CC BY
124
Новый филологический вестник. 2017. №4(43). ----
АНТРОПОЛОГИЯ ЛИТЕРАТУРЫ The Anthropology of Literature
Т.В. Ковалевская (Москва)
ОТ ЖИЗНИ К НЕЖИТИ -ПРЕОДОЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧНОСТИ В НЕДОЧЕЛОВЕЧНОСТИ
Аннотация. В статье рассматривается ключевой процесс современной культуры - слияние двух типов самосознания (героического и негероического) и трансформация традиционной телеологии. Если традиционным телосом европейской героической культуры было обретение божественной природы, то новая телеология, будучи принципиально аметафизической, вынуждена искать новые формы целеполагания. В духе мифологических исканий, ставших популярными в европейской культуре в XIX в., новый телос обретается в мифологических существах (вампирах и оборотнях). Пределом человеческого развития становится не божественность или сверхчеловечность, но фактическая анимальность или нежизнь.
Ключевые слова: страх; самообожение; бессмертие; смерть; сверхчеловек; анимальность; вампир; оборотень; зомби.
T. Kovalevskaya (Moscow) From Life to Cadavres: Overcoming Humaneness in Underhumaneness
Abstract. The artcile deals with the key phenomenon of modern culture, namely the merging of the heroical and non-heroical self-consciousness and the transformation of the traditional teleology. If the traditional teleological approach to European heroical culture was the acquisition of the divine nature, then the new teleology, being non-metaphysical in essence, has to search for new forms of reasoning. This new teleological approach is acquired in the form of mythic creatures (vampires and werewolves) in the vein of mythological search which became so popular in the European culture of the 19th century. Neither divinity nor supermanness is the summit of human development any longer, but actual animalty or non-life.
Key words: fear; burning oneself; immortality; death; superman; animality; vampire; werewolf; zombie.
Системообразующим представлением традиционной европейской культуры было стремление человека выйти за пределы собственной природы. Эта цель могла быть достигнута двояким способом в зависимости от принадлежности человека к героическому или негероическому типу миросозерцания.
Негероический тип сознания характеризовался низкой степенью инди-
видуализации, зависимостью человека от большей общественной единицы (семьи, рода), представлением о том, что жизненный путь, т.е. судьба человека, определяется коллективным имуществом рода, к которому он принадлежит по рождению или по браку; обретаемое человеком бессмертие было коллективным родовым бессмертием за счет естественного процесса воспроизводства рода человеческого. Негероический тип сознания нетрансцендентен.
Героический тип миросозерцания подразумевает высокую степень индивидуализации и представление о том, что судьба героя есть добровольное принятие смерти, дарующее ему бессмертие и божественную природу; такой тип устремлений мы обозначаем термином «самообожение». Изначально самообожение представляло собой однократный акт свободной воли и выбора человека, выбирающего смерть как путь к преодолению человеческой природы. Наиболее наглядно такой тип самообожения воплотился у германцев с их культом смерти в бою, дающей герою право на приобщение к жизни богов, т.е. на то, что мы ранее назвали субстанциальным самообожением, и, парадоксальным образом, на вторую смерть вместе со смертными богами. В культуре Нового времени в силу различных причин, в частности, философской победы номинализма, отодвинувшего Божественное в непознаваемую даль, подобная готовность к смерти стала невозможной, и преодоление человеческой природы пошло по линии функционального самообожения, т.е. единократного акта человеческой воли, путем которого человек утверждал свое, по сути, божественное господство над другими людьми. Такое функциональное самообожение вело человека, по его мнению, и к самообожению субстанциальному. Так, шекспировский Макбет явно полагает себя больше чем человеком, и ведьмы ловко играют на его убеждении, предсказывая, что его не убьет тот, кто женщиной рожден, т.е., в понимании Макбета, его не убьет человек1. В любом случае такая устремленность человека героического означает трансцендентную природу его сознания: для него, в противоположность негероическому миросозерцанию, земное есть путь к метафизическому.
Рубеж Х1Х-ХХ вв. стал моментом концептуализации слияния и трансформации обоих типов сознания. Происходит кризис героического сознания, которое оказывается на грани исчезновения. Для нового гибридного сознания характерно отрицание метафизического элемента как движущей силы культуры, т.е. на смену человеку героическому приходит человек негероический, испытавший, однако, сильное влияние героического сознания.
С исчезновением героического телоса начинается эпоха поиска новых путей прорыва уже не к божественности, но к сверхчеловечности. Философские пути этого поиска уже описывались2, но есть и другие пути, причем поиском этим занимается не высокая, но массовая культура: научная фантастика, разрабатывающая проблемы сверхчеловечности (бр. Стругацкие, Филип К. Дик, С. Лем и др.), а также комиксовая культура «супергероев», по большей части строящаяся на том, что люди каким-то образом
обретают нечеловеческие, сверхчеловеческие возможности, любопытным образом часто связанные со звериными качествами. Все эти поиски приводят к распаду представлений о человеке.
Сферой поиска нового телоса человеческого существования становится мифология, которая в XIX-XX вв. снова превращается в культурный код, способ осмысления мира. Впервые на сцену массовой культуры в положительном облике выступают различные монстры: оборотни, т.е. полулюди-полузвери, а также вампиры и зомби, нежить, the undead.
Оборотничество сочетает в себе элементы как архаичного тотемизма, так и обряда инициации, и тогда сохранение возможности оборотниче-ства оказывается принципиальным отказом от полного очеловечивания3, перевернутым обрядом инициации, посвящением не в полноценную человечность, но в звериную природу. Именно это последнее восприятие оборотничества видно в таких текстах, как «Компания волков» А. Картер, «Проблема верволка в Средней полосе» В. Пелевина, в романах А. Кертис Краузе.
С другой стороны, вампиризм оказывается неким абсурдистским вариантом самообожения в смерти - если классическое самообожение в смерти включало в себя обретение некой сверхчеловеческой формы жизни, то вампиризм предполагает неопределенное состояние - the undead, нежить4. Вампирский жанр переживает расцвет, и в этой литературе провозглашается принципиально противоположное ранее принятому движение - от жизни к не-жизни.
Здесь можно возразить, что мы сопоставляем несопоставимое - архетипы традиционной культуры, с одной стороны, и образы массовой посттрадиционной культуры, с другой. Но эти архетипы и образы, с нашей точки зрения, являются стадиями развития одной культуры, а самое главное, они исполняют в контексте своего времени одну и ту же функцию - и архетипы традиционной культуры, и массовая популярная культура конца XX - начала XXI вв. создают новые механизмы осмысления человеческого существования.
Интересный контекст для понимания значимости массовой культуры может предложить психология. Виктор Франкл пишет, по сути, об отказе от трансцендентного и о последствиях такого отказа: «Один широко известный психиатр как-то заметил, что западное общество повернулось от священника к доктору. Другой психиатр жалуется, что в наше время слишком много пациентов приходит к врачу с такими проблемами, с которыми нужно было бы обращаться к священнику. Пациенты постоянно приходят к нам с проблемами, связанными с поиском смысла жизни»5. «Экзистенциальный вакуум <...> может быть описан как частная и личная форма нигилизма, ибо нигилизм может быть определен как утверждение, что бытие не имеет смысла»6, - пишет В. Франкл.
Психотерапия принимает на себя обязанности философии и религии. Отметим, что Франкл размещает свою психотерапию между двумя ключевыми формантами культуры XX в., между Ницше и Фрейдом: «Психо-
анализ говорит о принципе удовольствия, индивидуальная психология - о стремлении к статусу. Принцип удовольствия может быть обозначен как воля к удовольствию; стремление к статусу эквивалентно воле к власти. Но где же то, что является наиболее глубоко духовным в человеке, где врожденное желание человека придать своей жизни так много смыслов, как только возможно, актуализировать так много ценностей, сколь это возможно, - где то, что я назвал бы волей к смыслу?.»1. Воля к смыслу, стремление заполнить экзистенциальный вакуум, образовавшийся в психологии и философии и в бытии человека, принявшего игру по правилам воли к удовольствию и воли к власти, также неизбежно противопоставляет себя этим двум волям, поскольку настойчиво возвращает человека на метафизический уровень бытия. Цитируя своих пациентов, говоривших о необходимости Бога для нормальной осмысленной жизни, Франкл также отмечает, что некоторые могли говорить о самых интимных и даже извращенных подробностях своей сексуальной жизни, но им было трудно говорить о сокровенных религиозных переживаниях8. Сам Франкл видит в стыде веры нечто положительное, по его мнению, стыд защищает нечто дорогое человеку от превращения в объект обозрения9. Возможно, конечно, что стыд - это защита сокровенного от объективации и выставления на всеобщее обозрение, но в конце XX - начале XXI вв. стыд - это именно стыд веры как проявления дурной инфантильности, глупости, неспособности жить своим умом, отсталости и так далее. При все усиливающемся давлении социума, декларирующего свободу самоопределения, но на деле допускающего самоопределение только в узко заданных рамках, признание в сексуальном извращении - всего лишь признание в собственной раскованности и свободе, а признание в вере - наоборот, признание в несвободе и ограниченности. Поэтому поиски иных способов справиться с проблемой смысла человеческого существования неизбежно выходят из сферы человеческого, но не в сферу метафизического, а в сферу недоче-ловеческого.
Франкл перечисляет следующие пути обретения смысла: «Человек не только (в силу воли к смыслу) смысл ищет, но и находит его тремя способами. Вначале он видит смысл в том, чтобы делать что-либо, что-то создавать. Затем он видит смысл в том, чтобы что-либо переживать или кого-нибудь любить. И наконец, при определенных обстоятельствах он видит некий смысл даже в той безнадежной ситуации, которой не в силах что-либо противопоставить. <...> Твердость и психологическая установка позволяют ему проявить нечто, на что способен только человек, - превратить страдания в победу»10. Радикальное превращение страдания в победу в едином акте самоутверждения - это рассмотренное нами представление о самообожении, в котором смысл жизни реализуется в добровольном отказе от нее и в переходе в более высокое состояние бытия. Конечно, само-обожение - только один из способов обретения высшего метафизического смысла человеческого бытия. Но подобное обретение смысла, и вообще обретение смысла в высшем бытии за пределами человечности становится
для современного человека все более и более невозможным.
Итак, в отсутствие смысла появляется «экзистенциальный вакуум», и Франкл отмечает, что «экзистенциальный вакуум проявляется прежде всего в состоянии скуки»11.
Скука как проявление экзистенциального вакуума имеет принципиально важное значение. Программное отождествление скуки с экзистенциальным вакуумом придает особое значение всему, что используется для борьбы со скукой, т.е. для заполнения этого вакуума. А поскольку одним из наиболее доступных и популярных средств борьбы со скукой являются общедоступные развлечения, то это означает, что популярная формула «это просто развлечение, не ищите там смысла» оказывается принципиально ложной - все, что заполняет экзистенциальный вакуум, уже в силу одного этого факта принимает на себя (пусть даже не ставя перед собой такой цели) экзистенциальную роль. Это значит, что, вытесняя собой скуку, развлечение неизбежно поставляет человеку смысловые структуры, влияющие на его отношение к жизни и понимание ее смысла. А также это значит, что, с другой стороны, массовые формы развлечения представляют собой отражение современных форм массового заполнения этого экзистенциального вакуума, потому что, в отличие от высокой культуры, культура массовая не должна быть убыточной, и массовая культура создается под предполагаемый заказ массового потребителя. Именно поэтому рассмотрение тенденций массовой культуры не менее, а может быть, и более показательно, чем рассмотрение произведений культуры высокой.
В последнее время потребность в обретении все новых форм выхода за пределы человечности становится особенно очевидной в эволюции еще одного заимствованного из мифологии образа - зомби, живых мертвецов. В верованиях народов банту нзамби - высший дух, определяющий, в числе прочего, срок жизни человека. На Гаити сложилась мифологема зомби - воскрешенного мертвеца или лишенного собственной воли человека, которого подчиняли себе колдуны и использовали как рабсилу. В популярной культуре второй половины XX в. зомби - оживший мертвец, пожирающий плоть и мозг живых, которые также превращаются в зомби12.
Вначале современная культура увидела в зомби превосходную метафору лишения человека воли и подчинения его себе системой, армией, государством, злодеем и т.д.13 В соответствии с этим зомби понимался как другой, как метафора гибели человеческого в современном мире и т.д., т.е. во вполне традиционном гуманистическом ключе. Однако теперь этот весьма отталкивающий (в отличие от вампиров и оборотней) и неэстетический (с гниющей плотью, отваливающимися частями тела и т.д.) персонаж обретает новую жизнь как в научных исследованиях, так и в массовой культуре. Книга с говорящим названием «Мертвому лучше. Эволюция зомби как пост-человека» - весьма информативное введение в проблематику жанра.
Что же касается массовой культуры, то роман и недавно вышедший фильм «Тепло наших тел» (Warm Bodies, 2013) повествуют о любви девушки и зомби, после чего... после чего мнения аудитории начинают ра-
дикально расходиться. Зомби вроде как оживает, почти превращается в человека, и в этом отношении все вроде бы хорошо в традиционном понимании счастливых концов. При социально-метафорическом понимании зомби как другого историю из «Тепла наших тел» следует понимать как признание человечности и последующее ее обретение существом, которое ранее было другим. В современной культуре принятие Другого - распространенная и популярная тема, однако обычно это принятие просто меняет знаки с плюса на минус - человечность теперь помечается минусом, а монструозность - плюсом, и происходит не принятие другого, а принципиальный отказ от человечности и превращение в монстра. Подлинное приятие должно состоять не в том, чтобы изменяться и превращаться в кого-то иного самому, а том, чтобы принимать другого таким, какой он(а) есть, оставаясь при этом самим собой. Однако современная массовая культура идет в ином направлении и выбирает отказ от человечности как некую истинную терпимость к чужой инаковости.
О том, что социально-метафорическое прочтение фильма «Тепло наших тел» не является всеобщим, свидетельствуют отзывы пользователей на самом крупном, известном и влиятельном сайте, посвященном кинематографу: Internet Movie Database (IMDb.com). [В России сопоставимого по посещаемости и наполняемости сайта практически нет. Кинопоиск (Kin-opoisk.ru) уступает IMDb как по размерам своей базы, так и по наполняемости для каждого фильма. Кроме того, те парадигмы, по которым фильмы создаются и анализируются зарубежными зрителями (толерантность, политкорректность) в большой мере являются столь же заимствованными для наших зрителей, как и сами, например, зомби]. Реакции пользователей - первые попытки своеобразной рефлексии, спонтанные реакции, которые выставлены на всеобщее обозрение для всеобщей рефлексии. Если реакция профессионалов в большой степени предсказуема и обусловлена их профессиональным образованием, то здесь можно встретить анализ, выполненный как профессионалами в области гуманитарных наук, так и «людьми с улицы», реакция которых, может быть, более важна и интересна, потому что она спонтанна и непосредственна. И вот пример такой спонтанной реакции. С нее пользователь под именем jbarrington начинает новую ветку обсуждения: «Учитывая явную параллель с Ромео и Джульеттой, мне хотелось, чтобы конец был трагический (и все же смешной и/или умилительный). Я надеялся, что Джули превратится в зомби, чтобы быть с Р, как Джульетта покончила с собой, потому что не могла жить без Ромео. Они могли бы вместе уковылять в сторону заката со смешным монологом о том, как для них все "устроилось". В целом мне понравился фильм, но разочаровал клишированный счастливый конец»14.
Оксюморонный концепт смешного и/или умилительного трагического конца показывает, что для пользователя катастрофически смешиваются эстетические и биологические категории: трагедия может быть смешной или, что еще хуже, «мимимишной», а заполняя скуку, чтобы ее заполнить, он вполне готов обрести смысл своей жизни (помним, что развлечение за-
полняет франкловский экзистенциальный вакуум) нежизнью нежити и побороть страх смерти, став смертью - в конце концов, зомби - практически людоеды.
Размышления пользователя jbarrington не остались без ответа. Пользователь sibroman сообщает: «В книге Р и Джули трансцендируют в новый вид <...>; они оба заражают друг друга, но не жестоким, а любящим образом. Это раскрывается, когда их глаза становятся золотистыми»15.
Обращает на себя внимание выбор слов - герои не превращаются, а именно трансцендируют (transcend) в новый вид, который то ли жив, то ли мертв. Возникает некая принципиально новая форма жизни/нежизни.
На этом довольно странном примере хорошо видна гибридизация культур: то, что принципиально нетрансцендентно (нежить), пытается остаться собой, максимально - вернуться к потенциально трансцендентному, но это объявляется новой трансценденцией.
В то время как высокая культура пытается найти некие новые формы целеполагания для развития человечества, массовая культура пока что по большей части находится на пути к тому, чтобы объявить новой целью бытия человека ранее отрицавшийся путь буквальной анимальности, с одной стороны и, с другой стороны, смерти уже не как способа перехода к новой форме высшего существования, но как собственно новой формы бесконечного существования, покоящейся не на добровольно принятой смерти, но на бесконечных убийствах и воспроизводстве себе подобных. Или же она ощупью пытается создать новую трансценденцию из не- или лишь потенциально трансцендентной материи. Остается только следить за тем, что будет дальше.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Бузина Т.В. Самообожение в европейской культуре. СПб., 2011.
2Хоружий С.С. Ницше и Соловьев в кризисе европейского человека // Вопросы философии. 2002. № 2. C. 54.
3 Неклюдов С.Ю. Оборотничество // Мифы народов мира. Т. 2. М., 1982. С. 234-235.
4 Михайлова Т.А., Одесский М.П. Граф Дракула. Опыт описания. М., 2009.
5 Франкл В.Э. Основы логотерапии. Психотерапия и религия. СПб., 2000. С. 11.
6 Франкл В.Э. Основы логотерапии. Психотерапия и религия. СПб., 2000. С. 211-212.
7 Франкл В.Э. Основы логотерапии. Психотерапия и религия. СПб., 2000. С. 11-12.
8 Франкл В.Э. Основы логотерапии. Психотерапия и религия. СПб., 2000. С. 248.
9 Франкл В.Э. Основы логотерапии. Психотерапия и религия. СПб., 2000. С.
246.
10 Франкл В.Э. Основы логотерапии. Психотерапия и религия. СПб., 2000.
С. 280-281.
11 Франкл В.Э. Основы логотерапии. Психотерапия и религия. СПб., 2000. С. 193.
12 Boon K. The Zombie as Other: Mortality and the Monstrous in the Post-Nuclear Age // Better Off Dead. The Evolution of the Zombie as Post-Human. New York, 2011. P. 50-60.
13 Sorcha Ш Fhlainn. All Dark Inside: Dehumanization and Zombification in Postmodern Cinema // Better Off Dead. The Evolution of the Zombie as Post-Human. New York, 2011. P. 139-157.
14 http://www.imdb.com/title/tt1588173/board/flat/210322908?p=1 (дата обращения: 03.12.2013).
15 http://www.imdb.com/title/tt1588173/board/flat/210322908?p=1 (дата обращения: 03.12.2013).
References (Articles from Scientific Journals)
1. Khoruzhiy S.S. Nitsshe i Solov'ev v krizise evropeyskogo cheloveka [Nietzsche and Solovyev Within the Crisis of the European Man]. Voprosy filosofii, 2002, no. 2, p. 54. (In Russian).
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
2. Neklyudov S.Yu. Oborotnichestvo [Werewolfism]. Mify narodov mira [The Myths of the Peoples of the World]. Vol. 2. Moscow, 1982, pp. 234-235. (In Russian).
3. Boon K. The Zombie as Other: Mortality and the Monstrous in the Post-Nuclear Age. Better Off Dead. The Evolution of the Zombie as Post-Human. New York, 2011, pp. 50-60. (In English).
4. Sorcha Ni Fhlainn. All Dark Inside: Dehumanization and Zombification in Postmodern Cinema. Better Off Dead. The Evolution of the Zombie as Post-Human. New York, 2011, pp. 139-157. (In English).
(Monographs)
5. Buzina T.V. Samoobozhenie v evropeyskoy kul 'ture [Self-Education in European Culture]. Saint-Petersburg, 2011. (In Russian).
6. Mikhaylova T.A., Odesskiy M.P. Graf Drakula. Opyt opisaniya [Count Dracula. The Experience of Description]. Moscow, 2009. (In Russian).
7. Frankl V.E. Osnovy logoterapii. Psikhoterapiya i religiya [The Principles of Logotherapy. Psychotherapy and Religion]. Saint-Petersburg, 2000, p. 11. (Translated to Russian).
8. Frankl V.E. Osnovy logoterapii. Psikhoterapiya i religiya [The Principles of Logotherapy. Psychotherapy and Religion]. Saint-Petersburg, 2000, pp. 211-212. (Translated to Russian).
9. Frankl V.E. Osnovy logoterapii. Psikhoterapiya i religiya [The Principles of
Logotherapy. Psychotherapy and Religion]. Saint-Petersburg, 2000, pp. 11-12. (Translated to Russian).
10. Frankl VE. Osnovy logoterapii. Psikhoterapiya i religiya [The Principles of Logotherapy. Psychotherapy and Religion]. Saint-Petersburg, 2000, p. 248. (Translated to Russian).
11. Frankl V.E. Osnovy logoterapii. Psikhoterapiya i religiya [The Principles of Logotherapy. Psychotherapy and Religion].Saint-Petersburg, 2000, p. 246. (Translated to Russian).
12. Frankl V.E. Osnovy logoterapii. Psikhoterapiya i religiya [The Principles of Logotherapy. Psychotherapy and Religion]. Saint-Petersburg, 2000, pp. 280-281. (Translated to Russian).
13. Frankl V.E. Osnovy logoterapii. Psikhoterapiya i religiya [The Principles of Logotherapy. Psychotherapy and Religion]. Saint-Petersburg, 2000, p. 193. (Translated to Russian).
Татьяна Вячеславовна Ковалевская - PhD (Yale University), кандидат филологических наук, доктор философских наук, доцент; профессор кафедры иностранных языков факультета международных отношений и зарубежного регио-новедения Историко-архивного института Российского государственного гуманитарного университета.
E-mail: [email protected]
Tatyana Kovalevskaya - PhD (Yale University), Candidate of Philology, Doctor of Philosophical Sciences, Associate Professor; Professor at the Foreign Languages Department, School for International Relations and Regional Studies, Institute for History and Archives, Russian State University for the Humanities.
Email: [email protected]
