CC BY
225
ИСТОРИЯ
Вестн. Ом. ун-та. 2010. № 3. С. 44-51.
УДК008 (091) 008: 14 (07)
Е.М. Раскатова
Ивановский государственный химико-технологический университет
ОТДЕЛ КУЛЬТУРЫ ЦК КПСС И ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ: О НОВОМ СТИЛЕ СОВЕТСКОЙ НОМЕНКЛАТУРЫ В КОНЦЕ 1960-Х - НАЧАЛЕ 1980-Х ГГ.
На богатом архивном материале (документы РГАНИ, ГАРФ) показана роль Отдела культуры ЦК КПСС в формировании официальной художественной политики в конце 1960-х-начале 1980-х гг, определены его место и функции в советской политической системе, через исследование практик влияния власти на художественную интеллигенцию раскрыта суть нового стиля в деятельности партийногосударственных чиновников в позднюю советскую эпоху.
Ключевые слова: советская власть, отдел культуры ЦК КПСС, официальная политика, художественная интеллигенция, новый стиль.
Поздняя советская история в настоящее время является объектом пристального внимания ученых, публицистов, политиков и вызывает противоречивые, порой диаметрально противоположные суждения и оценки. Эти мнения часто основаны не на объективном историческом анализе, а на субъективном, личном восприятии недавнего прошлого, которое не стало историей в привычном смысле этого слова (свидетельством этому может быть обширный пласт издаваемой сегодня мемуарной литературы, освещающей культурную историю «длинных семидесятых»). Перед историком встает чрезвычайно сложная задача - сводя и сопоставляя данные различных источников (в первую очередь архивных), выявить сушростные характеристики и внутренние закономерности процессов, происходивших в сфере официальной политики и художественной культуры в конце 1960-х - начале 1980-х гг.
Отдел культуры ЦК КПСС, несомненно, являлся важнейшим звеном партийно-государственной машины, принципы работы которого во многом отражали сущность функционирования Системы в целом. Анализ работы этого отдела с художественной интеллигенцией в позднюю советскую эпоху позволяет составить представление об особенностях официальной культурной политики, о стиле взаимоотношений власти и художественной интеллигенции, о влиянии номенклатуры на характер культурных процессов и о реалиях художественной жизни в стране.
Усложнившаяся (послеоттепельная) культурная ситуация в стране требовала от власти изменения отношения к художественной интеллигенции, иных методов и форм влияния на ее творчество, более высокого уровня компетентности чиновников, в целом - более гибкой политики в сфере художественной культуры. Новый руководитель Отдела культу-рыЦК КПСС В.Ф. Шауро 15 апреля 1966 г. подготовил развернутое пись-
© Е.М. Раскатова, 2010
мо-просьбу об изменении (увеличении) штатного расписания и структуры [1]. В документе представлена новая концепция развития Отдела, главная задача которого декларировалась как изучение процессов в среде художественной интеллигенции и формирование стратегии власти в сфере художественной культуры.
Предложения В.Ф. Шауро были приняты, утверждены новая структура и штаты Отдела культуры. На протяжении изучаемого периода внутри Отдела менялось количество секторов, заметна профессионализация чиновников аппарата ЦК КПСС
[2]. Кроме того, компетентность Отдела нередко определялась составом группы консультантов, среди которых было немало искусствоведов, литературоведов, высокообразованных специалистов из числа докторов и кандидатов наук и т.п. [3].
Особое внимание сотрудники Отдела уделяли вопросам теории художественной культуры развитого социалистического общества. В связи с этим одно из ведущих направлений работы - приведение теоретического обоснования основных принципов социалистического искусства в соответствие с требованиями времени. При этом, создавая более современный теоретический дискурс, чиновники действовали достаточно традиционно, используя сложившиеся стереотипы, обращаясь практически к одним и тем же высказываниям
В.И. Ленина и т.п. По свидетельствам самих чиновников, официальные тексты, если не составлялись, то редактировались сотрудниками аппарата ЦК КПСС. Анализ материалов XXIII - XXVI съездов КПСС показал, что подобные тексты отличались друг от друга не столько содержанием, сколько стилем, тоном, отражавшими некоторые перепады в отношениях власти и художественной интеллигенции.
Другое направление работы по созданию теоретико-методологической базы советского искусства «развитого социализма»
- работа советских искусствоведов, связанная с критикой буржуазной эстетики -также требовало все большего внимания со стороны чиновников Отдела культуры ЦК КПСС. Составить представление о содержании этой работы и реакции на нее аппарата помог направленный для согласования в Отдел культуры ЦК КПСС 19 декабря 1975 г. вице-президентом Академии художеств СССР В.С. Кеменовым
текст доклада на тему «Партийность искусства как научное понятие марксистско-ленинской эстетики» для XXXII сессии АХ СССР. Анализ данного текста позволил выявить логику обоснования официальным искусствоведением основных идейно-
художественных критериев официального советского искусства, границ допустимого вмешательства власти в творческий процесс и др. Так, при сравнении дореволюционных статей В.И. Ленина и Н.А. Бердяева, работа выдающегося русского философа осуждалась за защиту принципа свободы творчества художника: «Бердяев поднял визг, который предвидел В. Ленин» [4]. Авторы, считая требование свободы творчества проявлением буржуазного индивидуализма, утверждали: «Индивидуализм разъедает психику художника, формирует язык элитарного высокомерия» [5]. Особенно показательным представляется нам методический прием, рекомендованный авторами: «Значит ли, что они (будущие советские искусствоведы и художники. - Е.Р.) не должны знать о современных художественных течениях, школах и др.». - «Нет, знать могут, но необходимо воспитать отвращение к такому искусству» [6]. Никаких запретительных резолюций, вычеркиваний и т.п. в тексте нами не обнаружено. Отдел культуры ЦК КПСС одобрил и разрешил прочтение данного доклада с трибуны XXXII сессии АХ СССР, а значит согласился с указанным как принципами развития советского искусства.
Важнейшим направлением в работе Отдела культуры являлась подготовка Постановлений ЦК КПСС по основным вопросам культурной политики: сбор и анализ материалов по готовящимся вопросам (тематических справок по запросам, например, записка Института научного атеизма «Об ошибочных оценках религии и атеизма в некоторых произведениях литературы и искусства» [7]; проведение консультаций со специалистами, заинтересованными лицами [8]; аналитическая работа с отчетными материалами о выполнении постановлений ЦК КПСС, решений партийных съездов [9], поступавшими в Отдел от региональных партийных организаций [10], творческих союзов и организаций, министерств культуры СССР и РСФСР и др. [11]; было много и других вопросов, находящихся на контроле Отдела культуры ЦК КПСС [12].
Еще одним чрезвычайно важным направлением в деятельности Отдела было выполнение поручений секретарей ЦК КПСС, руководителей советского правительства. Например, поручение Секретаря ЦК КПСС тов. Зимянина М. В. по записке Главлита об идейно-художественных недостатках поэмы Евг. Евтушенко «Северная надбавка» [13], или поручение того же тов. Зимянина М.В. по письмам Н.В. Емельянова о проникновении враждебной символики в архитектуру (проявления сионизма автору чудились везде, даже на Новом Арбате) [14] и др. Как правило, поручение было связано с решением проблем, поставленных в письмах трудящихся на имя руководителей партии и правительства. Вопросы, поставленные в письмах, руководители считали правомерными, и процедура реагирования на них Отдела - это процедура их решения, принятия соответствующих мер: от организационных до воспитательных.
Нередко обращение чиновников Отдела культуры к специалистам за профессиональным мнением предопределяло содержание отзыва, влияло на оценки художественного произведения. Так, после критики, прозвучавшей на Пленуме ЦК Компартии Украины в адрес фильмов «Зеркало» (режиссер - А. Тарковский) и «Осень» (автор сценария и режиссер - А. Смирнов), Отдел культуры запросил отзыв Госкино. В свою очередь, заместитель Председателя Госкино СССР Б.В. Павленок сообщил, что фильмы были обсуждены на совместном заседании коллегии Госкино СССР и Секретариата Союза кинематографистов СССР 12 ноября 1974 г., в ходе которого специалисты пришли к выводу о справедливости высказанных на партийном пленуме замечаний в адрес авторов «за отход от реалистических традиций, за создание произведения, не ясного по мысли, усложненного по кинематографическому языку, во многом непонятного зрителю». В результате в итоговой справке Ю. Афанасьев подчеркивал, что все выступавшие отмечали творческую неудачу, постигшую режиссера А. Тарковского при постановке фильма «Зеркало» [15].
Документы подтверждают обращение сотрудников Отдела культуры и к отраслевым специалистам из других отделов для получения квалифицированной консультации: отдела науки и учебных заведений
[16]; отдела тяжелого машиностроения, отдела сельского хозяйства [17] и т. д. Од-
нако мнение специалистов, ставших чиновниками, нередко имело идеологический подтекст и заранее заданный отрицательный пафос: они требовали запретить публикацию книг (например, романа А. Бека «Новое назначение»), выпуск спектаклей («Живой» Б. Можаева в театре на Таганке) и др., считая себя вправе указывать художнику от имени, якобы, рабочего класса (например, металлургов) и колхозного крестьянства.
Организация власти в политической системе позднего социализма предполагала перекрестное информирование и сотрудничество трех структур: ЦК КПСС, Комитета по охране государственных тайн в печати и Комитета государственной безопасности при Совете министров СССР [18]. Это предопределило еще одно направление в работе Отдела культуры ЦК КПСС - реагирование на информацию, поступившую от руководителей данных государственных комитетов. Чаще всего подобная информация требовала срочного принятия мер, незамедлительных действий сотрудников Отдела, заинтересованных ведомств и лиц.
Так, 14 февраля 1976 г. председатель КГБ Ю.В. Андропов просил ЦК КПСС о согласии опубликовать в журнале «Крокодил» фельетон «Без царя в голове» об А.И. Солженицыне и объяснял: «по имеющимся
данным Солженицын намерен публикации III части пасквиля «Архипелаг ГУЛАГ» приурочить к периоду работы XXV съезда КПСС. В связи с этим считаем целесообразным опубликовать фельетон, в котором на основе подлинных фактов раскрыть монархические взгляды Солженицына и их социальные корни». Любопытно, что в левом углу ведомственного бланка была резолюция от руки: «лучше было бы опубликовать в “Литературной газете”»; указание, видимо, принадлежало вышестоящему чиновнику и было выполнено [19].
Наиболее типичная информация, на основании которой составлялось представление власти о настроениях художественной интеллигенции - справки о неправильном поведении известных деятелей литературы и искусства. Информация КГБ при СМ СССР от 26 июля 1968 года о поведении Е. Евтушенко в гостях у Р. Рождественского [20], или информация КГБ при СМ СССР от 16 августа 1968 г. о поведении за рубежом М. Шатрова и О. Ефремова, которые «допустили идеологически вредные
высказывания» [21], или информация КГБ при СМ СССР об антипартийной и антисоветской деятельности группы советских граждан и литераторов [22], информация КГБ от 7 сентября 1970 г. о настроениях поэта А. Твардовского, который заявил в частной беседе об особой «ответственности за реабилитацию Сталина знающих людей»
[23] и т. д., и т.п. Следствием становилось внеплановое, но, тем не менее, регулярное проведение информационных встреч, разъяснительных бесед с руководителями творческих союзов, издательств, редакций, отдельными деятелями культуры и др.
Аналитический характер многих поступавших из КГБ при СМ СССР материалов предполагал их активное использование в работе ЦК КПСС и его отделов. Об этом свидетельствуют и принятые постановления ЦК КПСС, в первую очередь «О работе с творческой молодежью» (1976 г.), и резолюции, подобные данной В.Ф. Шауро по поводу информационного письма «Положение в советском изобразительном искусстве», предоставленного в ЦК КПСС Ю.В. Андроповым: «содержание письма принято к сведению и будет учитываться в работе Отдела» [24]. Однако анализ реального положения показал, что многие тревожные для власти прогнозы не были вовремя замечены, а предложения сотрудников органов госбезопасности по изменению положения не были вовремя использованы в работе с художественной интеллигенцией (например, в ситуации вокруг продажи за границу картин художников-авангардистов).
КПСС, а следовательно, и аппарат ЦК КПСС, помимо идеологических функций, выполняли в обществе функции организации производства, распределения материальных и др. благ и т. д. Анализ документов подтвердил приоритетное право КПСС распоряжаться материальной базой художественной культуры в стране. В частности, обращение к итоговым справкам руководителей Отдела культуры о результатах проверки деятельности Художественного фонда Союза художников СССР [25], Литературного фонда Союза писателей СССР и др. помогло выяснить, как через контроль состояния материальной базы творческих союзов, через определение размеров их финансирования, проверки состояния их производственных подразделений и др., ЦК КПСС влиял на кадровую политику, в целом - на работу творческих союзов и ор-
ганизаций, при этом умело спасая своих чиновников от ответственности за «использование служебного положения в личных целях» [26].
В то же время практика художественной жизни социалистического общества в СССР показывала, что решать многие жизненно важные вопросы художественной интеллигенции с помощью руководителей Отдела культуры ЦК КПСС, в случае их поддержки, было проще, быстрее и эффективнее. Действовал механизм советской административно-командной системы.
Так, например, в 1974-1975 гг. был решен вопрос о повышении зарплаты творческим работникам театральных, музыкальных и танцевальных коллективов [27].
Более полное представление о повседневной работе сотрудников Отдела культуры ЦК КПСС в этом направлении позволили составить письма художественной интеллигенции и сопутствующие им документы. Жанр «писем во власть», апелляция к высшей в стране власти - показатель доверия к ней, а в случаях резкой критики власти и ее действий - жанр «открытых писем»
- критерий гражданской смелости - отрицания власти. На все насущные вопросы советский человек стремился получить ответ у секретарей ЦК КПСС, часто у Генерального секретаря Л.И. Брежнева или Председателя Совета министров СССР А.Н. Косыгина. Анализ документов такого рода позволил говорить о технологии в «работе с письмами» в Отделе культуры ЦК КПСС и об особых отношениях власти и художественной интеллигенции, представленных через переписку.
Анализ писем только с частными просьбами позволил определить круг вопросов, решение которых художественная интеллигенция связывала с ЦК КПСС, хорошо понимая или интуитивно догадываясь, кто представляет в стране высшую власть со всеми вытекающими последствиями: деятели культуры обращались с просьбами разрешить зарубежные командировки (Е. Евтушенко, Н. Кончаловская и др.), предоставить государственные заказы (Э. Неизвестный, др.), разместить в нужном месте созданные художественные произведения (памятник К. Марксу Л.Е. Кербеля), ускорить сооружение посмертных памятных знаков (вдова В. Кочетова и др.), решить вопрос о премиях (С. Михалков о выдвижении работ художника И. Глазунова
на соискание Государственной премии) и пенсиях, квартирах (Н. Пономарев, Д. Шостакович и др.) и дачах (родственники К. Чуковского, Б. Пастернака), прикреплении к специальным больницам и т. д. Содержание подобных писем объективно, хотя и опосредованно, отражает тоталитарный характер власти.
Специальный предпринятый нами лингво-культурологический анализ текстов писем [28] позволил говорить об особом стиле обращений художников к власти и об изменении этого стиля на протяжении 1970-х гг. (от искренне-довери-тельного до формального, опирающегося на принятые речевые штампы (В. Аксенов, И. Козловский), откровенно-театрального (Ю. Любимов)); при этом на протяжении всего периода стиль писем -своеобразный показатель внутренней дифференцированности интеллигенции (достаточно сравнить письма Н. Кончаловской и вдовы В. Кочетова).
Выявленные особенности процедуры обращения к власти и реагирования власти на письма, чаще всего известных в стране и за рубежом деятелей литературы и искусства, подтвердили предположение о достаточно субъективном характере решения поставленных в письмах вопросов.
Интересны противоречивые оценки, которые дают сегодня отдельным сотрудникам этого органа власти бывшие чиновники - участники происходивших в стране процессов. Так, принципиально важно замечание Г.А. Арбатова как «человека Системы» о человеческом факторе в работе аппарата, о роли людей, непосредственно занимавшихся в ЦК КПСС конкретными проблемами, делами и т.п.; резки и бескомпромиссны современные характеристики, данные основным действующим лицам в художественной политике позднего социализма [28]. При этом, если его мнение о М.А. Суслове принципиально не отличается от общепринятого (смотри Н. Молева, М. Плисецкая и др.), то относительно роли П.Н. Демичева и М.В. Зимянина в решении ряда принципиальных вопросов существуют и другие точки зрения [29] Г.А. Арбатову же принадлежит и нелицеприятная характеристика заведующего Отделом культуры ЦК КПСС - В.Ф. Шауро и его сотрудников.
В то же время заместитель В.Ф. Шауро
- А.А. Беляев, работавший в Отделе культуры инструктором, заведующим сектором
художественной литературы, заместителем заведующего Отделом, вспоминает, что «в Отделе культуры в разное время работали такие профессионально хорошо подготовленные, любящие литературу и искусство, независимо и либерально мыслящие сотрудники, как Игорь Черноуцан, Александр Михайлов (Ал. Михайлов), Юрий Кузьменко, Александр Галанов, Алла Михайлова, чей опыт, знания, пытливая мысль и личные качества помогали нередко находить приемлемые выходы из затруднительных ситуаций» [30].
Сложно оценивать действия каждого конкретного сотрудника Отдела культуры ЦК КПСС. С одной стороны, этого не позволяют сделать документы - даже в итоговых справках не всегда указывались фамилии конкретных исполнителей. Кроме того, за пределами многих документов остались телефонные звонки, устно высказанное мнение и т.п. Если мнение региональных партийных чиновников заставляло рассыпать набранные книги, останавливать прокат фильмов и др., то только намек на неудовольствие сотрудника всевластного аппарата ЦК КПСС решал судьбу художественного произведения и заодно его автора. При этом, как справедливо заметил М. Ростропович: «Где и у кого есть мнение, установить нельзя» [31].
Чиновничий беспредел 1970-х - начала 1980-х гг. был связан во многом с уверенностью многих из них в безымянности распоряжений - личной безответственности за настоящее и будущее отечественной культуры. Свои действия они объясняли принадлежностью Системе и ее жесткими правилами. Да и сами деятели искусства склонны видеть причину многих поступков партийно-государственных чиновников в их номенкллтурности [32].
В настоящее время в печати появляются тексты личного происхождения тех самых «людей Системы», решающие задачу оправдания собственных действий, решений и т. д. характером политического режима. Так, регулярные публикации А.А. Беляева не только помогают восстановить событийную канву некоторых конфликтов, но и расставить нужные автору акценты. Так, подводя итог одного из них, А.А. Беляев пишет: «...В случае с романом А. Бека все заинтересованные в развитии литературы инстанции и организации выступали за публикацию романа: журнал
“Новый мир”, секретариат Союза писателей СССР, секция прозы Московской писательской организации, Отдел культуры
ЦК КПСС, кандидат в члены Политбюро, секретарь ЦК КПСС по идеологии
П. Демичев... Но начальник повыше, который и романа-то не читал, определил, что не следует беспокоить людей, которые “дают нам сто миллионов тонн стали в год” <...> Принцип административной системы
- начальник всегда прав - оказался сильнее здравого смысла» [33]. Без сомнения, подобные воспоминания помогают почувствовать атмосферу ЦК КПСС, особенности поведения чиновников партаппарата, отчасти понять внутреннюю логику власти, но как любой текст личного происхождения отражают субъективную точку зрения автора [34].
И все-таки Система - это люди, пусть и чиновники. Многие «ответственные работники» были хорошо знакомы с деятелями литературы и искусства, руководителями творческих союзов, учреждений искусств: М. Шолохов и А. Беляев, О. Ефремов и Е. Фурцева, Ю. Любимов и Ю. Андропов, Ю. Мелентьев, В. Аксенов и М. Зимянин и др. Часто человеческие, субъективные, симпатии или антипатии сказывались на содержании справок, даваемых в них оценках, влияли на характер принимаемых ЦК КПСС решений, особенно по таким частным вопросам, как выпуск спектакля, издание книги, открытие выставки и др. Отдельные чиновники с их личными вкусами, пристрастиями, симпатиями и антипатиями, по сути, формировали художественную политику государства.
У каждого представителя художественной интеллигенции 1970-х гг. найдется свой пример, иллюстрирующий личное участие высокого чиновника в судьбе того или иного непростого художественного произведения. При этом очевиден субъективный характер оценок идейно-художественной ценности, откровенный волюнтаризм запретов и разрешений; часто за политическими решениями просматривались аппаратные интриги, конкуренция ведомств и др. Так, М. Плисецкая, рассказывая о сложных историях «своих балетов», сравнивала отношения к самой идее нового танца, к работе творческой группы ГАБТ СССР, в частности над «Анной Карениной», Министра культуры СССР Е.А. Фурцевой, запретившей плановую подготовку спек-
такля, и Секретаря ЦК КПСС, курировавшего вопросы культуры, П.Н. Деми-чева, «распорядившегося довести дело до конца» [35].
Однако некоторые деятели литературы и искусства подчеркивают и более глубокую, сущностную неоднородность партийного аппарата и важность роли в их судьбе некоторых чиновников. Так, Л. Лосев в монографии-биографии И. Бродского, анализируя ситуацию вокруг суда над поэтом, говорит о скрытой поддержке зав. сектором литературы Отдела культуры ЦК КПСС И.С. Черноуцана [36]. А. Кончаловский
вспоминает: «В моем отношении к власти очень много изменил Коля Шишлин, который работал в ЦК, в отделе Андропова, еще до того, как тот стал председателем КГБ. Коля, я считаю, исключительно много сделал для страны, для того, чтобы процесс десталинизации продолжался. <...> Я чувствовал, что система не монолитна. Внутри нее существуют достаточно позитивные и разумные элементы» [37]. Именно такие сотрудники останавливали самое бесцеремонное вмешательство в художественное творчество, именно эта часть чиновничества не дала начаться некоторым политическим кампаниям.
Итак, можно с уверенностью сказать, что в изучаемый период Отдел культуры ЦК КПСС представлял собой наиболее реальную власть в пространстве советской культуры, так как управлял конкретными механизмами воздействия на культурные процессы.
Отличительной чертой деятельности чиновников Отдела на новом историческом этапе становится стремление создать цивилизованный имидж государства (в соответствии с требованиями международной политики), гармоническую, бесконфликтную картину взаимоотношений художника и власти.
В изучаемый период происходит заметное изменение структуры и увеличение штатов Отдела культуры ЦК КПСС, что связано с декларируемой его сотрудниками установкой на решение масштабной стратегической задачи - изучение, анализ и влияние на современный художественный процесс в контексте общих политических событий в стране и за рубежом. Анализ документов показывает, что многим чиновникам Отдела было свойственно ощущение собственной (обеспеченной включенностью
в структуру) государственной и исторической значимости, представление себя в качестве некоего «мозга» государственной машины, способного вершить судьбы отечественной культуры.
В реальной же деятельности Отдела культуры ЦК КПСС существовало противоречие между этим представлением, а также связанными с ним стратегическими задачами и повседневной работой чиновников аппарата, в ходе которой они занимались рассмотрением множества частных вопросов. При видимости того, что Отдел культуры ЦК КПСС управлял творческими союзами, Министерствами культуры СССР и РСФСР, учреждениями искусства, в первую очередь, столичными, корректировал и направлял, по возможности, деятельность художественной интеллигенции и др., - он решал не столько стратегические, сколько тактические задачи (стратегические
функции на протяжении изучаемого периода постепенно переходили к другим звеньям системы «властного треугольника»
- КГБ и Главлиту), чаще традиционными методами, демонстрируя нежелание/неготовность власти менять практики влияния на художественную интеллигенцию.
При всем этом нельзя однозначно говорить о полном отсутствии внутри высшего звена руководства культурой попыток выстроить определенную стратегическую линию ее развития. Но приходится признать, что это были, скорее, исключения из общего правила, в основе которых лежало личное отношение к конкретному делу конкретного чиновника, связанное с характеристиками его личности.
В границах исследуемого периода проявились новые черты партийного руководства культурой, свойственные не всему аппарату в целом, а отдельным сотрудникам сотрудников (культурный и интеллектуальный уровень которых был выше, чем в предшествующий период), способствующих формированию иного/нового/ стиля взаимоотношений власти с художником, внешне отличающегося некоторым либерализмом. Видимо, этот либерализм был не только внешним, ряд чиновников был готов к реформированию власти в связи с пониманием ими реальных процессов, происходящих в стране1.
Документы личного происхождения подтвердили, что именно позиция, поведение отдельных чиновников в конфликтных
ситуациях во многом определяли политические настроения, отношение к советской власти художественной интеллигенции, столичной, прежде всего; в то же время личные симпатии, художественные вкусы, уровень общей культуры чиновников отражались в официальной художественной политике, - личный фактор становился важнейшим рычагом в каждодневной практике власти 1970-х гг.
Таким образом, на протяжении всей поздней советской эпохи Отдел культуры ЦК КПСС оставался важнейшим звеном в системе партийного руководства сферой отечественной культуры. Однако менялось его положение в границах властного треугольника - стратегическая инициатива все чаще переходила к другим ведомствам. Специфика выполняемых сотрудниками функций способствовала уменьшению влияния Отдела культуры на актуальные художественные процессы, провоцировала многообразные конфликтные ситуации в отношениях власти и художника.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Источники личного происхождения демонстрируют весьма противоречивые оценки художественной интеллигенцией этого нового стиля власти. А. Кончаловский, Л. Лосев и др., считая, что этот либерализм был не только внешним, говорят о Галилеях во власти, их скрытой готовности к реформированию системы. Напротив, в работах Л. Зорина, Л. Копелева, Г. Свирского и др. этот стиль характеризуется как иезуитский.
ЛИТЕРАТУРА
[1] Российский государственный архив новейшей истории (далее - РгАНИ). Ф. 5. Оп. 36. Д. 155 (ролик 5855). Л. 205-206.
[2] Там же. Оп. 73 (1977 г.) Д. 429. Д. 430.
[3] Об этом см.: Молева Н.М. Манеж. Год 1962. Хроника-размышление. М., 1989. С. 80.
[4] РГАНИ. Ф. 5. Оп. 68. Д. 626. Л. 81.
[5] Там же. Л. 91.
[6] Там же. Л. 118.
[7] Там же. Оп. 63. Д. 143. Л. 3-15.
[8] Государственный архив Российской Федерации
(далее - ГАРФ). Ф. А-501 (фонд Министерства культуры РСФСР). Оп. 1. Д. 7417. Л. 3-26.
[9] Там же. Д. 9131. Л. 55-60.
[10] Например, информация Обкома КПСС Коми АССР от 2 июня 1981 года о выполнении постановления ЦК КПСС «О работе с творческой молодежью» (1976 г.) // РГАНИ. Ф. 5. Оп. 84. Д. 146. Л. 38-45; Информация крайкомов и обкомов КПСС о ходе выполнения Постановления ЦК КПСС «О мерах по дальнейшему повышению политической бдительности советских
людей» (1977 г.) // РГАНИ. Ф. 5. Оп. 75. Д. 221; Информация Владимирского обкома КПСС об итогах подписки на газеты и журналы на 1978 год // РГАНИ. Ф. 5. Оп. 75. Д. 303. Л. 11. и т.д.
[11] Например: о выполнении Постановления ЦК КПСС «О литературно-художественной критике» см.: РГАНИ. Ф. 5. Оп. 67. Д. 202; о выполнении Постановления ЦК КПСС «О работе с творческой молодежью» см. РГАНИ. Ф. 5. Оп. 84. Д. 146. Л. 3-9; справки по этому же вопросу, в частности справку ЦК профсоюза работников культуры о работе с молодыми художниками, см.: рГаНИ. Ф. 5. Оп. 69. Д. 629. Л. 22-25.
[12] Предложения и отчеты о работе по идейнохудожественному воспитанию детей и подростков см.: РГАНИ. Ф. 5. Оп. 69. Д. 607, в том числе: Министерства культуры СССР - Л. 725, творческих союзов - Л. 2-5.
[13] См.: РГАНИ. Ф. 5. Оп. 73 (1977 г.). Д. 290.
[14] Там же. Д. 392. Л. 4-13.
[15] Более того, стенограмму обсуждения было решено опубликовать в журнале «Искусство кино», 1975, № 3. См.: РГАНИ. Ф. 5. Оп. 68. Д. 630. Л. 4-6.
[16] См.: РГАНИ. Ф. 5. Оп. 73 (1977 г.). Д. 392. Л. 413; Ф. 89. Оп. 37. Д. 50. Л. 1-18 и др.
[17] Там же. Оп. 68. Д. 619. Л. 89-105.
[18] Например: Записки Главлита о недостаточной требовательности редакции журнала «Новый мир» и др. // РГАНИ. Ф. 5. Оп. 73 (1977 г). Д. 287; Информация КГБ при СМ СССР о пребывании в СССР секретаря польского Союза кинематографистов А. Вайды и его враждебных взглядах (январь 1981 г.) // РГАНИ. Ф. 5. Оп. 84. Д. 1016 Л. 1-10 и др.
[19] РГАНИ. Ф. 89. Оп. 37. Д. 49. Л. 2. Фельетон был опубликован в «Литературной газете» 17 марта 1976 г., о чем сообщили заведующий
Отделом пропаганды М. Громов и заведующий сектором Отдела И. Зубков. См.: Там же.
[20] РГАНИ. Ф. 5. Оп. 60. Д. 61. Л. 115.
[21] Там же. Л. 130-131.
[22] Там же. Оп. 68. Д. 2232. Л. 1-6.
[23] Там же. Ф. 89. Оп. 37. Д. 25. Л. 1.
[24] Там же. Ф. 5. Оп. 69. Д. 2899. Л. 6-16.
[25] Например, Там же. Оп. 68. Д. 626. Л. 1-7.
[26] ГаРф. Ф. А-259 (фонд Совета Министров РСФСР). Оп. 46. Д. 6756. Л. 1-4; РГАНИ. Ф. 5. Оп. 75. Д. 408. Л. 31-39 и др.
[27] РГАНИ. Ф. 5. Оп. 61. Д. 131. Л. 13-29.
[28] См.: Иванова Н., Раскатова Е. Об особенностях языка политических документов // Проблемы межкультурной коммуникации. Иваново, 2000. С. 191-210.
[29] Арбатов Г.А. Человек Системы. М., 2002. С. 225-226.
[30] Например, Молева Н.М. Манеж. Год 1962.
Хроника-размышление. М., 1989. С. 259; Плисецкая М. Я, Майя Плисецкая... М., 1994.
С. 296.
[31] С началом перестройки в январе 1986 г. был назначен главным редактором газеты ЦК КПСС «Советская культура» (с августа 1991 г. - просто «Культура»); с февраля 1996 г. - на пенсии.
[32] Л.И. Брежнев: Материалы к биографии. М., 1991. С. 330.
[33] См. М.М. Плисецкая о Е.А. Фурцевой в кн.: Плисецкая М. Указ. соч. С. 352.
[34] Беляев А. Картинки литературной жизни // Вопросы литературы. 2002. № 3.
[35] Например: В. Прибытков о К.У. Черненко. См.: Прибытков В. Аппарат. СПб., 1995. С. 211.
[36] Плисецкая М. Указ. соч. С. 389.
[37] Лосев Л.В. Иосиф Бродский: Опыт литературной биографии. М., 2008. С. 96.
[38] Кончаловский А.С. Низкие истины. М., 1999.
С. 161.
