей и обращением к греческой византийской и поствизантийской, армянской, коптской, католической и арабо-мусульманской традициям.
Старший научный сотрудник ИСАА МГУ В.Е. Смирнов в докладе «Особенности становления и развития мамлюкского дома Балфийа» также обратился к истории Османского Египта. Именно Ф.М. Ацам-ба в свое время вдохновила начинающего исследователя обратить внимание на произошедшую в османскую эпоху трансформацию мамлюкского корпуса, в котором могущественный и влиятельный «дом» Балфийа, без сомнения, является одной из самых необычных составляющих. По словам В.Е. Смирнова, Балфийа сложно назвать образцом мамлюкского бейта классического типа. Его главы- беи отличались удивительным для мамлюков чадолюбием, заставившим их презреть традицию не передавать свою должность по наследству сыновьям. Взлет и падение «дома» Балфийа стали свидетельством борьбы традиции и модернизации внутри мамлюкской «касты» в османский период.
Конечно, не только Египетская провинция привлекает внимание исследователей османского мира. Доценты ИСАА МГУ Д.Р. Жан-тиев и Т.Ю. Кобищанов представили два доклада, препарирующих взаимоотношения имперского центра с географически весьма близкими, но столь отличавшимися друг от друга частями османской периферии: Сирией и Ираком. Компаративный анализ региональной политики Порты помогает понять идеологию стамбульских властей, выявить их стратегию и тактику первоначально в борьбе за создание империи, а позднее - за сохранение общеосманского пространства.
Д.Р. Жантиев в докладе «Беспокойная периферия или надежный оплот? Сирия в системе османских владений (ХУ1-Х1Х вв.)» отметил уникальность аш-Шама («Большой Сирии») среди других регионов Османской империи. Основными причинами его своеобразия были отсутствие серьезной внешней угрозы на границах и полицентрич-ность Сирии, что давало османским властям возможность создавать там систему сдержек и противовесов. В целом, отметил Д.Р. Жанти-ев, именно в Сирии контроль Стамбула на протяжении веков был прочнее, чем в других арабских провинциях. Оформившаяся еще при Селиме I (1512-1520) центральная стратегическая роль Сирии
как связующего звена между Анатолией, Месопотамией, Аравией и Египтом была актуализирована в последние десятилетия османского господства при Абдул-Хамиде II (1876-1909). Положение Сирии в системе османских владений к началу ХХ в. наглядно показывало, что процесс ослабления Османской империи вовсе не был линейным, и наряду с утратой владений и влияния на Балканах, в азиатской части империи в XIX в. происходила консолидация.
В выступлении Т.Ю. Кобищанова «Беспокойный оплот или надежная периферия? Ирак в системе османских владений (XVI-XIX вв.)», перекликающемся с докладом Д.Р. Жантиева, подчеркивается специфика управления одной из самых труднодоступных частей империи. Для того, чтобы сохранить власть в своем крайнем восточном оплоте, османам требовалось решить четыре основные задачи: организовать там военно-административное управление, защитить Ирак от внешней угрозы, усмирить кочевые племена и держать в установленных рамках шиитское население. На эти вызовы на протяжении всех четырех столетий своего правления в Ираке Стамбул отвечал по-разному, в зависимости от имевшихся в распоряжении империи ресурсов. При этом вопросы унификации системы управления Ираком и его защиты от внешней угрозы, а также оседания кочевников на землю и роста шиитского населения находились в диалектической взаимосвязи. Автор доклада констатировал относительный успех османского руководства, удержавшего власть на дальней периферии империи.
Историографический доклад доцента ИСАА МГУ П.В. Шлыкова «Исследования института вакфа в российской и мировой османисти-ке и туркологии: вехи исторического развития» представил широкий обзор изучения этого института. П.В. Шлыков отметил, что долгое время вакф не являлся объектом отдельных научных изысканий, не было исследований значения вакфа для мусульманского общества. В середине ХХ в. отступление от правового детерминизма позволило рассмотреть этот институт в комплексе. Учеными был выявлен полифункциональный характер вакфа, способного удовлетворять как групповые, так и индивидуальные нужды, и интересы. Отдельный пласт исследований касается изучения вакфа как альтернативы государственным институтам, в том числе и в Османской империи.
В выступлении аспиранта ИСАА МГУ Н.Р. Краюшкина «Феномен "путешествия в поисках знания" в османской культуре» в весьма
необычном ракурсе были проанализированы османские тревелоги. Сравнив записки о странствиях Мухаммада Кибрита (ум. в 1659 г.), Эвилия Челеби (1611-1682) и Абд аль-Гани ан-Наблуси (1641-1731), автор доклада пришел к выводу о том, что культ знания пронизывал практически все сферы жизни османского общества. Именно в силу этого «путешествие в поисках знания» в исследуемый период обладало исключительной многогранностью. Н.Р. Краюшкин рассмотрел политическую актуальность деятельности османских богословов, защищавших мусульманский мир от нападок извне, и социальную ориентированность путешествий. По его словам, во время поездок путники стремились, обогатившись духовно и интеллектуально, поделиться своими знаниями с жителями различных уголков Османской империи.
Анализ докладов на конференции «Ацамбовские чтения» позволяет сделать некоторые общие выводы о современном развитии отечественной османистики. Из фокуса внимания российских ученых практически полностью ушло описание событийной части истории Османского государства. Не пользуется популярностью и изучение социально-экономических процессов, аграрных отношений или городской жизни. В центре анализа исследователей преимущественно находятся отдельные институты османского общества. Это могут быть особые формы социальной организации, такие как группы «торговых меньшинств», инкорпорация пленных рабов или формы консолидации региональных элит, а также общественно-религиозные явления, подобные феноменам халифата или путешествий в поисках знаний. Отдельное внимание уделяется особенностям имперостроительства и взаимоотношениям османского центра и периферии.
Безусловно, османистика развивается не только в России. Центром османских исследований остается Турция, в которой османский период истории в последние годы не только активно изучается, но и мифологизируется. Недаром международную политику турецкого руководства многие наблюдатели именуют «неоосманизмом». В Западной и Восточной Европе, арабском мире, Северной Америке и даже в Японии продолжается изучение Османской империи, публикуют труды историки, культурологи и религиоведы. При этом отечественная школа османистики занимает в этом ряду особое место, что во многом является заслугой профессора Ф.М. Ацамба.
Svetlana A. Kirillina, Taras Yu. Kobishchanov
Research Trends of Ottoman Studies in Russia in the 21st Century (based on Materials of the Conference 'Readings dedicated to Ferida M. Atsamba')
Lomonosov Moscow State University 1 Leninskie Gory, Moscow, 19991
About authors: Svetlana A. Kirillina - Doctor of Sciences (History), Professor, Head of the Department of Middle and Near East History, Institute of Asian and African Studies, Lomonosov Moscow State University (e-mail: s.kirillina@gmail. com); Taras Yu. Kobishchanov - PhD, Associate Professor of the Department of Middle and Near East History, Institute of Asian and African Studies, Lomonosov Moscow State University (e-mail: [email protected]).
