CC BY
15
ББК С55.566 + С55.4/5
ОТ «СЛУЖИТЕЛЯ КУЛЬТА» К «БАТЮШКЕ»: ТРАНСФОРМАЦИЯ КАТЕГОРИЙ СВЯЩЕННИКИ И ЦЕРКОВЬ В ОБЩЕСТВЕННОМ ДИСКУРСЕ ОТЕЧЕСТВЕННОГО СОЦИУМА (1984-2008)
П.А.Баёв1
Иркутский государственный университет, 664003, г. Иркутск, ул. Карла Маркса, 1.
Рассматриваются характер, направленность и динамика трансформации таких категорий, как «церковь» и «священники», которые подверглись трансформационному воздействию в последние годы существования СССР до сегодняшних дней. Анализ проведен с помощью контент-анализа (транссимволического анализа) текстов, опубликованных в одной из самых популярных в СССР/ России газет «Аргументы и факты» за период с 1984 по 2008 гг. Библиогр. 6 назв.
Ключевые слова: трансформация; трансформация категорий; транссимволический анализ; символическая триада; институт религии; церковь; секта; культ; священник; Русская православная церковь; новые религиозные движения.
FROM «CULT VASSAL» TO «FATHER»: TRANSFORMATION OF CATEGORIES OF PRIESTS AND CHURCH IN THE PUBLIC DISCOURCE OF NATIONAL SOCIETY (1984-2008) P.A. Baev
Irkutsk State University, Institute of Social Sciences, 1 Carl Marx St., Irkutsk, 664003.
The author discusses the nature, tendency and dynamics of transformation of such categories as «church» and «priests» that have been suffering a transformational impact from the last years of the Soviet Union to nowadays. The analysis is performed with the use of a content analysis (transsymbol analysis) of texts published in one of the most popular in the Soviet Union / Russia newspapers «Arguments and Facts» for the period from 1984 to 2008.
Key words: transformation; transformation of categories; transsymbol analysis; symbolic triad; Institute of Religion; church; sect; cult; priest; Russian Orthodox Church; new religious movements.
Под трансформацией в социальных науках принято понимать некий процесс коренного преобразования общественной системы и ее структур, т.е. этот процесс предполагает, что на месте разрушенных социальных концептов должны быть созданы иные социокультурные формы, выражающие совершенно конкретные социальные интересы (правовые, экономические, социальные), должен возникнуть новый институциональный порядок.
Трансформация в современной России - это особый и достаточно специфичный процесс изменений, поскольку он непосредственно связан с драматическими событиями, происходившими в нашей стране на протяжении более четверти века.
Первые признаки дестабилизации советской системы были ознаменованы концом «застойного периода» и началом «постбрежневской неопределенности». Перестроечный период с 1985 года внес определенный смысл, но, вместе с тем, дополнил картину советской жизни катастрофическими событиями. Постперестроечный период характеризуется появлением иных
«...любой символ - это прежде всего некоторое свидетельство смерти старых смысловых конструкций и возрождения некоторых новых вещей».
(В. Зеленский)
стрессоров, и самый главный из них связан с такими социальными потрясениями, как экономическая де-привация и социальная аномия, затронувшие практически всё население страны.
Трансформация института религии в особенности свидетельствует о том, что в природе человека континуально присутствует склонность к вере в потусторонние, трансцендентные силы, в чудеса и пророчества, к духовному повиновению перед любыми разновидностями церковной организации и их служителями. «Век высоких технологий» каким-то образом способствовал распространению такого социального феномена, как массовый страх перед будущим, который находит свое отражение в «катастрофическом сознании» современных людей и закрепляется в предрассудках, обычаях, нравах, мифах и религии [1]. По сути 21 век ознаменовался триумфальным религиозным реваншем. Россия на себе испытала последствия религиозной реставрации. В 90-е годы массовое увлечение российского народа религией достигло невообразимых высот, что стало напоминать средневековую пан-
1Баёв Павел Анатольевич, кандидат социологических наук, доцент кафедры культурологии и управления социальными процессами, тел.: (3952) 2G3556, e-mail: [email protected]
Baev Pavel Anatolievich, Candidate of Sociology, associate professor of the chair of Cultural Studies and Social Processes Management, tel.: (3952) 2G3556, e-mail: [email protected]
демию. В первую очередь подверглись изменению такие наиболее частотно воспроизводимые в общественном дискурсе социальные категории, как «церковь» (община) и «священник» (служитель культа). Являясь по сути функционально-детерминированными социальными смыслами института религии, эти категории «оживали» всякий раз, как только подвергались трансформации существующие социокультурные паттерны. Таким образом, их собственное социальное время набирало обороты с того самого момента, когда был подписан «смертный приговор» монополизированной советской культуре, построенной на принципах атеистического воспитания. «Железный занавес» был поднят, и на страну обрушился целый поток инородных культурных образцов, репрезентаций и инсценировок, приведших к культурному разрыву с прошлым и разрушивших культурное ядро некогда мощной и процветающей державы. Именно о таких процессах писал в свое время Талкотт Парсонс: «Социальная система, которая допускает слишком глубокое разрушение своей культуры, например, посредством блокирования процессов ее обновления, была бы обречена на социальную и культурную дезинтеграцию» [2].
Согласно мнению американского социолога Роберта Бэла, важнейшая задача науки, изучающей религию, заключается в том, чтобы обнаружить и классифицировать символические формы, из которых состоят религиозные феномены, «распознать, какими последствиями с точки зрения действия чревата приверженность им» [3]. Не вызывает сомнений и то, что «социальные последствия религиозной ориентации можно будет объяснить только после того, как мы поймем символическую структуру религии и ее посредническое действие через остальных людей» [3].
Для изучения процесса трансформации религиозного компонента социальной системы в его символическом содержании нами был использован транссимволический анализ (ТСА)2. Референтной точкой ана-
2 Контент-анализ содержания СМИ с использованием методики ТСА предполагает изучение трансформации «неося-
заемого» социального дискурса посредством выделения
следующих качественно-количественных компонентов (направлений анализа): частоты упоминания, объёма внимания (производное строк и знаков материала, посвященного той или иной категории), суммарного (по первым двум направлениям) рейтинга категории, оценочного контекста (положительная и отрицательная оценка), доминирующей символической триады (К-А-Д-символы). Положительная оценка формируется за счет информации позитивного, нейтрального и проблематично-сочувствующего характера, в то время как отрицательная - за счет информации негативного и проблематично-осуждающего характера. Доминирующая символическая триада стратифицируется на следующие принципиальные символы, обусловленные главными частями речи: когнитивный (К-символ, характерное частотное имя существительное, присваиваемое объекту), возникающий в процессе первичной сигнификации и наделяющий конкретные предметы, процессы и явления знаками; аффективный (А-символ, характерное частотное имя прилагательное), возникающий в процессе вторичной сигнификации, обозначающий признак предмета как морфологического, так и со-
лиза (т.е. последней точкой стабильности социальной системы) выбран 1984 год - это последний год до начала масштабных реформ в России. В то же время для религии и, конкретнее, выбранных нами категорий очевидности (церкви и священников) последующий 1985 год не является пока еще явным показателем начала преобразования. По крайней мере, на это указывают факты небогатого по общему объему освещения и содержательной части печатного материала, представленного в различных советских СМИ по вопросам религиозной жизни общества начала «перестройки».
В качестве источниковой базы исследования была использована самая популярная и массовая в СССР и России газета «Аргументы и факты». Выбор данного издания обусловлен его распространенностью и охватом различных социально-демографических групп.
Перед нами стояла задача исследовать характер, направленность и динамику трансформации религиозных отношений за выбранный период времени (1984-2008), т.е. за 25 лет. Общий массив проанализированных номеров газеты составил 1298.
Итак, первая категория - «Церковь» (также «деноминация», «культ», «секта»). Согласно церковно-сектантской типологии М. Вебера - Э. Трёльча, различные религиозные общности выстраиваются по признакам институционального развития организационных форм: от слабоинституциональной (культ) до институционализированной (церковь) с включением промежуточных позиций (секты и деноминации). Общеизвестно, что понятия «культ» и «секта» (как на уровне межличностных, межгрупповых коммуникаций, так и на уровне государственной политики) часто имеют негативный эмоционально окрашенный смысл. Однако данные категории анализа могут быть использованы в символических триадах, где, собственно, и требуется выявить оценочный контекст в отношении религиозных организаций.
Вторая категория - «Священники» включает духовных лиц, служителей религиозного культа. Можно встретить различные тождества, например: священнослужитель (на языке политкорректности), духовенство, батюшка или отец (неофициальное обращение в русском православии), отец (духовник или духовный отец в православии), поп (чаще в негативном смысле), старейшина (в протестантизме), шаман (в шаманизме) и т.д. Существуют также различные духовные звания в буддизме, исламе, христианстве (у католиков, православных, протестантов): митрополит, игумен, прелат, имам, лама, геген и т.д. Итак, каким же образом трансформировались в общественном дискурсе СССР/ России данные категории?
терный частотный глагол), обозначающий действие или состояние предмета, отражающий связи и взаимодействия, в которые вступают между собой предметы, процессы и явления. Частотным считается символ, повторяющийся в соотношении не менее чем 3 к 1 по отношению к другим символам объекта на протяжении обследованного периода
И,_
Церковь. В процессе анализа материалов «АиФ» было выявлено, что самым большим количеством упоминаний отличается крупнейшая в нашей стране конфессия - Православие и соответственно самая многочисленная (по количеству адептов) религиозная организация - Русская православная церковь Московской Патриархии. Наибольшее количество материалов, представляющих критику и отрицательную оценку, посвящено новым религиозным движениям (НРД). Им нет равных среди тех конфессий и религиозных объединений, которые подвергались критике на протяжении всего периода времени, начиная с 1984 года. Даже «западный католицизм» и «радикальный ваххабизм» суммарно по количеству «негативных историй» не превышают норм, обусловленных интересом к крупным историческим событиям (чеченские военные кампании и их последствия, «новый православный антипапизм»).
Обострения в 1984 году отношений между СССР и капиталистическим Западом дают церкви достаточно высокий рейтинг упоминаемости (хотя почти наполовину - 45% - в негативном, проблемно-осуждающем смысловом контексте), который держится еще несколько лет: «РКЦ (на Западе)3 - безнравственная -разжигает» (1985); «СЦЕХБ4 - антиобщественный -подстрекает» (1986); «культы - изуверские - подрывают» (1987). «Западная» церковь характеризуется как «конфликтующая» сторона, занимающаяся различной «подрывной» деятельностью, провокациями при помощи манипуляции общественным сознанием. Совершенно по-другому оценивается деятельность русской церкви. Если «западная церковь» (в лице СЦЕХБ и РКЦ) вступает в различные политические интриги (международного уровня, прежде всего, в отношении СССР), то «наша» церковь (речь идет о ВСЕХБ) проявляет патриотизм и силу духа: «ЕХБ» -«неподкупная» (Советом Церквей ЕХБ) - «помогает» (советской власти «разоблачать политических интриганов»).
Всплеск 1988 года говорит сам за себя (первая мощная волна со знаком плюс на 80%): «РПЦ - влиятельная - празднует»; «общины - церковные - создаются»; «центры - религиозные - обучают». Русская православная церковь празднует юбилейную дату, создается благоприятная почва для возникновения новых церковных общин и открытия религиозных центров в дидактических целях. 1990 год «знаменит» тем, что отдельные советские политики используют рели-
3Римско-католическая церковь, в данном случае имеются в виду представители РКЦ западных капиталистических стран.
4 Совет Церквей Евангельских Христиан-Баптистов, отделившийся в начале 1960-х годов от ВСЕХБ (Всесоюзного Совета Евангельских Христиан-Баптистов). В СССР разделение советских баптистов на СЦЕХБ и ВСЕХБ произошло по причине того, что «инициативники», вошедшие в Совет Церквей, не желали подчиняться новым указаниям «хрущевского» правительства, в частности регистрировать пресвитеров и все крещения, крестить после 30-ти лет и не чать детей религии.
гию в выборных программах, появляется доминирующая триада: «партия - православная - завоевывает».
С незначительными колебаниями в сторону увеличения (в 1995 году) на протяжении восьми последующих лет (1992-1999) наблюдается умеренное присутствие анализируемого объекта в печатных СМИ. Но в этой относительной «умеренности» рождается церковно-сектантская проблематика. Активный прозелитизм НРД вызывает у отечественного «потребителя» идиосинкразию на инициативную деятельность представителей различных культов и сект и в некоторых случаях даже психологическую «зависимость», провоцируя тем самым появление в газете новостных материалов. Наиболее характерные триады этих лет: «секты (культы) - иностранные (тоталитарные, деструктивные) - пропагандируют (зомбируют)», «храмы -православные - возрождаются».
В 2000-е годы внутри России обостряются конфликты с мусульманским и католическим мирами. Негативный рейтинг церкви стремительно растет (вторая мощная волна со знаком минус). За период с 2000 по 2002 год появляются следующие доминирующие триады: «РКЦ (о Западе) - агрессивная - выступает», «ваххабиты - тоталитарные - попирают (основы Ислама)», «РПЦ - консервативная (раздраженная) - враждует (с РКЦ)».
После небольшого затишья на страницах газеты актуализируются темы «соборности», «православия», «паломничества» и «монастырской жизни». Полным ходом идет возрождение церквей, строительство храмов, реставрация церковной утвари и проч. Открываются монастыри, в том числе для праздных посетителей (паломников и туристов). Гигантская волна сюжетов, освещающих различные стороны церковной практики, приходится на 2004 год (третья мощная волна со знаком плюс). Примечательно, что здесь в описании нетрадиционных церквей уже применяется термин «запрещенные» и не без оснований. Именно в этот период российские власти используют в отношении «нетрадиционных» религиозных общин силовые методы воздействия5.
Итак, с 1984 по 1990 год тема религии становится более «открытой и доступной». С 1991 по 1999 год новый качественный переход можно определить концом 1991 и началом 1992 года, поскольку здесь, как уже отмечалось ранее, произошли переломные события в жизни нашей страны (конец перестройки и прекращение существования СССР). Эти события оказали трансформационное влияние на мировоззренческие позиции людей. Люди ищут опору, чаще обращаются к церкви, вступают в различные религиозные организации. С другой стороны, после распада СССР в стране началось «смутное время», поэтому тема
5Напомним, что в 2002 году на территории Российской Федерации начал действовать Федеральный закон «О противодействии экстремистской деятельности» от 25 июля 2002 г. № 114-ФЗ, который является основополагающим нормативно-правовым актом в формирующейся государственной политике активного противодействия экстремизму во всех его проявлениях._
церкви отходит на второй план. Начинается активное распространение НРД, «окрещенных» прессой «деструктивными культами и тоталитарными сектами». Экономическая и политическая ситуация в стране нестабильна, люди теряют веру в будущее, стараются найти духовную и моральную поддержку в религиозных организациях. «Секты» пользуются доверием людей и стараются привлечь их к своей деятельности. Посещение церкви, совершение религиозных обрядов превращается в модное явление. Идет активное возрождение Русской православной церкви, однако и другие религиозные конфессии поддерживают высокий уровень популярности. С 1990 года про церковь уже говорят не только священники, но и предприниматели, известные актёры, режиссеры и просто люди, присылающие свои отзывы в редакцию «АиФ». «Обратная связь» - весьма примечательный раздел данной газеты, позволяющий проследить динамику общественного мнения по вопросам религиозного возрождения. Так, с начала и почти до середины 1990-х годов обрели популярность письма, где читатели спрашивают про церковные праздники, интересуются практикой поста и других обычаев. Встречаются и гневные письма, в основном обращенные к «сектантской» тематике. Появляются «экспертные» консультации по поводу того, как уберечься от их «тлетворного» влияния. В 2000-е годы мы наблюдаем целый ряд спадов и подъемов в рейтинге упоминаемости категории «церковь» (2000-2002 и 2004-2005 гг.). При этом первую высокую кульминацию можно обнаружить в 2001 году - самое большое число публикаций, посвященных категории «церковь». Церковь активно входит в жизнь общества. Люди начинают отмечать религиозные праздники. Этот период символизирует кульминацию «расцвета веры в Бога», а следовательно, и «веры в Его обитель - Церковь». Переломный 2002 год характеризуется тем, что Церковь окончательно «уверовала в свои силы». С ее позицией считаются политики и государственные деятели, «общаются» с ней на самые различные социальные темы, «спрашивают» ее мнения. Символичным можно назвать действия редакции «АиФ», разместившей на первой полосе некролог и статью о смерти Патриарха Алексия Второго (2008).
Таким образом, категория «церковь» за 25 лет претерпевает следующие характерные изменения на поле социокультурного дискурса. В 1980-е годы происходит формирование смыслов, функциональной необходимости церкви как социального института. «Перестройка» ознаменовала новый период в легализации церковной жизни: тема религии становится все более «открытой и доступной», церковь готова вступить и вступает в активный диалог с обществом. На излете холодной войны сохраняется критическое отношение к западным церквям (РКЦ, СЦЕХБ), которые «пытаются подкупить», по мнению авторов печатных материалов, советский народ и распространить антикоммунистические настроения. К концу 80-х постепенно меняется отношение общества к религии, появляются статьи с позитивным отношением к церкви как к важной составляющей процесса реформирования («перестройки») советского общества. Церквям воз-
вращаются утраченное имущество и храмы, теперь власти не ограничивают церковь в проведении религиозных культов и обрядов. Этот процесс продолжается и в 1990-е годы с той только разницей, что здесь вызревают условия для интеграции в российское общество различных сегментов церкви. Среди «традиционных» церковных образований лидирует Русская православная церковь, которая определена была в дискурсе как «Спасительница души». И в то же время церкви из числа «нетрадиционных»6 и новых религиозных движений, получив от общества в самом начале определенный кредит доверия, к концу тысячелетия выходят на передний план по числу упоминаний, но уже в контексте негативного дискурса, что повлекло создание устойчивой социальной стигмы: «деструктивные культы» и «тоталитарные секты» «процветают», «парализуют волю», «затуманивают разум», «заставляют страдать». Своего апогея категория «церковь» достигает в 2000-е годы, где в лице РПЦ Московского Патриархата она становится, по мнению авторов многочисленных статей, «неотъемлемой частью» общественной жизни России: «поддерживается государством», «демократизируется», «исцеляет от болезней», «осуждает (верующих) за (их) грехи», «возвращает недвижимость» и «занимается бизнесом». В то же время «секта» представляется как «обитель для безвольных», а деятельность «деструктивных культов» считается «незаконной» и «осуждается» в обществе.
Священники. В середине 1980-х годов в газете «Аргументы и факты» обнаруживают себя материалы с негативным оценочным контекстом по отношению к деятельности священнослужителей. Данная тенденция, как и в прежней категории анализа, обусловлена преобладанием публикаций, в которых освещались религиозные отношения в других странах (в основном капиталистических): «экстремисты - религиозные -пропагандируют», «Папа (Римский) - встревоженный -боится», «предатели в рясах - политические - противостоят» и т.д. На пике холодной войны эта реакция прессы была достаточно очевидной и предсказуемой. Был приказ «бить врага» со всех фронтов. Религия соответственно тоже попала в эпицентр пристального внимания советских политиков и пропагандистов, которые использовали её для манипуляции сознанием советских людей. Ведь написать «плохое» в адрес западного священника - значит косвенным образом выразить свое отношение вообще к этой группе людей. Влияние Запада на количество и содержание публикаций о религии в данном информационном источнике продолжалось до 1988 года. Однако и отечественные служители культа в эти годы испытывали на себе информационную отчужденность.
С 1988 года отношение к священнослужителям как к значимой для общества социальной группе начинает
6Понятия «традиционные» и «нетрадиционные» церкви в данном случае носят условный характер и используются здесь только для того, чтобы отделить господствующие на территории СССР/России религиозные вероисповедания от малочисленных и маловлиятельных.
постепенно меняться. Служители культа становятся «образованными», «достойными» и «преданными». Они «возмущаются» и «осуждают» социальные пороки и даже «просвещают» собственный народ. Критика священнослужителей становится редким явлением.
К середине 1990-х годов категория «священники» трансформируется в духовных «экспертов», консультантов и наставников для людей, испытывающих тягу к духовному воспитанию. Они (т.е. священники) «добродушные», «праведные» и «мудрые», «объясняют» природу вещей и «осуждают» человеческие пороки и грех. В обширном диапазоне синонимов формализованное слово «священник» постепенно вытесняется следующими альтернативами: «батюшка», «владыко», «отец», который бывает «суров» и может, если коснется, открыто демонстрировать несогласие с действиями власти.
Если во второй половине 1990-х годов служители культа были представлены в качестве профессиональной группы, одаренной особыми качествами, имеющей свои структурные образования, специфическую практику и традиции, то уже в 2000-е годы они идентифицируются с «элитной» группой, обладающей особой (не только духовной, но и социально-политической) властью. Священники являются участниками многих общественно-политических и культурных событий нашей страны. Они свободно высказывают свое мнение (в том числе «мнение Церкви»), и к этому мнению прислушиваются не только рядовые российские граждане, но и представители государственных органов власти.
С 2003 года священник на страницах «АиФ» приобретает через К-символ транссимволической триады (т.е. через имя существительное) конфессиональные и профессионально-статусные признаки, преобладающие в основном среди православного духовенства: «патриарх», «митрополит», «протоиерей», «настоятель», «монах» и др. Вместе с тем, отмечен и рост упоминаемости священников - представителей и руководителей иных конфессий: «Папа Римский», «далай-лама», «муфтий». Последняя тенденция не связана, на наш взгляд, с возрастающим интересом к различным конфессиям и религиозным мировоззрениям. Скорее всего, это явление носит ситуативный характер: приезд в Россию известного религиозного деятеля, обострение политической ситуации (например, на Кавказе) и т. д.
С 2006 года обнаруживается еще одна характерная тенденция, обусловленная возрастающей борьбой с социальными недугами (наркоманией, СПИДом, беспризорностью и детской преступностью). В доминирующих символических триадах священникам приписываются «терапевтические» характеристики: «духовный врач - нужные - разбираются (в болезнях)» (2006); «служители - инициативные - подают пример» (2006); «пастыри - строгие - предупреждают» (2007). Это может говорить о том, что общество, в принципе, «созрело» для признания за служителями культа потенциальных возможностей в успешном решении проблем, связанных с социальными девиациями, при помощи духовно-нравственного воздействия.
Некоторые специфические особенности были обнаружены в 2007 году. С одной стороны, «добрые пастыри», «батюшки» и проч. «живут», «молятся» и «прославляют» имя Бога. С другой, - они «предупреждают» свою паству об опасности, исходящей от «деструктивных культов» и «тоталитарных сект». О самих «сектантах-священниках» тоже говорят и пишут. Но достаточно мало и соответственно в проблемно-осуждающем контексте: «сектант - новоявленный -запрещает». Данные смыслы и настроения сохраняются в анализируемом массмедиа на протяжении нескольких лет - с 2004 по 2008 год.
Таким образом, священники 1980-х годов - это в основном отстраненная от общества группа населения, ведущая свой «странный» и «закрытый» образ жизни. В 1990-е - это уже группа «компетентных» людей, проводящих «модные» церемонии и церковные праздники. С 2003 и вплоть до 2008 года - группа «экспертов», обладающих почти безукоризненным опытом и компетенцией в вопросах религии и веры, их мнение вызывает интерес у большинства граждан, не подвергаются критическому осмыслению даже самые откровенные нелепости, расходящиеся со здравым смыслом, они часто выступают в роли интервьюируемых и консультантов по различным социальным проблемам. С 2008 года - это уже «духовная элита», способная задавать тон и контролировать мнение отдельных социальных групп населения. Таковы на сегодня результаты трансформации категории «священники», представленные в печатных текстах газеты «Аргументы и факты».
Что касается поисков рейтингового и содержательного соответствия между близкими категориями анализа «церкви» и «священников», то здесь не обнаруживаются прочные логические взаимосвязи и детерминации. Приходится констатировать примерно следующее: «церкви» - отдельно, «священники» -отдельно, а имеющиеся синхронности 2003-2005 годов проявили, на наш взгляд, свою линейную корреляционную зависимость благодаря масштабным событиям (исламский терроризм, проблемы с Ватиканом и др.), вызвавшим необходимость обращения к специалистам особого рода - духовным «экспертам» и «терапевтам», носителям сакральных знаний.
Итак, церковь как новый идеологический механизм пришла на смену старому, светскому. Известный отечественный мыслитель Александр Зиновьев, размышляя над метаморфозами, происходящими в нашей стране, пишет о том, что «идеи христианства давно были бы забыты, если бы не церковь» и те личности, объединенные под ее «идеологическим» началом [5]. По всей вероятности, частотное упоминание церкви и социальной группы «экспертов», «терапевтов», т.е. священников не было казуальным совпадением, а являлось закономерным процессом рождения или даже возрождения (поскольку речь идет об элиминированной в советское время институции религии) новой культурной формы. А дальше, через церковь и ее «экспертно-терапевтическое ядро» - священнослужителей закономерным образом в общественном сознании закрепляются «нужные» идеи и ценности, влияю-
щие на процессы социокультурной идентификации личности современного жителя России.
В заключение хотелось бы подчеркнуть одну специфическую особенность сложившейся религиозной ситуации в сегодняшнем российском обществе. Объяснение причин всплеска интереса к церкви, священнослужителям и распространения влияния православной религии на российское общество в целом следует, на наш взгляд, искать не столько в самом смысле массовой популяризации религиозных феноменов или в политике либерального плюрализма постсоветского правительства, сколько в проблеме взаимодействия Церкви (РПЦ) с государственной властью и социальными институтами, и в особенности с институтом образования. В программу общеобразовательных школ ввели предмет «Основы мировых религий» (изучение «божьих законов»), а в вузах - специальность «Теоло-
гия». При этом совершенно не ясно, почему столь титанические усилия Московского Патриархата и РПЦ, предпринятые с благородной целью формирования культурного и нравственно-духовного облика нашего народа, уже более двух десятилетий не могут увенчаться простым статистическим перевесом «добрых» сил над «злыми»? Почему, например, рост числа объявляющих себя верующими не способствует снижению уровня преступности в нашей стране? Или, почему столь колоссальные интеграционные возможности Церкви не помогли государству за четверть века сформировать единую национальную идеологию? Видимо, они исчерпали себя на поприще решения конфликтов, в основе которых лежат не социальные и нравственные, а территориально-имущественные и церковно-канонические споры.
1. Катастрофическое сознание в современном мире в конце ХХ века (По материалам международных исследований) / В.Э. Шляпентох [и др.]; под ред. В.Э. Шляпентоха, В.Н. Шуб-кина, В.А. Ядова. М.: МОНФ, 1999. 347 с.
2. Парсонс Т. О социальных системах / Под ред. В.Ф. Чес-ноковой и С.А. Белановского. М.: Академический Проект, 2002. С. 106.
3. Белла Р. Религия как символическая модель, формирующая человеческий опыт / Религия и общество: хрестома-
ческий список
тия по социологии религии для вузов. В 2-х ч. / Сост.: В.И. Гараджа, Е.Д. Руткевич; общ. ред. и вступ. ст. В.И. Гараджа. М.: Наука, 1994. Ч. 1. С. 117-118.
4. Кармадонов О.А. Социология символа. М.: Academia, 2004. Раздел II. С. 122-233.
5. Зиновьев А.А. Русская трагедия. М.: Изд-во Алгоритм, Изд-во Эксмо, 2008. С. 553-608 с.
УДК 81'37
СТРАТЕГИИ ОБРАЗОВАНИЯ ПРОИЗВОДНЫХ ЗНАЧЕНИЙ (НА МАТЕРИАЛЕ СУЩЕСТВИТЕЛЬНЫХ С ОБЩИМ ЗНАЧЕНИЕМ «ВОЗВЫШЕННОСТЬ КОНИЧЕСКОЙ ФОРМЫ»)
О. А. Башкирцева1
Иркутский государственный университет, 664000, г. Иркутск, ул. Чкалова, 2.
Систематизированы способы актуализации информации при производстве значений в количественном аспекте; выделены стратегии, ранее не описанные в научной литературе. Действие описанных стратегий можно наблюдать на любом языковом материале. Библиогр. 1 назв.
Ключевые слова: полисемия; прототипическая ситуация; стратегия образования значения; диффузность значения; релевантный признак; нерелевантный признак.
DERIVATIVE MEANING FORMATION STRATEGIES (BASED ON NOUNS WITH A COMMON MEANING «UPLAND OF A CONICAL SHAPE») O.A. Bashkirtseva
Irkutsk State University, 2 Chkalov St., Irkutsk, 664000.
The author systematizes methods of information updating when producing meanings in quantitative aspect. She identifies the strategies that were not previously described in the scientific literature. The action of the described strategies can be observed in any language material. 1 source.
Key words: polysemy; prototypical situation; strategy of meaning formation; diffusivity of meaning; relevant feature; irrelevant feature.
1Башкирцева Оксана Александровна, аспирант, тел.: (3952) 243995, e-mail: [email protected] Bashkirtseva Oksana Alexandrovna, postgraduate student, tel.: (3952) 243995, e-mail: [email protected]
