CC BY
17
V Евразийский гематологический форум
КЛИНИЧЕСКАЯ ОНКОГЕМАТОЛОГИЯ
г. Гомеля. Медиана возраста составила 54 года (25 % — 41 год, 75 % — 62 года); 63,9 % женщин. В группе были представлены М0-М4-варианты ОМЛ по FAB-классификации. Индукционная терапия проводилась по протоколу «7+3» для лиц моложе 60 лет, «5+2» для лиц старше 60 лет. Анализ мутаций ПТЗ-Ий и НРМ1 осуществлялся методом ПЦР с электрофоретической детекцией, мутации СЕВРА и ТР53 определяли методом ББСР с последующим секвени-рованием по Сэнгеру.
Результаты. В исследуемой группе из 97 пациентов мутации ПТ3, ЫРМ1, СЕВРА, ТР53выявлены в 54 (55,7 %) случаях. Наиболее часто встречались мутации ПТ3-!Тй (23,7 %) и ЫРМ1 (23,7 %), несколько реже — мутации СЕВРА (11,3 %) и ТР53 (11,3 %). Сочетание мутаций ПТ3-!Тй и НРМ1 выявлено у 10,3 % пациентов. Мутации ПТ3-!Тй с наибольшей частотой обнаруживались при М3-варианте ОМЛ — в 30,4 % случаев, НРМ1 при М1 — 32,3 %, СЕВРА при М2 — 21,7 % и ТР53 при М1 и М4 — 22,6 и 20,0 % соответственно. После первого индукционного курса ремиссия достигнута у 63 пациентов (64,9 %), из которых 34 (54 %) первоначально имели одиночные мутации или их сочетание. У пациентов с мутациями СЕВРА ремиссии достигались чаще (81,8 %), а рецидивы развивались реже (22,2 %), чем у пациентов без данных мутаций. Наличие у пациентов сочетания мутаций ПТ3-!Тй и НРМ1 расценивалось как неблагоприятный прогностический фактор получения ремиссии (20 %; р = 0,003). Однако при рассмотрении пациентов с мутациями ПТ3-!Тй и НРМ1 по отдельности значимых различий в частоте ремиссий не обнаружено (47,8 и 56,5 % соответственно). В то же время мутации ПТ3-!Тй и НРМ1, сохранившиеся после первого курса химиотерапии, были связаны с повышенной частотой развития рецидивов и худшей общей выживаемостью. Наличие мутаций ТР53 коррелировало со статистически значимо меньшей частотой достижения ремиссии — 36,4 % (р = 0,047). Из 34 пациентов, не достигших ремиссии, мутации присутствовали у 20 (58,8 %). При этом частота мутаций в подгруппах пациентов с вариантами М3 и М4 составила 75 %, с вариантами М1 и М2 — 58,8 и 50,0 % соответственно. При варианте М0 мутации отсутствовали. Мутации ПТ3-!Тй и НРМ1 определены у 35,3 и 29,4 % пациентов соответственно, не достигших ремиссии, сочетание мутаций ПТ3-!Тй и НРМ1 — у 23,5 %, мутации ТР53 — у 20,6 %, мутации СЕВРА — лишь у 5,9 % пациентов.
Заключение. Анализ мутационного статуса на момент постановки диагноза ОМЛ и после первого индукционного курса имеет важное значение для создания индивидуальной прогностической модели у каждого пациента.
Конфликты интересов. Авторы заявляют об отсутствии конфликтов интересов.
Источники финансирования. Работа не имела спонсорской поддержки.
(Gomel, Republic of Belarus) were analysed. The median age was 54 years (25 % of patients were 41 years old, 75 % of patients were 62 years old); 63.9 % of the patients were female. The study population had M0-M4 variants of AML according to the FAB classification. Induction therapy was administered according to the "7+3" protocol for patients under 60 and "5+2" protocol for patients over 60. The FLT3-ITD and NPM1 mutations were analysed using the PCR with electrophoretic detection; СЕВРА and TP53 mutations were analysed using the SSCP method followed by the Sanger sequencing.
Results. FLT3, NPM1, СЕВРА, and TP53 mutations were detected in 54 of 97 cases (55.7 %). The most common mutations were FLT3-ITD (23.7 %) and NPM1 (23.7 %); СЕВРА and TP53 mutations were less frequent (11.3 % each). The combination of FLT3-ITD and NPM1 mutations was detected in 10.3 % of patients. We established the most frequent mutated genes for each AML variant: FLT3-ITD in the M3 variant (30.4 %), NPM1 in the M1 variant (32.3 %), СЕВРА in the M2 variant of AML (21.7 %), and TP53 in the M1 and M4 variants (22.6 % and 20.0 %, respectively). After the first course of induction therapy, remission was achieved in 63 patients (64.9 %), 34 (54 %) of them initially had single mutations or a combination of them. In patients with СЕВРА mutations, the higher response rate was observed (81.8 %), and relapses developed less frequently (22.2 %) compared to patients without these mutations. The combination of FLT3-ITD and NPM1 mutations in patients was an unfavorable prognostic factor for remission (20 %, p = 0.003). However, in patients with FLT3-ITD and NPM1 mutations, there were no significant differences in the frequency of remissions (47.8 and 56.5 %, respectively). However, FLT3-ITD and NPM1 mutations, preserved after the first course of chemotherapy, were associated with an increased recurrence rate and a smaller overall survival rate. The presence of TP53 mutations was associated with lower remission rate (36.4 %, p = 0.047). Out of 34 patients who did not achieve remission, 20 (58.8 %) had mutations. The mutation rate in subgroups of patients with M3 and M4 variants was 75 %, and 58.8 % and 50.0 % with M1 and M2 variants, respectively. In the M0 variant no mutations were found. FLT3-ITD and NPM1 mutations were detected in 35.3 % and 29.4 % of patients, respectively, who did not achieve remission, a combination of FLT3-ITD and NPM1 mutations were detected in 23.5 %, TP53 mutation was detected in 20.6 %, СЕВРА mutation was detected only in 5.9 % of patients.
Conclusion. The analysis of the mutational status at the time of diagnosis of AML and after the first induction course is important for determining individual prognostic model of each patient.
Conflicts of interest. The authors declare no conflicts of interest.
Funding. The study received no external funding.
ОТДАЛЕННЫЕ РЕЗУЛЬТАТЫ ТЕРАПИИ ИМАТИНИБОМ В ХРОНИЧЕСКОЙ ФАЗЕ ХРОНИЧЕСКОГО МИЕЛОЛЕЙКОЗА: ОДНОЦЕНТРОВОЕ НАБЛЮДЕНИЕ (ГОМЕЛЬ, БЕЛАРУСЬ)
Ж.М. Козич1, Д.К. Новик1, А.Ю. Зарицкий2, Е.Г. Ломаиа2
1 Республиканский научно-практический центр радиационной медицины и экологии человека, Гомель, Республика Беларусь
2 ФГБУ «НМИЦ им. В.А. Алмазова» Минздрава России, Санкт-Петербург, Российская Федерация
Введение. Иматиниб (ИМ) остается препаратом выбора в первой линии терапии хронического миелолейкоза (ХМЛ). Из-за
LONG-TERM RESULTS OF IMATINIB THERAPY IN THE CHRONIC PHASE OF CHRONIC MYELOID LEUKEMIA: SINGLE CENTER OBSERVATION (GOMEL, BELARUS)
ZhM Kozich1, DK Novik1, AYu Zaritskii2, EG Lomaia2
1 Republican Scientific Center for Radiation Medicine and Human Ecology, Gomel, Republic of Belarus
2 VA Almazov National Medical Research Center, Saint Petersburg, Russian Federation
Background. Imatinib (IM) remains the drug of choice in the first line therapy of chronic myeloid leukemia (CML). Due to the widespread use of new tyrosine kinase inhibitors (TKI) in patients after the failure
http://bloodjournal.ru/ V Евразийский гематологический форум 551
широкого использования новых ингибиторов тирозинкиназ (ИТК) у пациентов с неудачей терапии ИМ сложно оценить вклад препарата в отдаленные лечебные результаты при ХМЛ.
Цель. Ретроспективно оценить эффективность ИМ у пациентов в хронической фазе (ХФ) ХМЛ, никогда не получавших другие ИТК из-за их ограниченной доступности.
Материалы и методы. В исследование включено 63 пациента (24 мужчин, 39 женщин) с ХФ ХМЛ, получавших терапию ИМ в гематологическом центре г. Гомель (Беларусь). Группа риска Бока! была низкой у 86 % пациентов, средней — у 8 % и высокой — у 6 %. При этом 33 (52 %) больных начали прием ИМ в течение первых 3 мес. после постановки диагноза. В другой группе пациентов медиана времени от диагноза до начала терапии ИМ составила почти 26 мес. (диапазон 4-136 мес.). Медиана длительности терапии ИМ составила 31 мес. (диапазон 2-135 мес.).
Результаты. За время наблюдения полный гематологический ответ (ПГО) был достигнут у 45 (71 %) пациентов. Медиана времени до достижения ПГО составила 4,8 мес. Полный цитогенетический ответ (ПЦГО) был достигнут у 30 (47 %) пациентов. ПЦГО констатирован у 20 (61 %) и 10 (33 %) пациентов, начавших терапию в пределах 3 мес. и позже соответственно. Медиана времени до достижения ПЦГО составила 15 мес. У большинства пациентов с ПЦГО достигнут и большой молекулярный ответ (БМО). Так, БМО был получен у 23 (36,5 %) пациентов. В большинстве случаев достигнутые ответы были стабильными. За время наблюдения ПЦГО и БМО были утрачены всего у 3 (10 %) из 29 и 3 (13 %) из 23 больных соответственно. Терапию ИМ прекратило 19 пациентов (5 — из-за токсичности, 14 — из-за резистентности). Прогрессирование в фазу акселерации или бластный криз зарегистрировано у 17 (27 %) пациентов. Медиана времени до прогрессирования составила 9 мес. (диапазон 0,5-60 мес.). За время наблюдения умерло 14 (22 %) пациентов, большинство из них (п = 12) от прогрессирования ХМЛ. Медиана общей выживаемости (ОВ) от момента начала ИМ была 31 мес. (диапазон 7-135 мес.). ОВ к 5 годам была высокой и составила 78, 84 и 72 % соответственно в общей группе, группах с ранним и более поздним началом приема ИМ.
Заключение. Эффективность ИМ в представленной группе пациентов, в особенности начавших терапию вскоре после постановки диагноза, была высокой. За время наблюдения медиана ОВ не достигнута. Тем не менее результаты терапии в нашей группе пациентов несколько ниже по сравнению с литературными данными, что, вероятно, связано с недоступностью новых ИТК.
Конфликты интересов. Авторы заявляют об отсутствии конфликтов интересов.
Источники финансирования. Работа не имела спонсорской поддержки.
of IM therapy, it is difficult to assess the contribution of the drug to the long-term therapeutic results of CML.
Aim. To evaluate the efficacy of IM in patients in the chronic phase (CP) of CML who had never received other TKIs because of their limited availability in a retrospective study.
Materials & Methods. The study included 63 patients (24 men, 39 women) in CML CP who received IM therapy in the Hematology Center of Gomel (Belarus). The Sokal index was low in 86 % of patients, medium in 8 %, and high in 6 % of patients. The total of 33 (52 %) patients received IM during the first 3 months after the diagnosis. In another group of patients, the median time from diagnosis to the beginning of IM therapy was almost 26 months (range 4-136 months). The median duration of IM therapy was 31 months (range of 2-135 months).
Results. During the observation period, a complete hematologic response (CHR) was achieved in 45 (71 %) patients. The median period of achieving CHR was 4.8 months. A complete cytogenetic response (CCR) was achieved in 30 (47 %) patients. CCR was observed in 20 (61 %) and 10 (33 %) patients who had started therapy within 3 months and later, respectively. The median time to achieve CCR was 15 months. In most patients with CCR, a major molecular response (MMR) was achieved. MMR was obtained in 23 (36.5 %) patients. In most cases, the responses were stable. During the time of observation, CCR and MMR did not sustain in 3/29 (10 %) and 3/23 (13 %) patients, respectively. IM therapy was discontinued for 19 patients (5 due to toxicity, 14 due to resistance). Progression into the acceleration phase or blast crisis was observed in 17 (27 %) patients. The median time to the progression was 9 months (range 0.5-60 months). During the follow-up, 14 (22 %) patients died, most of them (n = 12) from the progression of CML. The median overall survival (OS) from the beginning of IM therapy was 31 months (range 7-135 months). Five-year OS was considered as high and accounted for 78, 84 and 72 % in the general group, groups with an early, and later beginning of IM therapy, respectively.
Conclusion. The efficacy of IM therapy was shown to be high, especially in patients who started therapy shortly after diagnosis. During the follow-up, the median OS was not achieved. Nevertheless, the results of therapy in our group of patients are slightly lower compared to other publications, which is probably due to the unavailability of new TKIs.
Conflicts of interest. The authors declare no conflicts of interest.
Funding. The study received no external funding.
КОЛЛАГЕН-СВЯЗЫВАЮЩАЯ СПОСОБНОСТЬ ФАКТОРА ВИЛЛЕБРАНДА КАК ЕГО КАЧЕСТВЕННАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА
М.Ю. Васильева, А.В. Колосков, О.И. Филиппова
ФГБОУ ВПО «Северо-Западный государственный медицинский университет им. И.И. Мечникова», Санкт-Петербург, Российская Федерация
Актуальность. Наше исследование заключается в разработке диагностических критериев болезни фон Виллебранда (БВ), способов дифференциальной диагностики БВ от других нозологических форм у пациентов с кровоточивостью. Впервые планируется провести сравнительную оценку коллаген-связывающей способности фактора Виллебранда (КССФВ) с коллагеном I и III типов в сопостав-
COLLAGEN-BINDING CAPACITY OF WILLEBRAND FACTOR AS ITS QUALITY CHARACTERISTIC
MYu Vasil'eva, AVKoloskov, OI Filippova
II Mechnikov North-Western State Medical University, Saint Petersburg, Russian Federation
Background. The authors aimed to develop diagnostic criteria for von Willebrand disease (WD) and methods for differential diagnosis of WD in patients with excessive bleeding. It is the first comparative assessment of the collagen-binding ability of the von Willebrand Factor (CBAWF) with type I and III collagen in terms of clinical manifestations of WD. The use of CBAWF as a method for evaluating WF activity is becoming an increasingly common laboratory test. The practical ad-
